Текст книги "Мифы Ктулху"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Говард Филлипс Лавкрафт,Роберт Альберт Блох,Филип Хосе Фармер,Роберт Ирвин Говард,Брайан Ламли,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Август Дерлет,Фриц Ройтер Лейбер,Фрэнк Лонг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 44 страниц)

Мой друг снял колпачок с ручки и принялся покрывать бумагу прихотливыми фразами.

Поежившись, я прикрыл дверь.

Несколько минут тишину в комнате нарушало только царапанье ручки по бумаге. Несколько минут царило безмолвие – и вдруг послышались пронзительные вопли. Или стоны?

Мы услышали крики даже сквозь закрытую дверь: они перекрывали голоса туманных сирен и плеск волн на Маллиганском взморье. Они заглушали миллионы ночных звуков, что ужасали и удручали нас, пока мы сидели за беседой в одиноком, одетом туманом доме. Мы различали этот голос так ясно, что на мгновение померещилось, будто он раздается едва ли не под окном. Лишь когда затяжные, пронзительные стенания прозвенели еще раз и еще, стало ясно, что расстояние до них немалое. Медленно пришло осознание, что крики доносятся издалека – возможно, из Маллиганского леса.

– Душа под пыткой, – пробормотал Говард. – Бедная проклятая душа в когтях того самого ужаса, о котором я тебе рассказывал, – ужаса, который я знал и чувствовал многие годы.

Пошатываясь, он поднялся на ноги. Глаза его горели, дышал он прерывисто и тяжело.

Я схватил друга за плечи и основательно его встряхнул.

– Не следует отождествлять себя с персонажами собственных историй, – воскликнул я. – Какой-то бедолага попал в беду. Не знаю, что там случилось. Может, корабль затонул. Сейчас надену непромокаемый плащ и выясню, в чем дело. Думается, мы кому-то нужны.

– Очень может быть, что мы и впрямь нужны, – медленно повторил Говард. – Очень может быть, что нужны. Одной жертвы твари будет мало. Ты только представь это долгое путешествие сквозь пространство, жажду и мучительный голод, что тварь изведала! Глупо предполагать, что она удовольствуется одной жертвой!

А в следующий миг Говард разом преобразился. Свет в глазах погас, голос уже не дрожал. Он передернулся.

– Прости меня, – покаялся он. – Боюсь, ты сочтешь меня таким же сумасшедшим, как этот твой деревенщина. Но я не могу не вживаться в собственных персонажей, пока сочиняю. Я описал что-то невыразимо недоброе, а эти вопли… именно такие вопли издавал бы человек, если бы… если…

– Понимаю, – перебил его я, – но сейчас на разговоры времени нет. Там какому-то бедолаге солоно приходится. – Я указал на дверь. – Он сражается с чем-то – не знаю с чем. Но мы должны помочь ему.

– Конечно, конечно, – согласился Говард и последовал за мною на кухню.

Не говоря ни слова, я снял с крючка плащ и вручил его приятелю. А в придачу – еще и громадную прорезиненную шапку.

– Одевайся быстрее, – приказал я. – Человек отчаянно нуждается в нашей помощи.

Я снял с вешалки свой собственный дождевик и кое-как просунул руки в слипшиеся рукава. И секунды не прошло, как мы уже прокладывали путь в тумане.

Туман казался живым. Его длинные пальцы тянулись вверх и безжалостно хлестали нас по лицу. Он оплетал наши тела и вихрился гигантскими серыми спиралями над нашими головами. Он отступал перед нами – и вдруг снова смыкался и окутывал нас со всех сторон.

Впереди смутно просматривались огни немногих одиноких ферм. Позади рокотало море и неумолчно, скорбно завывали туманные сирены. Говард поднял воротник плаща до самых ушей, с длинного носа капала влага. Челюсти стиснуты, в глазах – мрачная решимость.

Мы долго брели, не говоря ни слова, и лишь на подступах к Маллиганскому лесу Говард нарушил молчание.

– Если понадобится, мы войдем в этот лес, – объявил он.

Я кивнул.

– Не вижу, с какой бы стати нам туда не входить. Лес-то небольшой.

– Оттуда можно быстро выбраться?

– Еще как быстро. Господи, ты это слышал?

Жуткие вопли сделались еще громче.

– Этот человек страдает, – промолвил Говард. – Страдает непереносимо. Как думаешь… Как думаешь, не твой ли это безумный приятель?

Он озвучил тот самый вопрос, который я задавал сам себе вот уже какое-то время.

– Очень может быть, – отозвался я. – Но если он и вправду настолько безумен, нам придется вмешаться. Жаль, я не позвал с собой соседей.

– Ради всего святого, почему ты и впрямь этого не сделал? – закричал Говард. – Для того чтобы с ним совладать, возможно, понадобится дюжина крепких парней. – Он завороженно разглядывал воздвигшийся перед нами строй высоких деревьев и, сдается мне, о Генри Уэллсе не особенно задумывался.

– Вот он, Маллиганский лес, – сообщил я. И сглотнул, борясь с подступающей тошнотой. – Сам-то он невелик, – добавил я не к месту.

– О господи! – прозвенел из тумана исполненный невыносимой боли голос. – Они едят мой мозг. О господи!

В тот момент я страшно испугался, что, чего доброго, тоже лишусь рассудка. И ухватил Говарда за руку.

– Вернемся назад, – закричал я. – Мы немедленно возвращаемся! Дураки мы были, что вообще сюда отправились. Здесь нет ничего, кроме безумия и страдания и, возможно, смерти.

– Может, и так, – отозвался Говард, – но мы пойдем дальше.

Под промокшей шапкой лицо его сделалось пепельно-серым, глаза превратились в две синие щелочки.

– Хорошо, – мрачно согласился я. – Пошли.

Мы медленно пробирались через лес. Деревья возвышались над нами, в густом тумане очертания их настолько искажались и сливались воедино, что казалось, они двигаются заодно с нами. С узловатых веток свисали ленты тумана. Ленты, сказал я? Скорее, змеи тумана – извивающиеся, с ядовитыми языками и плотоядными глазами. Сквозь клубящиеся облака просматривались чешуйчатые, корявые стволы, и каждый смахивал на искривленного злобного старикана. Лишь узкая полоса света от моего электрического фонарика защищала нас от их козней.

Так шли мы сквозь гигантские волны тумана, и с каждой секундой вопли звучали громче. Вскоре мы уже улавливали обрывки фраз и истерические выкрики, что сливались воедино, переходя в протяжные стенания.

– Все холоднее и холоднее… и холоднее… они доедают мой мозг. Холодно! А-а-а-а-а!

Говард крепче сжал мою руку.

– Мы его найдем, – объявил он. – Поворачивать вспять – поздно.

Когда мы отыскали беднягу, он лежал на боку. Стискивал ладонями голову, сложился вдвое, подтянул колени так плотно, что они чуть в грудь не впивались. И молчал. Мы наклонились к нему, встряхнули – ни звука.

– Он мертв? – захлебнулся я.

Мне отчаянно хотелось развернуться и убежать. Уж очень близко подступали деревья.

– Не знаю, – отозвался Говард. – Не знаю. Надеюсь, что мертв.

Он опустился на колени, просунул ладонь под рубашку бедолаги. Мгновение лицо его напоминало маску. Затем он встал и покачал головой.

– Он жив, – объявил Говард. – Надо поскорее доставить его в тепло и переодеть в сухое.

Я кинулся на помощь. Вдвоем мы подняли с земли скорчившееся тело и понесли к дому, пробираясь промеж стволов. Пару раз мы споткнулись и чуть не упали; ползучие растения цеплялись за нашу одежду. Эти плети, точно маленькие ручонки, хватались за нас и рвали ткань по злобной подсказке высоких деревьев. Ни одна звезда не указывала нам путь, единственным источником света служил карманный фонарик, да и тот грозил вот-вот погаснуть – так выбирались мы из Маллиганского леса.

Только когда лес остался позади, послышалось тягучее жужжание. Сперва – еле слышное, точно урчание гигантского двигателя глубоко под землей. Но по мере того как мы брели вперед, спотыкаясь под тяжестью ноши, звук неспешно набирал силу – и наконец сделался таким громким, что не обращать на него внимания стало невозможно.

– Что это? – пробормотал Говард. Сквозь туманную дымку я видел, как позеленело его лицо.

– Не знаю, – прошептал я. – Что-то страшное. В жизни ничего подобного не слышал. Ты побыстрее идти не можешь?

До сих пор мы сражались со знакомыми кошмарами, но гудение и жужжание, нарастающие у нас за спиной, не походили ни на что: ничего подобного я на земле не слышал.

– Быстрее, Говард, быстрее! Ради бога, давай отсюда выбираться! – пронзительно вскричал я во власти мучительного страха.

При этих словах безжизненное тело у нас в руках задергалось, забилось в конвульсиях, из растрескавшихся губ потоком полилась бредовая невнятица:

– Я шел меж деревьями, смотрел наверх. Верхушек не видать. Смотрел я наверх, а потом вдруг опустил глаза – тут-то тварь и приземлилась мне на плечи. Сплошь ноги и ничего больше – длинные ползучие ноги. И – шмыг мне в голову. Я пытался выбраться из-под власти деревьев, но не смог. Я был один в лесу, и эта тварь – у меня на закорках и в моей голове; я – бежать, но деревья подставили мне подножку, и я упал. Тварь продырявила мне череп, чтоб влезть внутрь. Ей мозг мой нужен. Сегодня она проделала дыру, а теперь вот вползла – и жрет, жрет, жрет. Она холодная как лед и жужжит этак, навроде здоровенной мухи. Но это не муха. И никакая не рука. Не прав я был, когда назвал ее рукой. Ее вообще невозможно увидеть. Я бы и не увидел, и не почувствовал, кабы она не проделала дырку и не забралась внутрь. Вы ее почти видите, вы ее почти чувствуете, и это значит, что она того и гляди заберется в голову.

– Уэллс, ты можешь идти? Ты идти можешь?

Говард выпустил ноги Уэллса и попытался снять с себя плащ. Я слышал его резкое, прерывистое дыхание.

– Кажется, – всхлипнул Уэллс. – Но это неважно. Оно меня уже сцапало. Оставьте меня и спасайтесь сами.

– Нам надо бежать! – закричал я.

– Это наш единственный шанс, – подхватил Говард. – Уэллс, следуйте за нами. Следуйте за нами, понятно? Они выжгут ваш мозг, если поймают. Надо бежать, парень. За нами!

И он нырнул в туман. Уэллс встряхнулся и последовал за ним, точно сомнамбула. Меня одолевал ужас еще более кошмарный, чем сама смерть. Шум нарастал, оглушал, гремел в ушах, и однако ж в первое мгновение я не смог стронуться с места. Стена тумана уплотнялась.

– Фрэнк погибнет! – зазвенел отчаянный голос Уэллса.

– Придется вернуться! – закричал в ответ Говард. – Это верная смерть – или хуже смерти, но мы не вправе его бросить.

– Бегите, не останавливайтесь, – воззвал я. – Меня они не поймают. Спасайтесь сами!

Опасаясь, что они и впрямь пожертвуют собою ради меня, я сломя голову кинулся вперед. Секунда – и я уже догнал Говарда и ухватил его за плечо.

– Что это? – спросил я. – Чего нам следует бояться?

– Пойдем быстрее, или мы погибли! – лихорадочно заклинал он. – Они опрокинули все преграды. Жужжание – это предостережение. Мы восприимчивы, и мы предупреждены, но если звук сделается громче, мы погибли. Рядом с Маллиганским лесом они сильны; именно здесь они проявляются. Сейчас они экспериментируют – осваиваются, осматриваются. Позже, освоившись, они рассредоточатся по окрестностям. Если бы нам только добежать до фермы…

– Мы добежим до фермы! – прокричал я, раздвигая руками туман.

– И помоги нам Небеса, если не добежим! – застонал Говард.

Он сбросил плащ, насквозь мокрая рубашка драматично липла к поджарому телу. Широкими, размашистыми шагами он несся сквозь тьму. Далеко впереди слышались вопли Генри Уэллса. Неумолчно стонали туманные сирены, туман клубился и бурлил водоворотами вокруг нас.

Не смолкало и тягучее жужжание. Не верилось, что мы в непроглядной темноте отыщем дорогу к ферме. Однако ж ферму мы отыскали и с радостными криками ввалились внутрь.

– Запри дверь! – крикнул Говард.

Я так и сделал.

– Думается, здесь мы в безопасности, – проговорил он. – До фермы они еще не добрались.

– А с Уэллсом как? – выдохнул я и тут заметил цепочку мокрых следов, уводящую в кухню.

Говард их тоже увидел. В глазах его вспыхнуло облегчение.

– Рад, что он в безопасности, – пробормотал он. – Я за него боялся.

И тут же заметно помрачнел. Света в кухне не было, оттуда не доносилось ни звука.

Не говоря ни слова, Говард пересек комнату и нырнул в темный проем. Я рухнул на стул, стряхнул влагу с ресниц, откинул назад волосы, что мокрыми прядями падали мне на лицо. Посидел так секунду-другую, тяжело дыша; скрипнула дверь, и я поневоле вздрогнул. Но я помнил заверения Говарда: «До фермы они еще не добрались. Здесь мы в безопасности».

Отчего-то Говарду я верил. Он сознавал, что нам угрожает новый, неведомый ужас, и каким-то сверхъестественным образом уловил его слабые стороны.

Впрочем, должен признать, что, когда из кухни донеслись пронзительные вопли, моя вера в друга слегка пошатнулась. Послышалось низкое рычание – никогда бы не поверил, что человеческая глотка способна издавать такие звуки! – и исступленные увещевания Говарда:

– Отпусти, говорю! Ты что, совсем спятил? Слушай, мы же тебя спасли! Оставь, говорю, оставь мою ногу! А-а-а-а-а!

Говард, пошатываясь, ввалился в комнату. Я метнулся вперед и подхватил его. Он был весь в крови, лицо – бледно как смерть.

– Да он просто буйнопомешанный, – простонал Говард. – Бегал по кухне на четвереньках словно собака. Наскочил на меня – и чуть не загрыз. Я-то отбился, но я ж весь искусан. Я ударил его в лицо – и уложил наповал. Убил, чего доброго. Он все равно что животное – я вынужден был защищаться.

Я довел Говарда до дивана и опустился на колени рядом с ним, но он отверг мою помощь.

– Да не отвлекайся ты на меня! – приказал он. – Быстро найди веревку и свяжи его. Если он придет в себя, нам придется драться не на жизнь, а на смерть.

То, что последовало дальше, походило на ночной кошмар. Смутно вспоминаю, как вошел в кухню с веревкой и привязал беднягу Уэллса к стулу, затем промыл и перевязал раны Говарда и развел огонь в камине. Помню также, что позвонил доктору. Но в голове моей все перепуталось, не могу воскресить в памяти ничего доподлинно – вплоть до прибытия высокого степенного джентльмена с добрым, сочувственным взглядом, чья манера держаться уже успокаивала не хуже болеутоляющего.

Он осмотрел Говарда, покивал и заверил, что раны несерьезны. Затем осмотрел Уэллса – и на сей раз кивать не стал.

– У него зрачки не реагируют на свет, – медленно объяснил доктор. – Необходима срочная операция. И, скажу вам откровенно, не думаю, что нам удастся его спасти.

– А эта рана в голове, доктор, – это пулевое ранение? – осведомился я.

Врач нахмурился.

– Я глубоко озадачен, – вздохнул он. – Разумеется, это след от пули, но ему полагалось бы уже частично затянуться. Отверстие ведет прямо в мозг. Вы говорите, что ничего об этом не знаете. Я вам верю, но я считаю, что необходимо немедленно известить власти. Объявят розыск убийцы; разве что, – доктор помолчал, – разве что бедняга сам себя ранил. То, что вы рассказываете, в высшей степени любопытно. Невероятно, что он мог ходить еще много часов. Кроме того, рана явно была обработана. Следов запекшейся крови не видно.

Врач задумчиво прошелся взад-вперед.

– Будем оперировать здесь – и немедленно. Ничтожный шанс у нас есть. По счастью, я захватил с собой инструменты. Освободите этот стол, и… вы сможете подержать мне лампу?

Я кивнул.

– Попытаюсь.

– Отлично!

Доктор занялся приготовлениями, а я размышлял, надо ли звонить в полицию.

– Я убежден, что он сам себя ранил, – сказал я наконец. – Уэллс вел себя в высшей степени странно. Если вы согласитесь, доктор…

– Да?

– Пока лучше молчать об этом деле, а уж после операции – посмотрим. Если Уэллс выживет, вовлекать беднягу в полицейское расследование не понадобится.

Доктор кивнул.

– Хорошо, – согласился он. – Сперва прооперируем, потом решим.

Говард беззвучно смеялся со своей тахты.

– Полиция, – глумился он. – Что она может против тварей из Маллиганского леса?

В его веселье ощущалась зловещая ирония, немало меня обеспокоившая. Ужасы, что мы испытали в тумане, казались невероятными и нелепыми в высокоученом присутствии невозмутимого доктора Смита, и вспоминать о них мне совсем не хотелось.

Доктор отвлекся от инструментов и зашептал мне на ухо:

– Вашего друга слегка лихорадит; по всей видимости, он бредит. Будьте добры, принесите мне стакан воды, я смешаю ему успокоительное.

Я кинулся за стаканом, и спустя мгновение Говард уже крепко спал.

– Итак, приступим, – скомандовал доктор, вручая мне лампу. – Держите ее ровно и сдвигайте по моей команде.

Бледное, бесчувственное тело Генри Уэллса лежало на столе (мы с доктором загодя убрали с поверхности все лишнее). При мысли о том, что мне предстоит, я затрепетал: мне придется стоять и наблюдать за живым мозгом моего бедного друга, когда доктор безжалостно откроет его взгляду.

Проворными, опытными пальцами доктор ввел обезболивающее. Меня не покидало гнетущее чувство, будто мы совершаем преступление, против которого Генри Уэллс яростно возражал бы, предпочтя умереть. Ужасное это дело – увечить мозг человеческий. И однако ж я знал, что поведение доктора безупречно и что этика профессии требует операции.

– Мы готовы, – объявил доктор Смит. – Лампу чуть ниже. Осторожнее!

Я наблюдал, как в умелых и ловких пальцах двигается нож. Мгновение я не отводил глаз – а затем отвернулся. От того, что я успел увидеть за этот краткий миг, меня затошнило, и я чуть не потерял сознание. Может, это воображение разыгралось, но, глядя в стену, я не мог избавиться от впечатления, что доктор того и гляди рухнет без чувств. Он не произнес ни слова, но я готов был поклясться: он обнаружил что-то страшное.

– Лампу – ниже! – скомандовал он. Голос звучал хрипло и шел откуда-то из самых глубин горла.

Не поворачивая головы, я опустил лампу еще на дюйм. Я ждал, что Смит станет упрекать меня или даже выбранит, но он хранил гробовое молчание – под стать пациенту на столе. Однако ж я знал, что пальцы его по-прежнему работают – я слышал, как они двигаются. Слышал, как эти быстрые, ловкие пальцы порхают над головой Генри Уэллса.

Внезапно я осознал, что рука у меня дрожит. Мне отчаянно захотелось поставить лампу: я чувствовал, что уже не в силах ее держать.

– Вы уже заканчиваете? – в отчаянии выдохнул я.

– Держите лампу ровно! – выкрикнул доктор. – Если еще раз дернетесь, я… я не стану его зашивать. И плевать мне, если меня повесят! Лечить дьяволов я не брался!

Я не знал, как быть. Лампа едва не падала из рук, а угроза доктора перепугала меня до полусмерти.

– Сделайте все, что можно, – истерически заклинал я. – Дайте ему шанс пробиться назад. Когда-то он был добрым, хорошим человеком…

На мгновение повисла тишина; я боялся, что слова мои пропали втуне. Я уже ожидал, что доктор того и гляди отшвырнет скальпель и тампон и выбежит из комнаты в туман. И только услышав, как пальцы его вновь задвигались, я понял: он решил-таки дать шанс даже тому, кто проклят.

Только после полуночи Смит объявил, что я могу поставить лампу. Облегченно вскрикнув, я обернулся – и лица доктора мне не забыть вовеки. За три четверти часа бедняга постарел на десять лет. Под глазами у него пролегли темные тени, губы конвульсивно подергивались.

– Он не выживет, – объявил доктор. – Умрет через час. Мозг его я не трогал. Я тут бессилен. Когда я увидел… как обстоит дело… я… я тут же его и зашил.

– А что вы увидели? – еле слышно выдохнул я.

В глазах доктора отразился неописуемый ужас.

– Я видел… я видел… – Голос его прервался, он задрожал всем телом. – Я видел… о, непередаваемый кошмар… зло вне формы и обличья…

Внезапно доктор Смит выпрямился и дико заозирался по сторонам.

– Они придут сюда, за ним! – закричал он. – Они оставили на нем свою метку, и они придут за ним. Вам не следует здесь оставаться. Этот дом отмечен печатью уничтожения!

Доктор схватил шляпу и сумку и кинулся к двери; я беспомощно наблюдал. Побелевшими, трясущимися пальцами он отодвинул задвижку; на мгновение его сухопарая фигура четким силуэтом обрисовалась на фоне клубящейся белой мглы.

– Помните: я вас предупредил! – крикнул он и исчез в тумане.

Говард сел на диване и протер глаза.

– Что за злая шутка! – буркнул он. – Нарочно меня усыпить! Кабы я знал, что в стакане с водой…

– Ты как себя чувствуешь? – осведомился я, яростно встряхивая его за плечи. – Идти можешь?

– Сперва меня накачивают снотворным, а потом требуют, чтобы я куда-то шел! Фрэнк, ты неразумен, как всякий художник. Ну, что еще стряслось?

Я указал на безмолвное тело, распростертое на столе.

– Даже в Маллиганском лесу безопаснее, – заверил я. – Теперь он принадлежит им.

Говард вскочил с дивана и ухватил меня за руку.

– Что ты такое говоришь? – вскричал он. – Откуда ты знаешь?

– Доктор видел его мозг, – объяснил я. – А еще видел что-то такое, что не стал… не смог описать. Но он сказал мне, что они придут за ним, и я ему верю.

– Нужно немедленно уходить! – закричал Говард. – Этот твой доктор прав. Мы в смертельной опасности. Даже Маллиганский лес… но в лес нам возвращаться незачем. Есть ведь твой катер!

– Конечно, есть же катер! – эхом подхватил я. Передо мною забрезжила смутная надежда.

– Туман, конечно, смертельно опасен, – мрачно промолвил Говард. – Но даже смерть на море всяко лучше этогоужаса.

От дома до пристани было рукой подать; не прошло и минуты, как Говард уже устроился на корме, а я лихорадочно заводил мотор. По-прежнему завывали туманные сирены, но ни один огонь в гавани не горел. В каких-нибудь двух футах от наших лиц смыкалась непроглядная пелена. В темноте смутно маячили белые миражи тумана, а дальше, за ними, простиралась ночь – бескрайняя, беспросветная, напоенная ужасом.

– Мне чудится, что там – смерть, – нарушил молчание Говард.

– Скорее уж здесь, – возразил я, возясь с мотором. – Думается мне, в скалы я не врежусь. Ветра почти нет, а гавань я знаю.

– Да и по сиренам можно сориентироваться, – пробормотал Говард. – Наверное, стоит взять курс на открытое море.

Я согласно кивнул.

– Шторма катер не выдержит, – подтвердил я, – но задерживаться в гавани я не намерен. Если удастся выйти в море, нас, возможно, подберет какой-нибудь корабль. Оставаться здесь, где они могут до нас добраться, – чистой воды безумие.

– А откуда нам знать, как далеко простирается их власть? – простонал Говард. – Что такое земные расстояния для тварей, которые путешествуют в космосе? Они наводнят Землю. Они уничтожат нас всех до единого.

– Об этом мы потолкуем позже, – воскликнул я. Мотор взревел – и ожил. – Для начала давай-ка уберемся от них как можно дальше. Вероятно, они еще только осваиваются! Их возможности до поры ограничены, так что нам, глядишь, и удастся спастись.

Мы медленно вышли в фарватер; о борт катера заплескалась вода, и звук этот, как ни странно, отчасти успокоил наши страхи. По моей подсказке Говард взялся за штурвал и принялся медленно разворачивать судно.

– Так держать! – вскричал я. – Тут-то никакой опасности нет – пока мы не вошли в пролив!

Еще несколько минут я колдовал над мотором, а Говард молча правил рулем. Вдруг он обернулся ко мне и ликующе всплеснул руками.

– Кажется, туман развеивается! – воскликнул он.

Я вгляделся в темноту. Да, верно; туман явно поредел, а белесые спирали, беспрерывно вихрящиеся внутри его, истаивали до бесплотной дымки.

– Держи прямо по курсу! – заорал я. – Удача на нашей стороне. Если туман рассеется, мы разглядим пролив. Смотри не пропусти Маллиганский маяк.

Когда наконец вспыхнул долгожданный луч, мы обрадовались так, что и словами не опишешь. Желтое, яркое зарево струилось над водой и резко высвечивало очертания гигантских скал по обе стороны пролива.

– Пусти меня к рулю, – закричал я, бросаясь вперед. – Здесь проход трудный, но теперь-то мы не оплошаем!

Взволнованные и ликующие, мы почти позабыли про ужас, оставшийся у нас за спиной. Я стоял у штурвала и победно улыбался; катер несся над темной водой. Скалы стремительно приближались – и вот уже их необъятная громада нависла над нами.

– Мы пройдем! – закричал я.

Но ответа от Говарда не последовало. Он задохнулся и громко ахнул.

– Что такое? – спросил я и обернулся.

Мой приятель в ужасе скорчился над мотором. Сидел он спиной ко мне, но интуиция подсказала мне, куда именно устремлен его взор.

Сумеречный берег полыхал как огненный закат. Горел Маллиганский лес. Гигантские языки пламени рвались к небесам выше самых высоких деревьев, густая волна черного дыма медленно катилась к востоку, захлестывая немногие оставшиеся в гавани огни.

Но не зрелище пожара исторгло из уст моих вопль ужаса и страха. А размытый призрак, нависающий над деревьями, гигантская бесформенная фигура, что медленно колыхалась в небе туда-сюда.

Господь свидетель, я пытался внушить себе, что ничего не вижу. Пытался себя уверить, что этот призрак – всего-навсего тень, отбрасываемая пламенем. Помню, как ободряюще схватился за плечо Говарда.

– Лес сгорит дотла, – воскликнул я, – и жуткие твари будут уничтожены с ним вместе!

Но Говард оборотился, удрученно покачал головой, и я понял, что смутный, зыбкий фантом над деревьями – это не просто тень.

– Если мы увидим его четко, мы погибли! – предостерег мой приятель. Голос его срывался от страха. – Молись, чтобы оно оставалось бесформенным!

«Есть символ древнее, чем мир, – подумал я, – древнее любой религии. Еще до зари цивилизации люди благоговейно преклоняли пред ним колени. Он содержится во всех мифологиях. Этот исконный знак – основа основ. Возможно, в туманном прошлом, много тысяч лет назад, им отпугивали врагов. Я сражусь с призраком при помощи высшего и грозного таинства».

Внезапно я сделался до странности спокоен. Я знал, что у меня осталось меньше минуты, что под угрозой – больше чем наши жизни, но я не дрогнул. Я невозмутимо пошарил под двигателем и вытащил немного пакли.

– Говард, – велел я, – зажги спичку. Это наша единственная надежда. Немедленно зажигай!

Говард недоуменно вытаращился на меня. Казалось, прошла целая вечность. Затем в ночи гулко раскатился его смех.

– Спичку, говоришь! – взвизгнул он. – Спичку – подогреть наши жалкие мозги! О да, спичка нам пригодится!

– Доверься мне! – заклинал я. – Сделай так, как я говорю, – это наша единственная надежда. Быстро зажигай спичку.

– Не понимаю! – Говард разом посерьезнел, голос его дрожал.

– Я придумал, как нам спастись, – пояснил я. – Пожалуйста, запали эту паклю.

Говард медленно кивнул. Я ничего ему не объяснил, но я знал: он догадался, что я затеваю. Зачастую его интуиция казалась просто сверхъестественной. Негнущимися пальцами он вытащил спичку и чиркнул ею.

– Не трусь, – промолвил он. – Покажи им, что ты их не боишься. Храбро сотвори знаменье.

Пакля загорелась – а призрак над деревьями между тем обозначился с пугающей четкостью.

Я схватил пылающий клок и быстро провел им перед собою по прямой линии от левого плеча до правого. Затем поднял ко лбу – и опустил до колен.

В мгновение ока Говард выхватил паклю и повторил мой жест. Он сотворил два крестных знаменья – одним осенил себя, вторым расчертил тьму, держа импровизированный факел на расстоянии вытянутой руки.

На миг я зажмурился – однако ж призрачная фигура над деревьями по-прежнему дрожала перед моим внутренним взором. Затем очертания ее стали медленно расплываться, хаотично таять в безбрежном пространстве, а когда я открыл глаза, фантом исчез. Теперь я видел лишь пылающий лес да тени от высоких деревьев – и ничего больше.

Ужас сгинул, но я не двинулся с места. Я застыл как каменный идол над черной водой. А в следующий миг в мозгу у меня что-то словно взорвалось. Голова закружилась, я пошатнулся и ухватился за поручень.

Я бы, верно, упал, но Говард ухватил меня за плечи.

– Мы спасены! – закричал он. – Мы победили!

– Славно, – отозвался я.

Но я был слишком измучен, чтобы порадоваться по-настоящему. Колени у меня подогнулись, голова склонилась на грудь. Все картины и звуки земли потонули в милосердной черноте.