Текст книги "Неизведанными путями"

Автор книги: Степан Пичугов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

ЛИКВИДАЦИЯ ПРОРЫВА НА УЧАСТКЕ 29-й ДИВИЗИИ

В марте 1919 года белые, сосредоточив значительные силы, вновь переходят в наступление по линии Пермь – Глазов и прорывают фронт на участке 29-й дивизии, тесня ее полки к станции Чепца.

Командарм 3 Меженинов дает распоряжение комбригу Особой Васильеву снять с левого фланга бригады 22-й Кизеловский и 23-й Верхкамский полки и срочно на подводах перебросить их для ликвидации прорыва в район станции Чепца. Остальные части бригады приказано было отвести в район верховьев Камы на линию Афанасьевское и Гордино.

На пятые или шестые сутки 22-й и 23-й полки прибыли в район прорыва и поступили в распоряжение командира 1-й бригады 29-й стрелковой дивизии, бывшего полковника старой армии Андрианова, который почти с ходу направил их в бой: 22-й полк – в район станции Чепца, а 23-й – в район села Кулиги. Передовые части белых, встретив неожиданное упорное сопротивление наших полков, откатились назад в ожидании подхода главных сил. За это время нам удалось на северной окраине села Кулиги, используя господствующую высоту, организовать хорошую оборону. Белые, подтянув главные силы, вновь атаковали наши части. Завязались жаркие бои, длившиеся несколько дней подряд. Здесь мы применили тактику, выработанную в районе Кудымкора: упорное сопротивление в населенных пунктах и активные действия подвижных лыжных групп, которые легко, особенно ночью, проникали в тылы противника. Наши лыжники нервировали и изматывали противника. Эта тактика помогла кизеловцам и верхкамцам остановить противника и ликвидировать прорыв. Фронт вновь стабилизировался. Обе стороны начали укреплять ледяные окопы и обживать новые позиции.

На смену нам пришли приведшие себя в порядок полки 29-й дивизии. Кизеловцев сменил полк «Красных орлов», верхкамцев – волынцы. После этого мы отправились в распоряжение штаба своей Особой бригады и нас отвели на отдых в Омутнинский завод, что северо-западнее города Глазова.

Пока мы ликвидировали прорыв на участке 29-й дивизии, в район села Афанасьевского и Залазнинского завода был послан на усиление левого фланга Особой бригады 10-й Московский полк, только что прибывший из центра. Полк этот состоял в своей массе из московских кустарей, парикмахеров, пекарей, поваров, ресторанных официантов. Командный состав был подобран из мобилизованных офицеров старой армии. Коммунистов в полку было очень мало, промышленных рабочих в нем не было совсем. Поэтому, несмотря на хорошее вооружение и прекрасное обмундирование, полк оказался малобоеспособным и морально неустойчивым. При первой же встрече с противником, восточнее Залазнинского завода, полк, не выдержав напора белых, в панике начал отходить по дороге на Глазов, оголяя левый фланг 3-й армии и подставляя его под удар противника. Комбриг Васильев вызвал меня к прямому проводу и, кратко обрисовав обстановку, приказал немедленно выступать, чтобы прикрыть дорогу, ведущую с Залазнинского завода на Глазов.

– Жаль, товарищ Пичугов, что не дали отдохнуть вашему полку, но что же делать? – сказал он. – Надо восстановить положение. Желаю успеха!

К концу того же дня мы были в районе деревни Вороны, где встретили отходящие в беспорядке отдельные группы бойцов 10-го полка. Я приказал коменданту нашего полка задерживать их и собирать в отдельные команды. Потом нам стали попадаться боевые обозы – новенькие пулеметные двуколки, легкие пушки системы «Гочкис», установленные на санях; при них был некоторый запас снарядов. Все это поспешно и в беспорядке двигалось по дороге на Глазов. Видя это, мы удивлялись, как можно с таким вооружением так позорно бежать. У наших бойцов разгорались глаза.

– Эх! Вот бы нам такое!.. – мечтательно говорили они, а некоторые горячие головы решительно предлагали:

– Чего смотреть? Взять эти пушки и пулеметы в наш полк, и вся недолга. Все равно они отдадут их белым.

Но такое самоуправство нельзя было допустить, хотя даже командиры в душе были согласны с бойцами. Было строжайше запрещено что-либо трогать из военного имущества и оружия. Но, невзирая ни на какие запреты, некоторые наши конники самовольно забрали новенькие седла и спрятали их подальше от глаз начальства.

Двигаясь дальше, мы встретили штаб 10-го полка. Командир полка и целая свита щегольски (по тем временам) одетых офицеров спокойно ехала нам навстречу. У каждого офицера было новое, прекрасно сшитое обмундирование, блестящие новенькие желтые ремни. У них были даже термосы для чая. Наши командиры, одетые кто во что, выглядели куда менее эффектно, но самого плохого из них я не променял бы на всю эту свиту.

ОБОРОНА ПОД ЗАЛАЗНОЙ

Преследуя 10-й полк, противник неожиданно напоролся на верхкамцев, которые, пропустив сквозь свои ряды московских парикмахеров и официантов, во встречном бою крепко стукнули разошедшихся беляков.

– Это вам не цирюльники, – приговаривали красноармейцы, осыпая белых градом пуль и ругательств.

Как вскоре выяснилось, против нас действовала Пермская дивизия белых, сформированная ими вскоре после занятия Перми из мобилизованных крестьян Пермской губернии. Тут был и Чердынский полк, оказавшийся в это время против нас. И получилось, что с одной стороны – белые чердынцы, а с другой – краевые. Белые чердынцы большого упорства в наступлении не проявляли. Они пытались еще несколько раз атаковать нас, но каждый раз, получив крепко по зубам, откатывались и отходили к Залазнинскому заводу. Вскоре разведка установила, что белые начинают лихорадочно укрепляться под Залазной, делая засеки и опутываясь колючей проволокой. Это был уже признак того, что от наступления они отказались.

Мы также получили распоряжение укреплять свои позиции. Участок нашего полка здесь тоже был растянут на несколько десятков километров, и нам пришлось применить ту же тактику, что и в кудымкорской обороне.

Однако вскоре условия обороны резко изменились. Дело близилось к весне, и наши ледяные окопы под лучами весеннего солнца стали оседать и таять. Земля же была еще настолько мерзлой, что взять ее походной солдатской лопатой было невозможно. Вспоминается курьезное донесение командира 5-й роты Собянина: «Солнце припекает, снег тает, садится, и окопы наши убегают вместе с ручьями».

Положение усложнялось еще тем, что белые начали проявлять активность. Бывали случаи, когда они по ночам проникали к нам в тыл, пробираясь между опорными пунктами.

Чтобы в какой-то степени обезопасить нас от этих неожиданных визитов или хотя бы предупредить их, красноармеец 2-й роты Губанов Константин предложил оригинальный выход – в промежутках между подразделениями ставить самодельные мины. Делалось это так: укладывалась на землю ручная граната, укреплялась на месте, а за ее предохранительное кольцо привязывалась тонкая проволока или телефонный провод, который туго натягивался и проходил близко к земле в обе стороны от гранаты, параллельно линии фронта. Достаточно было зацепиться за туго натянутую проволоку, как предохранительное кольцо соскакивало и немедленно следовал взрыв гранаты. Это служило сигналом того, что на данном участке появился противник. Тогда с обоих соседних опорных пунктов открывался огонь, и затем к месту взрыва устремлялись дежурные взводы, чтобы окружить и изловить появившегося противника. Правда, изловить и окружить не всегда удавалось, но «граната-патруль», как прозвали эти самодельные мины, почти всегда нас предупреждала о попытке противника пробраться в наш тыл.

ХИТРОСТЬ НЕ УДАЛАСЬ

В апреле 1919 года обстановка на фронте Особой бригады стала сравнительно спокойной. На самом левом фланге, почти в тылу у нас, в Омутнинском заводе по-прежнему располагался 22-й Кизеловский полк. Он как бы составлял резерв бригады. Правее его, уступом вперед, занимал оборону на подступах к Глазову 23-й Верхкамский полк. Еще правее по фронту располагались 21-й Мусульманский и 61-й Рыбинский полки.

Разрыв между 22-м и 23-м полками составлял около 30 километров и охранялся он только подвижными патрулями. Телефонная связь со штабом бригады и между 22-м и 23-м полками проходила недалеко от линии фронта, поэтому часто подвергалась порче со стороны противника. Были случаи, когда противник включался в нашу телефонную связь и подслушивал служебные разговоры.

Надо отдать должное разведывательной службе белых: они были прекрасно осведомлены не только о наших частях, но и знали хорошо фамилии, имена и отчества всех командиров и комиссаров, до командиров полков включительно. Один раз мы даже получили по телефону провокационный приказ. Нам предлагалось от имени командования Особой бригады отойти на новые позиции. Но составители этого приказа немного пересолили и этим выдали себя. Перед подписью комбрига и комиссара они вставили слово «товарищ». Когда я стал читать приказ – телефонограмму, мне бросилось в глаза это не совсем кстати упомянутое слово «товарищ». В порядке проверки решили позвонить в штаб бригады, но обнаружили, что связь с ней прервана. Тогда я попросил к себе комиссара, чтобы поделиться с ним моими сомнениями. Комиссар полка Рычков был человеком новым у нас, его только что прислали вместо Кесарева, переведенного в бригаду с повышением. Рычков был в полку шестым комиссаром, со всеми предыдущими я срабатывался хорошо, потому что они, как и я, ставили выше всего интересы общего дела, а Рычков выставлял основным принципом личное «я». Мне это с первого же дня не понравилось, и я ему прямо сказал об этом. Он обиделся. И в этот раз, когда я попросил его зайти в штаб, чтобы обсудить создавшуюся обстановку, он зашел, но, не выслушав, начал возмущаться:

– Я комиссар и вам не подчинен, вы не имеете права меня вызывать!

Стараясь быть спокойным, я заявил ему:

– Я пригласил вас по делу, чтобы посоветоваться. Получен приказ из штаба бригады об отходе, – и передал ему телефонограмму. – Мне кажется он подозрительным, проверить нет возможности: линия не работает. Разрыв линии произошел вскоре после передачи этого приказа.

Рычков прочел телефонограмму и, возвращая ее мне, назидательно заявил:

– Что же тут подозрительного? Приказ есть приказ. Мы обязаны его выполнять.

– Я это знаю не хуже вас. А если это ложный приказ? – спросил я его.

– По-вашему, командование лжет? Комиссар бригады подписывает ложные приказы? – горячился Рычков, выходя из себя. – Как вы можете не доверять командованию бригады?

– Напрасно горячитесь, товарищ комиссар! – сказал я, стараясь не повышать голоса. – Давайте спокойно разберемся. Прежде всего надо подождать: по линии посланы люди, чтобы восстановить связь. Когда связь будет восстановлена, мы будем иметь возможность проверить правильность приказа. Кроме того, обратите внимание на одну мелочь: при подписях комбрига и военкома ни к селу ни к городу вставлено слово «товарищ».

– Это могли перепутать телефонисты, – продолжал упорствовать Рычков.

– Нет. Это перепутали не телефонисты, а белые генштабисты, – сказал я уверенно.

В это время адъютант Подраменский доложил, что связь восстановлена. Когда я подошел к трубке, то услышал мощный голос Королева, командира 22-го полка.

– Сволочи! Ловко придумали!.. – закричал он в трубку, когда узнал от меня о лжеприказе. – Меня ведь тоже пытались угостить подобной стряпней, но я-то мог проверить, у меня связь с бригадой работает исправно.

Рычков был обескуражен, и видно было, что он недоволен, что так кончилось.

К концу дня белые решили проверить действие своего приказа – не ушли ли мы? Выслали усиленную разведку. Комбаты, заранее предупрежденные и проинструктированные, подготовили красноармейцев. Наши позиции как будто вымерли. Когда же белые, обманутые тишиной, подошли совсем близко, наши ударили так, что мало кто из них ушел обратно в Залазну. Обман белым вышел боком.

После этого противник успокоился на целый месяц и подобных пакостей нам больше не устраивал.

ПЕРЕЛОМ В НАСТРОЕНИИ КРЕСТЬЯНСТВА

После VIII съезда партии, который проходил в марте 1919 года, настроение крестьянства резко изменилось в нашу пользу. В апреле вернулся со съезда наш делегат товарищ Сологуб. Он рассказал о принятых решениях на съезде сначала на партийных собраниях, а потом на собраниях бойцов полка. Некоторые коммунисты по собственной инициативе стали проводить беседы среди крестьян в деревнях, где были расположены наши части. Затем нашлись охотники провести такие беседы и в деревнях, расположенных в ближайшем тылу, где не было воинских частей.

Крестьяне восприняли решения VIII съезда с большим удовлетворением. Им пришлось по душе, что партия коммунистов отделяет середняков от кулачества и будет считать середняка своим человеком, своим союзником. В беседах середнякам было откровенно сказано, что VIII съезд осудил негодную практику местных работников, которые смешивали середняка с кулаком и распространяли на середняка те же меры, которые надо было распространять на кулачество, как классового врага. Середнякам разъяснили, что VIII съезд партии наметил ряд мер по оказанию помощи крестьянам: снабжение улучшенными семенами, улучшение породы скота, распространение агрономических знаний, организация мастерских по ремонту крестьянского инвентаря и другие.

Решение VIII съезда сильно всколыхнуло среднее крестьянство. Кроме того, сведения, которые доходили до крестьян от белых, об их отношении к крестьянству, о порках и расправах за барские земли и поместья заставили середняка сделать крутой поворот от эсеров к большевикам и от белых к красным.

НАСТУПЛЕНИЕ

Близился конец апреля. Снег исчез почти везде и оставался только кое-где в лесу. Снежные окопы постепенно сменились настоящими, земляными. Обстановка на фронте была сравнительно спокойной. Штаб нашего полка перебрался из деревни Вороны в деревню Слуцкая, чтобы быть в центре полкового участка обороны. Весной «на своих двоих» далеко не уедешь. В ротах вместо лыжных команд стали появляться сначала конные связные, потом конные разведывательные группы. Количество подвод уменьшилось до минимума, зато росли конные группы: обозные лошади превращались в верховых.

Весна скоро прошла. Отшумели ручьи, стали просыхать дороги. Обе стороны как будто пробудились от зимней спячки и начали проявлять большую активность, в особенности оживились разведчики. Это говорило о том, что обе стороны готовились к наступлению. Кто же начнет первым?

В одну из ночей в начале мая крупная разведывательная группа белых, пройдя незаметно болотом в промежутке между 22-м и 23-м полками, попыталась сделать внезапный налет на деревню Слуцкая, где размещался штаб 23-го Верхкамского полка. Видимо, белые собирались захватить нужные им документы или кого-нибудь из штаба полка, чтобы потом уже действовать наверняка. К нашему счастью, группа эта была обнаружена до подхода к деревне Слуцкая, и мы смогли своевременно подготовиться к встрече непрошеных гостей. Бой длился недолго. Разведчики были загнаны в самую трясину болота и почти все уничтожены. Это была последняя попытка 1-й Пермской дивизии белых насолить нам.

Вскоре командование Особой бригады провело перегруппировку своих частей. 23-й Верхкамский полк был выведен в армейский резерв. 22-й Кизеловский получил приказ о наступлении на Залазнинский завод, а 61-й стрелковый Рыбинский полк – на деревню Ежи.

На рассвете 11 мая части Особой бригады перешли в решительное наступление. Кизеловцы, обрушившись неожиданным ударом на части 1-й Пермской дивизии белых, сломили их сопротивление и заняли Залазнинский завод. В Залазне было захвачено большое количество пленных и значительные трофеи. Белые, нигде не останавливаясь, в панике бежали до верховьев Камы.

Перед Камой кизеловцев сменил 23-й Верхкамский полк. Форсировав реку у села Афанасьево, верхкамцы устремились по правому берегу Камы на юг, намереваясь перерезать железную дорогу Пермь – Вятка между станциями Кез и Верещагино. В это время части белых, действовавшие по линии железной дороги, вели наступление на Глазов и, потеснив 29-ю стрелковую дивизию, заняли его. Почувствовав угрозу в своем тылу, белые приостановили наступление и задержались в Глазове, решив сначала ликвидировать опасную для них нашу группу. Навстречу нам в село Ново-Гординское были направлены лучшие ударные части белых – егерские отдельные батальоны. В ожесточенных встречных боях с верхкамцами они потеряли половину своего состава и вынуждены были перейти к обороне. В это время части 29-й дивизии, оправившись, перешли в наступление по железной дороге, вновь заняли город Глазов, потом станцию Верещагино и начали теснить белых к Перми.

Это было началом разгрома колчаковской белой армии.

1-я Пермская дивизия белых после Залазнинской операции так и не оправилась и перестала существовать как серьезная боевая единица. Корпус генерала Пепеляева, который сражался против Особой бригады и 29-й дивизии, тоже был изрядно потрепан и катился до самой Камы, почти нигде уже не оказывая настоящего сопротивления.

Особая бригада, двигаясь севернее железной дороги, форсировала второй раз Каму возле Добрянского завода и продолжала свое движение на восток. В районе Верхне-Чусовских Городков кизеловцы и верхкамцы в упорных боях разгромили морскую дивизию белых, которой командовал контр-адмирал Старков. Здесь за счет этой дивизии 22-й и 23-й полки пополнились вооружением, английскими пулеметами «Кольт» и средствами связи. Только теперь эти полки были по-настоящему вооружены.

11 июля части Особой бригады занимают станцию Калино. В этот же день 21-й Мусульманский полк занимает Чусовую. Однако 22-й и 23-й полки, двигавшиеся севернее Мусульманского полка, встречают в районе Пашии и Кусье-Александровского завода упорное сопротивление со стороны двух штурмовых бригад белых. В ожесточенном бою эти штурмовые бригады были разбиты и один из командиров бригад взят в плен вместе с остатками своих штурмовиков.

Здесь наши полки пополнились еще раз хорошим вооружением за счет союзников Колчака.

Разбитые части белых отступали так поспешно, что побросали все свои обозы и материальную часть. Тракт от Кусье-Александровского завода до завода Бисер, как вспоминает комбриг Особой Васильев, был забит в четыре ряда повозками. Трудно было проехать даже верхом на лошади.

Двигаясь по пятам разбитого противника, верхкамцы и кизеловцы заняли еще ряд городов и заводов на Северном Урале: города Кушву, Нижний Тагил, Алапаевск, заводы Баранчихинские, Лайские, крупную узловую станцию Егоршино, станцию Поклевская, село Талица. Жители освобожденных городов и деревень, испытав на себе все прелести «свободной» белогвардейской жизни, с радостью встречали части Красной Армии, видя в них своих избавителей. Были случаи, когда попы под давлением верующих с хоругвями выходили встречать наши части. Так было в Верхней Туре.

В селе Талица 15 августа наши доблестные полки влились во вновь созданную 51-ю дивизию (позднее названную Перекопской), которая была сформирована из частей Особой бригады, крепостных полков Вятского укрепленного района и Северного экспедиционного лыжного отряда. Командиром этой дивизии был назначен В. К. Блюхер, талантливый военный руководитель, первый кавалер ордена Красного Знамени, ставший широко известным после героического похода по тылам белых объединенного красногвардейского южноуральского отряда.

Кизеловский и Верхкамский полки явились прочным ядром 51-й дивизии. Они создавались в тяжелых условиях и дрались вначале почти голыми руками. У них долгое время было слабое вооружение, пока они не добыли его сами в тяжелых и кровопролитных боях с противником. Но у этих полков было свое мощное оружие, которого не было у противника, – это ясное сознание того, за что они дрались. Они знали, что дерутся за первое в мире рабоче-крестьянское государство, за власть мозолистых рук, за коммунистическую партию, которая умело и успешно руководила этой борьбой.

Здесь я расстался с кизеловцами и верхкамцами. Меня вызвали в город Екатеринбург (ныне Свердловск) и поручили формирование 2-го Крепостного полка, с которым я продолжал борьбу против Колчака уже в Сибири.

На протяжении всей своей боевой истории кизеловцы и верхкамцы всегда были верными бойцами революции, не раз показывая образцы героизма и революционной стойкости. Приказом Реввоенсовета Республики за № 420 от 30 августа 1920 года за отличие в боях с врагами социалистического Отечества оба эти полка были награждены Почетными революционными красными знаменами.