Текст книги "В сетях шпионажа"

Автор книги: Сверре Хартман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава вторая. НЕОЖИДАННОЕ ЗАДАНИЕ

Ранним июльским утром в кабинете капитана Бенеке, начальника отдела контрразведки при штабе гарнизона города Ганновера, раздался телефонный звонок. Звонил представитель ставки верховного главнокомандования в Берлине подполковник Остер. Он передал капитану распоряжение адмирала Канариса срочно прибыть в Берлин на совещание.

Часом позже Бенеке уже сидел в самолете, который держал курс на Берлин. Ожидавшая в аэропорту Темпельхоф машина быстро доставила капитана прямо в военное министерство. Он вошел в это старинное здание; длинный, запутанный лабиринт коридоров мог стать настоящей ловушкой для того, кто посмел бы пробраться сюда незаконным путем и, наполнив свой портфель секретными документами, захотел бы выйти из этой пещеры льва. Отсюда можно было ускользнуть разве только что с помощью нити Ариадны[15]15
  Ариадна – в древнегреческой мифология дочь критского царя Миноса, которая помогла афинскому герою Тезею выйти из лабиринта, где обитало страшное чудовище, при помощи клубка ниток.


[Закрыть]. Не в этом ли крылась причина того, что адмирал Канарис решил обосноваться в столь, мягко выражаясь, несовременном и непрактичном здании? Очень может быть. Ведь не случайно эту главную квартиру абвера на Тирпитцуфер окрестили «лисьей норой».

Угрожающе скрипящий лифт медленно доставил Бенеке на пятый этаж. Капитан вошел в приемную, в которой сидели два секретаря Канариса. Верная секретарша начальника контрразведки Вера Шварте, указав капитану на дверь шефа, попросила войти.

Канарис был в синем адмиральском мундире с золотыми эполетами: вероятно, он ожидал вызова в министерство или к Гитлеру на какое-нибудь важное совещание. В иное время он всегда носил гражданский костюм. Низкорослый, несколько сутулый, он сидел за столом, вытянув перед собой худые, нервные руки. Свежее, немного красноватое лицо и светло-голубые глаза гармонировали с серебристыми волосами. Адмирал обычно разговаривал поразительно тихо и монотонно, не повышая голоса. Так было и сейчас. Он начал что-то невнятно бубнить, словно про себя, но вскоре его вызвали к фельдмаршалу фон Бломбергу. Попросив у капитана извинения и сказав, что скоро вернется, Канарис удалился.

Бенеке тем временем принялся спокойно рассматривать комнату. Кабинет начальника был обставлен весьма разношерстно и совершенно безвкусно. Тут были и дорогая старинная мебель, и канцелярский инвентарь, и много различных памятных безделушек. Все это больше напоминало музей, чем рабочий кабинет или жилую комнату. Однако стоявшая в углу железная походная кровать говорила о том, что начальник проводит большую часть времени здесь. На письменном столе покачивалась на шарнирах миниатюрная модель крейсера «Дрезден». На этом крейсере Канарис участвовал в первую мировую войну в боях у Коронеля и у Фолклендских островов. Рядом с моделью лежало массивное пресс-папье и высились три бронзовые обезьяньи фигурки на общей мраморной подставке. Смелый и пронзительный взгляд одной обезьянки был устремлен куда-то вдаль; вторая, приложив лапу к уху, напряженно к чему-то прислушивалась, а третья прикрывала лапой рот. Это был своеобразный символ разведывательной службы, которая должна смотреть, слушать и молчать…

Сидя в кабинете Канариса, Бенеке вспомнил первое знакомство с адмиралом. Это было в конце августа 1936 года, то есть ровно год тому назад. Капитан прилетел тогда в Берлин вместе с женой. На аэродроме они попали в большую неприятность, едва не стоившую им жизни: при посадке одно колесо шасси заклинилось и самолет с треском упал набок. Кое-как выбравшись из самолета, Бенеке тотчас попросил одежную щетку: ему не хотелось предстать в таком виде перед шефом абвера. Когда он вошел в кабинет, адмирал внимательно оглядел его и спросил, достал ли капитан одежную щетку и хорошо ли чувствует себя его супруга после всего, что с ними случилось. Из этого Бенеке заключил, что Канарис знает о нем все до мельчайших подробностей. Впрочем, такая осведомленность ни для кого не была сюрпризом. Собственно, занимая этот пост, он и не мог быть другим. В свое время о Канарисе рассказывали массу самых интересных историй, но одно было бесспорно: он очень хорошо разбирался в людях. Чтобы быстро создать мнение о ком-либо из своих подчиненных, Канарис при первой же встрече имел привычку внезапно ставить собеседнику совершенно не имеющие отношения к делу и часто довольно бессмысленные вопросы. Пока тот пребывал в состоянии недоумения и нерешительности, Каиарис внимательно изучал реакции сидящего перед ним человека и тут же делал о нем соответствующий вывод.

За год службы в абвере капитан Бенеке добился благосклонности Канариса и был с ним, можно сказать, в весьма неплохих отношениях. А ежемесячные совещания в Берлине, на которых обязательно присутствовали все начальники III отдела абвера и местных отделений контрразведки, помогли Бенеке еще лучше изучить своего шефа. Канарис обладал редкой способностью не замечать промахов у человека, который ему нравился. Больше того, иногда он просто прикрывал отдельные неудачи своих любимцев. Но в то же время он мог пойти на что угодно, если хотел сделать существование неприятного ему лица невыносимым. Канарис вообще был человеком с ярко выраженными антипатиями и симпатиями и при всем этом оставался крайне недоверчивым. Рассказывают, что, будучи еще начальником штаба какого-то соединения на флоте, он терпеть не мог, когда кто-нибудь из его подчиненных разговаривал с командующим в его отсутствие. Как только Канарис узнавал, что командующий хочет говорить с кем-либо из офицеров штаба, он подходил к его кабинету, как бы невзначай приоткрывал дверь и, выразив свое удивление тем, что там были люди, извинялся, почтительно кланялся и непременно входил в комнату.

Бенеке всегда старался точно соблюдать все неписаные «правила» шефа. А у Канариса было много таких причуд. В большой корзине в углу кабинета лежали две маленькие собачки – Сабина и Каспер, любимицы Канариса. И горе тому, кто не оказывал им должного внимания! Чтобы получить признание хозяина, нужно было прежде всего снискать расположение его собак. Адъютант Канариса, долговязый майор Енке, всегда возмущался тем, что единственной его обязанностью, даже в заграничных поездках, была забота о собачках.

Когда Канарис вернулся из военного министерства, он нашел капитана Бенеке играющим на полу с болонками. Видимо очень довольный таким поведением подчиненного, адмирал опустился на стул. Несколько минут он сидел молча, сосредоточенно думая о чем-то, вероятно, принимал важное решение. Затем он прямо приступил к делу:

– У меня есть для вас специальное задание. Я согласен с майором Пфульштейном. Вы должны получить более четкий район действий, чем остальные офицеры отдела III-F. Ганновер для вас слишком тесен. Поэтому я решил направить вас, Бенеке, за пределы Германии – в Норвегию. Международная обстановка сейчас настоятельно требует этого. Вы будете работать против Советского Союза и Великобритании. Явитесь ко мне через четырнадцать дней и расскажете, как вы намерены решить эту задачу…

Уже на следующий день в нескольких ганноверских газетах можно было прочитать объявление о том, что одна супружеская пара ищет преподавателя норвежского языка. А ровно через 24 часа уроженка норвежского города Берген дала семье Бенеке свой первый урок. Капитан вдруг начал восстанавливать связи с теми из своих друзей, которые занимались торговлей, судоходством и рыболовством. У многих он просил рекомендательные письма. Когда это было нужно, Бенеке разъезжал на автомашине по всей Германии, завязывая знакомства с нужными людьми. Многие говорили, что господин Бенеке едет в Норвегию на отдых и хочет одновременно изучить эту страну и ее народ. Разумеется, Бенеке выяснил, с какими деловыми кругами, видными семьями и влиятельными норвежскими лицами он сможет общаться. Стремясь выполнить свою задачу как можно лучше, Бенеке не ограничился предварительным знакомством только со столицей Норвегии и такими крупными ее городами, как Берген и Тронхейм. Он раздобыл адреса видных людей и в мелких городах: Кристиансанне, Мандале и Лиллесанне на побережье Скагеррака и даже за 68-й параллелью в городах Вардё, Вадсё и Киркенесе. Ему удалось приобрести около 30 рекомендательных писем. При этом лишь несколько человек из числа его самых близких друзей знали о действительных намерениях Бенеке. Он был осторожен в выборе тех, кому можно довериться.

И друзья помогли. Особенно удивил Бенеке директор отделения фирмы Руршталь в провинции Рейн-Вестфалия А. Г. Виттен, подаривший капитану 100 визитных карточек, на которых Бенеке значился техническим консультантом одного из крупнейших сталелитейных заводов Германии. Это была блестящая находка. Но чтобы выступать в качестве генерального агента той или иной крупной германской фирмы, ему нужно было хотя бы минимально ознакомиться с промышленно-торговым делом и, кроме того, разыскать представителей соответствующих организаций в различных городах. И, надо признать, Бенеке в этом преуспел.

Когда четырнадцать дней истекло, капитан, как было условлено, снова отправился в Берлин. Он рассказал Канарису свой план и похвастался рекомендательными письмами, пачкой визитных карточек и теми сведениями о Норвегии, которые сумели дать ему друзья и знакомые.

Канарис с интересом выслушал доклад капитана. Бенеке просил не менее шести недель для детального ознакомления с Норвегией. Адмиралу это показалось многовато, однако он согласился с доводами капитана.

– Поездка потребует большого багажа, мой адмирал, – как бы невзначай заметил Бенеке. – Мне понадобится много разной одежды, а также смокинги, рубашки и прочее. А все это стоит денег.

И он без дальнейших церемоний попросил адмирала разрешить ему использовать 1000 марок на личные расходы.

Канарис усмехнулся и нажал кнопку.

– Будьте добры, попросите ко мне интенданта, – сказал он вошедшей секретарше.

Несколько минут прошло в молчании. Появился интендант.

– Дорогой Теппеп, вы, конечно, уже слышали, что наш капитан Бенеке едет в Норвегию. Он будет в отъезде шесть недель. Сейчас он зайдет к вам, чтобы получить необходимую валюту. Ему будут нужны не только норвежские, шведские и датские кроны, но и английские фунты и даже американские доллары. А когда вернетесь, – продолжал адмирал, уже обращаясь к Бенеке, – назовете общую сумму израсходованных денег.

И он снова повернулся к интенданту:

– Денежные отчеты капитана Бенеке я буду подписывать сам. Об ответственности можете не беспокоиться.

Интендант не смог скрыть своего удивления; его ужаснуло такое легкомыслие адмирала и откровенное пренебрежение святыми для него бухгалтерскими законами. Но, сделав недовольную мину, он не проронил ни слова. Отвесив подчеркнуто вежливый поклон, интендант покинул кабинет…

Итак, Бенеке отправился в Норвегию. Теперь это был уже не капитан германской армии, а зажиточный турист, обладатель солидного багажа, ушедший на пенсию крупный промышленник, который в качестве акционера поддерживает связи со сталелитейными предприятиями Европы. Именно поэтому его сильно интересует шведская железная руда и порт Нарвик, через который ведется ее транспортировка…

«Промышленник»

«Германия изучает район Балтийского моря и Скандинавию, имея в виду использовать эти районы в тотальной войне», – писала «Правда» 7 августа 1937 года[16]16
  В номере «Правды» от 7 августа 1937 года подобных слов нет. – Прим. ред.


[Закрыть], то есть как раз в те дни, когда офицер абвера Бертольд Бенеке начал разъезжать по Норвегии в качестве представителя германской сталелитейной промышленности. В то время немецкие самолеты и военные корабли наносили частые визиты в города и порты норвежского побережья. Даже сам военный министр фон Бломберг посетил с непонятными целями город Нарвик и совершил «инспекционную поездку» по Уфутенской железной дороге.

Норвегия рано или поздно должна была стать яблоком раздора. Учитывая эти обстоятельства, германское верховное главнокомандование вынуждено было срочно послать в Норвегию специального человека, чтобы следить за развитием событий непосредственно на месте и чтобы при необходимости заблаговременно подать сигнал тревоги.

Еще 3 августа 1937 года из полицейского управления города Кристиансанна в министерство юстиции и полиции пришло секретное письмо. В конце его рукой начальника городской полиции Руннинг-Тэннесена было приписано:

«Хотя до настоящего времени нет каких-либо веских доказательств незаконности действий человека, взятого нами под наблюдение, однако я считаю, что его поведение здесь довольно подозрительно и дает серьезную пищу для размышлений. Я имею в виду его, по-видимому, незаконное снабжение валютой, а также производимые им зарисовки, непрерывные поездки по стране неоправданно частую переписку с матерью в Германии. Я не вижу никаких оснований для того, чтобы этот человек оставался и дальше в пределах нашей страны. Время, когда мы были доверчивы и наивны, давно прошло. Я советую выслать фон С. из Норвегии».

Несмотря на то что в письме не было достаточно убедительных доказательств, за исключением нескольких, пусть и обоснованных, подозрений, оно было переслано в центральное паспортное управление со следующей припиской министра юстиции: «Министерство находит, что не следует давать разрешение Генриху фон С. на дальнейшее пребывание в Норвегии».

Да, норвежцам действительно было над чем задуматься. В одну из воскресных прогулок ранним летом того же года государственный архивариус Якоб Фриис встретил в окрестностях Кристиансанна одного немца, который, как выяснилось из разговора, проявлял особый интерес к животному миру и жизни населения в доисторическую эпоху. Словоохотливый немец поведал Фриису, что он якобы работает сейчас над большим романом на эту тему. Завязалось знакомство, и Генрих фон С. – так звали немца – признался, что был бы счастлив показать архивариусу свою рукопись. Однако после более глубоких размышлений доверчивый чиновник пришел к выводу, что незнакомец, с которым он столкнулся, мог быть шпионом. По крайней мере, именно об этом писал Фриис спустя много лет в газете «Дагбладет» (3 марта 1954 года). Ему показалось слишком подозрительным то обстоятельство, что человек удовлетворял свои исторические интересы с помощью вполне современной топографической карты и внушительного бинокля. Генрих фон С. обозревал окрестности с высокого плато, откуда открывался прекрасный вид на фиорд и вход в гавань. Об этом Фриис еще тогда сообщил в личном письме своему партийному товарищу и другу Трюгве Ли, занимавшему в то время пост министра юстиции. Через несколько дней Фриис получил негласное поручение. Управление полиции города получило приказ внимательнее следить за немцем и контролировать его почту. Переписка Генриха фон С. с матерью в Германии носила, казалось, чисто личный характер. Но неоднократное повторение одних и тех же фраз и предложений в разных письмах вызвало подозрение. И 3 августа полиция решила выдворить слишком любопытного «палеонтолога» из пределов страны. Приблизительно в это же время адмирал Канарис направил в Норвегию нового «туриста».

Капитан Бенеке приехал в Норвегию в мирное время и, естественно, намеревался пробыть здесь столько времени, сколько требовалось для того, чтобы ближе познакомиться с жизнью страны и почувствовать себя более свободным в общении с населением. Только при этом условии он, в случае большой войны и предположительного нейтралитета Норвегии, смог бы использовать все важнейшие каналы нейтральной страны для сбора военной информации. Его вторая задача состояла в том, чтобы установить «деловые контакты» с постоянно действующей в Норвегии разведывательной сетью потенциальных противников Германии и, по возможности, завербовать их агентов на службу абверу. В дальнейшем таких агентов-двойников предполагалось снабжать сведениями, которые в глазах их хозяев выглядели бы вполне достоверно, но в действительности были бы фальшивыми. Немецкие специалисты в этой области делали это превосходно. В подобной практике нередко ' случалось, что первое время агент-двойник передавал своим хозяевам абсолютно точные материалы и сведения. Это делалось для того, чтобы военные и политические руководители противной стороны, проверив сведения и убедившись в их достоверности, признали своих агентов преданными людьми, а источники информации – первоклассными. Разумеется, успех оказывался еще большим, если доверие начальства к своим агентам, завербованным разведкой противника, не подрывалось в течение долгого времени. Тогда удавалось эффективно дезинформировать противника всякими фальшивыми и уводящими в сторону сообщениями.

В немецкой военной терминологии эта работа обозначалась как «деятельность III-D»[17]17
  Отдел абвера, обозначавшийся III-D, занимался дезориентацией противника. – Прим. ред.


[Закрыть]. В германском генеральном штабе еще во время первой мировой войны для этого было создано специальное управление. Тогда немцам посчастливилось завербовать к себе на службу одного сотрудника русского посольства в Копенгагене. Прибалтиец немецкого происхождения, он поставлял генеральному штабу русских такие «информации и секретные данные», которые фабриковались офицерами германского генерального штаба с единственной целью: сбить русских с толку.

За три года до отъезда Бенеке в Норвегию его будущий шеф Рихард Протце, или Дядюшка Рихард, как его часто называли сослуживцы, вместе со своей теткой – фрау Леной, известной в абвере под кличкой «Мадмуазель Доктор», раскрыл очень опасную польскую шпионскую организацию, возглавлявшуюся неким ротмистром Юреком фон Сосновским. Пробыв почти 10 лет в Берлине, Сосновский сумел войти в близкие отношения с представителями многих влиятельных немецких кругов. Благодаря исключительному умению угадывать победителя на скачках и своей привлекательной внешности Сосновский попытался глубоко проникнуть в тайные дела рейхсвера. Соблазнив двух молоденьких генеральских дочек, служивших секретаршами в германском военном министерстве, и сфотографировав своих любовниц в положениях, мало подходящих для опубликования, этот польский купидон обеспечил себе отличных агентов. Летом 1934 года ему удалось добыть копию плана военной операции Германии против Польши и переправить его курьером в Швейцарию. Вскоре после этого Сосновский и его знатные дамы были арестованы при весьма трогательных обстоятельствах – поздней ночью в салоне ротмистра, а 16 февраля следующего года топор палача прервал жизнь Ренаты фон Натцмер и Бениты фон Фалькенхейн. Сам ротмистр был приговорен к пожизненному заключению, но вскоре передан Польше в обмен на троих немецких агентов. Это было первое дело, раскрытое Канарисом на посту начальника абвера. Отдел III-D в соответствии со специальными требованиями германского генерального штаба быстро сфабриковал тогда новый план военной операции против Польши.

И снова, но теперь уже через другого польского шпиона, работавшего одновременно на немцев, эти сведения и схемы были переданы в руки командования Войска Польского. Между тем поляки направили в Швейцарию двух своих экспертов для определения подлинности и ценности плана операции, добытого Сосновским. Этот план, судя по его основным стратегическим направлениям, как полагали специалисты, не мог быть разработан германским генеральным штабом. Зато план, сфабрикованный немцами, был признан поляками подлинным и положен в основу всей оборонной подготовки и строительства укреплений в Польше. Когда германские танки и пехота, поддержанные крупными соединениями авиации, перешли в сентябре 1939 года границы Польши, они точно, без отступлений, следовали плану, разработанному германским генеральным штабом и попавшему в руки Сосновскому. А тот в это время за свою «плохую работу» уже четвертый год томился в тюрьме!

Именно эта форма контршпионажа была излюбленным приемом адмирала Канариса. Поэтому, принимая решение направить капитана Бенеке в Норвегию, начальник абвера предполагал, помимо всего прочего, использовать и такую возможность, разумеется, если позволит ситуация. Вполне понятен поэтому и выбор Канарисом человека такого типа, как Бенеке, обладавшего незаурядными артистическими способностями, умением приспосабливаться к обстановке и спокойно ожидать момент, когда он сам и его связи могут оказаться полезными.

Бенеке являл собой человека весьма оригинального во всех отношениях. Темные, резко выделяющиеся на бледном лице усы подчеркивали насмешливый прищур его веселых карих глаз. Он не был похож на немца и поражал всех горячим, почти южным темпераментом. Часто в беседах он удивлял окружающих своими неожиданно странными идеями, которые, словно вихрь, налетали на него и так же быстро уносились прочь. Бенеке очень любил поддразнивать и даже злить собеседников. Как ярко выраженный индивидуалист, он презирал схемы и ограничения. Происходя из богатой купеческой семьи в Бремене, он был типичным представителем своего сословия. Его изысканные манеры делали его похожим на англичанина, и в абвере об этом знали.

С малых лет, и особенно с тех пор, как он побывал за границей, Бенеке привык вращаться в обществе. Гнетущей работе информатора, выискивающего сведения из газет и журналов, он предпочитал приятные беседы, хороший коньяк и гаванские сигары. Он никогда не проявлял обычную для немцев скрупулезность и систематичность в подготовке к очередному заданию, но часто прибегал к интуиции, а иногда и к невинной выдумке. Однако, если его знания, навыки и способности подвергались настоящему испытанию, он неплохо импровизировал, давая волю своей богатой и даже несколько несдержанной фантазии. И при всем этом он мог сохранять человечность. Бенеке никогда не боялся отстаивать свои взгляды, хотя это часто приводило его к стычкам с власть имущими. Так, его выступление против Квислинга летом 1940 года было подобно ушату холодной воды на голову некоторых высокопоставленных особ. Но Бенеке всегда удавалось выпутываться из самых рискованных положений. Он походил на кошку, которая, падая, всегда встает на все четыре лапы.

Бенеке обладал на редкость изворотливым умом. В одно мгновение он мог сделаться по-детски наивным, чтобы в следующий миг осуществить ловкую аферу, которая в одно и то же время могла показаться и подлостью и рыцарским подвигом. Очень часто собеседники Бенеке сами шли в его сети, веря утверждениям, будто во всем, что он делает, им руководит человечность. Он умел убедить людей, что в его действиях нет ничего плохого, даже если они и носят шпионский характер. Возможно, сила его доводов в том и состояла, что он имел индивидуальный, необычный для нас подход к решению проблем. Разумеется, он вряд ли достоин того, чтобы о нем слагать легенды, но весь склад его характера, исключительная хитрость и необычное для немца пренебрежение к властям и прусским порядкам делали его, пожалуй, самой оригинальной и колоритной фигурой из всех главных действующих лиц немецкой разведки в Норвегии до и после вторжения.

Итак, первая поездка Бенеке по Норвегии продолжалась около шести недель. Все это время он разъезд жал по стране, постоянно завязывая новые знакомства, вел важные наблюдения, и во всем этом ему помогали полученные от немецких друзей-промышленников рекомендации, доверительные письма и визитные карточки, которые действовали, как волшебное слово «сезам». Изредка он посылал письма жене, в которых восторженно делился впечатлениями о своем путешествии; иногда отправлял открытки друзьям и знакомым, как это делают все туристы и общительные люди. Но срок турне истек, и однажды капитан снова появился в своем кабинете, в штабе гарнизона Ганновера. О прибытии он доложил майору Пфульштейну.

– Ну, как поездка? – спросил его начальник штаба.

– Очень много интересного. Но для доклада о самой работе и моих впечатлениях как сотрудника III-D мне хватит и трех-четырех страниц.

В письменном докладе Бенеке сообщал, что портовые города Норвегии кишат англичанами, что их специально засылают туда под видом разных консулов, вице-консулов и просто служащих и что они устанавливают там связи с издателями, редакторами, журналистами и даже с офицерами и высшими чиновниками полицейского аппарата. Он отмечал также, что в Осло сфера деятельности и круг знакомств англичан гораздо обширнее, чем у немцев. Эти английские консулы, вице-консулы и еще бог знает какие «должностные лица» работают на английскую разведку – Интеллидженс Сервис. «Кажется, мне удалось напасть на следы их влияния на норвежскую прессу, – писал Бенеке. – Это подтверждается тем фактом, что газеты Норвегии стали теперь все чаще и чаще распространяться о немецких шпионах».

«Нужно помнить, – продолжал капитан, – что в Норвегии издается бесчисленное множество газет. Даже небольшие города с населением всего 1500–2000 жителей имеют не менее двух газет, выражающих мнение правящих политических партий. А в хорошем обществе каждого такого города или порта, как правило, есть две семьи, которые группируют вокруг себя настоящие политические фракции. Это серьезно облегчало мою работу, так как рекомендательные письма нередко открывали мне доступ в оба враждующих лагеря.

Уже на десятый день моего пребывания в Норвегии я заметил, что определенные лица начали усиленно интересоваться моей персоной. Очевидно, была установлена и слежка. Две женщины пытались выудить у меня легкомысленные высказывания, но я был с ними лишь подчеркнуто вежлив и любезен…

…За мной следила и норвежская полиция по делам иностранцев. Она проявила исключительный интерес к содержимому моих чемоданов. Работа выполнялась корректно и со знанием дела…»

Свой доклад Бенеке закончил следующими словами: «Я установил связи как с англичанами, так и с некоторыми норвежцами. В Осло я, между прочим, познакомился с весьма симпатичным английским пресс-атташе. В дальнейшем постараюсь использовать его в своих интересах».

Прочитав доклад, майор Пфульштейн удивился его краткости и немедленно вызвал капитана к себе.

– Послушайте, Бенеке, – обратился к нему майор, – а вам не кажется, что доклад о шестинедельном пребывании и всего на четырех страницах – это слишком мало?

– Хорошо, – спокойно ответил Бенеке. – Я напишу еще один отчет, обычный доклад, где изложу все детали и особые наблюдения.

Майор остался очень доволен, когда спустя два дня он ознакомился с новым докладом Бенеке. Этот доклад произвел большое впечатление и в Берлине. Адмирал Канарис выразил капитану свою благодарность в письменном виде, а копию доклада разослал для ознакомления в различные службы абвера. Одновременно капитан получил приказ прибыть в Берлин и поделиться своими впечатлениями на совещании высших офицеров ставки верховного главнокомандования.

В столице Бенеке пробыл недолго. Сразу же после совещания он получил другое задание – совершить новую, более длительную поездку по Норвегии. Теперь ему разрешили взять с собой и жену, что было до сих пор неслыханно в абвере. Многие открыто высказывали свое недовольство, у других это событие вызвало лишь улыбку. Но Канарис понимал, что этот шаг Бенеке был объективно оправдан, и немедленно пресек всякие кривотолки и козни.

Супруги Бенеке сняли меблированную виллу в предместье Бергена, откуда Бенеке совершал свои частые вылазки. Для отвода глаз и по некоторым другим причинам он иногда брал в поездки и свою жену. Это было тем более необходимо, что его супруга обладала блестящей памятью, прекрасной способностью регистрировать в уме все виденное и особенно четко, как и полагается всякой чувствительной женщине, отмечать детали. Во время второго путешествия Бенеке удалось наконец осуществить и свою заветную мечту: ему было разрешено тратить 1000 марок ежемесячно на личные нужды. Это давало ему возможность без всяких угрызений совести сочетать полезное с приятным.