Текст книги "Скотина II (СИ)"

Автор книги: Степан Городничий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Довольно любопытно, насколько реально так играть – поиграть надо. Надо бы про историю этого сатранга узнать, чья фантазия такая нездоровая.

– Совсем редкие ситуации, – продолжил Сима, – когда фрейлина между двух королей зажата. Говорят – не может выбрать и ее сердце разбито. У двух королей тоже разбито, это ничья получается. А самая удивительная картина, когда шут чужого короля с доски выталкивает. Это позорный проигрыш и веселье.

За такими шутками, кося под полного новичка, выяснил правила и все основные нюансы. Почти ничем они от шахмат не отличались. Все есть и рокировка и взятие на проходе. Только на проходе не только пешкой бить можно, а фигурой любой. Основное отличие – это тактические схемы, открываемые новыми фигурами. Слишком ново и непривычно. Погонять бы с грамотным игроком или записи партий посмотреть. Доска увеличилась, в ширину на две клетки, в длину – на одну. Значит игра замедлиться должна. Столкновение не сразу происходит, больше времени оборону построить. У нас тоже изобретали всякие шахматные расширения. Пытались новые фигуры добавлять. В основном это загибалось от того, что из-за увеличенной доски игра затягивалась.

Неплохо я играл в студенчестве. На втором курсе была возможность мастера получить. Вовремя уловил тонкую границу, чтобы развиваться дальше – надо чем-то жертвовать. Основное призвание у меня все-таки другое.

…

– А как турнир проходит? Я же правда только в школе играл, ну и дома пару раз.

– Ты и этого не знаешь? На первых трех досках стол для сатранга артефактный, он сам время проверяет и за правилами следит, и вообще на турнире указывает, кому играть с кем. Запоминает партию, каждый ход. Ее потом на милость забрать можно, ну чтобы а-на-лизи-ровать.

Когда походил надо стола милостью коснуться. Обязательно той рукой, какой фигуру двигал. И тогда время у противника пойдет. Там разный контроль бывает, и час и два на партию. Обычно время на весь турнир назначают, тогда можно со слабыми противниками быстро сыграть, а на сложных дольше подумать. Хорошие игроки быстро могут, я видел, как пять минут ставили, так весело ладонями шлепали. Еще если фигуры коснулся – стол другой рукой походить не даст, громко сказать не успел – «Поправляю», значит ходи прямо под бой.

Другую руку надо прямо на столе держать, не отрывая. Тогда милость твоя будет помогать правильный ход найти. Ну насколько навык развит. На зеленой ступени будет подсвечивать фигуру – которой самый лучший ход. Так подсвечивать, что противнику не видно, только тебе и зрителям. На второй ступени три хороших хода покажет, выбирать можно. Вот это дело думать и выбирать. У меня вторая, думать и выбирать буду. А стол не артефактный, поэтому мне балбой нужен.

– Во как. А у нас в школе обычный стол был.

– Так понятно, такой стол знаешь стоит сколько? И заряжать анамой его надо, перед каждым турниром маги корячатся. Тут в клубе только три таких стола, поэтому большие рейтинговые турниры долго длятся. А отборочные на простых столах идут, просто око смотрит. Вот мне артефактного стола не будет, я на четвертой доске. Поэтому я тебя и позвал. Я буду ладони вот так держать, чтобы на доску через милость смотреть. Милость мне ходы подсветит, я думать и ходы вслух называть. Балбой просто на слух фигуру берет и ставит, понятно?

Предельно понятно, проще некуда.

– Слушай, а как милость понимает, какие ходы хорошие? Если все одинаково ходить будут, это же не игра, а не пойми что получится? Плюс не совсем честно, чего там думать, что показало, так и ходи.

– Экая ты деревня. Она не сама думает, она вообще думать не может. Милость по твоим партиям учится, вот точно какой бы ты ход сделал, такой она и показывает. Все по-разному мыслят, поэтому никакого обмана нет. Вот только у кого слеза купленная, у кого умение не самостоятельно открыто – с теми разговор отдельный. Для них турниры отдельные, на простые их не пускают.

Объявили десятиминутную готовность и попросили освободить зал для последних приготовлений. Вышел в коридор, набил неспешно трубку. Сейчас, сейчас я вживую в сатранг сыграю. Пусть в качестве балбоя, но это же просто начало. Надо к культурной жизни приобщаться.

Затянулся мощно, выпустил такую струю, что владельцы всяких современных подов и вейпов с тоски бы завыли. Зазвенело в ушах, в голове, в ладонях. Да это же просто новые вызовы, три штуки а в секунду одну.

– Ой, Боря, кажется, начинается. Ой, не могу, Боря, Боря, чувствую, сегодня, сейчас.

– Мама Роза, без паники, вы же не первый раз. Слуги готовы? Лекаря зовите, он предупрежден и заряжен.

– Боря, нет лекаря. Послали за ним сразу, а он в петле висит. Народа там и оберов. Слугу Максима задержали до выяснения.

– Дышите, держитесь и ждите, сейчас что-нибудь придумаем

…

– Шо, опять? Чижик, во честно, не до тебя и твоих новостей пакостных.

– Боря, у меня новости хорошие, полезные. То есть плохие тоже есть, но и хорошие тоже. Медведник закончил, все три сейфа открыл. Меня Бука приставил за этим медведником приглядеть, который с одной ногой. Ну чтобы не спер чего. Он то два сейфа быстро открыл, еще вчера. Там слезы, серебро в слитках и бумаги какие-то. А слитки тяжелые, я один на ногу уронил, так палец зашиб. А с третьим он всю ночь возился, но вот подиж ты, открыл тоже.

– Ну открыл и открыл. Буке доложи и свободен.

– Та погоди. Тама внутри пест лежал в кобуре. Как на картинках, только большой и толстый. Медведник мне такой – «Нельзя пест руками брать, оторвет руки». А я ему такой – «Ха. За голову руки. Вы имеете право хранить мычание». А пест такой «Бах», тяжелый, зараза. А я такой – «Бля», уронил и палец на ноге зашиб снова. А медведник такой – «Хрр». Короче, нет больше медведника. То есть он сам есть, а в груди дыра шо голова пролезет.

Я прикрыл глаза. Пробормотал успокоительную мантру – «Ом-м-м». Взываю ко Вселенной, как к началу всего сущего.

– Бля, отдай пест Буке, пусть спрячет. Комнату закрой, труп не трогайте. Пройдись по соседям, если кто выстрел слышал – сделай так, чтобы про это забыли. Приеду вечером – разберусь. Если облава будет – разбегайтесь и дальше каждый сам по себе.

…

Следующий звонок добил, колени подогнулись так, что пришлось шарить руками по стене.

– Василий Сергеевич, хорошо устроились? Я не могу сейчас, занят сильно.

– Борис, тут оказия приключилась. Глафира радость моя, солнце мое и отрада – коробки с вещами распаковывала. Открыла рюкзак, а там животное мертвое. Вскрикнула, упала от чувствс и головой о перила мраморные.

…

Последний вызов принимать не хотелось, совсем. Ладонь не поднималась к уху, хотя тянул ее второй рукой, лежа на полу, раскинувшись как морская звезда. Накатила апатия и отупение.

– Олесю похитили, – голос Степана слышался откуда-то издалека.

– А ты куда смотрел? Я для чего просил не отходить ни на шаг.

– Виноват, Борис Антонович. Не доглядел. Она сама пошла, уговорила в карете остаться. Наш же магазин. От дома рядом. Долго не выходила, я тревожится начал. Внутри старуха заколота, продавец. Наблюдателя на месте нет. Олеси ни следа, только записка с политическим требованием – на работу уволенных вернуть…

Слеза 25

Лежу, думаю. Думаю. Лежу. Представил себя принимающим роды у мачехи. Двойня, вообще осложнения могут быть, тем более последнюю неделю стресс. Вот что-что, а самостоятельно роды принимать не приходилось. Не предрасположены солдаты в боевых условиях к активным родам. Теорию знаю, но сам роды не принимал. Кроме учебных в далеком розовом. Ну и пары абортов тогда же. Лекарь повесился, привет из Белозерска. Не разобрался в прошлый раз, оставил за спиной хрень неведомую. Просто уехал, а это, по сути, прием страусиный.

Олеся пропала, требование – уволенных вернуть. Зачем ее так похищать, она директор и сама кого угодно принять может? Похоже на отвлечение внимания, но от чего? Или проверка? Представил себя осматривающим магазин, откуда подруга пропала. Снова ощущение нереальности. Кто-то со мной играет, как кот с фантиком. И возможностей у меня как у того же фантика против острых когтей.

Труп у обер-старшины моего внимания не стоит. Да, деньги потрачены, но в любой момент можно заново начать. В любой управе можно найти честолюбивого парня, умеющего правильно суетиться, и не задающего лишних вопросов. Труп у бандюганов тем более пока подождет.

От меня ожидают, кого я спасать брошусь – подругу или мачеху. Мачеха – это типа семья, которая должна быть на первом месте. Род и семья превыше всего. Семья, с которой меня практически ничего не связывает.

Олеся хрупкая и ранимая, хотя после увечья не сломалась, показался стержень, еще не стальной, но уже способный удивлять. Милость у нее особым способом развивается. Кто она для меня? Младшая сестра, которую надо защищать, боевая подруга, способная подставить плечо, или случайная обуза?

А если мои реакции на несколько ходов вперед просчитаны? Если неизвестный заранее знает, куда я отправлюсь? Опять мысли, которые заводят в тупик.

Оглянулся на стоящих рядом наблюдателей. Шага мне свободно сделать никто не позволит. Все, что можно решить по ладони, надо решить удаленно. Разговор услышат. И что теперь руки заламывать? Пусть слушают. Приставил их или старик-инвалид, или птомант-наблюдатель. А может оба вместе. Чисто поржать. Я и так столько надемонстрировал всякого, что мелкий криминал просто смех.

– Василий Сергеевич, как вы там, держитесь?

– Да уж, держусь. Уже держусь. Надо оберов вызывать. Случай несчастный, видит Вечный ученик. А мне скрывать нечего, у меня жены и дети малые.

Раньше о детях малых думать надо было, желательно еще до их рождения.

– Нельзя оберов, – пресек я, – Во-первых – вас после такой оказии ни в одну управу работать не возьмут. Для столичного обера репутация – первейшее дело. Вот оно надо вам – слухи, сплетни, не успел в столицу приехать, а уже с актриской спутался?

– У меня отличный послужной список и кристальная репутация, ни один…

– А второе – подумайте, откуда это животное взяться могло? Неспроста. Не верю я в такие совпадения. Вспоминайте, были у вас в Белозерске недруги?

– Что? Недруги? Кто мне зла желал? Ой были, были. Обер-постовой Голубев из нашей управы на меня зуб имел. А что, он на посту то каждую вторую ночь. А дома жена одна темноты боится. Ну я из самых дружественных побуждений хаживал. Еще обер-участковый Палкин…

– Тоже к жене этого Палкина хаживали?

– Что ты, Боря. Этот Палкин неженат вовсе. Он вдвоем с мамой живет. А мама у него – женщина очень интересная, совсем не старая. Эффектная, так сказать, с фантазиями.

– Ох, Василий Сергеевич, не бережете вы себя.

…

– Митрофан, планы поменялись, помощь нужна.

– Боря, не могу сейчас. В турнир записался, гонг через шесть минут. Ставки на меня…

– Уверен, что сможешь, как только просветление посетит. Где рюкзак с дохлым енотом?

– Это, в багажнике мобиля же. Я сам его туда, чтобы сиденье не запачкать.

– Устаревшие у тебя сведения. Рюкзак твой откуда, сам покупал или родовой?

– Э-э-э, не помню такие мелочи. Дался тебе этот…. Рюкзак и рюкзак, форму для тренировок в нем носил. Перчатки, полотенец.

– Первое настоящее учебное задание предстоит. Бросай свой турнир, ехать надо прямо сейчас. Место помнишь, где будущего обер-прокурора оставили? Мобиль рядом не паркуй, приметно слишком. Я список вещей сбросил, что надо по дороге купить, в разных магазинах. Делать все нужно точно по инструкции. Одни кислоты в кожевных мастерских, другие у кузнецов. Масло, селитра, ацетон. Спирт на любой заправке. Щелочное мыло в прачечных. Свиной жир в любом магазине. Соберешь все в пару больших чемоданов.

– А дуэльные перчатки из тонкой кожи зачем?

– Приедешь на место, отправь Василия Сергеевича погулять по городу до вечера. Успокой, что все под контролем. Ничего не случилось страшного, все проблемы решаемы. Там у него Глафира не совсем живая. Несчастье приключилось.

Описал в красках что произошло, особенно напирая на ужас и безысходность. На контрасте объяснил, что сделать надо. Строго по пунктам.

– … Так что по этому рюкзаку на тебя выйдут, будешь доказывать в управе – зачем честному старшине дохлятину подкинул. Сканирование милости проведут, придется за птомантию объяснять. Такое дело, что и клан не поможет.

– Не понимаю. Это, что я от трупа избавляться должен? Я виконт, а не мусорщик какой-то. И вообще щас деду позвоню.

– Митрофан, ты в первую очередь птомант, во вторую – мой ученик, боец в конце концов. Посмотрим, способен ли на что-то кроме кулаками махать и дедовой бородой трусить. Твоя задача – полностью избавиться от трупа и всех следов. Перенесешь тело вниз, в мраморную ванную. В инструкции точно описано, как, чем комнату застелить. В каком порядке и чем тело пилить. Все части в ванную сложишь и зальешь составом номер четыре.

– Ты что знал? Меня специально подставил? Откуда инструкция такая?

– Инструкции у меня на все случаи жизни есть. И не только жизни. Воспринимай работу как поединок с трудным соперником. Тебе же случалось побеждать более сильных и умелых? Это как раз такой случай. Четвертый состав тело будет растворять примерно час. Вся плоть исчезнет, кости останутся и волосы. Зальешь остатки седьмым составом для нейтрализации. Крупные кости надо дробить молотком и стамеской.

– А нельзя чтобы и кости тоже?

– Хороший вопрос, правильный. Можно, но более сильная химия нужна. Там ингредиенты, которые быстро не достать, плюс в защитной маске работать придется, дышать нельзя. Кости отвезешь к алтарю Злого ветра и аккуратно в дыру спустишь. На окраине неприметных алтарей полно. Туда же камни с ладоней и все, что от милости останется.

– Что прямо в дыру? В ту самую? Меня учили, что нельзя даже подходить близко.

– Не забывай, ты по профессии кто⁈ Пора осознать, что тебе можно и нужно. Половина всех ритуалов птомантских подле этой дыры. Я не просто рядом был, даже морду внутрь совал, и ничего, жив, только харя толще.

Одежду и личные вещи придется сжечь. И с трупа и свою. Поэтому переоденешься в то, что написано. Обувь замотать, это называется бахилы. Голову тоже, чтобы ни один волосок с твоих пепельных кудрей не упал. Нужна железная бочка или просто яма в земле, подальше от города. Состав, которым вещи пропитать тоже указан. Рецепты строгие, смотри точно, сколько частей чего и в каком порядке.

– Что-то как-то сложно все это выглядит. Может проще можно, ну не знаю. В палас завернуть, я в кино видел, и вынести вечером.

Последние вялые возражения можно просто игнорировать. Буде время – лекцию прочитаю про отсутствие главной улики.

– После того, как тела не станет, комнату тоже убрать придется. Вторым составом протереть все места, куда кровь попасть могла и где сам руками касался. И носом не крутить, что работа не виконтская. У птоманта не бывает простой работы.

…

Из ладони завывания и стон раненного зверя.

– Степан, истерику прекратить. Чего раскис, как дитя малое?

– Я не мог, я же охранник, хранитель, понимаешь. Я никогда, я же всегда. Барона охранял, жен его. И раньше. На службе, в патруле. Я же видел все, каждую мышь. Заранее холкой чуял. Печенкой, любую угрозу. Все потерял, все просрал.

– Степан, давай соберись. Звонить пытался?

– А то, и сразу, и потом. Не берет ладонь.

– Не берет, но вызов идет. Значит жива. Ничего не потеряно и не просрано, если сейчас сопли на кулак не намотаешь.

– Ты может приедешь? Я на месте, здесь, только отъехал на конец квартала. Оберы уже внутри, тело старухи увезли и по соседям крутятся.

– Оберов кто вызвал? Не ты, значит похитители. Не сомневайся, твой портрет у них есть. Уезжай аккуратно домой, бороду брить и переодеваться. По пути рассказывай с самого начала каждую мелочь.

– Просто ехали, болтали. Олеся сама правила, любит она лошадок. Я же говорил завсегда заранее любую угрозу, а тут ничего.

– Ты же не вчера родился. На любое умение более умелый найтись может. Так что и причины, и анализ ошибок на потом оставим. В магазине вспоминай, что видел? Как тело старухи лежало?

– Лицом на столе, в глаз убита. Кровищи натекло.

– Звуки, запахи?

– Гнильем там несло и кислятиной. Как всегда.

– Ладно. Кто око отвести мог? Хлопки, крики. Не могло же оно само уйти.

– Ничего тишина полная.

– Ладно, тишина – это тоже зацепка. То, что вы у магазина остановитесь кто знать мог?

– Так мы у всех продуктовых, на каждом квартале. Но этот то наш, Олеся же так директор. Пара пацанов из магазина выходила. Обычные. Краем глаза зацепил.

– Ну вот, а говоришь не вспомнил ничего. Давай с самого начала, как от дома отъехали. Поминутно.

Прогнав все вопросы по третьему кругу, выяснил крохи.

Воздействие ментальное не подтверждено, но скорее всего было. Чувство опасности не сработало. А еще неуловимо менялся характер разговора. У дома Олеся рассказывала про работу магазинов как единого живого организма. Интересно, взахлеб. Степан слушал про всякие закупки товара, спрос, потери и охал. По мере приближения к месту похищения разговор на всякую ерунду перешел. Очень похоже на проклятие, которым мы с Егором подвергались. Но более мягкое. Состояние, когда отключается критическое мышление. Мог капитан объявиться? Однозначно да. С другой стороны, не должен он повторяться, это против его правил. В прошлом каждое действие было оригинальным и не лишенным некоторого шика, изящества.

Кто бы не забрал Олесю, насрать ему на всех уволенных. До понедельника из все равно никого не принять, два дня ждать? Похитителю выгодно, чтобы я два дня сидел и надеялся.

Вторая зацепка – пара подростков или скорее пацанов. Больше никого Степан не запомнил, а взгляд у него профессионального телохранителя. Если запомнил под воздействием, значит что-то его глаз зацепило.

– Глаза, волосы? Во что одеты?

– Не помню, не знаю. Рванье какое-то. Веревка, веревка на поясе. Как…

– Стоп. Достаточно. Бегом домой, бриться. Носа не высовывать и Марту не пугай.

Пацаны веревками подвязаны. В первый день у храма меня такие преследовали, после распознавания слезы.

– Цыпа, дела идут?

– Одеваем твоих этих. Прямо на месте дострачиваем. Ужас, рожи, ты их видел?

– Ответь быстро, чем ценна слеза девицы, работающей в борделе?

– Что за вопрос, к чему?

– Повторяю в виде исключения. Вопрос к оценщику и просто любознательному человеку – Чем может быть ценна такая слеза третьего уровня? Ответ нужен быстро.

– Погоди, гляну в своих записях.

…

– Егор, ты в центре дежуришь?

– Так точно, – выдал дядька сухо. – Про Олесю слышал, куда ехать и что делать?

– Храм Вечного ученика на площади перед университетом.

– Через десять минут буду.

– Походи по храму, найти жирного пилигрима с ослиными губищами. Начни с седьмой палатки с краю.

– Цель?

– Следи, на месте ли будет обедать или пойдет куда. Есть подозрения, что он к похищению причастен.

– Принял.

Вот так, никаких лишних вопросов, рефлексии и прочих соплей.

…

– Лилия, привет дорогая сестра.

– Чего? Кого? Ты, кабан жирный, я перед тобой отчитываться не собираюсь. И где ночевала – не твое дело!

Укоротить бы язык самую малость, как и волосы. Ну так язык не при чем, если ума Вечный ученик пожалел.

– У тебя мать рожает без лекаря.

– Кто? Кого?

– Еще спроси – чем. У тебя пятнадцать минут, чтобы найти повитух, целителя и привезти к матери.

– Ты мне вообще не указ!

Зевает. Голос заспанный, тормознутый. Ощущается вечер, проведенный в веселой компании.

– Если твоя мать умрет при родах или с близнецами случится что – из рода как пробка вылетишь. Отца больше нет, нянчится с тобой больше никто не будет. Ищи свои трусы, напяливай на задницу. Вон они слева. Куст свой рыжий прикрой.

– Где? Что? Откуда? Да пошел ты к нерадивому.

Давить бесполезно, все равно эта назло делать будет. Выпороть вожжами бы помогло, но момент упущен. Хотя любому можно задать правильную мотивацию, если ключик подобрать.

– Лилия, а тебе кстати приданное нужно? Мне Роза такую шкатулку с драгоценностями передала, тяжелую. Вот думаю, нужна она тебе или нет?

…

– Боря выяснил. Выяснил про такую слезу. Это очень большая редкость, называется слеза жрицы любви.

Прямо физически ощутил, как покраснел парень. Почти полыхнула ладонь от бордовых ушей. Очень слабо у него представление о поле противоположном. Ну так с репутацией такого жлоба до пенсии с невинностью не расстаться.

– Розовое умение жрицы – основа для самостоятельного открытия наездницы стального треножника. Еще нужно водителем мобиля быть и сатранг. Ну и сам треножник нужен. Редкие это слезы, очень мало какой жрицы так раскачать удается. Но она потом продает ее сразу и на всю жизнь обеспечена. В борделях просто мечта это. А зачем тебе…

– Вопросы, Цыпа, вопросы. Насколько редкая? Сколько из этих треножников сами умение открывают?

– В том то и дело, что не много. Этих треножников много – это основа армии любой. Но максимум одна из двадцати сама, остальные покупные за большие деньги. Если какая жрица к переходу на третью ступень подбирается, так к ней заранее очередь. Наездники, кои навык сами открыли – разов в несколько лучше прочих.

…

– Егор, докладывай.

– На обед твой пилигрим уехал. Ресторан в четырех кварталах. Сел не один, рядом мужик с бандитской рожей. Не с такой, как твои ухари недоделанные, а с настоящей, по которой виселица рыдает. Еды заказали столько, что боевую ладонь неделю кормить. Вообще мутный тип. Пацаны уличные к столу подходят, кивают и шепчут что-то. Уже четверо было.

– Как пацаны выглядят? Веревка на поясе есть?

– Есть, вижу, штаны подвязаны веревкой обычной.

– Егор, после такого обеда он в туалет обязательно пойдет. Если один – готовь ликвидацию. Резать нельзя, тебе понадобится кузнечный молот. Не пыхти, у тебя под сиденьем такой лежит.

– Боря, не нравятся мне твои слова. Стой, как я молотом с рукой одной?

– Мою семью трогать нельзя. Никогда и никак. Начнем основы понимания закладывать. Убить надо обязательно молотом, ударом в затылок. Потом разбить ладони вдребезги.

– Что? Это в ресторане, где людей полно? Ладно, это просто ворчу я. Понял, понял. Как маньяк, которого поймали. Стой, зачем, его же уже поймали?

– Не торопись, это еще не все. После рук, еще ноги надо разбить. Ступни.

– А это пошто? В новостях то было, что голову и ладони. Типа ничего святого, на милость Вечного ученика покусился.

– Тела помнишь? Я тебе фото жертв показывал. Все трупы как есть в подробностях, но только до колен показаны. Ни один полностью. Почему? Маньяк не только на милость покусился, но и на копыта. Предполагаю, что от людей это скрыли.

– Ну ты и задачку задал…

…

– Ой, Боренька, а я так сижу и твоего то вызова жду. А ты не звонишь. Так я вот и сама решилась. Так грустно и кушать хочется. Но я терплю, держусь, если ты смог, то и я смогу. Я придумала, как мы сможем быстро много денег заработать.

– И тебе привет, – буркнул я.

Только вот этой Юли мне сейчас не хватает. Жизнерадостного идиотизма и отваги.

– Боря, я же слышу, что ты грустишь. Поедем по городу кататься, я тебе мост поцелуев покажу. Только нам пока нельзя туда вдвоем, до помолвки неприлично. Но мы издалека посмотрим. И про Пашу расскажу, он сначала про кузнечика читал, а потом стихи новые, про зайку, бычка и Таню. Так ему так хлопали. Двенадцать раз на бис вызывали. А потом он еще про мишку рассказал. И знаешь, знаешь, что случилось?

– Да, предполагаю, что еще сильней хлопали и Арина тоже.

– Ну чего ты такой недогадливый. Нет, не просто хлопали. Рыдали. Это же про мишку не просто стихи, это же с глубоким смыслом. Понимаешь, мишку сначала на пол уронили, и он запачкался. Вот люди грязные вещи стирают, а бывает выбрасывают. А потом ему вовсе лапу оторвали, а я его все равно не брошу. В этом главный смысл. Потому, что он друг. А друзей не бросают.

– Страсти то какие.

– Вот, и там враз прямо на сцене у него веко серебряным стало. Прямо вокруг глаза, понимаешь?

– Ну стало, понимаю, э-э-э веко.

– Эй, ничего ты не понял. Эти поэты все прочие, краской морду мажут и пыжатся. А у Паши по-настоящему, теперь дошло? Самый главный поэт Петро Разноцветов так прямо на сцену прыгнул и Паше все в глаза пальцами тыкал. Поверить не мог. И знаешь он что, знаешь – он Пашу на бот вызвал. Вот прямо при всех. Через неделю. И не просто в кафе этом, а Большом театре, понимаешь? Надо Паше с текстом помочь, ты же обещал.

– Погоди, Юль, голова кругом. Не могу я сейчас говорить, занят сильно. Хотя стоп, покататься предлагаешь? Забери меня из клуба в Сокольниках.

– Ой, ты в клубе и без меня? Понимаю, дела мужские. Дай полчасика, мигом соберусь и буду.

…

Теперь надо этих полчасика убить. Себя занять, чтобы не мысли, ни руки не тряслись. Сделал малый кружок. Не отстает наблюдение, желательно перед посадкой к Юле как-то от них избавиться. Ноги сами принесли в зал сатранга. Сипят, сопят, фигуры двигают.

– Боря, ну куда ты пропал. Я из-за тебя прошлую партию проиграл. Потому, что без балбоя, сам хожу, отвлекаюсь. Скорее включайся, у меня время кончается.

Начал брать фигуры и ставить, куда Сима указывал. Заодно изучал доску. Незнакомых фигур не осталось, а значит я и сам что-то могу. Позиция паршивая, но не безнадежная. В нужный момент не донес ладью на одну клетку. Поставим примитивную ловушку.

– Эй, я на А5 сказал, возмутился Сима.

– Прости, Сима, рука дрогнула.

– Это проблемы твоего балбоя, что он считать не умеет, и руки кривые, – довольно выплюнул соперник – шкет с кроличьими зубами.

Сима покосился на пару наблюдателей, зажавших наш столик в клещи, и поник.

– Ход сделан, возврат позиции невозможен, – добавил судья спокойным голосом и поставил точку.

Сима опустил плечи и нос повесил совсем. Пара механических ходов с бессмысленным взглядом. Терпение мой друг. Наконец, впился глазами в свои ладони.

– Ха, Шах и потеря ладьи.

Победили закономерно, поздравил парня со вторым местом и ретировался. Сбросить хвост удалось отчасти. К подкатившей карете наблюдатель добрался только один. Бесцеремонно залез внутрь и в углу устроился. Повозка, рассчитанная на путешествие Юли с братом, десяток таких поместит.

За короткой, но содержательной беседой пролетела дорога до места. Точнее говорила в основном Юля, я только поддакивал и хмурился.

– Так что Паша теперь великий поэт. С настоящим веком в столице только Григорий Церетели остался. Но он так стар, что с постели уже год не встает и десять лет уже новых стихов не читал. Вообще говорят он слезу продал давно. А теперь Паша есть. Знаешь как дедушка обрадовался! Паша то ему сказать хотел, что ты помогал. Но я не позволила. Я понимаю, что ты конспирация.

Осмотрели новую кибитку, пахнувшую свежей доской и краской. Настоящий дом на колесах, точнее передвижной санитарный тарантас. Пощупал навесные шкафы, инструмент. Все в точности сделано, даже больше. Даже кресло для отдыха поместилось и небольшой письменный стол.

– Это чего за драндулет? И не карета, и на телегу не похоже, – спросила Юля.

– В этом экипаже один важный целитель будет людей лечить.

– Это вот этот что ли?

– Да, познакомься, это Херувим. Целитель молодой, но очень перспективный. Это Язва, жертва ошибок молодости. Его первый пациент. Сейчас Херувим ее будет лечить, я помогать, а ты – просто смотреть, не мешать и не задавать вопросы.

– А стол, стол для чего? Ни одному лекарю такой стол не нужен.

– Херувим не совсем обычный лекарь. Ему пациентов надо не просто руками щупать, но и на стол укладывать. Все, прекращай вопросы.

…

Подготовка элементарная, пациент замотивирован, обезболен и лежит закрыв глаза, скорее закатив. Наблюдатель, который Юля, сидит и глаза таращит, скорее вращает. Наблюдатель, которого только нерадивый знает, стоит соединив ладони, глаз не видно. Херувим сначала на наблюдателя косился, периодически вздрагивая, но, видя мою невозмутимость, успокоился.

– Ланцет номер четыре.

Срезал остатки поврежденной надкостницы, наросты соединительной ткани. Довольно глубоко ковырять пришлось. Чистить, удалять все лишнее.

– Стоп, Херувим, эти сосуды не запирать. Должна остаться ровная кровоточащая рана. Придержи зажимами несколько крупных сосудов.

– Готовим миграцию, освобождаем свободный лоскут с шеи. Обычно миграции готовят в течение нескольких дней, но у нас есть магия.

– Это несколько дней как же?

– Постепенно пережимать, чтобы питание гарантированно поступало со стороны ножки.

– Боря, у меня навык открылся – «Фельдшер». Что это?

– Потом объясню. Не отвлекайся. Готовь кривые иглы.

Зафиксировал лоскут отдельными швами по краям раневого дефекта, подвел ножку к артериям и венам. Основная работа – это соединить сосуды кожного лоскута с артерией и веной вокруг носа. Под микроскопом такая операция выполняется с использованием микрохирургической техники. Ни того ни другого у меня нет, но есть другое – доступность магического целителя.

Операцию провел быстро, руки привыкать начинают, да и навык помогает заметно. Карету поставили так, чтобы в панорамное окно как можно больше света.

Ушил донорскую рану. Отправил инструменты в таз и закурил, набив трубку. Теперь имею право. Прости товарищ Пирогов, я твой подарок в прошлый раз не в той ситуации использовал. За что и поплатился. Курить эту трубку можно только хирургу до или после операции.

Юля наблюдала за моими действиями молча, стиснув губы и кулачки. От вида крови и инструментов побледнела, но держалась. Гамму чувств, плавающих по лицу, оценить времени не было. Отмерла только когда я разогнулся, снимая фартук.

– И чего обманывал, что Херувим лекарь, а ты помогать? Я же видела, кто чего кому подавал. И чего за нос это, не нос, а как у индюка сопля.

Я придержал дернувшуюся пациентку.

– Язва, не обращай внимание на глупое замечание. Все идет по плану, как и договорились. Осталась одна операция, ничем не сложнее того, что уже сделано.

– Юля, непрофессионально промежуточный результат комментировать. Это еще не конец, самое интересное впереди. Сейчас это место заживить надо, чтобы лоскут не просто прирос, крупные сосуды должны прижиться, а мелкие часто прорасти, как мелкая сеточка. К обыкновенному целителю ехать придется, но особенно распространяться перед ним нежелательно. Юля, раз провинилась – вези Язву к целителю, что-нибудь придумаешь по дороге. По пути расспроси Херувима, как мы в прошлые разы лекарей обманывали. Рабочая версия – просто лицо пострадало и полечить надо.

Пока карета умчалась я плюхнулся в кресло и первый раз за день перевел дух. Интересно наблюдатель себя вел, прямо метаться начал между отъезжающей каретой и моей ухмыляющейся рожей. Ага, и там и там оказаться хотелось.

Растянулся, рассматривая ладони:

– Хирургия млекопитающих, ступень 2 (открыто самостоятельно), прогресс 487 из 864.

– Лидерство малой группы, ступень 1 (открыто самостоятельно), прогресс 59 из 72.