Текст книги "Неизведанными путями"

Автор книги: Степан Пичугов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

БЕЛОЧЕХИ

Шел май месяц. Начался первый сев при Советской власти. Бедняки, получившие от Совета посевной материал, засевали свои клочки земли. Многие из них делали это как самостоятельные хозяева впервые. Кулаков решением Совета мы обязали в первую очередь обработать участки безлошадным семьям погибших на фронте.

Полевые работы были в полном разгаре. Сбывалась заветная мечта бедняков о том, что можно будет есть досыта и иметь свой хлеб до нового урожая. Тютнярцы, увлеченные полевыми работами, не заметили, как на них навалилась неожиданная беда.

Утром 27 мая до нас дошли слухи о том, что город Челябинск, который находится в шестидесяти километрах от Тютняр, заняли белочехи. Это известие поразило нас своей неожиданностью. Кто такие чехи и что им нужно? Никто из нас не мог ответить на этот вопрос. Одни говорили, что это кулацкая выдумка, что никаких чехов нет; другие советовали запросить область и проверить слух. Запросили, но на наш запрос область долго ничего не отвечала. События же развивались с неожиданной быстротой.

В тот же день к обеду со станции Аргаяш прибежал председатель сельсовета Спиридон Ходов и с ним казначей Николай Шпренгер. Они сообщили, что в Аргаяш со стороны Челябинска прибыл отряд каких-то чехов под командованием офицера и занял станцию. Аргаяшские кулаки во главе с хлебным торговцем Макаревским встретили чехов с хлебом и солью и, ликуя от радости, кричали на весь поселок:

– Христос воскресе! Долой большевиков! Конец иродам!

Ходов со Шпренгером с трудом выбрались из поселка задворками, а остальные члены Совета, видимо, были арестованы. Это были уже не слухи, а факты, ясно говорившие о том, что мы имеем дело с врагом, которого можно было ожидать у нас каждую минуту.

Раздумывать было некогда, поэтому на дорогу, идущую со станции Аргаяш, срочно была выставлена застава из наших дружинников во главе с членом Совета Кондратьевым. Но что еще делать, Совет не знал.

Наконец к вечеру из Екатеринбурга было получено указание создать ревком и приступить к организации добровольческого отряда. В ревком вошли Димитрин, Киприянов, я и другие. На следующий день ревком объявил запись добровольцев в партизанский отряд, который позднее получил название 1-го Рождественского партизанского отряда. Почему партизанский? Ведь он создавался не в тылу врага. Отряд формировался преимущественно из фронтовиков, которые смертельно устали и от войны, и от солдатской службы. Вступление же в партизанский отряд имело как бы временный характер. «Прогоним чехов – и разойдемся», – так думали многие добровольцы. Формировать Рождественский отряд и командовать им было поручено мне, а комиссаром его был назначен Димитрин.

Были проведены митинги в Кузнецком, Губернском, Смолиной, Беспаловке с призывом записаться в отряд. Эти военные приготовления и непосредственная опасность, нависшая над селом, заставили задуматься многих. Каждый по-своему реагировал на события: беднота начала записываться в отряд, кулаки воспрянули духом и повели злобную агитацию против Советов, расхваливая чехов. Они говорили, что чехи почти что русские, что они нам братья и плохого ничего не сделают. Наиболее рьяных и активных агитаторов – кулака Киприянова, Акима-звонаря и других пришлось немедленно арестовать. Срочно была проведена мобилизация конского состава. И. Т. Киприянов и учительница из Кузнецкого Катя Истокская (единственная из учителей, сочувствовавшая Советам) занялись сбором продовольствия для отряда.

На второй или третий день из Челябинска прибежали члены Челябинского Совета Новоселов и Александр Ромашев и с ними еще кто-то третий, фамилию его не помню. Они подробно рассказали нам о том, кто такие чехи и чего они хотят. Оказалось, что поводом к выступлению чехов послужил арест Челябинским Советом чехословацких солдат за убийство мадьяра. В ответ на это чехи предъявили ультиматум Совету. Челябинский Совет пошел на переговоры и принял все требования чехов. Несмотря на это, чехи 27 мая заняли важнейшие учреждения города, а на второй день разогнали Совет и начали арестовывать советских работников.

Только много позднее мы узнали, что мятеж чехов был заранее подготовлен и специально спровоцирован врагами Советов.

Чехи были для нас очень опасным противником, потому что они были хорошо вооружены, прекрасно обучены и организованы.

НА ВЫРУЧКУ ТОВАРИЩЕЙ

В конце мая в ревком прибежал из деревни Мухамед-Кулуева башкир Кучуков и сообщил, что деревня занята казаками, а работники волостного исполнительного комитета – председатель, секретарь и начальник милиции – арестованы и казаки собираются их расстрелять. Рождественский ревком решил немедленно послать небольшой конный отряд на выручку арестованных товарищей. В него вошли бывший батрак Василий Ершов, фронтовик Валентин Зимин, Иван Маркин, братья Кауровы – Леонид и Владимир, братья Пичуговы – Петр и Гавриил, Александр Мучкин и другие. Всего набралось человек двадцать пять. Отряд возглавил я, с нами же отправился комиссар отряда П. Я. Димитрин.

Тридцать пять верст, отделяющие Рождественское от деревни Мухамед-Кулуева, отряд верхами прошел за два часа с небольшим. Приближаясь к деревне, мы узнали от работавших в поле крестьян, что она занята сотней казаков. Что делать? Противник превосходил нас в четыре раза. В этом случае надо было брать не силой, а внезапностью, дерзостью и храбростью. Для этой цели свой отряд я разделил на три части, решив как можно ближе подойти незамеченными к деревне, ударить одновременно с трех сторон, ошеломить противника, вырвать пленников и ускакать. Характер местности вполне позволял это сделать: деревню окружал сплошной лес, почти вплотную подступавший к строениям. Было страшновато, так как риск был большой, но я не сомневался в своих товарищах, поэтому пошел на него. Все понимали, что нужно спасти арестованных, вырвать из рук врага своих товарищей. Эта мысль руководила нашим сознанием.

Подойдя вплотную к деревне и сделав по условному сигналу два залпа, мы с криками «ура» на бешеном галопе рванулись с трех сторон к центру деревни, к зданию волостного Совета.

Казаки, застигнутые врасплох, в панике бросились бежать. Не имея сил их преследовать, мы выставили небольшой заслон и немедленно бросились в здание волости, где, к нашей радости, нашли арестованных товарищей живыми. Сбив замок с кутузки, мы освободили их. Захватив денежный ящик (где, как мы узнали позднее, было 90 000 рублей), пишущую машинку, брошенные казаками винтовки, седла и несколько лошадей, отряд вместе с освобожденными немедленно двинулся в обратный путь. Опасаясь, что казаки, оправившись от паники, могут устроить за нами погоню, мы распустили слух среди жителей деревни, что наш отряд – это только разъезд большого отряда, который движется сюда. Кроме того, обратно мы поехали по другой, малоизвестной дороге, по берегу реки Миасс.

Не знаю, что удержало казаков от погони – слух ли, который мы распустили среди населения о движении мнимого отряда, или что другое, но они нас не преследовали, и мы благополучно вернулись в Тютняры, привезя с собой спасенных товарищей и первые трофеи.

НЕУДАВШЕЕСЯ НАСТУПЛЕНИЕ

В июне село Тютняры превратилось в крупный военный пункт, где собралось несколько добровольческих отрядов екатеринбург-челябинского направления. Первым прибыл Кыштымский отряд, потом Чусовский (каким-то из этих отрядов командовал Тимонин). К этому же времени закончил свое формирование 1-й Рождественский партизанский отряд. Начал формироваться 2-й Рождественский партизанский отряд под командованием Тряпицина. Всего в Тютнярах к концу июня скопилось до полутора тысяч войск екатеринбург-челябинского направления. Участок фронта, который занимал 1-й Рождественский отряд, был растянут от озера Увильды до восточного берега озера Большие Ирдиги, то есть занимал полосу общей протяженностью до десяти километров.

В это время в Тютняры с большой помпой в легковом автомобиле (в Тютнярах это был первый автомобиль, и он произвел впечатление) приехал комиссар екатеринбург-челябинского направления Сергей Мрачковский со своим военруком капитаном Осиповым. Не осмотрев позиций, не ознакомившись лично с войсками, он собрал узкое совещание, на которое, как мне помнится, не были даже приглашены все командиры отрядов. На этом совещании Мрачковский сообщил свой план операции. Он приказал ударить из Тютняр двумя отрядами – Кыштымским и Чусовским – на станцию Есаульскую, чтобы отрезать войска противника, скопившиеся в районе Аргаяша.

1-й Рождественский партизанский отряд должен был оставаться на месте для прикрытия фланга и тыла наступающих войск, но так как в отряде имелась сильная конная группа, то мне пришлось половину ее выделить в распоряжение Тимонина, которому было поручено общее руководство войсками, идущими в это наступление.

2-й Рождественский партизанский отряд, как не закончивший своего формирования, должен был оставаться пока в резерве.

Для поддержки этого наступления из района Надырова Моста должен был наступать отряд анархиста Жебенева. Но, как говорится, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить».

Ранним утром в день наступления отряды Тимонина с приданной им конной группой 1-го Рождественского партизанского отряда начали движение на Есаульскую. Связи между отрядами почти не было, и мы не знали, как развивались события. Только во второй половине дня стало известно, что наступление на Есаульскую почему-то приостановлено. Эти сведения доставили наши конники, которые были отправлены в распоряжение Тимонина. Они вернулись возмущенные до глубины души тем, что Тимонин, послав их в разведку на Есаульскую, не дождался их возвращения и куда-то исчез со своими отрядами, не оставив никого на исходном пункте даже для связи.

Такие известия нас крайне удивили и показались невероятными. Мы решили немедленно послать разъезд, чтобы разыскать отряды Тимонина, установить с ним связь и выяснить создавшуюся обстановку.

Спустя пару часов послали еще один разъезд, более сильный. Ни первый, ни второй разъезд тимонинских отрядов не обнаружил. Сведения, которые им удалось собрать, были самые разноречивые. По одним сведениям, Тимонин отступил на Кыштым, по другим выходило, что его отряд разбит и рассеялся по лесу. И то и другое было плохо.

Посоветовавшись с комиссаром, мы решили отвести и сосредоточить свой отряд на узком перешейке между озерами Увильды и Малые Ирдиги.

Пока отряд перебирался на новую позицию, я отправился в Кузнецкое, где был расположен 2-й Рождественский отряд, к командиру его Тряпицину, чтобы узнать, что произошло с отрядом Тимонина.

Когда я подъехал к месту расположения отряда, то увидел, что Тряпицин стоит на телеге, запряженной огромным серым жеребцом, и что-то доказывает своим партизанам, а те хором кричат ему что-то в ответ. Шум стоял неимоверный, и слабый голос Тряпицина терялся в нем. Я не мог расслышать, о чем он говорил, и стал пробираться через толпу поближе к Тряпицину. Вскоре я понял, что он требует, чтобы отряд приготовился к немедленному отступлению, а партизаны не соглашались покидать Тютняры. Наконец потеряв самообладание, Тряпицин закричал:

– Кто не хочет идти с нами, должен немедленно сдать оружие!

Эта последняя фраза развязала руки всем случайно попавшим в отряд. Они с наглым видом стали подходить к импровизированной трибуне и со злостью кидали винтовки к ногам Тряпицина.

Не успел Тряпицин опомниться, как половина его людей исчезла. Медленно обведя взглядом остатки своего отряда и посмотрев на телегу, где лежала груда винтовок, он тяжело вздохнул. Потом обернулся ко мне и спросил:

– Как у вас там?

– Ничего, – ответил я. – Мы решили занять перешеек за мельницей. А где Тимонин со своими отрядами? – спросил я Тряпицина.

– Не знаю, – просто ответил он. – Наверно, отошли на Кыштым. От Мрачковского было распоряжение немедленно отступать, – добавил он с поспешностью.

– Куда? – спросил я.

– Не знаю, – ответил Тряпицин. – Мы пойдем тоже к вам на перешеек, а там решим вместе, куда нам отступать.

Дорогой, пытаясь оправдаться передо мной, почему он потребовал сдать оружие, Тряпицин сказал:

– Боялся я, что они уйдут с оружием и оно попадет к противнику.

За мельницей на опушке соснового бора нас встретил комиссар 1-го отряда Димитрин. Видя, что людей пришло мало, он, недоумевая, спросил Тряпицина:

– А где ваши люди, Иван Васильевич?

Тряпицин безнадежно махнул рукой в сторону Тютняр и, стараясь казаться спокойным, заявил:

– Ушли защищать свои огороды.

Димитрин, увидев на телеге кучу винтовок, все понял и не стал больше расспрашивать.

НЕОЖИДАННЫЙ ОТХОД

Уже начало темнеть, когда оба Рождественских отряда собрались на узком перешейке озер у опушки соснового бора.

Исчезновение отрядов Тимонина и неясность обстановки поставили нас в трудное положение. После долгих споров все согласились, что Тютняры придется оставить. Решили объединить первый и второй отряды в один и следовать на Кыштым, где соединиться с другими частями екатеринбургского направления.

Наступила темная, непроглядная ночь, все небо заволокло черными, грозовыми тучами. Тьма хоть глаз выколи. Слышались раскаты грома, и небо бороздили молнии. Вспышки их, хотя и короткие, помогали нам ориентироваться в темноте. Путь до Кыштыма пролегал по грудной лесной дороге, изрезанной ухабами, пересеченной выступавшими корнями сосен; часто встречались вязкие болотистые низины, где с трудом проходил наш обоз.

На рассвете, усталые и голодные, мы подошли к Кыштыму. Каждый из нас думал, что здесь сможет немного отдохнуть и подкрепиться. Но не успели мы войти в Кыштым, как нас ошеломила неожиданная новость: станцию Кыштым еще вчера вечером заняли чехи, Занята и дорога на Касли. Путь на соединение с частями екатеринбургского направления был окончательно отрезан. Оставался единственный путь – идти через Уральский хребет на соединение со златоустовскими отрядами. С помощью разведки мы установили, что станция узкоколейной железной дороги Кыштым – Карабаш еще не занята чехами. Мы решили захватить ее и, так как путь на Златоуст лежал через Карабаш, часть нашего громоздкого обоза отправить по узкоколейке на Карабаш. Таким образом, избавившись от громоздкого обоза, мы сделали отряд более боеспособным и подвижным.

Расстояние от Кыштыма до Карабаша (около 30 километров) прошли спокойно. Чехи нас не преследовали. К концу дня мы подошли к Карабашу. Разведка донесла, что хотя Карабаш и не занят противником, но Совета там уже нет, он, видимо, эвакуировался, а управляющий заводом Рихтер организует отряд из военнопленных в помощь чехам.

Посоветовавшись, решили в Карабаше не останавливаться, а сделать ночлег в лесу между Карабашем и Рассыпухой. Вперед были посланы опытные, хорошо знающие местность квартирьеры.

По Карабашу прошли в сомкнутом строю, стараясь показать, что мы еще не разбиты. Население реагировало по-разному: одни смотрели на нас с тоской, другие – как злые псы из-под подворотни, готовые растерзать каждого из нас.

В районе озера Гардяш, где раньше прятались раскольники в своих скитах, мы устроили первый за двое суток похода отдых. Часть партизан разместилась в землянках лесорубов, некоторые наскоро построили себе шалаши из еловых веток. Здесь мы сделали первую проверку личному составу. В сводном отряде у нас осталось не больше двухсот человек, но народ подобрался надежный, смелый и преданный. Отсюда от нас ушел всего один человек, Афонька Лебедок. Он был другом моего детства, и я долго его уговаривал, но Афонька, видимо, не верил в наше дело и при первой неудаче спасовал.

Ночь прошла в тяжелых думах. Несмотря на усталость, я долго не мог заснуть. Возникали в памяти картины безрадостного детства, тяжелые годы юности. Вспоминалось, как батрачил у тютнярских толстосумов, работая от зари до зари, получая за это три рубля в месяц и пуд прогорклой муки для голодной семьи отца. Вспомнилась работа на Карабашском заводе, где я гнул спину больше пяти лет.

Проснулся рано, но почти все люди были уже на ногах. Кто готовил завтрак, кто пил чай, а большинство возилось у верховых лошадей.

Наш отряд как-то незаметно превратился из пешего в конный, почти каждый подобрал себе лошаденку. Труднее было с седлами, и тот, кто имел седло, считался счастливцем, а большинство вместо седел привязывали подушки. В шутку такую кавалерию называли «деревянной кавалерией».

Недолгие сборы были закончены, и наш отряд двинулся дальше в глубь Урала, держа направление через Уральский хребет на Златоуст.

На четвертый день нашего похода перевалили Уральский хребет (гору Юрма) и вскоре подошли к селению Александровскому. Никакой власти мы там не обнаружили, Совет уже эвакуировался в Златоуст. Другая власть, может быть, и была, но при нас она не проявляла себя. Устроили большой привал: надо было запастись продовольствием и фуражом. Средств в отряде не было, поэтому решили вскрыть ящик, захваченный еще во время набега на деревню Мухамед-Кулуева. В ящике оказалось 90 000 рублей керенками. Сумма вполне приличная! Из этих денег выдали жалование партизанам, по 200 рублей каждому, и решили закупить фураж и продовольствие для отряда. Но сделать это даже при наличии денег было нелегко: ходить по дворам и закупать – дело капительное, собрать сход – тоже не было времени, да и рискованно. Поэтому собрали самых богатых и влиятельных в селе жителей и в порядке военной поставки предложили им не позднее чем через два часа доставить в штаб отряда 200 пудов овса и 20 пудов печеного хлеба. Требуемое вскоре было доставлено. Рассчитавшись с жителями Александровского, мы двинулись на Златоуст.

В ЗЛАТОУСТЕ У МАЛЫШЕВА

В Златоуст прибыли к концу того же дня. Поручив Тряпицину расквартировывать отряд, я вместе с Димитриным отправился в штаб златоуст-челябинского направления, который размещался на станции в служебном вагоне. Комиссар златоуст-челябинского направления Иван Михайлович Малышев[1]1
  И. М. Малышев – старый большевик, один из ближайших помощников Я. М. Свердлова на Урале. Председатель Екатеринбургского партийного комитета РСДРП, член Уральского областного Сонета, один из организаторов Красной Армии на Урале в дни дутовщины и белочешского мятежа. Трагически погиб под Златоустом от руки белогвардейцев в июле 1918 года.
  Именем Малышева был назван один из уральских полков и одна из главных улиц Свердловска.


[Закрыть] принял нас приветливо. После того как я кратко рассказал ему о том, как мы попали в Златоуст и доложил о состоянии отряда, Малышев поздравил нас с удачным походом, расспросил о настроении людей, осведомился, имеется ли в отряде продовольствие, удобно ли расквартировались. Отпуская нас, он ласково сказал:

– Отдыхайте пока, а через пару дней я вас позову.

Впервые за эту неделю похода мы могли спокойно и хорошо отдохнуть. Партизаны, оторванные от своих семей, почувствовали здесь заботу, немного повеселели и успокоились.

Член Уральского Совета Иван Михайлович Малышев

Через два дня Иван Михайлович, как и обещал, вызвал нас с Димитриным в штаб. На этот раз он был чем-то озабочен. Поздоровавшись, осведомился о настроении людей в отряде, потом ознакомил нас с создавшейся обстановкой и, глядя на карту, задумчиво произнес:

– Екатеринбургское и златоустовское направления оторваны друг от друга, противник без помех может перебрасывать силы с одного направления на другое, а мы даже и знать не будем. – И, оживляясь, добавил: – Хорошо бы в треугольнике Екатеринбург – Челябинск – Златоуст иметь подвижную группу, которая бы сообщала о всех передвижениях противника.

– А где должна базироваться эта группа? – спросил я, чувствуя, что этот разговор чем-то касается нас.

Малышев внимательно посмотрел на карту и ответил:

– Удобнее всего в районе Карабаша и Кыштыма. Вот что-то ваших Тютняр я не нахожу? – удивился он. – Ведь они также должны быть где-то здесь.

– Вы и не найдете их, – вмешался Димитрин. – Это для народа Тютняры, а официальное название села – Рождественское.

– Но это дела не меняет – Тютняры или Рождественское, а место удобное, – сказал Малышев. – Вот там бы где-нибудь и расположиться.

Меня охватило волнение, и сердце радостно забилось при одном только упоминании о Тютнярах.

– Если разрешите, я подберу ребят, которые охотно пойдут на это дело, – сказал я, волнуясь.

– Разрешите и мне тоже принять участие, – присоединился Димитрин.

– Хорошо. Я согласен, – ответил Малышев. – Даю вам день сроку, чтобы подобрать отряд, человек десять – пятнадцать, и наметить маршрут.

И мы ушли готовиться к походу.

Недостатка в желающих не было, многие хотели пойти в рейд. Но мы с Димитриным отбирали самых надежных, главным образом взяли тех, кто участвовал в налете на деревню Мухамед-Кулуева и неплохо показал себя: Ершова Василия, Зимина Валентина, братьев Кауровых, братьев Пичуговых, Ивана Маркина, Александра Мучкина, Стрихова, Денисова и других – всего 13 человек. Каждый из них дал клятву товарищам, что, если попадет в руки врага, не выдаст остальных. Подобрали себе лучших лошадей, наполнили переметные сумки патронами и продовольствием. Следовать мы должны были скрытно, малопроезжими дорогами и тропами, поэтому подвод с собой брать не могли. Весь обоз наш состоял из двух запасных коней, которые также были навьючены боеприпасами и неприкосновенным запасом.

Накануне выступления вечером я доложил Малышеву о готовности отряда и получил от него последние указания. Перед нами были поставлены следующие задачи: вести разведку тылов противника; следить за его продвижением; выявлять настроения войск и населения; держать связь между двумя направлениями – екатеринбургским и златоустовским.

В тылу врага мы должны были оставаться столько, сколько это будет возможно.