Текст книги "Кто умирает?"

Автор книги: Стивен Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Люди на «стадии принятия» часто очень внимательны к тем, кто находится рядом с ними. Они не всегда прекращают разговаривать или желают остаться в одиночестве. Отличительной чертой их принятия является открытость сердца, мягкость и непосредственность высказываний. Элизабет продолжает свое описание словами: «Стадия принятия просто означает, что люди столкнулись со своей конечностью, научились пребывать в настоящем, не беспокоятся о завтрашнем дне и надеются, что смогут еще долгое время наслаждаться такой жизнью». Здесь мы снова встречаемся с неясностью описаний этой стадии, которая проявляется в противоречивых утверждениях. Нам говорят, что, с одной стороны, больные на стадии принятия не беспокоятся, но, с другой, они все же «надеются, что смогут еще долгое время наслаждаться такой жизнью». Когда я нахожусь с людьми, которые действительно пребывают в принятии, я вижу, как мало у них предпочтений, изоляции и надежд, потому что страх превратился в доверие к процессу. Однажды утром парень, который, по общему мнению, находился в стадии «принятия», сказал:

– Мне кажется, что я утопаю в постели и могу спать вечно.

– Вам действительно кажется, что вы можете? Вы умираете? – спросил я.

– Не будет ничего плохого, если это случится, но, надеюсь, это будет не сегодня, – тихо ответил он.

Это не принятие, а покорность. Это просто более коммуникативная разновидность депрессии, которая говорит: «Я ничего не могу поделать. Я просто обречен на это». Покорность – это еще один побег от страха, смерть перед смертью, далеко не самый удачный выход.

Однако в слове «покорность» мы чувствуем возможность преображения, нового контракта с жизнью, который становится возможным, когда мы открываемся для собственного страха умирания так же, как и для жизни.

Одной нашей знакомой женщине несколько лет назад поставили смертельный диагноз. Она рассказывала о том, что прошла через все стадии и в конце концов пережила пространственность, в которой видела, что ничто существенное не теряется в смерти. Эта открытость позволила уйти старым привязанностям. Торговля была увидена как пустые страхи. Депрессия перестала быть врагом, а стала логическим завершением старых привязанностей. День ото дня она открывалась неконтролируемой природе вещей. Она переживала новую свободу, раскрытие, которого никогда раньше не знала. Она сказала, что для нее не только смерть стала приемлемой, но – и это казалось ей важнее – даже сама жизнь. Прожив несколько месяцев в этой открытости, она полностью выздоровела. Она предполагала, что именно ее открытость смерти позволила ее организму победить болезнь. Она сказала также, оглядываясь на те годы, когда ее считали безнадежной: «Я никогда не была настольно живой, как тогда, когда умирала».

Она никогда не была такой пробужденной. Она почти не торговалась и не отрицала. С каждым разочарованием она справлялась, когда оно возникало, не позволяя ему превратиться в психологическое бремя. Но когда угроза смерти миновала, она заметила, что в своей мирской жизни, в своих обыденных делах снова начала проявлять отрицание и раздражение. Ее столкновение со смертью постепенно перенесло ее из ада на небеса, но впоследствии старое воспитание и привычки позволили жизни войти в свою колею, дали возможность аду воцариться вновь. Жизнь не была такой яркой, как тогда, когда она умирала. Она сказала, что видела теперь, как проходит через все стадии умирания. Она сказала, что теперь проходит через стадии умирания в отношении потери безмятежности, которая у нее была, когда она балансировала на грани неизвестного. Она чувствовала, что принятие, которого она тогда достигла, ушло в туман старых страхов и уступок, болтовни ума и суеты отдельного «я».

Умирая для стремления быть кем-либо вообще, мы входим в то, что есть.

Эти пять стадий прежде всего психологические. Они имеют отношение к содержимому ума, мыслям, эмоциям, чувствам и относятся к смерти как к чему-нибудь внешнему по отношению к нам самим. Фактически, в первом приближении различие между психологическим и духовным состоит в том, что духовное относится не столько к содержимому, сколько к пространству, в котором это содержимое развивается. На психологическом уровне смерть кажется нам чем-то внешним. Возможно, подлинное принятие начинается тогда, когда мы принимаем смерть внутри. При этом смерть оказывается не врагом, а великим учителем, который направляет нас к нашим страхам и побуждает нас работать с ним, а не под его влиянием. Предназначение смерти в том, чтобы научить нас относиться к жизни как к целому, а не как к какому-то опасному проявлению реальности, от которого мы должны убегать.

Каждая из этих стадий является развитием предыдущей, дает нам немного больше пространства. Отрицание – это ограниченность и закрытость, которая, раскрываясь, позволяет разочарованию от жизни перерастать в страх. Но при этом появляется немного больше места для исследований. Затем мы садимся за стол переговоров и начинаем торговаться: «Как я могу пойти глубже?», «Что мне сделать, чтобы боль унялась?» Но даже в этом случае у нас немного больше пространства, чтобы понимать. По мере расширения пространства, мы все больше погружаемся в депрессию, все яснее осознаем, насколько мы далеки от истины. Видя, что наш страх продолжает держать нас во тьме, мы принимаем его и тем самым позволяем своим защитным стенам рухнуть, чтобы перед нашим взором открылось новое пространство. Мы перестаем быть кем-то. Мы больше не кто-то умирающий, и поэтому мы входим в пространственность бытия, в которой есть место для всего. Мы принимаем смерть и переживаем целостность, которой всегда были.

НАПРАВЛЯЕМАЯ МЕДИТАЦИЯ НА УМИРАНИИ

(Медленно читать другу или же мысленно повторять про себя)

Найдите удобное положение и закройте глаза. Верните свое внимание на уровень ощущений в теле.

Просто ощущайте тело, которое сидит здесь.

Чувствуйте этот сосуд. Чувствуйте, чем он заполнен. Чувствуйте вес головы. Чувствуйте мышцы шеи, их силу и толщину. Их плотность. Чувствуйте длинные кости плеч и суставов, которые образуют руки.

Чувствуйте вес своих предплечий, которые покоятся по обе стороны тела. И всех рук.

Чувствуйте туловище. Его плотность, его весомость. Земное качество этого тела.

И ваши ягодицы, которые покоятся на подушке или на стуле. Чувствуйте места их прикосновения, как они поддерживают ваш вес. Чувствуйте тяжесть гравитации на этой плотной форме.

Не пытайтесь задержать ощущения. Просто позвольте им приходить, возникать в теле, в котором вы обитаете.

Откройтесь для ощущений в ногах, почувствуйте их толщину, тяжесть. Чувствуйте твердость тела. Ног. Земли. Твердость. Вес.

И переживайте ощущения, которые возникают здесь и там, в ладонях, на затылке, в ягодицах, на подошвах ног. Покалывание, вибрации, тепло, едва заметные ощущения, возникающие здесь и там.

Чувствуйте все это и замечайте, как ваши чувства переживаются чем-то более тонким, чем эта грубая форма. Нечто более тонкое. Само осознание, кажется, переживает эти чувства в грубом теле, воспринимает эти покалывания и вибрации.

Почувствуйте это более тонкое тело, это тело осознания в более грубом сосуде.

Чувствуйте тонкое тело внутри грубого, тонкое тело, которое получает все переживания, приходящие к его органам чувств. Оно получает звуки через слух, проблески света через зрение, знает жизнь по тому, как она ощущается.

Войдите в тонкое тело осознания.

Следите за тем, как каждый вдох, входящий в плотное тело, переживается в виде ощущения легкого тела. Каждый вдох, входящий в плотное тело, содержит эту легкость, поддерживает баланс, который позволяет существовать телу осознания.

Чувствуйте, как каждый вдох поддерживает эту связь.

Позвольте осознанию стать очень чутким, очень внимательным, сосредоточьтесь на каждом вдохе, на каждом выдохе. Чувствуйте этот контакт между плотным телом и легким телом. Чувствуйте, как каждый вдох поддерживает легкое тело, пребывающее внутри.

Переживайте каждый вдох и выдох: чувствуйте жизнь как процесс в этом теле.

Только осознание и ощущения. Каждый вдох. Переживайте это утонченное равновесие, от мгновения к мгновению, как ощущение, как само осознание.

Делайте каждый вдох так, словно он – последний.

Переживайте каждый вдох так, словно следующего вдоха никогда не будет. Каждый вдох – последний вдох.

Выдох кончается, а вдоха за ним уже нет. Последний выдох. Связь между тонким телом и грубым телом прервалась.

Конец этой жизни, последний выдох.

Отпустите. Не держитесь за него. Позвольте дыханию уйти, окончательно, навсегда. Не будьте привязаны даже к следующему вдоху.

Отпустите. Позвольте себе умереть. Не держитесь. Не цепляйтесь за жизнь.

Отпустите. Легко. Мягко. Позвольте всему уйти. Позвольте всему свободно парить. Позвольте себе умереть.

Каждый вдох заканчивается. Каждая мысль растворяется в пространстве. Не держитесь. Отпустите раз и навсегда. Отпустите страх. Отпустите тоску.

Позвольте себе умереть. Откройтесь смерти. Не за что держаться. Все, что было, прошло. Умирая, легко войдите в это мгновение.

Не держитесь ни за что. Просто позвольте себе умереть. Отпустите мысли. Отпустите даже идеи о жизни и смерти. Отпустите полностью и сразу же. Легко войдите в смерть.

Идите, сейчас. Умирая, войдите в свет. Парите независимо от этого тяжелого тела, независимо от своих мыслей. Это тело так тяжело. Каждая мысль так тяжела. А теперь выходите за пределы. Парите свободно. Далеко за пределами. Полная свобода.

С открытым сердцем. Отпустите все то, что тянет вас вниз, что не пускает вас дальше. Забудьте свое имя. Оставьте свое тело. Откажитесь от своего ума. Просто свободно парите, не привязываясь, не цепляясь. Позвольте себе умереть, сейчас.

Не бойтесь. Ни к чему не привязывайтесь. От мгновения к мгновению тонкое тело становится все более свободным. Продолжайте. Входите в свет. Освобождайтесь от плотного тела. Освобождайтесь от этого воплощения.

Отпустите и войдите в свет. В чистое, открытое сияние своей подлинной природы. Просто в пространство. В пространство, парящее в пространстве.

Полностью отпустите себя. Умирая, легко войдите в свет.

Просто свет. Он парит в безбрежном пространстве. Свободно парит в бесконечном пространстве.

Откажитесь от своего знания. Откажитесь от своего не-знания. Все, что приходит в ум, относится к прошлому. Каждая мысль – это просто старая мысль. Сейчас не к чему привязываться. Только ясный ум, растворяющийся в открытом сердце. Долгожданная свобода.

Просто осознание, растворяющееся в свете. Свет, переживающий себя в себе.

Пространство внутри пространства. Свет в свете.

Полностью уходит. Безвозвратно уходит. Нет внутреннего. Нет внешнего. Только истина, только безграничное бытие в безграничном пространстве.

Откройтесь ему. Освободитесь от тела, освободитесь от ума. Позвольте себе, умирая, войти в чистое пространство.

Выйдите за пределы тела и мысли. Умирая, войдите в открытый свет своей изначальной чистоты.

Безграничное пространство. Никаких границ. Только бытие, свободно парящее в безграничности.

Откройтесь безграничному пространству. Огромному безграничному пространству.

Пребывая в этом пространстве, замечайте, как что-то медленно приближается. Наблюдайте за тем, как ваше дыхание приближается, будто издалека. Наблюдайте, как оно входит в тело.

Каждый вдох – первый. Каждый вдох – первый в жизни. Каждый вдох совершенно новый.

Рождение. Сознание снова чувствует тело. Пространство в пространстве.

Чистое осознание снова входит в чистую форму. Снова рождается.

Осознание продолжается, от мгновения к мгновению, как всегда. Осознавайте то, что является дыханием жизни в другом теле.

Снова эта легкость проникает в более плотную форму. Она снова рождается, чтобы выполнить свою карму, чтобы изучить то, что может быть изучено, чтобы разделить то, что может быть разделено. Чтобы быть с вещами, каковы бы они ни были.

Нет рождения. Нет смерти. Нет жизни. Только чистое бытие. В теле. Вне тела. Только бытие. Бесформенность внутри формы.

Нет жизни. Нет смерти. Только настоящее. Только то, что есть. Каждое мгновение ново.

Войти в каждое мгновение полностью бодрствующим. Каждое мгновение столь драгоценно. Это все, что есть. Это все, что когда-либо будет.

СМЕРТЬ ЛАКШМАНЫ

В «Рамаяне», почитающейся в Индии многими как священное писание, есть история о смерти Лакшманы. Лакшмана – брат Рамы, который является воплощением Бога, вечного бытия. Во вдохновенном переводе Вильяма Бёка говорится: «Тот, кто видит Раму хотя бы на мгновение, возносится на небеса. Рама – это Нарайяна, пребывающий в душах всех живых существ. Он – океаны, леса и воздух, которым мы дышим. Он – более утончен, чем атом. Он всегда присутствует за пеленой иллюзии, без начала и конца, неизменный, непобедимый… поэтому давайте будем помнить его, когда мы встречаемся с трудностями вне и внутри». Слово «Рам», которое Ганди произнес, умирая, и есть такое воспоминание.

В Индии тысячи людей живут и умирают с именем Рам, или Рама, на устах, и их сердца пребывают в единстве с Богом.

«Рама смотрел на Лакшману. „Прощай, брат мой!“

Лакшмана не ответил. Он обошел три раза вокруг Рамы и вышел из дворца. Он прошел пол-лиги туда, где легко несла свои воды река Сарайю. Лакшмана сел на берегу реки. Он открыл глаза и увидел все вещи как Раму, подумал обо всех о них как о Раме. Он прополоскал рот чистой водой и прекратил дышать. Светящийся человек в сердце Лакшманы, его душа размером не больше пальца, была готова к тому, чтобы оставить этот мир. Центр жизни прекратил вращаться и вышел. Энергия Лакшманы, четвертая часть господина Нарайяны, поднималась все выше и выше по позвоночному столбу, стремясь вылететь через макушку головы, где сходятся швы костей черепа.

Лакшмана закрыл глаза и наблюдал за тем, как свет его жизни медленно угасал. Свет давно минувшей войны, свет его первой любви и супружества… свет детства… И тогда он подумал: «Это все, что я когда-то делал… Все, что делает каждый из нас».

На небесах господин Индра прислушивался к эху, которое доносилось до него, когда вдали с грохотом закрывались огромные двери пустых каменных склепов. Зрение закрывалось, слух закрывался, ум останавливался. Дух поднимался и оставлял пустые комнаты. Эфирное пространство внутри сердца было пустым, огни и лампы были выключены, замки и веревки разорваны и развязаны, и все отпущено на свободу.

Индра невидимо пронесся по Косале. Он взял душу Лакшманы в свое сердце и полетел на небеса, унося с собой ее и свет. Индра, светлый властелин Неба, взял его к себе. Тело Лакшманы упало в воду и уплыло по течению».

ГЛАВА 21
ОСОЗНАННОЕ УМИРАНИЕ

«Легонько, моя дорогая, легонько, когда приходит время умирать. Ничего отягощающего, причудливого или особенного. Никакой риторики, никаких слов. Сознательной личности не нужно одевать любимую маску Христа, Гёте или маленькой Нелли. И разумеется, никакой теологии, никакой метафизики. Только простой акт умирания, факт ясного света».

О. Хаксли

Отпустить последнее мгновение и открыться следующему означает сознательно умирать от мгновения к мгновению.

Когда мы принимаем смерть внутри, жизнь становится светлой и приемлемой. Едва ли не самое замечательное в столкновении со смертью – это глубина, на которой она поглощает наше внимание. Если вы можете полностью пережить хотя бы одно мгновение бытия, вы найдете то, что всегда искали. Мы привыкли не обращать внимания на многие вещи, но смерть приковывает к себе наш взгляд.

В некотором смысле весь этот разговор о смерти – уловка. Ведь все, что мы называем смертью, распространяется только на тело. Смерть угрожает нашему кажущемуся существованию только в той мере, в которой мы верим в эту угрозу. Она заставляет нас уделять внимание. Сосредоточиваясь на смерти, мы становимся полностью живыми. Ведь, где бы ни было наше внимание, где бы ни было наше осознание, там мы переживаем жизнь.

Фактически, возрастание в последнее время интереса к «опасным видам спорта», таким как альпинизм, прыжки с парашютом и серфинг, вполне может быть еще одной уловкой, направленной на то, чтобы заставить себя пребывать в настоящем. Многие говорят, что они «чувствуют себя полностью живыми» только тогда, когда занимаются такими видами спорта. Ведь при этом человек должен быть внимательным, и чем более он внимателен, тем полнее он живет. Возможно, именно поэтому многие умирающие также говорят, что никогда до этого не были в такой мере живыми. Когда мы внутренне принимаем смерть, мы прекращаем отрицать, судить, раздражаться и не занимаемся больше торговлей. Мы не отталкиваем свою депрессию. Мы задаем себе принципиальный вопрос: «Кто умирает?» – и отказываемся от сопротивления и знания, потому что видим, что они блокируют наше понимание.

Возможно, первое представление о процессе признания, открытия и отпускания, который мы называем «осознанным умиранием», мы получаем тогда, когда видим, что мы не тело. Это понимание постоянно находится в процессе развития. Мы видим, что обладаем телом, но тело – это не мы. С таким же успехом можно носить пальто, но не быть пальто. Пальто уважают за то, что оно есть данностью текущего момента, а также за то, что, принимая во внимание перспективу длинного зимнего путешествия к мудрости и любви, было бы неразумно потерять или порвать его. Но когда приходит весна, человеку больше не нужно пальто. Тогда он выбрасывает его или сдает в химчистку.

Один парень как-то сказал, что постиг, что «является творением, которое постоянно меняется в процессе становления». Он видел совершенное раскрытие каждого мгновения, и при этом он не чувствовал ничего, что он должен делать. Он понял, что все его усилия, направленные на то, чтобы стать кем-то или чем-то, «только притупляли очарование того, что есть».

Стадии становления, нашего постоянного стремления кем-то стать, растворяются в бесстадийности чистого бытия. Это конец всех стадий. Это подобно тому, как вы входите в пустую комнату без стен и без дверей. Пробуждаясь ото сна, мы обнаруживаем, что никогда не спали (что сон также был всего лишь частью сна). Это есть выход за пределы сотворения и разрушения. Вы не являетесь ни танцором, ни танцем, ни даже площадкой, на которой происходит танец, ни музыкой, ни даже электронами и пустым пространством между ними, ни восприятием их, ни осознанием, что вы не являетесь одним их них, ни чувствами, которые возникают у вас в ответ на это осознание, ни даже состоянием «Я не знаю», в котором все это можно ясно увидеть. Вы понимаете, что вы не можете знать, кто вы, вы можете только быть собой.

Наше восприятие вселенной меняется. Вопрос «Кто умирает?» тоже меняется, когда мы видим, что все старое – не такое, каким мы его себе воображали. Каждая «вещь» видится нам более реальной, чем когда-либо раньше. Это не просто то, обо что вы споткнулись, идя ночью в ванную. Вещи не так сильно связаны с вами, но все же исполнены вибрирующей таковости. Они обладают не отдельной реальностью «этого» или «того», а основополагающей таковостью, из которой построено все.

Когда мы отказываемся от старых мыслей, ощущений, моделей, концепций, старый мир растворяется, а на экране сознания от мгновения к мгновению начинает формироваться новый мир. Это не привычный старый потертый кинофильм, который до сих пор заменял нам истину. И хотя поначалу мы страдаем из-за его потери, потери того, что так хорошо знали, – скоро мы отказываемся от ложной безопасности и страданий, которые определяли нашу воображаемую территорию тела и ума. Новое появляется, когда мы открываем в себе более глубокие уровни своего «я не знаю». Мы больше не стремимся стать кем-то или чем-то. Мы просто открываемся всему. Мы больше не становимся, а просто пребываем.

Смерть тела сопровождается меньшей агонией, чем смерть эго, отдельного «я». Смерть «я» – это отрыв всего, что нам кажется незыблемым, разрушение стен, которые мы построили для того, чтобы за ними прятаться. Когда мы отказываемся от стереотипов, которые постоянно присутствуют в страдающем уме, может возникнуть головокружение и тошнота. Это подобно выходу из крохотной пещерки на горный склон, с которого открывается живописная панорама Гималаев. Это означает смерть всего, чем мы привыкли себя считать, всех мыслей и проекций, которые так сильно привлекали нас в прошлом и обещали сделать из нас кого-то в будущем. Всему этому нужно позволить умереть в потоке уходящей жизни.

Когда мы позволяем умереть всему, чем мы себя воображали, все вокруг видится по своей природе пустотным, непостоянным. И мы переживаем мимолетность отдельного «я», к которому так долго были привязаны. Когда мы видим природу этой мнимой отдельности, мы понимаем, что в действительности нет того, кто умирает, и что только иллюзия нашей отдельности перерождается снова и снова. Тогда, если возникает одиночество, тревога или страх, мы осознаем их как стремления, которые сопровождают нас из воплощения в воплощение. Все видится нам как приход и уход. Нам кажется, что мы впервые внимаем мудрости и состраданию Будды или Иисуса – нашей подлинной природы.

Физическую смерть начинают уважать за то, что она дает прекрасную возможность выйти из тела, признать относительность всего, что мы считаем субстанциональным. Выходя из тела, мы видим, что все, о чем мы думали, что это мы (ум и тело), на самом деле вовсе не такое, каким мы его себе представляли. Так мы приближаемся к истине за пределами разума.

«Как могло случиться так, что вы начали так сильно доверять своим мыслям, когда на самом деле они не стоят на месте ни одного мгновения?» «Кто думает это?»

Ум-тело больше не стараются любой ценой защитить себя. Стадии становления создаются инерцией нашей борьбы за получение удовольствия. Возможно, это и есть так называемая «жажда жизни». Но отказ от становления дает возможность увидеть основополагающее единство бытия, получить глубокое удовлетворение от того, что никого не нужно защищать и никем не нужно быть. Так жизнь приобретает новую легкость и спокойствие. Мы постигаем, что продолжением страдания является также все то, что мы изобрели, чтобы отвлечь себя от страданий, даже наши слабые попытки контролировать мир или обладать им, которые мы называем «пониманием».

«Достаточно избавиться от недопонимания – понимание позаботится о себе само».

Страдание, возникающее вследствие «попыток понять», выяснить наше отношение к вселенной, выяснить, «где мы находимся», основывается на представлении о том, что мы отделены. Мысль никогда не может объять реальность, потому что мыслимое – это малая толика реального. Тогда мы отказываемся от частичного понимания, чтобы непосредственно переживать истину и не пытаться вместить ее в своем поверхностном рассудке.

Махараджи однажды обратился к своему последователю и сказал: «Не будь привязан даже к следующему вдоху».

Когда ум и сердце сходятся воедино в своей любовной капитуляции и ясном принятии того, что есть, – только тогда осознанная смерть оказывается возможной. Наблюдая процесс, который мы всегда по ошибке принимали за «я», мы видим, что все возникающее уходит, заканчивается и сменяется следующим мгновением – что даже само время постоянно умирает.

Смерть – это иллюзия, на которую мы все попались, поэтому мы должны внимательно следить за тем, чтобы «осознанная смерть» не стала еще большей иллюзией, когда мы вообразим, что знаем, что такое смерть.

Мы слышим о смерти мастеров дзэн, святых, всех, кого считаем «выдающимися людьми», и узнаем, что они умирают без малейшего сопротивления. Нам кажется, что мы на такое не способны. Но я вижу, что многие люди, приближаясь к смерти, пребывают в замешательстве, но в конце концов достигают единства с процессом умирания. Они, надо полагать, в последние месяцы своей жизни проходят то, что можно назвать «перевоплощениями». Они углубляют работу, ради которой, возможно, родились. Они больше не являются кем-то отдельным, кем-то «умирающим сознательно». Они становятся просто пространством в пространстве, светом в свете.

Робин было тридцать три, когда я познакомился с ней. В течение последних двух с половиной лет она работала со своим раком. Когда ей поставили диагноз, она была агентом страховой компании. «Тогда я была довольно угловатой», – сказала она. Пытаясь понять процесс исцеления, открываясь своей косности, которая вполне могла быть причиной ее болезни, она начала исследовать саму жизнь. В течение полутора лет, которые прошли после постановки смертельного диагноза, она углубила свое участие в жизни посредством медитации, молитвы и чтения духовных текстов, которые до этого времени для нее практически не имели смысла.

«Каким великим учением является этот рак!» – воскликнула она, начиная рассказывать то, что случилось с ней накануне ночью. Она поведала о том, что ей показалось, что она приближается к смерти. И когда она открыла свое сердце в молитве, она почувствовала, что движется в великом туннеле, который скоро закончился, и она оказалась на широкой золотистой ладони. Впервые за несколько месяцев она не чувствовала боли, и вот, полежав на ладони и насладившись спокойствием, она подумала, что, должно быть, разленилась, если до сих пор не посмотрела по сторонам. Тогда она стала на четвереньки, выглянула за край ладони и увидела то, что ей показалось бесконечным звездным небом. Она сказала, что ее взгляду открылись десятки тысяч мерцающих звезд и что каким-то образом она близко знала их все и, фактически, была еще одной такой звездой. Она не знала, как такое возможно; она знала только, что это так. Одна из звезд приблизилась, и это был Иисус, затем вышла другая, и это был Рамана Махарши. Затем каждая из этих звезд снова вернулась на звездное поле и стала такой же, как и все остальные. В этот момент, по ее словам, она поняла, что природа всех вещей одна. Через мгновение окружающая обстановка растаяла, и она обнаружила себя в своем больном теле. Она сказала, что после этого переживания она преисполнилась чувством, что смерть – это «ничего особенного».

Через год она, казалось, подошла к «концу игры» и вот-вот должна была умереть. Она знала, что в традиции эскимосов и североамериканских индейцев умирающий собирает всех своих родственников и порой ждет несколько недель, пока они соберутся, чтобы попрощаться с каждым из них и пожелать им всего наилучшего, прежде чем вернуться в спокойную комнату и умереть мирной смертью. Она решила, что также попробует практиковать сознательное умирание такого рода. Она сделала многое в прошлые годы и подумала, что это будет совершенным проявлением сознания, над которым она столько работала в месяцы страданий и беспокойства. Она пригласила своих близких прийти к ней домой 10 марта, чтобы быть вместе с ней в вечер ее смерти. Когда приближалось десятое число, ей, по ее словам, приходилось держаться, чтобы не умереть «раньше отведенного времени», не пережив глубоко прощание с близкими накануне смерти. Утром назначенного дня ее бывший муж, шестилетний сын, сестра (врач), брат со своей женой и я – все мы собрались, чтобы проститься с той, кого мы так сильно любили. Близился вечер. Был накрыт стол, но мало кто ел. Мгновение было исполнено энергии прощания. Около восьми вечера сестра и брат помогли Робин перейти из спальни в гостиную. Это было очень сильное мгновение. Она была очень ясной, полностью принимала свою смерть и удовлетворение, которое эта смерть давала ей, – радость быть с близкими людьми и оставить свое тело без сожаления и без незаконченных дел. После полутора часов общения она почувствовала себя слабо, и ее препроводили обратно в ее комнату. Все остались сидеть в гостиной, глядя в глаза друг другу с грустью и пониманием. Каждый из нас попрощался с ней и пожелал ей всего наилучшего в новом путешествии сознания. Когда дверь за Робин закрылась, многие плакали от тоски по той, которую больше не увидят.

В пять часов утра на следующий день Робин проснулась и сказала: «О черт!», и мы провели целый день за разговорами о том, что держит ее здесь, о ее желании «умереть сознательно» и о неконтролируемости потока событий. В эту ночь каждый из нас приходил в ее комнату и прощался с ней в последний раз, так как нам всем казалось, что она доживает свои последние часы на земле. Вечером мы читали ей Библию, а она с умиротворением слушала. Было решено, что я буду ночевать в ее комнате в спальном мешке, чтобы быть рядом с ней в последние мгновения перед смертью.

В четыре часа утра мы оба проснулись, глядя друг другу в глаза, и начали смеяться от того, что природа лучше нас умеет отсчитывать время. Так продолжалось много дней. В первые несколько дней утром мы первым делом возвращались на уровень «ноль», отпуская все предрассудки, открываясь процессу, каким он был. К четвертому дню наше общение на заре продолжалось только около получаса. Мы перешли на общение с помощью тишины, а не с помощью слов. Наша работа вечером, приблизительно за час до отхода ко сну, состояла в том, чтобы открываться образу Иисуса, который проявлялся в ее сердце все ярче каждый день.

Постепенно день за днем ее идеи о том, кто она как «сознательная личность», ее идеи об открытии смерти, о том, что такое смерть, начали растворяться. Ей не дано было даже быть той, кто умирает сознательно. Она становилась все слабее и слабее, она больше не принимала пищи, широко открывалась смерти, но все же не могла умереть. Иногда она была немного в замешательстве, но чаще излучала любовь.

Все поселились в доме Робин, чтобы быть с ней во время ее смерти. Через неделю после начала процесса, она проснулась утром и своим тоненьким, как у птички, голоском сказала: «Сегодня ночью мне казалось, что я должна покинуть тело. Иисус стоял справа от меня, и я спросила у него, возьмет ли он меня, но он сказал „Нет“, потому что еще не пришло время. Все это дается мне, чтобы я научилась доверять и терпеть. И вот я по-прежнему здесь».

По мере того как шли дни, она должна была отказаться даже от понимания того, как все есть. Она должна была отказаться от своего знания и просто присутствовала. Через несколько дней, когда мы проснулись, я спросил ее: «Что происходит?», – и она с необыкновенной ясностью ответила: «Я не знаю». Однако это «Я не знаю» таило в себе такое глубокое удовлетворение, какого я не слышал в ее словах раньше. Наконец-то она не знала, и с ее стороны было очень хорошо не предугадывать течение процесса, а просто отдаваться ему. Это позволяло ей присутствовать еще в большей мере. Она отпускала каждый день, каким он был. Она просто доверяла мгновению, ничего не ожидая от него. Она перестала задаваться вопросом о том, когда все случится. В ней осталась только капитуляция перед Богом, только мягкость и открытость всему, что могло случиться. Все, что мы воображаем, теряется в умирании: личность, наше чувство истории, наши цели, представления и модели уходят, и только сознание остается. С каждым днем она становилась все более прозрачной. Доверие и терпение.