Текст книги "Пламени цветок ярко-рыжий цвет (СИ)"

Автор книги: Светлана Кармальская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

  – Глупости, – резко ответила девушка, – уже светает, а ты, кажется, забыл – кому принадлежит эта земля? Вокруг имения не только стена, но и защитные чары: не пропустят ни хищника, ни разумное существо, что задумает попасть в усадьбу с недобрыми намерениями. И вообще, хочу побыть одна.

  Упала роса. Высокая трава на лугу стала совершенно мокрой и пока Айтарэ шла сквозь густые заросли душистого клевера и горошка, платье полностью отсырело и теперь холодило кожу. Ей казалось – она идет по пояс в воде.

  Обогнув озеро, золотоглазая остановилась, раздумывая – подняться к дому, стоявшему на холме или пройти чуть дальше по берегу – к своему любимому местечку? Охватило нестерпимое желание – увидеть море, прямо сейчас. Коснуться языком горько-соленой влаги, окунуться в манящую синюю глубину. Здесь недалеко – если идти напрямую сквозь рощу и поля, то не больше часа. Но тогда Сол точно забеспокоится, отправится искать чего доброго, в таборе поднимется переполох. Удивительно, почему он раньше не пришел за ней? Айтарэ нарочно медлила, сидя у костра, надеялась – милый вот-вот появится.

  Он стал такой странный в последнее время, невеселый и озабоченный, прошлым утром вдруг спросил её: а могла бы ты уехать со мной? Далеко-далеко, в чужую страну, оставить своих друзей и родных.

  У Айтарэ на миг остановилось сердце.

  – Да, – прошептала она дрожащими губами и замерла, ожидая продолжения.

  – Ну-у, это ты сейчас так говоришь, – с сомнением протянул эльф, – а на деле вряд ли решилась бы, – и быстро вышел из комнаты.

  Воспоминания отозвались в душе горечью, – нет, надо отважиться и откровенно высказать ему всё, что наболело, просто спросить в конце концов, любит ли он её! И если он, как обычно, попробует отделаться ничего не значащими шутками, тогда! Что "тогда" рыжая не знала. Уйти от него, боже, самой? При одной мысли о возможности разлуки кровь прилила к сердцу горячей волной, и оно замерло от пронзительной боли, а потом встрепенулось, забилось неистово, сильно, так, что стало трудно дышать.

  Нет, море подождет... Сначала домой.

  Она поймала себя на том, что машинально назвала этот чужой и красивый замок домом. Почему? Очень просто... Там, где живет её синеглазая любовь, там и её дом!

  Вестибюль был пуст. Чисто промытый мраморный пол заливали солнечные лучи. Во всём здании царило полное и абсолютное безмолвие. Ни голосов, ни звука шагов. Видимо, слуги тихонько сидят у себя во флигеле. Может кому и показалось бы это странным, но не юной меройке. Уж ей лучше других было известно – хозяин предпочитает поспать подольше и сердится, если ретивая челядь шумит спозаранку. Рыжая слабо усмехнулась: в поместье, защищенном столь сильными чарами, опасаться некого и нечего. Взбежав по лестнице, толкнула дверь в комнату. Тишина, полумрак за плотными шторами, почти не пропускающими утренний свет. Неслышно ступая, золотоглазая подошла к окну – отворила створку, впуская свежий ветер и щебетание птиц. С лукавой улыбкой на цыпочках прокралась к ложу... Отдернула балдахин, странно – зачем его вообще закрыли, ведь Сол не любит этого... Ровный шелк покрывала. Здесь и не ночевал никто! Несколько минут, ничего не понимая, Айтарэ смотрела на несмятую постель, затем, повернувшись, окинула растерянным взглядом спальню. Внимание её привлек сложенный вдвое бумажный листок на столе, придавленный небольшим малахитовым пресс-папье. Двигаясь точно во сне, девочка подошла, протянула руку, уже догадываясь, что увидит. Всего-то и нужно развернуть письмо и прочесть... Наверняка милый срочно уехал по делам: может в королевскую резиденцию или во дворец посольства аватаров, расположенный на главной площади Лимэя. А ей оставил записку, чтобы не беспокоилась. Почему же так дрожат руки и строчки прыгают перед глазами?

  "Милая моя душенька, радость моя, ты и представить не можешь, до чего грустно мне писать эти слова! Но, поверь, я не в силах ничего изменить! Отец требует моего срочного приезда в Балесферн и даже слышать не желает ни о каком промедлении! Увы, неподчинение родительской воле грозит большими неприятностями, и потому нам придется расстаться! О, сколь пусто и одиноко будет моему израненному сердцу в отчем доме! Как бы мне хотелось бродить вместе с тобой по диким землям, есть простую пищу, приготовленную на костре, ласкать и целовать тебя всю ночь напролет, просыпаться на рассвете под сенью шатра и пение соловьев! Горько сознавать, но эти мечты останутся лишь мечтами! Моя душа буквально обливается кровью, ведь ты по-прежнему будешь вольной пташкой, а меня призывает сыновний долг! Прошу тебя, Айтарэ, не печалься, иначе твои слезы разобьют моё сердце. Чтобы утешить мою обожаемую девочку, оставляю на столе рядом с письмом кошелек, в котором сто золотых монет, они помогут тебе и твоей семье на первых порах. И вот ещё, душенька, я знаю – сложно отказаться от удобства и комфорта, к которым ты, несомненно, привыкла в моем имении! Если ты не пожелаешь вновь отправиться в дальние странствия с табором, утомляя свои прелестные нежные ножки, то есть выход. Мой братец Энорриэль более чем неравнодушен к тебе! Разумеется, будучи мне хорошим и верным другом, он не позволял и намека на свои, несомненно пылкие чувства, но сейчас, когда ты свободна, то можешь опереться на него! Право, зная, что о тебе есть кому позаботиться, я буду спокоен! Душенька моя, рекомендую не пренебрегать этой возможностью! Внимания и покровительства мужчин из рода Рейн-Асх добиваются немногие, а тебе удача сама плывет в руки! Впрочем, ты этого заслуживаешь, милая моя, несравненная! Сейчас, читая это письмо, ты, бесспорно, испытываешь сильное огорчение, но когда слезки высохнут, умоляю, прислушайся к моему совету и не отталкивай кузена!

  Будь счастлива, моя сладкая, золотая девочка, навсегда твой Соллендиэль!"

  Неподвижным взором Айтарэ глядела на изящные буквы, четко выделяющиеся на голубоватом фоне. Время остановилось, смолкли звуки, выцвели краски окружающего мира, осталась лишь пустота, заполненная серым маревом... Девушка разжала пальцы, письмо медленно спланировало на ковер, а рыжая все пятилась от него, словно от мерзкого насекомого, пока не наткнулась на что-то, оказавшееся кроватью. Ноги её подкосились и меройка буквально рухнула на ложе, постанывая и задыхаясь от обжигающего ощущения стыда, чувствуя себя раздавленной, вывалянной в грязи, униженной до предела. Волна всепоглощающего горя и гнева накатила, в один миг затопив душу целиком. Сердце бешено колотилось, а лицо горело от обиды, дыхание прерывалось и зубы стучали друг о друга, но Айтарэ не издавала ни звука. Прошло несколько секунд и слезы хлынули из янтарных глаз неудержимым потоком, а из полуоткрытого рта вырвался страшный душераздирающий вой. Она била кулаками подушки и каталась по широкой постели, скуля, точно раненый зверь. Боги, как же хотелось умереть, исчезнуть из этого мира, раствориться в блаженном небытии, лишь бы не чувствовать дикую боль и отчаяние, разрывающие её изнутри.

  Как она оказалась на берегу залива, рыжая девчонка не помнила. Лишь когда сильный влажный ветер ударил в грудь, да мелкие соленые брызги фонтаном оросили лицо, она пришла в себя. Оглянулась кругом – пусто. Только мерно рокочут волны, тяжело вздымаясь и медленно опадая на прибрежные камни.

  Зайдя по колени в воду, Айтарэ остановилась.

   Море, прими меня, дай уснуть,

  Тихо сомкни надо мною воды.

  Пусть корабли продолжают путь

  От несвободы до несвободы.

  Море, прими меня, успокой -

  В бездне твоей ничего не важно.

  Море... я падаю глубоко.

  Я навсегда утоляю жажду.

  Море, глаза твои холодны.

  Я упиваюсь пасмурным цветом

  Каждой рожденной тобой волны.

  Там, на поверхности, без ответа

  Пусть остается людская скорбь,

  Развоплощаясь прибрежной пеной.

  Море... я падаю глубоко.

  Я приближаюсь к ядру системы.

  Я забываю твои миры,

  Брызги на солнце, чужое счастье...

  Море... я выхожу из игры.

  Не торопи меня возвращаться.* (стихи О. Барминой)

ЭПИЛОГ

  Эпизод первый.

  Побережье Западного океана. Вблизи границы Аскора.

  Гальмо сидел на плоском пористом камне у самой воды. Чуть дальше у кромки леса был разбит лагерь. Там вовсю кипела жизнь: слышались крики детей, перебранка женщин, треск ломаемых для костра сучьев. Мужчины неторопливо распрягали коней, стучали обухами топоров, вбивая колья поглубже в рыхлую песчаную землю. Натягивали бечевки для крепления шатров.

  – Эй, ты чего тут сидишь?

  Сын баро оглянулся. Несколько девушек, прижимая к себе собранное в охапку бельё, направлялись в сторону ручья, впадающего в залив.

  – Стирать собрались? – Буркнул он, – вот и ступайте.

  – А работу кто делать будет, ночлег ладить? Мать одна, что ли? – не унималась Изра.

  – Все уже сделано, и шатер стоит, отвяжись, назола.

  – Тебя отец зовет, тетку надо из повозки под крышу перенести.

  Гальмо поднялся. Сердце сжалось от боли, ставшей уже привычной.

  С тех пор, как он принес весть о гибели названной сестренки, знахарка слегла. Не помогали ни травяные отвары, ни заговоры, которыми, по правде говоря, внучатый племянник владел плохо. Женщина угасала день ото дня.

  Эх, зачем только Айтарэ связалась с этим графским отродьем! Ведь как просили её – и Дольяна, и Гальмо, даже сам Бродур веско промолвил – смотри девка, с огнем играешь, сартанская знать не чета твоим эльфам. Это перед ними ты могла выкомыривать, да кричать – де, мол, убирайся! А здеся, гляди, как бы вместо золота нож в бок не получить, аль стрелу!

  Парень вздохнул, чувствуя, как увлажнились глаза. Погода сегодня пасмурная, как и тогда, когда они покидали Аскор. Разница лишь в том, что сейчас не осень, а весна и с ними больше нет золотоглазой веселой девчонки... И никогда не будет. При мысли об этом стало трудно дышать и, помимо воли, память открылась, выпуская картины прошлого.

  В тот день с утра моросил мелкий холодный дождь, небо было затянуто низкими свинцовыми тучами, к вечеру люди и кони еле передвигали ноги, отяжелевшие от налипшей грязи. Колеса увязали в раскисшей глине и табор двигался со скоростью улитки. До сартанской границы оставалось не больше часа, а в двух тирах за нею на большаке стоял обширный постоялый двор – «Раздольный», известный всему странствующему люду и торговым караванам. Отец, посоветовавшись с теткой, принял решение – зимовать в Льярде, там у мероев имелась возможность подзаработать, а кроме того – что было немаловажно: один из городских трактиров и заезжий дом при нем принадлежали дальним родственникам Бродура.

  Айтарэ сидела на передке кибитки рядом с Дольяной, равнодушно глядя на мокрые пряди пожухлой травы и полуоблетевшие деревья. Вчера ближе к ночи обоз догнал Энорри. Привез кисет с сотней золотых, оставленный ею в спальне. Девушка не произнесла ни слова, даже головы не повернула, но баро уважил просьбу эльфа остановиться. Все одно – темнеет уже, время разбивать лагерь. Вожак принял деньги и, заметно обрадованный большой суммой, низко поклонился дорогому гостю, приказал женщинам не беспокоить его. Коли желает беседовать с приемышем ведуньи, пускай.

   Аватар сам снял девчонку с высоких козел, предложил прогуляться, мол, надо поговорить. Гальмо, делая вид, что собирает хворост, тенью скользнул за рыжей, благо ни она, ни её собеседник не обращали внимания на окружающих.

  – Почему решила уехать? Я настолько не нравлюсь тебе?

  Долгое молчание. Юный мерой, затаив дыхание, прижался к влажному древесному стволу, стараясь слиться с ним.

  – В твоих глазах раньше сиял живой свет, а теперь... Они словно янтарь, посыпанный пеплом.

  Гальмо стиснул зубы: "как смеет этот разряженный нелюдь вслух говорить о том, в чём виноват сам, или его брат, да все равно!"

  Парень не мог без боли смотреть в мертвые, потухшие глаза своей названной сестренки. Будь они прокляты, богатые бездушные твари! Как их земля только носит?!

  В те мгновения он молился всем богам, лишь бы Айтарэ отказала, прогнала прочь это чудовище в облике человека. Остроухий ведь натешится ею, а потом также посмеётся, как тот, первый – белокурый красавец!

  – Скажем так – ты вызываешь у меня чуть меньшее отвращение, чем Соллендиэль, потому и говорю с тобой.

  Гальмо поразился холодному презрению, прозвучавшему в её голосе: словно госпожа снизошла до ничтожного слуги.

  Аватар, неприятно удивленный тоном собеседницы, покачал головой, – и что ты скажешь мне?

  – Пошел прочь.

  – Я ведь мог бы и заставить, – мужчина произнес эти слова с чуть заметной угрозой и сын вожака напрягся. Пальцы непроизвольно сжали рукоять узкого длинного ножа, висевшего на поясе.

  – Попробуй, – бесконечное высокомерие в изгибе губ и самоуверенно поднятый подбородок так не вязались с тонкой беззащитной фигуркой, закутанной в старую шаль, что гнев Энорри растаял: "несчастный ребенок. Она безумна от горя и защищается, как может".

  – Не стоит меня бояться. Я никогда не причиню тебе вреда.

  И после недолго молчания, – прости моего брата, если сможешь. Вот, возьми.

  В полутьме Гальмо с трудом различил кожаный мешочек на ладони непрошеного гостя.

  – Не сори зря деньгами, мне уже заплатили. Целых сто солов. Ты ведь передал эти деньги баро? Я видела. Хорошая цена за любовь бродяжки.

  Девочка внезапно рассмеялась, хотя эти сухие и равнодушные звуки было трудно назвать смехом, – зато теперь известна моя стоимость, вполне прилично. Признаться, я рассчитывала на большее, но... Зато честно. К чему произносить глупые пустые слова, один пшик, воздух! Монеты – настоящие, полновесные – вот где реальность, и заметь – без всякого обмана. Надеюсь, Сол не подсунул фальшивку?

  – Здесь другое, – с трудом выдавил растерянный и хмурый Энорри.

  – Другое? Как? Разве нам – мероям требуется что-то ещё, кроме денег?

  – Это амулет, возьми.

  Айтарэ небрежно оттолкнула протянутую руку, – убирайся, мне от тебя ничего не нужно, – повернулась и пошла к фургону, не оглядываясь.

  Эльф на несколько секунд застыл в неподвижности, затем чуть повернул голову, – эй ты, выходи за-за дерева, щенок. Да не хватайся за свой ножик! Им только кур резать. На, держи!

  Гальмо отшатнулся, – нет!

  – Дур-рак, возьми, кому сказал! Если ей будет нужна помощь... когда-нибудь, достань отсюда кристалл и активируй его! В тебе есть сила, я знаю.

  *********

  Сейчас, вспоминая тот далекий осенний день, сын баро проклинал себя за глупую молитву! Зачем боги послушали его? Если бы рыжая вернулась в Лимэй с сероглазым нелюдем, то была бы сейчас жива. Но судьба распорядилась иначе.

  До Раздольного табор добрался уже по темноте. Ворота каретного сарая были открыты и в свете фонаря мерои разглядели роскошный экипаж с золочеными накладками на дверцах, которые начищали слуги. На вопрос баро, будет ли возможность переночевать, конюх лениво процедил, – местов полно! Господа все лучшие номера наверху заняли, да вам-то они всё одно без надобности!

  В чистой половине, отделенной от общего зала тяжелыми шторами, ужинала компания знати.

  – Гербы клана Энтильяр, – ахнула Долья, – наследник ихний с друзьями! Ай-яй, слыхала, они до женского полу сильно охочи! Вот что девонька, ступай-ка отсель, я тебе в комнату покушать принесу.

  – Вы ужинайте, я сей момент на поднос всё соберу да с собой и прихватим, правда? Пошли, Айти, – Гальмо с готовностью поднялся с табурета.

  Не тут-то было. Рыжая оттолкнула его и внезапно, самым категоричным тоном заявила, – вот ещё! С места не двинусь!

  Все попытки убедить девчонку одуматься оказались бесполезны. Она словно с ума сошла: хохотала громче всех и разговаривала, перекрикивая остальных, сама налила и выпила полный бокал крепкого вина. Не дожидаясь окончания ужина, потребовала, чтобы ей дали киару и, к изумлению таборных, заявила – петь буду!

  – Ты ж не умеешь, – Дольяна совершенно потерялась, не понимая, что такое нашло на приемыша.

  – С чего ты взяла?

  – Так раньше...

  – Мало ли, что было раньше!

  Голос у Айтарэ оказался превосходным, не хуже, чем у Изры, а может и лучше. Пожалуй, лучше... А эдаких красивых песен никто и не слыхал прежде.

  Молодые дворяне недолго оставались за занавеской. Учуяв, какое веселье идет по соседству, приказали убрать мешающий полог, хлопали да смеялись. Вскоре прислали несколько бутылок вина мужчинам и сласти девушкам.

  Айтарэ сунулась в мешок, теребила бечеву, пытаясь развязать, – эй, Карьян, помоги.

  Щеки её раскраснелись, глаза лихорадочно сверкали.

  Гальмо со стесненным сердцем наблюдал за названной сестренкой – боги, да что ж с ней делается!

  Рыжая вытащила кусок яркой ткани, накинула на плечи, швырнув инструмент Изре, велела, – а ну, играй! Да повеселее!

  – Что творит девка, – еле слышно простонала Долья, – ай глупая, из огня да в полымя попадет!

  Меллек Энтильяр – белокожий голубоглазый блондин (что большая редкость для уроженца Сартании) был хорош собой и пользовался огромным успехом у женщин, с легкостью меняя возлюбленных. Он не привык тратить время на долгие ухаживания, зачем, когда достаточно поманить пальцем! Но эта чаровница – в ней было нечто, поразившее его в самое сердце.

  Молодой граф не мог отвести горящего взора от ослепительно красивого лица и точеной фигурки, птицей носящейся по комнате. Держа за концы алую с желтыми разводами шаль, девушка взмахивала ею, освещая всё кругом блеском шелка. Широкая юбка так и летала вокруг маленьких босых ножек, стройные колени то исчезали в пышных складках, то вновь обнажались! На мгновение меройка остановилась, подошла к огромному очагу и, распустив волосы, встряхнула ими. Меллек так и подался вперед, пожирая её глазами. С насмешливой улыбкой танцовщица взглянула на юношу и, резким движением бросив ему свою шаль, всю пропитанную необычными экзотическими ароматами, вновь начала двигаться под аккорды киары – стремительно, плавно, грациозно. Между тонких смуглых пальцев сверкали серебряные сагаты, отбивая ритм, длинные каштаново-золотые кудри развевались по воздуху, подобно языкам пламени. То отступая в тень, то выходя в центр зала и приближаясь к зрителям, она всё кружилась – гибкая и подвижная, напоминая видение, сотканное из струящегося огня и соблазнительной красоты.

  Ни баро, ни ведунья так и не смогли унять Айтарэ, куда там, аж на стол дворянам запрыгнула, плясала среди тарелок, а захмелевший графчонок всё пытался ноги ей целовать.

  – Они грязные, я ж босая, – рыжая хохотала, как шальная.

  – Ничего, вылижу, – бормотал Энтильяр, в самом деле пытаясь схватить губами её ступни, – на возьми, – и стаскивал с собственных рук драгоценные кольца с огромными сверкающими камнями, – всё тебе, дарю!

  – Да ну, большие, – пренебрежительно отпихивала его девчонка, – куда мне их!

  – А сюда? – он пытался надеть украшения на запылённые пальчики ног, – сюда подходят? Пойдешь со мной, а?!

  Подцепив ножкой подбородок парня, золотоглазая приподняла его, – посмотрим... завтра...

  Воспоминания пробудили в душе Гальмо смутный гнев. На кого? Он и сам не знал: на судьбу, на богов, что играют человечьими жизнями?

  В рыжую девчонку словно демоны вселились. Дразнила наследника Энтильяров, то маня, то глумясь и отталкивая, а парень и не думал сопротивляться. Словно привязанный, ехал за табором, благо конечная цель была одна – Льярд. Горячил коня, красуясь перед меройкой, и без конца уговаривал Айтарэ, по приезде в столицу, поселиться у него дома. Раззадоренный неутоленным желанием и охотничьим азартом, графский отпрыск обещал золотые горы капризной девчонке, а та лишь заливалась смехом в ответ.

  Гальмо диву давался, почему далеко не глупый молодой мужчина, притом избалованный женским вниманием, не видит, какая издевка играет в янтарных глазах, как зло улыбаются алые губки.

  **********

  От тягостных мыслей его отвлек голос матери. Взяв у неё пиалу с травяным настоем, сын баро отодвинул полог шатра и тихонько вошел внутрь.

  Дольяну устроили с максимальным комфортом – на трех сложенных стопкой тюфяках, под головой пышная подушка. Присев возле тетки и придерживая сосуд, чтобы больная не облилась, юноша с жалостью смотрел на её осунувшееся резко постаревшее лицо, ввалившиеся, точно у древней старухи глаза.

  – Ты куда это собралась, а? Бросить меня хочешь, ничему не научила...

  Неловкая шутка осталась без ответа. Впрочем через несколько минут ведунья с трудом разлепила веки, – где моя доченька? – проскрипела она, – ты ведь спас её?

  Чувствуя, что сейчас позорно разревется, Гальмо выскочил на воздух. Не видя ничего от слез, застилающих глаза, побрел по пустынному берегу дальше, как можно дальше от костров и детского смеха, от веселых голосов и переборов киары.

  Если бы он тогда не поступил так глупо, Айтарэ можно было бы спасти!

  Когда рыжая заявила, мол в столице в графском дворце собирается жить, то Гальмо разозлился! Сдуру решил припугнуть названную сестренку, дескать, отыщется на неё управа.

  Потрясая мешочком, зажатым в кулаке, воскликнул: Энорри мне амулет дал, вызову его и пусть остроухий с тобой разбирается, коли сама не понимаешь опасности. Родня то графа на все пойдет, чтобы тебя, глупую, с дороги убрать! Так уж пусть лучше эльф себе заберет, чем наймит – душегуб прикончит!

  Услышав эти слова, Айтарэ оскалила зубы в недоброй усмешке и так быстро метнулась к нему, что юный мерой невольно отшатнулся. Померещилось – зрачки глаз вспыхнули нечеловеческим огнем и странно вытянулись, ну прямо змея – да и только.

  Не успел Гальмо отдернуть руку, как девчонка выхватила амулет да и зашвырнула подальше в воду. На ту пору табор через реку переезжал, аккурат посередине моста были.

  Парень только выругался. Тетка ему потом всё выговаривала, зачем орал-то? Коли нужда приспела бы, так втихаря бы вызвали остроухого и дело с концом!

  Но колесо рока уже завертелось и жалкие потуги людишек ничего не могли изменить.

  Не прошло и трех айн, как клан Энтильяр, обвинив рыжую девчонку в колдовстве, потребовал от короля заключить её в темницу и, более того, приговорить в сожжению, как злую ведьму, опутавшую приворотом их старшего сына. Дольяна в страхе бросилась в местный Ковен, моля о помощи.

  Архимаг Сартании дан Ривас Зильвион, к которому умудрилась прорваться обезумевшая женщина, обещал разобраться во всём.

  Тонко улыбаясь, пошутил, – думаете, вернулись темные века? Не беспокойтесь, матушка, у совета магов достаточно сил и влияния и, разумеется, мы не допустим подобной дикости. Потерпите: скоро ваша, без сомнения, очаровательная дочка возвратится к родным в целости и сохранности.

  Успокоенная, тетка вернулась в табор и мерои терпеливо ждали исполнения обещанного. Но каков же был их ужас, когда спустя пять дней герольды объявили о костре на храмовой площади, где будет предана огню опаснейшая чернокнижница, едва не погубившая своей волшбой наследника древнего семейства, родственного правящей династии.

  Гальмо с Дольяной вновь устремились в Ковен, бесполезно! Не помня себя от горя, опухшая от слез, знахарка бросилась в ноги лорду Ривасу, когда тот садился в экипаж возле своей резиденции. Мановением руки приказав слугам отойти подальше, архимаг сам поднял просительницу и, не глядя ей в глаза, сухо промолвил, – жаль, но в вашем случае я не в состоянии помочь.

  Непонятное выражение промелькнуло на его лице – смесь сочувствия и раздражения, почти гнева. Неодобрительно усмехнувшись, магистр пробормотал сквозь зубы странную фразу, – жестокие игры! Была бы моя воля..., – и, сев в карету, приказал, – трогай!

  Сраженная ответом, старая меройка упала на мостовую почти без сознания. Гальмо с трудом оттащил недвижное тело на обочину, в тень зарослей жасмина. Сильный запах и горсть воды, что плеснул ей в лицо племянник, привели женщину в чувство.

  *******

  Гальмо остановился. Лагерь остался далеко позади. Весенняя ночь – темная и сырая окружала его.

  Какая тишина повсюду. Он поднял голову, напряженно вглядываясь в равнодушные глаза звезд, словно пытаясь прочесть что-то в пустоте неба, но нет, язык богов непонятен простым смертным! Далекие огни сверкали всё также холодно и безразлично, как и в тот страшный вечер, когда молодой мерой гнал жеребца, торопясь к далекой реке. Свистел ветер, усилившийся с наступлением ночи, шумели деревья вдоль дороги, протягивали скрюченные голые ветви, будто пытаясь остановить всадника. Пригнувшись к самой гриве, юноша нахлестывал коня и поминутно проверял небольшой кристалл – накопитель, спрятанный за пазухой. Пересохшие губы повторяли поисковое заклинание: любой ценой нужно найти амулет вызова, одна надежда оставалась – сероглазый аватар, обещавший свою помощь!

  Вот и знакомый мост. Слава творцу – Гальмо не заблудился, вспомнил нужное место! Увы, несмотря на чары, парень провозился несколько часов, пытаясь достать эльфийский подарок из воды, хорошо хоть – полноводных потоков в Сартании немного. Когда он совсем уж отчаялся, пальцы вдруг нащупали мешочек, застрявший между камней на самом дне.

  Выйдя на берег, замерзший до икоты, облепленный тиной и водорослями, сын баро трясущимися от холода руками торопливо развязал кисет и вынул камень с рунами, вырезанными на полупрозрачной поверхности. Зажал между ладоней, вливая Силу... Прошло несколько мгновений, показавшихся вечностью измученному юноше, вдруг словно разорвалась ткань мироздания, сквозь прореху блеснули лучи далекого солнца и на берег шагнула высокая мужская фигура. Никогда прежде Гальмо не видел открывающихся порталов и сейчас попятился прочь, не в силах сдержать сдавленного крика.

  – Это всего лишь я, не бойся, мальчик. – Энорри остановился, давая возможность юному мерою прийти в себя, – что произошло?

  Сбивчиво, путаясь в словах и больше всего опасаясь, что эльф, уязвленный изменой несостоявшейся возлюбленной, откажется спасти Айтарэ, Гальмо пересказал всю череду последних событий. Напрасно он боялся. Аватар в бешенстве сжал кулаки, – ну я им устрою.

  – Надо быстрее, её сожгут завтра утром, мы можем не успеть!

  – Успеем, – Энорриэль вынул слабо светящийся кристалл в форме пирамидки и..., прошипев самое грязное ругательство, заскрежетал зубами, – боги, путь от Небесной высосал всю энергию из Ключа.

  – Мой жеребец, – воскликнул Гальмо, – отец дал своего лучшего, недаром его зовут Барс, он быстрый, как этот хищник и очень выносливый! А я здесь уже давно, и конь успел отдохнуть, к рассвету мы будем в Льярде.

  – Вдвоем на одном? – эльф на миг задумался, – а где ваш табор?

  – Нас выгнали из столицы и приказали убираться вон из страны. Отец решил идти в Аскор. Но покамест мы стали в южном предместье.

  – Ладно, садись позади, – отрывисто бросил нелюдь.

  Юному мерою навсегда запомнилась эта сумасшедшая скачка во тьме. Клочья пены срывались с губ Барса, карие глаза закатывались, но безжалостный Энорри все пришпоривал взмыленного коня, – быстрее, быстрее. Тиру за тирой они покрывали, летя бешеным галопом. Мимо проносились то бесконечные поля, то рощи, смутно различимые в полумраке, а небо на востоке неумолимо светлело. О счастье, на горизонте показались, крепостные стены и высокие башни. Всадники, покрытые с головы до ног бурой пылью, спешились у ещё закрытых городских ворот. Энорри неистово заколотил руками и ногами по железным накладкам, грохот был ужасный! Наконец, из караульного помещения вылезли ночные дежурные – заспанные и злые. С руганью они подступили к наглецам, посмевшим спозаранку нарушить покой уважаемой стражи. Один даже поднял было устрашающую треххвостую плеть на толстой рукояти, но эльф шагнул вперёд и глаза солдат остекленели. Замерев, точно статуи, они оставались неподвижны и не делали ни малейшей попытки воспрепятствовать приезжим.

  – Чего стоишь, давай скорее, меня надолго не хватит – их всех держать, – рыкнул остроухий.

  – А-а-а...

  – Ключи бери, вон у того – с длинными волосами, не видишь разве?

  – Ошарашенный Гальмо вытащил связку из рук ближайшего к нему стражника и поспешно отпер боковую калитку.

  Город был пуст и безлюден, сумрак ещё таился в проулках между домами, звонкий цокот копыт эхом отдавался от высоких каменных стен.

  Вот и площадь. За спиной улица, что привела их сюда, напротив – темная громада Храма. У Гальмо остановилось сердце. Прямо перед их глазами зловеще высился закопченный столб с полусгоревшей грудой хвороста. Обрывки какого то мусора летали по мостовой, залитой потеками зловонной жижи. Отвратительный запах заполнял все пространство вокруг, при малейших движениях воздуха накатывал удушливыми волнами, вызывая спазмы в желудке. Невзирая на это, несколько нищих копошились возле лобного места, что-то выискивая в куче ветвей и непонятных ошметок.

  – Как же так, – растерянно всхлипнул мерой, – не понимаю, ведь казнь ожидалась завтра, то есть сегодня утром, герольды везде трубили.

  Лицо Энорри посерело, он открыл рот, однако не успел издать даже звука, как его скрутила пополам жестокая рвота.

  Из переулка, между тем, показались телеги с огромными бочками и метлами, наваленными сверху, следом шла вереница арестантов в серых робах, сопровождаемых охраной.

  Эльф выпрямился, приходя в себя, вытер рот платком, – эй ты, поди сюда, – махнул он ближайшему побирушке, показывая аржен – расскажи-ка, что здесь случилось?

  Старый худой мужчина, заросший длинной клочковатой бородой, медленно приблизился, кидая опасливые взоры на нелюдя.

  – Держи, – Энорри бросил монету бродяге, – ну же, выкладывай живей! Казнь была? Когда?

  – Была, как не быть, вчерась. А и чудные дела приключились, – проскрипел старик.

  – Но почему? Ведь назначили сегодня! Почему раньше? – Выкрикнул Гальмо.

  В голосе парня прозвучала такая мука, что оборванец, испугавшись попятился.

  – Стой, где стоишь, – прицыкнул на него эльф, – иначе заберу деньги обратно. Да не трясись так, никто тебя не тронет. Говори по существу. Как всё происходило?

  – Поначалу обыкновенно. Почитай, как стемнело, так и приступили...

  – Ты все рассмотрел?

  – Кое-что, господин, близко-то кто ж нас подпустит... В первых рядах наш государь да знатные господа сидели, высокий помост ишшо поутру сколотили для них. А мы уж так, пробралися, куда получилось.

  Заметив, что нелюдь хмурится, нищий заторопился: не, так-то оно конечно, самое главное не пропустили, не сумлевайтесь! Видали, как девку привезли, и стражи при ней было полно! У-у-х, – он вытер рукавом нос, – а сама-то краля: кудри, что огонь и уж больно молоденькая. Жалко...

  – И неужели никто не вступился? Все поверили? Жалко им! Тупые уроды! – Сын баро весь дрожал – тряслись губы и подбородок, сжимались и разжимались кулаки. От волнения и горя юноша еле держался на ногах.