Текст книги "Операция «Рокировка»"

Автор книги: Степан Кулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава девятая

– Оскар, – дружески попросил коменданта Корнеев, – прикажи своим парням отойти и не открывать огонь, что бы кому не померещилось. Дай мне повеселиться?

– Хорошо, но ты не слишком рискуешь? – комендант помолчал пару секунд, обдумывая: стоит ли быть откровенным до конца. Потом решился. – Знаешь, Генрих, мне кажется, господин Штейнглиц может забыть упомянуть в своем рапорте мое имя, если с его адъютантом что-то случится.

– Об этом не волнуйся, – Корнеев коротко хохотнул, давая понять, что оценил шутку. Даже такую тяжеловесную и не совсем шутейную. – Может, русские и хорошо учат своих пилотов летать, но тут не небо. На земле другие навыки нужны. Так что я быстро с ним договорюсь…

– Ты знаешь русский?

– Вообще-то владение языком возможного противника входит в подготовку диверсанта, – пожал плечами Корнеев. – Я разговариваю не только по-русски, но еще на восьми языках. Не так складно, как родном… но объясниться с пленным могу. Как и убедить его сдаться…

Корнеев немного рисковал. На самом деле Николай хорошо знал только два языка. И с десяток фраз на испанском, украинском, французском, грузинском и по-казахски. В основном ругательного характера. Но вряд ли обер-лейтенант посмеет устроить ему экзамен. И оказался прав.

Оскар Кринке только с еще большим уважением посмотрел на оберштурмфюрера.

– Хорошо, Генрих. И все же не рискуй зря. Я не слишком хорошо понимаю по-русски, в Генерал губернаторстве больше польский в ходу… был, – он коротко рассмеялся. – Зато я знаю одну поговорку красных. «Пуля – дура!».

– Договорились. Спасибо, что предупредил! Буду осторожнее… – Корнев хлопнул коменданта по плечу, потом округлил глаза, глядя ему за спину: – Не понял, а это что еще такое?

Кринке оглянулся, но ничего не увидел. Пустая улица. Дома с закрытыми дверями и затянутыми белыми занавесками окнами.

– Ты о чем?

Обер-лейтенант снова повернулся лицом к собеседнику, но того уже не было рядом.

Как только немец отвлекся, Николай шагнул в сторону и в два прыжка нырнул в ближайший палисадник. Отсюда было удобнее всего обойти дом, где засел советский летчик, сзади. Не привлекая внимания ни пилота, ни немцев.

– Черт!.. – восхищенно пробормотал Оскар. – Теперь верю, что русскому недолго на свободе разгуливать. Интересно, оберштурмбанфюрер достаточно влиятелен, чтобы помимо креста, мне еще и капитана присвоили?.. Но, в любом случае, мне лучше быть рядом.

Обер-лейтенант поманил к себе ближайшего солдата, распорядился отойти подальше, а сам двинулся следом за «адъютантом».

Корнеев быстрым шагом пересек сад и двор, легко перемахнул через низкий штакетник, отделяющий одно подворье от другого, и встал под стеной нужного дома, рядом с окном.

– Яша, забодай тебя корова, ты меня слышишь? – произнес хоть и громко, но такой скороговоркой, что и не каждый русский смог бы разобрать, не то что немец, кое-как понимающий русскую речь.

– Да… – по минутной паузе отозвался летчик. – Ты кто такой?

– Пассажир твой, чтоб меня подняло, развернуло да шмякнуло… – в прежнем темпе ответил Корнеев.

– А чего так странно говоришь?

– Вот же дубина стоеросовая, тебя там черепушкой о потолок не приложило? Или думать пилоту по штатному расписанию не положено? Ушки у стен растут или нет, мне почем знать? – Корнеев максимально взвинтил темп. Слова сыпались из него одной непрерывной очередью.

– А-а, – дошло до летчика.

– Ну, то-то… – перевел дыхание Николай и уже чуть не по слогам, громко проорал. – Сдавайся, Иван! Немецкое командование обещает сохранить тебе жизнь!

Выхватил пистолет и резко развернулся на раздавшийся неподалеку шорох.

– Не стреляй, свои… – Оскар Кринке быстро подбежал к дому и тоже прислонился к стеке рядом с Корнеевым. – Как ты ловко говоришь… Я даже половины слов не то что не понял – расслышать не успел.

– Хотел, чтоб русский за своего принял, – объяснил Корнеев, мысленно проклиная излишнее рвение коменданта. – Они, даже предателям больше доверяют, чем нам.

Летчик молчал. Похоже, все еще сомневался.

– Эй, Иван! – Корнеев сменил тактику. – Выпить хочешь?

– А ты нальешь? – тут же отреагировал Яков.

– Тому, кто возьмет в плен летчика, положена бутылка шнапса. Так почему бы тебе не сдаться добровольно и не выпить ее самому?

– Заманчиво. А не обманешь?

– Слово офицера.

– Угу… – пилот немного помолчал. – Слово, говоришь? Нет, давай так. Ты мне сперва бутылку брось. Я приму на грудь и сразу в плен. Идет?

– Она же разобьется!..

– А в флягу перелить?

– Хорошо, будет тебе шнапс… – Корнеев повернулся к коменданту. – Оскар…

– Я понял, – кивнул тот. – Сделаем.

Обер-лейтенант хотел отдать распоряжение, но кроме них с Корнеевым рядом никого не было. Сам же отослал солдат.

– Сейчас… Я знал, что русские любят выпить, но чтоб настолько…

Оскар Кринке улыбаясь, подмигнул «адъютанту» и убежал.

– Яша! Сейчас будет тебе шнапс. Гляди, и в самом деле не напейся! Уши оборву и скажу шо так было! А еще, ничему не удивляйся, когда сдашься. Все понял?

– Так точно.

– Ну и славно. Сядешь рядом с Петрухой, он тебе подробнее объяснит. На всякий случай запомни одно, пока я или мой товарищ не произнесем: «Ну все, нам пора!», ничего не предпринимать.

– Есть, ничего не предпринимать…

– В какое окно тебе флягу забросить?

– Да в какое угодно, я ж пить все равно не буду.

– Идиот… – прошипел Корнеев. – Совсем рехнулся? Хоть рот прополощи, и вылей. Они ж проверят потом.

– Извини, друг… Что-то я растерялся.

– Еще вопрос. Ты на еврея сильно похож?

– Как вылитый.

– Тогда изгваздай морду грязью, кровью… Нам час нужен, не больше. Все, фриц обратно бежит. Очень прошу, сыграй правдоподобно.

– Не боись, командир. Яша Гусман не только летать умеет. Яша Гусман еще и в самодеятельности не последний человек.

– Радуйся, Иван! Вот твой шнапс! – опасаясь, что Кринке может расслышать пилота, Корнеев шагнул навстречу немцу. Взял у него флягу, прицелился и точно метнул ее в открытое чердачное окно. Послышался глухой удар, вскрик и брань.

Николай с Оскаром переглянулись и рассмеялись.

– Можно было вместо фляги кинуть русскому булыжник, – сделал вывод комендант. – Интересно, это он такой дурной, или выпить торопился?

– Нам его не в школу сдавать, – отмахнулся Николай.

На чердаке дома опять что-то загремело, а еще буквально через минуту оттуда донеслось совершенно не мелодичное, но задушевное:

– Степь, да степь круго-о-ом…

Путь далек лежи-и-ит…

В той степи-и глухо-о-ой…

Замерзал ямщи-и-ик…

Пауза, какая-то непонятная возня, сопровождающаяся негромким, но забористым матом.

– Держите, фрицы…

Вслед за этим из окна вылетел и глухо шлепнулся на землю пистолет ТТ. А еще секунду спустя через подоконник, до половины высунулась фигура в форме советского летчика и принялась судорожно блевать.

– Дерьмо у вас, а не водка… – в перерывах между позывами, жаловался пилот. – Настоящее дерьмо. И сами вы – свиньи. Грязные немецкие свиньи… Швайнегунд…

* * *

– А вот и наши герои!

Штейнглиц первым увидел коменданта гарнизона и довольно улыбающегося Корнеева. Чуть позади них, в сопровождении двух конвоиров, уныло плелся пленный летчик.

Не доходя пару шагов до начальника, Корнеев, взбивая подошвами сапог пыль, перешел на строевой шаг. Вскинул руку в партийном приветствии и громко доложил:

– Господин оберштурмбанфюрер, ваш приказ выполнен. Русский летчик взят в плен живым.

– Спасибо, дружище… – Штейнглиц шагнул к «адъютанту» и обнял его. – Я ни минуты в вас не сомневался. Ганс может подтвердить.

– Да, – кивнул гестаповец. – И сделаю это с огромным удовольствием.

– Господин оберштурмбанфюрер, я обязан отметить, что в поимке опасного диверсанта… – тут Николай слегка запнулся, поскольку притворяющийся пьяным летчик никак не тянул на столь звучное определение. – Самую непосредственную помощь мне оказал обер-лейтенант Кринке. Проявляя при этом мужество и смекалку.

– Рад… – Штейнглиц повернулся к коменданту, и тот немедленно вытянулся перед ним. – Нет, это просто преступление перед фюрером и Рейхом, что такие отличные офицеры прозябают в здешней дыре.

Оберштурмбанфюрер немного подумал, и сменил тон.

– Господа, случай каждому человеку хотя бы раз в жизни предоставляет шанс. И умный от глупца отличается тем, что не упускает свою возможность. Надеюсь, здесь нет глупцов?

Частично подготовленные и Корнеевым, и самим Штейнглицем, оба немца немедленно подтянулись.

– Располагайте нами, господин оберштурмбанфюрер.

– Макс… Друзья зовут меня Макс. Не правда ли, Генрих?

– Так точно.

Штейнглиц подошел ближе к пленному летчику, но уже в трех шагах остановился и презрительно скривился.

– Дружище, вы его из винной бочки выудили, что ли?

– Принял для храбрости… – улыбнулся в ответ Николай.

– О, это надо запомнить… – засмеялся Штейнглиц. – Русские диверсанты храбро сдаются в плен. Группенфюреру понравится. Но, оставим шутки для более удобного времени. А сейчас, господа, предлагаю вернуться к нашему плану.

Штейнглиц намеренно выделил интонацией слово «нашего», подчеркивая заинтересованность в его исполнении всех присутствующих.

– Не будем терять время. Ганс, отдавайте распоряжение, насчет недостающих пленных. Этих двоих, – небрежный взмах в сторону летчиков, – погрузите туда же. Много охраны не берите. Чем меньше посвященных в детали операции, тем меньше свидетелей. Думаю, четверых офицеров для того чтобы кончить два десятка гражданских вполне достаточно. Тем более что у моста нас наверняка уже дожидается моя охрана. Ну и те трое ваших солдат, что парашюты из реки вылавливают.

– Конечно, – кивнул гестаповец. – Возьму только водителя и двух сопровождающих. На всякий случай, чтоб арестанты по дороге не разбежались.

– Отлично. Действуйте. А мы… – Штейнглиц вопросительно посмотрел на «адъютанта», попутно зацепив взглядом коменданта.

– Думаю, господин оберштурмбанфюрер, – немедленно шагнул вперед тот, – нам с вами удобнее всего будет поехать на моем автомобиле.

– У вас здесь личный автомобиль имеется? – восхитился Штейнглиц. – Однако… Удивили.

– У местного ксендза был довоенный «Опель-капитан», – неожиданно покраснел обер-лейтенант и поспешно прибавил. – Не на ходу. Еще и месяца не прошло, как удалось его починить. Вот я и не доложил…

– Бросьте, Оскар, – отмахнулся Штейнглиц. – Не будем придираться к мелочам. Мы же друзья. А могуществу Рейха и вермахта, от того, что кто-то в штабе не досчитается одной легковушки, ничего не угрожает. Показывайте свое сокровище. Надеюсь, кабриолет?

– Так точно, господин…

– Макс, дружище. Ну или Максимилиан, если тебе так удобнее.

– Так точно, – повторил комендант, но так и не решился назвать по имени офицера имперской безопасности, стоящим над ним выше на три звания. Тем более что в табели о рангах и по должности – оберштурмбанфюрер СС весит куда больше, чем простой армейский подполковник. – Прошу за мной.

– Не тушуйся, – Корнеев взял коменданта под руку. – Он, в целом, неплохой парень. Заносчив немного, жуткая зануда, карьерист – но, если ты ему нужен и уже оказал услугу, считай вытянул козырную карту.

Этот маневр Николай проделал не только с целю успокоить обер-лейтенанта. Разведчику не понравилось, что гестаповец, вместо того чтобы заниматься погрузкой арестантов, быстрым шагом возвращается на площадь. В сопровождении пары автоматчиков.

– Что-то случилось, дружище? – немедленно отреагировал Штейнглиц. – У вас взволнованный вид. Сбежали заключенные? Наплюйте. Вон их тут сколько вокруг. И могу поспорить, большинство – партизаны.

– Прошу прощения, господин оберштурмбанфюрер, но я вынужден попросить вас предъявить документы.

– Опять? – Штейнглиц неторопливо расстегнул пуговичку на кармане кителя. – Что же все-таки произошло?

– Я только что разговаривал с дежурным из штаба дивизии! Он ничего не знает о ревизии. И о оберштурмбанфюрере Штейнглице тоже никогда не слышал!

– Удивили, – пожал плечами тот. – Я же не Марлен Дитрих, чтоб меня знал каждый немецкий мужчина. А о секретности проверки мы уже с вами говорили.

– И все-таки, – на этот раз не отступил гестаповец. – Я настаиваю. Мне очень жаль, но служение фюреру и Отечеству прежде всего.

– Вот как? – Штейнглиц шагнул ближе и так, чтоб расслышали оба автоматчика, громко поинтересовался. – Скажите, Лемке, а вы не еврей?

И пока возмущенный гестаповец ловил ртом воздух, не в состоянии что-то вразумительное ответить, Штейнглиц резко ударил его ребром ладони по кадыку. Одновременно с этим, Корнеев приставил дуло пистолета к боку коменданта и прошептал:

– Замри, Оскар, и не повторяй ошибки Ганса. А ведь мог, дурак, сделать неплохую карьеру. Теперь пойдет в компании с парашютистами. Старина Максимилиан никогда не прощает недругов.

– Смирно! – рявкнул тем временем Штейнглиц. – Никому не вмешиваться. Оберштурмфюрер! Арестовать изменника! Это к нему были направлены русские диверсанты! Что сволочь, молчишь?! – он еще раз саданул хрипящего гестаповца в живот, так чтобы тот, даже случайно, не смог произнести ни единого слова. – Ничего, у нас и не такие молчуны разговаривали. Эй вы! – он резко развернулся и прицелился в пилотов. – Говорите! Вас к нему направили? Ну! Считаю до трех! Айн…

Летчики ничего не поняли в происходящем, но головами закивали дружно.

– Вот и требуемое доказательство… – Штейнглиц немного понизил голос, но удар в лицо, нанесенный им фашисту от этого мягче не стал. Что-то громко хрустнуло, наверно, сломался нос, и окровавленный Ганс мешком рухнул под ноги своим же солдатам.

– Связать. Заткнуть рот. Запереть в подвал. Пить и есть не давать до моего личного распоряжения. Или… – Штейнглиц посмотрел на растерянно притихшего коменданта, получил одобрительный кивок от Корнеева и закончил: – Или, до приказа обер-лейтенанта Кринке.

Солдаты взглянули на коменданта. А тот, похоже, не сомневался в праве оберштурмбанфюрера вести себя именно так. Что немедленно подтвердил:

– Исполнять приказ!

– Молодец, – все так же полушепотом произнес Корнеев. – Ты принял правильное решение, Оскар. И очень скоро в этом убедишься лично. Думаю, пагоны гауптмана, тебе пойдут больше.

* * *

Автомобиль неторопливо выкатился за черту города. При этом, ему не стреляли вслед и не требовали остановиться. Если солдат и удивило непонятное поведение коменданта города и чужих офицеров, уточнять полученные приказы никто не стал. Так что, как только легковушка скрылась за поворотом, все свободные и оказавшиеся в это время на площади солдаты, сбились в несколько групп, закурили и принялись обсуждать более насущные проблемы…

Например, что сегодня на обед? Или правда ли, что с первого числа уменьшается норма обеспечения тыловых частей табачными изделиями? И кто может объяснить, в чем разница между услугами пани Ядвиги и пани Зоси? А если никакой разницы, то почему пани Зося берет дороже? Разве все это не важнее, чем рассуждать: почему оберштурмбанфюрер лично уселся на место водителя, а его адъютанта нисколько не смутило место на заднем сидении между двумя пленными? Или почему комендант не взял даже одного мотоцикла охраны?

– Ну что, Оскар… – повернул голову к обер-лейтенанту Штейнглиц. – Пора объясниться? А то, я вижу, вы пребываете в полной растерянности.

– Я и в самом деле ничего не понимаю, господин оберштурмбанфюрер. Это какая-то особо секретная операция? Или вы… русские?

– Мои товарищи русские, но лично я – немец. Родился в Мюнхене и там же, если судьба позволит, хотел бы в могилу лечь… Когда время придет. Там похоронены пять поколений моих предков. А вместе с родными нигде не страшно. Не правда ли?

– Наверно… – поерзал на сидении Кринке, оглядываясь назад. Особенно не вязались со статусом военнопленных улыбки на лицах летчиков. – Я еще не думал над этим. Или пора уже?..

– Вообще-то, обер-лейтенант вы до сих пор живы, а я продолжаю вести светскую беседу, только благодаря старине Гансу.

– Лемке?..

– Очень уж начальник гестапо жаловался на ваше чистоплюйство. Это правда, что вы не дали ему расстрелять ни одного местного жителя?

– Я не воюю с женщинами и стариками! – гордо вздернул подбородок Кринке.

– Похвально. Значит, не безнадежны… Но как же приказ Гитлера? Или вы забыли, что Рейху нужны славянские земли, а не славяне.

– Фюрер ошибся, когда пошел на поводу Гиммлера и Гейдриха. Нельзя делить людей на истинных арийцев и недочеловеков.

– Вот как? И что же? Вы больше не верите в гений Гитлера?

– Он ошибся… – насупился Кринке. – Знаит, должен уйти.

– Так вы, оказывается, антифашист?! – изумился Штейнглиц. Оглянулся назад и вопросительно вздел брови. Корнеев ответил пожиманием плеч. – Что же мне теперь с вами делать, дружище?

Оскар промолчал. Просить пощады гордость не позволяла, а другого варианта он и сам не видел…

– Вот что мы с вами сделаем. Может и зря, но что-то мне подсказывает, что вы еще пригодитесь послевоенной Германии.

– Советской?

– Немецкой. Очистившейся от коричневого налета и осознавшей, что фашизм страшная, но все-таки излечимая болезнь. Хотите?

– А у меня есть выбор?

– Конечно. Можете крикнуть «Хайль, Гитлер!» и пустить себе пулю в лоб… Генрих, у меня руки заняты, дайте ему свой пистолет.

Над плечом Кринке немедленно показалась рукоять «Вальтера».

– Битте.

Какое-то время Оскар косился на него, потом отвернулся.

– Говорите, что делать?..

– Организуем все как надо. К вам претензий не будет. Вернетесь почти героем. Лемке освободите, а заодно, объясните ему, что такой скандал лучше замять. Для вас обоих. Он не дурак, поймет. А вы с ним управляться умеете. Второе – к вам придут. Может, в самое ближайшее время. Может – после войны. Скажут, что от меня. Пароль… – Штейнглиц повертел головой. – «Три плюс два». А дальше – решайте сами.

– Я понял… – обер-лейтенант упрямо поджал губы. – Но ничего не обещаю. Кроме того, что ваш человек сможет уйти свободно… Если я не захочу вам помогать.

Уже показался мост и фигуры солдат на противоположном берегу. Далеко… На месте десантирования.

Подчиняясь вековой мудрости гласящей, что служба идет даже когда солдат спит, а любой путь в обход начальства короче самого прямого, фельдфебель Вайгель тоже никуда не торопился. Приказано достать парашюты – он их достал. А тащить находку в городок распоряжения не было. Так чего суетится? Понадобятся срочно – за ними кого-нибудь пришлют. А если и до ужина не вспомнят – солдата отправит. Хоть бы и Курта. Молодой парнишка. Ему пару километров пробежать, только согреться.

Фельдфебель курил и размышлял: еще подождать или уже распорядится собирать дрова. После непредвиденного купания, Вайгеля немного знобило. Да и сам по себе костер – это одна из малых солдатских радостей. Тем более, в подсумке имелась половина заныканой в обед буханки. А что может быть вкуснее поджаренного на огне куска хлеба. Разве, что кусок мяса.

Фельдфебель непроизвольно сглотнул. Большой, обжигающий пальцы, стекающим по ним горячим жиром, кусок мяса был мечтой Вайгеля сколько он себя помнит. С раннего детства то есть. Большинство друзей мечтало о шоколаде, конфетах, мороженном, а он всегда хотел жаренного мяса. А довольствоваться приходилось сосиской с гороховым пюре. Одной на двоих с сестренкой. Да и то не каждый день.

Сестренка родилась слабенькой, часто болела, и старший Фриц почти всегда отдавал ей свою порцию, довольствуясь гарниром. С приходом к власти Гитлера жить стало легче, сытнее. А когда войска вермахта заняли Чехию, Вайгель, отпущенный домой в увольнение, смог купить на полученное жалование три килограмма отличной сырокопченой колбасы… Но мечты о куске мяса, так и оставались до сих пор мечтами.

Ровное гудение автомобильного мотора вырвало фельдфебеля из задумчивости. Машина приближалась с противоположной стороны, от города. Вот и накликал начальство. Вспомнили…

Вайгель вскочил на ноги и осмотрел внешний вид подчиненных. Порядок прежде всего! На смотре замечания нашлись бы, а для полевых условий вполне бравый вид.

Но машина не остановилась. Притормозила перед мостом, проползла неспешно по дощатому настилу, а дальше началось что-то невероятное…

Обер-лейтенант Кринке, своего командира фельдфебель узнал бы даже ночью, вдруг вскочил, выпрыгнул на ходу из автомобиля и побежал прочь, размахивая руками и что-то крича. Полтора километра не слишком большое расстояние, но когда человек бежит сломя голову, внятно произносить слова не получается.

Впрочем, кое-что прояснилось сразу. Зазвучали пистолетные выстрелы. Стреляли из машины и вслед коменданту.

– Приготовиться к бою! За мной, бегом!

Фельдфебель перебросил автомат на грудь и со всех ног помчался на выручку командиру. Оба солдата – следом.

Обер-лейтенанту приходилось туго. Одна из пуль уже сбила с головы фуражку. А когда он на мгновение замер, схватившись за голову, следующая пуля попала офицеру в руку. Заставив согнуться и издать болезненный вскрик. При этом, Кринке увидел приближающихся солдат. Оглянулся, оценил расстояние до дороги, упал на колени и закричал:

– Вайгель! Это партизаны! Огонь!

После чего повалился ничком.

Всего пара секунд понадобилась фельдфебелю, чтобы принять решение, поскольку он уже отчетливо видел в машине немецких офицеров, но и этого хватило, чтоб автомобиль фыркнул и понесся прочь, стремительно набирая скорость.

– Огонь! – повторил он приказ обер-лейтенант и стал выцеливать быстро удаляющуюся легковушку.

Понимая, что машина уже за пределами убойной дистанции автомата, Фриц Вайгель, для очистки совести, все же дал короткую очередь им вслед и поспешил к раненому командиру.