Текст книги "Операция «Рокировка»"
Автор книги: Степан Кулик
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Глава вторая
Команду «Группа, бегом марш!» капитан Малышев отдал, как только «юнкерс» взмыл над лесом. Негромко, чтоб не услышали плененные фрицы.
Первым в лес нырнули старшина Телегин и старший лейтенант Гусев. Потом – Петров с Лейлой и Хохлов с Гордеевой. За Олей – Олег Пивоваренко добровольно вызвавшийся тащить рацию. Замыкал цепочку бойцов Степаныч. Приглядывая, чтобы новички не оставляли чересчур явных следов.
В непосредственной близости к лесной сторожке в слишком тщательно маскировке не имелось надобности. И без того здесь уже изрядно натоптано, да и группа себя обнаружила, так что исчезновение следов наоборот могло бы излишне насторожить командира егерей. А вот когда «призраки» отойдут на пару километров, замыкать группу будет Кузьмич. После него след сможет обнаружить только такой же таежный охотник. Вернее – еще более опытный.
Вряд ли их будут искать, но не в правилах капитана Малышева рисковать понапрасну? Бесшабашность – преступная глупость, а не мужество или не храбрость.
Исходя из последней задачи, комбинация Корнеевым задумалась не хитрая, зато имеющая все шансы на успех.
Во-первых, – в эфир рация «Призрака» вышла перед взлетом транспортника. Во-вторых, – очень удачно получилось, что никто из оставленных живыми фрицев группу в полном составе не видел. Поэтому, по отрывочным свидетельствам и из опыта немцы могут предположить, что русские диверсанты работали обычным составом – пять-шесть бойцов. В-третьих, – те, кто мог бы сопоставить грузоподъемность Ю-52 с суммой массы секретного груза и веса людей, хоть и по другим причинам, но тоже командиру егерей ничего не скажут.
То есть, напрашивается единственный подходящий ответ: русские диверсанты, случайно или намеренно, захватили самолет и убрались на нем домой. Проводить дальнейшие поиски бессмысленно. Надо докладывать в штаб и готовиться к взысканию. И пока есть время, обставить все так, что бы кругом и во всем виноватым оказался пропавший без вести оберштурмбанфюрер Штейнглиц. А еще лучше, найти хоть какие-то факты или свидетельства, указывающие, что подполковник, якобы захваченный русскими, на самом деле не жертва, а матерый враг. Предатель или шпион.
После такого рапорта, с копией для четвертого управления, у вышестоящего начальства появиться столько забот, что обо всех остальных участниках операции, в ранге ниже майора никто и не вспомнит.
Впрочем, эти проблемы фашистов уже не касались «Призрака», если только в том смысле, что какое-то время диверсантов искать не будут. А уж Андрей постарается как можно дольше продержать фрицев в неведении, что его группа никуда не ушла и продолжает углубляться в немецкий тыл.
Успели отойти километра полтора, когда разведчиков догнал звук взрыва, пробившийся сквозь густую листву. Следом громыхнуло еще раз, гораздо мощнее. Явно, возле сторожки.
– Не понял? – Малышев переглянулся с ефрейтором Семеняком. – Группа! Стой!
Но те уже и сами остановились.
– Кто-нибудь мне…
– Извини, командир… – шагнул вперед капитан Петров. – Забыл доложить. Сперва хотел сказать Корнееву, а потом закрутились с погрузкой, новым заданием… Виноват!
– Толком объясни.
– Ну, там… в броневике у фрицев парочка противотанковых мин завалялась и гранаты, опять же… Не пропадать такому добру зря? Вот мы с Вартаном избушку и заминировали.
– Понятно. Что заминировали – хвалю, лишняя суета нам только на руку, а если офицера прибило – еще лучше. А за то что не доложил…
– Виноват… – сапер вроде повинился, а глаза смеялись.
– Согласен… Значит, понесешь рацию вне очереди. Смени Пивоваренка.
– Есть, сменить.
– Командир, – рядом со старшиной Телегиным встал Иван Гусев. – Может, расскажешь: куда топаем? А то, невзначай, недоглядим, да прямиком в Берлине окажемся.
– Не успеем, война быстрее закончится… – отшутился Малышев.
Капитан вынул карту, поглядел. Что-то прикинул в уме.
– Так… Группа, слушай меня. Продолжаем движение в прежнем направлении. Километра через три на карте обозначен ручей. Мимо не проскочим. Там и поговорим, и обсудим… Кому на запад, а кому – «в другую сторону». Еще вопросы есть? Вопросов нет… – наследуя Корнеева, повторил его любимую командирскую поговорку Малышев. – Я в голове колонны. Гусев, со мной. Старшина, подсоби Степанычу. Теперь нам лучше следов не оставлять.
– Есть подсобить… – Телегин шагнул в сторону, пропуская группу вперед. – Как делиться будем, Степаныч? Кому вершки, а кому корешки?
– Гляди под ноги, охотник. У тебя лучше получится. А я ветки поправлять буду.
– Добро, – кивнул старшина. – Шагай, стало быть дальше. Не задерживай движение…
– Как думаешь, Кузьмич…
– Перестань, – проворчал в ответ тот, даже не дослушав. Они так давно воевали вместе, что научились понимать друг друга без слов. – Ты, как бабка старая… Ничего с твоим Колей не случится.
– Тревожно мне…
– А в прежние годы, было спокойно?
– Не так, как сейчас.
– Да? Чего же в поиск напросился? Летел бы вместе с ним на Большую землю… Стареешь, Игорь.
– Есть немного, – ефрейтор Семеняк кивнул. – Пожил. От того, вдвойне молодых жаль.
– Согласен. А коли так, то помолчи и смотри лучше. Вон… – старшина показал пальцем, – ветку сбитую пропустил.
– Да я ее и теперь не вижу… – хмыкнул Степаныч. – Ну, и глаз у тебя, Кузьмич… Прям, Дерсу Узала.
– Хороший был охотник, – согласился тот. – Только погиб зря. В своего убийцу не смог выстрелить… А разве ж такую гниду или, положим, фашистов можно за людей считать?
– Пустое говоришь, Кузьмич. Кровью кровь не остановить… Да и обманули их, задурманили головы. В Германии, небось, нет ликбезов и бесплатных школ для всех. А темный народ обмишурить не трудно. Наплетет какой-нибудь краснобай семь коробов лаптей о лучшей жизни, – хоть загробной, хоть тутошней, – и обует всех остальных. Да еще так заморочит, подлец, что и не опомниться, и о справедливости не вспомнить. А как кровью душу замараешь, обратно повернуть трудно… страшно. Ведь понимает человек: что перешел черту, что для всех остальных он стал хуже бешеного пса. Потому и держится до последнего за таких же отщепенцев…
– Ты, прям как политрук… – покрутил головой старшина.
– А я за ним и повторяю… – не стал отрицать Семеняк. – Весной сорок второго, когда под Ржевом землю грызли, наш батальонный комиссар Юркив так говорил. Хорошо сказал, душевно… вот и запомнил. Представляешь: мясорубка такая, что только ошметки летят. И наши, и фрицы раненых и убитых тысячами каждый день считают, а Андрей нам о милосердии толкует. Умный был мужик, башковитый. До войны в университете историю преподавал…
– Был?
– В марте сорок третьего погиб. Один день до своего сорокалетия не дожил.
– Тогда, понятно. Уговорили, – расправил усы Телегин. – Встречу Адольфа, не стану стрелять. На цепь возьму, намордник надену, а дальше пусть народ и партия решает: лечить или казнить.
– Ну, самого Гитлера и прибить не грех… – Степаныч сплюнул. – Хотя – живым взять, конечно, больше толку.
– Аккуратнее, – проворчал старшина. – Расплевался… А убирать мне.
– Извини. От одного имени во рту противно стало, как кизяк пожевал… Мне Коля как-то рассказывал, что в Турции такой закон раньше был. Преступника сажали в бочку с дерьмом, так что только голова торчала и возили весь день по городу. А стражник время от времени саблей над бочкой помахивал. И злодей тот, чтоб голову не потерять, весь день в нечистоты эти и нырял… Вот бы фюрера с его генералами так?.. Да не на один день, а пока жители всех стран, городов и деревень, где они напаскудили, где кровь человеческую пролили, не увидят их изгвазданные в дерьме морды.
– Здорово… – восхитился Телегин. – Ну ты дал, Степаныч. Молоток… Отличная придумка. Да-а, от такого зрелища, наверное, многих отпустило бы… Надо будет нашим командирам сказать, может, выше доложат? Так сказать, инициатива, почин рядового состава…
– Сами сообразят. Не дурнее нас будут… – отмахнулся ефрейтор Семеняк. – Ну, что? Хватит? Вряд ли дальше искать станут. От ищеек наши старания все равно не уберегут, а человеку ни в жизнь не найти.
– Согласен, – кивнул старшина. – Лучше не сделаем. Махоркой притрушу и побежим догонять… Наши-то, небось, уже у ручья отдыхают.
* * *
Группу догоняли не таясь, поэтому оставленный в дозоре Гусев увидел их первыми. Иван вышел из-за дерева, метрах в десяти и поднял руку, привлекая внимание.
– Давайте сюда, братья славяне. Наши вон там расположились… – старший лейтенант кивнул направо.
– Регулировщик, выискался… – проворчал старшина. – А то я дыма не чую… Не рейд, а воскресная прогулка.
– Не бухти, Кузьмич, – вступился за давшего послабление командира Семеняк. – Люди вторые сутки без горячего… Да и задание мы уже выполнили. Теперь только своими жизнями рискуем.
– А у тебя, Игорь Степаныч, их несколько?.. – не сдавался Телегин. – Что ты готов расстаться с одной из них за банку разогретой тушенки?
– Не знаю, как насчет дыма, а твое ворчание, старшина, точно за пять верст слыхать… – Малышев махнул рукой, давая понять, что доклад не нужен. – Присаживайтесь. Отдыхаем. Фрицам сейчас не до нас. А если фронт и в самом деле вскоре сдвинется, так и вовсе курорт…
Старшина придирчиво осмотрел место привала, но не нашел к чему придраться.
Костерок разложили грамотно, между корнями ясеня. Вообще-то сухой хворост почти не дает дыма, зато столб горячего воздуха, если уметь смотреть, заметен с расстояния в пару километров. А при таком способе разведения огня, дымок тянется вверх, по стволу дерева и рассеивается листьями. Только запах и остается… Но тут уж ничего не попишешь. Придется надеяться, что с подветренной стороны никто чужой сейчас не лазит.
– И все же, стоило хотя бы еще на парочку километров вглубь отойти…
– Нельзя, Михаил Кузьмич. Лишний крюк получится.
– Вокруг чего?
– А вот когда все соберутся и объясню, – капитан Малышев лег на спину, прикрыл глаза. – Кстати, я дал группе пятнадцать минут на оправку. Так что вы бы тоже зря время не тратили. Я не поп, дважды одно и то же говорить не стану…
– Напугал. Голому собраться, только подпоясаться… – Кузьмич прилег рядом. – Когда смолоду зверя промышлял, бывало на вторые сутки батя спросит: «Коля, ты до ветра когда в последний раз ходил?», а я – как из дому вышли, так и забыл об этом деле.
– Ох и горазд ты заливать, старшина, – не поверил Пивоваренко. – А мочевой пузырь не лопнул? Или ты за все это время ничего не пил.
– Пил, конечно… Да вся жидкость из тела с потом вытекала. Тайга, Олежка, пока по ней правильно ходить не научишься, хуже любой полосы препятствий будет.
– Спасибо, дочка, – ефрейтор Семеняк взял у Лейлы две разрезанные ножом половинки банки разогретой тушенки. Вторую протянул другу. – Держи, зверь таежный, Подкрепись. Может, подобреешь и перестанешь ворчать?..
– Спасибо…
– Ну, что? – капитан Малышев открыл глаза. Мгновенно засыпать и так же мгновенно просыпаться, одно из первых умений, которым обучаются фронтовые разведчики. Поскольку у них «время на отдых» категория условная. – Все уже собрались?
– Кроме Гусева. Он в охранении.
– Тушите огонь и зовите лейтенанта сюда… Думаю, в ближайшие десять минут нас не обнаружат… А разговор предстоит важный.
Капитан пружинисто вскочил, поправил одежду и отступил в сторону, так чтобы видеть всех разом.
– Прежде чем я начну, хочу чтобы все поняли: задача, которую майор Корнеев поставил группе перед отлетом, с руководством не согласована и силы приказа не имеет. Николай, сделал это на всякий случай. Помня о нашем штрафбатовском прошлом… Командир дал нам возможность ссылаться на него, если придется объяснять особистам, почему группа задержалась во вражеском тылу, а не вернулась сразу же, после выполнения задания.
Давая время осознать услышанное, Андрей преувеличенно внимательно осмотрел кострище и что-то там старательно затоптал.
– Я сейчас расскажу все, что мы с ним узнали от эсесовца, а потом, каждый из вас сам за себя решит, что делать дальше.
Девушки переглянулись. Пивоваренко хмыкнул. Хохлов снял и протер очки. И никто не задал ни одного вопроса.
– В общем, у фрицев есть какая-то очень секретная организация, подотчетная только Гиммлеру, а то и самому Адольфу. Называется «Аненербе», что в переводе с немецкого значит «Наследие предков». Чем там занимаются, я лично объяснить затрудняюсь. Из слов оберштурмбанфюрера – какой-то чертовщиной.
– Самое оно, для Гитлера, – кивнул Кузьмич. – С кем бесноватому фюреру еще знаться, как не с Сатаной.
– Как атеист, я не могу согласится с существованием ада, но для Гитлера сделаем исключение. Только духовная сфера для нас не главное. Важно то, что пленный указал место, где сейчас проходят последние испытания образца нового оружия. Кодовое название «Lanze des Hasses».
– К-копье Ненависти, – перевел Хохлов.
– Совершенно точно. И судя по тому, как описывал действие этого копья Штейнглиц, с таким типом вооружения мы еще не стыкались. Кто-то читал книгу Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина»?
– Я… – отозвалась Оля Гордеева. – Вы говорите о тепловом луче?
– Не я… – пожал плечами капитан. – Пленный фриц. Причем, он утверждает, что это не изобретение их ученых, а какая-то древняя штука, найденная при археологических раскопках еще пару лет тому. То ли в Азии, то ли в Африке. Поэтому ее так долго изучали. Да и не торопились, сначала… Были уверены, что смогут нас победить и без «наследия предков». Но теперь, вроде, все секреты наконец-то этим Аненербе раскрыты. И в ближайшее полнолуние, то есть через восемь дней…
– Через пять… – поправил командира Семеняк.
– Что?
– Полнолуние будет через пять дней. Я точно знаю.
– Не понял, Степаныч, ты что – астроном? Откуда такие познания?
– Коля в госпитале лежал… – отчего-то смущаясь, а потому сумбурно стал объяснять Степаныч. – Вот я в этом месяце и забыл монетку показать… Теперь, каждую ночь поглядываю. Понимаю, что раньше не будет, а поглядываю…
– Ничего не понял… – мотнул головой Малышев. – При чем тут монетка? И с какого боку к ней полнолуние?
– Полнолуние ни при чем. Мне растущий месяц нужен. Примета такая есть. Если молодой Луне серебряную денежку показать, она подсобит в этом месяце с прибытком… На деньги мне, пока война, плевать. Но вот какая хитрость… Рассуждая здраво, мертвому прибыток ни к чему. Значит, чтобы примета исполнилась, человек жить должен. Вот я Луне, от имени всех, кого знаю, и показываю денежку…
Семеняк порылся в кармане, а когда показал ладонь, на ней поблескивал серебряный диск с обнимающимися крестьянами.
– И вам не стыдно! – возмутилась Оля. – Вы же советский человек! А всякое суеверие – опиум хуже религии.
– Возможно, – не стал спорить Семеняк. – Но, кому от этого вред? Да и с религией, похоже, погорячились в революцию. А теперь сам Иосиф Виссарионович разрешил в церквях молебен служить. Во славу русского оружия и на погибель супостату. Так-то, девонька…
– Отставить диспут, – капитан Малышев чуть повысил голос. – Не место и не время. Ефрейтор Семеняк, доложите, четко и внятно, почему вы сказали, что полнолуние наступит через пять дней, тогда как пленный говорил о восьми?
– Я не знаю, может, у немцев другой отсчет. Но первая четверть была позавчера. Когда мы только линию фронта переползали. А это середка между полнолунием и новолунием. Ровно неделя в обе стороны…
– Понятно. Спасибо, Степаныч… – кивнул капитан. – Значит, будем исходить из этой вводной. Лучше пару дней подождать, чем опоздать хоть на час.
– А далеко бежать, командир? – поинтересовался Петров, многозначительно приподнимая брови и незаметно для девушек, косясь на радисток.
– Не очень. Фриц сказал: чуть больше двухсот километров.
– Действительно, – хмыкнул Хохлов. – Как в соседнюю деревню на танцы сходить.
– Даже ближе, – не оценил шутки старшина Телегин. Для таежного охотника полтора или две сотни километров в самом деле не расстояние. – Было бы ради чего заседание устраивать. Или я что-то не понял, Андрей?
– Объясняю еще раз… – Малышев, взмахом ладони остановил зарождающийся смешок. – Немец мог и солгать, чтобы смерть свою отстрочить. Приказа на поиск мы не получали. Поэтому, если сходим зря, спросят по полной. Мне лично терять нечего. Хуже не будет. А вот ломать судьбы тех, у кого биография не замарана, не хочу…
– А рация зачем? – Гордеева оглянулась на Пивоваренка, рядом с которым стоял вещмешок с передатчиком. – Можно же послать запрос.
– Нельзя, Оля. В том что нас с вами как бы нет – самый главный козырь группы. Поэтому, работаем только на прием. Каждый четвертый час, считая от двадцати ноль-ноль сегодняшнего дня. Майор Корнеев очень рассчитывал на то, что к этому времени он уже успеет обо всем доложить в Управлении и получить добро на поиск.
* * *
– Тогда я вообще не понимаю, чего мы головы ломаем? – пожал плечами Иван Гусев. – Дождемся сеанса связи и все будет ясно. Вперед – значит, вперед и с песней. Ну а прикажут возвращаться – вернемся. Начальству виднее, где и как нас использовать.
– Оно, как бы именно так и надо, – согласился с замечанием старшего лейтенанта Малышев. – И нужно… Но расстояние до цели все же приличное. Даже в глубоком немецком тылу на попутках не подскочишь. Значит, запас времени не такой и большой. А теперь, когда Степаныч такую существенную поправку внес, его еще меньше стало. И заведомо терять почти сутки – непозволительная роскошь. Поэтому, считаю – выступать надо немедленно…
Капитан сделал паузу, как бы подчеркивая особую важность следующих слов.
– Но, в рейд пойдут только добровольцы. Почему – надеюсь, мне не придется повторять? На размышление, обдумывание и принятие решения даю еще десять минут. Разрешаю, кому надо пошушукаться, отойти в сторону. А тех, кто вопреки здравому смыслу, захочет идти со мной, прошу собраться под той березой… – Малышев указал правее. – Остальных, не теряя драгоценное время на какие либо объяснения, прошу встать вон там… – капитан указал другое дерево, левее от себя. Подумал немного и очень серьезно прибавил:
– Товарищи, настоятельно рекомендую, особенно девушкам и бойцам старшего возраста, хорошо взвесить собственные силы. Дорога к цели предстоит не столько опасная – на войне нет безопасных мест, а просто длинная и трудная. И еще: стоит ли рисковать чистой биографией, вполне возможно, что и зря? Так что решайте, по уму, без обид и душевных терзаний. Я мог бы приказать, но считаю: осознанное решение лучше.
– Я с тобой, командир… – буквально сразу же, как только Малышев замолчал, отозвался Олег Пивоваренко, одновременно перемещаясь к березе. – Как говорится: «Либо грудь в крестах, либо голова в кустах». А штрафбат… что ж, не впервой, бывали уже. И там советские люди воюют. Не привыкать… Зато, если выгорит – с таким опытом переведусь в разведку. Нравиться мне здесь.
– И чем же?
– А что в затылок никто не дышит… – усмехнулся парашютист. – Как у нас, после выброски…
– У нас, у вас… – пробормотал Петров, становясь рядом. – А у нас в квартире газ. А у вас? А у нас водопровод. Вот…
Младший сержант Мамедова не удержалась и прыснула, прикрыв лицо ладошкой.
– Это ты, Виктор, к чему? – удивился Малышев
– Стишок детский вспомнил. Дело было вечером, делать было нечего. И заканчивается соответственно: «Дело было вечером – спорить было нечего…»
– Все равно не понял.
– Потому что понимать нечего, – пожал плечами Петров. – Будто ты, командир, не знаешь, что на конкурсе «Всемирной лени» саперы уверенно держат второе место. Сразу после пожарников. Вот и я, Андрей, не хочу туда-сюда мотаться? Drang nach Westen* (*нем., – Путь на запад. В противовес популярному в Германии лозунгу «Drang nach Оsten», «Путь на восток»). В том смысле, если уж трудить ноги, то только в направлении Берлина. Да и несподручно вам будет без сапера. Как-то мало вериться, что на том секретном объекте ничего разминировать или взрывать не понадобится. И потом, я же в штрафбате без году неделю побыл. И даже не ранен. Кто его знает: пересмотрят мое дело или нет? Так что лишний подвиг лишним не будет…
– Правильно. Мы тоже с вами… – не дожидаясь пока Петров закончит, обе радистки, держась за руки, как на прогулке, перешли под березу.
– Я же просил… – начал Малышев.
– А мы не снизошли, – вздернула носик Оля Гордеева. – Приказывайте, если решили нас в тыл отправить, товарищ командир!.. Добровольно мы из группы не уйдем! Сапер, значит, вам понадобится, а связь – нет?
Лейла позволила подруге говорить за обеих, но и сама смотрела твердо.
– Детский сад.
– Точно подмечено, командир. Балагуры… – проворчал Кузьмич, обозначая движение к вновь формирующейся группе, – и детвора сопливая. Взять бы хворостинку, да отстегать, как следует… Как же, отпустишь вас одних.
– Никак нельзя без присмотра оставлять… – согласился Семеняк. – Что я, потом, Коле скажу? Извините, товарищ майор, стар я уже стал, побоялся, что не угнаться мне за ними?..
– А если товарищ майор даст команду «Отбой»? – живо поинтересовался Гусев. Старший лейтенант пока не сделал ни одного движения, но при этом вспотел так, словно воз дров нарубил. – Тогда как?
– Приказы не обсуждают…
– Так чего мы думу думаем? – с видимым облегчением Иван вскочил на ноги, вытер лицо и бодро шагнул в строй. – Поддержат в штабе наше рвение – мы на коне. Завернут обратно – всего и делов-то: десяток-другой километров пробежаться. В первый раз что ли? Это ж не по своей земле отступать. А мозоли не раны… Заживут и даже ныть не будут.
– Угу, – Малышев обвел взглядом разведчиков. – Я вижу, глас разума не нашел пути к вашим светлым головам. Только один Хохлов и внял рассудку…
– Простите, задумался… – услышав свою фамилию, военврач, что-то чертящий на земле, поднял голову. – В-выступаем уже?
Негромкий, но дружный смех стал ответом на его вопрос.
– Чего р-ржете… – Хохлов привычно потянулся к очкам, но передумал и оставил их на носу. – Командир, г-глянь. Я не картограф, но п-память зрительная хорошая. Подсмотрел н-на карте у фрицев, в-в монастыре.
– И что ты там увидел?
– А в-вот… – Хохлов показал кончиком ветки на схему. – К-как я понимаю, нам предстоит путь н-на запад. Примерно с-сюда. А были мы здесь, да?
– Примерно, – капитан заинтересованно склонился над схемой, которую военврач попытался нацарапать на земле.
– Тогда все п-правильно. Тут хутор д-должен быть отмечен. И вот здесь еще один…
Малышев развернул свою карту.
– Да. Есть. Каргуля и Любешка.
– А вот тут, – Хохлов провел воображаемую черту по воздуху и ткнул веткой в землю, чуть дальше на северо-запад… – узловая с-станция.
– Точно. Мала Гура… – подтвердил капитан. – Отсюда километров двадцать пять будет. Но это не узловая. Просто две ветки сходятся.
– Н-не знаю. Я в этом не р-разбираюсь… – пожал плечами военврач. – Т-только она к-красным к-кружком у немцев на карте отмечена и ф-флажком. Д-думаю, там важное что-то.
– Вполне возможно, – согласился Малышев. Сверил еще раз карту со схемой Хохлова. – Фрицы зря ничего не делают. Молодец, доктор. Уважаю… Что же ты раньше молчал?
– Я д-думал, может… – Хохлов таки добрался до очков и стал их протирать полой пиджака.
– Думал он. Мыслитель… Сократ, блин… Это ж в корне меняет дело! – с лица Андрея сошла тень озабоченности, неотъемлемая пару последних часов, и даже глаза заблестели.
– Группа, слушай мою команду! Отставить разброд и шатание. Ситуация меняется. Больше никакой самодеятельности и партизанщины. Выдвигаемся в направлении железнодорожной станции Мала Гура. Там ждем сеанса связи с «Базой». Дает «Огородник» добро на поиск – продолжаем выполнять основное задание. А если майору Корнееву не удалось убедить руководство, или у них другие планы – объясняем ситуацию и запрашиваем добро на проведения диверсии. При любом раскладе – наше будет сверху. Не зря во вражеском тылу зависнем…