Текст книги "Размышляя о минувшем"

Автор книги: Степан Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

У заместителя начальника Генерального штаба генерала А. М. Василевского ознакомился с положением на фронте. Пояснений не требовалось – обо всем рассказывала висевшая в его кабинете огромная карта, испещренная цифрами, красными и синими стрелами, грозно выстроившимися в ряд флажками. Фронт огибал Москву подковой. Северный ее конец у города Дмитрова уже перешагнул канал Москва – Волга, южный, изгибаясь змеей вокруг Тулы, тянулся через Михайлов к Рязани. Вражеские войска почти вплотную подошли к столице.

– Обстановка остается трудной, товарищ Калинин, – подходя к карте, сказал А. М. Василевский. – Но недалеко время, когда погоним гитлеровцев от Москвы.

– А когда именно? – вырвалось у меня.

– Скоро сами узнаете. Ждать не долго.

Я не стал больше расспрашивать. Близость наступления наших войск чувствовалась во всем. Хотя и тщательно оберегались военные секреты, сосредоточение крупных резервов, предназначенных для наступления, невозможно было скрыть от населения. Поэтому не случайно еще утром, выходя из вагона поезда, я слышал, как один железнодорожник говорил другому:

– Не сегодня–завтра наши ударят.

В кабинете начальника Генерального штаба, куда я попал после беседы в Ставке с генералом А. М. Василевским, мне довелось стать невольным свидетелем еще одного примечательного разговора. Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников говорил по телефону с командующим Западным фронтом. Командующий просил Шапошникова подчинить ему на один день зенитно–артиллерийские соединения западного сектора Московской зоны противовоздушной обороны.

– Скажите генералу Громадину: мне его пушки нужны лишь на один день, на сегодня, чтобы отразить немецкие танковые атаки, – отчетливо слышалось в тишине кабинета из телефонной трубки. – Только на сегодня мне нужна зенитная артиллерия. Завтра обязательно все верну Громадину. Завтра фашисты вряд ли решатся атаковать нас.

Пообещав генералу дать необходимое распоряжение командующему Московской зоной противовоздушной обороны, Борис Михайлович тихо, как бы про себя, сказал:

– Да, завтра, пожалуй, немцы не в состоянии будут атаковать.

Затем развернул оперативную карту территории Приволжского военного округа, пригласил меня поближе к столу и в нескольких словах определил задачи, которые мне предстояло решать на новом месте службы.

– Старайтесь не только учить людей боевому мастерству – это разумеется само собой, но и постоянно воспитывать у них наступательный порыв, – напутствовал меня маршал.

Вечером того же дня я выехал в Саратов, где размещался тогда штаб Приволжского военного округа.

Железнодорожные станции были до отказа забиты эшелонами с заводским оборудованием и рабочими, эвакуируемыми на восток, с боевой техникой и снаряжением для Красной Армии, с войсками, продовольствием и горючим.

Вспомнились годы гражданской войны. Кто только тогда не командовал транспортниками! Теперь было совсем по–иному. Начальники и военные коменданты станций твердо держали управление движением в своих руках. Не обходилось, конечно, без споров, но обычно начальники эшелонов с пониманием выслушивали объяснения военных комендантов, никто не самовольничал. Распоряжения представителей Народного Комиссариата путей сообщения и военных комендантов выполнялись безоговорочно.

На станции Рузаевка, выйдя из вагона, случайно встретил знакомого капитана – Семена Ивановича Лаврова. В горячие дни июльских боев он командовал одним из батальонов 89‑й стрелковой дивизии, а теперь, заметно прихрамывая, с забинтованной головой, как заправский железнодорожник что–то объяснял начальнику прибывшего эшелона с заводским оборудованием.

Когда капитан закончил разговор с представителем эвакуируемого на восток завода, я окликнул его. Тепло, по–дружески поздоровались, начали вспоминать о боях в районе Копыровщины.

– Почему вы теперь здесь, товарищ капитан?

– Да вот после ранения застрял в железнодорожной комендатуре, – с какой–то непонятной отрешенностью ответил он.

– И что же, не нравится?

– Не нравится, товарищ генерал. Скорее бы снова на фронт. Подлечусь еще недельку, сниму повязку, буду просить, чтобы направили к себе в дивизию. Мое место на фронте.

– Может быть, поедете со мной в Саратов, в округ? Там для вас, фронтовика с боевым опытом, найдется интересная работа. Будете готовить новое пополнение для фронта. С комендантом станции я договорюсь.

– Нет, и это не по мне. Быть на фронте, воевать, колотить врага – вот что я считаю для себя сейчас главным. Слышали, наверное, наши войска под Москвой перешли в наступление. Вот где теперь решается судьба Родины.

Паровоз, до этого спокойно пыхтевший в голове поезда, неожиданно дал сигнал отправления. Наскоро попрощались с капитаном. Сражаться с врагом – самое заветное желание капитана, еще совсем молодого, только недавно вступившего в самостоятельную жизнь. Его не пугали ни трудности фронтовой жизни, ни опасности боев На фронт! Только на фронт! Это была и моя мечта. В душе я считал себя неудачником, обойденным. Но ничего не поделаешь. Нужно выполнять приказ.

Начальником штаба Приволжского округа был мой старый сослуживец генерал–майор Владимир Степанович Бенский. Вспомнили с ним прошлую совместную службу, поделились мнениями о начавшемся под Москвой наступлении, потом перешли непосредственно к делам в округе. Владимир Степанович рассказал о ходе формирования и обучения новых частей и соединений. По всему было видно, что положение в войсках он знал хорошо, поддерживал тесные связи с местными партийными и советскими органами. Не преминул вместе с тем пожаловаться на свою судьбу.

– В тыловом округе я застрял, как видно, всерьез и надолго. Просился на фронт – не пускают. А здесь служба, вы сами понимаете, больше связана с бумагами. Дни и ночи приходится проводить в кабинете, отвечать на сотни донесений, запросов, тысячи телефонных звонков. Из Москвы ежедневно требуют – резервы, резервы! Оно и понятно, ведь наш округ – один из ближайших к фронту. Если где не хватает людей, мы в первую очередь получаем задание на отправку пополнений. Кое–кто завидует: в тылу–де служить легко. Завидовать же, прямо скажу, нечему.

Знаком по прежней службе был мне и помощник командующего войсками по военно–учебным заведениям генерал–майор Александр Николаевич Соловьев. В начале войны он командовал дивизией, был тяжело ранен и после нескольких месяцев лечения получил назначение в ПриВО. Тоже рвался на фронт, писал по этому поводу в Москву, доказывал, что ему, строевому командиру, надлежит воевать, а подготовкой командных кадров с неменьшим успехом может заниматься кто–либо из бывших начальников училищ. Но просьбы Соловьева оставались безрезультатными. Занимаемой должности он вполне соответствовал, к порученному делу относился с исключительной добросовестностью, поэтому не было необходимости освобождать его от «непривычной», как он говорил, работы.

Член Военного совета М. И. Изотов прибыл в округ только за два дня до моего приезда. Значит, будем вместе знакомиться с войсками, это позволит лучше понять друг друга, решил я. И не ошибся. Выезжая вместе с М. И. Изотовым в части, дивизии, мы, что называется, быстро «находили общий язык». Горячий сторонник всякого рода полезных новшеств в обучении и воспитании войск, Михаил Иванович настойчиво добивался от командного состава наглядности в боевой подготовке, ликвидации упрощенчества и условностей. Присутствуя на учениях и занятиях, он непременно требовал от командиров и политработников, чтобы разъясняли бойцам значение, смысл тех или иных действий, добивались от каждого понимания маневра, а не только его правильного исполнения.

В области партийно–политической работы его требования сводились прежде всего к тому, чтобы каждый коммунист, будь то командир или боец, занимал авангардную роль в боевой и политической подготовке, в овладении оружием и боевой техникой, в преодолении трудностей учебы.

– Только такой коммунист может быть настоящим проводником идей партии, подлинным агитатором и пропагандистом, – настоятельно подчеркивал Михаил Иванович в своих выступлениях на разборах учений, на совещаниях командного и политического состава.

Сам он никогда не чурался черновой работы. Если считал нужным, оставался по нескольку дней в полку, а то и в батальоне, практически помогал командирам налаживать обучение и воспитание красноармейцев. С учений каждый раз возвращался до изнеможения уставший, похудевший, но довольный. Спросишь его, бывало:

– Опять суток двое не спали? Отмахнется:

– Это неважно, сейчас всем приходится недосыпать и недоедать. Главное – учение прошло хорошо. Люди готовы хоть завтра в бой.

С Михаилом Ивановичем Изотовым мы работали вместе в течение длительного времени, и я не помню случая, чтобы по каким–либо вопросам у нас были серьезные расхождения. Он всегда умел найти правильное решение.

Достойным помощником члена Военного совета в руководстве партийно–политической работой был полковник Лазарь Кузьмич Никифоров, начальник политического управления округа. До войны он работал секретарем Рязанского обкома партии по кадрам. По окладу своего характера и по опыту прежней деятельности человек сугубо гражданский, Лазарь Кузьмич довольно быстро освоился со своими новыми обязанностями, чутьем опытного партийного работника понимал в каждый ответственный момент, на чем следовало сосредоточить внимание, на решение каких задач прежде всего мобилизовать коммунистов и комсомольцев. Под его руководством в войсках округа непрерывно велась работа по пропаганде боевого опыта. Не было такого командира или политработника, который не считал бы своим долгом систематически обобщать материалы о боевом опыте и использовать их в процессе обучения личного состава. Много внимания политическое управление уделяло разъяснению военно–политической обстановки. С докладами и лекциями на военно–политические темы непосредственно в дивизиях и полках часто выступал и сам полковник Никифоров. Волнуясь, он сильно заикался (этот дефект речи у него был с детства), но все его выступления люди слушали с большим вниманием.

В каждой запасной бригаде благодаря стараниям работников политического управления были созданы и успешно действовали группы агитаторов, в состав которых входили наряду с коммунистами многие беспартийные товарищи. Особенно хорошо была налажена партийно–политическая работа в запасной бригаде, которая дислоцировалась в лагере под Саратовом. Здесь было правилом – каждое утро знакомить красноармейцев со сводкой Совинформбюро, регулярно проводить беседы о положении на фронтах, о подвигах отличившихся в боях красноармейцев и командиров, о героическом труде советских людей в тылу.

Все это, разумеется, делалось и в других бригадах. Но здесь актив агитаторов работал, как правило, с большей целеустремленностью, партийно–политические мероприятия строго планировались, к проведению бесед и чтению лекций широко привлекались партийные и советские работники города.

Хорошо налаженная партийно–политическая работа в огромной мере способствовала сплачиванию войск, повышению их организованности, укреплению дисциплины. Группы агитаторов, создаваемые в запасных бригадах, продолжали свою деятельность и после отправки частей на фронт. Мы не раз получали письма, в которых рассказывалось о личном примере отваги и мужества подготовленных нами агитаторов.

Авиацией округа командовал Владимир Александрович Судец. Прекрасно знающий свое дело командир, талантливый организатор, он почти все время проводил на аэродромах. Как и большинство из нас, работу в тылу В. А. Судец считал временной, стремился как можно быстрее отправиться на фронт, при каждом удобном случае напоминал об этом. В руководстве обучением летного состава он всегда придерживался таких незыблемых правил: летчик должен уметь выжать из врученной ему техники все, на что она способна, драться с врагом до полного его уничтожения, смело вступать в бой, если даже на стороне противника многократное превосходство в силах, а в случае необходимости идти на таран.

При мне в округе В. А. Судец оставался недолго. Весной 1942 года мы проводили Владимира Александровича на фронт, где особенно широко развернулся его талант боевого командира–авиатора, большого специалиста своего дела и умелого организатора. Теперь он маршал авиации. Советское правительство достойно оценило его выдающиеся заслуги в боях против немецко–фашистских захватчиков, присвоив ему звание Героя Советского Союза.

Из работников штаба хочется особо отметить Александра Дмитриевича Великанова, начальника мобилизационного отдела. Ему и его подчиненным (а их было не так уж много) приходилось трудиться, что называется, дни и ночи напролет. Скромный, исполнительный командир, он, казалось, не знал ни минуты отдыха. Если по какому–либо вопросу, относящемуся к области его деятельности, требовалась справка, я всегда был уверен, что через несколько минут получу исчерпывающие данные.

Мне часто приходилось проводить ночи в своем кабинете, дожидаясь звонков из Москвы. Звонил обычно генерал–полковник Щаденко, причем обязательно требовал к телефону командующего. Если телефонную трубку брал кто–либо другой, выходил из себя. Даже если я находился в войсках, он приказывал звонить ему из любого пункта и доносить о ходе формирования, обучения и отправки на фронт пополнении. А между тем иной раз нелегко было добиться связи с Москвой. Но никаких оправданий Щаденко не слушал.

– Как это не могли связаться с Москвой? – язвительно спрашивал он в таких случаях. – Ко мне каждый может дозвониться при желании, а у командующего округом не было связи. Кто этому поверит!

Бывало и так. Звонок. В телефонной трубке слышится сердитый голос Щаденко:

– Что у вас готово к отправке на фронт?

Даю подробную справку. Тут же слышу другой вопрос:

– Сколько можете в ближайшие дни сформировать новых дивизий?

Ответить сразу бывало довольно трудно. Тогда у моего стола появлялся подполковник Великанов с необходимыми справочными материалами в руках, пользуясь которыми я докладывал о возможностях округа.

– Мало, – слышалось в ответ. – Нужно не восемь, а пятнадцать дивизий. Это – приказ Ставки.

– Где же взять людей? Из ресурсов округа мы не в состоянии сформировать такое число дивизий.

– Ищите хорошенько, найдете. Вам лучше знать резервы, которыми располагает округ.

После таких телефонных разговоров в работу по формированию новых соединений еще активнее включались обкомы партии и облисполкомы, городские и районные партийные комитеты, профессиональные организации, и в конце концов выяснялось, что на ряде предприятий без большого ущерба можно было заменить мужчин женщинами, сократить число рабочих за счет повышения производительности и большей интенсивности труда.

Изменения в задания вносились довольно часто, и каждый раз в сторону увеличения. Пополнения приходилось отправлять чуть ли не ежедневно.

Обучение личного состава велось по нескольким учебным программам, в зависимости от уровня его подготовленности. Разнообразие программ усложняло и без того нелегкую работу по ускоренной подготовке войск.

Полный трехмесячный курс обучения проходили лишь молодые красноармейцы, впервые призванные в армию, а также люди самых старших возрастов, подлежавшие мобилизации. И те и другие относились к категории необученных.

Красноармейцев запаса, прошедших в предвоенные годы полный цикл сборов в территориальных частях, обучали по семидневной программе. Их знакомили с новыми видами оружия и новыми тактическими приемами. К концу недели проводили стрельбы, после чего бойцов включали в маршевые батальоны.

Непрерывно также шло формирование пополнений из обученного контингента военнослужащих, в числе которых было немало красноармейцев и командиров, уже побывавших на фронте, участвовавших в боях и выписывавшихся после лечения из госпиталей. Учебные занятия с ними проводились в составе частей.

Формирование соединений из необученного контингента проходило примерно в такой последовательности. Командир будущей дивизии или бригады подбирал себе из резерва нескольких офицеров административно–хозяйственной службы, получал небольшое число автомашин, лагерные палатки, вместе с представителем штаба округа определял место дислокации соединения, обычно где–нибудь на опушке леса, реже – в населенном пункте. Через день–два в дивизию начинали прибывать командиры полков, батальонов, рот и взводов. При штабе округа имелся постоянный резерв офицеров. Пополнялся он главным образом за счет товарищей, окончивших ускоренный курс военных академий и училищ, а также курсы усовершенствования командного и политического состава запаса. Сюда направлялись и офицеры, возвращавшиеся из госпиталей после лечения.

Одновременно в формировавшуюся часть поступал и рядовой состав. Среди красноармейцев с каждым месяцем войны, особенно с 1942 года, становилось все больше таких, которые отправлялись на фронт во второй, в третий раз. Постоянное возрастание в формировавшихся соединениях числа солдат и офицеров, уже обладающих боевым опытом, положительно сказывалось на всей учебной и воспитательной работе.

* * *

Основная работа по подготовке необученных новобранцев из молодежи велась в запасных бригадах. Их было в округе несколько. Дислоцировались они в Саратовской, Пензенской, Ульяновской областях, Татарской и Марийской АССР. В материальном отношении бригады в то время были обеспечены крайне неудовлетворительно. Люди чаще всего размещались в тесных, не приспособленных к жилью помещениях. Недоставало посуды, поэтому кормить людей приходилось в несколько очередей.

Помимо чисто хозяйственных затруднений, имелись и другие нужды, связанные прежде всего с нехваткой учебного и боевого оружия, с отсутствием наглядных пособий. Многие учебные пособия и даже некоторые виды учебного оружия запасники научились изготовлять кустарным способом, недостаток же боевого оружия восполнить было невозможно.

Всякий раз перед отправкой маршевых пополнений затрачивалось много времени на оборудование теплушек. Запасные бригады своими силами мыли вагоны, мастерили в них нары. Отъезжающих нужно было обеспечить питанием. Словом, командиры бригад выполняли столько не свойственных им в обычных условиях обязанностей, что порой походили больше на директоров своеобразных комбинатов бытового обслуживания. Но товарищи на все находили время. Несмотря на трудности, учебные занятия проводились днем и ночью, в любую погоду. Никто не жаловался. Считалось обязательным строго выдерживать сроки обучения войск, установленные для различных категорий военнослужащих.

Запасной бригадой, дислоцировавшейся на территории Саратовской области, командовал генерал–майор Павел Григорьевич Савинов, в прошлом преподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе. Бригаду генерал Савинов возглавил месяца через три после начала Великой Отечественной войны, трудился честно, целиком отдаваясь порученному делу. Жил он один, в не очень уютной квартире, «по–холостяцки». Жена работала в Москве и к нему наведывалась редко.

Когда не было жены, генерал почти не заглядывал в свою квартиру. Отдыхал обычно у себя в кабинете. А чаще всего командира бригады можно было разыскать в поле, на учебных занятиях.

Бригада Савинова была первой, которую я посетил сразу же по прибытии в округ. Размещалась она в глинобитных землянках на окраине города. Отсюда начиналась ровная, как стол, степь с небольшими блюдечками озер, поросших камышом. В землянках жили и командиры. Кухни и столовые тоже находились в землянках. В ненастную погоду территория городка превращалась в сплошное месиво липкой грязи. В ясные дни при малейшем дуновении ветра над городком поднимались густые тучи пыли.

Несмотря на все эти «ненормальности», как называл генерал–майор Савинов недостатки в бытовом устройстве личного состава, бригада по праву считалась лучшей в округе. Не было случая, чтобы здесь нарушались сроки подготовки маршевых батальонов, причем подготовки по–настоящему добротной. В бригаде хорошо была организована политико–воспитательная работа.

Нельзя не сказать и еще об одном достоинстве этой бригады, имевшем в то время исключительно важное значение. По инициативе генерала Савинова здесь было создано на поливных землях большое подсобное хозяйство.

Хотя учебные занятия продолжались не менее 12 часов в сутки, а зачастую объявлялись тревоги и ночью, красноармейцы охотно занимались крестьянским трудом, особенно пожилые, призванные из сельской местности. Урожаи овощей на полях подсобного хозяйства всегда были высокими, что помогало улучшать и разнообразить питание бойцов.

Одна из наших запасных бригад была расквартирована на территории бывшего летнего лагеря. Фундаментальных жилых строений до войны в лагере не было, поэтому с наступлением холодов осенью 1941 года красноармейцам самим пришлось строить землянки. Строили их, как мне говорили потом, в дождливую погоду, наспех. Впоследствии пришлось несколько раз ремонтировать, доделывать. Особенно неуютно было в таких землянках в пору распутицы, когда и снизу, и сверху проникала в них вода.

Командовал этой бригадой полковник Григорий Алексеевич Лапшев. Человек сравнительно молодой, всегда подтянутый, выбритый, он производил впечатление скорее инспектирующего, чем командира запасной бригады военного времени, обремененного множеством самых разнообразных забот. Даже в дни тактических учений он выкраивал время на то, чтобы побриться, привести в порядок обмундирование.

– Какой же я буду командир, если выйду к красноармейцам неряхой, – говорил Лапшев.

Среди подчиненных командиров он пользовался заслуженным авторитетом, хотя кое–кто из них и не всегда был доволен его высокой, доходившей до придирчивости требовательностью.

Поскольку бригада находилась ближе других к штабу округа, ее командиру, помимо прямых обязанностей по подготовке запасников к отправке на фронт, поручалось испытание новых видов оружия. Для этого в лагере имелись все условия: прекрасно оборудованный артиллерийский полигон, танкодром, стрельбище. Полковник Лапшев охотно брался за выполнение таких дополнительных заданий и успешно справлялся с ними.

Немало творческой инициативы проявлял он и в обучении солдат, стараясь с пользой для дела применять в процессе боевой учебы всё наиболее ценное из фронтового опыта. Одним из первых в округе организовал подготовку снайперов, хотя учебными планами это не предусматривалось. Хорошо было поставлено обучение стрелков борьбе с вражескими танками, особенно с помощью противотанковой гранаты, незадолго до того поступившей на вооружение. Правда, боевых гранат в бригаде не было. Лапшев где–то раздобыл несколько учебных, и бойцы занимались с ними. На эти занятия полковник не жалел времени, хотя было его всегда в обрез.

Немаловажное значение при подготовке резервов из запасников и мобилизуемой в армию необученной молодежи мы придавали строевой выучке. Учебными планами времени на строевую подготовку отводилось мало, тем не менее штаб округа твердо требовал, чтобы занятия в подразделениях утром начинались со строевого расчета: каждый солдат должен знать свое место в строю и быстро занимать его при всех перестроениях.

Первое время это кое–где не соблюдалось. Пришлось провести несколько специальных занятий с командирами. Иной раз применялись даже крутые меры, чтобы заставить офицеров всерьез заниматься строевой выучкой бойцов. В конце концов дело наладилось.

Из чего мы исходили, так ревностно отстаивая требование о строевой подготовке? Мне, да и другим командирам, участвовавшим в боях, не раз приходилось наблюдать, как много потерь несли части, личный состав которых не был приучен к строю. Все ли собрались после налета авиации? Об этом зачастую никто не знал. Проверять по списку не было времени. Невозможно было быстро выявить потери, понесенные ротой, батальоном в результате бомбежки, даже при построении, если красноармейцы не знали своих мест в строю. Частью, в которой личный состав хорошо обучен строю, легче управлять в бою, поддерживать дисциплину, обеспечивать более дружную атаку вражеских позиций.

Бригада на территории Татарской АССР располагалась в стационарных военных казармах. Жизнь и учеба личного состава в ней мало чем отличалась от обычной довоенной. Тут было вполне достаточно и учебного оружия, и наглядных пособий, и питались красноармейцы в хорошо оборудованных столовых. Единственно, чем отличалось пребывание здесь запасников и новобранцев от тех бойцов, которые размещались в казармах до войны, это кратковременностью сроков обучения да значительно большей интенсивностью занятий.

Лучше всех остальных, однако, была расквартирована бригада в Марийской АССР. Военный городок был построен здесь в самом начале войны силами самой бригады, ее первыми воспитанниками. Причем построен основательно, с расчетом на длительное пользование помещениями, и красиво. Во всем чувствовалось, что строители были люди опытные.

Как мне рассказал командовавший бригадой полковник С. А. Кувшинов, сооружению военного городка предшествовали такие события.

Вскоре после начала Великой Отечественной войны в бригаду, размещавшуюся тогда в лагерных палатках, прибыла большая группа красноармейцев и командиров–запасников из Москвы. Все они оказались строителями Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Полковник Кувшинов объявил им:

– Близится осень, а у нас нет теплых помещений для жилья. Поэтому днем будем заниматься изучением военного дела, а ночью часа по два, по три работать, строить землянки.

– Зачем же землянки, товарищ командир? – возразил кто–то из прибывших. – Кругом лес, строительного материала не занимать. Надо настоящие дома сооружать. Времени, конечно, потребуется больше, зато разместимся с удобствами. Да и о будущем надо думать: пусть военный городок послужит и тем, кто придет сюда после нас. Ведь неизвестно, сколько продлится война. А строителей среди нас достаточно.

Полковнику Кувшинову понравилось предложение. В самом деле, с землянками вечная канитель: то их водой заливает, то они обрушиваются. Деревянные же строения, опущенные до половины в землю, и промерзать зимой не будут, и порядка в них будет больше. Сергей Алексеевич, служивший еще в царской армии, на себе испытал, что значат бытовые удобства для солдата.

Съездил он в штаб округа, согласовал вопрос с инженерами. Кое–кто, правда, возражал: зачем–де строить городок капитально? Есть указание «сверху» размещать личный состав в землянках, этим и, нужно руководствоваться. Но все же, в порядке исключения, бригаде разрешили строить деревянные казармы.

В течение нескольких дней был разработан проект нового военного городка. Предусматривалось построить несколько казарм, которые должны были составить две прямые улицы со штабом, клубом и столовой в центре. Несколько в стороне авторы проекта запланировали постройку складов и других хозяйственных построек, к стрельбищу и на учебные поля – прорубить прямые просеки, а вырубленный лес использовать как строительный материал.

Командир утвердил проект, и работа началась. Трудилась вся бригада. И вскоре на опушке леса вырос красивый, строго спланированный городок.

В той бригаде мне приходилось бывать много раз. Как и везде, личный состав там периодически менялся, но порядок в городке оставался неизменным: в казармах чисто, уютно, на территории – образцовый порядок.

– Война войной, но пока люди находятся в тылу, важно, чтобы жили они в сносных условиях, – говорил полковник Кувшинов. – Потому мы и стараемся получше содержать свой городок. Всякого рода неудобств, трудностей, грязи красноармейцам и на фронте хватает.

Командир этой бригады был, безусловно, прав. Правда, далеко не везде имелись такие же возможности, как здесь. В безлесной местности, кроме глины, не найдешь никакого строительного материала. Там волей–неволей основным жильем становились землянки. Но бывало, что и части, размещавшиеся в лесных районах, где налицо все условия для строительства, вели его кое–как, на скорую руку. К сожалению, тогда мы не придавали этому значения. Почему–то многие военачальники считали, что землянки – наиболее целесообразный способ размещения запасных частей в военное время. Доказывать противное считалось вроде и неудобным. Солдаты и офицеры, дескать, с первых дней пребывания в армии должны привыкать к жизни в землянках. Имело ли подобное утверждение какой–либо практический смысл? Способствовало ли недельное, месячное и даже трехмесячное проживание в землянках перед отправкой на фронт физической и моральной закалке мобилизуемой в армию молодежи, а также запасников пожилого возраста? Над этими вопросами вряд ли кто тогда задумывался. Да и никто, пожалуй, не дал бы более или менее вразумительного ответа на них.

Фронту нужны резервы – это было решающим. На подготовке их сосредоточивалось все наше внимание.

Готовили мы не только стрелковые части и подразделения. Несмотря на ограниченное количество поступавшей в армию в первый период войны боевой техники, не прекращалось формирование частей и подразделений специальных родов войск. Причем накопление таких резервов из месяца в месяц увеличивалось по мере улучшения снабжения армии вооружением и боеприпасами. А техническая оснащенность действующей армии, как известно, начиная с 1942 года возрастала непрерывно.

Из округа, наряду со стрелковыми частями, шли пополнения в формировавшиеся танковые и механизированные корпуса, в артиллерийские дивизии прорыва, в зенитно–артиллерийские и истребительно–противотанковые полки, в инженерно–минные и понтонно–мостовые бригады, в саперные армии, в авиационные соединения и объединения.

У нас постоянно, в течение всего периода войны, функционировало значительное число артиллерийских, танковых, авиационных и общевойсковых военных училищ. Подготовка командных кадров проводилась тоже по сокращенным программам военного времени. Трехлетний курс обучения курсанты проходили за 12 месяцев.

Всякий раз, отправляя на фронт новую группу молодых командиров, я невольно вспоминал первую мировую войну. Тогда уже к концу 1914 года на фронте начал ощущаться острый недостаток офицеров. И несмотря на все попытки, царскому правительству так и не удалось восполнить этот пробел. Офицеров в действующих войсках не хватало до конца войны. Готовить их в массовом порядке из солдат царская ставка боялась, а многие сынки капиталистов и помещиков, имея офицерские звания, предпочитали отсиживаться в тылу.

Наши же Вооруженные Силы ни одного дня не испытывали недостатка в командирах и политработниках. Коммунистическая партия и Советское правительство с честью решили неимоверно сложную задачу обеспечения действующей армии кадрами хорошо обученных, беззаветно преданных делу коммунизма, обладающих высокими морально–боевыми качествами командиров.