Текст книги "Младшая дочь короля"

Автор книги: Стелла Бэгуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– О чем тут сплетничать, Доминик? Принцесса и королевский советник в холодный день зашли в кафе выпить по чашечке кофе – что здесь такого?

Взгляд ее скользнул вниз, к тонким пальцам, нервно теребящим край куртки. Рядом с Маркусом Доминик остро и болезненно ощущала в себе женское начало. Какая несправедливость – он-то рядом с ней никакого волнения не чувствует!

Эта мысль наполнила ее такой горькой досадой, что следующие слова вырвались сами собой:

– Нет, Маркус, вы не понимаете. Потому что не видите во мне женщину. – Вздернув голову, она бросила на него вызывающий взгляд. – Но я – женщина. А вы – разведенный мужчина.

Маркус усмехнулся удивленно и недоверчиво, словно не понимал, кому может прийти в голову такая безумная мысль. Его усмешка стала для Доминик пощечиной. Пусть она не такая красавица, как его бывшая жена, но и совсем непривлекательной ее не назовешь! В университете она вскружила головы двум или трем студентам...

Хотя, конечно, зеленые первокурсники – одно дело, а Маркус Кент – совсем другое.

– Не говорите глупостей, Доминик. Вы на двенадцать лет меня моложе. И потом, вы – принцесса Эдембурга, а я – простой смертный. Вам суждено выйти замуж только за принца, герцога или, на худой конец, маркиза.

– Я не говорю, что нас объявят женихом и невестой, – подняла брови Доминик. – Но люди могут решить, что у нас роман.

Лицо его исказилось гневом.

– Господи боже, Доминик!

Кипя от ярости, Доминик рывком распахнула дверцу.

– Вы правы. Как я могла хоть на секунду вообразить, что меня сочтут чьей-то любовницей! Для любовницы мне не хватает блеска: все, на что я способна, – стать послушной, бесцветной женушкой какого-нибудь зануды с голубой кровью!

Маркус не успел выйти из машины и помочь ей – она уже выскочила на мостовую.

Торопливыми шагами он подошел к ней. Доминик упрямо смотрела в сторону. Маркус твердо взял ее под локоть.

– Доминик, вы ведете себя как ребенок. Объясните, бога ради, что вас так разозлило?

Щеки ее запылали от унижения. Слезы обожгли горло. Господи, что за бес в нее вселился? Как решилась она вслух заговорить о том, о чем и думать-то себе запрещает?.. Теперь Маркус уверится, что она по-прежнему тайно вздыхает по нему – это долгих четыре года спустя!

Тихо застонав от досады, она прикрыла глаза и покачала головой.

– Простите, Маркус. Не знаю, что на меня нашло. Я очень сожалею. Пожалуйста, простите меня.

Несколько долгих мгновений он молчал, глядя в ее склоненное лицо. Наконец вздохнул.

– Идемте, – произнес он вдруг охрипшим голосом. – Кажется, опять начинается дождь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В таверне было малолюдно: лишь несколько посетителей сидели за квадратными деревянными столиками, покрытыми скатертями в голубую клетку. С низкого потолка свисали старинные светильники; на каждом столе, едва рассеивая окружающий полумрак, мерцала толстая свеча в канделябре. В теплом воздухе витал запах жареной рыбы и чипсов.

Желудок Доминик болезненно сжался; в ужасе оттого, что ее может стошнить, она вырвала у Маркуса свою руку и резко отстранилась.

Маркус бросил на нее раздраженный взгляд.

– Что еще...

– Простите, Маркус, я... мне нужно отлучиться.

Не дожидаясь новых вопросов, она поспешила в дальний угол зала, где мерцал значок, обозначающий дамскую комнату.

Почти промчавшись между рядами столиков, она торопливо заперла дверь крошечной уборной и, склонившись над раковиной, рассталась со всем, что съела сегодня на завтрак.

Дрожа и отплевываясь, она старалась не думать о том, что может вообразить себе Маркус, или о том, как будет выглядеть, когда отсюда выйдет. Ноги у нее подкашивались, голова кружилась, на лбу выступал холодный пот.

Несколько минут прошло, прежде чем она нашла в себе силы обтереть лицо влажным полотенцем и пригладить растрепавшиеся волосы.

В затуманенном стекле над крохотной раковиной отражалось белое, как бумага, лицо, помутневшие глаза, искусанные губы. Что ж, тут ничего не поделаешь. К сожалению, Доминик не догадалась взять с собой ни тушь, ни пудреницу, ни губную помаду.

В конце концов, не так уж важно, как она выглядит. Гораздо важнее вести себя так, чтобы он ничего не заподозрил. Ах, если бы вернуть назад случайно вырвавшиеся в машине слова!

С такими мыслями, гордо расправив плечи, Доминик покинула свое убежище. Маркуса она заметила сразу – он сидел за столиком в другом конце слабо освещенного зала. Рядом стояла рыжеволосая официантка с карандашом и блокнотом. Судя по ее широкой улыбке, женщина не особенно торопилась принять заказ у такого видного мужчины.

Доминик села напротив своего спутника, и оба – Маркус и официантка – немедленно уставились на нее так, словно у нее было пятно сажи на носу.

– Вы уже заказали за меня? – поинтересовалась она, старательно разыгрывая безразличие.

Легкое поднятие бровей ясно ответило ей: Маркусу не до заказа – он был встревожен ее внезапным исчезновением.

– Нет, – ответил он. – Выбирайте сами.

Доминик глубоко вздохнула. Рука ее под столом незаметно легла на живот – оставалось только надеяться, что Маркус этого не заметит.

– Имбирный эль, пожалуйста, – попросила она.

Маркус нахмурился:

– Я думал, вы хотите согреться...

– Я передумала. – Взглянув на официантку, она повторила: – Кружку эля.

Кивнув, рыжеволосая девица умчалась. Маркус не отводил от Доминик пристального, задумчивого взгляда, словно увидел в ней что-то новое. Она поспешно отвернулась к окну. Дождь уже лил вовсю, барабаня по толстому оконному переплету; день превратился в унылые сумерки.

– Вас так долго не было, что я уже хотел попросить официантку пойти посмотреть, не случилось ли чего, – сказал он наконец.

Она провела рукой по растрепанным волосам.

– Извините. Мне вдруг стало нехорошо; пришлось подождать, пока это пройдет.

– Вы очень бледны. Доминик, вы уверены, что уже все в порядке? – не отставал он.

В его голосе не было раздражения – только искренняя забота. Доминик сама не знала, почему с заботливым Маркусом ей гораздо труднее иметь дело, чем с рассерженным.

Внезапно глаза ее заволоклись слезами. Уставившись на клетчатую скатерть, она отчаянно пыталась справиться с собой.

– Все будет хорошо, – дрожащим голосом пробормотала она. – Наверно... это из-за стресса. Все эти переживания...

Не могла же она объяснить, что ее тело изнемогает под натиском незнакомых гормонов, что настроение у нее меняется час от часу, то взлетая до небес, то опускаясь в глубины отчаяния, что вот уже несколько недель ее мучают приступы тошноты...

Ладонь Доминик скользнула вниз, легла на чуть выступающий холмик живота. В ее чреве растет новая жизнь. Уже три месяца. И эта мысль наполняет ее одновременно немыслимым счастьем и невыносимым ужасом.

– Если вы нездоровы, нам лучше вернуться в замок.

Шмыгнув носом и обеими руками смахнув с глаз слезы, она подняла голову и отважилась взглянуть ему в лицо.

– Нет, Маркус, со мной все в порядке. Честное слово.

Он откинулся на стуле и скрестил руки.

– Я думал, что знаю вас, Доминик. Выходит, я ошибался.

Она гордо вздернула подбородок.

– Мы не виделись четыре года. Разумеется, я изменилась. Стала взрослой.

Губы его скривились в усмешке.

– А несколько минут назад вели себя как ребенок.

Гнев придал Доминик сил: ноздри ее раздулись, бледные щеки вспыхнули румянцем.

– Кажется, я просила вас об этом забыть! Я неудачно выразилась, только и всего.

Он уже открыл рот, словно готов был ответить резкостью, но появление официантки остановило перепалку.

Сделав несколько глотков эля, Доминик сумела овладеть собой. У нее еще осталась гордость, и ни за что она не позволит Маркусу думать, что по-прежнему в него влюблена!

– Вы правы, Доминик, я разведен. Но это не значит, что я подхожу любой женщине. Вам-то уж точно не подхожу.

Слава богу, приступ слезливости остался позади! Гнев помог ей выпрямиться и обжечь его негодующим взглядом. Нет, она не позволит еще одному мужчине причинить ей боль! Хватит с нее Брайса!

– А я и не знала, что в вас столько самомнения. Неужели вы воображаете, что любая женщина спит и видит, как бы затащить вас в постель?

Губы его скривились.

– Понятия не имею. И не собираюсь обсуждать подобные вопросы с вами.

– Зачем же начали?

Глаза его расширились – как видно, Маркус был удивлен таким отпором. И отлично, зло подумала Доминик. Пусть не воображает, что он здесь главный!

– Доминик! – выпалил он. – Десять минут назад в машине вы сказали...

– Я помню, что сказала, – прервала она. – Что газетчики, увидев нас вместе, могут раздуть низкопробную сплетню. Я всего лишь поделилась с вами своей тревогой, а вы... вы не нашли ничего лучше, чем меня оскорбить!

– Потому что вам даже думать о таких вещах не следует! – отрезал он. – А тем более – говорить об этом. Говорить мне... Господи, какой же вы еще ребенок! – пробормотал он.

Нет, подумала Доминик. Ее невинные годы остались позади. Она больше не ребенок – она женщина. И скоро станет матерью. Может быть, сейчас самое подходящее время, чтобы поделиться своей тайной с Маркусом Кентом?

– Скажите мне, Маркус, где, по-вашему, грань между ребенком и взрослым? Если вы о возрасте – так мне уже двадцать один. По всем законам я совершеннолетняя.

– Возраст здесь ни при чем, – досадливо ответил он.

– Вы в моем возрасте, думаю, уже считали себя мужчиной, – усмехнулась она.

– Естественно. Но на деле был неопытным юнцом, ничего не понимающим в жизни. Истинное взросление приходит с опытом и мудростью.

Доминик задумчиво смотрела в его смуглое лицо с резкими чертами. Маркус думает, что перед ним – невинная девушка, не имеющая понятия о жестокой реальности мира. Можно только догадываться, каким будет его потрясение и ужас, когда он узнает правду.

Однако Доминик догадывалась, что сообщение о беременности не заставит Маркуса увидеть в ней взрослую женщину. Скорее, наоборот. Сколько она помнила, Маркус никогда ничего не делал импульсивно, не подумав. Каждое его действие было тщательно рассчитано. Он не позволял страстям туманить себе голову. А она сделала откровенную глупость, пошла на поводу у собственной фантазии. Нет сомнений, услышав о ее ошибке, он сочтет ее безнадежной дурой.

– Сколько нужно узнать, чтобы стать взрослым? – тихо спросила она. – Сколько радости, горя или боли я должна пережить, чтобы вы, Маркус, назвали меня женщиной?

Раздраженный ее настойчивостью, он сжал губы, взглянул на нее, затем – на стену дождя за окном.

– Не знаю, Доминик.

– Откуда же вам знать, что я еще ребенок? – не отставала она.

Взгляд Маркуса снова метнулся к ее лицу, и, хотя губы советника по-прежнему были сердито сжаты, Доминик прочла в его глазах желание понять.

– Почему для вас это так важно?

Щеки ее чуть порозовели.

– Мне неприятно, когда меня не принимают всерьез. Тем более вы даже не знаете...

Она резко оборвала себя, в ужасе оттого, что едва не выдала свою тайну. Нет, не сейчас! Это безумие! У Маркуса и без нее достаточно забот!

– Чего я не знаю? – переспросил он.

Не глядя на него, она помотала головой.

– Неважно, Маркус. Забудьте.

Проницательный взгляд его пристально изучал ее лицо.

– Вы хотели что-то сказать, а потом передумали. Что это, Доминик? Что-то важное? Такое, что я должен знать?

– Нет! – резко ответила она и потянулась за стаканом, изо всех сил изображая беззаботность. – Ничего особенного. Я только хотела сказать, что вы совсем меня не знаете.

Вместо ответа он только приподнял черные брови.

Его молчание побудило ее продолжать:

– Прошли годы, Маркус. Я узнала и пережила много нового. Я уже не та наивная девочка, которую вы когда-то знали.

Уголки его губ тронула безрадостная улыбка.

– Я тоже много пережил за это время. И дурного больше, чем хорошего.

Он говорил о разводе. И Доминик вдруг охватило неудержимое желание ответить: она понимает его чувства, знает, что такое безответная любовь, знает, какая боль охватывает сердце, когда узнаешь, что тебя предали...

Доминик могла бы сказать еще многое, но прикусила язык, понимая, что этого говорить не стоит.

Она поднесла стакан к губам и сделала несколько глотков, надеясь, что Маркус не заметит, как дрожат ее руки. Затем поставила свой эль и выдавила слабую улыбку.

– Мне тоже пришлось пережить немало горя. Особенно в последнюю неделю.

При этом внезапном напоминании лицо его помрачнело.

– Вы правы, в последнюю неделю всей вашей семье пришлось нелегко, – согласился он.

– И вам, Маркус, – печально откликнулась Доминик. – И всем, кто любил отца. – Она подняла на него омраченный скорбью взгляд. – Я привыкла думать, что весь народ любит короля. Но теперь... – Вспомнив острые камни, покрытые черными пятнами гари, она вздрогнула. – Как ни ужасно даже думать об этом, я готова поверить, что кто-то попытался причинить отцу зло.

Нахмурившись, Маркус допил свой каппуччино и поставил кружку на стол.

– Если вы готовы, нам пора двигаться к замку, – сказал он. – Уже поздно, ваши родные, должно быть, давно волнуются. А у них и без того хватает поводов для тревоги.

Верно, с тоской подумала Доминик, отставляя недопитый эль. Ее родные подавлены горем, и лишние переживания им совсем ни к чему. Но скоро ее состояние станет очевидно. Она не сможет скрывать беременность ни от семьи, ни от Маркуса. По стране поползут слухи о скандале в королевском семействе, и даже королевский советник не сможет заставить сплетников замолчать.

– Вы правы, – откликнулась она. – Пора домой, пока все не решили, что с нами что-нибудь стряслось.

Чем скорее я окажусь подальше от Маркуса, тем лучше, добавила она про себя. Еще не хватало выкинуть какую-нибудь новую глупость!

Обойдя вокруг стола, он подал ей руку и помог подняться. Выходя из таверны, Доминик особенно остро чувствовала, что Маркус держит ее под локоть, что его сильное мужское тело находится всего в каких-то нескольких дюймах от нее.

По дороге домой она старалась не думать о том, что ощутила на берегу моря, когда он сжимал ее в объятиях. Доминик понимала: слишком опасно позволить себе наслаждаться этими драгоценными воспоминаниями.

– Что-то вы притихли, Доминик. Сердитесь на меня?

Его голос вывел ее из глубокой задумчивости; взглянув в окно, Доминик увидела впереди мощные стены замка.

Что-то болезненно сжалось у нее в груди.

– Нет, что вы! Конечно, не сержусь.

Маркус тяжело вздохнул. Доминик молчала, боясь поднять на него глаза.

Остановившись у крыльца и заглушив мотор, он легонько притронулся к ее руке.

– Доминик, простите меня. Я не хотел вас обидеть. И не думайте, что я не отношусь к вам серьезно. Просто... должно быть, мне жаль, что вместе с королем ушла от нас застенчивая девочка, которая, бывало, робко улыбалась, встречая меня в коридорах замка.

И снова Доминик ощутила, как на глаза наворачиваются слезы.

– Поверьте, Маркус, мне тоже ее не хватает. И я порой хотела бы вернуться в прошлое. Но это невозможно – ни для вас, ни для меня.

Она поспешно расстегнула ремень безопасности и, выйдя из машины, торопливо взбежала на крыльцо, чтобы Маркус не заметил ее глупых слез.

Несколько минут спустя Доминик вошла в свои покои.

– Доминик! Ты вернулась! – кинулась ей навстречу Прюденс – и осеклась, взглянув принцессе в лицо. – Что случилось?

Доминик устало опустилась на плюшевый диванчик у окна.

– Все в порядке, Прю, – пробормотала она, с отвращением чувствуя, что голос у нее дрожит.

Фрейлина встала перед ней, внимательно вглядываясь в измученное, бледное лицо принцессы.

– Выглядишь ты... сказать по правде, Доминик, вид у тебя просто ужасный.

Обеими руками Доминик отбросила с лица растрепанные волосы.

– На улице ветер и дождь. Я не подумала взять куртку и насквозь промокла.

– Но ты в куртке! – заметила Прюденс.

Взглянув на себя, Доминик мысленно застонала. Она совсем забыла о куртке Маркуса!

– Маркус одолжил мне свою. Надо ее вычистить и вернуть.

Не дожидаясь приглашения, Прюденс опустилась рядышком на диван.

– Я говорю не о мокрой одежде и не о волосах. У тебя лицо... просто ужасное!

Доминик закатила глаза.

– Ну, спасибо, подруга! Умеешь подбодрить комплиментом!

Прюденс мягко рассмеялась.

– Я не об этом, Доминик. Ты всегда красива. Взгляни в зеркало – и сама убедишься. Но сейчас вид у тебя такой, словно ты увидела привидение. – Покачав головой, она пригляделась к принцессе. – Может, заболела? Ты бледная, как мел.

Доминик устало провела рукой по лицу. Как она устала притворяться, скрывать свои страхи и тревоги! С каждым днем утомление наваливалось на нее все сильнее. Порой она опасалась, что постоянное нервное напряжение может повредить ребенку, но не знала, что делать.

– Просто устала. Не хлопочи надо мной, Прю. Правда все в порядке.

Прюденс отодвинулась и забралась на диван с ногами, чтобы сидеть к Доминик лицом.

– Тогда расскажи, как все прошло! – потребовала она.

Доминик нахмурилась.

– Бога ради, Прю, ты так говоришь, словно я ходила на свидание!

Прюденс испустила громкий стон.

– Доминик, ты две недели не выходила из дворца! Я просто хочу знать, как у тебя прошел день. Но если ты не хочешь со мной поделиться... – надулась она.

Если я буду отмалчиваться, подумала Доминик, то лишь укреплю Прю в подозрении, что между мной и Маркусом что-то есть. А это мне совершенно ни к чему. Потому что ничего нет. И Маркус ясно дал понять, что ничего и не будет.

Наклонившись вперед, Доминик крепко сжала руку подруги.

– Прости, Прю, я действительно расклеилась. Просто... видишь ли, это стало для меня большим потрясением, чем я ожидала. Берег на месте аварии очень крут и усеян огромными валунами. А то место, где загорелся автомобиль... – Она содрогнулась и на мгновение прикрыла глаза. – До сих пор повсюду там разбросаны осколки искореженного металла. Эта картина так и стоит у меня перед глазами. Я спрашиваю себя: неужели отец действительно погиб такой страшной смертью?

Карие глаза Прюденс удивленно расширились.

– А ты не веришь, что король Майкл погиб? Я знаю, что тело так и не нашли, но, насколько мне известно, полиция полагает, что никто не мог выжить в катастрофе.

Это верно, подумала Доминик. Если король был в машине, когда она свалилась со скалы, то он, скорее всего, мертв. Но что, если его в машине не было? Однако признаваться Прюденс в своих сомнениях она не стала.

– Да, по-видимому, это невозможно, – согласилась она.

– Ты думаешь, водолазы найдут тело?

Вздохнув, Доминик откинула голову на спинку дивана.

– Я в этом сомневаюсь. И Маркус тоже.

Услышав это имя, Прюденс снова заулыбалась.

– Так-так, расскажи-ка мне о Маркусе!

– О чем рассказывать-то? – нарочито безразличным тоном ответила Доминик. – Ты Маркуса знаешь не хуже моего.

– Да ладно тебе, Доминик! Обе мы помним, как ты по нему страдала, когда уезжала в Америку!

– Я была подростком, – демонстративно зевнув, возразила Доминик, – а подростки влюбляются в кого ни попадя. Думаешь, я не помню, как ты сохла по тому игроку в поло?

– Верно, было такое, – рассмеялась Прю. – Но у меня это была просто девичья глупость, а у тебя, сколько мне помнится, все было очень серьезно. Интересно, а Маркус об этом помнит? – лукаво улыбнувшись, добавила она. – Ты теперь выросла и стала настоящей красавицей. А он снова свободен.

Доминик застонала, чувствуя, как щеки запылали ярким румянцем. Сегодня днем, когда она сказала Маркусу то же самое, он поразился так, словно она выкрикнула ему в ухо непристойность. А оправившись от потрясения, ясно дал понять, что ничего подобного между ними произойти не может. Он не интересуется женщинами. И ею – в особенности.

– Неудивительно, что мои родители постарались нас разлучить, – проворчала она. – У тебя как тогда, так и сейчас одни глупости на уме.

Прюденс только расхохоталась в ответ.

– Не вижу ничего глупого в том, чтобы влюбиться в Маркуса Кента. По-моему, он настоящий мужчина.

В том-то и проблема, молчаливо согласилась Доминик. Поэтому ей так трудно о нем забыть. Даже теперь, когда она носит ребенка от другого.

Полная отвращения к себе, она поднялась и направилась в спальню, чтобы переодеться, принять душ... и постараться хоть ненадолго выкинуть из головы королевского советника.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Неделю спустя Маркус сидел в кабинете короля Майкла – просторном помещении с окнами на реку, что делила пополам Старый Стэнбери и впадала в море. Целая стена комнаты была увешана фотографиями семьи и друзей короля. С других трех сторон вздымались книжные полки: многие тома здесь составляли сокровище королевской семьи, бережно передававшееся от одного поколения Стэнбери к другому. Маркус всегда любил эту комнату, хранившую аромат семейной любви и преданности родной стране. И сейчас он часто приходил сюда и подолгу сидел, вспоминая часы, проведенные здесь за работой вместе с королем, – часы, наполненные не только тяжелым трудом, но и радостью оттого, что твой труд полезен стране.

Но сегодня не Майкл сидел за огромным столом красного дерева с чашечкой кофе в одной руке и телефоном в другой. Нет, место короля занял его сын.

– Жаль, что приходится приносить вам дурные вести, ваше высочество, – заговорил Маркус, – но я только что узнал, что поиски тела прекращены. Командир отряда ныряльщиков считает, что его люди исчерпали все свои возможности. И, по совести сказать, я склонен с ним согласиться. Больше двух недель они прочесывали прибрежные воды и так ничего и не обнаружили.

Николас поднял печальный взгляд на своего друга и советника.

– Удивительно, что они так долго проработали, – заметил он. – Особенно при нынешней погоде.

Маркус видел, как грусть на лице принца сменяется усталой покорностью. Это же выражение, когда речь заходила о трагедии, он замечал на всех лицах во дворце. Кроме лица Доминик. Ибо с той поездки он старался держаться подальше от младшей принцессы.

– Не сомневаюсь, военные не хотели прекращать поиски из уважения к вашему отцу. Но в конце концов им пришлось подчиниться здравому смыслу.

Николас тяжело вздохнул.

– Что ж, видимо, на этом расследование закончится.

Маркус рассеянно барабанил пальцами по колену. Его по-прежнему мучили те же сомнения, что и Доминик. Но он никому не обмолвился о своих подозрениях и не сомневался, что и Доминик о них молчит. Хотя с того самого дня они не виделись, Маркус чувствовал, что эта общая тайна установила между ними какую-то странную связь.

– Не обязательно, – осторожно ответил он. – Возможно, результаты вскрытия тела шофера дадут нам какую-нибудь новую нить.

Николас раздраженно бросил ручку.

– Черт побери, Маркус, этот парень сгорел заживо! Что еще может определить вскрытие?

– Кто знает? В последнее время медицина достигла удивительных высот. Быть может, например, исследование покажет, что водитель был пьян.

Николас насмешливо фыркнул.

– Герберт – и пьян? Да этот человек был надежен, как скала! И в жизни не пил ничего крепче чая со сливками.

Маркус печально улыбнулся, вспомнив Герберта. Этот крепкий седеющий человек пришел во дворец много лет назад, сразу после окончания службы во флоте, и всем понравился. Многим не хватало теперь его крепкого рукопожатия, широкой улыбки и озорных флотских баек.

– Откуда вы знаете, что он добавлял в чай только сливки?

Николас задумчиво потер подбородок ладонью.

– Помню, как Герти, наша повариха, ворчала на него за то, что он вечно лазит в сливки, приготовленные для сыра.

– А что, если Герти решила его проучить и добавила в сливки чего-нибудь покрепче?

Маркус просто шутил, но Николас, казалось, всерьез задумался над такой возможностью. Впрочем, Маркус привык, что его всегда воспринимают всерьез. Похоже, никому не приходило в голову, что главный королевский советник тоже умеет шутить и смеяться. Что, если и Доминик видит в нем мрачного зануду, не способного радоваться жизни? – подумал он вдруг.

– Нет, Маркус. Герти любила отца. Да и Герберта тоже, коль уж на то пошло. Сейчас она раздавлена горем.

Маркус энергично покачал головой.

– Ваше высочество, я просто пошутил! Конечно, Герти любила короля. Его все любили.

Мне и думать об этом страшно, но что, если кто-то попытался причинить отцу вред?

Снова в мозгу его всплыли слова Доминик, а вместе с ними – ее лицо. Ему не хватает ее... Что за глупость! Четыре года ее не было в стране, и он спокойно обходился без нее. А теперь не видел всего неделю – и уже изнывает от желания снова взглянуть ей в глаза, услышать голос, ощутить под руками... Нет-нет, лучше им с принцессой держаться друг от друга подальше. Для блага их обоих.

– Я понимаю, что вы пошутили. Но скажите, Маркус, не кажется ли вам... нет ли у вас хоть тени подозрения, что смерть отца, возможно, не просто несчастный случай?

По счастью, королевский кабинет был звуконепроницаем, и Маркус не опасался, что их могут подслушать. Он вовсе не хотел, чтобы по дворцу – а затем и по всему городу – разлетелись сплетни.

– Не могу вам ответить, пока не узнаю результатов вскрытия.

Принц Николас добродушно улыбнулся.

– Вы говорите как истинный советник на службе. Неудивительно, что отец так вами дорожил.

Дорожил? Как незаменимым и безотказным работником – быть может... Но вдруг Маркуса охватила странная тоска, сродни тоске одиночества. Кто дорожил им как человеком, кто любил его таким, какой он есть? Должно быть, мать, но она выбивалась из сил, чтобы прокормить семью, и ей было не до родительских нежностей. Отец? Но Маркус, сколько себя помнил, только и делал, что разочаровывал своего старика. Особенно, помнится, возмутила Кента-старшего женитьба сына на Лизе. А Лиза... что она к нему испытывала? Любила? Едва ли. По крайней мере не так, как должна жена любить мужа. Слишком легко она бросила его, одним ударом оборвав все связующие их нити.

Отбросив черные мысли, Маркус поднял глаза на нового правителя.

– Скажите, ваше высочество, что думают о происшедшей трагедии ваши родные?

С долгим вздохом Николас откинулся в удобном кожаном кресле.

– Все полагают, что король, по всей видимости, мертв. Кроме Доминик – она никак не может смириться с тем, что отца больше нет с нами.

Маркус задал этот вопрос в надежде услышать иной ответ. Но сказанное Николасом его не удивило. Он знал, о чем думает Доминик – о том же, что и он сам. Но Маркусу тяжело было слышать, что принцесса тоже цепляется за надежду, которая может оказаться ложной. Нетрудно догадаться, какую страшную боль принесет ей разочарование.

– Они с королем были очень близки, – заметил Маркус. – Гораздо ближе, чем вы или Изабелла.

Николас криво усмехнулся.

– Да, она у нас младшая, и отец с ней возился больше, чем с нами. Думаю, она его знала лучше, чем мы с Изабеллой. – Он наклонился к советнику; на лице его отразилась тревога. – Я рад, что вы заговорили о Доминик, – я и сам хотел с вами посоветоваться. Я очень о ней беспокоюсь. И Изабелла тоже.

Усилием воли Маркусу удалось сохранить внешнюю непроницаемость, хотя сердце его сжалось от внезапной тревоги.

– Почему? Что случилось?

– По совести сказать, сам не знаю. И Изабелла тоже. Сначала мы думали, что она просто горюет по отцу. Но теперь... не знаю, что и думать. Она почти ничего не ест. Не выходит из дворца. Не встречается со старыми друзьями. Целыми днями сидит, запершись, у себя в спальне. Бледнеет и чахнет день ото дня. На все расспросы отвечает только, что хочет побыть одна, и просит оставить ее в покое.

– А что думает королева?

Николас пожал плечами.

– Вы же знаете маму. «Принцесса из рода Стэнбери не вправе проявлять слабость!» – вот и все, что мы от нее слышим.

– Но о какой «слабости» может идти речь, если Доминик больна?

Николас беспомощно развел руками.

– Изабелла как-то спросила, как она себя чувствует, так Доминик ее едва в клочки не разорвала! С тех пор Изабелла больше к ней не приставала, и я ее понимаю.

– Это не похоже на Доминик, – нахмурился Маркус.

– Верно. Поэтому-то я и беспокоюсь. И хочу попросить вашей помощи.

– Моей? – непонимающе переспросил Маркус. – Но чем я здесь могу помочь?

Николас покачал головой.

– Маркус, вас она всегда высоко ценила. Кроме того, вы не принадлежите к семье. Может быть, вам она доверится и объяснит, что с ней происходит.

В этом Маркус сомневался. В последнюю встречу они расстались не слишком по-дружески.

– Вы не пробовали поговорить с Прюденс? Они с принцессой всегда были близкими подругами. Возможно, Прюденс знает, что случилось с Доминик.

– С Прюденс я уже разговаривал, – вздохнул Николас, рассеянно вертя ручку. – Она сама ко мне пришла и поделилась своей тревогой. По ее словам, Доминик явно нездорова, но упорно отказывается обратиться к врачу.

– Бывает, что люди заболевают от горя... – задумчиво заметил Маркус, но затем, покачав головой, возразил сам себе: – Мне всегда казалось, что у Доминик сильный характер.

– Теперь вы говорите как мама.

Не в силах оставаться на месте, Маркус резко встал, оттолкнув кресло, и подошел к высокому, во всю стену, окну. Солнце уже тонуло в море: город, морская гладь, суда на причале – все горело, искрилось и переливалось разными оттенками золотисто-розового и багрово-алого. Но Маркус не замечал красоты заката. Перед глазами его стояло одно – лицо Доминик.

– Простите, я не хотел показаться грубым. Но, думаю, ваша сестра поправится, как только сумеет преодолеть свое горе. – Он взглянул на принца через плечо. – Попробуйте уговорить ее вернуться в университет и продолжить занятия. Возможно, это пойдет ей на пользу.

Николас снова развел руками.

– Изабелла уже пробовала, но Доминик и слышать об этом не хочет! – Помолчав, он добавил с надеждой в голосе: – Прюденс считает, что только вы сможете до нее достучаться. И я с ней согласен. У вас с Доминик всегда были особые отношения. Вас она послушает.

Маркус резко отвернулся от окна и широкими шагами подошел к столу короля. На лице его читались раздражение и досада.

– То, что много лет назад, совсем ребенком, она была в меня влюблена, еще не значит...

– Маркус, – мягко прервал его Николас, – я слышал от Ребекки, что женщина никогда не забывает свою первую любовь. И я знаю, что вы ей желаете только добра. Поговорите с ней, прошу вас!

Маркус не стал терять время, объясняя принцу, что любовь и юношеская влюбленность – разные вещи, что теперь, став взрослой, Доминик ничего к нему не чувствует. Сын короля Майкла попросил о помощи – и Маркус не мог ему отказать. Хоть внутренний голос и подсказывал ему, что встречаться с Доминик наедине, да еще и вести с ней задушевные беседы – большая ошибка.

– Хорошо, ваше высочество, – согласился он наконец. – Попробую выяснить, что ее тревожит. Но не пеняйте, если мне повезет не больше, чем Изабелле. Принцесса Доминик упряма и независима, как и ее отец.

Улыбнувшись, Николас вышел из-за стола и благодарно похлопал Маркуса по плечу.

– Вы правы, она больше всех нас похожа на отца. Он бы чертовски разозлился, если бы узнал, что мы ее не бережем.