Текст книги "Чёрч. Книга 2 (ЛП)"
Автор книги: Стило Фантом
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– Я тебя прикончу, мать твою, – обещала она. – Я тебя выпотрошу и полюбуюсь твоими внутренностями! Я причиню тебе столько боли, что ты пожалеешь о каждой гребаной девчонке, которую когда-либо трахал…
И тут она взвизгнула. Голова Каспера будто бы просто… взорвалась. Когда его кровь забрызгала ей лицо, Эмма машинально зажмурилась. Она почувствовала на губах влагу, поэтому сжала и рот.
Теперь двигалось только его тело. Он дрожал и дергался, цепляясь за нее пальцами. Нервные окончания бились до последнего, понимая, что их хозяина покидает жизнь. Он издал сдавленный звук, потом нечто похожее на слово, затем выдохнул и рухнул на нее.
Эмма, наконец, открыла глаза. Каспер еще не умер, но уже не представлял угрозы. Только не с ломом в голове.
«Боже, какие у тебя огромные глаза!»
Какое-то время она пыталась высвободиться, не зная, что делать с его еще не совсем мертвым телом, затем заглянула ему через плечо. У Эммы тут же отвисла челюсть, и она его отпустила. Дергающееся тело упало на пол, пальцы наугад цеплялись за половицы, пытаясь избежать того, что уже произошло.
– Ты, – выдохнула она. Это слово вырвалось из нее белым облаком. В доме было холодно. Входная дверь открыта. Войдя, он не закрыл за собой дверь.
– А ты ждала кого-то другого?
Этот голос. Этот голос. Словно ангел. Словно Дьявол. Словно все то, что она всегда хотела, но никогда не могла получить.
– Чёрч.
Он вышел из тени коридора.
Казалось, Эмма не видела его целую вечность. В жизни он был еще более внушительным, чем в ее воспоминаниях. Из-за его высокого роста Эмма чувствовала себя маленькой, а из-за широких плеч – миниатюрной. Эти голубые-преголубые глаза вырывали ей душу прямо из тела.
«Глупая девчонка, нельзя забрать то, что и так уже давно принадлежит ему».
– Ты пришел, – вымолвила, наконец, она.
Чёрч еще какое-то мгновение смотрел на нее, потом перевел взгляд на лежащее на полу тело.
– Конечно, пришел. И судя по всему, слишком поздно, – пробормотал он, подтолкнув ботинком ногу Каспера.
Увидев труп – а теперь это действительно был труп – Эмма вернулась к реальности.
Какого хрена. Какого, мать его, хрена. Это была ее битва. Ее война. Не Чёрча. Конечно, она запуталась, съехала с катушек и ничего не планировала, но это она должна была сделать сама. А он просто ворвался и лишил ее этого. Столько времени от него ни слуху, ни духу, а потом вдруг бац, он появляется и отбирает у нее моменты триумфа.
«Нифига не меняется».
– Какого хрена ты наделал?! – закричала она.
Ее внезапный всплеск эмоций, казалось, немного его удивил.
– И какого же хрена я по-твоему наделал? – спокойно спросил он, снимая перчатки.
– Ты его убил! – продолжила она.
Чёрч кивнул и, присев на корточки, стал внимательно разглядывать кровь, что хлестала из проделанной им дыры в голове.
– Естественно, я его убил. Жаль.
– Ты не хотел?
– Не так, – вздохнул он, надавив на лом.
Раздался омерзительный хлюпающий звук, и на мгновение Эмме показалось, что ее сейчас вырвет. Убийство получилось классным: кровавое месиво, что-то там еще.
– Мне хотелось видеть его лицо. Хотелось видеть, как он… страдает.
Ах, да. Все всегда должно вертеться вокруг Чёрча. И мечты всей его жизни – заставить человека бояться. Помучить его. И прикончить.
– Так не пойдёт! – вскрикнула она, снова его удивив.
Чёрч выпрямился.
– Ты не можешь просто взять и убить его.
– Прости, что? Ты уже забыла все то, чему я так старался тебя научить? – усмехнулся он. – Я могу делать все, что захочу.
Эмма перешагнула труп. Она поскользнулась на луже крови, но это ее не остановило. Девушка сильно толкнула Чёрча в грудь.
– Уже нет, придурок. Ты лишился этой привилегии. Это был мой звездный час, а ты просто его у меня украл!
Теперь он казался рассерженным.
– Эмма, и что же я, по-твоему, должен был сделать? Позволить ему тебя изнасиловать? Сидеть в углу и молча смотреть, как он тебя трахает? Кому-то нужно было что-то сделать.
– Может, у меня и был план, Чёрч!
– Эмма, мне абсолютно насрать на твой план. Твой план предполагал то, что этот хрен тебя лапал. Это неприемлемо. Поэтому я сорвал твой план. К тому же, нам обоим прекрасно известно, что у тебя не было никакого плана. Это тебе не по зубам.
– Знаешь, мне не нравится такое отношение, – проворчала она. – Я уже не та малышка Эмма, которая ловила каждое твое слово. Ты ее сломил, так что теперь тебе придется иметь дело с этой версией.
– Я не собираюсь иметь дело с дерьмом, – ответил он, подходя к ней. – И эта версия такая же сломленная, как и предыдущая.
Это было уже слишком. Они столько времени провели врозь, упустили столько моментов. И вот эта ночь.
И хуже всего то, что он был прав. Она и впрямь попыталась прыгнуть выше своей головы. Вечер прошел не по плану, и ее чуть не изнасиловали.
Но Эмме не хотелось, чтобы он теперь строил из себя ее спасителя в сияющих доспехах. Не хотелось, чтобы ее вообще кто-нибудь спасал, кроме нее самой. Ему этого не понять, по крайней мере пока.
Так что теперь вечер был испорчен, а обе их мечты превратились в растёкшееся по полу кровавое месиво, а она даже не могла разобраться в своих ощущениях от их встречи, потому что чертовски разозлилась.
Споткнувшись, Эмма отошла от трупа и обрадовалась, что позади не слышит шагов Чёрча. Она направилась к входной двери, захлопнула ее и, не взглянув на Чёрча, протопала по коридору.
Добравшись до ванной, она сбросила с себя теплую куртку и полусапожки, но больше ни с чем не стала заморачиваться. У нее все наперекосяк, так какой в этом смысл? Она включила душ и все еще одетая шагнула под поток воды.
Вода у сливного отверстия сначала стала розовой, потом красивой ржаво-красной. Какое-то время Эмма смотрела, как она вращается у ее ног, а потом подняла лицо к душу и крепко зажмурила глаза. Пусть вода смоет все мысли, чувства и эмоции, полностью обнажив ее душу.
«Он пришел за мной. Он знал, где меня найти. Это всё реально. Нам не нужны слова. Нам вообще ничего не нужно. Мы неразрывно связаны. Теперь мы связаны во всех смыслах».
Эмма не знала, когда именно начала плакать, но, когда штора для душа резко дернулась в сторону, не попыталась скрыть слез.
– Хочешь, я расскажу тебе, откуда мне известно, что ты все еще сломлена? – нежным голосом спросил Чёрч.
– Да, – прошептала она, глядя, как он сбрасывает на пол пальто.
– Если бы ты больше не была сломленной, я не смог бы любить тебя так, как сейчас.
– Что ты имеешь в виду? – с трудом произнесла она.
Ее голос был едва слышен. Надежда едва теплилась. Чёрч расшнуровал ботинки и бросил их в сторону.
– А то, что для того, чтобы мы идеально дополняли друг друга, нам обоим нужно быть разбитыми осколками. Мой кусочки не подойдут твоим, если у тебя нет таких же сколотых граней. Если ты цела и невредима.
Он говорил с ней так, словно это была самая очевидная в мире вещь. Словно всё это само собой разумеется, и какая же она глупая, что сама этого не поняла. Он медленно вошел в ванну, снова поглощая ее своим присутствием. Напоминая ей о каждом мгновении, что они провели вместе.
«Какой же он красивый осколок».
Эмма поймала губами его нетерпеливые губы, и это показалось ей лучше всех ее воспоминаний. Чёрч запустил руки ей в волосы и, держа ее голову под идеальным углом, провел языком по зубам. Она застонала, на них лилась вода, а кровь кружила вокруг сливного отверстия.
– Я скучала по тебе, – всхлипнула Эмма и отстранилась, чтобы прикоснуться к его лицу. Чтобы убедиться, что он настоящий.
– Не так сильно, как я по тебе, – простонал он и, сжав руками ее задницу, поднял Эмму над ванной. – Боже, я никогда раньше ни по кому не скучал. Какое ужасное чувство.
– И я не думала, что ты придешь, не была уверена, что ты знаешь, – пробормотала она, целуя его вдоль линии подбородка, пока Чёрч выносил ее из ванны.
– Как ты можешь во мне сомневаться, Эмма? – спросил он, пока она покусывала мочку его уха.
– Понятия не имею. Я… сумасшедшая. Сломленная.
Они пролетели по коридору и тяжело ударились о стену. Ему удалось удержать их обоих в вертикальном положении, но Эмма откинулась назад и стянула через голову мокрый свитер.
– Знаю, – выдохнул он. – Прекрасно тебя понимаю.
Через пару дверей по коридору находилась спальня. Может, в метрах четырех или около того. Но Эмма никак не могла оторваться от его губ, чтобы об этом сказать. Чёрч сделал пару шагов, но затем упал на колени.
Слишком далеко. Это было просто невозможно далеко. После всего того, как они столько времени провели в разлуке, любое расстояние казалось непреодолимым.
– Наконец-то ты это сделал, – выдохнула Эмма, когда он разорвал ее футболку. Увидев, что на ней нет лифчика, Чёрч застонал. – Сделал то, что всегда хотел.
– Нет, – ответил он, стягивая через голову свой свитер. Ее ладони тут же скользнули под его майку и стали поглаживать его твердые мышцы и упругую кожу. – Нет, вот чего я всегда хотел.
Чёрч сунул одну руку за пояс ее брюк и тут же проник в нее двумя пальцами. Она вскрикнула от неожиданности, дернула бедрами и поскользнулась на мокрой одежде. Но он не дал ей упасть, потому что иначе и быть не могло. Он никогда не давал ей упасть.
Началось полнейшее безумие. Борьба за то, чтобы скорее попасть туда, где они оба чувствовали себя счастливыми, пусть даже всего пару мгновений. Он с такой силой сорвал с нее джинсы, что Эмма отлетела в сторону. Чёрч стянул свои брюки к бедрам, но дальше им было уже не до этого.
Эмма сжала в кулаки руки, вцепившись в его футболку. И вскрикнула, когда он ворвался в нее, спеша оказаться в единственном прибежище, что у него было. В единственном месте, которое у него отняли.
И пока они трахались, кричали, вспоминали друг друга и занимались любовью единственным известным им способом, от гостиной по коридору медленно растекалась тёмная лужа крови.
ЭММА
Человек приходит к врачу.
Врач спрашивает: «Чем я могу Вам помочь?»
Человек говорит: «Доктор, мне больно, когда я вот так двигаю рукой»
И вращает рукой.
Потом спрашивает: «Что же мне делать?»
Доктор ему отвечает: «Ну, не двигайте так рукой».
БА ДА ДУМ ТИСС.
Нет, постойте, постойте, у меня есть кое-что посмешнее.
Девушка попадает в больницу.
Врачи у нее спрашивают: «Чем мы можем Вам помочь?»
Девушка говорит: «Врачи, мне больно от каждого удара сердца и от каждой мысли, поэтому я вскрыла себе вены и выплеснула все наружу. Я поклялась, что никогда больше такого с собой не сделаю, но, о боже, я ведь обязательно это сделаю, правда?
И показывает им нож.
Девушка говорит: «Что же мне делать?»
Врачи ей отвечают: «Не позволяй сердцу биться, а мозгу – думать. Давай мы тебя подлатаем, а ты держи все в себе, и никогда больше этого с собой не сделаешь, потому что в следующий раз ты сделаешь это с кем-то другим».
Ха!… ну, может, это и не так смешно, как мне показалось…
11
Эмма сидела, согнув ноги и обхватив руками колени. Она забилась в угол дивана. Это был довольно старый диван. Из тех, что выходили за рамки просто старомодных и больше напоминали антиквариат. Она не слишком разбиралась в дизайне интерьера – возможно, из эпохи Ампира? Он был обит жатым бархатом и, видимо, когда-то выглядел очень величественно, но сейчас казался поблёкшим и потрёпанным. Изумрудный цвет выгорел до более простого оттенка зеленого, от чего создавалось впечатление, что диван исчезает. Ей понравилась и эта мысль. И диван.
«Ты тут сходишь с ума по старому, неудобному дивану, пока Чёрч там вытирает кровь – а еще думала, что становишься нормальной, ха-ха-ха ».
Эмма покачала головой и, сделав над собой усилие, выглянула в коридор. У входа в гостиную виднелась пара ботинок. Ботинок, одетых на ноги, но ног Эмма не видела. Они – вместе с остальным телом – были завернуты в ярко-синий брезент, но большая его часть находилась вне поля ее зрения.
Эмма попыталась проанализировать свои чувства по поводу того, что совсем рядом с ней лежит труп. Труп человека, которого она знала и заманила сюда сегодня вечером.
Конечно же, это был дом Каспера, но все же. Это она его сюда привела. Она хотела с ним что-то сделать. Может, трахнуть его, а потом шантажировать. Может, просто избить его до потери сознания в надежде, что он усвоит урок. Может, отрезать ему член, чтобы он больше никому не причинил вреда.
«…Может, ты даже хотела его убить…»
Эмма прищурилась. Во время ее многочисленных сеансов с доктором Розенштейном он всегда говорил ей, что она не должна игнорировать свои чувства. Не должна принимать их как должное. Ей необходимо разобрать их на части, проанализировать и поставить под сомнение, потому что да, Эмма частенько лгала себе.
Она перебирала свои мысли одну за другой и внимательно их взвешивала. Лом рассек голову Каспера, как теплый нож масло. Удивительно, что она не пострадала – Чёрч нанес удар с такой силой, что лом вышел у Каспера из глаза и остановился всего в сантиметре от ее шеи.
Беспокоило ли это ее? Эмма нахмурилась и положила подбородок на колени. Да, ее беспокоило, что Чёрч не проявил должной сдержанности – а что, если бы он ее задел? Если бы у нее пошла кровь? Это было бы нехорошо.
Но в остальном ей все было по барабану. Она снова и снова прокручивала в голове этот образ: брызги крови, прикосновение рук Каспера, его падающее на пол тело. Эмма ожидала, что в какой-то момент почувствует в себе перемену. Отвращение. Страх. Но ничего подобного. Она ощущала… то же самое. Радость от того, что эта напрасная трата хромосом больше никого не беспокоит. Злость от того, что ему создали все условия, при которых он мог причинять боль людям. Что ему было разрешено причинять людям боль. Разрешено. Боже, Эмма просто зверски разозлилась.
«Разозлилась, потому что это не я его прикончила».
– Как ты узнал, где я? – спросила она, ее голос прозвучал, как глухой скрип. Почти как дверь на несмазанных петлях.
Чёрч поднял голову, но Эмма на него не взглянула. Она продолжала смотреть на ботинки.
– А ты не догадалась? – ответил он вопросом на вопрос и, выжав половую тряпку, бросил ее в коридор.
Это была его тряпка, он достал ее из машины, пока Эмма принимала душ.
– Я об этом вообще не думала.
– Враньё.
– Я даже не знала, что ты в городе, пока не увидела лак на ногтях, – раздраженно бросила она, взглянув наконец на него.
Чёрч стоял на четвереньках и внимательно рассматривал доски пола.
– Мне сказали, что ты в Нью-Йорке. Что я должна была думать?
– Ты должна была думать о том, о чем я велел тебе думать.
– Чёрч, – вздохнула Эмма, потирая лоб.
Секс был эйфорическим. Она даже плакала. Но теперь кайф давно прошел, и Эмма чувствовала что-то похожее на отходняк. Все неправильно, хреново и шатко, и не ясно, дунуть ли ей еще раз, или опять попробовать завязать? Но на этот раз уже сто пудов навсегда!
– Где ты был? Явно, где-то рядом, – снова начала она.
– Ты так думаешь?
– Я так знаю. Ты бы не прилетел в город только для того, чтобы сделать мне педикюр. Я также полагаю, что тогда ты уже не в первый раз приходил в дом. Тогда ты в первые дал мне об этом знать.
– Я был рядом, – наконец согласился он.
Эмма раздосадованно вскрикнула и запустила в него диванной подушкой.
– Теперь всё не так, как раньше! – заорала она. – Я уже не та глупая сучка, и ты не можешь просто держать рот на замке, ожидая, что я просто со всем соглашусь.
– И почему же?
Эмма бросила в него еще одну подушку.
– Потому что ты меня сравнял с землей! – вскрикнула она. – А потом бросил, и хоть ты и сказал, что это к лучшему, но я думаю, что от этого у меня еще больше поехала крыша, потому что теперь я слышу все эти голоса, и не знаю, кому из них верить. Так что извини, но мне действительно нужны кое-какие ответы, ясно? Я что, так много у тебя прошу?!
Эмма чувствовала, что буквально трещит по швам, но Чёрч выглядел так, словно собирался на собеседование. Он неторопливо раскатал рукава рубашки и застегнул манжеты, едва заметив ее всплеск эмоций.
– Как насчет того, чтобы заключить сделку? – предложил он.
Эмма прищурилась.
– Твои сделки плохо для меня заканчиваются.
– Давай просто переживем сегодняшний вечер, идет? Если мы выберемся отсюда, не оставив следов, придумаем, что с ним делать, и доберемся до дома целыми и невредимыми, тогда мы сможем поговорить.
– Нормально поговорить, – поправила его она.
Чёрч долго на нее смотрел.
– Мы сможем поговорить о чем угодно. Обо всем, – заверил он ее. – О том, что произошло ранее и что случится потом.
– О, ты уже все спланировал, да?
– Вовсе нет. Но вместе мы сможем с этим разобраться.
Эмма уставилась на него в ответ, и вокруг них повисло гробовое молчание. Было так странно в живую слышать его голос. В ее воспоминаниях Чёрч почти всегда молчал. Он всегда был не слишком разговорчивым. Голос у нее в голове казался совершенно бестелесным. Он появлялся откуда-то из темноты и обволакивал ствол ее головного мозга. Видеть и слышать, как слова срываются с его настоящих губ, было сродни безумию.
«Я реально тронулась. «Солнечное ранчо» мне ничуть не помогло – после него стало только хуже».
– Не припомню, чтобы ты был таким милым, – проворчала она.
– Эмма, прошло всего пять недель, а ты ведешь себя так, будто меня не было хрен знает сколько лет.
– Тебя когда-нибудь упекали в лечебницу? Мне реально показалось, что прошло хрен знает сколько лет.
– Аргумент принят. У меня… были дела.
Слышала ли она когда-нибудь более страшные слова?
– Дела, которыми ты так увлёкся, что не мог передать мне записку, позвонить или хотя бы сообщить о своем приезде Джерри? – спросила она.
Чёрч склонил голову набок.
– С чего ты взяла, что он не знает?
Эмма опустила голову на колени и закрыла глаза.
– Конечно же, он знает, – выдохнула она. – Это только глупая Эмма всегда узнает обо всем последней. Всегда позже всех врубается.
– Помнится, всего час назад, или около того, кто-то плакал и говорил, что я ее вторая половина, – его голос прервал ее праздник скорби.
Эмма поморщилась.
– Это говорили эндорфины. Я… я не знаю…
Она замолчала, и, к счастью, Чёрч не стал настаивать. Одно дело выболтать свои мысли, когда он трахает ее на полу. Совсем другое – быть в трезвом уме и твердой памяти и помнить, какой брошенной она тогда себя чувствовала. Как одиноко ей было без него. Она не вернется к старым ошибкам. Не может. У нее больше не хватит крови.
В комнате послышались его лёгкие шаги. Эмма подняла голову и увидела, как он открыл входную дверь и вышел на улицу, держа в руке мокрую тряпку. До нее донесся звук, похожий на щелчок открывшейся двери багажника, затем Чёрч вернулся в дом. Дверь за ним осталась открытой.
– Я понимаю, что ты слегка переволновалась, – медленно проговорил Чёрч.
Эмма сердито на него зыркнула. Он никогда раньше не вёл себя с ней снисходительно, и ей это не понравилось.
– И, возможно, сегодня все пошло не так, как мы ожидали, но дело уже сделано, и теперь нам нужно это уладить. С нашими делами мы можем разобраться позже, а с этим – сейчас. Ну как, справишься?
Чёрч сказал это в вопросительной форме, но Эмма знала, что он не спрашивал. У нее не было выбора. В коридоре лежал труп, который не собирался уходить самостоятельно. Эмма вытерла лицо и встала.
– И что же мы будем делать? – спросила она, прижимая руку ко лбу.
– Мы погрузим его в мою машину.
– А что потом?
– А потом отвезем его домой.
– А потом?
Чёрч долго и пристально на нее смотрел.
– Если бы ты меня послушалась, и проявила терпение, мы бы не попали в такую переделку. Думаешь, я этого хотел? – сказал Чёрч, указав на тело Каспера. – Думаешь, я так представлял себе этот момент? Нет, но с этим покончено, и теперь мы должны всё уладить. Мы. Бери его за ноги.
– Я не просила тебя его убивать, – отрезала Эмма и, сделав, как ей велели, схватила Каспера за выглядывающие из-под брезента лодыжки. – Я тоже этого не хотела.
Чёрч вздохнул и поднял верхний конец завернутого в брезент трупа.
– Эмма, если от этого тебе станет легче, можешь считать меня главным злодеем. Отлично. А теперь пошли.
Все время, пока они неловко вытаскивали мертвое тело из входной двери и несли его по ступенькам, она, открыв рот, смотрела на Чёрча.
– Это не я проломила ломом чью-то голову! – прошипела она сквозь стиснутые зубы, когда их ноги зашуршали по гравию подъездной дорожки. – Я тебя об этом не просила. Я никогда ни о чем не просила.
Они остановились позади темного внедорожника, и на секунду Эмма задумалась, что стало с его дерьмовой Хондой «Цивик». Потом задняя дверца с писком открылась, и они запихнули труп на заднее сиденье. Эмма отступила назад, пока Чёрч поправлял ему ноги, проверяя, все ли в порядке.
– Хочешь знать, что я на самом деле думаю? – тихо спросил он, с размаху захлопнув дверь.
Обернув шею длинным красным шарфом, Чёрч повернулся к ней.
– Хочешь, чтобы это произошло прямо сейчас?
– Мне все равно, я…, – заспорила было она, но слова застряли у нее в горле, когда он вдруг протянул руку и застегнул молнию на ее зимней куртке.
Ее одежда была еще влажной после душа, и холодный ночной воздух пробирал Эмму до костей. Она и сама не осознавала, что дрожит.
– Это было твоим планом, – выдохнул Чёрч, и принялся застегивать на ней все пуговицы до самого подбородка.
– Что?
– Ты хотела, чтобы это произошло, – продолжал он, вытаскивая из кармана своего пальто другой шарф. Когда Чёрч обмотал им её шею, шерсть показалась Эмме грубой и колючей. – Ты ненавидела его и все, что он олицетворял, и считала, что он заслуживает смерти, и в глубине души хотела, чтобы это произошло. Просто ты боялась сделать это сама. Ты ждала, что я об этом позабочусь. Так я и сделал. Эмма, я делаю для тебя всё, и так редко слышу слова благодарности.
Ах. Теперь его голос был похож на тот, что звучал у нее в голове. Он заправил концы шарфа в ее куртку, а затем обошел машину и забрался внутрь. Завел двигатель. Эмма застыла как вкопанная, уставаясь на то место, где он стоял минуту назад. Этот коварный голос, эти цепкие глаза, такие же дурманящие, как и в ее воспоминаниях. Все это пыталось убедить ее в том, о чем она никогда раньше не задумывалась.
Так как ей отделить правду от всей его лжи? Он хотел, чтобы Эмма почувствовала себя виноватой? Будто она была его сообщницей, а не невинным свидетелем? Это не могло быть правдой – она даже не знала, что он появится. Даже не знала, как он их нашел. Естественно Эмма не планировала убивать Каспера собственными руками и уж точно не думала о том, что его убьет Чёрч. Так в чем же ее вина?
«Лгунья, лгунья. Ты знала, что Чёрч в городе. Знала, что он был в доме, был в своей комнате. Смотрел, как ты спишь. А значит, ты знала, что он наблюдал за тобой и в остальное время. В любой момент. Всегда. Конечно же, ему было известно о твоем сегодняшнем свидании. Так же, как и тебе было известно о том, что он обо всем за тебя позаботится. Что когда всё слишком усложнится, потому что оно всегда усложняется, так ведь, Эмма? Он вмешается и решит все твои проблемы».
По ее щеке скатилась слеза. Когда она вышла на улицу? Минуту назад они разговаривали в доме, а потом… она помогла ему вынести труп. Труп. А Эмма этого даже не заметила. Она спорила с Чёрчем и продолжала двигаться так, словно они вытаскивали ковер или типа того. Она не почувствовала себя странно.
Эмма перевела взгляд на ночное небо. Тучи сгустились, закрыв звезды. Она быстро заморгала, пытаясь сдержать подступившие слезы. Эмма расстроилась не из-за Каспера. Он был ужасным человеком. Скорее всего, без него мир станет гораздо лучше, и, честно говоря, ей было все равно.
Нет, она расстроилась из-за того, что хотела его смерти. Ей хотелось, чтобы он испытал боль. Море боли. Хотелось, чтобы он посмотрел ей в лицо и понял, что то, за чем он так охотится стало его концом.
Но этого не произошло, потому что она была слишком напугана, чтобы это признать. Боялась поглубже в себя заглянуть и разобраться в своих мыслях. Она провела кучу времени на кушетке психолога, сидя на занятиях групповой терапии, и ради чего? Чтобы стать нормальной? И что, блядь, это нормально?
Чёрч давно смирился с тем, что он чудовище. Он даже в какой-то степени это принял. Эмма оказалась слабой, и когда от нее потребовались реальные действия, не смогла сделать того же самого. Это был ее звёздный час. Ее акт мести. Ее шанс оставить после себя разрушения.
И все же, когда наступил решающий момент, она не смогла этого сделать. Чёрч тут же все взял в свои руки, и она ему позволила. Отступила назад и снова дала жизни пройти мимо нее.
«Когда-нибудь я проснусь. Когда-нибудь я оживу, наконец-то стану собой и смогу сделать что-то невероятное. Мне просто нужно подождать. Просто нужно обрести веру».
ЧЁРЧ
Сказать, что все пошло не по плану, было бы… небольшим преуменьшением.
Конечно же, все, что так или иначе касалось Эммы, всегда шло не по плану.
Она всегда выбивала меня из колеи. Именно этого я старался избегать всю свою жизнь.
Быть социопатом – это одно. Люди думают, что это «круто», и я не могу с этим не согласиться. В принципе, я не испытывал по этому поводу каких-то особых чувств. Поэтому, ну, социопатия. Мне кажется, что отсутствие эмпатии повышает мою способность к концентрации, благодаря которой я справляюсь со всем быстрее, ловчее и умнее.
Как ни печально, но это также позволяет мне не волноваться, когда я причиняю людям боль, не важно, физическую или эмоциональную. Мне просто не приходит в голову об этом волноваться, но зато приходит в голову попытаться притвориться.
Но быть психопатом? Нет. Это не «круто». Это нисколько не круто. Буйный анархист, неспособный понять разницу между правильным и неправильным, хорошим и плохим? Так не пойдёт.
Иногда мне кажется, что с тех пор, как в мою жизнь вошла Эмма, я опасно балансирую между этими двумя состояниями. То мне хочется смешаться с толпой, использовать людей и прятаться в тени, то орать, крушить, пускать всем вокруг кровь, и насрать, что об этом кто-нибудь узнает. Или увидит. Пусть все видят, кто я есть, кем я на самом деле хочу быть.
Я не привык к путанице. Не привык к противоречивым эмоциям.
Полагаю, что посеешь, то и пожнёшь. Я свел Эмму с ума – ну, это мягко сказано – так что теперь она сводит с ума меня.
… Ну, это мягко сказано.
Ей непременно нужно все испортить. Бежать впереди паровоза. Она хотела что-то сделать с этим психотерапевтом, но не знала, что. Дала ли она себе время в этом разобраться? Естественно, нет, черт возьми. Потому что Эмма сначала вляпается во что-нибудь, а потом только думает. Она просто загоняет себя в угол. Как с Марси, так и с Лиззи.
Что бы она сделала, если бы убила Лиззи? На вечеринке, полной людей и с кучей свидетелей? Она даже кому-то сказала, что идет в комнату к Лиззи. Крайне неосмотрительно.
Поэтому она злится на этого парня, заманивает этого парня на свидание, просит его отвезти ее к нему домой, и затем… что? Застывает на месте? Просто стоит и позволяет ему ее лапать. Лапать. Ее. Не помню, когда я в последний раз впадал в такую ярость. Мне хотелось мучить его до бесконечности, хотелось сломать ему каждый гребаный палец. Но ярость все берет под свой контроль, и это так, словно…
Словно меня становится двое. Внезапно Пол отступает назад, спокойно помалкивает и анализирует ситуацию. Теперь тут главный Чёрч, и с ним вообще бесполезно разговаривать, он жаждет крови, и он ее получит.
И он, естественно, эту кровь получает. Черт побери! До хрена крови. Совсем не так, как я это планировал. В отличие от Эммы, я всё всегда планирую. Я не собираюсь гнить в тюрьме, поэтому план необходим.
Но теперь ее психотерапевт «исчез», к тому же есть большая вероятность того, что об их маленьком свидании знал кто-то еще, и что, блядь, она скажет полиции? Что я скажу Джерри?
И что, черт возьми, нам делать с этим гребаным трупом?
