Текст книги "Крик (СИ)"

Автор книги: Света Сорока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

глава 1-3

Крик

We can never let the word be unspoken

We will never let our loving go come undone

Everything we had is staying unbroken, oh

You will always be the only one

You're the only one

Won't ever give up

'cause you're still somewhere out there

Nothing and no one's

Gonna keep us apart

Breaking it down

But I'm still getting nowhere

Won't stop, hold on

Thunder and lightning,

It's getting exciting

Lights up the skyline

To show where you are

My love is rising,

The story's unwinding

Together we'll make it

And reach for the stars

You're the only one,

You're my only one

You're my life,

Every breath that I take

Unforgettable, so unbelievable

You're the only one, my only one

I could have told you

To slow down and stay down

I could have told you a secret -

Won't you keep it now?

Thinking of making a showdown

When love is found

Thinking of waiting

Till you're around

Won't ever give up

'cause you're still somewhere out there

Nothing and no one's

Gonna keep us apart

Breaking it down

But I'm still getting nowhere

Won't stop, hold on

Thunder and lightning,

It's getting exciting

Lights up the skyline

To show where you are

My love is rising,

The story's unwinding

Together we'll make it

And reach for the stars

You're the only one,

You're my only one

You're my life,

Every breath that I take

Unforgettable, so unbelievable

You're the only one, my only one

You're my only one 1

Исполнитель Сергей Лазарев

Пролог

Бредя во тьме тоскующей душой,

Не зная на вопросы все ответы.

Я думаю, как будет хорошо.

Когда найду свою дорогу в лето.

Пусть холоден и мрачен перевал

Опасно серых скал обледенение;

Я помню, верю, что когда-то знал

Лугов, залитых солнцем, вдохновение.

Я жил и спал, сражался и страдал,

И выживал и рвался из трясины.

Уже не верил и уже не ждал,

Когда внезапною накрыло чувств лавиной.

Не знаю будущего, в страхе перед ним

Я замираю, стоя перед бездной.

Еще минута промедления – и пропал.

И все мечты опять распались белым пеплом.

Мне остается только шаг вперед,

Опять сквозь боль и кровь, сквозь страхи и сомнения

К теплу и свету, к жизни я шагну.

Как дальше жить – я сам приму решение.

1

Всё вокруг расплывалось зелёными пятнами, я в очередной раз моргнул, да что же это такое. Только на четвёртый раз зрение соизволило сфокусироваться, но ясности мне это не принесло. С трудом поворачивая голову, я осмотрелся: стены, обложенные зеленоватым кафелем, много медицинского оборудования и я, лежащий на какой-то койке.

Где я? Что со мной случилось? Попытка вспомнить отозвалась сильной болью в мозгу и ещё большим роем вопросов. Я не только ни помнил где я, и что произошло, но я не знал и кто я. От осознания этого факта я аж задохнулся и постарался сесть. Мышцы взвыли от попытки их использования, похоже, я пролежал здесь не один месяц.

Задышав часто-часто попытался успокоиться. Так. Это какое-то медицинское учреждение. Я повернулся к аппарату, стоящему рядом, он созерцал мир пустым чёрным экраном, перевёл взгляд на лампу, свисающую с потолка, она не горела. Свет сочился только от слабых, аварийных светильников. Дело плохо. Я конечно не гений, но если не работают приборы, то что-то явно не так. Аккуратно вынув из рук иглы, тянувшиеся к пустым капельницам, открепив датчики, идущие к мёртвым агрегатам и, напрягшись изо всей мочи, я всё-таки смог усадить своё туловище и поёжился. В помещении было жутко холодно. Обхватил себя ладонями и только сейчас ощутил, что на мне почти ничего нет, только какая-то тонкая сорочка, доходящая до колен.

Посидев немного, я собрался с силами и, опустив ступни на ледяной, кафельный пол, встал. Мышцы тут же отозвались напряженным поддрагиванием, хорошо хоть не отказываются работать и то хлеб. И всё же где я? Пошатываясь, добрёл до белой двери и дёрнул ручку, ответом мне был только сухой щелчок, но она не поддалась. Я взялся дёргать её на все лады, но она не шелохнулась, зато паника в моей душе начала разрастаться с геометрической прогрессией, ещё чуть-чуть и моему взбудораженному мозгу стало казаться, что стены надвигаются, а оборудование придвигается всё ближе. Воздух сипло вырывался из горла, когда я, вложившись всей дури, рванул на себя дверь, она резко открылась, заставив, попятится, пока я не упёрся в спиной в стену. В коридоре было ещё темнее и холоднее чем в палате. Я, опираясь обо все, что попадалось под руку, дошел до другой двери.

Стоило мне открыть её, как в нос ударил невыносимый запах портящейся плоти, заставляя меня вернуть портун в прежнее положение. Соседняя дверь с трудом поддалась, а распахнувшись, явила моему взору, засыпанную обломками потолочных плит пещеру. И хотя, под осколками потолка и кафеля, виднелась нога, одуряющей вони здесь не было.

Я двинулся дальше, в четвёртой комнате никого не было, а после проход и вовсе заворачивал. Зайдя за угол, я остановился. Что делать теперь, просто не представлял. Почти сразу за поворотом начинались ступени, но вся загвоздка была в том, что уже с третьего выступа лестница обрывалась, верхний этаж рухнул, погребая под собой любую возможность, выбраться отсюда.

Финиш. Стоило ли напрягаться для того, чтобы узнать, что скоро умрёшь? Я медленно опустился на ледяной пол, не думая о том, что могу себе что-нибудь отморозить. Дерьмово. Дерьмово помереть так и не узнав, кто ты, когда не сможешь вспомнить счастливые минуты своей жизни и проститься с ней по-человечески.

Ну уж нет! Я с трудом встал на ноги. Так дело не пойдёт. Поднялся на третью ступень и с остервенением начал руками разгребать завал. Я пыхтел, обливался потом, мои руки тряслись от неимоверной нагрузки для мышц, которые давно не работали, но я рыл и рыл, давая себе редкие секунды для отдыха, задыхаясь и давясь кашлем от пыли.

В тот вечер я не смог выбраться наружу. Через несколько часов борьбы с обвалом я совершенно обессилил. Обратно, в ту палату, в которой очнулся, полз на четвереньках, падая на ледяной кафельный пол, но упорно поднимаясь. В комнате, кажется, было ещё холоднее, чем когда я пришел в себя, или это только казалось. Я стащил с койки матрац, и, свернувшись калачиком, укрылся им, насколько позволяли габариты.

Сон пришёл быстро, но ни успокоения, ни сил не принёс. Снились какие-то обрывки воспоминаний, а может это просто были сны, понять по ним хоть что-то, не представлялось возможным, я, кажется, просыпался каждые пять – десять минут, задыхаясь и покрытый испариной. Что со мной происходит? Помучавшись пару часов, решил вернуться к своему занятию, но, дабы не бегать туда-сюда, решительно унёс матрас с собой, а из пустой комнаты выкатил кровать, свою я сюда бы не дотащил, там же нашел жидкость и помолившись посчитал её водой. Теперь можно было работать и сразу отдыхать, не тратя и так скудные силы на ползание по коридору.

Время тянулось медленно, забирая у меня силы, даря только усталость и сомнения в благополучном исходе. Но я не хотел здесь подыхать, среди разбитого кафеля и отключенных аппаратов. Умирать, так на свежем воздухе, где ветер обжигает своей морозностью, где нестерпимо пахнет свежим снегом, то, что на улице зима я не сомневался, чем дальше я копал, тем морознее становилось в коридоре и холоднее были камни. Время слилось для меня в монолит, больше не было минут, часов и дней. Был я, планомерно, камешек за камешком, двигающийся вперёд и свобода, там, за завалом, больше не осталось ничего.

В тот момент, когда на меня пахнуло свежестью, я одурел от счастья. Казалось, что впереди, райские кущи, что там есть еда и питьё. Эта странная, безумная надежда придала мне силы, и я принялся разгребать завал с утроенной активностью.

Освободив достаточно места, чтобы выглянуть на улицу, я смог увидеть – полумрак, поблескивающий свет луны на снегу. Но, когда свобода стала нестерпимо близка, остатки сил покинули меня: руки ослабели, ноги подогнулись и я рухнул на ступени, усыпанные мелкими острыми камешками, мгновенно впившимися мне, кажется, везде, от которых огнём боли загорелась кожа, заставив зашипеть и скукожится, обдираясь ещё больше. Мочи добраться до лежанки хватило не скоро, но ощущения близости свободы дарило непередаваемое чувство. Что я увижу, оказавшись на свободе? Смогу ли я вспомнить кто я? Смогу ли выжить?

В этот раз поспать удалось лучше, но сил почти не осталось. Организм, и так отвыкший от регулярной работы мышц, бунтовал еле переносимой болью, а отсутствие еды усугубляла слабость. Очутившись рядом с норой, которую я прокопал, но в которую могла пролезть только моя рука, я уговаривал своё тело подчинится и продолжить разбор завала, удавалось мне это с трудом. Не единожды сегодня я оказывался лежащим ничком на груде камней, которые извлёк из лаза. Но внутренняя упёртость, так же не один раз заставляла меня снова подниматься на четвереньки и копать. Ещё одна беда была в том, что я не был хрупкой девушкой у которой: «Голова пролезет, пролезет и остальное», о чём сейчас я беспрестанно жалел, размах плечей у меня был богатырский, спасибо хоть не боком в комнату проходилось проходить, но чувствую, когда я был физически активным, мог и застревать в проходе. К вечеру я наконец-то смог протиснутся в отверстие, которое вот уже несколько дней раскапывал.

Оказавшись на свободе, я рухнул на припорошенную снегом землю и бездумно уставился в небо. Вот она свобода, кушай ложкой – не хочу и ничего не меняется. В голове не просветлилось, но появились новые проблемы, дрожащей рукой я зачерпнул пушистый белый покров и засунул ледяной комок в рот, здесь зима и холод, а одежды у меня нет, очень скоро кожу начнёт покалывать, это первый предвестник будущего обморожения. Откуда вылезли эти знания, я не мог понять, но уверенность в этом была стопроцентная. Опять же тарелки с едой за удачное прохождение задания, тоже не обнаружилось, а хотелось не просто есть, хотелось жрать, что угодно, в каком угодно виде, лишь бы жрать.

Таявший снег стекал по пищеводу принося ложное успокоение пищеводу. Уже через пару минут организм раскусил обман и желудок обижено заурчал. Так, надо найти одежду и еду, а с остальным решу позже. Я попытался встать на ноги, но у меня ничего не получилось. Собрав всю силу, которую смог найти во внутренних резервах поднялся на четвереньки и огляделся. Вокруг были полуразрушенные здания, какие-то больше, какие-то меньше. Где же я? Что здесь произошло? Ночь скрывала многое, пугая своей недосказанностью.

Мой выбор пал на обвалившийся с одной стороны домик, он внушил мне надежду. Поняв, что на ноги я не поднимусь как не пыжись, я, плюнув на гордость и прочие атрибуты поковылял на своих четырех. При условии могильной тишины, трупов, припорошенных снегом, на которые я пару раз натыкался и отдергивал руку мне всё равно было легче, чем, когда я сидел замурованный внизу. Хотя я прекрасно понимал, что шансы выжить с каждой минутой стремительно уменьшаются, я продолжал ползти.

О том насколько удачен мой выбор я понял только, оказавшись внутри здания, это была кладовая! Вот я везучий сукин сын! В одной комнате, совершенно не поврежденной лежала одежда, не сказать, что б очень удобная или тёплая, но замёрзнуть она не даст. Я трясущимися и немеющими руками натянул на себя по нескольку самых больших свитеров и штанов, нашлись даже ботинки и плевать что они были на несколько размеров больше.

от 28.07

Я трясущимися и немеющими руками натянул на себя по нескольку самых больших свитеров и штанов, нашлись даже ботинки и плевать, что они были на несколько размеров больше. Наконец-то я стал согреваться. Там на подземном этаже было достаточно сносно, чтоб не околеть от холода, но недоедание и слабость не давали согреться. В следующей комнате хранились какие-то консервы, «Сух. Паёк» пришло в голову название, две другие комнаты были погребены под обвалившейся стеной, но я нашел самое главное – одежду и еду.

Но стоило мне теплится и утолил первый голод, как проснулся мозг и задал сакраментальный вопрос: «А это ли главное?» Действительно это ли? Я не знаю кто я? Где я? И собственно, что происходит? Вот какой смысл всего этого? Да я вылез из этой западни, а дальше что? Какой смысл в моей жизни? Чего я хотел? К чему стремился? Начинать всё с чистого листа? Было не только страшно, но и глупо? Может я был гадом первосортным, или вообще я дитя опыта, ведь пришел в себя я явно в какой-то лаборатории.

Я, презрев только что обретённое тепло прошлёпал к зеркалу, висевшему на стене в туалете. Всего себя я в нём конечно не рассмотрю, но хоть увижу то что увидеть не получается. Начать решил с тело потому что оно разнежившись пошло мерзкими мурашками. Мощные ноги, проверять, что я умел, не стал, не в том я сейчас состоянии держат и будя. Пах – ну что ж, я мужчина, это можно было сказать с уверенностью. Живот с кубиками пресса – это ж каким пижоном надо быть, чтоб такие накачивать, мне почему-то казалось, что мой живот должен был выглядеть как-то по-другому, но как я даже себе объяснить не мог. Грудная клетка, её уже было удобнее рассматривать в зеркале, широкая, с бугрившимися мышцами и золотыми завитками волос, если б их не было точно решил бы, что пижон. Хотя я, кажется, долго тут провалялся, возможно всё же пижон. Руки, опять мышцы, много мышц, перетянутые выступающими синими прожилками вен. Лицо, вот что точно меня интересовало, светло русые, слегка вьющиеся волосы, пронзительные синие глаза, прямой нос, волевой подбородок, заросший бородой. Хм. Оно мне тоже ни о чём не напоминало. Я устало потёр щёки и начал одеваться.

Что я за зверь. Честно говоря, желание куда-то идти и что-то искать, пусть даже самого себя не было. Утро вечера мудренее, малодушно решил я и зарывшись в ворох одежды уснул, сегодня мне наконец приснился сон. Точнее говоря не совсем сон, мне снился голос, ангельский голос, он пел какую-то прекрасную песню, слов я н разбирал, но от него на душе становилось нестерпимо больно и тошно, словно он говорил мне о том, что я всё потерял и уже никогда этого не найду. Проснулся я в холодном поту, лучше бы горы трупов снились, ей-богу.

Спать больше не моглось или не хотелось и я, заставив себя собрать провиант, решил покинуть место своей дислокации. Что-то мне подсказывало, что здесь я, ответов на свои вопросы не найду.

2

Шел я медленно, или мне так казалось? К вечеру я дошел до ещё одного разрушенного посёлка. в мою голову начали закрадываться странные, не хорошие мысли, может я единственный тут живой человек. От таких гениальных идей становилось сначала тошно, а потом я начал бесится. Ну что за ересь лезет в голову?

Но факт оставался фактом, здесь явно, совсем недавно, было кровавое побоище, и оно наводило на мысли что этот мир не столь безопасен, сколь мне хотелось о нём думать. Я остановился у оного поверженного, он мёртвой хваткой сжимал автомат, в закостеневших руках, напрягшись я дернул и завалился назад, когда оружие мне поддалось. Моё тело не хотело признаваться себе, что я нынче, как ёжик из смешной истории, сильный, но лёгкий.

Оставаться здесь я не видел смысла и направился было к пролому в ограде, когда услышал давешнее пение из сна, я вздрогнул и напоминая себе кролика перед удавом, пошел на звук. Я растянулся, проходя между двумя домами, запнувшись о руку лежащего человека. Медленно поднявшись я увидел, что рядом с его ладонью лежал отличный нож и ничтоже сумняшись поднял его и засунул за ремень штанов. Что пропадать отличному оружию. Меня посетила странная мысль, на которую я не мог решиться, головушка перелагала найти подходящего мертвеца и ободрать с него одёжу, которая явно была более годна к путешествиям.

31.07

Я посмотрел в лицо убитого, смуглый азиат смотрел, кажется, прямо мне в глаза, заставляя мурашки стройными рядам протопать по спине. Было ощущение будто мертвец слышит все мои мысли и от этого становилось мерзко. Но ангельское пение звало вперёд, не позволяя на долго останавливаться. Когда я подошел к разрушенному дому я услышал тихое кряхтение. Не может быть! Здесь кто-то жив!

Второй раз за последние двое суток я взялся разгребать завал, и сейчас это было сделать сложнее, добротные, хорошо сложенные брёвна, с этой стороны просто осыпались. Ох не лёгкая это работа, я, найдя рычаг, всё же смог сдвинуть несколько, а под ними обнаружился тот, кого я точно не ожидал увидеть. Словно в коконе из разломанных поленьев лежал маленький ребёнок. Он покряхтывал, потому что сил плакать видимо не было. Я схватил малыша и засунул под свои свитера прижимая его к себе, ледяные, рефлекторно сжатые кулачки, неосознанно заелозили по мне. Сколько же ты пробыл здесь? Как выжил?

Все мои страдания и метания показались глупыми. Вот маленький человечек, который продолжает бороться за жизнь, хотя ему это делать в разы сложнее, а я всю дорогу пытаюсь уговорить самого себя сдаться. Я сильнее сжал малыша. У нас с ним у обоих жизнь с чистого листа, может так оно и должно быть?

Детёныш закряхтел под свитерами. Он же голодный, а я тут о высоком размышляю. Его же надо накормить! Голова заработала в ускоренном темпе. Я заглянул в ворот одёжи, ребёнок маленький, сам с трудом голову держит. Маленькие дети едят молоко, только молоко. Коровы с козой мне сейчас точно не сыскать. Не отпуская ценную ношу я, одной рукой развязал свой кулёк с провиантом, который оставил на земле, рядом, прежде чем начинать разборы завала. Там в основном покоились мясные консервы, но я точно помнил, что должно быть что-то, а когда нашел сухое молоко чуть не закричал от радости. Так с едой было более ли менее ясно, но тут же встала проблема транспортировки, нести ребёнка так как я держал его сейчас было невозможно я бы не смог нести всё остальное. Сильно рискуя я всё же решил зайти в один из неразрушенных домов. Внутри было холодно, но нашлась и печь, и дрова, я даже умудрился зажечь её и вскипятить воду. Откуда у меня все эти знания даже если я не помню своего имени? Я заскрежетал зубами. Так сейчас не время! В хлопотах пролетел, наверное, час, но зато в доме стало теплеть, малыш был водружен на кровать, и я принялся аккуратно, из ложечки вливать в маленький рот разведённое молоко. Боже, это надо было видеть, как жадно, с голодным причмокиванием ел ребёнок. А ещё я нашел отличный способ передвижения, ободрав занавеску с одного из окон и приспособил её под гамачок, поверх которого надену свои свитера. В доме правда нашлась отличная парка и штаны, но они мне были малы, зато подошла обувь, отличные высокие ботинки на толстой подошве, в таких точно не околеешь. Мои мысленные восторги по поводу находок прервало недовольное покряхтывание, я как-то совсем упустил из виду, что дети не только едят, но ещё и возвращают продукты потребления. Раздевая малыша, я размышлял как с этим бороться, а то мы с ним замёрзнем очень быстро. Когда ребёнок был почти раздет мои руки замерли от накатившего удивления. Да это же девочка! Вот этого я почему-то не ожидал. Девочка. В голове стало сумбурно от нежности у этого маленького комочка. Почему? Не знаю. Пеленал её обратно уже бережно и нежно, как подобает обращаться с маленькими и хрупкими девочками.

Идти куда-то в ночь, было полнейшей глупостью потому решил хот сегодня побыть в тепле, кто знает, что нас ждёт впереди? Я смотрел на засыпающую малышку и думал, как же её назвать:

– Надежда, ты ведь моя надежда, рядом с тобой, я понимаю, что нужен. Надежда, Наденька, – пробовал слово на вкус, но что-то не нравилось, неожиданно в голову пришло имя, которое почему-то вызывало огромную радость, – А может Хоуп? – уже спящая малышка смешно дёрнула носиком, – значит будешь хоп, – заключил я, – будем с тобой Хоуп и… – а кто я? Как мне называть себя? Сэр Безымянный. Ноу нейм, переиначил в голове слово. Пазл не складывался. А может Ноун Бизи? Пусть будет так. Ноун Бизи. На этом моё подсознание решило, что с него хватит и погрузило меня в крепкий сон.

3

Утро встретило нас холодом в комнате, потухшая печка уже в середине ночи перестала давать тепло, и гениальной идеей как сделать так, чтобы девчушка не замёрзла, когда решит удовлетворить свои природные потребности. Со стола была стянута клеёнка и жестоко исполосована на множество равных кусков, её участи последовали все найденные в доме тряпки, на сколько мне этого хватит я не знал, но попытаться стоило. Когда солнце только выползло на небосвод мы покинули гостеприимный дом, но не столь гостеприимную деревушку.

Пошел я южнее этого поселения, рассудив, что, коль скоро, пришел я с запада и там разруха, и здесь разруха то стоит пойти в противоположную сторону, авось выгорит. Через несколько суток пути я получил радостное подтверждение. Я оказался в маленькой деревушке, буквально на десять домов, память услужливо сообщила, что это не много.

Не успел я ступить на главную дорогу, как передо мной оказался молодой мужчина и холодно поинтересовался кто я и куда следую. Наверное, мой вид говорил, что я не являюсь обычным жителем:

– Ноун Бизи, – представился я. Новое имя с трудом ложилось на язык.

– Лагерный что ли? – презрительно спросил незнакомец.

– бездомный, – не знаю, что мне не понравилось в слове «Лагерный» но казалось оно несло угрозу.

– Рожденный или выращенный? – продолжал свой допрос собеседник. Этот вопрос поставил меня в тупик. Я судорожно ковырялся в памяти, но не мог найти даже обозначений этих слов.

– В-выращенный, – запнулся я.

– Выращенный? – с подозрением уточнил анкетирующий, – какого ж чёрта ты таскаешься по деревням, да ещё в такой одежде?

– другой не нашел, да и не плохо было бы иметь кров и еду, а то знаете ли голодно, – тут решил ничего не выдумывать.

– из какого города? – не унимался мужчина.

– далеко, ты не знаешь, – он начал меня раздражать, поднимая волну с трудом контролируемой ярости. Какого чёрта! Не хочешь меня пропускать, так скажи сразу и я пойду другой дорогой.

– в какой стороне, хоть город, – язвительно спросил он меня.

– на западе, – рыкнул я и уж было собрался уходить, когда о немного отступил с дороги.

– Ну пойдём, сходим к старосте, посмотрим, что он сможет тебе предложить из работы, – но хотя ухмылка на лице этого человека не внушала мне доверия, я последовал за ним.

Старостой оказался щупленький мужичек, лет сорока пяти, а может пятидесяти, он оглядел меня с ног до головы и повторил все вопросы, на которые я пять минут ответил. Было нестерпимое желание, махнуть на всё, развернутся и уйти, но внутреннее чутьё, пока ещё успешно борющееся с раздражением, подсказывало, что это не удачна идея.

1.08

На моё счастье малышка, под кучей одежды одетой на мне, крепко спала, не реагируя на внешние раздражители, почему-то мне совершенно не хотелось объяснять наличие у меня ребёнка, что-то подсказывало что они не только не поймут, но отберут её у меня, а этого я не мог допустить. Она был единственным стимулом двигаться и что-то делать, потому что откровенно говоря, не найди я её возможно плюнул бы на все потуги и замёрз бы где-нибудь. Пока я шел до этой деревеньки я искал в себе хоть что-то что сказало бы мне что моё существование не бесполезно и не находил.

Закончив с допросом, староста потёр лысый, без намёка на щетину, подбородок и уставился на моего конвоира. Тот тоже безмолвно, не мигая смотрел на главу поселения. Их игра в гляделки длилась, наверное, минут пять в итог староста выжал из себя:

– нам бы не помешала помощь в валке деревьев, но дом мы тебе дать не можем.

– да я как-то и не претендовал на дом, крыша над головой есть, уже хорошо, а если ещё и печь, то вообще праздник.

– ну раз так, подселю тебя к Розе. Она старая и ей не помешает помощь в хозяйстве, – я согласно кивнул. Такой расклад меня устраивал, – давай документы, – а вот тут случилось засада, ведь ничего у меня не было и как это оправдать я не знал. Шестерёнки в голове заработали с неимоверной силой.

– у меня украли сумку с едой и всеми документами, – чего мне стоило, чтобы голос не трясся, когда я врал, от чего-то стало страшно признаваться, что из документов у меня усы, лапы и хвост.

– так как же я тебя оформлю? – вскипел староста.

– а может так?

– Как так? – шумел мужичонка, – как я тебе пайку дам, если у меня семь работников, а ртов восемь. Или ты предлагаешь чью-то пайку делить. А то может ты повстанец или беглый из Лагеря, вон в какой одежде разгуливаешь!

– ну не ко двору я вам, так пойду. Что вы мне тут цирк устраиваете? – взорвался я, – жил как-то до этого, проживу и дальше, – мой голос громом разносился по домишке, и я чувствовал, что сейчас наваляю и этому плюгавенькому и мужику, что привёл меня сюда.

– а что ты шумишь? – тут же начал сдавать свои позиции староста, видимо ощущая мою ярость почти физически, – подумать надо, помозговать.

– вам работник нужен или нет?

– ну… эээ, – замялся собеседник.

– в чём сложность вопроса, тут два ответа. Или да, или нет, третьего не дано, – давил я, с удивлением отмечая краем сознания, что приведший меня мужчина в наш диалог не вмешивается и своего начальника не защищает.

02.08

Староста задумался, а его соплеменник, ещё раз окинув меня взглядом предложил:

– Леон не работник, его нога быстро не заживет, несмотря на все медикаменты. Подели пайку Леона, как будто он работает, тот ничего не потеряет, а этот приобретёт.

– тебя такое устраивает?

– да, – выбирать мне пока было не из чего.

– но, когда Леон поправится, мы расстанемся, – закончил разговор глава деревни. Я согласно кивнул, даже если этот неведомый Леон оправится через пару дней у меня будет передышка, пусть не большая, но и то хорошо.

Роза оказалось, сухонькой старушкой с подслеповатыми блёклыми глазами. Она лишь радостно растянула губы в беззубой улыбке узнав, что ей, пусть и ненадолго, привели помощника.

– как тебя звать касатик, – подойдя ко мне почти в плотную и подставив ухо, чтобы лучше слышать, спросила она, когда мой провожатый ушел.

– Ноун Бизи бабушка, – ответил я громко, от чего Хоуп недовольно заворочалась.

– Ноун, хорошо. Ты вон поди постели себе там, указала она на небольшую горенку рядом с общей комнатой служившей пожилой леди, по всей вероятности, и спальней, и кухней, и гостиной.

Роза, медленно переставляя ноги зашаркала к шкафу и достала видавшее лучшие времена постельное бельё:

– там уж немного припылилось, сил не хватает прибирать, – вздохнула она, – уж не обессудь.

Я поблагодарил, взяв бельё и пошел обустраиваться, в доме было прохладно, хотя большая печь упиралась своими стенами во все помещения небольшого домика. Доставать девочку было боязно, что замёрзнет, но и натопить дом с притороченным гамачком для малышки было не сподручно, я, стянув с себя один из свитеров, закутал кроху и пошел интересоваться у новой соседки водятся ли у неё дрова.

– так как не быть, – словоохотливо ответила она, – только вот беда, колотых то не осталось. Добрые соседи помогли с осени, даже чуть накололи. А ещё просить, мне совестно.

Вместо ответа вышел на улицу, в сгущающиеся сумерки и пошел к сарайчику. Силы мои не восстановились, я это ощущал, но регулярное питание и постоянное движение, делали своё дело и то что я смогу наколоть дров на сегодня был уверен. Покончив с этим делом, затопил печь, которая начала весело потрескивать и рискнул спросить у старушки, е найдётся ли у неё молока.

– не много, – вздохнула женщина, – пайку урезают с каждым месяцем, но одна кружка найдётся. Дома теперь тепло и голод будет меньше приходить.

Я лишь вздохнул, слушая это, грустно обстоят дела в том мире, в котором я живу если люди постоянно впроголодь существуют.

Примечания:

Перевод песни. Исполнитель Сергей Лазарев. Музыка: Филипп Киркоров, Dimitris Kontopoulos Слова: John Ballard, Ralph Charlie

Мы не умалчиваем ничего никогда,

Мы никогда не дадим нашей любви погаснуть.

Всё, что у нас было, – остаётся нетронутым, о,

Ты всегда будешь той одной для меня.

Ты одна-единственная.

Я никогда не отступлю,

Ведь где-то там есть ты.

Ничто и никто

Не в силах разлучить нас.

Я делаю всё, что в моих силах,

Но всё ещё не достигаю цели.

Я не брошу пытаться, держись!

Гром и молния -

Это захватывает и волнует

Линия горизонта освещается,

И ты становишься видна.

Моя любовь усиливается,

История нашей любви начинается вновь,

Вместе мы всё преодолеем,

И дотянемся до звёзд.

Ты одна-единственная,

Ты единственная для меня,

Ты – моя жизнь,

И каждый мой вдох.

Незабываемая, такая невероятная,

Ты одна-единственная, одна для меня.

Я мог бы сказать тебе

Замедлиться и насладиться моментом.

Я мог бы рассказать тебе тайну -

Сможешь сберечь её?

Я хочу открыто рассказать

Про свою любовь, когда обрету её,

Я думаю о том, чтобы подождать

Когда ты будешь рядом.

Я никогда не отступлю,

Ведь где-то там есть ты.

Ничто и никто

Не в силах разлучить нас.

Я делаю всё, что в моих силах

Но всё ещё не достигаю цели.

Я не брошу пытаться, держись!

Гром и молния -

Это захватывает и волнует

Линия горизонта освещается,

И ты становишься видна.

Моя любовь усиливается,

История нашей любви начинается вновь,

Вместе мы всё преодолеем,

И дотянемся до звёзд.

Ты одна-единственная,

Ты единственная для меня,

Ты – моя жизнь,

И каждый мой вдох.

Незабываемая, такая невероятная,

Ты одна-единственная, одна для меня.

Ты одна такая для меня.