Текст книги "Мифы Ктулху"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Говард Филлипс Лавкрафт,Роберт Альберт Блох,Филип Хосе Фармер,Роберт Ирвин Говард,Брайан Ламли,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Август Дерлет,Фриц Ройтер Лейбер,Фрэнк Лонг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 44 страниц)

Роберт Блох [55]55
  Рассказ впервые опубликован в журнале «Жуткие истории» («Weird Tales») в сентябре 1950 г.


[Закрыть]
Тень с колокольни

Уильям Херли был ирландцем по крови и таксистом по профессии – в свете этих двух фактов излишне уточнять, что поговорить он любил.

Тем погожим вечером, едва он посадил пассажира в центре Провиденса, как тут же и дал волю языку. Пассажир, высокий, худощавый, тридцати с небольшим лет, устроился на заднем сиденье, крепко вцепившись в портфель. Он назвал адрес по Бенефит-стрит, Херли стронулся с места – и мотор и язык разом включились на полную мощность.

Разговор вышел односторонним. Херли начал с того, что откомментировал сегодняшнюю игру «Нью-Йорк джайентс». [56]56
  «Нью-Йорк джайентс»(«New York Giants») – профессиональный футбольный клуб, выступает в Национальной футбольной лиге. Основан в 1925 г.


[Закрыть]Нимало не обескураженный молчанием пассажира, отпустил несколько замечаний о погоде – недавней, нынешней и ожидаемой. Поскольку ответа не последовало, водитель перешел к местной сенсации, а именно к сообщению о том, что утром из передвижного цирка братьев Лэнджер сбежали два черных леопарда, или пантеры. В ответ на прямой вопрос, не видал ли тот зверюг, пассажир покачал головой.

Водитель отпустил несколько нелестных замечаний о местной полиции и ее полной неспособности отыскать и схватить животных. Лично он всегда придерживался мнения, что отдельно взятый отряд доблестных блюстителей порядка даже простуду схватить и то не сможет, если запереть его на год в холодильнике. Шутка пассажира не позабавила, и не успел Херли продолжить свой монолог, как машина уже прибыла по нужному адресу. Восемьдесят пять центов перешли из рук в руки, пассажир с портфелем вышел, и Херли укатил прочь.

Водитель, в ту пору сам того не ведая, был последним, кто смог или захотел засвидетельствовать, что видел пассажира живым.

Все дальнейшее – чистой воды домыслы; возможно, что оно и к лучшему. Разумеется, к определенным выводам о том, что именно произошло той ночью в старинном особняке на Бенефит-стрит, прийти нетрудно, да только выводы эти не из приятных.

Одну мелкую загадочную подробность прояснить несложно, а именно отчужденную молчаливость пассажира. Пассажир этот, именем Эдмунд Фиске, из Чикаго, штат Иллинойс, размышлял об итоге пятнадцатилетних поисков: поездка на такси стала последней стадией этого долгого путешествия, и теперь он прокручивал в уме все предшествующие тому обстоятельства.

Эпопея эта началась для Эдмунда Фиске восьмого августа 1935 года, в день смерти его близкого друга, Роберта Харрисона Блейка из Милуоки.

Подобно самому Фиске на тот момент, Блейк, некогда не по годам развитой юноша, заинтересовался сочинительством фантастических рассказов и в результате вошел в «круг Лавкрафта» – группу писателей, что поддерживали переписку друг с другом и с ныне покойным Говардом Филлипсом Лавкрафтом из Провиденса.

Так познакомились Фиске и Блейк: сперва переписывались, потом стали ездить друг к другу в гости из Милуоки в Чикаго и наоборот; их общая увлеченность сверхъестественным и фантастическим в литературе и искусстве заложила основы крепкой дружбы, которая оборвалась лишь с нежданной и необъяснимой смертью Блейка.

Бóльшая часть фактов – и некоторое количество предположений, – касающихся смерти Блейка, вошли в рассказ Лавкрафта «Гость-из-Тьмы», опубликованный больше года спустя после смерти молодого автора.

У Лавкрафта были все возможности наблюдать за развитием событий, ибо это по его предложению юный Блейк переехал в Провиденс в начале 1935 года; Лавкрафт лично подыскал ему жилье на Колледж-стрит. Так что, пересказывая странную историю последних месяцев жизни Роберта Харрисона Блейка, старший автор-фантаст выступает его соседом и другом.

В своем рассказе он повествует о попытках Блейка начать роман, посвященный сохранившимся в Новой Англии ведьминским культам, но скромно умалчивает о своем собственном участии – при том, что немало помог юному другу с материалом. По-видимому, Блейк начал работать над своей задумкой, а затем увяз в кошмаре куда более страшном, нежели любые порождения его фантазии.

Ибо Блейк вздумал изучить полуразвалившееся черное здание на Федерал-хилл – заброшенные руины церкви, что некогда служила приютом для эзотерического культа. В начале весны юноша побывал в каменной громаде, которую все обходили стороной, и сделал ряд открытий, что (по мнению Лавкрафта) неизбежно обрекало его на смерть.

Вкратце: Блейк проник в заколоченную баптистскую церковь Доброй Воли и наткнулся на скелет репортера из «Провиденс телегрэм» – некоего Эдвина М. Лиллибриджа, который, по всей видимости, предпринял сходное расследование в 1893 году. Тот факт, что причина его смерти осталась невыясненной, был сам по себе тревожен, но еще больше пугало другое: выходило, что с того самого дня никто не отваживался войти в церковь, раз тела так и не обнаружили.

В одежде покойного Блейк нашел записную книжку; ее содержание отчасти проливало свет на случившееся.

Некий профессор Боуэн из Провиденса объездил весь Египет. В 1843 году, в ходе археологических исследований склепа Нефрен-Ка, он обнаружил необычную находку.

Имя Нефрен-Ка, «позабытого фараона», было проклято жрецами и стерто из официальных династических списков. Молодому писателю имя это было знакомо главным образом по работе другого автора из Милуоки, который вывел полулегендарного правителя в своей повести «Храм Черного фараона». Боуэн же отыскал в крипте нечто совершенно неожиданное.

О том, что представляло из себя великое открытие, в записной книжке репортера почти ничего не говорится, зато в точной хронологической последовательности излагаются последующие события. Сразу же после обнаружения загадочного артефакта в Египте профессор Боуэн забросил свои изыскания и вернулся в Провиденс, где в 1844 году купил баптистскую церковь Доброй Воли и превратил ее в штаб-квартиру так называемой секты «Звездная мудрость».

Члены этого религиозного культа, по-видимому завербованные самим Боуэном, утверждали, что поклоняются некоему существу, которого называли Гость-из-Тьмы. Глядя в кристалл, они призывали существо наяву и приносили ему кровавые жертвы.

По крайней мере, такие фантастические слухи распространились в Провиденсе в ту пору – и люди начали сторониться церкви. Местные суеверия привели к накалу страстей, накалившиеся страсти требовали выхода. В мае 1877 года власти, под давлением общественности, насильственно разогнали секту; несколько сотен ее членов внезапно покинули город.

Саму церковь немедленно закрыли. По всей видимости, естественное человеческое любопытство так и не смогло превозмочь повсеместного страха, и в результате каменное строение стояло заброшенным и неизученным до тех пор, пока в 1893 году газетный репортер Лиллибридж не предпринял своего злополучного расследования.

Такова вкратце суть истории, изложенной на страницах его записной книжицы. Блейк прочел ее от начала до конца, но однако ж это не удержало его от дальнейшего осмотра помещения. В конце концов он обнаружил тот самый загадочный предмет, что Боуэн вывез из египетской крипты, – талисман, вокруг которого и сложился культ «Звездной мудрости»: асимметричный металлический ларец с чудн о й крышкой на петлях – с крышкой, что встарь простояла закрытой бессчетные годы. Блейк заглянул внутрь, посмотрел на четырехдюймовый ало-черный многогранный кристалл, закрепленный в подвешенном состоянии на семи подпорках. И посмотрел он не только накамень, но еще и вкамень, точно так же, как некогда, по всей видимости, проделывали служители культа – и с теми же результатами. Блейк стал жертвой любопытного психического расстройства: ему открылись «видения иных земель и бездн за пределами звезд», как гласили суеверные слухи.

И тогда Блейк совершил свою величайшую ошибку. Он закрыл ларец.

А закрыть ларец – опять-таки, согласно суевериям, записанным в книжице Лиллибриджа, – как раз и означало призвать само внеземное существо, Гостя-из-Тьмы. Это порождение мрака света не переносило. Ночью, в непроглядной темноте заколоченной, полуразрушенной церкви, тварь вырвалась на волю.

Блейк в ужасе бежал прочь, но непоправимое уже свершилось. В середине июля разыгралась страшная гроза, и во всем Провиденсе на час отключили свет. Обитатели итальянского квартала по соседству с заброшенной церковью слышали стук и грохот внутри одетого мраком строения.

Снаружи под дождем собрались толпы народу со свечами – и освещали здание, защищаясь от возможного появления кошмарной сущности при помощи огненного заграждения.

По всей видимости, история эта продолжала будоражить умы и после этой ночи. Едва гроза утихла, слухами заинтересовались местные газеты, и 17 июля двое газетчиков в сопровождении полицейского вошли в старую церковь. Ничего конкретного они не нашли, хотя на лестницах и на скамьях обнаружились странные, необъяснимые пятна и проплешины.

Менее чем через месяц – а именно в 2.35 утра восьмого августа – Роберт Харрисон Блейк нашел свою смерть, сидя у окна в своей комнате на Колледж-стрит в разгар электрической бури.

Незадолго до гибели, пока гроза набирала силу, Блейк лихорадочно писал в дневнике, мало-помалу поверяя бумаге свои сокровенные навязчивые идеи и заблуждения касательно Гостя-из-Тьмы. Блейк был твердо убежден, что, заглянув в загадочный кристалл из ларца, он каким-то непостижимым образом установил связь с внеземным существом. А еще он полагал, что, закрыв ларец, тем самым призвал чудовище обосноваться в темноте церковной колокольни – и что его собственная судьба ныне неотвратимо с ним связана.

Обо всем об этом говорится в последних записях Блейка, что он успел перенести на бумагу, наблюдая из окна за ходом грозы.

Между тем у самой церкви на Федерал-хилл собралась возбужденная толпа зрителей – подсветить здание кто чем может. То, что люди эти действительно слышали пугающие звуки из заколоченного здания, отрицать не приходится, по меньшей мере двое компетентных свидетелей этот факт подтвердили. Один, отец Мерлуццо из церкви Святого Духа, подоспел успокаивать свою паству. Второй, констебль (ныне сержант) Уильям Дж. Монахан из главного управления, пытался поддерживать спокойствие и порядок перед лицом нарастающей паники. Монахан своими глазами видел слепящее «пятно», что словно бы вытекло, на манер дыма, из колокольни старинного здания с последней вспышкой молнии.

Вспышка, комета, шаровая молния – зовите как угодно – пронеслась над городом ослепляющим сгустком пламени – возможно, в тот самый миг, когда Роберт Харрисон Блейк на другом конце города записывал: «Разве предо мной – не воплощение Ньярлатхотепа, который в древнем, мрачном Кхеме принял человеческое обличье?»

Несколько мгновений спустя он был мертв. Судмедэксперт вынес вердикт, что смерть наступила от «электрического шока», хотя окно разбито не было. Другой врач, знакомый Лавкрафта, про себя не согласился с этим диагнозом и на следующий же день вмешался в события. Не имея на то официальных полномочий, он проник в церковь и поднялся на колокольню без окон, где и обнаружил странный асимметричный (уж не золотой ли?) ларец с загадочным камнем внутри. По всей видимости, первым делом он поднял крышку и выставил кристалл на свет. А вторым, если верить свидетельствам, – нанял лодку, прихватил с собою ларец с камнем, закрепленным под странным углом, и швырнул находку в воду в самом глубоком из проливов Наррагансетта.

Здесь заканчивается заведомо беллетризованный рассказ о гибели Блейка в изложении Г. Ф. Лавкрафта. И – начинается пятнадцатилетнее расследование Эдмунда Фиске.

Фиске, конечно же, знал о некоторых событиях, обрисованных в рассказе. Когда Блейк весной перебрался в Провиденс, Фиске условно пообещал присоединиться к нему следующей осенью. Поначалу друзья регулярно обменивались письмами, но к началу лета Блейк вовсе перестал отвечать.

На тот момент Фиске понятия не имел о Блейковых исследованиях полуразрушенной церкви. Немало озадаченный молчанием друга, он написал Лавкрафту, спрашивая, в чем дело.

Но Лавкрафт мало чем смог ему помочь. По его словам, юный Блейк часто навещал его в первые недели по приезде, советовался по поводу своих писаний и сопровождал его в нескольких ночных прогулках по городу.

Но за лето добрососедской общительности в Блейке поубавилось. Замкнутый по натуре Лавкрафт не имел обыкновения навязываться ближнему, потому в течение нескольких недель он и не предпринимал попыток нарушить уединение Блейка.

Когда же он все-таки навестил своего юного друга – и, застав его едва ли не в истерике, узнал от бедняги о его приключениях в оскверненной церкви на Федерал-хилл, – Лавкрафт обратился к нему с предостережением и советом. Но было уже слишком поздно. Через десять дней после его визита состоялся страшный финал.

О смерти друга Фиске узнал от Лавкрафта на следующий же день. Именно ему выпало сообщить печальную весть родителям Блейка. Поначалу его тянуло съездить в Провиденс немедленно, но ему воспрепятствовали нехватка денег и собственные срочные дела. В должный срок доставили тело его юного друга, и Фиске присутствовал на коротком обряде кремации.

Между тем Лавкрафт начал собственное расследование – расследование, которое в итоге закончилось публикацией его рассказа. На этом в деле можно было поставить точку.

Но Фиске отнюдь не был удовлетворен.

Его лучший друг погиб при обстоятельствах весьма загадочных – последнее признавали даже самые закоренелые скептики. Местные власти списали все происшедшее со счетов, отделавшись коротким, вздорным, неадекватным объяснением.

Фиске твердо вознамерился выяснить правду.

Не забывайте об одной важной подробности: все трое – Лавкрафт, Блейк и Фиске – были профессиональными писателями и серьезно изучали сверхъестественное и паранормальное. Все трое имели доступ к редким опубликованным материалам, непосредственно касающимся древних легенд и суеверий. По иронии судьбы, использовали они свои познания исключительно в так называемой литературе фэнтези, но никто из них, в свете своего собственного опыта, не смог бы чистосердечно и искренне потешаться вместе со своей читательской аудиторией над мифами, о которых сами же и писали.

Ибо, как говорил Фиске в письме к Лавкрафту, «термин "миф", как мы знаем, это не более чем вежливый эвфемизм. Смерть Блейка – это не миф, но чудовищная реальность. Заклинаю вас досконально ее расследовать. Доведите дело до конца, ибо если дневник Блейка говорит правду, пусть и искаженную, как знать, что того и гляди обрушится на мир!»

Лавкрафт пообещал свою помощь и поддержку, выяснил, что сталось с металлическим ларцом и его содержимым, и попытался договориться о встрече с доктором Амброзом Декстером с Бенефит-стрит. Доктор Декстер, как выяснилось, покинул город сразу же после своей скандальной кражи и устранения «Сияющего Трапецоэдра», как называл его Лавкрафт.

Затем Лавкрафт, по всей видимости, подробно расспросил отца Мерлуццо и констебля Монахана, досконально изучил подшивку «Бюллетеня» и попытался восстановить историю секты «Звездная мудрость» и существа, которому секта поклонялась.

Разумеется, узнал Лавкрафт гораздо больше, нежели дерзнул опубликовать в журнале. Его письма к Эдмунду Фиске в конце осени и ранней весной 1936 года содержат сдержанные намеки и ссылки на «опасности Извне». Но он, казалось, изо всех сил старался успокоить Фиске: дескать, если угроза и была, даже в чисто практическом смысле, а не в сверхъестественном, ныне страшиться нечего, поскольку доктор Декстер избавился от Сияющего Трапецоэдра, который действовал как призывающий талисман. Такова вкратце суть его отчета; на этом до поры дело и закончилось.

В начале 1937 года Фиске попытался договориться с Лавкрафтом о встрече у него дома, про себя втайне надеясь предпринять дополнительное расследование причин смерти Блейка. Но снова вмешались обстоятельства. Ибо в марте того же года Лавкрафт умер. Его нежданная кончина надолго повергла Фиске в упадок духа, от которого он не скоро оправился. Соответственно, прошло не меньше года до того момента, как Эдмунд Фиске впервые побывал в Провиденсе и посетил сцену трагических событий, завершившихся безвременной кончиной Блейка.

Ибо, бог весть почему, темный привкус сомнения так и не развеялся. Судмедэксперт рассуждал бойко и гладко, Лавкрафт был тактичен, пресса и широкая публика приняли официальную версию, не споря, – и однако ж Блейк был мертв, а ночью в городе объявилось чуждое существо.

Фиске казалось, что если сам он побывает в проклятой церкви, поговорит с Декстером и поймет, что именно втянуло его в это дело, если он расспросит репортеров и не упустит из виду ни одной улики и ни одной нити, возможно, в конце концов он узнает правду и, по крайней мере, очистит имя покойного друга от отвратительного клейма психического расстройства.

В результате первое, что сделал Фиске, прибыв в Провиденс и зарегистрировавшись в гостинице, – это отправился на Федерал-хилл к разрушенной церкви.

Поиски тотчас же обернулись непоправимым разочарованием. Церкви больше не было. Ее срыли до основания осенью прошлого года, земля перешла в собственность городских властей. Черный зловещий шпиль уже не ронял на холм свою тлетворную тень.

Фиске незамедлительно отправился повидаться с отцом Мерлуццо в церковь Святого Духа, в нескольких кварталах оттуда. Обходительный домовладелец сообщил ему, что отец Мерлуццо умер в 1936 году, не прошло и двенадцати месяцев со дня гибели юного Блейка.

Обескураженный, но упрямый Фиске попытался связаться с доктором Декстером, но старый дом на Бенефит-стрит стоял заколоченным. Позвонив в медицинское управление, он получил невразумительный ответ, что доктор медицины Амброз Декстер уехал из города на неопределенный период времени.

Визит к редактору раздела городских новостей «Бюллетеня» тоже ничего не дал. Фиске разрешили заглянуть в архив редакции и прочесть вопиюще короткий и сухой отчет о смерти Блейка, но двое журналистов, которые готовили этот репортаж и впоследствии побывали в церкви на Федерал-хилл, ушли из газеты на должности полегче в других городах.

Были, конечно, и другие зацепки, и в течение последующей недели Фиске выжал из них все, что мог. Справочник «Кто есть кто» ничего существенного к его мысленному представлению о докторе Амброзе Декстере не добавил. Родился в Провиденсе, прожил там всю жизнь; сорок лет, не женат; врач общего профиля, член нескольких медицинских обществ – вот и все, что о нем говорилось. И – никаких указаний на необычные «хобби» или «иные интересы», способные хоть как-то объяснить его участие в событиях.

Фиске разыскал сержанта Уильяма Дж. Монахана из главного управления: наконец-то молодому человеку удалось побеседовать с кем-то, кто подтвердил свою личную причастность к событиям, приведшим к смерти Блейка. Монахан отвечал на расспросы вежливо, но настороженно-уклончиво.

Фиске тут же выложил ему все как на духу, но полицейский так и не разоткровенничался.

– Да нечего мне вам сообщить, – уверял он. – Это верно, что я был у церкви той ночью, – вот и мистер Лавкрафт так говорит; там, понимаете ли, толпа собралась, люди буйные, иди знай, чего эти местные учинят, если раскипятятся. Старая церковь пользовалась дурной репутацией, что правда то правда; вот Шили вам много чего мог бы порассказать.

– Шили? – перебил его Фиске.

– Берт Шили – это был его район патрулирования, не мой. Но у него в ту пору воспаление легких приключилось, вот я его на две недели и подменил… А потом, когда он умер…

Фиске покачал головой. Вот и еще один источник информации можно списывать со счетов. Блейк мертв, Лавкрафт мертв, отец Мерлуццо мертв, а теперь еще этот Шили. Журналисты разъехались кто куда, доктор Декстер таинственным образом пропал. Фиске вздохнул – и продолжил гнуть свою линию.

– А той последней ночью, когда вы увидели пятно в небе, вы каких-нибудь подробностей не приметили? – спросил он. – Может, шумы какие-то слышались? Или в толпе кто-нибудь что-нибудь сказал? Попытайтесь вспомнить – все, что вы сможете добавить, будет мне в помощь.

Монахан покачал головой.

– Шум стоял тот еще, – подтвердил он. – Но гром грохотал – не приведи Господь, так что не могу судить, в самом ли деле звуки доносились из церкви, как говорится в рассказе. Что до толпы, там и женщины вопили, и мужчины бормотали себе под нос, а прибавьте к этому еще и раскаты грома и ветер – да я сам себя едва слышал, когда орал: «Соблюдайте спокойствие!» – куда уж там разобрать, кто чего говорит!

– А что пятно? – не отступался Фиске.

– Ну, пятно себе и пятно, чего тут добавишь-то? Дым, а не то так облако, а может, тень – за миг до того, как снова ударила молния. Но, заметьте, я вовсе не утверждаю, что видел дьяволов, или чудовищ, или как-бишь-их-там, как этот ваш Лавкрафт пишет в своих сумасбродных байках.

Сержант Монахан с достоинством пожал плечами и снял телефонную трубку, ясно давая понять, что беседа окончена.

Вот так до поры до времени расследование Фиске завершилось ничем. Однако ж надежды он не терял. Целый день он просидел в гостиничном номере на телефоне, обзванивая всех до одного Декстеров из телефонной книги и пытаясь разыскать какого-нибудь родственника пропавшего доктора, но все без толку. Следующий день Фиске провел, плавая в лодке по Наррагансетту: он дотошно и ревностно разыскивал «самый глубокий пролив», упомянутый в рассказе Лавкрафта.

По истечении безрезультатной недели Фиске вынужден был признать свое поражение. Он вернулся в Чикаго, к своей работе и привычным занятиям. Постепенно происшествие в Провиденсе вытеснилось на задворки сознания, но позабыть о нем Фиске не позабыл, равно как и не отказался от мысли со временем разгадать эту тайну – если там и впрямь было чего разгадывать.

В 1941 году рядовой первого класса Эдмунд Фиске отбыл из учебного полка в трехдневный отпуск – и, проезжая через Провиденс по пути в Нью-Йорк, вновь попытался отыскать доктора Амброза Декстера. И опять – безуспешно.

В 1942 и 1943 годах сержант Эдмунд Фиске писал с позиций из-за моря доктору Амброзу Декстеру до востребования, Провиденс, штат Род-Айленд. Если письма и нашли адресата, никаких подтверждений тому Фиске так и не получил.

В 1945 году в библиотеке U.S.О. [57]57
  U.S.О. (United Service Organization) – Объединение зрелищных мероприятий для военнослужащих, организация, оказывающая помощь военнослужащим, особенно за рубежом.


[Закрыть]в Гонолулу Фиске прочел – где бы вы думали? – в журнале, посвященном астрофизике, отчет о недавней конференции в Принстонском университете, на которой приглашенный оратор, доктор Амброз Декстер, выступил с речью на тему «Практическое применение в военной технике».

Только в конце 1946 года Фиске вернулся в Штаты. Естественно, в течение всего следующего года внимание его поглощали в первую очередь дела домашние. Лишь в 1948 году он по чистой случайности вновь натолкнулся на имя доктора Декстера – на сей раз в списке «исследователей в области ядерной физики» в национальном еженедельнике. Фиске тотчас же написал запрос в редакцию, но ответа не получил. Очередное письмо в Провиденс тоже осталось без ответа.

В конце осени 1949 года имя Декстера снова попалось на глаза Фиске в колонке новостей, на сей раз – в связи с секретными разработками водородной бомбы.

Все догадки, и страхи, и самые буйные фантазии Фиске разом пробудились – и подтолкнули его к немедленным действиям. Именно тогда он написал некоему Огдену Первису, частному сыщику из Провиденса, и поручил ему отыскать доктора Амброза Декстера. Требовал Фиске всего-то-навсего помочь ему установить связь с Декстером и на предварительный гонорар не поскупился. Первис взялся за дело.

Частный детектив отослал Фиске в Чикаго несколько отчетов, поначалу довольно-таки обескураживающих. Особняк Декстера так и стоял заколоченным. Сам Декстер, согласно информации, полученной из правительственных источников, находился на особом задании. Из всего этого частный сыщик, по всей видимости, делал вывод, что Декстер – человек безупречной репутации и занимается секретными разработками в оборонной промышленности.

Фиске впал в панику.

Он увеличил гонорар и потребовал, чтобы Огден Первис продолжил поиски неуловимого доктора.

Настала зима 1950 года, пришел очередной отчет. Частный детектив проработал все подсказанные Фиске «зацепки» – и одна из них в итоге вывела сыщика на Тома Джонаса.

Тому Джонасу принадлежала та самая лодка, которую однажды вечером, в конце 1935 года, нанял доктор Декстер: на ней-то он и доплыл на веслах до «самого глубокого пролива Наррагансетта».

Пока Том Джонас сушил весла, Декстер выбросил за борт тускло поблескивающую асимметричную металлическую коробочку с откидной крышкой. Крышка была открыта, и внутри покоился Сияющий Трапецоэдр.

Старый рыбак говорил с детективом вполне откровенно; его слова были подробно записаны для Фиске в конфиденциальном докладе.

«Как есть бредятина», – так отреагировал на происшедшее сам Джонас. Декстер предложил ему «двадцатку за то, чтобы ночью вывести лодку в залив да зашвырнуть эту чудную вещицу за борт. Ничего в ней, дескать, страшного нет, просто старый подарок на память, от которого позарез захотелось избавиться. Да только всю дорогу он так и пялился на этот блескучий камешек, который в ларце на железных подпорках лежал, и еще бормотал что-то непонятное, на иностранном языке небось. Нет, не на французском, и не на немецком, и не на итальянском. Может, польский. Слов не помню. Сам-то он, похоже, был в подпитии. Про доктора Декстера я слова дурного не скажу, сами понимаете, доктор Декстер родом из хорошей старинной семьи, даже если и не жил в наших краях с тех самых пор, как я понимаю. Но мне подумалось, он вроде как под мухой. Иначе зачем бы ему платить мне двадцатку за дурацкий фортель?»

На этом дословная запись монолога старого рыбака не исчерпывалась, но ничего толком так и не разъясняла.

«Как я припоминаю, он был здорово рад от этой штуки избавиться. По дороге обратно велел мне держать язык за зубами, но не вижу, чего б и не рассказать, спустя столько-то лет. У меня от закона секретов нет».

По всей видимости, чтобы разговорить Джонаса, частный сыщик прибег к не вполне этичной уловке – представился сотрудником уголовной полиции.

Фиске это ничуть не смутило. Довольно было того, что наконец-то в руках у него оказалось нечто осязаемое. Он немедленно выплатил Первису очередную сумму и велел продолжать поиски Амброза Декстера. Несколько месяцев прошли в томительном ожидании.

И вот в конце весны пришли желанные известия. Доктор Декстер вернулся – и вновь въехал в свой старый дом на Бенефит-стрит. Деревянные щиты сняли; прикатили мебельные фургоны и выгрузили свое содержимое; на телефонные звонки теперь отвечал вышколенный слуга, он же открывал дверь.

Но ни для частного детектива, ни для кого другого доктора Декстера дома не было. Он, по всей видимости, поправлялся после тяжелой болезни, подхваченной на правительственной службе. Слуга взял у Первиса визитку и обещал передать то, что поручили, но сколько бы раз Первис ни возвращался, ответа так и не последовало.

Первис добросовестно вел наблюдение за особняком и окрестностями, – однако ему так и не удалось своими глазами увидеть Декстера или отыскать хоть кого-нибудь, кому довелось бы повстречать выздоравливающего доктора на улице.

Продукты регулярно доставлялись на дом; почтальон приносил почту; всю ночь в окнах дома на Бенефит-стрит горел свет.

Собственно, только эту странность в образе жизни доктора Декстера и смог отметить Первис: свет в доме не выключался все двадцать четыре часа в сутки.

Фиске тут же отправил доктору Декстеру очередное письмо, затем – еще одно. По-прежнему – ни ответа, ни какого-либо подтверждения. И, получив еще несколько бессодержательных отчетов от Первиса, Фиске наконец решился. Он поедет в Провиденс и повидается с Декстером лично – как-нибудь да расстарается, и будь что будет!

Возможно, подозрения его вовсе беспочвенны, возможно, он целиком и полностью заблуждается, предполагая, что доктор Декстер сумеет обелить имя покойного Блейка, возможно, этих двоих вообще ничего не связывает. Но пятнадцать лет подряд он, Фиске, размышлял, недоумевал и гадал – пришло время положить конец внутреннему конфликту!

Так что в конце лета Фиске телеграфировал Первису о своих намерениях и договорился встретиться с ним в гостинице по прибытии.

Вот так вышло, что Эдмунд Фиске в последний раз в своей жизни приехал в город Провиденс в тот самый день, когда проиграли «Джайентс», а братья Лэнджер недосчитались двух пантер, в тот самый день, когда таксист Уильям Херли отличался особой словоохотливостью.

Первиса в гостинице не оказалось, однако Фиске, охваченный лихорадочным нетерпением, решил действовать на свой страх и риск и в сгущающихся сумерках покатил прямиком на Бенефит-стрит.

Такси уехало. Фиске неотрывно глядел на филенчатую дверь; из верхних окон георгианского особняка струился слепящий свет. На двери поблескивала медная табличка, в ярких лучах искрилась и переливалась надпись: «АМБРОЗ ДЕКСТЕР, ДОКТОР МЕДИЦИНЫ».

Казалось бы, мелочь, но Эдмунд Фиске слегка приободрился. Доктор не скрывал от мира своего присутствия в доме – при том, что сам упорно не показывался. Наверняка яркий свет и выставленная на всеобщее обозрение табличка с именем – это добрый знак.

Фиске пожал плечами и позвонил в колокольчик.

Дверь тут же открылась. На пороге стоял тщедушный, чуть сутулый темнокожий слуга. Одно-единственное слово в его устах прозвучало вопросом:

– Да?

– Добрый вечер, мне нужен доктор Декстер.

– Доктор никого не принимает. Он болен.

– А вы не могли бы обо мне сообщить?

– Разумеется, – улыбнулся темнокожий слуга.

– Будьте добры, передайте доктору, что Эдмунд Фиске из Чикаго хотел бы ненадолго с ним увидеться в любое удобное для него время. Я ведь только ради этого приехал со Среднего Запада – путь-то неблизкий! – а дело мое не займет и нескольких минут.

– Подождите, пожалуйста.

Дверь захлопнулась. Фиске стоял в сгущающихся сумерках, перекладывая портфель из одной руки в другую.

Неожиданно дверь снова открылась. Слуга выглянул в проем.

– Мистер Фиске, вы – тот самый джентльмен, который писал письма?

– Письма? Ах да, это я. А я и не надеялся, что доктор их все-таки получил.

Слуга кивнул.

– Я не знал, кто вы. Но доктор Декстер сказал, если вы – тот самый человек, который ему писал, следует немедленно пригласить вас в дом.

Переступая порог, Фиске позволил себе с облегчением выдохнуть. Пятнадцать лет ждал он этой минуты, и вот наконец…

– Будьте добры, ступайте наверх. Доктор Декстер ждет в кабинете, в самом начале коридора.

Эдмунд Фиске поднялся по ступеням, наверху свернул в дверной проем и вошел в комнату, залитую слепящим, резким светом – яркость его казалась почти осязаемой.

С кресла у очага навстречу гостю поднялся доктор Амброз Декстер собственной персоной.

Перед Фиске стоял высокий, сухощавый, безупречно одетый джентльмен лет, вероятно, пятидесяти, хотя на вид ему можно было дать от силы тридцать пять. Его непринужденная грация и изящество движений скрадывали одну-единственную несообразность в облике – глубокий, темный загар.