Текст книги "Обратная связь (сборник)"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Роджер Джозеф Желязны,Филип Киндред Дик,Боб Шоу,Рэндал Гаррет,Джон Браннер,Джон Герберт (Херберт) Варли,Грегори (Альберт) Бенфорд,Фред Сейберхэген,Грег Бир,Джон Койн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Показалась группа людей с портативными телевизионными камерами и осветительной аппаратурой; среди них Макс увидел и Джима Брискина.

– Эй, Джим-Джем, – завопил Макс. – Видишь, вот я – президент!

Лицо Джима Брискина осталось бесстрастным.

– Настоящий президент, и во всякие модельки, игрушки я играть не буду, – выпалил Макс, сердечно пожимая руку Брискину. – Спасибо, что пришел поздравить.

– Поздравить, – эхом отозвался Брискин.

– Спасибо, – повторил Макс, не отпуская руку Брискина. – Конечно, рано или поздно они починят свою тарахтелку, и я опять стану дублером, но пока…

Он широко улыбнулся. В коридор уже набилась куча народа: телевизионщики, служащие Белого дома, армейские офицеры, агенты секретной службы.

– Перед вами сложная задача, господин президент, – заметил Брискин.

– Ага, – согласился Макс.

У Брискина было такое выражение лица, будто он хотел добавить: "Справишься ли ты с ней – вот в чем вопрос, и тот ли ты вообще человек, чтобы совладать с властью?"

– Не сомневаюсь, что у меня получится, – заявил Макс в микрофон Брискина, чтобы слышала вся огромная аудитория.

– Возможно, вы правы, – с сомнением пробормотал Брискин.

– Эй, что-то я тебе больше не нравлюсь, – прищурился Макс. – В чем дело?

Брискин промолчал, но взгляд его был достаточно красноречив.

– Слушай, – сказал Макс. – Сейчас я президент. Я могу закрыть все твои дурацкие радиостанции – в любое время, когда захочу, могу послать к тебе ребят из ФБР. Чтоб ты знал: прямо сейчас я гоню министра юстиции и назначаю своего человека, которого знаю и которому доверяю.

– Ясно, – ответил Брискин. Сомнение на его лице сменилось иным чувством, которое Макс не мог понять.

– Конечно, – начал Брискин, – в вашей власти отдать такой приказ. Если только вы и в самом деле президент…

– Легче, парень, – бросил Макс. – Запомни: ты по сравнению со мной – козявка, и плевать я хотел на твою популярность. – Он повернулся спиной к камерам и вошел в бункер Совета национальной безопасности.

Спустя несколько часов в подземном бункере совета Максимилиан Фишер сонно слушал телевизионный выпуск последних известий. К этому времени разведка засекла еще тридцать вражеских кораблей – число их, таким образом, достигло семидесяти. Станции слежения постоянно докладывали об эскадре пришельцев. Макс понимал, что выжидательная тактика себя не может оправдать – рано или поздно придется отдать приказ атаковать вражеские корабли. И все же он колебался. Его пугала неизвестность: откуда взялись пришельцы? Какова их мощь? И главное: будет ли атака землян удачной? На эти вопросы не могло дать ответ ни одно ведомство, включая ЦРУ. "Мало внешней политики, – вздохнул Макс, – так еще голова пухнет от внутренних проблем. Раньше экономикой занимался Юнисефалон – процентные ставки, налоги, безработица, инфляция, демография и так далее, будь оно все неладно. Господи, – с тоской подумал Макс, – откуда мне обо всем этом знать?"

Он повернулся к председателю объединенного комитета начальников штабов генералу Томпкинсу, который сидел рядом, изучая последнюю сводку.

– Не могло так получиться, что мы пропустили какие-то корабли? – спросил он Томпкинса.

– Исключено, господин президент, – ответил генерал.

Макс нахмурился. Но генерал, судя по всему, не собирался иронизировать – тон его был почтителен.

– Это хорошо, – проворчал Макс. – А сейчас нужно создать заслон из ракет, чтобы никто не мог проникнуть, как тот корабль, который взорвал Юнисефалон. Я не хочу, чтобы это повторилось.

– Мы готовы к атаке в любую минуту, – доложил генерал Томпкинс, взглянув на участников совещания, нет ли у них возражений. – Мы можем покончить с пришельцами прямо сейчас, не подпуская их к Земле.

– Сода у кого-нибудь есть? – жалобно спросил Макс. Происходящее приводило его в уныние. Ну почему бы этим мерзавцам просто не покинуть нашу систему? А нам так уж надо ввязываться в драку? Неизвестно, что из нее выйдет и чем могут пришельцы отплатить за нападение? Кто знает, как эти инопланетяне себя поведут.

– Я боюсь, – сказал он задумчиво, – как бы они не нанесли ответный удар. – И вздохнул.

– Но переговоры с ними, судя по всему, невозможны, – заметил Томпкинс.

– Тогда и думать нечего, – воодушевился Макс. – Вздуйте их хорошенько, врежьте им как следует. – Он осмотрелся по сторонам – вдруг все же у кого-то найдется сода.

– Я считаю, что вы приняли мудрое решение, – заключил генерал Томпкинс, и все участники одобрительно закивали.

– Странные новости, – один из советников протянул Максу телетайпограмму. – Сегодня Джим Брискин возбудил против вас дело в Верховном суде, утверждая, что вы незаконно стали президентом, поскольку не выставляли своей кандидатуры.

– Он поднимает шум только потому, что за меня не голосовали? – изумился Макс.

– Да, сэр. К тому же Брискин выдвинул собственную кандидатуру.

– Что!

– Он утверждает, что вы должны не только участвовать официально в выборной кампании, но и баллотироваться вместе с ним. Полагаясь на свою популярность, он, очевидно, считает, что…

– Пропади ты пропадом, – Макс был в отчаянии.

В бункере воцарилась тишина.

– Ладно, – выдавил Макс. – То дело мы вроде решили. Вы, ребята, давайте нажимайте на красные кнопки – надо вышибить мозги у этих пришельцев… А пока…

Решение пришло тут же:

– Мы применим экономические санкции к фирмам, финансирующим Джим-Джема, "Рейнлэндер биэр" и "Калбест электронике", чтобы они заставили его не выставлять свою кандидатуру.

Возражений не последовало. Бумаги зашуршали, защелкали замки папок и портфелей; на сегодня было все.

"Разве честно, что у него такое преимущество, – подумал Макс. – Как я могу баллотироваться с ним, если мы играем не на равных: он-то телевизионная звезда, а я кто? Впрочем, пусть Джим-Джем продолжает и дальше в том же духе, это ему нисколько не поможет, – решил Макс. – Меня он не победит, потому как до выборов ему не дожить".

За неделю до выборов «Тэлсэн», межпланетное агентство общественного мнения, опубликовало итоги опросов будущих избирателей. Знакомясь с этими данными, Макс Фишер почувствовал, что дурное настроение, владевшее им неотступно последнее время, достигло пика: он безнадежно проигрывал Брискину – и не оставалось никакого сомнения в том, кто победит на выборах.

– Взгляни-ка, – он перебросил доклад своему двоюродному брату Леону Лэту, адвокату по профессии, которого недавно сделал министром юстиции.

– Почему его так поддерживают? – удивился Лэт, крупный, дородный, как и Макс, мужчина с заметным брюшком. До нынешнего своего назначения он несколько лет также был дублером, потому отвык от всякой работы и новая должность давалась ему с трудом. Однако из преданности Максу он остался. – Потому что он работает на телевидении?

– Да уж небось не из-за его красивых глаз, – язвительно ответил Макс. – Ясно, именно благодаря телевидению, кретин ты этакий. Ведь Брискин круглые сутки обрушивает на зрителей передачи, создает образ. Он же комик, популярен, как черт, уверен, что рыжий парик, который в самый раз для комментатора, подходит и для президента. Ладно, хватит об этом, и так тоска берет. – И угрюмо замолчал.

Но худшее было впереди.

В девять вечера Джим-Джем Брискин начал безостановочную 72-часовую передачу по всем станциям – мощный спурт, чтобы довести свою популярность до предела.

В спальне Белого дома Максимилиан Фишер сидел в кровати, держа на коленях поднос с едой, и мрачно смотрел на экран телевизора.

– Растреклятый Брискин, – в который раз обругал он комментатора. – Смотри, что делается, – воззвал он к кузену, показывая на экран. Министр юстиции покойно устроился в кресле поодаль. – Прямо балаган какой-то.

– Мерзость, – отозвался Леон Лэт, с чавканьем уписывая сандвич.

– Знаешь, откуда он передает? Ни в жизнь не догадаешься: за орбитой Плутона находится транслятор, который твои парни из ФБР не сыщут и через тысячу лет.

– Сыщут, – заверил его Леон. – Я сказал им, что они должны его найти – мой двоюродный брат, президент, сам отдал такой приказ.

– Но пока-то еще не нашли, – разозлился Макс. – Леон, ты чертовски медленно работаешь, вот что я тебе скажу. У меня наготове космический крейсер, "Дуайт Эйзенхауэр". Он ждет моего приказа, чтобы шарахнуть по Брискину, оставить от него мокрое место.

– Правильно, Макс, так ему и надо.

– Только не лежит у меня душа отдавать такой приказ, – вздохнул Макс.

Передача уже началась. На сцену вышла очаровательная Пегти Джоунс: переливающееся декольтированное платье, длинные волосы струятся в свете прожектора. "Девчонка-то славная, – подумал Макс, – и что ее понесло в стриптиз. Ну, может, это будет не настоящий стриптиз, но дело-то в другом: Брискин прибегает к сексу, а это ведь запрещенный прием". Все же Макс сел на постели повыше и впился в экран. Министр юстиции оторвался от сандвича. Пегги запела:

Джим-Джем хорош для всех,

Он парень хоть куда!

Все голосуем за него!

Джим-Джем? Конечно, да!

Макса даже передернуло от злости. Но поет она здорово, что и говорить, и все, что при этом полагается делать бедрами, – тоже высший класс.

– Полагаю, самое время сообщать на "Дуайт Эйзенхауэр", – заметил Макс, не отрывая глаз от экрана.

– Как скажешь, Макс, – отозвался Леон. – Я засвидетельствую, что ты действовал в рамках закона.

– Дай-ка красный телефон, – попросил Макс. – Это для спецсвязи, по нему может звонить только главнокомандующий. Солидно выглядит, правда? Я позвоню генералу Томпкинсу, а он передаст приказ на корабль.

"Так что дела твои, Брискин, совсем паршиво идут, – добавил он про себя, бросив последний взгляд на экран. – Но ты сам виноват – нечего было лезть против меня".

Девушка в серебристом платье исчезла, и на экране появился Джим-Джем Брискин. Макс положил трубку и стал смотреть.

– Приветствую вас, дорогие друзья, – провозгласил Брискин, поднимая руки словно для того, чтобы успокоить бушующую аудиторию. Записанные на пленку аплодисменты (Макс знал, что на передаточной станции, кроме технического персонала, не было никакой публики) стихли, затем возобновились. Брискин добродушно улыбался, ожидая, пока они прекратятся.

– Сплошная липа, – проворчал Макс. – И аудитория липовая. Ловкие они ребята. Этот Брискин и его банда, ничего не скажешь. Вон – его рейтинг сразу подскочил.

– Точно, Макс, – подхватил министр юстиции. – Я тоже заметил.

– Друзья, – Брискин говорил, как всегда, очень спокойно. – Как вы, возможно, помните, в начале президентства Фишера мы с ним отлично ладили.

"А ведь Брискин правду говорит", – подумал Макс, не отнимая руки от красного телефона.

– Мы разошлись, – продолжал Брискин, – в вопросе возможности применения силы в политике. Для Максимилиана Фишера президентские полномочия – лишь механизм, инструмент, который он использует для достижения собственных целей. Спору нет, в ряде случаев он поступал разумно – правда, если следовал мудрой политике Юнисефалона 40-Д. Но когда вопросы общественного блага входили в противоречие с собственными интересами Фишера, он не гнушался самыми низменными средствами.

– Слушай, слушай его, Леон; он и не такое загнет, – огрызнулся Макс и продолжил про себя: "Не важно, к чему он клонит, от своего я все равно не отступлю. Я президент, и никто не смеет мешать мне делать то, что я считаю нужным. На моем месте любой поступил бы так же".

– Даже президент, – Брискин возвысил голос, – должен повиноваться закону – перед законом равны все.

Брискин сделал паузу, затем веско добавил:

– Мне известно, что в этот момент агенты ФБР, выполняя непосредственное указание Леона Лэта, назначенного Фишером на пост министра юстиции, ищут нашу станцию, чтобы закрыть ее. Итак, вновь насилие используется в корыстных целях.

Макс поднял трубку – тут же раздался голос дежурного:

– НСС генерала Томпкинса слушает, господин президент.

– Кто-кто? – удивился Макс.

– Начальник службы связи, армия 600-1000, сэр. На борту "Дуайта Эйзенхауэра", готов к выполнению приказа.

– Ясно, – Макс кивнул. – Слушай, ты со своими парнями жди, понял? Скоро я передам приказ. – Он закрыл ладонью микрофон и повернулся к кузену, который расправился с сандвичем и принялся за клубничный коктейль:

– Что делать, Леон? Ведь Брискин говорит правду.

– Отдай приказ Томпкинсу, – посоветовал Леон. Он рыгнул и постучал себя по груди: – Пардон.

Голос Брискина, казалось, с каждой фразой набирал силу:

– Возможно, я рискую жизнью, продолжая передачу, но молчать я не могу. Мы должны взглянуть правде в лицо: нами правит президент, который способен прибегнуть к убийству в личных интересах. Такова политическая тактика тирании, и вот к чему она приводит: в нашем обществе утверждается деспотия, заменяя справедливее правление Юнисефалона 40-Д, который был задуман и создан самыми блестящими умами в истории, людьми, посвятившими себя сохранению наших демократических традиций. И замена их тиранией не может не вызвать грусти…

– Вот теперь я не могу отдать приказ, – безжизненным голосом произнес Макс.

– Это почему? – удивился Леон.

– Ты разве не понял? Он же говорил обо мне. Это я тот тиран, которого он описывал. – Макс поставил красный телефон. – Я опоздал, пропустил нужный момент.

– Чего-то я не понимаю, Макс. Но почему же?

– Сам не знаю, – ответил Макс, – но, черт побери, чувствую, что это подтвердит его правоту. "Как ни крути, – подумал Макс, – а Брискин прав. Но знает ли об этом народ? Я не могу позволить, чтобы люди узнали обо мне правду, – решил он. – И хотя они должны относиться к своему президенту почтительно, уважать его, но они все равно понимают, что Джим-Джем говорит правду. Не удивительно, что за меня никто не хочет голосовать. Не удивительно, что Брискин решил выступить против меня именно в тот момент, когда я стал президентом. Какой из меня глава государства, кишка у меня тонка для такого поста…"

– Слушай, Леон, – сомнения, казалось, покинули Макса. – Я решил покончить с Брискиным, а потом отойти от дел. Сейчас я отдам мое последнее официальное распоряжение.

Он поднял трубку.

– Прикажу, чтобы Брискина стерли в порошок, а потом пусть кто угодно становится президентом. Любой, кого захочет народ, – даже Пэт Ноубли или ты.

Он встряхнул телефон.

– Эй, на проводе, – сказал он громко, – заснул, что ли? – и, закрыв ладонью микрофон, бросил кузену: – Леон, оставь-ка мне коктейля – по справедливости, там половина моя.

– О чем речь, Макс, – заверил министр юстиции.

– Нет там никого, что ли? – Макс встряхнул трубку, подождал. Телефон молчал.

– Что-то испортилось, – сообщил он Леону. – Нарушена связь. Опять, наверно, эти пришельцы.

И тут он увидел, что экран пуст.

– Что происходит?! – закричал Макс. – Что они собираются сделать со мной? Кто здесь?

Он испуганно огляделся.

– Ничего не понимаю.

Леон стоически пил коктейль, пожимая плечами, чтобы показать – у него нет ответа. Но и его мясистое лицо побледнело.

– Слишком поздно, – прошептал Макс. – Слишком поздно. – Он медленно повесил трубку. – Я нажил себе врагов, Леон, могущественнее, чем мы с тобой. И я даже не знаю, кто они.

Он сидел в молчании перед темным беззвучным экраном. Ожидая.

Тишину нарушил голос диктора:

– Внимание, внимание, передаем выпуск новостей. – Вновь наступило молчание.

Джим Брискин и его друзья ждали.

– Сограждане, – раздался ровный без модуляций голос Юнисефалона 40-Д. – Междуцарствие окончено, ситуация нормализовалась. Избирательная кампания отменяется. Это во-первых. Во-вторых, Максимилиан Фишер смещен с поста президента США. В-третьих, мы находимся в состоянии войны с пришельцами, которые вторглись в Солнечную систему. В-четвертых, Джим Брискин, который только что выступал…

Вот оно, понял Брискин.

– … отстраняется от дальнейших передач; ему надлежит предъявить основание, согласно которому он мог бы заниматься политической деятельностью. В интересах нации советуем ему пока воздержаться от любых политических заявлений.

С застывшей на лице гримасой Брискин повернулся к Пегги и Эду:

– Кончено. Мне заткнули рот.

– Ты можешь опротестовать это решение в суде, – возмутилась Пегги. – Ты можешь обращаться в любые инстанции, вплоть до Верховного суда; решения Юнисефалона раньше меняли, есть прецеденты. – Она положила руки ему на плечи, но он отодвинулся. – Или ты считаешь, что Юнисефалон прав?

– Ладно, по крайней мере хоть не смещен, – криво улыбнулся Брискин. – Он почувствовал, как наваливается усталость. – Я рад, что эта машина опять работает. Значит, мы возвращаемся к прежней стабильности. Такую ситауцию мы можем использовать.

– Что же ты будешь делать, Джим-Джем? – спросил Эд. – Вернешься к "Рейнлэндер биэр" и "Калбест электронике" на прежнюю работу?

– Ну уж нет, – прошептал Брискин. – Только не это. Они не в состоянии убрать меня из политической жизни, а я не смогу выполнить приказ Юнисефалона – рано или поздно я заговорю опять, чем бы это мне ни грозило. И, держу пари, Макс также не подчинился бы – человек не в силах терпеть такое от машины.

"Возможно, – подумал Брискин, – я не просто подчиняюсь приказу, но и оспорю его в суде. Ведь я могу действительно возбудить встречный иск: истец – Джим Брискин, ответчик – Юнисефалон 40-Д. – Он улыбнулся. – А раз так, мне понадобится хороший адвокат. На порядок выше, чем Леон Лэт, главный юридический советник Максимилиана Фишера".

Он подошел к стенному шкафу, взял пальто и оделся. Предстоял долгий путь на Землю из этого богом забытого места, и он хотел отправиться поскорей.

– Ты окончательно решил не возвращаться на радио? – спросила Пегги. – И даже не закончишь передачу?

– Нет, – ответил он.

– Но если Юнисефалон снова испортится, что тогда? Кто выйдет в эфир? Разве можно, Джим, сдаваться без боя? Не могу поверить, что ты оставишь нас.

Он придержал дверь студии:

– Ты же слышала – мне было велено заткнуться.

– Нельзя прекратить передачу, – настаивала Пегги. – Неужели ты забыл, что наши слушатели ждут? К тому же, если ты не выступишь, твое место займет кто-то другой… Смотри, смотри, Юнисефалон опять отключился. – Действительно, экран снова стал темным, лишенным движения и света.

– Ты знаешь не хуже меня, – добавила Пегги, – что это твой долг.

Брискин взглянул на Эда:

– Мы опять в эфире?

– Да. Пока Юнисефалон не включится, – Эд указал на студию, где были установлены телевизионные камеры и осветительная аппаратура. Больше он ничего не сказал – они понимали друг друга с полуслова.

Не снимая пальто, руки в карманах, Джим Брискин вошел в поле зрения камер, улыбнулся своей неотразимой улыбкой:

– Полагаю, друзья, вынужденный перерыв окончен. Итак, продолжим.

Шум записанных на пленку голосов – этим занимался Эд – нарастал, и Джим Брискин поднял руки, призывая несуществующую аудиторию к молчанию.

– Кто знает хорошего адвоката? – неожиданно спросил он. – Если да, то пусть сообщит нам как можно скорее – пока ФБР не добралось до нас.

Выслушав сообщение Юнисефалона, Максимилиан Фишер ошеломленно взглянул на кузена:

– Поперли меня.

– Точно, Макс, – сочувственно вздохнул Леон. – Похоже, что так.

– Да и тебя заодно, – рявкнул Макс. – Взашей прогнали. Раз – готово. – Он скрипнул зубами. – Смещен. До чего обидно звучит. Разве нельзя было сказать – ушел в отставку?

– По-моему, у него просто такая манера выражаться, – утешил Леон. – Да брось, Макс, не огорчайся, помни о своем сердце. К тому же дублером-то ты остался, а по здешним меркам это первоклассная работа. Выкинь неприятности из головы – тебе еще повезло.

– Пожрать-то мне хоть дадут спокойно? – спросил Макс, устанавливая перед собой поднос с едой.

Аппетит его начал улучшаться, как только все кончилось; он выбрал сандвич с салатом из цыпленка и откусил большой кусок.

– Еда пока еще моя, – заявил он с набитым ртом. – Раз мне здесь жить, то питаться-то надо, правда?

– Конечно, – подтвердил Леон, вспомнив, что он все-таки юрист. – Так записано в контракте, который заключил профсоюз с конгрессом, помнишь? Мы же бастовали не зря.

– Хорошее было время, – элегически вздохнул Макс. Он доел сандвич и принялся за гоголь-моголь с вином. Ощущение, что больше не нужно принимать ответственные решения, было, что и говорить, приятным. Он испустил блаженный вздох и откинулся на подушки.

И тут ему в голову пришла мысль: "А ведь в каком-то отношении мне нравилось принимать решения. Это доставляло мне… – он поискал нужное слово, чтобы определить ощущение, которое он не испытывал раньше. – Это было… Удовлетворение – вспомнил он. – Вот что это мне доставляло. Чувство, что ты при деле". Он уже начал скучать без этого ощущения – в душе пусто, жизнь потеряла интерес.

– Леон, – осенило его, – а ведь я мог бы побыть президентом еще целый месяц. И мне бы это нравилось. Понимаешь меня?

– Мне кажется, что да, – отозвался Леон.

– Да ни черта ты не понимаешь, – с досадой махнул Макс рукой.

– Я стараюсь, Макс, честное слово.

– Мне бы не позволять этим парням-инженерам чинить Юнисефалон, мне бы потянуть время, не давать разрешения месяцев еще шесть.

– Что об этом жалеть, – вздохнул Леон. – Поезд-то ушел.

"Разве? – подумал Макс. – А ведь что-то может опять случиться с Юнисефалоном 40-Д. Например, авария…"

Он задумался, уплетая кусок яблочного пирога со здоровенным ломтем сыра. Он знал кое-кого, кто занимался такими деликатными делами, – есть такие ребята, есть, за хорошие бабки что хочешь сделают.

"А что, может же президент опять сломаться, – подумал он. – Как-нибудь ночью, когда все спят и в Белом доме бодрствуют только двое: я и Он. Опыт, как-никак, уже есть – пришельцы показали, что сделать это, в сущности, не так сложно".

– Смотри, Джим-Джем опять в эфире, – позвал Леон, показывая на экран телевизора, где возник знаменитый рыжий парик: как всегда, Брискин был остроумен и одновременно глубокомыслен.

– Ты только послушай, – восхитился Леон. – Шутки шутит над ФБР! Можешь представить кого-нибудь, кто шутил бы в такой ситуации? Ничего этот парень не боится.

– Не мешай, – ответил Макс. – Я думаю.

Он протянул руку и осторожно выключил звук – такие дела надо обдумывать в тишине…