Текст книги "Неизведанными путями"

Автор книги: Степан Пичугов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

БЕЛЫЕ ПРИМЕНИЛИ ОТРАВЛЯЮЩИЕ ВЕЩЕСТВА

«Горцы», наученные горьким опытом, как только вновь заняли свои окопы под Лебедкином, начали их сразу углублять. Многие старые солдаты делали в окопах «лисьи норы», которые хорошо защищали от осколков и шрапнели. Кроме того, прорыли в лес ходы сообщения, чтобы можно было во время сильного артогня незаметно уводить людей в укрытия. Все эти меры сильно повысили нашу обороноспособность. После этого все атаки противника наталкивались на упорное сопротивление «горцев» и успеха не имели. Даже шквальный артиллерийский огонь уже не помогал противнику, потому что «горцы» приспособились и к нему.

– Ребята! Быстро в лес! – приказывал комбат Косоротов (после того как я принял полк, он стал командовать 2-м батальоном). – Пусть они месят окопы, починим, – смеялся он, когда белые начинали артиллерийскую подготовку к очередной атаке.

И люди спокойно и незаметно уходили по ходам сообщения в безопасное место, где сидели, пока не прекращалась артподготовка. Когда стихал огонь, все быстро возвращались в окопы и спокойно встречали идущую в атаку пехоту противника, а подпустив ее поближе, внезапно обрушивали на нее всю силу своего огня.

– Что же вы бежите, контрики? – кричали вслед убегавшим белякам бойцы. – Али вам не нравится наше угощение? – Некоторые, сложив рупором руки, кричали вдогонку: – Холуи несчастные, за кого воюете? Так вашу мать… За офицеров, которые вам за это морду бьют и последнюю коровенку со двора уводят?

Так пытались «горцы» агитировать обманутых крестьян.

– Они не поймут нас сейчас, – говорил ворчливо Косоротов, прислушиваясь к выкрикам бойцов. – Они верят еще эсерам, которые обещают им золотые горы. Вот когда они увидят сами, что эти золотые горы превратились в пепел, тогда их не надо будет агитировать, сами узнают, на чьей стороне правда.

– Окопы, окопы приводите в порядок. Хороший окоп – это дом родной, – отечески наставлял комбат 1 своих бойцов на другом конце обороны.

Ночь тянулась очень медленно. Изредка слышалась перестрелка разведчиков, или вдруг рассыпался дробью какой-нибудь пулеметчик, которому в темноте показалось, что движутся неприятельские цепи.

Наутро, как только рассвело, белые снова начали артиллерийский обстрел. Но стрельба на этот раз велась как-то вяло, нерешительно, снаряды падали не по окопам, а за окопами в лесу. Разрывы и цвет дыма не были похожими на прежние.

– Товарищ Пичугов! Чуете, как пахнет черемухой? – спросил меня телефонист Питерский.

– Черемуха цветет в мае, а сейчас сентябрь, – сказал я, не вникнув в смысл вопроса Питерского, занятый разбором оперативной сводки, полученной из штаба бригады. Питерский, оставив за себя напарника, не говоря больше ни слова, вышел из шалаша, в котором размещался штаб полка, и пошел к тому месту, где недавно разорвался снаряд. Вскоре он вернулся и заявил, что черемухой пахнет от разрыва неприятельского снаряда. Спустя немного его стало тошнить и появилась рвота.

– Нанюхался! – ворчал на него товарищ.

Тут же позвонил комбат Калинин и, ругаясь на чем свет стоит, сообщил, что белые обстреливают отравляющими снарядами и у него в батальоне уже несколько человек отравилось. Вслед за ним о том же сообщил и комбат 2 Косоротов. Противогазов у нас не было совсем, и вероломство белых застигло нас врасплох. Я, откровенно говоря, растерялся и не знал, что делать. Отвести полк? Но куда? В тылу поблизости у нас не было подходящих рубежей. Позвонил Калинину, чтобы посоветоваться с ним.

– Что будем делать? – спросил я.

– Чепуха! – кричит он в ответ. – Мочим портянки, полотенца и носовые платки, у кого есть. Что твои противогазы. Фронтовики научили.

– Черт возьми, как это мне не пришло в голову, – крикнул я, обрадованный. Ведь в начале мировой войны у нас тоже были марлевые повязки, которые заменяли противогазы и защищали нас от некоторых газов. Я сейчас же дал указание сообщить об опыте 1-го батальона всем подразделениям.

Бойцы 1-го Горного полка (слева направо): Чернушкин, Акалов, Бабенко, Богданов

Благодаря догадке старых солдат калининского батальона и своевременно принятым мерам потери от отравляющих веществ были невелики, но все же человек двадцать в разной степени получили отравление.

Спустя некоторое время обстрел прекратился. Белые, видимо, решили, что мы валяемся, как тараканы, вверх ногами. Подождав, когда развеются совсем газы, чтобы не отравляться самим, белые осторожно, без всякого шума пошли на наши позиции, надеясь беспрепятственно перешагнуть через наши «бездыханные трупы».

Мы решили отплатить белым за их вероломство. Наши окопы как вымерли, и противник уже шел без особой предосторожности. «Горцы» с трудом сдерживались, их лихорадило от нетерпения. Все было готово – кольца с гранат сняты, ленты заправлены и патроны досланы, все ждали только сигнала. И когда противник был почти уже у самых окопов, взлетела сигнальная ракета, и тут же полетели десятки гранат на головы самоуверенных беляков, а с обоих флангов и из середины рванул по цепи ливень смертоносного свинца из станковых пулеметов. Цепь белых как-то осела и потом повалилась, словно подкошенная. Часть белых метнулась назад, но из них мало кто ушел. Преследовать было некого. Удар был так внезапен и силен, что от наступающих цепей белых ничего, кроме трупов, почти не осталось.

«Горцы» не только хорошо дрались с противником, но умели и повеселиться на досуге. Почти в каждом подразделении были свои доморощенные шутники, песенники и плясуны.

Артиллерийская батарея особенно отличалась хорошими песенниками. Командир батареи Захар Михайлович, как звали его в полку, сам любил песни и привил к ним любовь своим артиллеристам. Батарейцы знали много песен и исполняли их с большим искусством. Сам Захар пел хорошо, у него был высокий лирический тенор. Когда артиллеристы пели песню про Ермака, Захар звонко и красиво вел свою партию и при словах: «…И беспрерывно гром гремел…» так высоко выводил, что дух захватывало. Батарейцы пели и старые революционные песни: «Вихри враждебные», «Смело, товарищи, в ногу» и другие. Любили и старые солдатские песни: залихватские «Соловей, соловей, пташечка», «То ли дело под шатрами в поле лагерем стоять». Много пели чудесных и задушевных украинских песен. Хором руководил всегда сам Захар Михайлович, и он славился на весь полк. Когда батарейцы пели песни, то многие приходили послушать их.

Захар Михайлович Беспалов отличался не только страстной любовью к пению и хорошим голосом. Это был человек высокой внутренней культуры, хотя окончил всего только сельскую школу; уж в его-то батарее бойцы никогда не употребляли крепких выражений.

Если батарейцы славились хором, то 1-й батальон – гармонистами и плясунами. Командир 1-го батальона Калинин сам играл на гармошке, и были случаи, когда в походе или даже в бою, чтобы подбодрить уставших или приунывших людей, он появлялся с гармошкой и поднимал настроение бойцов.

ПОД АЛАПАЕВСКОМ

Когда «горцы» после успешно отраженной газовой атаки готовились перейти в наступление, из бригады поступил приказ: немедленно отходить к Алапаевску, куда в это время из Егоршина уже перебрался штаб нашей бригады.

Положение на участке Сводно-Уральской дивизии, куда входила наша бригада, в конце сентября было тяжелым. Противник, сосредоточив большие силы, напирал с Невьянска на Нижний Тагил, угрожая занять узловую станцию Сан-Донато, что возле Нижнего Тагила, и отрезать 1-ю бригаду в районе Егоршино – Алапаевск.

Железная дорога Алапаевск – Нижний Тагил тянулась вдоль новой линии фронта и стала рокадной дорогой, отдельные участки ее находились в непосредственной близости от линии огня. Каждую минуту можно было ожидать, что противник где-нибудь ее перережет, но этого, к нашему счастью, не произошло. Князь Голицын, командовавший частями белых на этом участке фронта, направил свой главный удар на Алапаевск, стремясь, видимо, спасти великих князей, которые там находились. Но великих князей, по слухам, ввиду приближения белых алапаевцы расстреляли.

Белые особенно напирали на нас из района Шайтанки, желая, видимо, перерезать железную дорогу, чтобы не дать возможности вывезти из Алапаевска все «великие» остатки прошлого.

Но нас беспокоили не князья, а главным образом заготовленные запасы зерна и имевшиеся там боеприпасы. Их надо было успеть вывезти из Алапаевска через Нижний Тагил в Кушву.

В разгар хлебозаготовок кулачество все больше свирепело и увлекало за собой обиженных середняков. В нашем тылу часто вспыхивали кулацкие восстания, они являлись большой помехой для нас; силы нашего врага росли и увеличивались, а у нас, наоборот, слабели. Мобилизованные крестьяне под влиянием кулацкой агитации переходили пачками к белым. Помню, когда мы еще дрались под Лебедкином, до нас дошли слухи о восстании в Реже. Одни говорили, что восстали режевляне, другие утверждали, что покровские мужики. Но так или иначе, а от этого восстания сильно пострадали волынцы, которые в то время были под Режем.

Попытка мобилизовать служилую интеллигенцию, зараженную эсеровщиной и меньшевизмом, тоже не давала положительных результатов.

В районе Алапаевска и Синячихи инженеру Ф. А. Масленникову было поручено сформировать инженерный полк из местных заводских инженеров (Алапаевска, Синячихи и других заводов).

Полк формировался в Алапаевске. В это время к Синячихе с севера уже подошли белые. Масленников получил указание штадива выдвинуть часть полка, чтобы задержать движение белых. Он развернулся и занял указанный ему штадивом рубеж, но, как только белые приблизились к этому рубежу, все мобилизованные инженеры тут же перешли на их сторону, и Масленников еле унес ноги.

НЕВОЛЬНЫЕ ГЕРОИ

Фронт 1-го Горного полка под Алапаевском был очень растянут. В любую минуту можно было ожидать, что белые пройдут где-нибудь лесными тропинками и ударят с тыла.

Калинин со своим батальоном занимал деревню Мостовую, а правее его, верстах в пяти, в деревне Ключи расположился Косоротов со 2-м батальоном. Мы с комиссаром Муравьевым и адъютантом полка Моргуновым кочевали из одного батальона в другой, не имея постоянного места для штаба.

К этому времени в полку хотя и числилось два батальона, но насчитывалось не больше четырехсот штыков. Упорные бои в Ирбитском уезде окончательно обессилили «горцев», но, несмотря на малочисленность, держались они стойко, прикрывая правый фланг Сводно-Уральской дивизии и железнодорожную магистраль, идущую от Алапаевска на Тагил.

Как-то утром меня вызвали в штаб бригады на станцию Алапаевск.

– Ну как дела, товарищ Пичугов? – встречая, спросил Васильев.

– Плохо, товарищ комбриг, – ответил я, – людей мало, а фронт слишком велик и скверный: кругом лес, не знаешь, откуда ждать беляков.

– Держись, дружище, вся надежда на тебя! Людей я тебе добавлю, это мы сейчас устроим.

Он распорядился, чтобы позвонили в запасный полк, который стоял еще в Алапаевске.

– Там с роту наберется? – спросил он начальника штаба.

– Вряд ли, – отвечал тот.

– Ну, сколько есть, пусть всех присылают сюда, – приказал Васильев. Потом стал информировать меня о положении на участке бригады.

Через некоторое время доложили, что пополнение в количестве ста человек прибыло и ждет возле вагона.

– Ну, вот, – обратился комбриг ко мне. – Забирай и вали, только, смотри, не подкачай.

Был уже полдень, когда я со своим пополнением прибыл в Мостовую, где стоял 1-й батальон.

– Добавка? – встречая нас, весело спросил Калинин.

– Да, – ответил я.

– Мне давайте, товарищ командир! У Косоротова больше людей, а у меня только сотни полторы осталось.

– У тебя участок лучше, – вмешался Моргунов, – а у Косоротова вплотную лес подходит.

– А у меня-то что… Кругом трущоба какая-то, – продолжал Калинин. – Посмотрите, посмотрите, – разводя руками, показывал он во все стороны.

В это время впереди деревни, где была застава, послышались ружейные выстрелы. Пополнение нервно задвигалось на месте и начало жаться в кучу.

– Ничего, ничего, – успокаивал Калинин. – Это ерунда.

Стрельба усиливалась.

– Я сейчас узнаю, в чем дело, – закидывая за спину карабин, сказал Калинин. – Должно быть, разведчики, – и он направился к заставе.

Моргунов тут же побежал во двор, где стояли верховые лошади, и через минуту выскочил верхом с «Льюисом» за плечами и поскакал вслед за Калининым. Пополнение немного оживилось, молодые бойцы начали переглядываться и постепенно успокаиваться. Перестрелка длилась недолго. Не прошло и пяти минут, как все стихло. Вскоре показался Калинин. Не доходя до нас, он закричал:

– Нащупывают… Разведка… Удрали, сволочи!..

В это время мы увидели, как со стороны деревни Ключи к нам мчится карьером всадник. Лошадь тяжело дышала, широко раздувая ноздри; видно было, что она напрягает последние силы, а всадник то и дело понукал и вертел ей бока шпорами. Подскакав к нам, он круто осадил коня и, уставившись в упор на меня полными тревоги глазами, что-то искал рукой в кармане брюк.

– Донесение из второго батальона, товарищ Пичугов! – сказал он, найдя наконец то, что искал.

– Что у вас там? – спросил я строго, желая предупредить паническое настроение.

– Белые окружают! – выпалил он.

– Панику разводишь, – заворчал на него Калинин. – Вас все окружают.

Я прочел донесение.

Косоротов доносил, что белые обходят его с обоих флангов большими силами и, если не будет сейчас же послана помощь, он вынужден будет отойти, чтобы не попасть с батальоном в окружение.

Долго размышлять было некогда. Забираю пополнение – единственный резерв в полку, две подводы с пулеметами и двигаюсь ближайшим путем на деревню Ключи с таким расчетом, чтобы ударить во фланг белым. К этой экспедиции присоединился и комиссар Муравьев.

Войско мое двигалось медленно, озираясь по сторонам и прислушиваясь ко всякому шороху. Высланные вперед разведчики то и дело оглядывались назад, как бы боясь оторваться и потерять из виду свою колонну.

Не доходя версты две до деревни Ключи, мы услышали ружейную и пулеметную стрельбу, которая с каждой секундой возрастала, и наконец до нас донеслись крики «ура». Через минуту все смолкло. Жуткая тишина. Колонна моя встала как вкопанная и замерла на месте.

Кто стрелял? Кто кричал «ура» – белые или красные? Неизвестно.

Высланные вперед разведчики скоро вернулись гурьбой обратно.

– В чем дело? – опрашиваю разведчиков.

– Пленного, товарищ командир, поймали.

– Откуда он?

– В связь, говорит, его послали.

– Ну, а вы зачем все идете? Мог бы один привести.

Молчат, жмутся…

– Ну, валите вперед! Еще ловите. Их, наверное, здесь много разбежалось.

– Он, товарищ командир, говорит, что наши разбежались, а они деревню заняли… – сказал робко кто-то из разведчиков.

– Врет он, сукин сын! – закричал я. – Давайте его сюда, я ему покажу, как врать!

Пленный перепугался и начал всенародно отказываться от своих слов.

Я отвел его в сторону и допросил.

Выяснилось, что 2-й батальон выбит из деревни Ключи и она занята отрядом белых силою около 250 штыков. Одновременно другой отряд белых пошел в наступление на деревню Мостовая. Пленный уверял, что и Мостовая наверняка занята.

«Дело дрянь! – думаю. – Я со своим пополнением попал в тиски. Медлить нельзя».

Посылаю к Калинину ординарца, чтобы предупредить о наступлении на него белых; этому же ординарцу поручаю доставить окружным путем (через 1-й батальон) приказание Косоротову, чтобы тот немедленно перешел в контрнаступление на деревню Ключи, сообщив ему, что я ударю по белым с тыла.

Отправив ординарца, начинаю обрабатывать свое пополнение. Пленному приказал под страхом смерти говорить, что белых в деревне немного и что они сидят без патронов. Он, разинув рот, недоумевающе смотрит на меня, не понимая, почему нужно так говорить.

– Товарищи! – крикнул я, подходя к колонне. – В деревне Ключи сейчас белые, но их меньше, чем нас. Патронов у них нет, все расстреляли. Об этом вам может рассказать и пленный.

– Да, да. Верно, верно, – закивал тот головой.

– Второй батальон будет наступать на них сейчас с той стороны деревни, – сказал я, – а мы ударим им в тыл, откуда они нас совсем не ждут.

– А может, он врет, товарищ командир? – показывая па пленного, спрашивали мои вояки.

– Зачем ему врать?

– Да, да, конечно, зачем я буду врать, – залепетал пленный, поглядывая на меня.

В это время со стороны деревни Мостовая донесся конский топот. Я решил, что это скачет Моргунов, с которым мы расстались в 1-м батальоне. Но когда всадник выехал на поляну, я узнал в нем посланного мной ординарца. «Что-то неладно, – подумал я. – Уж очень скоро вернулся» – и, не дожидаясь, когда он подъедет, поспешил ему навстречу.

– В Мостовой белые, товарищ командир! – переведя дух, произнес он. – Первого батальона там нет. Меня чуть-чуть не схватили, еле удрал.

– Поезжай к бойцам, – приказал я ординарцу, – и скажи, что все благополучно: первый батальон стоит в Мостовой, а второму батальону, мол, послано распоряжение наступать на Ключи с другой стороны.

От удивления ординарец даже рот раскрыл.

– Ты понимаешь, мы попали в мешок, – продолжал я. – Отступать нам некуда, кругом белые. У нас осталось только одно спасение: пробиться с боем через деревню Ключи. Или нас всех переловят, как зайцев, и расстреляют. Правду сказать этим молодцам нельзя: они не обстреляны, испугаются и разбегутся, тогда нам конец. Ты старый «горец», – убеждал я его. – Помнишь, из каких переделок мы выходили невредимыми, когда действовали дружно?

– Помню, товарищ командир, помню, – оживляясь, ответил он.

– Так вот, брат, вали и расскажи им, как я тебе велел.

Красноармейцы столпились вокруг ординарца, который, размахивая руками, что-то рассказывал им.

– Становись! – скомандовал я. – Сейчас пойдем занимать деревню Ключи, где можно будет пообедать. Второй батальон будет наступать на нее с фронта, а мы должны ударить с тыла, чтобы захватить белых живьем. Понятно? – спросил я, стараясь быть спокойным. – Идти нужно без шума, без разговоров. Важно захватить их врасплох, а для этого нужно соблюдать тишину и полный порядок.

Все стояли и слушали, никто не проронил ни слова.

– В цепь, – скомандовал я.

Бойцы, путаясь, начали рассыпаться.

– Главное не разрываться, держать тесную связь, в атаку идти дружно, – подбадривал я свое войско. – Без команды огня не открывать, а то можно спугнуть белых и все дело испортить.

Цепь рассыпалась и начала медленно продвигаться к деревне. Тихо кругом. Только кое-где похрустывали ветки под ногами бойцов да ветер своими порывами будоражил лес.

Бойцы, затаив дыхание, неслышно скользили среди деревьев.

Подходим к деревне. Тишина. На опушке леса цепь залегла. Лес так близко подходил к деревне, что простым глазом было хорошо видно, что там делается. Деревня как будто вымерла: ни один житель на улице не показывался. Только победители изредка шныряли из одной избы в другую, по-видимому, в поисках молока и прочей еды.

Сердце при виде противника забилось сильнее. Меня начинало знобить от нетерпения. Я думал: как будут драться мои новички; ни я их, ни они меня не знали. Страшна неизвестность. Комиссар Муравьев держался от меня недалеко. Его присутствие, единственного знакомого человека, ободряло.

Решаю начать. Передаю по цепи приказание приготовиться к атаке. Для подъема духа приказываю выпустить очередь из пулемета.

Минута напряженного ожидания, и пулемет сердито застрочил. Белые от неожиданности заметались в разные стороны: кто лезет во двор, кто прыгает в окно, кто бросился бежать.

Я вскакиваю и кричу что есть силы:

– Ура!.. Ура!.. Вперед в атаку… Ура!..

Но мой крик, одинокий и жалкий, повис в воздухе. Цепь – ни с места, лежит как примороженная. Только Муравьев, обгоняя меня, как сумасшедший, мчится к деревне.

– Вперед, негодяи!.. – закричал я не своим голосом, оборачиваясь к цепи.

Все лежат как убитые. Никто не сделал и попытки подняться. «Измена!» – подумал я и при этой мысли пришел в ярость. Не помня себя выхватил револьвер и начал стрелять по цепи.

– Расстреляю всех на месте, – кричал я диким голосом.

Цепь нервно вздрогнула и начала медленно подниматься, сначала нерешительно, по одному, а потом, как волна, вздыбилась и лавиной хлынула на деревню.

– Ура!.. Ура-а-а!.. – загремело раскатами, и лес отозвался громким эхом, как будто там было еще столько же бойцов.

Белые, застигнутые врасплох, бросились бежать, не оказав никакого сопротивления. Бежали врассыпную, кто куда. Мои новички ловили их в одиночку и пачками.

Когда кончился бой и стали подсчитывать трофеи и пленных, то оказалось, что пленных больше, чем победителей. В качестве трофеев были захвачены станковый пулемет и много винтовок – на каждого победителя приходилось больше чем по одной винтовке.

– Вот это дело, – кричали расхрабрившиеся новички, собравшись возле трофеев. – Во как мы!

– А знаете, сколько их тут было? – кричал один раскрасневшийся паренек, утирая рукавом шинели лоб. – Их, говорят, триста человек было.

– Ого-го, – весело загоготали красноармейцы. – Хороши вояки, коль от сотни удрали.

Эта удачная операция вселила огромную уверенность в наших новичков, они почувствовали свою силу. Мне не хотелось их разъединять и посылать на пополнение в роты. Поэтому, посоветовавшись с комиссаром, решил оставить их самостоятельным подразделением – 5-й ротой. Командиром этой роты был назначен товарищ Костин. Вскоре эту роту мы доукомплектовали влившимися в наш полк верхнесалдинскими коммунистами и другими добровольцами, и она стала очень хорошей и боеспособной ротой.

Но что же стало с 1-м и 2-м батальонами, выбитыми белыми из занимаемых ими деревень?

Как только с новым пополнением мне удалось занять деревню Ключи, я послал связных в сторону Салдинских заводов, чтобы выяснить, где «горцы» заняли новую линию обороны. Оказалось, что, выбитые из своих деревень, они отошли немного и окопались на новой позиции за рекой.

К этому времени все, что можно было вывезти из Алапаевска, было отправлено по железной дороге через Нижнюю Салду и Нижний Тагил в Кушву. Туда же срочно перебрался штаб дивизии и штаб нашей 1-й бригады.

Поэтому вскоре я получил распоряжение отходить к Нижне-Салдинекому заводу и занять новый рубеж обороны западнее Нижней Салды.

Оставив в арьергарде Калинина с его 1-м батальоном, полк направился в указанный ему пункт.

Белые, заняв Синячиху и Алапаевск, увлеклись мародерством и розыском князей. Преследовать нас им было некогда, поэтому мы ушли спокойно, без драки.