Текст книги "Анна и французский поцелуй (ЛП)"

Автор книги: Стефани Перкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 5

Кому: Анна Олифант

От кого: Бриджет Сондервик

Тема: Не оборачивайся, но...

...нижний правый угол твоей кровати не подвернут. ХА! Спорим, что обернулась. А теперь прекрати разглаживать невидимые морщинки. Серьёзно. Ну, и как тебе Ле Академе дю Фраунч? Красавчики есть? Кстати, о красавчиках. Угадай, с кем у меня общая математика??? С Дрю! Он покрасился в чёрный и проколол губу. И он просто каллипига (смотри в словаре, лентяйка). Я сижу на прежнем месте за ленчем, но без тебя не то. Не считая этой чёртовой Черри. Она продолжает всё время трясти волосами, и клянусь, я слышу, как ты напеваешь рекламу «ТРЕСемме». Я выбью себе глаза фигуркой Дарта Мола[16]16
  Дарт Мол – персонаж «Звёздных войн», тёмный владыка ситхов. В киносерии его участие ограничивается «Эпизодом I: Скрытая угроза», в конце которого Дарт Мол был перерублен пополам Оби-Ваном Кеноби.


[Закрыть], если она будет сидеть с нами каждый день. Между прочим, твоя мама наняла меня нянчить Шона после школы, так что я пойду. Не хочу, чтобы он умер в мою смену.

Предательница. Возвращайся домой.

Бриджет

P.S. Завтра объявят лидеров секций в группе. Пожелай мне удачи. Если мою должность отдадут Кевину Куиггли, то я выбью глаза ЕМУ.

Каллипига. Совершенные формы ягодиц. Мило, Бриджет.

Моя лучшая подруга одержима словами. Одно из её самый дорогих приобретений – Оксфордский словарь английского языка, который она купила за бесценок два года назад на дворовой распродаже. Этот словарь состоит из двадцати томов и даёт не только определение слов, но и их происхождение. Бриджет всегда кидается умными словечками в разговоре, потому что любит смотреть, как люди приходят в недоумение и делают вид, что понимают сказанное. Я уже давным-давно научилась не притворяться, что понимаю, о чем она говорит. Бриджет все время демонстрирует мне свою энциклопедичность.

Так вот, Бриджет собирает слова и, очевидно, забирает мою жизнь.

Поверить не могу, что мама наняла её приглядывать за Шоном. Я знаю, что подруга – лучший выбор, так как мы всегда нянчили Шонни вместе, но всё же. Странно, что она там одна, без меня. И странно, что она говорит с моей мамой, в то время как я застряла здесь, на другом конце света. Затем она сообщит мне, что получила дополнительную работу в кинотеатре.

Говоря о кинотеатре. Тоф мне до сих пор ничего не прислал. Конечно, я не ждала, что он будет писать мне каждый день или даже неделю, но... между нами ведь что-то было. Я имею в виду, мы целовались. Теперь они – какими бы не были эти отношения – кончились, раз я здесь?

Настоящее имя Тофа – Кристофер, но он так не любит когда его зовут Крисом, поэтому откликается на Тофа. У него потрясающие зелёные глаза и отпадные бакенбарды. Мы оба левши, любим продающийся в торговых палатках ненастоящий сыр начос и ненавидим актера Кьюба М. Гудинга-младшего. Я запала на Тофа с первого рабочего дня, когда он засунул голову под автомат ICEE и стал жадно пить прямо из крана, чем заставил меня рассмеяться. До конца смены Тоф проходил с сине-малиновым ртом.

Не каждый решится показать синие зубы. Но поверьте мне, Тоф может.

Проверяю входную корреспонденцию – на всякий случай – но всё по-старому. Несколько часов я сижу перед экраном компьютера в ожидании, когда Бридж вернётся из школы. Я рада, что она отправила мне письмо. По какой-то причине я хотела, чтобы она написала первой. Возможно, я желала, чтобы она думала, будто я здесь так счастлива и занята, что у меня даже нет времени черкануть строчки. На самом деле мне грустно и одиноко.

И голодно. Мой минихолодильник пуст.

Я поужинала в кафетерии, но снова не стала становиться в очередь – лишь набила желудок ещё большим количеством хлеба, от которого нет сытости. Возможно, утром Сент-Клер снова закажет для меня завтрак. Или Мередит; уверена, она меня выручит.

Я отвечаю Бридж, рассказываю о моих новых знакомых, сумасшедшем кафетерии с едой ресторанного качества и гигантском Пантеоне по пути. Не удерживаюсь и описываю Сент-Клера, упоминая, как на физике он склонился над Мередит, чтобы одолжить у меня ручку как раз в тот момент, как профессор Уэйкфилд распределял пары на лабораторные. Учитель подумал, что мы сидим рядом, и теперь Сент-Клер – мой партнёр по лабораторкам на ВЕСЬ ГОД.

Самое замечательное, что случилось со мной за весь день.

Я также рассказываю Бридж о таинственном уроке по жизненным навыкам, Ла Ви, потому что мы все лето потратили на догадки. (Я: «Стопудово, будем обсуждать Большой взрыв и смысл жизни». Бридж: «Подруга, вас будут учить техникам правильного дыхания и как преобразовать еду в энергию».) Но сегодня мы лишь сидели паиньками и делали домашку.

Жаль.

Я убила время за чтением первой заданной книги. И ничего себе. Теперь-то до меня окончательно дошло, что я во Франции. Поскольку в «Как вода для шоколада»[17]17
  Точнее «Как вода для шоколада» – это название экранизации «Шоколад на крутом кипятке» мексиканской писательницы Лауры Эскивель. Сюжет повествует о несчастной паре, которая не может быть вместе из-за старинной традиции, что младшая дочь не должна выходить замуж, чтобы заботиться о своей матери до конца её дней. Несчастный возлюбленный женится на старшей сестре девушки, чтобы хоть как-то быть рядом с любимой. Само название «Как вода для шоколада» является мексиканской поговоркой. Я сейчас как вода для шоколада, т.е. нахожусь в точке кипения, еще немного и взорвусь.


[Закрыть] есть секс. МНОГО секса. Из-за женского желания буквально разгорается пожар в доме, а затем солдат бросает на лошадь обнажённую девушку, и они занимаются любовью прямо на скаку. В Библейском поясе[18]18
  Библейский пояс – регион в Соединённых Штатах Америки, в котором одним из основных аспектов культуры является евангельский протестантизм. Ядром Библейского пояса традиционно являются Южные штаты.


[Закрыть] такое не разрешат. Распутней «Алой буквы» мы ничего не читали.

Я обязана рассказать Бриджет об этой книге.

***

Письмо я заканчиваю почти к полуночи, но в коридоре до сих пор шумно. У десяти– и одинадцатиклассников больше свободы, так как теоретически мы достаточно зрелы, чтобы знать, что с ней делать. Я-то да, но у меня серьёзные сомнения относительно моих одноклассников. У парня напротив уже целая пирамида пивных банок у двери, потому что в Париже шестнадцатилетним разрешено пить пиво и вино. А с восемнадцати можно напитки и покрепче.

Не то, чтобы я не видела, что здесь творится.

Интересно, а когда мама подписывалась на всё это, она представляла, что я могу наклюкаться на законных основаниях? Она выглядела достаточно удивлённой, когда упомянули семинары по жизненным навыкам, и вечером за ужином мне прочитали длинную лекцию об ответственности. Но я не собираюсь напиваться. Мне всегда казалось, что пиво пахнет как моча.

На вахте сидят несколько работников на полставки, но в общежитии проживает только один смотритель. Его зовут Нейт, и его комната находится на первом этаже. Он учится в аспирантуре где-то в университете неподалёку. США, должно быть, ему хорошенько приплачивает.

Нейту где-то двадцать с хвостиком, он низенький, бледнокожий, и у него бритая голова. На словах звучит дико, но на самом деле выглядит красиво. Он учтивый и похож на парня, из которого выйдет хороший слушатель, но голос у него человека ответственного. Весь его вид словно говорит: «Со мной шутки плохи». Мои родители полюбили его. А ещё рядом с его дверью лежит чашка презервативов.

Интересно, а это родители видели.

Девяти– и десятиклассники живут в другом здании. В комнатах живут не по одному, этажи разделены на мужские и женские. Также у ребят тонны воспитателей и введён комендантский час. У нас его нет. Мы только должны расписываться в журнале всякий раз, когда приходим и уходим ночью – пусть Нейт знает, что мы всё ещё живы. Да. Уверена, здесь никто и никогда не использует в своих интересах эту высокую степень безопасности.

Я ковыляю в туалет. Занимаю своё место в очереди – она вечна, даже в полночь – позади Аманды, девочки, которая напала на Сент-Клера во время завтрака. Она ухмыляется, приметив мои выцветшие джинсы и винтажную оранжевую футболку.

Не знала, что она живёт на моем этаже. Супер.

Мы храним молчание. Я вожу пальцами по цветочному узору на обоях. Дом Ламбер – специфическая смесь парижской изысканности и подростковой практичности. Хрустальные светильники освещают коридоры золотистым жаром, но в спальнях гудят флуоресцентные лампы. Полы из глянцевой древесины, но коврики на них – промышленная штамповка. Вестибюль украшают свежие цветы и лампы Тиффани, но вместо кресел противные диванчики для двоих, а столы изрезаны инициалами и неприличными словами.

– Значит, ты новый Брэндон, – говорит Аманда.

– Чего?

– Брэндон. Номер двадцать пять. Его выгнали из школы в прошлом году; учитель нашёл кокс в его рюкзаке. – Она снова смотрит на меня и хмурит брови. – Так, откуда ты?

Я понимаю, о чем в действительности она спрашивает. Она хочет знать, почему на его освободившееся место выбрали кого-то как я.

– Атланта.

– О! – говорит она. Как будто это объясняет мою полнейшую и беспросветную провинциальность. Только с этим у неё просчёт. Атланта – один из самых больших городов в Америке.

– Ты так мило щебетала с Сент-Клером за завтраком.

– Гм.

Я представляю для неё угрозу?

– Но я бы не раскатывала губу на твоём месте, – продолжает она. – Даже с таким милым личиком, ты его не уведёшь. Они будут вместе навечно.

Это был комплимент? Или нет? Её акценты начинают действовать мне на нервы. (Мои нервы.)

Аманда преувеличенно зевает.

– Интересная причёска.

Я застенчиво касаюсь полоски.

– Спасибо. Подруга мелировала.

Бридж добавила толстую прядку к моим темно-каштановым волосам только на прошлой неделе. Обычно я убираю её за правое ухо, но сегодня вечером она стянута в конском хвосте.

– Тебе нравится? – спрашивает она. Типичная стервенская речь из разряда «ты отстой».

Опускаю руку.

– Да. Поэтому я её и ношу.

– Знаешь, я бы на такое не решилась. Ты похожа на скунса.

– По крайней мере от неё не воняет как от некоторых.

Позади меня появляется Рашми. Она навещала Мередит: я слышала их приглушённые голоса сквозь стены.

– Восхитительные духи, Аманда. В следующий раз надушись ещё сильнее. Вдруг тебя ещё не унюхали в Лондоне.

Аманда огрызается:

– Хорошие очки.

– Не отрицаю, – невозмутимо отвечает Рашми, но я замечаю, что она задета. Её ногти цвета электрик, как и оправа очков.

Рашми поворачивается ко мне:

– Я живу на два этажа выше, комнате 601. Заходи, если что-нибудь понадобится. Увидимся на завтраке.

Значит, она меня не ненавидит! Или, возможно, она просто больше ненавидит Аманду. Так или иначе, я благодарна и кричу до свидания её удаляющейся фигуре. Она махает рукой и сталкивается с Нейтом у лестницы. Он приближается к нам в своей тихой дружелюбной манере.

– Ложитесь спать, леди?

Аманда сладко улыбается:

– Конечно.

– Вот и славно. Твой первый день прошёл хорошо, Анна?

Так непривычно, что здесь все уже знают твоё имя.

– Да. Спасибо, Нейт.

Он кивает, как будто я сказала что-то стоящее размышления, желает нам спокойной ночи и идёт к парням, которые болтают в другом конце коридора.

– Ненавижу, когда он так делает, – жалуется Аманда.

– Что?

– Нянчится с нами. Придурок.

Дверь ванной открывается, и крошечный рыжик проскакивает мимо Аманды, которая стоит словно Королева Порога. Девочка, должно быть, одиннадцатиклассница. Не помню, чтобы видела её во время урока английского.

– Боже, тебя там что, прорвало? – спрашивает Аманда. Бледная кожа девушки становится розовой.

– Она просто сходила в туалет, – говорю я.

Аманда скользит по плитке – пушистые фиолетовые тапочки шлёпают по пяткам – и с грохотом захлопывает дверь.

– Думаешь, мне не пофиг, скунсик?

Глава 6

Одна неделя в школе, и я с головой окунулась в необычное международное обучение.

В программе профессора Коул нет классического Шекспира и Стейнбека, вместо них мы изучаем неанглоязычных писателей. Каждое утро мы обсуждаем «Как вода для шоколада», словно сидим в книжном клубе, а не на скучном обязательном уроке.

Так что с английским всё прекрасно.

С другой стороны, мой учитель французского явно некомпетентен. Как ещё объяснить тот факт, что несмотря на название нашего учебника «Французский, уровень 1», профессор Гиллет настаивает, чтобы мы говорили только на французском? А ещё она обращается ко мне дюжину раз за день. Я никогда не знаю ответа.

Дэйв прозвал её мадам Гильотина. В точку.

Дэйв уже брал этот курс, значит он полезен, но очевидно не настолько, раз парень провалил экзамены. У Дэйва косматые волосы, надутые губы и специфическая комбинация коричневой кожи и веснушек. Несколько девочек влюбились в него без памяти. А ещё мы вместе ходим на историю. Я с одинацетиклассниками, потому что выпускники обычно берут «основы государства», а я уже их изучила. Таким образом, я сижу между Дэйвом и Джошем.

В классе Джош ведёт себя как необщительный тихоня, но стоит только переступить порог, шутить он будет подобно Сент-Клеру. Легко понять, почему они такие хорошие друзья. Мередит говорит, они боготворят друг друга: Джош – за естественную харизму Сент-Клера, тот – за поразительный талант художника. Я редко вижу Джоша без кисти или альбома. Его работы невероятны – толстые смелые штрихи и маленькие изящные детали, – а пальцы всегда в пятнах от чернил.

Но самое значимое отличие в моей новой школе лежит за её пределами. О нем никогда не упомянут в глянцевых брошюрах. Я вот о чем: учёба в школе-интернате – это жизнь в школе. Мне не вырваться. Даже в спальне мои уши раздирает поп-музыка, удары по стиральным машинам и пьяные танцы на лестничной площадке. Мередит утверждает, что всё устаканится, как только пройдёт чувство новизны, но я пальцев не скрещиваю.

Как бы то ни было.

Сегодня пятничный вечер, и в общежитии Ламбер пусто. Мои одноклассники совершают набеги на бары, а я наслаждаюсь тишиной. Если закрыть глаза, можно представить, что я дома. За исключением оперетты. В большинство вечеров в ресторане напротив выступает оперная дива. Для обладательницы такого оглушительного голоса, она на удивление миниатюрная. А ещё она бреет брови и подрисовывает их карандашом. Словно статист из «Шоу ужасов Рокки Хоррора»[19]19
  Фильм-пародия на каноны научной фантастики и ужастиков.


[Закрыть].

Когда раздаётся звонок от Бридж, я сижу на своей уютной миникровати и смотрю «Академию Рашмор». Этот полнометражный фильм Уэса Андерсона. Уэс удивителен, истинный режиссёр, вовлечённый во все аспекты съёмок, с фирменным стилем, узнаваемым в каждом кадре – тоскливом и причудливом, серьёзном и тёмном. «Академия Рашмор» – один из моих любимейших фильмов. Он о подростке Максе Фишере, который увлёкся столь многими вещами, что его решили отчислить из частной школы. Какой стала бы жизнь, если бы я была также увлечена США, как Макс – Академией Рашмор? Для начала я бы не сидела одиноко в своей спальне, намазавшись кремом от прыщей.

– Ан-н-н-я-я-я, – раздаётся крик Бридж. – Я и-и-их ненавижу-у-у.

Значит, главной её не назначили. Тупо, ведь все знают, что она самая талантливая барабанщица в школе. Преподаватель отдал место Кевину Куиггли, так как решил, что парни не будут относиться к Бридж как к лидеру… потому что она девочка.

Да, теперь точно не будут. Придурок.

Теперь Бридж ненавидит группу, преподавателя и болвана Кевина с гипертрофированным эго.

– Постой, – говорю я. – Скоро ты станешь новой Меган Уайт или Шейлой Е., и Кевин Куиггли будет хвастаться, что знал тебя когда-то. А затем он придёт к тебе на какое-нибудь крупное шоу, ожидая специального обращения и прохода за кулисы, а ты пройдёшь мимо него, даже не оглянувшись.

Я слышу измученную улыбку в её голосе.

– Ну почему ты уехала, Банана?

– Потому что отец какашка.

– Причём сплошная.

Мы болтаем до трёх ночи, и поэтому я просыпаюсь только в начале второй половины дня. С трудом встаю с кровати, чтобы одеться и успеть до закрытия кафетерия. По выходным он открыт только на поздний завтрак. В кафетерии тихо, но Рашми, Джош и Сент-Клер сидят на прежнем месте.

На плечи наваливается тяжесть. Всю неделю они дразнили меня за то, что я избегала сделать заказ. Я придумывала дурацкие оправдания («У меня аллергия на говядину», «Нет ничего вкуснее хлеба», «Равиоли не такие уж вкусные»), но нельзя же вечно убегать. За прилавком снова месье Бутен. Хватаю поднос и глубоко вздыхаю.

– Бонжур, мм... сопа? Силь ву пле?

«Привет» и «пожалуйста». Сначала я выучила вежливые фразы в надежде, что французы простят мне такое издевательство над их красивым языком. Указываю на чан с оранжево-красным супом. Мускатная тыква, кажется. Запах необычен, как шалфей и осень. Сейчас начало сентября, и погода все ещё тёплая. Интересно, когда в Париже начинается настоящая слякоть?

– Ах! Суп, – мягко поправляет месье Бутен.

– Си, суп. То есть ви. Ви! – Щёки горят. – И, гм, м-м-м… курино-салатная зелено-фасолевая штукенция?

Месье Бутен смеётся. Радостно, словно трясётся желе, раскатисто, как Санта-Клаус.

– Цыплёнок и харикос вэрс, ви. Ви мошете говорить со мной по-онглийски. Я понимать тябя очень хорошо.

Румянец становится ярче. Конечно, он говорит на английском в американской школе. А я жевала эти чёртовы груши и багеты пять дней.

Бутен вручает мне миску супа и маленькую тарелку салата-оливье с курицей, и мой живот урчит при виде горячей еды.

– Мерси, – говорю я.

– Дё рьэн. Пошалуста. И прошю не бегайте от меня! – Он кладёт руку на грудь, как будто убитый горем. Я улыбаюсь и качаю головой. Я справилась. Я справилась. Я спра…

– ТАК ОКАЗЫВАЕТСЯ НЕ ВСЕ ТАК УЖАСНО, АННА? – кричит Сент-Клер через весь кафетерий.

Я оборачиваюсь и показываю ему опущенный палец, надеясь, что месье Бутен этого не заметит. Сент-Клер усмехается и показывает британскую версию – викторию. Месье Бутен дружелюбно восклицает: «Ах ты!». Я оплачиваю еду и занимаю место рядом с Сент-Клером.

– Спасибо. А то я забыла, как посылать по-английски. Следующий раз не ошибусь.

– На здоровье. Всегда рад научить.

Он одет в тоже, что и вчера: джинсы и дешёвую футболку с силуэтом Наполеона. Когда я спросила его о рисунке, он сказал, что Наполеон был его героем.

– Не потому что он добрый малый, заметь. Он был гадом. Но крутым гадом, как и я.

Интересно, спал ли он с Элли. Наверное, поэтому не переоделся. Он ездит на метро в её колледж каждый вечер, и они там зависают. Рашми и Мер решили, что, возможно, Элли считает, что теперь слишком для них хороша.

– Знаешь, Анна, – говорит Рашми, – большинство парижан понимает английский. Не надо так стесняться.

Да. Спасибо за своевременное указание.

Джош кладёт руки за голову и откидывается на стуле. Рукав рубашки задирается и показывает татуировку – череп и скрещённые кости – на предплечье правой руки. По толстым штрихам можно судить, что это дизайн Джоша. Чёрные чернила контрастируют с бледной кожей. Крутая татушка, хотя выглядит комично на его длинной, тощей руке.

– Святая правда, – говорит он. – Я едва выговариваю слово, и всё прокатывает.

– Тут нечем хвастать.

Рашми морщит нос, и Джош наклоняется поцеловать её.

– Боже Всемогущий, опять.

Сент-Клер чешет голову и отводит взгляд.

– У них всегда всё так запущенно? – спрашиваю я шёпотом.

– Нет. В прошлом году было ещё хуже.

– Ой! Они уже так долго?

– Эм, с прошлой зимы?

– Это большой срок.

Сент-Клер пожимает плечами, и я делаю паузу, спрашивая себя, хочу ли я узнать ответ на свой следующий вопрос. Вероятно, нет, но я всё равно его задаю.

– Сколько времени ты встречаешься с Элли?

Сент-Клер задумывается на мгновение.

– Кажется, почти год.

Он делает глоток кофе – кажется, его здесь все пьют – и опускает чашку на стол с таким грохотом, что Рашми и Джош подпрыгивают от испуга.

– Ой, простите, – отзывается он. – Я вам помешал?

Он поворачивается ко мне и распахивает свои карие глаза в раздражении. Я втягиваю воздух. Он красив даже в гневе и не идёт ни в какое сравнение с Тофом. Сент-Клер обладает совершенно иным типом привлекательности. Он существо с другой планеты.

– Меняем тему. – Он указывает на меня пальцем. – Я думал, у южных красавиц южные акценты.

Качаю головой.

– Только когда я говорю с мамой. Тогда он проскальзывает, потому что она говорит с акцентом. Но у большинства атлантцев акцента нет. Урбанизация. Тем не менее, мы часто используем негритянский жаргон, – добавляю я в шутку.

– Канещно, – отвечает Сент-Клер на своём вежливом английском акценте.

Я выплёвываю оранжево-красный суп. Сент-Клер удивлённо смеётся, и я смеюсь в ответ до колик в животе.

Сент-Клер вручает мне салфетку, чтобы вытереть подбородок.

– Канещно, – торжественно повторяет он.

Кашель, кашель.

– Пожалуйста, всегда так говори. Это так… – я задыхаюсь, – Круто.

– Вот не стоило тебе так отвечать. Теперь придётся приберечь акцент для особых случаев.

– У меня день рождения в феврале. – Кашель переходит в хрип. – Пожалуйста, не забудь.

– А мой вчера был, – отвечает Сент-Клер.

– Нет.

– Да.

Он вытирает остатки супа со стола. Я пытаюсь отобрать у него салфетки, но он не принимает помощь.

– Это правда, – говорит Джош. – Приятель, я забыл. С прошедшим днём рождения.

– Ты же не серьёзно? Почему ты ничего не сказал?

– Я серьёзно. Вчера был мой восемнадцатый день рождения. – Он пожимает плечами и бросает салфетки на пустой поднос. – Мои родственники не пекут пирогов и не надевают праздничных колпаков.

– Но у каждого на дне рождении должен быть торт, – отвечаю я. – Таково правило. Это ведь лучшая часть в дне рождении.

Я вспоминаю, как прошлым летом мы вместе с мамой и Бридж испекли пирог в стиле Звёздных войн для Шонни. В форме лимонно-зелёной головы мастера Йоды. Бридж даже купила сахарную вату для волос.

– Вот поэтому я ничего не сказал.

– Но ты ведь сделал что-то особенное вчера вечером? Вы с Элли куда-нибудь сходили?

Он поднимает свой кофе и ставит обратно на стол, не сделав и глотка.

– В моем дне рождении нет ничего особенного. И меня это полностью устраивает. Клянусь, не нужны мне торты.

– Хорошо, хорошо. Прекрасно. – Я примирительно поднимаю руки. – Я не буду поздравлять тебя с днём рождения. Или с прошедшей пятницей.

– О, с пятницей можешь и поздравить. – Он снова улыбается. – Не имею ничего против.

– Говоря о пятнице, – вмешивается Рашми. – Почему ты вчера весь вечер просидела в комнате?

– Я болтала. С подругой. Бриджет.

Все трое посмотрели на меня, ожидая дальнейшего объяснения.

– По телефону.

– Но ты ведь выходила куда-нибудь на этой неделе? – спрашивает Сент-Клер. – Покидала кампус?

– Конечно.

Но не по собственному желанию. Нужно же было как-то добираться до других частей университетского городка.

Сент-Клер поднимает брови.

– Ты лгушка.

– Давайте всё проясним. – Джош складывает руки в молитвенной позе. У него тонкие пальцы, а на указательном чернеет пятно. – Ты живёшь в Париже уже неделю и ещё не видела город? Хотя бы часть?

– Я гуляла с родителями в прошлые выходные. Видела Эйфелеву башню.

С расстояния.

– С родителями, блестяще. И какие планы у тебя на сегодняшний вечер? – интересуется Сент-Клер. – Сходить в прачечную? Почистить душ?

– Эй! Недооценивай важность гигиены.

Рашми морщит лоб.

– И где ты поешь? Кафетерий будет закрыт.

Её беспокойство трогает меня, но я замечаю, что она не приглашает меня присоединиться к ней и Джошу. Не то чтобы я хотела пойти с ними. Что касается обеда, то я запланировала круиз к торговому автомату в общежитии. Выбор там негустой, но я могу заставить автомат работать.

– Так я и думал, – отвечает Сент-Клер на моё молчание. Он качает головой. Сегодня его тёмные неряшливые волосы завились в несколько локонов. От них захватывает дух, на самом деле. Если бы проходили Олимпийские игры по волосам, то Сент-Клер побил бы всех вчистую. Одни десятки. Золотая медаль.

Пожимаю плечами.

– Прошла только неделя. Не делайте из мухи слона.

– Давай пройдёмся по фактам ещё раз, – говорит Джош. – Это твои первые выходные вне дома?

– Да.

– Первые выходные без родительского надзора?

– Да.

– Первые выходные без родительского надзора в Париже?! И ты хочешь провести их в спальне? Одна?

Он и Рашми обмениваются жалостливыми взглядами. Я перевожу взгляд на Сент-Клера за помощью и нахожу, что он пялится на меня, чуть наклонив голову.

– Что? – с раздражением спрашиваю я. – Суп на подбородке? Зелёная фасоль между зубами?

Сент-Клер улыбается сам себе.

– Мне нравится твоя полоска, – отвечает он наконец. Он протягивает руку и слегка её касается. – У тебя чудесные волосы.