Текст книги "Милые развлечения"

Автор книги: Стелла Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Прежде, чем Перис подняла трубку, телефон на столике рядом с ней успел звякнуть четыре раза.

– Да? – В комнате стало почти совсем темно. Должно быть, она уже долго сидит в своем любимом кресле-качалке.

– Перис?

– Да.

– У тебя голос чужой.

Перис продолжала смотреть туда же, куда смотрела с того самого момента, как опустилась в кресло – на дверь.

– Перис!

Она подпрыгнула:

– Да!

– Не вешай трубку. Это Тобиас. Послушай меня.

Она так крепко прижала трубку к уху, что ей стало больно. Ее нездоровое желание – чтобы Тобиас сейчас оказался рядом с ней – вызвало у нее смешок.

– Что смешного?

– Ничего. – Неужели она рассмеялась вслух?

– Послушай, Плакса. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Да.

– Раньше…

– Я прекрасно себя чувствую, Тобиас. Просто великолепно. Никогда себя лучше не чувствовала. Еще немного – и я бы летала.

Он замолчал. Еще немного, и он бы пустился в дальнейшие рассуждения о том, какое значение имеют женские груди для каждого отдельно взятого мужчины и где ее место в этой картине мироздания.

– Что-то случилось?

– Случилось? – Перис медленно откинулась на высокие перекладины кресла из красного дерева. – А почему ты об этом спрашиваешь?

Он помолчал и сказал:

– Я беспокоюсь.

Предпринимаются шаги, чтобы спровоцировать ее на какое-либо действие.

– Постарайся выразиться яснее, – сказала она. Кто-то хочет, чтобы она попросила помощи. Да, помощи.

– У тебя такой голос, словно ты чем-то расстроена.

В ее дом кто-то вторгся, но никаких доказательств у нее нет.

– Что значит чем-то расстроена?

– То и значит. Ты сама себя не слышишь? Ты так обычно не разговариваешь. У тебя агрессивный тон.

– Агрессивный?

Опять молчание.

Где-то в городе какой-то человек или люди ждали от нее ответных действий.

– Перис, как твоя голова?

– А что? – Как раз сейчас, кто бы ни рассматривал ее новые изделия, он ожидает, что она начнет действовать. – Почему ты об этом спрашиваешь?

– Ты одна?

– Да. То есть… Думаю, это совсем не твое дело.

– Не мое. Но, судя по голосу, с тобой что-то не в порядке, и я просто хотел узнать, есть ли кто-нибудь, кто бы позаботился о тебе.

– Я уже не ребенок.

Было слышно, как он вздохнул.

– Я этого и не говорил. То, что произошло сегодня днем, – очередное недоразумение.

– Спасибо, что позвонил, Тобиас.

– Не вешай трубку!

Место на верстаке расчистили, чтобы положить бумагу и сделать набросок с моих работ.

– Головная боль… И вообще ты выглядела усталой. Это ведь из-за меня?

Альдонза играла с бумажкой – Перис, оказывается, имела все основания вызвать полицию. Она потерла висок.

– Послушай, Перис. Прости меня, ладно? Почему мы не можем общаться, как цивилизованные люди?

– Мне надо…

– Работать? – Он рассмеялся. – Ты же знаешь поговорку насчет работы.

– Моя работа чуть не убежала. Я совсем отупела.

– Ну уж. Мне так не кажется.

Наверное, именно поэтому все годы он баловал ее вниманием.

– Сегодня, – сказал он своим гипнотическим голосом, – я неправильно повел себя и все испортил. Но ты не та женщина, которая дает мужчине другой шанс. Мне трудно это сказать, но, я думаю, мы можем понадобиться друг другу. Мы могли бы встретиться и все обсудить?

Он думает, что она в нем нуждается. Может быть, просто потому, что он знал истинные причины ее проблем с коллекцией украшений и предвидел, что ее ждут гораздо более серьезные проблемы, чем она думает?

– Спасибо за предложение, но нет, Тобиас. – И она повесила трубку.

Не был ли звонок Тобиаса направлен на то, чтобы подавить ее реакцию на взломщика?

Сверчки в высокой траве.

Бледно-голубое небо.

Сладкие, щекочущие нос запахи сохнущего сена и сухой теплой земли.

Вслед за Перис и Синтией на корточках пробирался Тобиас.

– Шум от их коленок.

Синтия обернулась и шлепнула его по голой ноге:.

– А вот и нет.

Перис хихикнула:

– Давай, Синтия, делай, что говорит Тобиас. Надо внимательнее смотреть.

Тобиас положил руку сначала на шею одной девочке, потом другой, и отнюдь не нежно пригнул их головы к качающейся желтой траве.

– Видите?

– Не вижу никаких сверчков, – пожаловалась Синтия. Ее нос под россыпью веснушек порозовел от солнца. – Ты смеешься над нами.

– Смеюсь? Я? Перис, разве я могу над вами смеяться?

Она посмотрела в его серые глаза. Ему было четырнадцать лет – намного больше, чем ей. Когда Перис об этом думала, он ей нравился. Ему, впрочем, не было до этого никакого дела.

– Мне тоже кажется, что ты над нами смеешься, – твердо ответила она, и ей даже самой понравилось.

– Почему же у сверчков стучат коленки? – спросила Синтия, когда вокруг них опять поднялось стрекотание. Тобиас пожал плечами.

– Это все знают, – сказала Перис, – потому что они напуганы.

Синтия осторожно пошла дальше в траву.

– Ты, – сказал Тобиас Перис, – слишком умна, чтобы быть счастливой, юная Плакса.

Тонкие белые шторы, которые Перис любила задергивать на ночь, затрепетали и опали, купаясь в серебристом лунном свете.

Она спала. А теперь не спит, не заметив, как проснулась.

Приснившийся сон еще не оставил ее. Ей тогда было семь лет и она жила в долине Скагит, в замке Попса и Эммы; в те годы не было ни рва вокруг замка, ни подъемного моста через ров, только странный дом, который так любил Попс и ненавидела Эмма.

И Тобиас сказал ей, что она слишком умная, чтобы быть счастливой. И назвал ее Плаксой.

Он был очень высокого роста… Уже в четырнадцать лет он был очень высокий, загорелый, худой, в футболке и обрезанных джинсах. Но он ей нравился, как, думала она, девочкам нравятся старшие братья – иногда. И он ей так и нравился, как брат, лет до тринадцати, когда он стал уже совсем старым – ему было под двадцать.

Перис улыбнулась, глядя на освещенные луной шторы.

Первая любовь. Мучительно-сладкое чувство.

В комнате появился другой запах. Другой, но все равно знакомый. Наверное, долетел сюда с улицы.

Сигаретный дым. Какие-то французские сигареты, запах, который показался ей тогда, когда она была во Франции, весьма экзотическим. «Житан» или «Голуаз» – что-то такое. Люди, которые по ночам появлялись в аллее Шато, обычно курили подобранные окурки, лишь изредка наслаждаясь целой дешевой сигаретой.

Вообще-то, через тонкие шторы не должен проникать дым французской сигареты… А это именно он и был.

И он был в комнате.

Перис повернула голову, не успев подумать.

Ее лицо накрыла подушка.

Она забила руками и ногами, запутываясь в простыне. А когда вцепилась руками в подушку, чья-то сильная рука крепко стиснула обе ее руки и потянула их вверх.

– Лежи тихо.

Перис услышала его голос. Значит, ему надо, чтобы она умерла тихо. Он хотел, чтобы она хорошо себя вела, умирая.

– Тихо, я сказал. Я ничего тебе не сделаю.

Кровь полыхала перед глазами, но ледяной голос словно заморозил ее тело. Она замерла.

– Хорошо, – сказал он. – Вот так, детка. Расслабься. Ты ведь дышишь там?

Перис издала сдавленный звук.

– Вот и хорошо. Это я для того, чтобы ты не очень возбуждалась. Только посмотришь, и сразу руки ко мне потянешь. Все время так и происходит.

Она услышала, как он выдохнул табачный дым, и подумала, что он вполне способен овладеть ею, не вытаскивая проклятую сигарету изо рта. Он одной рукой держал Перис, а другой – сигарету.

Конечно, Перис была худенькая, но жилистая, и уж никак не слабая. Она извернулась и попыталась откатиться в сторону.

– Мать твою! – Голос звучал так, словно сигарета была зажата между зубов. – Сука. Лежи тихо, не то я с тобой не так поговорю.

На ее лицо надавили сильнее, а укол чем-то острым, как иголка, остановил ее попытки освободиться. Укол чем-то острым в незащищенное место, где соединяются ключицы.

– Слушай, сука! У меня сообщение для твоего друга.

Перис замерла.

– Вот-вот. Так очень хорошо. Да и ты хороша.

Перис сглотнула; укол в шею стал сильнее.

– Прекрасно. – Острый кончик двинулся вниз и влево, по груди. Послышался звук «чик», и с плеча соскользнула тоненькая лямка ее ночной сорочки. Перис похолодела. Но не пошевелилась.

– Очень хорошо, – острый нож, а Перис была уверена, что это нож, отодвинул верхнюю часть сорочки, оголяя ее тело. – Эх, вот это да. Черт, мужчина должен иногда придерживаться дисциплины, но я не из железа сделан. Мда, я знаю, ты всякие штуки умеешь делать. И задницей… Не хочется попробовать.

Что-то зашелестело. Он потрогал ее сосок языком и шумно втянул мокрыми губами. Перис поджала ноги. В горле стояла рвота; ей не хватало воздуха.

Ее крики были лишь неслышным бормотанием, но его мерзкие губы отпустили ее грудь.

– Слушай, сука, – прошептал он. – Слушай хорошо и запоминай каждое слово.

Ее сердце колотилось о ребра.

– Вот что. Скажи ему, что время выходит. Поняла? Так и скажи, время выходит, и осталось его совсем немного. Поняла?

Она кивнула под подушкой.

– Хорошо. И расскажи ему, как тебе понравилась встреча со мной.

Перис кивнула еще раз.

– А сейчас я уберу руку с подушки. Но ты не снимешь ее, пока не услышишь, как хлопнет входная дверь. Я стукну погромче. Если ты закричишь, прежде чем хлопнет дверь, я тогда не так поработаю с тобой этим ножичком.

Он подождал, пока она кивнет еще раз.

– Хорошо.

Давление на подушку медленно ослабело.

– Свободна, – сказал он ей. По ее телу пробежал ветерок, когда он, наверное, открыл дверь. – Ни звука, детка. Не забудь – я постараюсь позабавиться с тобой по-другому.

Его ботинки тихо поскрипывали.

– Я тебя не обману, детка. Люблю повеселиться и всегда держу свое слово.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Ему опять повезло?

Тобиас стоял напротив дома Перис и, задрав голову, пытался разглядеть окна на двух последних этажах. Он оставил машину под виадуком и квартал прошел пешком.

Весь дом был погружен в темноту.

Перис повесила трубку. А ему не удавалось такое простое дело – сказать себе, что он сделал честную попытку оправдаться и выбросить Перис из головы.

Входная дверь открылась.

Тобиас чуть не сорвался с места. Но потом прижался к стене дома, совсем уйдя в тень.

Появилась невысокая, толстая фигура, скатилась по ступенькам, повернула в сторону холма и во весь дух кинулась за угол. Машина, которая медленно двигалась по Первой Авеню, остановилась, мужчина (Тобиас уже понял, что это именно мужчина) сел, и машина сорвалась с места.

Входная дверь осталась открытой, а в доме по-прежнему не было ни огонька.

Тобиас медленно пересек улицу, автоматически перешагивая через трамвайные пути, и остановился, дойдя до противоположного тротуара.

Через пару часов после того, как она повесила трубку, он попытался позвонить еще раз, а потом еще.

Умный человек давно бы отказался от этой затеи.

Однако, с тех пор, как он снова увидел Перис, попытки забыть ее вызывали в его душе борьбу чувств – то ли ответить на вызов, то ли забыть единственную женщину, которая заинтересовала его всерьез со времени его развода.

Мисс Гранола.

Он нахмурился, увидев, что входная дверь так и осталась открытой. Это совсем не то место, где можно себе позволить жить так беззаботно. Да и где, в каком городе было такое место, где люди могли бы не беспокоиться хотя бы о непрошенных гостях?

По дороге сюда он еще раз, по радиотелефону, попробовал позвонить Перис. «На линии никто не разговаривает, сэр, – сказал ему оператор, проверявший линию. – Наверное, трубка плохо лежит».

Тобиас глянул в ту сторону, где исчез мужчина, а потом снова посмотрел вверх. Он не был подвержен, как говорится, дурным предчувствиям, но сейчас явно ощущал, что здесь произошло что-то нехорошее.

Перис ясно дала ему понять, что его присутствие здесь нежелательно. Ему следует понять этот намек и оставить ее в покое, да и это место сейчас оставить.

Где-нибудь должен быть свет.

Что, если…

К чертям осторожность – Тобиас вошел в дом, поднялся по ступеням; ему пришлось всю дорогу по лестнице до квартиры Перис идти на ощупь, держась в кромешной тьме рукой за стенку.

Вот еще одна открытая дверь. Настежь. В тихой комнате на полу лежали полосы лунного света. Тобиас шагнул в квартиру и позвал:

– Перис…

Когда он в последний раз с ней разговаривал, голос у нее был какой-то странный. Нельзя сказать, что он хорошо узнал Перис в последние несколько дней. Взрослая Перис была ему незнакома; они нечасто и ненадолго встречались после ее возвращения из Европы, и пока он был женат на Синтии.

Сейчас, наверное, она сидит в «Голубой двери» со своими ненормальными друзьями.

Он нерешительно нашарил выключатель и нажал на него. Зажглась одинокая лампочка.

– Перис! – в этот раз погромче позвал он.

Если она сейчас вернется и застанет его в своей квартире, ему некого будет винить – только себя.

Он собрался уйти отсюда с Богом и забыть само имя этой женщины. Она дала ему понять, что не станет помогать ему с Попсом. А впрочем, какое ему дело, если ее нежные чувства будут задеты человеком, действующим под давлением обстоятельств так же, как действовал бы любой другой на его месте? Он же не просил ее лежа дожидаться его, хотя сам был возбужден до предела.

Не как человек под давлением обстоятельств, а как хищник, которому указали легкую добычу. От этой мысли ему стало не по себе.

Он поднял коричневый бумажник со столика рядом с креслом-качалкой. Возле бумажника покоилась снятая с черного телефонного аппарата трубка.

Может быть, она нарочно сняла трубку?

Чтобы он наверняка ее не беспокоил больше.

И ушла, оставив дома бумажник?

Это, черт возьми, его совершенно не касается.

Тобиас повернулся и вышел на площадку.

Чем быстрее он вернется к заливу Юнион, тем лучше. Завтра он должен принять решение по кондоминиумам, а также посмотреть, что делать дальше в Скагите.

Кто же вышел из этого дома, оставив дверь незапертой, и уехал в большой, сияющей, явно дорогой машине?

Тобиас опять вернулся в квартиру и прошел в коридор, ведущий куда-то из гостиной.

– Перис! – сказал он громко, стуча в первую дверь на своем пути, потом опять: – Перис! – стуча в следующую.

В конце коридора была лестница, ведущая вверх, в темноту. Он преодолел ее, шагая через две ступеньки, и остановился наверху.

Он вел себя, как ненормальный.

– Перис!

До него донесся приглушенный звук. То ли стон, то ли приглушенный вскрик. Сердце Тобиаса сжалось. Он на ощупь двинулся вперед и наткнулся на очередную дверь, на этот раз опять открытую. И опять-таки только луна освещала комнату за этой дверью. Пробиваясь сквозь едва колышащиеся белые портьеры, таинственный серебристый свет лился на кровать; смятая и перекрученная простыня валялась на полу.

– Здесь есть кто-нибудь? – спросил Тобиас, стараясь говорить спокойно. – Эй?

Сдавленный звук был еще тише, но источник его находился где-то в этой комнате. Тобиас распахнул дверь и почувствовал, что она уперлась в какую-то преграду.

Тобис услышал испуганное «Ах!» и вздрогнул. Стиснув зубы, он подошел к кровати, включил свет и обернулся.

Дверь медленно закрывалась.

В углу съежилась Перис – она сидела на полу, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.

– Господи, – сказал Тобиас. – Господи Боже мой. – Он сделал движение, чтобы подойти к ней, но потом оглянулся, выискивая, чем бы ее закутать.

Тумбу в ногах постели закрывало легкое белое одеяло. Тобиас снял его и подошел к Перис.

– Все в порядке, – сказал он спокойным тоном. Все хорошо. Я здесь. Только я.

Перис вжалась в угол. Что с ней случилось?

Как только ему пришел в голову этот вопрос, сразу же явился и возможный ответ. Сердце Тобиаса сжалось.

– Т-с-с, – сказал он, хотя Перис и так не издавала ни звука. – Дай, я тебя закутаю.

Он почувствовал себя, как охотник с сетью, пытающийся поймать олененка. Перис смотрела на него расширенными глазами, и он понял, что она бы убежала, если бы смогла заставить себя пошевелиться.

Волосы ее разметались по лицу и по плечам, короткая ночная рубашка из бледно-желтого атласа держалась только на одной лямочке. Второй же лямки не было. Только поджатые ноги удерживали рубашку на груди – длинные, стройные голые ноги. У Перис были очень красивые ноги, это Тобиас заметил еще в своем плавучем доме.

Быстро и обыденно. Заботливо, но бесстрастно – так, наверное, надо было обращаться с ней сейчас.

– Ты что, собираешься заморозить свою… – О Боже! – Давай я тебя укутаю в одеяло.

Перис ничем не помогла ему. Тобиасу пришлось буквально отрывать ее от стены, чтобы накинуть на нее одеяло и запахнуть его впереди.

– Может быть, теперь с моей помощью поднимешься?

Перис повыше подтянула одеяло. Она не сводила глаз с его лица.

– Ну, давай, – сказал он и очень осторожно, подхватив под руки, начал ее поднимать.

Наконец, она встала на ноги, помогая себе рукой, уцепившейся за его рубашку. Она стояла, прислонившись к стене; ее тело била крупная дрожь.

– С тобой все в порядке? – спросил он, понимая, что она совсем не в порядке. – Ты можешь идти? Я понесу тебя.

Перис помотала головой.

– Сейчас все пройдет. Дверь не хлопнула, – из ее глаз потекли слезы. – Она так и не хлопнула. Я ждала и ждала, а она не хлопнула.

– На тебя напали, Перис? – спросил он. У него перехватило дыхание.

– Да, – прошептала она. – Он пришел, когда я спала. У него был нож.

Тобиас почувствовал такую злость, что у него сдавило грудь. Все тело напряглось. Протянув к ней руку, он заметил, что и его рука дрожит.

– Иди сюда, – сказал он, притягивая ее к себе. – Успокойся, детка. Все уже позади.

Он даже думать не хотел о… Прошлой ночью он чуть не принудил ее… А сегодня… Нет, он даже подумать об этом не мог.

Перис по-прежнему цеплялась за его рубашку. Тобиас, обняв ее за плечи, повел к лестнице.

– Где у тебя кухня? – спросил он Перис.

– Позади рабочей комнаты, – ответила она, стуча зубами.

Усадив ее на один из четырех темно-зеленых стульев, расставленных вокруг круглого стола, Тобиас подтащил другой стул поближе и сел рядом с Перис.

– Я хочу позвонить в полицию. Ты не возражаешь?

Перис обвела глазами сияющую кухню с высоким потолком и старомодным белым оборудованием.

– Побудь здесь, – он поднялся, набрал в чайник воды из-под крана, поставил чайник на газ.

– Чай, – сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к Перис. – Чаю выпить – совсем неплохо.

– Да, – тихо сказала Перис.

В самом маленьком из зеленых керамических сосудов нашлись пакетики с травяным чаем. Тобиас нашел и кружку.

– Посиди тут. Я позвоню из соседней комнаты.

– Им все равно, – она уже говорила вполне громко.

Тобиас решительно подошел к телефону, нажал на рычаг и набрал 911. Ему понадобилось всего несколько слов, чтобы получить ответ:

– Офицер уже в пути, сэр.

Когда он вернулся в кухню, из носика чайника уже вырывалась струя пара; он залил пакетик кипятком.

– Сейчас кто-нибудь приедет, – сказал он, глядя озабоченно на Перис. – Ты его видела? Этого человека? Сможешь его описать?

Перис склонила голову.

– Нет. Когда я проснулась, он был уже у меня в спальне. Я почувствовала запах сигаретного дыма. Наверное, от этого я и проснулась.

– А было совсем темно… Черт, сейчас тебя обо всем начнет расспрашивать полиция.

– Он накрыл мне лицо подушкой, – прошептала Перис. – А в конце он сказал, что я должна дождаться, пока внизу хлопнет дверь.

В конце?

Почему он не остановил этого человека? Его опять начал душить гнев. Он вспомнил этого коротышку и открытую дверь.

– А ты бы услышала? Издалека?

Перис пожала плечами и выпростала руку из-под одеяла, в которое была укутана, чтобы взять кружку, поставленную перед ней Тобиасом.

На его вопрос ответили шаги на лестнице, ведущей к квартире Перис. Тобиас поднялся и впустил двух полицейских из велосипедного подразделения Сиэтла. Полицейские в велосипедных шортах сняли свои желтые шлемы, как только вошли в квартиру.

– Офицеры Гетс и Вольфер, – сказал первый из них еще на пороге. Они с напарником быстро осмотрели квартиру.

– Вы мистер Квинн, сэр?

Они быстро установили, кто есть кто и кто где живет. Оба молодых офицера выставляли напоказ тела, которые могли бы служить рекламой здорового образа жизни.

Оба были сама деловитость. В кухне устроили допрос. Показания Перис были записаны.

– Мисс Делайт, он вас ранил?

Тобиас отвернулся.

– Я защищалась.

– Может быть, вы позволите доктору себя осмотреть?

– Он не ранил меня.

– Да, а сексуальный контакт?..

Перис помолчала и ответила:

– Нет. Он не изнасиловал меня.

Тобиас опустил голову.

– Вы уверены?

Тобиас рванулся к столу, за которым все сидели:

– Ради Бога! Она бы, наверное, знала, если бы ее изнасиловали.

Тяжесть, давившая его грудь, отступила, но ему хотелось отомстить тому, кто напал на Перис.

Никто из полицейских, казалось, не обратил никакого внимания на его вспышку.

– Да нет же, – повторила Перис. Закутанная в одеяло, она казалась совсем маленькой. – Я думаю, он хотел лишь напугать…

Ее взгляд утратил фокус и она застыла с полуоткрытыми губами.

– Да, – проговорил один из офицеров, видя, что Перис не собирается продолжать.

Перис посмотрела на Тобиаса и кашлянула.

– Он велел мне передать кому-то, что время истекает. Вот примерно все, что он сказал. Так что я думаю, он пытался напугать нас обоих.

– Вас и мистера Квинна?

Она, поколебавшись, ответила:

– Нет.

– Вас и еще кого, мисс Делайт?

Перис подняла руку, чтобы убрать упавшие на лицо волосы.

– Я… Он не сказал, кому передать.

– Вы хоть немного представляете, что он хотел сказать или кого имел в виду?

Допрос затянулся. Тобиас ходил из угла в угол. Когда пришла его очередь, он рассказал, что видел, как кто-то выходил из здания, но из причин, побудивших его явиться к Перис среди ночи, упомянул только о том, что телефонная трубка была снята. Мужчины явно сделали вывод, что Перис и Тобиас были близкими друзьями.

– Необходимо закрывать входную дверь, мэм, – сказал полицейский, – с вами может войти и посторонний человек.

И Тобиас снова остался с ней наедине.

– Ничего из этого не выйдет, – сказала Перис. Тобиас не стал говорить, что согласен с ней.

– Первым делом поставим на входную дверь хороший замок. А также поставим новый замок и на твою дверь. Установим переговорное устройство. Завтра утром надо будет встретиться с человеком, который нам все это сделает.

– Сначала мне надо будет поговорить с остальными жильцами.

– Я сделаю это, или тебе придется переехать, – слишком поздно он осознал свою ошибку. – Прости. Я…

– Привык отдавать распоряжения, – закончила она за него, но тут же быстро улыбнулась. И сразу улыбка исчезла. – Зачем ты приехал?

– Ты слышала, что я сказал полиции.

– Да, что ты пытался позвонить мне, а линия была занята.

– Более или менее.

Перис хотела встать.

– Не вставай. Что ты хочешь?

– У меня чай остыл. Я могу и сама справиться.

Тобиас взял у нее кружку и налил свежего кипятку.

– Как я уже сказал полицейским, оператор предположил, что у тебя, наверное, трубка снята.

– И ты решил, что это именно твое дело – среди ночи сесть в машину и поехать напомнить мне положить трубку на рычаг?

Тобиас опустил в кружку свежий пакетик с чаем и передал ее Перис.

– В твоем изложении это выглядит действительно странно.

– Немного не то слово, – она выпрямилась на стуле и поморщилась. – Точнее сказать – непохоже на тебя.

– Тебе больно? – Что бы она ответила, если бы он сказал сейчас, что быть рядом с ней для него не только не странно, а просто естественно. Естественнее и быть не может.

– Больно, – ответила Перис. – Но ничего.

– В кресле-качалке тебе будет удобнее.

Перис не отшатнулась от него, когда он, подойдя, обнял ее за талию, чтобы помочь подняться.

Она села в кресло; одеяло соскользнуло с ее плеч, и Перис дернулась, чтобы прикрыть рукой лиф своей ночной сорочки.

Тобиас сглотнул и поставил кружку рядом с ней. Как много скрывала под собой бесформенная свободная одежда, которую она так любила носить!

– Ух! – воскликнул он, глядя ей в глаза и улыбаясь, пока нашаривал упавшее одеяло и закутывал ее, как нежный родитель, ухаживающий за ребенком. – Тебе надо быть в тепле. После того, что с тобой произошло, у тебя может произойти срыв. Выпей еще чаю.

Вместо того чтобы взять кружку, Перис сжала его руку.

– Когда ты пытался мне перезвонить?

– Через пару часов после первого звонка.

Она прижала его руку к своему подбородку.

– И подумал, что тебе следует приехать?

Тобиас наклонился к ней.

– Да.

– Почему?

– Я… приехал и все тут.

– И увидел, как кто-то выходит из дома?

– Он не закрыл дверь и сел в машину на Первой.

Перис потерлась щекой о руку Тобиаса.

– Я так испугалась.

Если бы он дотронулся до нее, просто дотронулся, он бы разрушил очарование этой минуты.

– Жаль, что мне не попался этот сукин сын.

– Нет! – Ее пальцы впились в его руку. – Что ты! У него же был нож!

Она не хотела, чтобы он пострадал. Тобиас спросил себя, каково ему чувствовать такое отношение к себе. Вселяло ли это в него надежду?

– А человек, который тут живет, – спросил он, – где сейчас?

– Вормвуд? Он не часто ночует дома. В последнее время все реже и реже, – ее глаза закрывались. – Кому я должна передать? Кому надо напомнить, что время выходит?

– Не знаю, – тихо ответил Тобиас.

– Не знаешь?

Он с трудом удержался от резкого ответа.

– Перис, у нас было трудное время, – сказал он ей. – Не знаю, как ты, но я никогда не чувствовал себя таким… беспомощным, как в последнее время.

– Я и сейчас чувствую себя беспомощной.

– Совсем как я тогда… я неправильно вел себя, когда ты приехала ко мне. Я хотел тебе об этом сказать. Наконец я смог сказать тебе, что собирался, а ты простишь меня за то, как я к тебе вломился.

Перис совсем зажмурилась и слабым голосом ответила:

– Да.

– Знаю, то, что я скажу, прозвучит глупо, но я рад, что решил приехать к тебе, что и сделал, предложив нечто из ряда вон выходящее, – он неуверенно рассмеялся. – Это было неловко и неприемлемо.

– Ты чувствовал отчаяние. Я знаю, каково это. Сейчас он чувствовал, что отчаянно хочет поцеловать ее.

– Спасибо, Перис. Надеюсь, мы можем теперь забыть, что я приехал сюда, чтобы ты что-то для меня сделала?

– Мне бы хотелось.

Очень осторожно он погладил ее по волосам.

– Ты думаешь, мы могли бы… Могли бы попытаться узнать друг друга получше?

– Я не уверена, что понимаю тебя.

Она держала его за руку, не возражала, когда он гладил ее по голове, потому что ей хотелось уюта, и ничего больше. Тобиас сплел их пальцы вместе и потянул ее к себе. Перис ответила на его призыв, как молодой зверек, ищущий тепла и безопасности. Она уткнулась носом в его плечо и вздохнула, когда он осторожно провел рукой по ее волосам и по спине.

Он испытал давно забытое чувство, и оно ему понравилось. Он чувствовал себя защитником.

– Мы начнем медленно, постепенно, с дружбы, Плакса.

– Дружбы… – почти мечтательно повторила она.

– Сейчас мы вполне можем быть друзьями. Если тебе так будет легче, из-за семейных соображений и так далее, пусть об этом никто, кроме нас с тобой, не знает.

Перис застыла, но не отодвинулась от него.

– Ты особенная. Я не льщу тебе, но, кажется, я никогда еще не встречал такой женщины, – напряжение этой ночи начало на нем сказываться. Он откашлялся и продолжал: – Понимаешь, мы никогда… то есть у нас не было таких отношений. Может, это неожиданно… Но… можем же мы попытаться?

– Боюсь, я… – Ее рука выскользнула из его руки, она выпрямилась в кресле. – Синтия все-таки моя сестра.

– Я больше не женат на Синтии, Перис. И давно уже. У меня нет семьи. Как и у тебя.

– Но…

– Ничего страшного. Вы с Синтией не кровные родственники, если это тебя беспокоит. Я ведь не прошу тебя стать матерью моих детей, – черт! – Тобиас патетически усмехнулся. – Не на этой неделе.

Перис отчаянно покраснела.

– Я говорю только о дружбе. Перис, я же не монстр. В прошлом бывало, что меня неправильно понимали. Я до сих пор сталкиваюсь с этим, но наши взаимоотношения ничем не затронуты.

– Нет, – ответила она не очень уверенно. – Пожалуй, нет.

Одеяло съехало, и появилась стройная красивая нога – до самых лимонных кружев в выемке паха. Как бы хотелось Тобиасу коснуться этого места губами, вдохнуть запах чувствительной кожи, проникнуть языком под тонкое кружево.

Перис поплотнее закуталась в одеяло.

– Я рада, что ты приехал сегодня. Рада, что ты помог мне.

Тобиас присел на корточки. Если бы леди знала, что у него эрекция, она бы не стала благодарить его.

– Я тоже рад. Тебе надо лечь спать. А я останусь здесь и подожду, пока кто-нибудь не придет. Потом я позабочусь, чтобы все узнали, что здесь сегодня произошло, и чтобы тебе не пришлось рассказывать обо всем еще раз.

– Не знаю… А, ладно. Спасибо тебе.

Она встала, поднялся и он. Сегодня она чувствовала себя с ним совсем по-другому – менее самоуверенной, гораздо более уязвимой.

– Чего ты не знаешь?

Она приоткрыла рот, собираясь начать говорить, и, решившись, произнесла:

– Хорошо. Но я не лягу в постель, пока не удостоверюсь, что сюда больше никто не сможет проникнуть в темноте.

Тобиас посмотрел сверху вниз в ее бледное, тонко очерченное лицо.

– Давай, – он приобнял ее по-братски и развернул в сторону коридора. На ухо ей он сказал:

– Иди и ложись спать. Я не уйду до рассвета. Ну хоть раз ты можешь сделать, что тебя просят, не вступая в споры? Я же все-таки старший.

Она рассмеялась:

– Ой, это звучит, как эхо из прошлого.

– Так и есть. Я опять играю в старшего брата.

– Ну да, – она пошла, и одеяло потащилось за ней по полу. – Спасибо. Утром первым делом я проверю замки.

Он сам проверит замки. Но вместо этого он сказал:

– Отлично. Если я тебе понадоблюсь, то я здесь, на диване.

Услышав шаги Перис по лестнице, а потом у себя над головой этажом выше, Тобиас улегся на кочковатую бежевую кушетку и пристроил голову на маленькие подушки, сложенные в уголке.

Скопированные украшения. Нападения с ножом среди ночи. Наверное, она и сама не знает, что вмешалась во что-то, куда не должна была вмешиваться. И попала в центр чьего-то внимания.

Тобиас смотрел в потолок. Жизнь до этого времени была не очень сложна, да? Так он теперь влюбился во внучку своего противника.

Старший брат? Но у Перис не было братьев.