Текст книги "Операция "Раскол""
Автор книги: Стюарт Стивен
Жанры:
Cпецслужбы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 11. КОРЕЯ: ГОРЬКИЕ ПЛОДЫ
К тому времени, когда Владислав Гомулка был арестован полковником Святло, операция «Раскол» стала неуправляемой. В то время как прежде Даллес был способен контролировать ее ход, теперь, в 1950 году, бурный поток событий, вызванный операцией, подчинялся своим собственным законам.
Сам Даллес фактически к этому моменту был отстранен от руководства. ЦРУ стало настолько большим и важным учреждением, что человек извне, подобный Даллесу, больше не мог влиять, на него.
Про Филдов забыли. Никто не знал, живы они или умерли, никто об этом не заботился. Важно было лишь, что замысел блестящим образом оправдался. Жизнь внутри коммунистического блока чрезвычайно усложнилась, повсюду господствовали сталинисты, а народ страдал от невыносимых политических и экономических ограничений. Почти еженедельно поступали в Вашингтон сообщения о волнениях на предприятиях Восточной Европы. Контрреволюционная смута казалась неизбежной.
Если бы Даллес сам в тот критический период находился у руководства ЦРУ, он почти наверняка обнаружил бы важные ошибки в оценке обстановки. Будучи высокопрофессиональным специалистом своего дела, он понимал, какой риск заложен в любой разведывательной операции, над которой утерян контроль, а тем более управление. Наступило время, когда необходимо было заново рассмотреть все материалы операции «Раскол» с тем, чтобы решить: не приобрели ли порожденные ею события опасные масштабы. Но этого не было сделано.
Тем не менее с самого начала Даллес признавал первейшую необходимость того, чтобы постоянно не упускать из виду конечную цель (это было его главным отличием на протяжении всей деятельности как профессионала-разведчика, и уже одно это резко отличает Даллеса от его коллег-современников). Он также понимал, насколько велика опасность игры с таким вспыльчивым характером, как у Иосифа Сталина.
Совершенно очевидным становился и тот факт, что успех операции «Раскол» серьезно взволновал старого человека в Кремле. Ему казалось, что кругом кишели шпионы, саботажники и предатели. Он никому не мог больше верить. Враг находился у ворот, а война, по всей видимости, являлась неизбежной. В сентябре 1949 года весь мир узнал, что Сталин обладает атомной бомбой, а в ноябре миру стало известно, зачем она ему понадобилась. На сессии Коминформа в Варшаве американский империализм характеризовался как «международный заговор», что подтверждалось процессами Райка и Костова. Этот заговор необходимо было раздавить. Рассматривая заговор филдистов лишь как первый шаг, предпринятый американцами для отрыва России от ее новых европейских владений, Сталин поверил в то, что скоро должно произойти американское военное нападение. Единственное средство к спасению сателлитов состоит в том, чтобы изгнать американцев с европейского континента. В Ялте президент Рузвельт заверил его, что американцы будут находиться в Европе лишь в течение 18 месяцев после окончания Второй мировой войны. Но они все еще здесь, число их увеличивается, к тому же они стремятся к перевооружению Западной Германии, а также к созданию военного блока с союзниками России военного времени. Доктрину Трумэна Сталин рассматривал как недопустимое нарушение взятых обязательств, а «План Маршалла» – как попытку экономического порабощения европейских стран. Образование же НАТО он считал актом неприкрытой агрессии. Мало того, американцы искусно внедрили своих агентов типа Райка на самые высокие посты в государственном и партийном аппаратах внутри сталинских владений.
Неважно, как рассматривать все это – как бредовые идеи или как результат в какой-то степени оправданного раздражения лидера, надежды и амбиции которого оказались непонятыми его бывшими союзниками. Все это в то время не имело значения. Важно, что он был царем в России и ее владениях и что независимо от того, был он или не был тираном, необходимо принять во внимание его сложную натуру. Но это не было сделано, и операция «Раскол» должна была вывести его из себя.
Поскольку число предателей, арестованных его тайной полицией, все возрастало, Сталин стал готовить свое контрнаступление. Американцы должны быть изгнаны с европейского континента а если это означает третью мировую войну, то пусть так и будет.
Сейчас Сталин переходил в наступление. В Европе вооруженные силы Варшавского пакта готовились к военной оккупации Западной Германии. Причем часть сил намечалось выделить для захвата Бельгии, Франции и Англии в случае вмешательства какой-нибудь из этих стран. Самые опытные советские генералы и дипломаты говорили Сталину, что если он окажет достаточное давление, то американцы спокойно уйдут. Ни одно американское правительство не ввяжется в войну, чтобы защищать европейские города (хотя они могут напасть на Россию). Уже было подготовлено обращение к американцам. В нем говорилось о дружеских чувствах русских к американскому народу, но заявлялось, что эта дружба нарушена тем фактом, что американцы ежедневно наращивают вооружения на русских границах. Россия принесла столько жертв во время войны, и она полна решимости не допустить, чтобы они оказались напрасными. Русский народ имел право ожидать, что Германия будет нейтрализована, если бы это было сделано, мир во всем мире был бы обеспечен.
Американцам будет предоставлено 24 часа для того, чтобы они осознали, что не смогут остановить Красную Армию на ее пути в Западную Германию. Им будет дано 7 дней для того, чтобы эвакуироваться из Европы. Казалось, что Сталина не волнует мрачная перспектива атомной войны. Он был уверен: Россия сможет это пережить, а США – нет. Он полагал, что американский характер не сможет выдержать прямого удара по Нью-Йорку.
(Я сознаю противоречивость этого заявления, с которым многие историки не согласятся. Но после проведения ряда интервью с людьми, занимавшими в то время ответственные посты в генеральном штабе Варшавского Договора, у меня нет сомнения насчет того, что такой план существовал и Сталин в высшей степени серьезно отнесся к нему. Это был не пустой проект, лишь смерть Сталина предотвратила его осуществление.)
Первые залпы этой войны, которая так и не состоялась, прозвучали 25 июня 1950 года, когда северокорейские войска перешли границу Южной Кореи и начали то, что теперь известно как корейская война.
Американцы всегда рассматривали корейскую войну как чисто локальную попытку мирового коммунизма расширить сферу своего влияния. Но для русских эта война представляла собой нечто большее. Это был заранее спланированный удар, преследовавший двойную цель – испытать волю США к сопротивлению и отвлечь внимание от более важных сталинских планов в Европе.
Это было блестящим мероприятием – военным и дипломатическим. Лишь сейчас историки начинают понимать, что отсутствие русского представителя на дискуссии в ООН, в результате которой вооруженным силам США было позволено воевать под американским флагом в Северной Корее, отнюдь не было ужасной ошибкой, совершенной русскими политиками. Как раз наоборот. Если бы Россия присутствовала на этих дебатах (что она легко могла сделать), то она была бы вынуждена использовать право вето.
Если бы советский делегат Яков Малик присутствовал в Совете Безопасности при обсуждении первой резолюции, осуждающей эту агрессию, то советское вето могло бы быть использовано, чтобы не допустить ее принятия. Конечно, он мог не успеть прибыть туда вовремя, поскольку чрезвычайное заседание было созвано через 24 часа после нападения. К тому же Россия отозвала своего представителя из Совета Безопасности за 5 месяцев до этого по причине, что место Китая занимал гоминьдановец. Но советский представитель наверняка мог прибыть вовремя через 3 дня, ко второму голосованию, узаконившему военное вмешательство США. И бесспорно, что он мог прибыть вовремя к еще более позднему третьему голосованию, в результате которого было создано объединенное военное командование сил ООН. Но следует задать вопрос: действительно ли русские совершили какую-нибудь ошибку? Могли ли они не заметить столь важное положение Устава ООН, в создании которого они сами принимали участие? Неужели они забыли негативную силу права вето, которое они с таким постоянством и так эффективно использовали с момента основания Организации Объединенных Наций? У русских было достаточно времени, чтобы все обдумать – в противоположность американцам, которые, оказавшись перед лицом внезапного нападения, действовали исключительно эффективно. В Вашингтоне сейчас преобладает мнение, что русские вели очень умную игру. Они подготовили ловушку и наблюдали, как американцы в нее втягивались.
Если бы русские использовали вето, то американцы должны были бы вести борьбу в одиночку, а не под голубым флагом ООН. Если бы США сделали это, то из соображения престижа русские должны были вмешаться на стороне Кореи. Но Россия еще не была готова к этому. И поэтому русская стратегия состояла в том, чтобы выиграть как можно больше, не втягиваясь в непосредственную конфронтацию с вооруженными силами США.
Получилось так, что Советы, цинично используя Северную Корею, смогли вовлечь США в войну в далекой стране, о которой американцы мало что знали. Россия, прикрываясь завесой этой войны, смогла сосредоточить свои войска, организовать крупные военные учения Варшавского Договора, создать новые виды оружия и дать их корейцам для испытания на поле боя. Причем все это было осуществлено под видом реакции на усиление международной напряженности, а не в порядке подготовки нападения на Западную Германию.
Хотя это может показаться чрезмерным упрощением, заявление о том, что операция «Раскол» косвенным образом вызвала корейскую войну, не является полностью неоправданным. Именно операция «Раскол» высекла искру – дала пишу для сталинской паранойи. Он нуждался в этой войне, потому что после ужасных политических последствий инсценированных процессов ему надо было дать какую-нибудь победу международному коммунизму. Ему надо было показать не только Западу, но и всем в своем собственном лагере, что он – а не американцы – олицетворяет собой будущее.
Хотя корейская война проходила в Азии, в действительности это был европейский конфликт. Корейские и китайские солдаты дрались в защиту европейских интересов. Конечно, солдаты войск ООН также гибли, но это носило преимущественно характер несчастных случаев. Отношения между Востоком и Западом стали такими тесными, что для того, чтобы разрядить невыносимое напряжение, обязательно должна была произойти война. Корея была для этого удобным местом. Ее преимуществом было то, что она находилась достаточно далеко от Европы и Америки, а это давало гарантию, что белых граждан фактически не будут убивать; ее удаленность обеспечивала и то, что никакое поражение одной из сторон не вызовет использования атомных бомб в западном полушарии для поддержания национального достоинства. Обе стороны подогревали амбиции своих союзников в Корее, русские к тому же убедили северян начать внезапное наступление. Сталин был не из тех, кто хорошо думает о своих товарищах. Если такие товарищи, как Райк, оказались предателями, то это не потому, что ими двигала какая-то идея, а в силу оппортунизма. Сталин чувствовал, что он должен показать, что является хозяином. И он выбрал маленькую слаборазвитую страну в Азии, чтобы поупражнять свои мускулы.
Если операция «Раскол» повлияла на возникновение войны, то и война оказала решающее влияние на судьбу операции. Нападение Северной Кореи 25 июня 1950 года застало правительство США врасплох. Хотя ЦРУ на протяжении некоторого времени докладывало о приведении северокорейских войск в состояние боевой готовности, оно не смогло предупредить об угрозе вторжения через 38-ю параллель. В широком плане та критика, которой немедленно подверглось ЦРУ, была несправедливой, поскольку оно в данном случае натолкнулось на генерала Дугласа Макартура, «подавлявшего» всякого, кто приносил плохие вести.
Но пока генерал Макартур занимал свой высокий пост, было немыслимо, чтобы он стал козлом отпущения. В результате способный и честный руководитель ЦРУ адмирал Хилленкётер был вынужден уйти в отставку, а вместо него был назначен генерал Беделл Смит. Став в октябре 1950 года директором ЦРУ, Смит первым делом поднял доклад об обстановке в Корее, составленный в 1949 году Даллесом и Джексоном и тогда же положенный под сукно президентом Трумэном. Затем он вызвал в Вашингтон обоих главных авторов доклада – Даллеса и Джексона и предложил им представить свои рекомендации. Это был один из самых важных моментов в карьере Даллеса: наконец у него в поле зрения оказалось его будущее наследство. Смит мудро перепоручил все вопросы разведки Даллесу, а сам сосредоточился на крайне необходимой внутренней реорганизации и, что было самым главным, на установлении новых взаимоотношений с Белым домом и Пентагоном, с тем чтобы они прислушивались к тому, что говорит ЦРУ. Даллес и Джексон, глубоко уважавшие Смита, предоставили ему возможность заняться этой важной проблемой, а сами окунулись в практическую работу. Даллес быстро обнаружил, что специалисты ЦРУ серьезно озабочены военной угрозой, но ни президент, ни конгресс до сих пор не хотели прислушаться к их предупреждениям. Руководство штаба НАТО в Европе просто не верило, что ЦРУ вообще способно добыть сколько-нибудь ценную разведывательную информацию. В самом деле, любые разговоры о коммунистической агрессии слишком уж смахивали на типично американские басни на тему «красные под кроватью», чтобы их принимать всерьез. Американское военное командование во главе с председателем Объединенного комитета начальников штабов генералом Омаром Брэдли рассматривало доклад ЦРУ о том, что, по мнению русских, американцы не станут воевать за целостность Европы, не как ценный разведывательный документ, а как прямое оскорбление достоинства американского народа.
Новое руководство ЦРУ немедленно разглядело, что, хотя война в Корее занимает главное место на газетных страницах, основные проблемы по-прежнему связаны с Европой. Оно поняло: Корея является прикрытием для сталинских планов в Европе. Даллес, лишь только он переступил порог ЦРУ, сразу же поднял все дела по операции «Раскол». Крайне сложное международное положение требовало срочного решения, и операция «Раскол», которая после гибели Костова в конце 1949 года отошла на второй план, стала единственным имевшимся в наличии средством, которое ЦРУ могло с выгодой использовать.
Не считая, что операция «Раскол» угрожает рикошетировать по самим американцам, не беспокоясь о том, что до сих пор имеется мало признаков назревания предсказанной им народной революции в восточноевропейских странах, Даллес почти ясно видел, что Сталина можно вынудить отсрочить свои планы вторжения, если убедить его в том, что он не может положиться на своих союзников.
Между тем моральное состояние населения Восточной Европы крайне ухудшилось. Производство продукции уменьшалось. Люди выполняли свои повседневные обязанности в состоянии молчаливого недовольства. Ни одно правительство не пользовалось популярностью. Ни один партийный деятель или министр не мог рассчитывать на народную поддержку. С каждым днем перед Сталиным вставало все больше проблем в деле сохранения единого фронта против «империалистов». И Даллес считал своим долгом способствовать увеличению этих трудностей. Более того, Даллес не сомневался, что однажды произойдет взрыв. Руководимые ЦРУ вашингтонские лоббисты уже готовили почву для того, что впоследствии стало известно как поправка Керстена (поправка к закону о вооруженных силах 1952 г.). На территории Германии должны быть созданы, обучены и размещены специальные части, полностью укомплектованные лицами восточноевропейского происхождения: эти части должны были прийти на помощь повстанческим движениям за «железным занавесом», профессионально оказать поддержку восставшим и помочь восстановить демократию после контрреволюции. В ее скором наступлении Даллес был уверен.
То были жаркие дни. Даже несмотря на то, что атомная война все еще представлялась как реальная возможность, несмотря на то, что вторжение русских в Западную Европу казалось вероятным, такие американцы, как Даллес, по-видимому, прониклись новым чувством уверенности: насколько они могли предвидеть, коммунизм будет отвергнут повсюду, где имеется свободный выбор. Там же, где он существует, он может господствовать лишь при помощи тайной полиции.
Но предстояло сделать еще большее. Россия все еще была способна развязать мировую войну, Сталин все еще был способен навлечь на Европу ядерное опустошение. Борьбу с противником следует вести с еще большей энергией. Поэтому план операции «Раскол» следует теперь пересмотреть и продумать все до мелочей: цели должны быть выбраны более тщательно, задача должна быть определена более четко.
Из всех стран Восточной Европы только Чехословакии удалось избежать сталинской ярости в ее полном объеме. А между тем там уже назревало возмущение. Привыкшее к демократии западного типа, чешское население чувствовало себя неуютно в строгих рамках, установленных коммунистическими хозяевами. Если повернуть внимание Сталина в сторону Чехословакии, то у него не будет времени или охоты заниматься авантюрами в других местах. Стоит вывести чехов на улицы для выступления против коммунистических правителей, как за ними последует вся остальная Восточная Европа.
Обосновавшись в своем новом кабинете в Вашингтоне, Аллен Даллес собрал своих людей и спланировал с ними новый этап операции «Раскол»: цель – Чехословакия. То было возвещение очередной кровавой бани.
ГЛАВА 12. ЦЕЛЬ – ЧЕХОСЛОВАКИЯ
Клемент Готвальд не был старым человеком, хотя и выглядел таким. Он больше не пил спиртного ради того, чтобы облегчить груз своих высоких обязанностей. Сейчас печать отчаяния лежала на его пристрастии к выпивке: как будто от этого зависело, выживет он или нет. Прежде он был искусным политиком, но ныне его политическое лицо было опошлено культом личности, который он воздвиг вокруг себя в качестве защитной стены, прикрывающей его слабости. Из-за того, что он дал себя убедить в том, что будущее Чехословакии зависит от этого культа, он оказался вовлеченным в такое количество мелких преступлений, что потерял способность отличать справедливость от несправедливости. Короче говоря, президент Чехословакии был выеденным яйцом. Он уже давно забыл, что такое сочувствие, понимание и любовь. Вместо этого его заполнил патологический страх за свою собственную судьбу.
Некогда Клемент Готвальд был значительным человеком. Он происходил из крестьянской семьи в Моравии. В 12-летнем возрасте он был послан к родственникам в Вену, где работал учеником плотника. Во время Первой мировой войны был мобилизован в австро-венгерскую армию, дослужился до чина сержанта и воевал против русских на Карпатском фронте. Позднее он вступил во вновь сформированную чешскую армию, а после демобилизации работал на заводе, где стал цеховым мастером и секретарем местной ячейки социал-демократической партии. После раскола этой партии Готвальд стал одним из основателей коммунистической партии. В 1929 году в возрасте 33 лет он был избран генеральным секретарем и сохранял этот пост до своей смерти. Он был также депутатом чешского парламента.
Та Чехословакия, в которой он начинал политическую карьеру, резко отличалась от Чехословакии, которой он стал править. До войны в Чехословакии была парламентская демократия – единственная в Восточной Европе. Чешский народ пользовался свободой слова, свободой печати и всеми гражданскими правами. В Чехословакии никогда не было внутренней социальной напряженности, которая, казалось, существовала повсюду. Крестьяне обрабатывали собственную землю, не были такими скупыми, как повсюду в Европе. Но для всех было очевидно постепенное уничтожение демократического строя. В 1938 году по единому организму нации был нанесен удар мюнхенским соглашением, демократические парламентские государства – Англия и Франция – просто продали Чехословакию Германии. Мало кто из чехов был готом простить это предательство, но только коммунисты имели место, куда можно было уйти, – Советский Союз. Когда Красная Армия освободила во время войны Прагу, значительное большинство чешского народа ждало от России руководства и защиты. Почему они должны были смотреть в сторону Запада, который так цинично продал их фашистам? Какой толк и демократии, если демократические страны так недостойно обошлись с чехами? В результате во время совершенно свободных выборов в 1946 году коммунисты получили 38% голосов и стали самой сильной партией в чешском парламенте.
В том же году Готвальд стал премьер-министром, а в 1948 году он разрушил гордый демократический строй Чехословацкой Республики с помощью бескровного переворота, который превратил эту страну в коммунистическое государство. Он сделал это не для того, чтобы захватить власть (которую он уже имел как премьер-министр), а потому, что он рассматривал как опасную несбыточную мечту тщеславную идею старых демократических политических деятелей, состоявшую в том, что Чехословакия может стать мостом между Востоком и Западом. Чехословакия, как и любая другая страна в Европе, должна избрать, на чьей стороне она будет находиться. В противном случае она превратится, как это было до войны, в промежуточный пункт для захвата одной из великих держав на пути к развязыванию мировой войны. Готвальд избрал сторону России, убежденный в том, что, поступая так, он обеспечивает независимость своей страны. Опыт политического прошлого убедил многих некоммунистов-чехов в необходимости согласиться с ним.
Полный надежд, Клемент Готвальд вступил в должность президента. Он был достаточно умен и опытен, чтобы знать, что Иосиф Сталин будет жадным и требовательным союзником. Но он полагал, что сможет сговориться со Сталиным, и в течение некоторого времени это ему удавалось. Поскольку Готвальд обладал искусством политического маневрирования, операция «Раскол» потерпела здесь неудачу, причем именно в той европейской стране, где ее успех казался предопределенным. Если у Вашингтона были некоторые сомнения в том, что им удастся убедить венгров или поляков восстать, то в отношении чехов у них не было таких сомнений. В условиях, когда на чешской земле не дислоцировались части Красной Армии, гордые своими традициями, привыкшие к западному образу жизни чехи, как полагали, в любой момент после захвата власти коммунистами готовы были восстать и свергнуть правительство, которое большинство из них считало незаконным. Готвальд и его жесткий и способный помощник Рудольф Сланский также это знали и учиняли расправу при малейшем признаке назревавшего восстания. Вся тяжесть того, что Сланский называл «твердым курсом», легла на средний класс. По оценке руководства, средние классы не очень хорошо среагировали на «путч». Многие бежали за границу и активно выступали против чешского правительства там. Были раскрыты случаи передачи государственных секретов западным дипломатам. (Измена потеряла характер преступления, так как многие считали, что само правительство пришло к власти в результате предательского сговора.) Насколько серьезной была обстановка, свидетельствует заявление министра социальных дел, которое он сделал через 3 месяца после государственного переворота, о том, что тысячи людей подверглись «чистке». Эта цифра не включала тех, кто убежал за границу. По данным министра, более 9500 человек были уволены: 5800 человек работали на национализированных и частных предприятиях, 2500 были государственными служащими, остальные 1432 человека перешли на другую работу. Большинство тех, кто потерял в это время работу, составляли мужчины и женщины, отказывавшиеся принять новый коммунистический режим, внезапно пришедший к власти.
В июле 1948 года, через 6 месяцев после переворота, средние классы решили, что с них достаточно, и организовали крупнейшую антикоммунистическую демонстрацию, когда-либо происходившую в какой-либо коммунистической стране.
Любому, кроме чехов, может показаться любопытным, как это произошло. Дело в том, что еще во второй половине XIX века была создана чешская спортивная организация, превратившаяся в обобщенный символ чешского национализма, враждебного старой габсбургской монархии. Эта организация называлась «Соколы», и она скоро стала не только массовой, но в период Первой Республики (1918-1938 гг.) превратилась в националистическое политическое движение, имевшее влияние, далеко выходившее за рамки его формальных целей. Руководители организации в политическом плане обычно занимали правые позиции, а ее члены большей частью принадлежали к среднему классу. До войны коммунисты пытались создать свою соперничающую организацию. Тем не менее «Соколы» настолько прочно укрепились, что даже после «путча» казалось невозможным, чтобы их ежегодный недельный конгресс в Праге не состоялся, как обычно, и чтобы президент республики не стоял бы на трибуне, принимая их парад.
Но этот парад, в котором участвовали около 4000 спортсменов, быстро превратился в крупную антиправительственную демонстрацию. Совершенно неожиданно в руках многих участников парада оказались неизвестно откуда американские, английские и, что особенно знаменательно, югославские флаги. Стали раздаваться возгласы в честь бывшего президента Бенеша и маршала Тито. В знак презрения многие «Соколы», участвовавшие в марше, отвернулись при прохождении трибуны, где стоял Готвальд.
Через 3 месяца «Соколы» организовали еще более впечатляющую демонстрацию, на этот раз на похоронах социал-демократа Бенеша. Только недавнее ознакомление с документами по внутреннему положению Чехословакии показало, насколько значительным было в действительности контрреволюционное движение. «Соколы» решили, что нельзя допускать, чтобы похоронами руководили коммунисты, и буквально тысячи людей попытались проникнуть в Прагу и физически вырвать руководство похоронами у властей. Если бы им это удалось, то искры контрреволюции не были бы погашены.
Но полиции удалось не подпустить демонстрантов, и похороны проходили, как было запланировано.
Через два дня после похорон, 9 сентября, Рудольф Сланский, первый секретарь партии, сказал на заседании президиума Центрального комитета партии:
«…Реакционеры хотели использовать похороны как предлог для провокаций в широком масштабе, чтобы достичь того, чего не сумели добиться в феврале.
Похороны превратились в антиправительственную демонстрацию. Она охватила примерно 100 тысяч человек; несмотря на опубликованные предупреждения, в Прагу прибыло большое число людей. Мы правильно охарактеризовали это дело как попытку путча. Это именно то, во что должны были превратиться похороны. Реакционеры хотели добиться господства на улицах. Были изданы листовки, призывающие людей к открытой борьбе, к занятию министерств, железнодорожных станций, почтовых учреждений и т. д.».
Это было наиболее значительное выступление против власти коммунистов, когда-либо происходившее в Восточной Европе. Оппозиционеры, став жертвами своей собственной и американской пропаганды, полагали, что стоит им только проявить инициативу, как народ стихийно вместе с ними восстанет и сбросит московское иго. Но, как показали послевоенные выборы, средний заводской рабочий являлся верным коммунистам, приученный верить, что все экономические недостатки, так больно бьющие по нему, являются следствием слишком малого, а не слишком большого распространения коммунизма.
Таким образом, контрреволюция потерпела провал, а Сланский извлек соответствующие уроки. «…Рабочие требуют принятия решительных мер против реакционеров, – говорил он. – По моему мнению, наступление на контрреволюцию весьма своевременно. Правительством будет принят закон в защиту республики… Это хорошо, но я рекомендую, чтобы был принят закон об исправительно-трудовых лагерях». Не все на том секретном заседании были согласны со своим первым секретарем, но в последующие месяцы чешский народ на своих плечах все сильнее и больнее ощущал кнут Сланского.
Менее жесткий Готвальд придерживался мнения, что социализм не обязательно означает полицейское государство, политических заключенных и полный набор инсценированных процессов. И он убедил Сланского придерживаться более умеренного курса. Из-за этой первоначально смелой позиции Готвальда Чехословакия смогла избежать тех потрясений, которые вызвала операция «Раскол» в соседних с ней странах.
И все же Даллес и его коллеги продолжали верить в то, что если контрреволюция и возникнет где-нибудь, то это будет в Чехословакии. У большинства членов партийного руководства и правительства Чехословакии отсутствовала та полнейшая беспощадность, которая была характерна для коммунистических лидеров в других странах; и эта слабость (так Даллес характеризовал эту особенность) могла быть использована. Использование в операции Ноэля и Германа Филдов делало Чехословакию еще более естественной целью. Ведь они имели большое число друзей и знакомых в Праге, многие из которых занимали высокое положение в партии и правительстве. Но Даллес просчитался. Именно те традиции, которые он надеялся использовать, придавали чехам волю к сопротивлению. Они не считали Ноэля Филда особо опасной фигурой, и потребовались уговоры генерала Белкина, чтобы они организовали его арест. Они с явным нежеланием передали Ноэля Филда венграм и совсем неохотно разрешили увезти в Будапешт Гезу Павлика и его жену, потребовав их возвращения. Более того, когда Павлик отказался от своих признаний, заявив, что они были вырваны у него венграми под пыткой, чехи были склонны верить ему и обращались с ним настолько хорошо, насколько это позволяли обстоятельства.
Полковник Святло, находясь в Польше, все время занимался чешскими делами. Он лично встретился с главой чешской службы безопасности и потребовал ареста членов «преступной сети Филда». Он убедил президента Польши и секретаря ЦК венгерской партии оказать максимальное давление на явно сопротивляющееся чешское правительство. Но чехи все еще отвергали каждое требование о репрессивных действиях, организовав еще одну комиссию по расследованию, результаты работы которой были еще более туманными, чем предшествующих комиссий. Но сопротивление чехов не могло продолжаться вечно.
3 сентября 1949 г. Ракоши послал президенту Готвальду примечательное письмо:
«Через две недели мы начнем суд над первой группой обвиняемых по делу Райка. Обвинительное заключение будет опубликовано через неделю. В связи с этим мы натолкнулись на следующую трудность: если мы в эту группу включим шпионов, направленных из Англии в Венгрию, то станут известны десятки чешских имен, которые вы тоже знаете. Все эти люди сейчас на свободе, и все эти сведения окажутся неожиданными для чешской общественности. Можно заранее понять, что при подобных обстоятельствах эти люди, названные во время судебного процесса, будут решительно протестовать против того, что было сказано на суде. Это привяжет их к титоистам, которые, безусловно, не пожалеют никаких усилий, чтобы дискредитировать выдвинутые против них обвинения».