Текст книги "Операция «Рокировка»"

Автор книги: Степан Кулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава одиннадцатая

Хохлов побледнел, хлюпнул носом и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. Руки его не то чтоб сильно, но вполне заметно дрожали.

– К-командир, это ловушка…

– Не понял тебя? Где?

Вместо ответа Хохлов сделал широкий круговой жест.

– Кабинет заминирован?! Позвать Петрова? – Малышев еще раз, более внимательно осмотрел помещение.

Вместо ответа Хохлов помотал головой и прямо через разбитую дверцу достал из стеклянного шкафа несколько марлевых повязок. Одну протянул Малышеву, вторую быстро нацепил на себя.

– Н-адевай… – голос врача звучал чуть глуховато, но по-прежнему встревожено. – Может, еще не поздно.

Капитан не стал допытываться и выяснять причину, если медицина считает что это необходимо, лучше прислушаться. Доктору виднее. Уточнил только после того, как крепко затянул тесемки.

– Объяснишь?

– Обязательно, – Хохлов зло плюнул на труп немца. – Ублюдки… Н-ничего святого… Надо н-немедленно всех детей в-вернуть обратно в боксы! – на Хохлова было страшно смотреть. От волнения он даже заикался меньше чем обычно. – Быстрее, командир! Б-быстрее!

Малышеву приходилось видеть, как в секунду поседел сапер, когда услышал щелчок предохранителя, а фугас после этого не взорвался. Так вот, лицо у военврача сейчас было точь-в-точь, как у того солдата, – заглянувшего в глазницы смерти, но неожиданно получившего отсрочку. Капитан обвел взглядом помещение, но ничего, хоть отдаленно похожего не увидел.

Письменный стол, пара медицинских шкафов с разбитыми стеклами. Два перевернутых набок стула, кушетка. Вешалка для одежды… На ней два халата и офицерский китель. У окна – ничком труп немца в одних подштанниках. На кушетке – лицом к стене молодая женщина в ночной рубашке. Мертвая. Осколки гранаты посекли ее так, что от крови белая ткань стала алой. На полу штаны от мундира, сброшенные взрывом папки, рассыпавшие по комнате какие-то бланки, документы и исписанные листы бумаги.

– Ничего не понимаю.

А Хохлов тем временем выбежал на улицу, сорвал с плеча автомат и выпустил в воздух длинную очередь.

– Внимание! Боксы н-не открывать! К детям не п-прикасаться!

– Что случилось? – из-за угла здания показался старшина Телегин.

Дверь барака хлопнула и почти одновременно наружу выскочил поляк-проводник и младший сержант Гордеева.

Затрещали кусты и с автоматом наизготовку на свету возник Пивоваренко.

– Что за шум, медицина?

– Всем оставаться н-на местах! – закричал Хохлов, внося еще большую сумятицу.

– А что случилось-то? – Оля шагнула вперед.

– С-стой! – врач замахал на девушку руками. – Никому не п-приближаться!

– Смирно! – Малышев понял, что пора вмешаться и прекратить панику. – Группа, слушай мою команду! Всем оставаться на своих местах, вплоть до особого распоряжения! Капитан Хохлов! Ко мне!

– Командир, ты не…

– Отставить! – Малышев, когда хотел, мог одним только голосом, заставить встать по стойке смирно оплывшего на весеннем солнышке снеговика. – Ко мне!

Хохлов непроизвольно подтянулся и даже попытался изобразить строевой шаг.

– Т-товарищ капитан, капитан медицинской с-службы…

– Отставить, – козырнул Малышев. – Приказываю прекратить панику и доложить, как положено! П

– Мы в-в ловушке.

– Попрошу по существу!..

– Дети заражены. Любой к-контакт с ними с-смертельно опасен. Эти нелюди п-превращали их в биологическое оружие. Я еще не п-просмотрел журнал до конца, но д-думаю, что кроме новеньких, все дети носители с-самых смертоносных вирусов. Мы должны в-возобновить изоляцию!

– Что мы должны сделать?

– Всех запереть обратно в-в боксы! – военврач отвечал негромко, но твердо. Видимо, первый шок уже прошел. – А также, – его взгляд мазнул по Оле и поляку, – изолировать в-всех тех, кто уже имел с ними непосредственный к-контакт.

– Погоди, Сергей Фомич… – Малышев мотнул головой. – То есть, как изолировать? А зачем же мы их у фрицев отбивали?

– На этом и с-строился расчет… – потемнел Хохлов. – Н-на милосердии… Что сделают с-советские солдаты, наткнувшись на такой лагерь? П-правильно, освободят, накормят, обогреют и в тыл отправят. А у большинства б-болезней, которые я успел заметить в бюллетенях, инкубационный п-период – месяц и больше. Как раз хватит, чтобы детишки успели к своим д-добраться… Заражая по пути всех, с кем будут общаться. И вспышка множественных очагов эпидемии в стране г-гарантированна. Никакой карантин не п-поможет. Каждый из них, пока обнаружат след, сопоставят и сделают выводы успеет з-заразить тысячи людей. А те, в свою очередь… – Хохлов замолчал.

Малышев представил себе обрисованную картину и судорожно сглотнул.

– Мама родная, это ж… Вот, суки!

Потом до него окончательно дошел смысл сложившейся ситуации.

– Сергей Фомич, надеюсь… ты не предлагаешь их всех уничтожить?

– Мы же н-не фашисты, командир… – опять вытер лоб военврач. – Немцы скрупулезны во всем, а если з-знать наверняка: кого от чего лечить, причем задолго до того, как вирус активизируется, – шанс на п-положительный исход очень неплохой. Т-только, как ты понимаешь, для этого нужны медикаменты и время.

– Твое предложение?

– Ну, во-первых, п-пусть те из наших, кто входил в бараки, не приближаются к тем, кто оставался снаружи. Во-вторых, – мне и всем тем, кто мог заразиться, п-придется остаться здесь. Под моим наблюдением.

– Йоперный театр! Вот влипли! – Малышев стукнул кулаком в ладонь. – На ровном месте, без боя потерять половину группы! И какую?! Проводника, радистку, старшину и врача!.. А по другому никак?

– Можно, – кивнул Хохлов. – Но без гарантии. С вероятностью п-пятьдесят на пятьдесят, что через несколько дней в горячке свалятся все. Успев з-заразить и тех, к кому направляемся на встречу.

– Черт!.. Умеешь ты успокоить…

Малышев присел прямо на землю, по-турецки скрестив ноги, и вытащил сигарету.

– Группа, вольно. Можно курить. Друг к другу лучше пока не приближаться, независимо от того: кто где находился…

– Андрей, – старшина Телегин окликнул командира с того места, где его застиг приказ. Рядом с углом здания. – Меня не торопись списывать. Я внутрь не успел зайти. Захотелось до ветру… Ну и задержался маленько, вот…

– Спасибо, старшина… Хоть что-то приятное. Жаль, что ты проводника за компанию не прихватил. Нам без него, через эти чертовы болота, все равно вовремя не поспеть.

– А кум зачем? – возмутился поляк. – Пусть пан капитан не переживает. Кубусь нас в эту историю втравил, ему и вытаскивать. А леса он не многим хуже меня знает. Доведет, как миленький.

– Думаете, – от второй хорошей новости Малышев заметно приободрился.

– А то… – усмехнулся Збышек. – Если некому, то кум куму… Эй, Кубусь! Покажись людям!

– Чего? – старший Залевский словно не слышал пальбы Хохлова. – Бал закончился, пора по домам расходиться?

– Как бы не так, – в тон ему ответил Збышек. – Вот теперь как раз все только начинается. Впрочем, малого можешь отправить на хутор, чтобы Кася не волновалась. А сам – готовься к новой выцечке* (*пол., – прогулка).

– Шутишь?

– Не приближайся! Як Бога кохам! – видя что кум хочет подойти, воскликнул Збышек. – Стой, где стоишь! Шутки закончились! Последняя была швабов. И нам всем теперь долго предстоит веселиться. Как бы со смеху не лопнуть…

– Не понимаю?

– Ты знаешь, что в этом лагере происходило?

– Откуда? – пожал плечами Куба Залевский. – Я же только издали за ними наблюдал.

– Швабы детей разными болячками заражали, чтобы те, выйдя на свободу, разносили их дальше.

– Пся крев! – выругался хозяин лесного хутора. – Вот лайдаки! Чтоб им подохнуть всем, один поперед другого! Швабам, то есть… И что теперь?

– Да ничего страшного. Доктор у русских хороший. Вылечит. Беда в другом, кум. Меня вместе с ребятишками в карантин определили. Значит, друзей наших к замку графа Соколовского тебе отвести придется.

– Тьфу на тебя, пердун ты старый, я уж было всерьез испугался!.. А это ерунда… Отведу, конечно. Почему не отвести хороших людей? Может, они по пути, еще с десяток-другой швабов пристрелят… – Куба Залевский широко перекрестился. – Пусть пан Бог будет нам всем в помощь.

* * *

Отделив здоровых от условно больных и взяв с товарищей слово, что они не будут нарушать условий карантина, Хохлов повел Малышева в кабинет начальника лагеря. Журнал регистрации болезней лежал сверху на столе, но военврач заприметил в углу за шторкой для переодевания, что-то вроде несгораемого шкафа. И Сергей Фомич очень опасался, что самый главный и неприятный секрет изуверской лаборатории они еще не раскрыли.

– В-вот… – военврач отодвинул ширму и продемонстрировал командиру сейф.

– А ключ?

– Я н-не видел… – мотнул головою Хохлов. – Всех н-немцев я не обыскивал, но что у той п-парочки его нет, м-могу утверждать. Осматривал их одежду т-тщательно.

Малышев заглянул в ящики стола, обвел взглядом помещение, высматривая место, где можно хранить ключ. Чтоб и неприметно для посторонних глаз положить, и одновременно, не слишком хлопотно было доставать, когда сейф понадобиться открыть. Но ничего подходящего не заприметил. Провел ладонью снизу по подоконнику, приподнял горшок с геранью и пожал плечами.

– Да наплевать… – открыл окно и высунулся наружу. – Петров! Виктор! Подь сюда. Работа по твоему профилю нарисовалась.

– Нормальный у меня профиль, – наигранно весело огрызнулся тот, прикасаясь к мясистому носу. – Особенно, если с доктором сравнивать. В нашем роду все мужчины такие… видные. С деда-прадеда… Природные русаки.

– Шутник… – хмыкнул Малышев. – Я не Геббельс чтоб твои данные с шаблоном сравнивать. Шнифером* (*жар., – взломщик) поработаешь? А то у нас тут сейф закрытый и без ключа.

– Распахнуть или приоткрыть? – деловито осведомился сапер.

– Лучше так, чтобы внутренности в целости сохранились. Доктор считает, что там еще кое-какие важные секреты хранятся.

– А м-может и не только с-секреты… – уточнил Хохлов. – П-пробирки со штаммами болезней обычно в-в холодильнике держат, но м-мало ли. Так что, Витя, ты н-на самых мягких лапках сделай. П-пожалуйста… У нас и так здоровых в группе осталось – р-раз-два и обчелся.

– Я понял, – кивнул сапер, входя в комнату и разминая пальцы, будто пианист перед концертом. – Ну, и где тут у нас пациент? Ага, вижу… А вы, товарищи офицеры, в сторонку отойдите. Свет загораживаете. И не волнуйтесь, не волнуйтесь. Сейчас все спроворим в лучшем виде. И высморкаться не успеете, как шашка прыгнет в дамки. Это нам, что семечек налузгать…

Петров постучал костяшками по железному боку сейфа. Потом – по дверке. Вынул из кармана какую-то железку. Сунул ее в замочную скважину, повернул ручку, дернул особым способом, одновременно прижимая коленкой дверцу внизу. Внутри несгораемого шкафа что-то противно хрустнуло, и сапер отошел в сторону.

– Шубки и жакеты, кольца и браслеты, разве ж я тебе не покупал… – пропел он пару слов из популярной воровской песенки. – Готово. Можно пользоваться…

– Капитан, а ты до войны чем на хлеб с маслом зарабатывал? – Малышев с удивлением посмотрел на Петрова. – Больно ловко у тебя получилось. А говорил, что на химика учился…

– Разве ж это сейф? – пренебрежительно махнул рукою сапер. – Этажерка металлическая, не больше. От огня упаковка, чтоб при пожаре не все сгорело… сразу. Так что, получите и распишитесь.

– П-потом, – Хохлов отстранил Петрова. – А теперь п-попрошу мне не мешать. И лучше, если с-с улицы п-понаблюдаете.

– Не вопрос, – капитан Малышев ловко перемахнул через низкий подоконник. – Мне сейчас болеть недосуг. Ты только не копайся там, лады? Время бежит, светает скоро, а нам еще топать и топать…

– Вот и не з-задерживайте меня.

Военврач подождал пока сапер шагнет за порог кабинета и только после этого осторожно открыл дверцу. К счастью, в шкафу не было ничего кроме нескольких гроссбухов.

Хохлов взял верхний. Открыл и начал читать. Через несколько страниц отложил и взял второй. Его он уже просматривал бегло. Третий – только полистал. Потом взял, лежащий отдельно, журнал регистрации и расшифровки телефонограмм и прочитал последнюю запись.

– Понятно…

– Что именно? – тут же отозвался Малышев, стоящий хоть и снаружи, но рядом с окном.

– В-в общем, командир, у меня, как в анекдоте, две н-новости: плохая и хорошая. С-с которой начнем?

– Я вижу, Сергей Фомич, что сапер и тебя заразил? – построжел голосом Малышев. – Весело вам, да? Шутки-прибаутки, блин горелый.

– Н-не заводись, Андрей, – примирительно произнес военврач. – Т-такая реакция на стресс, вполне н-нормальна. Это я тебе как врач говорю.

– Да? Ну, если нормальная, то начинай с хорошей.

– Я нашел для вас п-подходящий транспорт. Чтоб почти до м-места встречи добраться, без остановок и п-пересадок.

– Здорово, – серьезно ответил Малышев, видя что на этот раз военврач не шутит. – А какая плохая?

– Н-на нем сюда утром н-немцы приедут…

Петров, стоящий рядом с командиром, не сдержался и фыркнул.

– Точно, как в анекдоте.

– Понятно, – кивнул Малышев. – Считай посмеялись. А теперь доложи внятно и подробно. В смысле…

– Я п-понял. Докладываю. Это не просто лагерь, а м-медицинская лаборатория… Язык не п-поворачивается назвать ее н-научной. В общем, здесь не столько изучали с-способы лечения, как методику продления инкубационного п-периода. Так чтоб носитель в-вируса был заразным, но сам не болел, к-как можно дольше.

– Зачем?

– Цель, как я п-понимаю, простая и изуверская. Поскольку п-позволяет заразить максимально большее количество людей, к-которые до какого-то определенного времени будут оставаться з-здоровыми, а потом – п-под воздействием какого-то фактора – раз, и разразится н-невиданная эпидемия. Одновременно п-по всей стране. Не зря здесь только дети из Советского Союза. В-впрочем, где-то еще, м-могут находиться аналогичные лагеря, но с детьми д-других национальностей.

– Вот сволочи!

– Ф-фашисты… – пожал плечами Хохлов.

– Ну, понятно… А что с транспортом?

– Все эти дети уже более-менее удовлетворяют п-поставленные требования и завтра… в-вернее, уже сегодня утром за ними п-приедут.

– Час от часу не легче… – Малышев, словно ища поддержки, оглянулся на сапера. – Что же тут хорошего? Мы же не успеем увести детей. Еще один бой? Какими силами? Ведь для транспортировки полторы сотни заключенных, пусть и детей, фрицы не меньше взвода охраны пришлют.

– А вот и нет, – отрицательно помотал головою Хохлов. – Это ж н-не просто заключенные, это б-биологическое оружие. И проходит совсем п-по другому ведомству. За ними пришлют специальные грузовики, а с-сопровождение будет в защитных костюмах, резиновых п-перчатках и п-противогазах.

– Думаешь?

– Ну, в-варианты, конечно, возможны. И стопроцентной г-гарантии дать нельзя. Но вероятность изложенного х-хода событий достаточно высока, чтобы п-принять ее за руководство для дальнейших д-действий.

– Здорово, – уважительно прищелкнул языком сапер. – Так завернуть надо как минимум аспирантуру закончить.

– В резиновых перчатках не постреляешь, – выцепил главное Малышев, уже разрабатывая в уме план боя. – Машины нам достаточно одной… Если перенести на вышку у ворот и второй пулемет, а группу расположить… Интересно, интересно… А что, машины Nebeltruppen* (*нем., – туманные войска, химическая служба) действительно не подлежат проверке? Откуда сведения?

– Ну что ты, командир. Такое в принципе невозможно… – усмехнулся военврач. – Но интуиция мне п-подсказывает, что желающих остановить спецтранспорт и подвергнуть д-досмотру без конкретного приказа, особенно, если из кабины в-взирают «чудовища» в противогазах, даже среди полевой ж-жандармерии, будет исчезающе мало.

Малышев вспомнил последние довоенные учения, когда курсантам приходилось преодолевать задымленный район с использованием индивидуальных средств противохимической защиты, то – как при этом выглядели его товарищи и ухмыльнулся.

– А ведь сработает, черт меня дери… Действительно сработает. Молодец, Сергей Фомич. Выношу тебе благодарность.

– С-служу трудовому народу!

* * *

Пять тентованных пятнистым брезентом грузовиков выползли из леса ровно в одиннадцать тридцать, как и было указано в телефонограмме. Двигалась колонна, как и предположил Хохлов, без сопровождения. Да и чего им опасаться в своем тылу?

Помигав фарами, быстрой, размеренно рычащей моторами змейкой машины подкатили к воротам лагеря, даже не сбрасывая газ, явно рассчитывая сходу въехать на территорию. Но лагерь безмолвствовал. Водитель переднего грузовика за несколько метров от ворот дважды коротко и требовательно просигналил, но ничего не изменилось. И он вынужденно затормозил, почти уткнувшись бампером в опущенный шлагбаум.

Из кабины грузовика хорошо был виден пустой двор лагеря и фигура часового на вышке. Он смотрел вниз, удерживая колонну машин в прицеле пулемета. И больше ничего. Никакого движения.

Сидящий рядом с водителем офицер, приоткрыл дверцу, встал на подножку и что-то возмущенно прокричал. Подождал ответа и прибавил еще одну фразу. Громче и резче. Видимо, что-то очень обидное. Потому что в ответ протарахтела пулеметная очередь, изрешетившая и офицера, а заодно и водителя первой машины.

И пока немцы, сидящие в следующих грузовиках, еще не поняли настоящей причины задержки и только недоуменно завертели головами, услышав выстрелы – из леса к грузовикам подскочили диверсанты. Одновременно с обеих сторон. Фрицев выдергивали наружу и кончали ножами. Что бы детей лишний раз не пугать.

И только у предпоследней машины вышла заминка. Увидев перед собою усатое лицо старшины Телегина, ни капельки не похожее на европейца, водитель поднял руки и крикнул:

– Товарищ! Гитлер капут!

– Брянский волк тебе товарищ, – проворчал Кузьмич, но удар придержал.

– Товарищ, я-я!.. – быстро подтвердил немец, видимо только одно это слово и поняв. – Эрнст Тельман! Камрад…

– Чего? – опешил пробегающий мимо Пивоваренко и громко окликнул Малышева. – Слышь, командир. Тут у нас вождь немецких коммунистов объявился.

– Отставить балаган! Вечно ты, Виктор, со своими хохмами! – Малышев быстро подошел к ним. – Старшина! В чем дело? Одного фрица кончить не можете? Откуда здесь товарищ Тельман? Он же в концлагере. Об этом когда еще газеты писали. И потом – фрицу не больше тридцати лет, а Тельману…

– Нет есть товарищ Тельман, – замотал головою шофер, видимо сообразив, что происходит недоразумение. – Их бин Дитрих Хорстман. Их бин коммунист.

– А-а, – протянул Малышев. – Понятно… Товарищ, говоришь? А сам с нами воюешь. Солдат…

– Найн, нихт зольдатен!.. – отчаянно замотал головою пленный. – Их бин… шафёр. Fahrer… Ich musste… Meine Familie… Meine Frau ist… Meine Tochter… Оh, meinem kleinen Else (*нем., – Водитель… Мне пришлось… Моя семья… Моя жена… Моя дочь… О, моя маленькая Эльза).

Немец торопливо расстегнул прорезиненный плащ, вытащил из кармана гимнастерки портмоне и вынул из него слегка выцветшую фотографию. На изрядно потрепанном глянцевом снимке радостно улыбалась молодая белокурая женщина с таким же улыбчивым и кудрявым ребенком на руках.

– Богородица прямо, – проворчал старшина. – И что? Прикажешь нам на нее молиться? Ты видел, скольких таких ангелочков, за которыми ты, кстати, приехал… ваши изверги к смерти приговорили? Нет?.. Так пойдем, покажу!

– Шофер, говоришь? Коммунист? – Андрей понимал чувства Кузьмича, как никто другой. Но знал так же, что всех под одну гребенку стричь нельзя.

– Командир, ты же не хочешь… – начал было Телегин.

– Почему нет? – Андрей еще раз внимательно посмотрел на притихшего немца. – Нам надо добраться на место быстро и не привлекая внимания. А фриц уж точно лучше нас с тобою грузовик водит. К тому же – правила движения в немецком тылу знает. Где газануть, где притормозить или там… просигналить. Сечешь, старшина?

– Да, но…

– Остынь и угости человека сигаретой.

– Обойдется.

– Зря ты так… Не пацан ведь. Должен понимать, что жизнь не только приласкать умеет. Но если не дать человеку шанса, то он так и может умереть врагом или трусом. Знаешь, Кузьмич, я в штрафбате недолго побыл, пару суток всего, но увидел и услышал больше чем за год…

Старшина молча кивнул. Ни один политрук и уж тем более особисты не одобрили бы этого решения, но в словах капитана действительно была простая, житейская мудрость. Без затей… И Кузьмич полез в карман за куревом.

– Сергей Фомич! – Малышев увидел Хохлова, вытаскивающего из соседнего грузовика какой-то чемоданчик помеченный большим белым крестом. – Иди сюда…

– Очень удачная находка… – военврач довольно похлопал рукой по саквояжу. – Тут у них запас разных противоядий. Кое-что очень даже может пригодиться.

– Кузьмич тут, тоже… кое-кого нашел. Поговори с пленным. Объясни. Если просто жить хочет и не вредный, оставь себе в помощь. Куда он отсюда денется… Болота одни кругом. А если решительнее настроен – с нами поедет. Точнее, машину поведет.

Хохлов такому поручению не удивился. Три месяца в штрафбате и военврача научили смотреть на все более философски.

Немец слушал его внимательно и, как заведенный, только головою кивал и поддакивал. Потом произнес что-то скороговоркой и даже кулак поднял в старом антифашистском приветствии.

– Рот фронт!

– Он говорит, что устал бояться. И что готов… – перевел общий смысл разговора Хохлов.

Немец еще что-то произнес.

– А еще Дитрих говорит, что у их офицера, в первой машине, должен быть специальный пропуск. На право проезда в любую зону.

– Вот, – удовлетворенно произнес Малышев. – Уже моя доброта начинает окупаться.

– Лишь бы выделка дороже овчинки не встала, – по прежнему не до конца одобряя поступок командира, проворчал Телегин, направляясь к первому грузовику и обыскивая убитого офицера.

– Ну что, нашел?

– Нашел… Только в нем дырка, товарищ капитан.

– Большая? Очень заметно?

– Нет. Кровью не пропуск заляпан. Так что, если из рук не выпускать, можно пальцем прикрыть. А бумажка знатная. Такие цвета и издалека ни с чем не спутаешь. Может, на лобовое стекло прицепим?

– Фомич, спроси шофера…

Хохлов перевел вопрос и тут же – ответ.

– Нельзя. Пропуск должен храниться вместе с документами старшего колоны или транспортного средства и предъявляется только по требованию.

– Понятно… – Малышев рассеянно кивнул. – Ладно, пора собираться. Скажи, пусть машину выберет, на которой поедем. Лучшую. Чтоб не заглохла на полпути. И если бензин нужен, пусть до полного зальет. В общем, объясни, чтобы как следует понял и проникся. Ехать нам километров двести с гаком. Сюрпризов быть не должно. Скажи, что мы ему верим, но если подведет… то кляйне Эльза вмиг осиротеет. С гарантией.

– Хорошо, Андрей… Только пугать не буду. Со страху человек часто делает глупости. А оно вам надо? Лучше надежды нет допинга, – Хохлов взял у немца фотографию и долго разглядывал. – Какое милое лицо. Даже не вериться, что вот такая же добродушная фрау принесла на свет самое страшное чудовище…

– Майн фрау, я… – улыбнулся шофер. – Майн либен Ирен.

Военврач кивнул и вернул немцу фотографию. Потом взял его за плечо и повел к машинам, попутно разъясняя задачу, поставленную Малышевым.

Дитрих Хорстман слушал внимательно и только один раз быстро оглянулся. Увидел, что никто не смотрит ему в спину и заметно успокоился. Похоже, эти русские не такие уж и страшные, как о них говорит доктор Геббельс.