Текст книги "Анна и французский поцелуй (ЛП)"

Автор книги: Стефани Перкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 11

– С тебя пять баксов, – говорю я.

Рашми улыбается.

– Расплачусь билетом в кино.

По крайней мере мы в одной команде. Николь разделила список Нейта, и мы с Рашми можем гулять сами по себе. Неделя не должна выдаться слишком плохой. Благодаря Рашми я зарабатываю очки для класса. Она позволила мне сделать пару снимков, – статую какого-то парня по имени Бюде и группу детей, играющих в футбол на улице – хотя оба пункта нашла она.

– Я скучаю по футболу, – дуется Мередит, когда мы рассказываем ей нашу историю. Сегодня вечером даже её упругие локоны кажутся повисшими и печальными.

Ветер хлещет по широкой улице, и мы от холода закутываемся в куртки. Палые пожухлые листья шуршат под ногами. Париж висит на краю осени.

– А ты не можешь присоединиться к какой-нибудь команде? – спрашивает Джош, приобнимая Рашми. Она жмётся к нему. – Здесь всё время играют в футбол.

– Бу-у! – Знакомая взъерошенная голова выскакивает между Мер и мной, и мы подпрыгиваем как испуганные кошки.

– Чёрт, – ругается Мер. – Меня чуть Кондратий не хватил. Ты что здесь делаешь?

– «Это случилось однажды ночью», – отвечает Сент-Клер. – Ле Шампо, правильно?

– Разве у тебя нет планов с Элли? – спрашивает Рашми.

– Разве я не приглашён?

Он втискивается между мной и Мередит.

– Конечно, приглашён, – отвечает Мер. – Мы просто предположили, что ты будешь занят.

– Ты всегда занят, – объясняет Рашми.

– Не всегда.

– Всегда, – повторяет она. – И знаешь, что странно? Мер единственная, кто видел Эллен в этом году. Она, что ли, слишком хороша для нас теперь?

– Ай, кончай. Только не снова.

Она пожимает плечами.

– Я просто констатирую факт.

Сент-Клер качает головой, но от моего внимания не ускользает, что он даже не пытается отрицать. Элли может быть достаточно дружелюбной при встрече, но ясно, что она больше не нуждается в своих друзьях из США. Даже я это понимаю.

– Чем вы, ребята, занимаетесь каждую ночь? – Слова выскакивают прежде, чем я успеваю прикусить язык.

– Этим, – говорит Рашми. – Они занимаются этим. Обменял нас на койку.

Сент-Клер заливается румянцем.

– Знаешь, Раш, ты незрела, как глупые одинадцатиклассники с моего этажа. Дэйв-фамилию-не-помню и Майк Рейнард. Боже, они такие дураки.

Майк Рейнард – лучший друг Дэйва с французского и истории. Я не знала, что они живут рядом с Сент-Клером.

– Следи за языком, Сент-Клер, – вмешивается Джош. У его обычно спокойной манеры поведения есть предел.

Рашми бросает обвинение в лицо Сент-Клера:

– Хочешь сказать, я дура?

– Нет, но если ты не отступишь, я чертовски захочу тебя так обозвать.

Их тела напряжены, словно они собираются бодаться рогами, как в документальном фильме о дикой природе. Джош пытается придержать Рашми, но она отбивается от него.

– Боже, Сент-Клер, ты дружелюбен весь день, а затем каждый вечер убегаешь от нас! Ты не можешь вот так возвращаться и притворяться, что всё прекрасно.

Мер пытается разнять их:

– Эй, эй, эй…

– Всё прекрасно! Что, чёрт возьми, на тебя нашло?

– ЭЙ! – Мер использует свой внушительный рост и силу, чтобы встать между ними. К моему удивлению она начинает упрашивать Рашми: – Я знаю, что ты скучаешь по Элли. Я знаю, что она была твоей лучшей подругой и очень подло вот так двигаться дальше, но у тебя всё ещё есть мы. И Сент-Клер... она права. Больно больше тебя не видеть. Я имею в виду, вне школы. – Она, кажется, вот-вот расплачется. – Мы раньше были так близки.

Джош обвивает её рукой, и она крепко его обнимает. Он впивается взглядом в Сент-Клера сквозь её локоны.

Это твоя ошибка. Исправь её.

Сент-Клер идёт на попятную:

– Да. Ладно. Ты права.

Это не совсем извинение, но Рашми кивает. Мер облегчено выдыхает. Джош нежно её отпускает и идёт к своей девушке. Мы шагаем в неловком молчании. Значит, Рашми и Элли раньше были лучшими подругами. Мне тяжело пережить временную разлуку с Бридж, но я не могу представить, как было бы больно, если бы она полностью от меня отказалась. Я чувствую себя виноватой. Неудивительно, что Рашми так горько.

– Прости, Анна, – говорит Сент-Клер, пройдя ещё один квартал в тишине. – Я знаю, как ты ждала похода в кино.

– Всё нормально. Это не моё дело. Мои друзья тоже ссорятся. Я имею в виду... мои друзья дома. Не то, чтобы вы, ребята, не являетесь моими друзьями. Просто... все друзья ссорятся.

Аргх. Слова совсем не идут.

Сумрак скрывает нас как густой туман. Мы продолжаем молчать, и мои мысли начинают ходить по кругу. Мне хотелось бы, чтобы здесь была Бридж. Мне хотелось бы, чтобы Сент-Клер не встречался с Элли, Элли не обидела Рашми, а Рашми больше напоминала Бридж. Мне хотелось бы, чтобы здесь была Бридж.

– Эй! – восклицает Джош. – Ребят. Вы только зацените.

И тут темнота уступает белому неону. Буквы в стиле ар-деко горят в ночи, объявляя о нашем прибытии в «CINEMA LE CHAMPO». Слова поглощают меня. Синема. Существует ли слово прекраснее? Моё сердце порхает, когда мы проходим мимо красочных афиш прямо к сверкающим стеклянным дверям. Вестибюль меньше, чем я привыкла, и отсутствует резкий запах попкорна с неестественно жёлтым маслом, но в воздухе я безошибочно различаю нечто затхлое и до боли знакомое.

Верная своему слову, Рашми платит за мой билет. Я пользуюсь возможностью, чтобы достать клочок бумаги и ручку, которые я носила в кармане куртки для этой самой цели. Мер следующая в очереди, и я расшифровываю её речь по звукам.

Оон плосс си вуу плей.

Сент-Клер облокачивается на моё плечо и шепчет:

– Ты неправильно записала.

Резко поднимаю голову в смущении, но он улыбается. Прячу лицо, чтобы волосы закрыли щеки. Они краснеют больше из-за его улыбки, чем отчего-либо ещё.

Мы следуем за синими огоньками по проходу театра. Интересно, во всех французских кинотеатрах синие огни? В Америке они золотые. Моё сердце бьётся быстрее. Всё остальное не отличается.

Те же места. Тот же экран. Те же самые стены.

Впервые в Париже я чувствую себя как дома.

Я улыбаюсь своим друзьям, но Мер, Рашми и Джош отвлеклись, споря о том, что произошло за обедом. Сент-Клер видит меня и улыбается в ответ.

– Всё хорошо?

Я киваю. Он выглядит довольным и идёт за мной. Я всегда сижу на четвёртом ряду от центрального, и у нас сегодня замечательные места. Стулья классически красные. Начинается фильм, и вспыхивает титульный экран.

– Тьфу, мы должны смотреть титры? – спрашивает Рашми.

Их показывают в начале, как во всех старых фильмах.

Я со счастьем читаю их. Я люблю титры. Я люблю всё в кино.

Театр утопает в темноте, за исключением вспышек чёрных, белых и серых оттенков на экране. Кларк Гейбл делает вид, что спит и кладёт руку в центр пустого автобусного сидения. После секундного раздражения Клодетт Кольбер осторожно отводит её в сторону и садится. Гейбл улыбается про себя, и Сент-Клер смеётся.

Странно, но я продолжаю отвлекаться. На белизну зубов Сент-Клера в темноте. Изгиб его волос, спадающих прямо набок. Нежный аромат стирального порошка. Он подталкивает меня, чтобы тихонько уступить подлокотник, но я отказываюсь, и он забирает его себе. Его рука близка к моей, слегка приподнята. Я смотрю на его ладони. Мои крошечны по сравнению с его большими мужскими руками с выступающими костяшками.

И внезапно я хочу тронуть его.

Не толкнуть или отпихнуть, или даже дружественно обнять. Я хочу чувствовать складки на его коже, соединить его веснушки невидимыми линиями, провести пальцами по внутренней стороне его запястья. Он меняет позу. У меня возникает странное чувство, что он следит за мной, как я за ним. Я не могу сконцентрироваться. Герои на экране ссорятся, но будь даже на кону моя жизнь, я бы не смогла сказать о чём. Сколько фильма я пропустила?

Сент-Клер откашливается и снова меняет позу. Его нога задевает мою. И остаётся там. Я парализована. Я должна сдвинуть её; ощущение слишком неестественное. Как он может не замечать, что его нога касается моей? Краем глаза замечаю очертания его подбородка и носа, и – дорогой боже! – изгиб губ.

Вот. Он смотрит на меня. Я знаю, что смотрит.

Отвожу взгляд на экран, стараясь изо всех сил доказывать, что я очень заинтересована фильмом. Сент-Клер напрягается, но ноги не убирает. Он задержал дыхание? Кажется, да. Я тоже задержала. Выдыхаю и съёживаюсь – звук получился таким громким и неестественным.

Снова. Ещё один взгляд. На этот раз я поворачиваюсь, автоматически, а он отворачивается. Это танец, и в воздухе витает ощущение, что кто-то из нас должен начать разговор.

Сконцентрируйся, Анна. Сконцентрируйся.

– Тебе нравится? – шепчу я.

Он выдерживает паузу.

– Фильм?

Я благодарна, что темнота скрывает мой румянец.

– Очень, – отвечает он.

Рискую повернуться и встречаю взгляд Сент-Клера. Пронзающий до глубины души. Он так на меня прежде никогда не смотрел. Отворачиваюсь первой и чувствую, что он отворачивается через несколько секунд.

Я знаю, он улыбается, и моё сердце колотится как сумасшедшее.

Глава 12

Кому: Анна Олифант

От кого: Джеймс Эшли

Тема: Тонкий намёк

Привет, милая. Столько воды утекло с нашей последней встречи. Ты проверяла голосовую почту? Я звонил несколько раз, но, видимо, ты ушла с головой в исследование Парижа. Ну, это просто тонкий намёк позвонить дорогому старику-отцу и поведать, как там твоё обучение. Уже овладела французским? Попробовала фуа-гра? Какие вдохновляющие музеи посетила? Говоря о вдохновляющем, уверен, ты слышала хорошие новости. «Инцидент» дебютировал на первой строчке рейтинга «Нью-Йорк Таймс»! Похоже, я всё ещё любимчик фортуны. На следующей неделе уезжаю в юго-восточное турне, так что скоро увижу твоего брата и передам ему от тебя наилучшие пожелания. Сфокусируйся на школе, и УВИДИМСЯ на Рождество.

Джош прислоняется к моему плечу и смотрит в ноутбук.

– Мне кажется, или «УВИДИМСЯ» звучит как угроза?

– Нет. Это просто «увидимся», – отвечаю я.

– Я думал, твой папа – писатель. Что это за «сфокусируйся» и «тонкий намёк»?

– Мой отец говорит клише. Очевидно, ты никогда не читал ни один из его романов. – Делаю паузу. – Поверить не могу, что ему хватило наглости заявить, что он передаст Шонни мои наилучшие пожелания.

Джош в отвращении качает головой. Мы с друзьями проводим выходные в холле, потому что на улице снова дождь. Никто никогда так не заявлял, но, кажется, в Париже дождливо, как в Лондоне. По словам Сент-Клера, нашего единственного отсутствующего товарища, так оно и есть. Он отправился на какую-то фотовыставку в университете Элли. Хотя должен был уже вернуться.

Видимо, задерживается. Как всегда.

Свернувшись на диванчике, Мер и Рашми читают заданную по литературе книгу «Бальзак и портниха-китаяночка»[27]27
  Роман китайского писателя Сы-цзе, написанный на автобиографическом материале.
  Во время китайской культурной революции юношей Ма и Луо как детей «реакционных интеллигентов» выслали на перевоспитание в горную деревню. Вопреки желанию комиссаров, взросление юношей прошло под влиянием не идей товарища Мао, а романов буржуазных писателей Бальзака и Дюма. Книги, чудом доставшиеся им в наследство, помогли выжить в чудовищных условиях и заразить мечтой о другой жизни неграмотную дочку местного портного. Прошли годы, и знаменитый музыкант вернулся в те края в поисках своей первой любви.


[Закрыть]. Я возвращаюсь к папиному письму.

Тонкий намёк... твоя жизнь – отстой.

Воспоминание этой недели – я сижу рядом с Сент-Клером в тёмном кинотеатре, его нога касается моей, между нами пробегает искра – вновь нахлынуло на меня, вызывая стыд. Чем больше я вспоминаю произошедшее, тем больше убеждаюсь, что ничего не было.

Поскольку НИЧЕГО И НЕ БЫЛО.

Когда мы вышли из кино, Рашми объявила:

– Фильм обрывается слишком резко. Мы так и не увидели хороших моментов.

К тому времени, как я заканчиваю защищать фильм, мы уже возвращаемся в общежитие. Я хотела поговорить с Сент-Клером, получить знак, что между нами что-то изменилось, но вмешалась Мер, чтобы обнять его перед сном. И так как я сама не могу обнять Сент-Клера, не выдав глухой стук сердца, то мне остается лишь топтаться позади.

А затем мы неуклюже помахали друг другу на прощание.

А затем, смущённая как никогда, я легла спать.

Что произошло? Каким бы волнующим мне не показался тот момент, я, должно быть, преувеличила сцену в уме, потому что на следующий день, за завтраком, Сент-Клер вёл себя как обычно. И как обычно мы дружески поболтали. Кроме того, у него есть Элли. Он не нуждается во мне. Могу лишь предположить, что я спроектировала свои разбитые чувства к Тофу на Сент-Клера.

Джош внимательно меня изучает. Я решаю задать ему вопрос прежде, чем он успеет задать свой:

– Как продвигается домашка?

Моя команда по Ла Ви победила (нет, не благодаря мне), так что нам с Рашми не нужно было идти на урок в пятницу, а Джош прогулял занятие, чтобы провести освободившийся час с нами. В результате его оставили после уроков и наказали несколькими страницами дополнительной домашней работы.

– А-а-а, это… – Он опускается на стул около меня и поднимает свой альбом. – У меня есть занятие получше.

– Но... разве проблем не станет больше?

Я никогда не пропускала занятий. Не понимаю, как он может вот так просто наплевать на учёбу.

– Наверное.

Джош сгибает руку и морщится.

Хмурю брови.

– В чём дело?

– Кисть затекла, – объясняет он. – Из-за рисования. Всё нормально, такое часто бывает.

Странно. Я никогда раньше не задумывалась о муках художников.

– Ты очень талантлив. Ты этим хочешь заниматься? Будешь зарабатывать на жизнь рисованием?

– Я работаю над графическим романом.

– Правда? Здорово. – Отодвигаю ноутбук. – О чём он?

Уголок его рта изгибается в хитрой улыбке.

– О парне, которому пришлось учиться со снобами в школе-интернате, потому что его родители не хотят его больше видеть.

Фыркаю.

– Доводилось слышать. Кстати, кем работают твои родители?

– Мой папа политик. Сейчас занят кампанией переизбрания. Я не общался с «сенатором Уассирштейном» с начала учебного года.

– Сенатором? Настоящим?

– Более чем. К сожалению.

Ну вот опять. О чём думал мой папа? Отправил меня в школу с детьми американских СЕНАТОРОВ?

– Здесь у всех ужасные отцы? – спрашиваю я. – Это что ли обязательное требование для обучения?

Джош кивает на Рашми и Мер.

– У них нормальные. Но папа Сент-Клера – особый случай.

– Я слышала. – Меня раздирает любопытство, и я понижаю голос: – Какой он?

Джош пожимает плечами.

– Настоящий козёл. Держит Сент-Клера и его маму на коротком поводке, а со всеми другими само дружелюбие. Почему-то так только хуже.

Внезапно моё внимание привлекает странная фиолетово-красная вязаная шапочка, плывущая по фойе. Джош поворачивается узнать, на что я там уставилась. Мередит и Рашми замечают движение шапки и отрывают глаза от книг.

– О боже! – восклицает Рашми. – Он надел Шапку.

– А мне нравится, – говорит Мер.

– Само собой, – замечает Джош.

Мередит одаривает его неодобрительным взглядом. Я поворачиваюсь лучше рассмотреть пресловутую Шапку, и к моему удивлению, она оказывается прямо позади меня. И красуется она на голове Сент-Клера.

– Значит, Шапка вернулась, – констатирует Рашми.

– Ага, – отвечает Сент-Клер. – Я знал, что вы скучали.

– У этой Шапки есть какая-то история? – спрашиваю я.

– Только та, что его мать связала её прошлой зимой, и все мы согласились, что это самый отвратительный головной убор в Париже, – объясняет Рашми.

– Неужели? – Сент-Клер снимает Шапку и натягивает её на голову Рашми. Из-под вязаного края комично торчат две чёрные косички. – Ты в ней неотразима. Просто красавица.

Рашми хмурится и, стащив Шапку, приглаживает волосы. Сент-Клер снова напяливает эксцентричный головной убор на свои растрёпанные волосы, и я соглашаюсь с Мередит. Шапка довольно симпатична. Сент-Клер выглядит в ней тёплым и пушистым, как плюшевый мишка.

– Как выставка? – интересуется Мер.

Сент-Клер пожимает плечами.

– Ничего особенного. А вы чем занимались?

– Анна делилась «тонким намёком» отца, – отвечает Джош.

Сент-Клер морщит лицо от отвращения.

– Я больше не хочу читать его письма, спасибо.

Закрываю ноутбук.

– Если ты освободилась, я кое-что для тебя подготовил, – говорит Сент-Клер.

– Что? Кто, я?

– Помнишь, я обещал, что заставлю тебя не чувствовать себя американкой?

Улыбаюсь.

– Ты получил мой французский паспорт?

Я помнила обещание, но думала, что он забыл, – всё-таки разговор состоялся несколько недель назад. Мне лестно, что он помнит.

– Лучше. Вчера пришло на почту. Пошли, он в моей комнате.

Произнеся это загадочную фразу, Сент-Клер прячет руки в карманы пальто и с важным видом направляется к лестнице.

Я заталкиваю ноутбук в сумку, перекидываю её через плечо и развожу руками остальным. Мер выглядит грустной, и на мгновение я чувствую себя виноватой. Но я ведь не краду у неё Сент-Клера. Я тоже друг.

Я преследую Сент-Клера пять лестничных пролётов; Шапка гордо покачивается передо мной. Мы доходим до его этажа, и Сент-Клер ведёт меня по коридору. Я возбуждена и взволнована: никогда не видела его комнату прежде. Мы всегда встречаемся в холле или на моём этаже.

– Дом, милый дом.

Он достаёт цепочку для ключей с надписью «Я оставил своё ♥ в Сан-Франциско».

«Ещё один подарок его матери», – думаю я. На двери висит скетч – Сент-Клер в шляпе Наполеона Бонапарта. Работа Джоша.

– Эй, 508! Почему ты молчал, что твоя комната прямо над моей.

Сент-Клер улыбается.

– Возможно, я не хотел, чтобы ты жаловалась, что я громко топаю по ночам.

– Дружище, а ты, правда, топаешь.

– Я знаю. Извини.

Он смеётся и придерживает для меня дверь. Его комната оказывается аккуратней, чем я ожидала. Я всегда представляла, что у парней отвратительные спальни, – горы нестиранных боксёрских трусов и пропитавшихся потом нижних рубашек, незастеленные кровати с простынями, которые не меняли неделями, плакаты пивных бутылок и женщин в неоновых бикини, пустые банки из-под содовой, мешки чипсов, разбросанные модельки самолётов и видеоигры.

Так выглядит комната Мэтта, и я всегда испытывала к ней отвращение. Никогда не знаешь, вдруг под попу подвернётся пакет соуса от «Тако Бэл».

Но комната Сент-Клера опрятна. Кровать заправлена, а на полу лишь одна маленькая стопка одежды. Никаких оборванных плакатов, только старинная карта мира над столом и две яркие картины маслом над кроватью. И книги. Я никогда не видела столько книг в одной комнате. Они сложены вдоль стен как башни – толстенные талмуды по истории, изодранные книги в мягкой обложке и... Оксфордский словарь английского языка. Как у Бридж.

– Не могу поверить, что знаю двух сумасшедших обладателей Оксфордского словаря.

– О? И кто второй?

– Бридж. Боже! Твои новые?

Корешки яркие и блестящие. Собранию Бриджет пару десятков лет: книги уже изодрались и расклеились.

Сент-Клер выглядит смущённым. Оксфордский словарь английского языка стоит тысячу долларов, и хоть мы никогда не затрагиваем тему денег, он знает, что у меня нет средств на карманные расходы, как у остальной части наших одноклассников. Это и так понятно, если я заказываю самую дешёвую еду в меню каждый раз, когда мы куда-нибудь выбираемся поесть. Может, папа и хотел дать мне необычное образование, но он не обеспокоился моим ежедневным содержанием. Я дважды просила его увеличить сумму еженедельных расходов, но он отказывал, пояснив, что я должна учиться жить на ограниченную сумму. А это тяжело, так как он не дал мне достаточно средств с самого начала.

– А как у неё дела с группой? – спрашивает Сент-Клер, меняя тему. – Она станет их барабанщиком?

– Да, первая репетиция в эти выходные.

– Это группа того парня… Бакенбарды, правильно?

Сент-Клер знает имя Тофа. Он пытается вывести меня из себя, но я не ведусь.

– Да. Так что там у тебя?

– Вот.

Он вручает мне жёлтый раздутый конверт со стола, и мой желудок начинает танцевать как на дне рождения. Открываю пакет. На пол падает маленький кусочек ткани. Канадский флаг.

Поднимаю его.

– Гм. Спасибо?

Сент-Клер бросает Шапку на кровать и взлохмачивает волосы. Пряди разлетаются во все стороны.

– Будешь носить на рюкзаке, и люди не станут принимать тебя за американку. Европейцы намного больше прощают канадцам.

Смеюсь.

– Я люблю его. Спасибо.

– Ты не обижена?

– Нет, он идеален.

– Пришлось заказывать онлайн, именно поэтому это заняло так много времени. Не знаю, где найти такой в Париже, прости. – Он ныряет в ящик письменного стола и вытаскивает английскую булавку, забирает у меня крошечный флаг с кленовым листком и аккуратно прикрепляет к карману моего рюкзака. – Вот. Теперь ты официально гражданка Канады. Попытайся не злоупотребить новой властью.

– Обещать не буду. Сегодня вечером Париж мой.

– Ладно. – Он делает паузу. – Ты это заслужила.

Мы оба останавливаемся. Он так близок ко мне. Не сводит глаз от моего лица, и моё сердце мучительно стучит в груди. Отстраняюсь и отвожу взгляд. Тоф. Мне нравится Тоф, а не Сент-Клер. Почему я должна продолжать напоминать себе об этом? Сент-Клер занят.

– Это твои работы? – Я отчаянно пытаюсь изменить атмосферу. – Картины над кроватью?

Оглядываюсь, но Сент-Клер всё ещё смотрит на меня.

Он кусает ноготь большого пальца, прежде чем ответить. Его голос звучит странно.

– Нет. Мамины.

– Правда? Они потрясные. Очень, очень… хорошие.

– Анна...

– Эти места находятся здесь, в Париже?

– Нет, это улица, на которой я рос. В Лондоне.

– О!

– Анна...

– Гм?

Я стою спиной к нему, пытаясь рассмотреть картины. Они действительно великолепны. Я просто не могу сосредоточиться. Конечно, это не Париж. Я должка была догадаться…

– Тот парень. Бакенбарды. Он тебе нравится?

Сутулю плечи.

– Ты уже спрашивал.

– Я хотел узнать, – он нервничает. – Твои чувства не изменились? С тех пор как ты переехала сюда?

До меня не сразу доходит суть вопроса.

– Вопрос не в том, что чувствую я, – говорю я наконец. – Он мне интересен, но... Я не знаю, интересуется ли он всё ещё мной.

Сент-Клер предпринимает ещё один шаг.

– Он всё ещё звонит?

– Да. Не часто. Но да.

– Ладно. Хорошо, я понял, – говорит он, моргая. – Это твой ответ.

Я отвожу взгляд.

– Я должна идти. Уверена, у тебя есть планы с Элли.

– Да. То есть, нет. То есть, я не знаю. Если ты сегодня свободна…

Открываю дверь.

– В общем, я пошла. Спасибо за канадское гражданство.

Стучу по флагу на рюкзаке.

Странно, но у Сент-Клера такой вид, словно его ударили.

– Нет проблем. Рад был помочь.

Бегу по лестнице, перепрыгивая через два ступеньки. Что только что произошло? В одну минуту между нами всё прекрасно, а в следующую я готова удирать со всех ног. Мне нужно на улицу. Я должна оставить общежитие. Возможно, я не храбрая американка, но думаю, что могу стать храброй канадкой. Забираю «Парископ» из комнаты и быстро спускаюсь.

Я собираюсь увидеть Париж. Одна.