Текст книги "Идеальный выбор"

Автор книги: Стелла Даффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Девятнадцать

Утром Габриэль был на месте. На этот раз он попробовал соединить обучение с завтраком. Тосты и просвещение.

– Нам надо поговорить.

София, едва продрав глаза, но не продравшись сквозь сонную рассеянность, медленно подняла голову. Ее полуулыбка свидетельствовала, что она готова выпить кофе, хмурый лоб – что ничего более ее сейчас не интересует.

– О чем? Чего еще тебе от меня надо?

– Надо обсудить дальнейшие шаги и решить, как быть.

София глянула на будильник:

– Десять утра! Что я могу решить в десять часов утра!

– Где ты будешь проходить медосмотр.

– Я еще точно не знаю, оставлю ли я его.

– Но ты же сказала…

– Помню. А ты завел бодягу о свободной воле. Может, я попробую от него избавиться.

Габриэль задумался:

– Вряд ли.

– Почему?

– Потому что тут все иначе.

– Я догадалась.

– Даже если ты считаешь, что женщина имеет право на аборт…

– А ты так не считаешь?

– Я?.. Не знаю. Наверное, я не вправе высказываться по этому поводу.

– Прямо-таки настоящий современный мужчина!

– Современный ангел. Не ввязываюсь в дебаты, вопреки традиционной практике. Но дело не в этом, а в том, что ребенок не только твой.

– Чей же еще?

– Ну, Мессия принадлежит…

София подняла руку:

– Можешь не продолжать. Рановато для теологической лекции, и, кроме того, как тебе хорошо известно, я пока не очень-то верю в то, что этот ребенок – Мессия.

– Да, но…

– Никаких «но». Когда-нибудь я с этим определюсь. Когда буду готова, а пока мне надо придумать, что мне, блин, дальше делать. Ведь по твоим словам, мне из этой ситуации не выкрутиться.

– Значит, ты понимаешь, что ребенка надо сохранить? Значит, ты сделала выбор?

– Нет, Габриэль, насколько я понимаю, у меня нет выбора. Потому я предпочитаю мириться с тем, что мне навязали.

Габриэль улыбнулся:

– Но это тоже выбор. Замечательно.

– Ага, просто фантастика. Мы закончили? Могу я еще поспать?

– Нет. Теперь нам надо обсудить, что ты скажешь врачу.

– Я беременна. Больше врачам знать ни к чему.

– А родителям? Друзьям? Джеймсу? И как насчет работы?

София окончательно проснулась:

– Послушай, тебе-то какое до всего этого дело? И неужели ты думаешь, что я на голубом глазу брякну: «Кстати, мамочка, я – новая Дева Мария»? Да после этого меня быстренько упекут в дурдом. Нет уж, я придумаю что-нибудь менее идиотское. Как-нибудь потом. Что я буду говорить людям, это мое дело. Или же ты опять хочешь предоставить мне так называемый выбор, чтобы потом его отобрать, потому что, как всегда, поленишься дослушать до конца то, что я скажу?

Габриэль запустил пятерню в волосы, кудрявая челка встала дыбом.

– София, ты должна понять, что не только ты выбираешь, но и тебя выбрали.

София плотнее закуталась в одеяло, лондонские утра в начале лета прохладны, солнце отчаянно пыталось прожечь дорожку в туманной дымке, но пока не слишком преуспело.

– Огромное спасибо. Теперь я чувствую себя такой офигительно особенной.

– Так и должно быть. Но сейчас речь идет о выборе и принятии решений, каждая минута порождает новые трудности.

– Что?

– С сегодняшнего дня придется тщательно обдумывать каждый шаг. Бывает, тебе кажется, что ты шагаешь прямиком к цели, а на самом деле твои поступки заводят тебя в противоположную сторону.

– Точно, причина и следствие никак не связаны. Вместо Мессии будет Сиддхартха?

– Дешевый потребительский буддизм многих сбивает с толку, – нахмурился Габриэль.

София вздохнула, взбила подушки и села.

– Похоже, ты не большой поклонник предопределения.

– Мне понятна концепция, но она почти не оставляет места для личного выбора.

– Кто бы говорил! По-моему, у меня тоже с выбором не густо. Ты вламываешься в мой дом, полощешь мне мозги, потом сваливаешь…

– Хватит! – простонал Габриэль. – Ты сказала «да»! – Он вздохнул, откусил маленький кусочек тоста и положил его на тарелку. – По-моему, главное – выбор, решения, которые принимаешь в процессе, а не само достижение цели. Бывает, что достижение и не предусматривается.

– А, теперь понятно, почему мне постоянно чего-то не хватает.

Габриэль снова принял суровый вид, но на Софию это не произвело никакого впечатления: с такой доброй физиономией путь в строгие наставники ему был заказан.

– София, ты постоянно неудовлетворена, потому что все, за что ты берешься, не приносит тебе истинного удовольствия. Ты не прикладываешь достаточно усилий и до сих пор не знаешь, что с собой делать.

– А разве у меня не появилась цель в жизни – воспитать Мессию?

– Ты слыхала, что многие матери работают? Неужели ты не хочешь большего от жизни?

– Черт, в какие дебри ты залез. Можно я просто укроюсь одеялом и спрячусь от всех? Пусть Господь обо всем позаботится.

– О еде и жилье никто, кроме тебя, не позаботится.

– Отлично. Тогда я на алименты подам.

Габриэль улыбнулся, поставил поднос ей на колени и протянул чашку кофе.

– Расскажи о твоей первой любви.

– Давай лучше я еще раз попытаюсь объяснить тебе, почему вся эта затея с ребенком меня так жутко пугает.

– Мне известно почему. Расскажи о первой любви.

– Я думала, ты все про меня знаешь.

– Но не с твоей точки зрения.

– А это важно?

– Возможно.

– Для чего?

– Для того чтобы понять, как быть дальше. Первая любовь все определяет, сознаешь ты это или нет.

София взяла чашку, вонзила зубы в тост с абрикосовым джемом и минуту смотрела на Габриэля, взвешивая: рассказать или вышвырнуть его вон. Но вспомнила свою руку на его ягодице и подумала, что неприлично рассчитывать на очередной ангельский секс, отказав в детальной информации об одном из ее увлечений. Независимо от всего прочего, любой потенциальный любовник заслуживает того, чтобы поведать ему хотя бы об одном из прошлых загулов.

– Ладно, слушай… но предупреждаю, тебя может вырвать. История тошнотворная.

В восемнадцать лет София работала в Лиссабоне, куда приехала из Японии. Четырехмесячный контракт: обслуживать столики и танцевать в одном боа из перьев для оживления атмосферы – пять раз за смену, каждые два часа. Дни, разорванные сменами, голова, раскалывающаяся от боли. Но Лиссабон был ближе к дому, чем Япония, и за четыре месяца она раза два смоталась к мамочке и папочке в надежде убедить их, что деньги на балетную школу потрачены не зря и она по-прежнему хорошая девочка. По-прежнему хорошая маленькая девочка.

Каковой она и была в то время. София лишь недавно закончила безнадежный роман, длившийся три месяца, с американским учителем, преподававшим английский в Киото. Он провел в Японии пять лет – рубаха-парень со Среднего Запада медленно преображался в мечту голубого рисоеда. Парень был гомосексуалистом, хотя еще не догадывался об этом. София надеялась, что ее отъезд с нежного Востока на пряном рейсе откроет бывшему возлюбленному глаза на его истинную гендерную сущность. Иначе она не могла объяснить, почему он часами целовался с ней, отвергая иные ласки, с готовностью откликаясь лишь на предложение сделать минет. В восемнадцать лет София подумывала о том, что пора встретить парня, который предложит немножко больше, чем свежее мятное дыхание и прелестные очертания крайней плоти.

София стремилась к первой любви, к своему первому мужчине. И не боялась его потерять. Прежде она никого не любила всерьез, не испытывала неодолимого желания перейти от сплетения языков к генитальному переплету. В каком-то смысле она берегла себя. Необязательно для чего-то самого лучшего, но и не для тех безобразий, которыми кишели истории о первых мужчинах. София вдоволь наслушалась про задние сиденья в машинах, кусты в парке и кабаньи тропы в лесочке. Она давно решила для себя: девушка, которую так пестовали и лелеяли, заслуживает большего. София хотела атласных простыней и настоящего шампанского – в придачу к тому Единственному. И желательно поскорее.

Она встретила его на второй неделе своего пребывания в Лиссабоне. Зак О’Марр. На четырнадцать лет старше, уже один раз разведен, беспечный пользователь трастового фонда, резвившийся в своем узком кругу. Красивый, обаятельный, красноречивый и элегантный. И неисправимый бабник. Зак снимал апартаменты с окнами, выходившими на реку, в отреставрированном кармелитском монастыре. София же пыталась выспаться в трехкомнатной квартире, где жили еще пять девушек – ее коллег. Они познакомились, когда Зак зашел в бар, где она работала, чтобы пропустить рюмочку, и засиделся, выпив восемь рюмочек. Он пригласил ее поужинать. В два часа утра. И поскольку Зак походил на калифорнийского раздолбая и не скупился на чаевые, а Софии очень хотелось есть, она согласилась. Наследник лесопильного бизнеса привел ее к маленькому домику, спустился на сорок крутых ступенек вниз и тихонько постучал в дверь, не обращая внимания на табличку с надписью по-португальски: «После полуночи вход строго воспрещен». Когда этажом выше распахнулась ставня и древняя старуха принялась орать, Зак очаровательно улыбнулся и заговорил еще тише. Насколько София могла уразуметь после двухнедельного пребывания в стране, говорил он на удивление бегло, определенно поработав над своим славяно-испанским акцентом, непонятно откуда у него взявшимся. Его речь, очевидно, понравилась старухе, потому что она милостиво оскалилась беззубым ртом, и минуту спустя входная дверь распахнулась на бесшумных петлях. София проследовала за Заком по узкому темному коридору в светлую просторную комнату с плиточным полом в мавританском стиле и прочей разухабистой роскошью, свидетельствовавшей, что для здешних посетителей революция давно закончилась.

В ту же ночь, обернувшуюся утром, Зак привел ее к себе домой. Он не сомневался, что она готова переспать с ним, и Софии пришлось осторожно объяснять, в чем проблема:

– Понимаешь, я с радостью поработаю ртом или рукой или уйду прямо сейчас, если тебя все это бесит. Но я хочу, чтобы в первый раз это случилось по-особенному, не зря же я столько ждала, а ты очень симпатичный, и мы потрясающе провели время. Просто у меня свои представления о том, как это должно быть. Я должна знать заранее. Подготовиться. Убедиться, что простыни чистые. – София глянула на свое платье, которое она уже три дня не снимала. – И самой почиститься.

Если Зак и разозлился, виду он не подал. Вручил ей пару полотенец и халат. Отвел в гостевую спальню с отдельной ванной. И предложил, если это согласуется с ее представлениями, разбудить Софию ко второму завтраку, чтобы она успела купить новое платье. Он же попросит уборщицу сменить простыни, а вечером встретит Софию после работы. И, если она не изменит своих намерений, они могли бы вернуться в его апартаменты. София отмахнулась от сигналов тревоги, раздававшихся в ее голове: «Осторожно: “Красотка!”», еще раз окинула взглядом его американскую стать и согласилась. Фильм – чушь собачья, а он казался вполне симпатичным парнем, и должна же она когда-нибудь сделать это. Возможно, более заманчивого предложения она никогда не получит.

Каково предложение, таков и результат. Секс не потрясающий, но и не унылый. Они пока не изучили тел друг друга, и никто не был влюблен, они лишь заключили не совсем обычную сделку с предсказуемым исходом. И в конце концов, София была девственницей только в смысле фаллического проникновения. Раньше она много чего перепробовала. И Зак тоже много чего умел. Первая ночь получилась более чем адекватной. Свершилось. Следующая ночь выдалась получше. А ко второй бутылке шампанского на пятый день у них стало получаться просто здорово. Они кувыркались на полу, сотрясали дверь в прихожую, изобретая все больше применений для шипучей жидкости. Заку требовался секс, Софии – опыт. Они были честны друг с другом, ставка на честность себя оправдала. Они нравились друг другу, им было хорошо вдвоем, легко, приятно, и стояло лето.

Она его так и не забыла. И так до конца и не простила. Хотя он был с самого начала откровенен с ней и не скрывал, что ему нужны только праздник и секс. И пусть во многих отношениях он ее облагодетельствовал и даже разрешил пожить в его апартаментах целый месяц бесплатно и от пуза наедаться виноградом, но, когда Зак поднялся на борт яхты, как у него было заведено каждое лето, и отправился развлекаться в Средиземноморье с такими же туго упакованными бездельниками, София поняла, что она любит его, а он ее – нет. Зак был ее первым потрясающим любовником, всем тем, о чем она могла только мечтать в тринадцать лет. Очень долго, до тех пор, пока она не встретила Джеймса, София думала, что, возможно, Зак и был тем Единственным. А расставшись с Джеймсом, иногда спрашивала себя, не упустила ли она свой второй шанс, как упустила первый. Ее вина, ее выбор, и какое Заку дело, как она себя тогда чувствовала, какое ему дело до депрессии, которая опять ее накрыла темно-синей мглой.

Габриэлю о последствиях она тоже не поведала. София закончила свой рассказ прощанием в порту – как она махала рукой, а Зак бросал ей воздушные поцелуи и шоколадные сердечки в блестящей красной фольге. Все вокруг светится, пенится и по-летнему влюблено. А ее первый сексуальный опыт получился по-настоящему идеальным, как она всем и всегда твердила.

– Вот и все. Я рассказала тебе историю моей первой любви. Зачем ты хотел ее услышать?

– Зак в Лондоне.

– О боже.

– Он хочет здесь остаться.

– О боже!

– Он влюблен в англичанку.

– Да? – На ходу выстроенный миф о новой счастливой встрече покосился вместе с подносом на ее коленях.

– Эта женщина, Катарина, любовь всей его жизни. Он наконец нашел ее.

– Рада за него. Что же он на ней не женится?

– Собирается. У нее два сына. Они еще школьники.

– Прекрасно. И какое все это имеет отношение ко мне?

– Ему нужен свидетель.

– Зачем?

– На свадьбу.

– Он что, до сих пор не завел себе друзей в Англии?

– Завел кое-кого, но ты тоже его друг.

– А у нее нет друзей?

– Есть, но ни один не одобряет ее брак с Заком.

– Габриэль, уж прости меня, идиотку, но я не обладаю твоей вездесущностью…

– Я не всезнающий, если ты это хотела сказать.

– Неважно. Зачем мне идти к нему в свидетели?

– Он знаком с Катариной всего месяц.

– Ну-ну.

– Его друзья и отец считают, что он дурью мается. Ее знакомые думают так же. Ему нужен кто-нибудь, кто бы поддержал его и порадовался за него – в отделе регистрации браков. Они оба в этом нуждаются. А еще Заку необходимо, чтобы кто-нибудь подтвердил его историю в иммиграционной службе, если там вдруг усомнятся в честности его брачных намерений.

– Какую историю нужно подтвердить?

– Что он знаком с Катариной сто лет, и они давно друг друга любят, но не могли пожениться, потому что ей никак не давали развод. Иначе власти могут подумать, что он женится, чтобы остаться здесь.

– Выходит, ты требуешь, чтобы мать будущего Мессии врала родному правительству?

Габриэль поежился.

– Нет, дело не только в этом. И это не самое главное. Тебе нужно избавиться от него. А Заку нужно избавиться от тебя. Вы торчите друг в друге занозами.

– С первой любовью всегда так бывает… то есть не знаю, как всегда, но со мной так. Рада услышать, что он меня помнит. Но ведь это нормально. В чем проблема? Все давно прошло.

– Верно. И той малости, что вы для себя оставили, тоже пора исчезнуть. Чтобы Зак мог жениться, не оглядываясь с грустью на прошлое, а ты – войти в новую фазу своей жизни.

– Но он был моей первой любовью, моим первым мужчиной. Если бы не Зак, я, может быть, до сих пор ходила бы в девственницах.

Габриэль не ответил, только посмотрел на Софию.

София тоже уставилась на него, и постепенно до нее дошло, что означал этот взгляд.

– Да ладно, можно подумать, ты не догадывался, что я не гожусь в Девы… даже метафорически.

– Догадывался, но эта ситуация отлично вписывается в наш план. Ты отпускаешь Зака и становишься такой, какой была до него.

– Сумасшедшей, застенчивой, нищей восемнадцатилетней девчонкой?

– Молодой женщиной, у которой впереди вся жизнь.

– Габриэль, возможно, я более опытна в мирских делах, чем ты предполагал, и уж конечно мы оба знаем, что я не невинная девушка, но мне всего лишь двадцать восемь. Рановато равнять меня с заезженной клячей.

– Никто и не равняет, но встреча с Заком пойдет тебе на пользу.

– Почему ты не предлагаешь мне спать по восемь часов или поститься пять раз в год, если уж речь зашла о пользе? Дался тебе этот Зак!

– Чего ты боишься?

– Он мой первый любовник, кретин. Конечно, я боюсь его снова увидеть.

– Но ты бы хотела?

– Наверное.

– И было бы неплохо загасить старое пламя?

– Может быть.

– И ты поможешь ему с формальностями?

– Если понадобится.

– Хорошо. Тогда решено.

Двадцать

Первая любовь, думает София. Единственная, которая не умирает. Не может умереть, потому что закончилась прежде срока, не дав шанса скуке с ее грубыми штучками; закончилась прежде, чем реальность вломилась ночным грабителем, убивая страсть и подменяя ее телепристрастиями. За десять прошедших лет у Софии накопился изрядный запас любовных воспоминаний, хороших, плохих и мерзких, – порою все три категории смешивались. Через десять лет от Зака в ее голове остались лишь утренняя свежесть и ясная улыбка. Нежное потливое лето сберегло в памяти только свежесть и улыбку Зака и ее страсть. София помнит чистое льняное желание на ярком белом свету. Из года в год рассказывая, словно восторженная девчонка, о своем первом потрясающем настоящем сексе, она отшлифовала историю до совершенства, и ни единая частичка правды не запятнала эту сказку.

Свой первый секс София спланировала заранее и основательно к нему подготовилась – подружки, слушая, завистливо давились вином. Ничего особенного, конечно, Зак далеко не лучший мужчина в ее жизни, – и напрягшиеся парни разжимали ревнивые челюсти и улыбались с облегчением в мошонке. И все же нельзя не похвастаться: отличный план в кои-то веки осуществился, и София наилучшим образом спланировала в чужую постель. София улыбается, припоминая, и завистливый мир вертится вокруг своей оси, окрашивая зеленью ночь. Все получилось прекрасно, как и задумывалось. Слушатели дивятся: откуда такая собранность в восемнадцать лет. Слушательницы не верят. Но София настаивает: все правда. Хотя формально она была девственницей, и много моложе, чем он, и много беднее, но в немалой степени ситуацией управляла она. Она попросила и получила свое. Выставила условия, и они вернулись к ней сторицей. Никаких неожиданностей, что само по себе величайшая неожиданность.

Верно, кивает публика. Всем бы так, мы все мечтали об удачном первом разе. Этот опыт, поясняет София, датируется той порой, когда она еще верила, что может получить что угодно, только попросив. Преданная изменившимся телом, она решила, что жизнь у нее в неоплатном долгу: надув с блестящей карьерой, вселенная обязана выдать ей все, чего она пожелает, по первому требованию. София пожелала умелого, щедрого и заботливого первого мужчину, и ей его предоставили. Пожелала элегантную первую ночь в красивой обстановке, с очаровательным партнером. И получила. Стоит только попросить, и все будет. А не вешают ли нам лапшу, недоумевают слушатели. Господи, пожалуйста, пусть это будет лапша, ведь в жизни не бывает настолько хорошо, совсем хорошо, правда?

Правда. Но София предпочитает рассказывать свою историю именно в такой версии, как сказку, завершающуюся обязательным уроком. Софии понадобилось десять лет, чтобы понять: запасы удачи исчерпаемы, и если она станет тратить их слишком походя, то, когда везение действительно ей потребуется, от него останется один пшик. Продолжения сказки о первой любви публике предъявлено не было, но София начала понимать: очень скоро запас удачи ей особенно пригодится. И хорошо бы его хватило на все.

Зак почти не вспоминал о Софии с тех пор, как уплыл из Лиссабона. Не думал о Софии с той поры. Наверное, она мелькала в его памяти, когда он бросал взгляд на длинную, гладкую руку. Либо София врывалась в его мысли, когда он наблюдал за попытками Голливуда воспеть замарашек: какая-нибудь знаменитая старлетка, тычась вслепую, нелепо подражает повадкам взрослой женщины, которыми юная София инстинктивно овладела задолго до своего первого официального секса, – чувственностью едва созревшей женщины, приправленной твердостью классной дамы. В интерпретации Зака это блюдо называлось дозволенной Лолитой. В интерпретации Зака это означало, что редкие воспоминания о Софии лучше задвинуть подальше на тот случай, если он все-таки использовал девушку, что, разумеется, постыдно. Он настолько превосходил возрастом и богатством ее молодость и бедность, что сделка никак не могла быть честной. Минувшее десятилетие привило Заку толику феминистских воззрений в мальчиковом изводе, серия романов раскрыла ему бездны женских секретов. Но никакие подвижки не заставили его признать, что контроль над ситуацией осуществляла тогда София. Это не вписывалось в расхожий взгляд на жизнь, а взгляды Зака не отличались широтой даже теперь, когда он стал немного старше и, следовательно, много умнее. Зак отмахивался от воспоминаний о Софии, потому что до сих пор не нашел доказательств равноценности сделки, заключенной сроком на месяц десять лет тому назад. Ни одного доказательства, если не считать случайной встречи с Софией в супермаркете неподалеку от его дома.

Кошачья еда, наполнитель для кошачьего туалета, собачья еда, шнурки для мальчишеских кедов, диетическая кола для Катарины, настоящая кола для него, «Пепси-макс» для не перебесившихся подростков, апельсиновый сок, клюквенный сок, деревенская курица, инкубаторная индейка, максимально жирные сосиски, джем по старинке с консервантами, деревенские яйца, масло, сыр, три белых, крупно порезанных батона, восемь кусков семги, пиво, виски, вода, вино, София. Длинные руки, крашеные черные волосы коротко стрижены, голая шея. Португальское вино. Легкие кожаные босоножки, ногти на ногах пронзительно-розовые. Кофе, густой, черный и сладкий. Пирожные с заварным кремом и миндалем. Ромовые бабы. Белые простыни, хрустящие под ее спиной, мягкое прикосновение к его горлу, твердое – к ее подбородку. Белая рубашка, черные шорты, никакой косметики. Прохладные руки, тонкие пальцы, гибкая спина. Десять лет не срок, и не забыл ли он чего-нибудь? Не забыл ли он чего-нибудь из списка, с которым пришел в магазин? Софию.

Она стоит перед его тележкой. Стоит у него на пути. София, приподнявшись на цыпочках, тянется к верхней полке. София тянется к мужчине напротив нее. Левой рукой она хватает банки с верхней полки, на согнутой правой висит наполовину заполненная корзинка, ребра оголяются, натренированные вертикальные мышцы скользят вниз по крепкому заду, по длинным бедрам, небрежно задрапированным в свободные летние шорты. София одета скорее для работы, чем для магазина. В супермаркет за банкой печеной фасоли и мужем. София не заметила Зака, она пока не готова его заметить. София видит только Габриэля справа от себя, тот кивает: контакт установлен, ей пора приниматься за дело. София видит только, как Габриэль исчезает в конце прохода; любопытно, думает она, заметил ли кто-нибудь, что он не шагает, но парит, и видит ли его вообще кто-нибудь. Не проходит и десяти секунд с его исчезновения, как привычный страх возвращается с утроенной силой, и то, что представлялось нормальным и необходимым сегодня утром, теперь кажется полным идиотизмом.

В устах Габриэля все звучало предельно просто:

– Ты столкнешься с Заком, попьешь с ним кофе, поболтаешь о том о сем. Неважно, будешь ли ты красивой или заурядной, это не имеет значения и ни на что не повлияет. Он все равно попросит тебя пойти в свидетели.

– Ага, проще некуда. Только зачем надо обязательно посылать меня в супермаркет?

– Чтобы все выглядело естественнее.

– Чтобы все выглядело еще страшнее.

Рядом с Габриэлем она была готова на все, но теперь жалела, что согласилась на эту безумную затею. Надо прекратить соглашаться на что угодно. Надо прекратить с готовностью соглашаться с Габриэлем. Правда, сначала она должна понять, чего она от него хочет – ангельской службы безопасности или чего-то еще. Скорее всего, чего-то еще, но с этим можно подождать. До следующего сеанса вожделения. До тех пор, пока она не убедится: он способен не только трахаться по ночам, но и оставаться на месте по утрам. Что касается Зака, она всего лишь оказывает ему услугу. Габриэль развеял ее сомнения по поводу новой встречи с Заком: ей не раздуть старое пламя, которое, твердо настаивал Габриэль, она должна изничтожить.

– Этому не бывать. Он любит Катарину.

– Ну спасибо. А я-то думала, что у меня есть шарм.

– Есть. Но ему сейчас не до того. Он принял решение.

– Всего за месяц?

– Всякое бывает. Сейчас он думает только о женитьбе, об осуществлении своей мечты.

– А как насчет иммиграционных властей?

– А что такое?

– Вдруг у них возникнут вопросы по поводу Зака и Катарины?

– Ты на них ответишь. Но это мы оставим на крайний случай.

– Ты же говорил, что от меня зависит их будущее!

– Верно. Но прежде всего от тебя зависит твое будущее: ты должны выкинуть его из головы.

– Приятно, когда верят в то, что я умею распоряжаться своей головой. Что же, ему без проблем позволят здесь остаться?

– У него есть деньги, София. Отцовские деньги. Правда, теперь их не так много, как было, когда ты с ним познакомилась.

– Папочке не нравится Катарина?

– Папочке не нравится, что все случилось так быстро, что она была замужем и что Зак намерен остаться в Европе. Но Зак теперь и сам работает, и, в конце концов, он же не приперся в Англию в трейлере под покровом ночи. Зак вполне состоятельный, чрезвычайно приличный и хорошо образованный американец.

– Разве за такими людьми не охотится бульварная пресса?

– Ни бульварная пресса, ни иммиграционные власти. Мир не совершенен. В своей стране Зак принадлежит к той категории людей, которая устанавливает правила, он и выглядит соответствующе. Здесь, в центре Европы, никто не станет изучать с лупой его документы. Очнись, София, он же не какой-нибудь черный.

И тут София впервые задумалась: а какого цвета другие ангелы.

Итак, она отправилась за покупками. Чего проще – отыскать среди полок своего мужчину. От нее требуется лишь войти в магазин среди бела дня и постараться избежать истерического припадка агорафобии. Тогда вперед, но аккуратно.

– О боже!

– Да неужто?..

– Точно.

– Сколько же…

– Десять лет!

– Как…

– А ты?

– Нормально… (Счастливее не бывает.)

– Отлично. (Беременна. Новым Мессией.)

Они разговорились о промелькнувших десяти годах, им внимали печеная фасоль и разгневанные покупатели. София потихоньку пробиралась к выходу, Зак был так возбужден, что покорно следовал за ней. О себе он рассказал ей большей частью правду, она – полуправду. Ту правду, которая оставалась в рамках нормальности. София поставила корзинку на край тележки Зака, и они вместе двинулись к кассе – София с облегчением, он в ошеломлении. Уплатили за покупки, уплатили за прошлое по сговорчивым кредитным картам. Никаких скидок за постоянство им не полагалось.

Зак выгрузил содержимое тележки в багажник машины и предупредил по телефону любовь всей своей жизни, что задерживается. Они отправились выпить кофе, он заказал чай, а она вспомнила о повестке дня. Осведомилась о Катарине, постаралась отделаться от болезненного ощущения, возникшего, когда она услыхала, как сильно он ее любит. Постаралась отделаться от глупых девичьих сантиментов и обиды на Зака, расписывавшего свою новехонькую любовь последней модели. Сколько мужчин было у нее самой после Зака, да и сейчас она была почти влюблена в Габриэля, и не она ли только сегодня утром приняла твердое решение: выдворить Зака из закоулков своего сердца, где он обретается в качестве утраченной, но ослепительной возможности. София видела, что Зак ей не нужен. Этот мужчина за сорок не вызывал у нее трепета, этот мужчина, более серьезный и взрослый, менее восхитительный и свободный, чем прежде, не привлекал ее. Но как же ей не хотелось расставаться с образом разудалого повесы ради нынешнего милого и степенного Зака, прихлебывавшего мятный чай. София легонько вздохнула и велела восемнадцатилетней девчонке, гнездившейся внутри, подрасти наконец и не мешать ей.

Не прошло и часа, как Софию пригласили в гости. Два дня спустя она обедала в незнакомой компании – с католичкой Катариной, ее сыновьями, Майком и Сэмом, и их будущим отчимом. София рассказала Катарине о своей беременности. Девичье щебетанье, пока мужчины моют посуду. С ходу слепила из абсолютных и туманных домыслов историю об уехавшем любовнике, с которым она не желает больше видеться. Катарина заполнила пробелы собственным печальным опытом, посочувствовала и – поскольку не была дурой и поскольку так задумывалось – поняла, что от нее требуется. Сообразила, что теперь, когда София вернулась в жизнь Зака, необходимо держать ее в безопасном месте. Катарина должна их подружить. Друзья никогда не мутируют обратно в любовников. Еще кофе в кафе, еще один домашний обед. Откровенничая с Катариной, София сгребала в кулак все свое мужество. Дама была приятной, но десять лет разницы в возрасте, приличная работа в бизнесе и статусные социальные символы – дети, развод – будили в Софии все до единого застарелые страхи. Особенно относительно работы. Во второе гостевание София выложила истинной католичке Катарине всю правду про свою работу – под смешки двух подростков, подслушивавших из кухни. Однако здравый смысл взял верх над оскорбленным чувством приличия – как и предполагалось, – и через две недели Катарина и Зак попросили Софию быть свидетелем на их свадьбе. Со стороны Зака.

Свадьба должна была состояться через месяц после встречи в супермаркете, София будет сопровождать Зака, с Катариной пойдут ее сыновья. От одинокой девушки, стриптизерши, любительницы выпивки и дури, до респектабельной матроны, будущей мамаши и почетной гостьи, – полдюжины легких шажков. Похоже, предсказания Габриэля сбылись: все действительно просто.

Но – какой позор! – в отношении Джеймса Габриэль оказался не столь прозорливым.