Текст книги "Все о страсти"

Автор книги: Стефани Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Она не могла представить более успокаивающего и разумного способа провести вечер перед свадьбой. Пусть они мало знают друг друга, зато имеют достаточно надежных оснований, на которых могли бы выстроить здание брака. Да и нервы успокоились. Теперь она с уверенностью смотрела в будущее и спокойно ждала завтрашнего дня.

– Постарайтесь не шуметь, – предупредил он, спешившись перед дверью конюшни. – Мой главный конюх живет над каретным сараем и не любит, когда тревожат его подопечных.

Франческа легко соскользнула на землю. Джайлз отвел серого в стойло и быстро расседлал. Цыганка, тихо воркуя, провела кобылу по проходу.

Оставив серого, Джайлз устремился к ней, как раз вовремя, чтобы снять седло с кобылы. Цыганка вознаградила его обольстительной улыбкой, захватила горсть соломы и принялась растирать кобылу. Джайлз положил на место ее седло и сбрую и пошел за своими. Теперь придется незаметно проводить цыганку в ее спальню, так, чтобы никто не увидел. Главное – ни в коем случае не коснуться ее. Правда, он не настолько глуп, чтобы воображать, будто это окажется так легко: стоило лишь увидеть ее, услышать голос, как в нем загоралось то, что иначе, чем страстным желанием, не назовешь. Настойчивой потребностью. Угнездившейся глубоко в душе пустотой, которую могла заполнить лишь она.

Но он не позволит подобным эмоциям управлять собой. Погубить себя. Пока он не коснулся ее, все будет в порядке. Он выживет.

Наскоро растерев серого, он проверил, есть ли у лошади корм и вода, запер стойло и вернулся к цыганке. Она успела проделать то же самое и по-прежнему ворковала с кобылкой своим неповторимым грудным голосом. Джайлз был совершенно уверен, что с этого вечера лошадь не потерпит никакого другого седока.

Цыганка увидела его и, погладив напоследок кобылу, ступила в проход. Напряженный, как тетива, Джайлз опустил щеколду.

– Спасибо.

Ее голос изменился, стал ниже: чувственным, знойным, соблазнительным. Джайлз повернулся…

Она подступила совсем близко, обвила руками его шею, прижалась всем телом и поцеловала.

И этот единственный, бесхитростный, горячий поцелуй смел барьеры, уничтожил добрые намерения и все шансы на спасение. Спасение – как ее, так и его. Он схватил ее и объятия, стиснул изо всех сил, нагнул голову и, в свою очередь, завладел ее губами.

От нее пахло ветром и неистовством, неукротимой скачкой без правил, ограничений и запретов. Призыву ее поцелуя невозможно было не покориться, они говорили на одном языке, понимали друг друга без слов и долгих объяснений.

Прильнув к нему, она уводила его все дальше и дальше в магический мир поцелуя. Он держал ее, поражаясь своей удаче, дивясь обещанию, скрытому в ее мягких изгибах и тугой груди. Его руки, словно по своей воле, шарили, гладили, изучали; она последовала его примеру и вскоре прижимала его к себе, ласкала, сначала неумело, хотя ее желание было очевидно. Она хотела его так же сильно, как он – ее.

Именно это желание безжалостно ударило Джайлза пудовым молотом и вернуло способность соображать. Он отодвинулся, намереваясь облокотиться о соседнюю со стойлом кобылы дверь и попробовать немного отдышаться. Попытаться прервать поцелуй, отстраниться от нее…

Но дверь мягко подалась. Стойло было средним в длинном ряду, тем самым, где один из конюхов складывал свежее сено. Здесь не держали лошадей. Зато имелась огромная вязанка свежего сена. Они приземлились прямиком на нее и уже через секунду утонули в душистом ворохе, заключенные в сухом легком коконе. Своем собственном мире.

Джайлз застонал, но поцелуй поглотил все звуки. Они лежали в объятиях друг друга, причем она оказалась под ним. Потом он почувствовал, как ее руки обхватывают его талию, проникают под куртку, вытягивают сорочку из лосин, нетерпеливо дергают за пояс…

О нет…

Он поднял голову, прервав поцелуй, но не смог придумать, что сказать.

– Вы очень нетерпеливы.

Одна маленькая ручка снова ласкала его.

– И хотите меня сейчас, – потрясенно шептала она, с таким изумлением, что сразу становилось ясно: его догадка верна. Она никогда не знала мужчины. В стойле было слишком темно, чтобы разглядеть ее лицо. Она тоже видела только неясную тень, нависшую над ней, поэтому обоим приходилось действовать на ощупь. Правда, Джайлз не был уверен, такое ли уж это преимущество.

– Нужно немедленно доставить вас домой.

Цыганка поколебалась; потом он почувствовал, как ее тело расслабилось и чуть шевельнулось под ним.

– Мне и здесь удобно.

Ее движения, тон, слова не оставляли сомнений в намерениях.

Его ощущения, желания свирепо боролись со здравым смыслом. Он прикрыл глаза, стараясь собраться с силами и освободиться. И коснулся лбом ее лба. Ее руки скользнули вверх по груди, пальцы распластались на полотне сорочки.

Сколько женщин касалось его вот так?

Сотни.

Сколько женщин вызывали в нем эту ноющую боль, неукротимую страсть, головокружение и неутолимую потребность всего лишь одним прикосновением?

Ни одна.

И хотя он сознавал опасность, все же, когда она подняла голову и нашла губами его губы, он не смог воспротивиться, не смог оторваться. Она соблазняла его нежными касаниями и поцелуем столь невинным, что ледяная скорлупа, сковавшая его сердце, треснула.

– Нет, – выдохнул он, пытаясь отстраниться.

– Да, – ответила она и больше не обронила ни единого слова. Она словно приковала его к себе, не силой, а очарованием, которому он не мог противиться.

Франческа упивалась поцелуем, тяжестью, придавившей ее к полу, его явной капитуляцией. Она чувствовала себя кошкой перед большой миской сливок. Он был такой горячий и твердый: напряженность тела вопила о потребности в разрядке.

Его губы оторвались от нее, провели по щеке, нашли ушко, скользнули ниже.

– Тебе нравится кобыла? – хрипло пробормотал он.

– Она прекрасна.

Его губы коснулись ее шеи, и Франческа инстинктивно выгнулась и услышала его перехваченный вздох.

– У нее… превосходная родословная. Ее аллюр…

Но тут он погладил ее ключицу и, похоже, забыл, о чем шла речь. Франческа не видела причин расспрашивать его. Не хотела говорить. Хотела лишь познать страсть. С ним. Сейчас.

Она уже хотела снова поцеловать его, но он вдруг прошептал:

– Можешь взять ее с собой, когда уедешь.

Франческа застыла. И вынудила себя думать, чтобы найти хоть какое-то логическое объяснение его словам, но так и не смогла.

– Уеду? – Она обнаружила, что недоумение может одолеть страсть, по крайней мере на этом этапе. – Но зачем мне уезжать?

Джайлз вздохнул, и тепло, окутавшее их, рассеялось. Он резко вскинул голову.

– Все гости уедут сразу же после свадьбы. Большинство – после завтрака, остальные – на следующий день. – Он помедлил, прежде чем резко бросить: – И как бы ни близка ты была к Франческе, тем не менее покинешь замок вместе с Чарлзом и его компанией.

Франческа уставилась на него. На лицо, продолжавшее оставаться неясным, размытым пятном. Ее рот был открыт, мозг окончательно отказывался работать. Несколько мгновений она не могла вымолвить ни слова. Потом мир перестал вертеться, как безумный, почти остановился…

Она облизнула губы.

– Дама, на которой вы женитесь…

– Я не стану ее обсуждать.

Напряжение, сковавшее ее тело, разительно отличалось от горячечного напора страсти. Страсть куда-то улетучилась. Немного собравшись с мыслями, она пролепетала:

– По-моему, вы не понимаете…

Франческа тоже не понимала, но начинала что-то подозревать.

Она скорее ощутила, чем услышала подавленный вздох: по-видимому, напряжение чуть ослабло.

– Пусть она не слишком умна, вернее, попросту пустое место, но именно эти качества я хотел видеть в своей жене.

– Вы хотели меня!

Франческа пошевелилась, словно подначивая его отрицать очевидное.

Джайлз со свистом втянул в себя воздух.

– Я желаю тебя, но не хочу. Ты не нужна мне.

И тут она взорвалась. Уничтожающий ответ вертелся на языке, но она не успела ничего сказать.

– Я знал, что тебе это недоступно, – пренебрежительно процедил он. – Ты не разбираешься в мужчинах, тем более мне подобных. Вообразила, будто понимаешь меня, но советую не заблуждаться.

Но она понимала, о, как хорошо понимала, и с каждой секундой все лучше.

– Ты считаешь, что человеку с характером, подобным мне, требуется страстная жена, но ошибаешься. Поэтому я и выбрал в невесты Франческу Роулингс. Она станет идеальной графиней…

Франческа молча позволяла ему говорить, позволяла словам течь мимо сознания, пока сама вспоминала самое начало их знакомства и первую встречу в кустах живой изгороди.

Джайлз неожиданно сообразил, что делает именно то, чего поклялся не делать. Но почему, во имя Господа? Он не обязан давать объяснения цыганке! Не обязан?

Если не считать того, что он отвергает ее, намеренно поворачивается спиной к ней и пылкой страсти, которая, как никто не знал лучше его, будет гореть ярче солнца и звезд. Она никогда не предлагала себя ни одному мужчине, кроме него, иначе не была бы столь неопытной, столь неумелой.

Груз вины тяжко давил на плечи. Странно и смешно, но его терзали угрызения совести. За то, что обидел ее ради ее же пользы. И еще за то, что даже сейчас он настолько одержим ею, что даже не мог вызвать в памяти лицо женщины, на которой женится завтра. Женщины, которая была близкой подругой цыганки. И это терзало его сильнее любой пытки.

Он осекся и мучительно сморщился:

– По крайней мере она не привезла своих чертовых собак.

Молчание.

Она все еще смотрела на него. Вернее, таращилась. Он грудью ощущал, как неровно вздымается ее грудь.

Ему стало не по себе.

– Надеюсь, что не привезла, – поправился он. – Или привезла? Целую свору спаниелей!

Молчание все тянулось. Она чуть наклонила голову, по-видимому, устав смотреть в темноту.

– Нет. Ваша невеста не привезла собак.

В каждом слове звенела решимость, источник которой он не мог определить. Цыганка глубоко вздохнула.

– Зато она привезла меня.

Ее руки все еще упирались ему в грудь. Франческа закинула их ему на плечи, сцепила на шее, притянула Джайлза к себе и запечатала его губы своими.

Ярость разожгла в ней чувственность, подогревала, сливалась с ней. Она намеренно дала себе волю. Пусть пламя вздымается к самому небу! Это единственное, чем можно справиться с ним, единственное, против чего у него нет оружия.

Сейчас не время подсчитывать обиды, разбираться в своих чувствах, рациональных, логических выкладках. Оставалось довериться инстинктам.

Он заплатит, притом той монетой, которая будет стоить ему всего дороже.

Он утонул… Она знала это… ощутила момент, когда водоворот утянул его в самую глубину. Момент, когда его сопротивление было снесено потребностью слишком сильной, чтобы устоять.

Она подливала масла в огонь, раздувала его… Их губы слились, языки вступили в сладостный поединок, сплетались и расплетались. Больше не было необходимости удерживать его. Высвободив руки, она мгновенно забыла, что делать дальше, потому что его ладони сжали ее груди, и она выгнулась, отдаваясь на волю невероятных ощущений.

Путаясь в складках, они расстегнули ее короткий жакет и блузку. Одно движение его длинных пальцев, и края ее рубашки разошлись. Его рука легла на мягкое полушарие, и она охнула. Его губы закрыли ей рот как раз вовремя, чтобы заглушить крик, когда пальцы сомкнулись на ее соске Охваченная жаром, она прижалась к нему, стараясь доставить такое же наслаждение. Но она никогда не бывала раньше в подобных ситуациях, а он давно поднаторел в любовных схватках. Правда, она видела куда больше, чем многие невинные девушки ее возраста могли представить в самых смелых фантазиях. Но раньше она никогда нем попадала в самый центр урагана.

Ибо это был ураган, ураган страсти, ощущений, слишком острых, чтобы их выразить.

Она извивалась под ним, как самая дерзкая бесстыдница, развратная и распутная, знающая, что возбуждает его. Доводит до безумия.

Она делала все. Все, что могла придумать. Все, чтобы воспламенить его.

И не желала мириться с чем-то меньшим, чем его полная и окончательная капитуляция. Он должен безоговорочно отдаться ей и ее страсти. Всему, что он решил исключить из своей жизни.

Он с трудом оторвался от нее и наклонил голову. Ее пальцы утонули в его волосах, когда его губы нашли ее грудь. Обжигающее прикосновение его языка заставило ее вздрогнуть. Он втянул сосок в рот, запечатав ладонью ее губы, как раз вовремя, чтобы заглушить очередной крик.

Она тяжело дышала, раскрасневшаяся, сгорающая в томительном нетерпении, когда он наконец скользнул вниз и поднял ее юбки. Жесткие пальцы нашли ее колено, поползли выше, погладили внутреннюю сторону бедра. Он коснулся мягких завитков над развилкой ее бедер. Пальцы погладили темный треугольник, замерли, зарылись в кружево волос, проникли внутрь. Франческа затаила дыхание. Ее тело непроизвольно напряглось, когда он безошибочно нашел крохотный бугорок и мягко раздвинул коленями ее ноги. Теплая тьма соломенного кокона хранила их, отсекая все окружающее. Прерывисто втянув в себя воздух, Франческа раздвинула бедра.

Он сжал ее венерин холмик, и она затрепетала. Потом его рука чуть сдвинулась: палец погружался все глубже в ее податливое тело.

Франческа дернулась, но он держал ее крепко: одна рука распласталась на ее животе.

Джайлз вздрогнул и закрыл глаза. Его пальцы касались, исследовали, поглаживали. Воображение дополняло то, чего недоставало зрению. Он оказался в одном шаге от безумия, сам не понимая, как дошел до такого. Но оставалась только одна дорога вперед. Один путь к возвращению рассудка.

Он безжалостно, беспощадно вел ее к пику. Ее тело под его руками превратилось в жидкий текучий огонь. Она была воплощением страсти, дикой и необузданной, и все, что он мог сделать, – целовать ее снова и снова. Остановить ее крики. Остановить стоны удовольствия, подрывавшие его решимость. Он мог бы довести ее до экстаза быстро, грубо, но какая-то глубоко затаившаяся нежность заставила его медлить, утолить ее в море наслаждения, пока она в самый последний момент не забилась в конвульсиях блаженства.

Ее тело расслабилось: он ощутил, как затихают последние волны, сотрясающие ее, отнял руку, стараясь не вдыхать мускусную сладость, взывавшую к самым примитивным его инстинктам. Он уже хотел встать, когда она повернулась, сжала его лицо ладонями и поцеловала, вновь запутав в паутине исступленного желания.

Она превратилась в обольстительную сирену. Ее поцелуи вели к погибели. Он едва успевал цепляться за остатки… не самообладания, но способности осознавать, что делает и чего ни в коем случае делать не надо. Она была по-прежнему возбуждена, по-прежнему будоражила его чувства. Он предполагал, что после столь продолжительной разрядки она устанет и обмякнет, потеряв способность противиться его намерениям.

Он ошибся.

И вновь наполнил ладони ее грудями, а потом, нагнув голову, наполнил рот мягкой плотью. Он пытался не оставить следов своих ласк, но Господу одному известно, удалось ли это. Она вспомнила о необходимости молчать и прижала к губам костяшки пальцев, чтобы погасить крики. Она также делала все возможное, чтобы заглушить наиболее интимные звуки, но ей это плохо удавалось.

Он рывком поднял амазонку до самой ее талии, обнажив ноги. Ее бедра, упругие, закаленные годами верховой езды, стали источником непередаваемого наслаждения, как гладкие полушария ее попки, которые он властно сжимал в руках. Его трясло от возбуждения и желания взять ее, завладеть так же полно, как она сейчас владела им, со всей страстью, накопившейся в его душе… Пусть за порогом этой страсти лежало сумасшествие, но он должен был дать ей удовлетворение.

Соскользнув ниже, избегая ее рук, настойчиво пытавшихся притянуть его ближе, он стиснул ее бедра и вжался губами в душистую мягкость.

Она захлебнулась пронзительным воплем. Но после этого оказалась в силах только ловить губами воздух, подавить стоны. Только распускаться и цвести для него.

Когда он наконец отпустил ее, подбросив к самым звездам, позволив взлететь и разбиться на миллиарды осколков, она была слишком измучена, чтобы ухватиться за его рукав, когда он отстранился, встал на колени и ощупью поправил ее одежду, настолько, чтобы обмануть посторонний глаз. Потом встал, подхватил ее на руки и вышел из конюшни. Пересекая газоны, он изо всех сил старался не думать ни о ней, ни обо всем, что произошло, ни о том, что чувствовал.

Завтра утром он женится на ее подруге, и на этом всему конец.

Его тело представляло собой сгусток пульсирующей боли. Он сомневался, что сможет сегодня уснуть.

Правда, можно себя поздравить с тем, что он избежал пропасти, в которую до него многие валились очертя голову. Можно гордиться тем, что он не поддался низшим плотским инстинктам, повел себя благородно. В противном случае совесть не давала бы ему покоя. И все же в глубине души он понимал, что вовсе не сознание собственной вины удержало его от последнего шага. Только одной силы оказалось достаточно, чтобы спасти его… и ее.

И этой силой был страх. Обыкновенный страх.

Он знал, в каком крыле поместили его невесту. Хенни сама сказала, на случай если он захочет знать. И слава Богу, что сказала. Оставалось надеяться, что подругу невесты поселили рядом.

Добравшись до нужного коридора, он устремился было вперед, приблизил губы к ее уху и прошипел:

– Какая спальня ваша?

Она безмолвно показала на комнату в самом конце. Он поспешно распахнул дверь. Шторы оказались раздвинутыми. Лунный свет струился в окна, освещая разостланную пустую кровать.

Ом осторожно положил девушку на перину.

Ее пальцы беспомощно скользнули по его рукаву. Джайлз наклонился над ней, откинул ее волосы со лба и поцеловал. В последний раз.

Но тут же отстранился.

Он знал, что она наблюдает за ним.

– После свадьбы ты вернешься в Роулингс-Холл.

С этими словами он повернулся и вышел. Франческа увидела, как он пересекает комнату. Она позволила принести себя в постель, предполагая, что он ляжет рядом. Но когда дверь закрылась, она откинулась на подушки, прикрыла глаза и ощутила горечь, жгущую сердце.

– Сомневаюсь, милорд. Очень сомневаюсь.

Глава 6

– Готов сделать последний решающий шаг?

Джайлз бросил досадливый взгляд на Девила, как ни в чем не бывало ворвавшегося в его личную гостиную. Перед ним громоздились блюда с завтраком, но он почти ничего не ел. Сегодня ему не до еды.

Уоллес пришел на рассвете. Джайлз не спал, но был благодарен дворецкому за приход. Он и без того провел достаточно времени наедине со своими мыслями. Ванна, одевание, необходимость решать последние сиюминутные детали занимали его до тех пор, пока Уоллес не подал завтрак, а сам ушел прибирать спальню.

И тут заявился Девил.

– Пришел стать свидетелем последнего завтрака обреченного человека?

– Да, нечто подобное приходило мне в голову.

Выдвинув стул, Девил сел напротив и оглядел нетронутую еду.

– Бережешь аппетит на потом?

– Совершенно верно.

Он почувствовал, как дернулись губы.

– Не могу сказать, что осуждаю тебя, особенно если все, что говорят о будущей графине, – правда.

Джайлз слегка нахмурился:

– А что о ней говорят?

– Да то, что твой выбор именно таков, какого следовало ожидать. Твой дядя был просто потрясен. Правда, никто из нас ее не видел: они прибыли поздно вечером.

Джайлз всегда считал, что стандарты Хорэса мало чем отличаются от его собственных. Правда, дяде уже за шестьдесят, и возможно, вкусы его изменились и теперь ему нравятся покорные и воспитанные.

– Ты познакомишься с ней довольно скоро, тогда и сможешь составить свое мнение.

Девил потянулся к булочке.

– Не собираешься снова твердить, что женишься не по любви, а по обязанности?

– Чтобы навеки разрушить твои заветные мечты? Для этого я слишком учтивый хозяин.

Девил пренебрежительно фыркнул.

Джайлз глотнул кофе. Он вовсе не собирался вводить Девила в заблуждение, но и объяснять ничего не желал. Отказ от цыганки и от своих мучительных желаний истощил его энергию. Ему следовало бы самодовольно потирать руки, лучиться триумфом, предвкушая успешное завершение тщательно продуманных планов. Но вместо этого он ощущал, как внутри что-то умерло, оставив лишь равнодушие и глухую тоску.

Он сделал верный шаг. Единственное, что смог предпринять, и все же… и все же чувствовал, что ошибся, жестоко ошибся. Совершил некий грех, куда худший, чем тот, в который она пыталась его втянуть. И не мог отделаться от этого чувства, хотя и пытался. Почти всю ночь. И вот теперь собирался идти под венец с одной женщиной, хотя его мысли занимала другая. Сочетание сумасбродства и невинности, красоты и необузданности, вместе с обещанием безумной страсти, раскованных ласк… Этого было достаточно, чтобы свести с ума любого мужчину.

Цыганка потрясла его, зачаровала так, как ни одна женщина до нее.

Но сегодня он от нее избавится. Как бы ни была привязана к ней Франческа, он запретит жене видеться г подругой. Цыганка уберется отсюда самое позднее к завтрашнему дню.

– Не хотелось бы напоминать, но для сомнений, пожалуй, немного поздно.

Джайлз вздрогнул.

Девил кивнул на каминные часы.

– Нам пора.

Джайлз обернулся. Кажется, Девил прав. Стараясь скрыть свои идиотские колебания, он одернул рукава и поправил фрак.

– Кольцо?

Джайлз сунул руку в карман, вынул кольцо и протянул Девилу. Тот оценивающе оглядел затейливую золотую лету.

– Изумруды?

– Оно хранится в моей семье много поколений. Мама посчитала, что изумруды пойдут невесте, но…

Мать и в самом деле сказала нечто подобное. Мало того, войдя в спальню графини, расположенную рядом с его собственной, он пораженно огляделся. Мать обставила комнату в любимом цвете будущей невестки: ярком, насыщенном, изумрудно-зеленом. В смежной с ней гостиной оттенок обоев и обивки тоже был зеленым, но элегантно сочетался с бирюзовым и другими тонами. Зато в спальне он преобладал. Тяжелые шелка и атлас лишь слегка разбавляла позолота мебели.

Стоя на пороге, он изумленно поднял брови. Невозможно представить его бессловесную, тихую, светловолосую невесту в такой обстановке. Да она просто потеряется! И все же, если, как настаивала мать, Франческа утверждала, что это ее любимый цвет, кто он такой, чтобы спорить?

Он кивнул на кольцо, которое Девил как раз клал в карман:

– Надеюсь, оно будет впору.

Мужчины направились к двери.

– Не мог бы ты хотя бы намекнуть? Как выглядит это средоточие всех добродетелей? Брюнетка или блондинка? Высокая или маленькая? И…

Джайлз на ходу оглянулся.

– Сам через пять минут увидишь, – буркнул он и, поколебавшись, добавил: – Только помните, что я предупреждал, что женюсь по обязанности. Не по любви.

Девил глянул в глаза друга:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Браки имеют обыкновение длиться не один год.

– Это, – признался Джайлз, – и есть один из тех аспектов, которые заставили меня так долго колебаться.

Часовня находилась в самой старой части замка. Войдя в нее, они увидели, что гости уже расселись. Джайлз прошел прямо в ризницу, где кузен его отца, Гектор, епископ Луэсский, надевал облачение.

– А, вот и ты, мальчик мой, – приветствовал он. Джайлз представил Девила.

– Мы встречались прошлой ночью.

Гектор ответил на кивок Девила и поднял руку, прислушиваясь к музыке, доносившейся из часовни.

– Ну вот, знак подан. Невеста грядет! Нам нужно поторопиться.

Джайлз пропустил его вперед, а сам пошел следом. Процессию замыкал Девил. Гектор замедлил шаг, входя в часовню. Джайлз едва не наткнулся на него. Он услышал шуршание одежды, вежливые перешептывания, но не посмотрел в сторону гостей. Гектор повел их к алтарю. Джайлз остановился на назначенном месте, перед ступенькой, поднял голову и расправил плечи. Девил встал рядом, плечом к плечу.

Джайлз ничего не чувствовал.

Гектор поднялся на ступеньку и величественно повернулся лицом к собравшимся. Жена Гектора, сидевшая за спинетом, положила руки на клавиши. Прозвучали первые аккорды свадебного марша.

Джайлз наблюдал за Гектором. Прелат поднял голову. На ангельском лице, как всегда, сияла дружелюбная улыбка. Он посмотрел в сторону прохода и ошеломленно открыл рот. Неизменно безмятежные глаза вдруг сверкнули. Щеки зарумянились.

– Ну и ну! – пробормотал он. – Вот это…

Джайлз замер. Что же, черт побери, сотворила его послушная, воспитанная невеста?

Снова послышалось шуршание. Присутствующие оборачивались. Выжидательная тишина сменилась тихими возгласами Взволнованными и удивленными. Потом по часовне прокатилась волна приглушенных восклицаний, охов и ахов. Джайлз ощутил, как напрягся Девил, очевидно, борясь с порывом посмотреть, в чем дело. Но борьбу он проиграл Обернулся. И застыл.

Уже начиная закипать – неужели Чарлз позволил девушке появиться в чем-то неподобающем? – Джайлз решил, что вполне может убедиться собственными глазами в том, что остальные уже знали. Сжав губы, он повернулся…

Его взгляд скользнул по первому ряду скамей, по другой стороне прохода. Тому самому, что предназначался для родственников девушки. Угловатая женщина средних лет улыбалась сквозь слезы, глядя на приближавшуюся невесту. А рядом… рядом те самые голубые глаза, распахнутые еще шире, чем он помнил. Смотревшие на него, как на призрак. Его…

Его покорная воспитанная невеста.

Сидит вместе с незнакомой пожилой женщиной.

Джайлз не мог отвести от нее взгляда. Он не мог дышать.

Голова шла кругом.

– Если она тут, тогда кто…

Неприятное предчувствие неминуемого охватило его.

Медленно, скованно он совершил полный оборот. Чтобы удостовериться в том, о чем вопил мозг.

И даже когда он увидел ее, все равно не поверил. Все равно не мог дышать.

По проходу плыло видение, способное лишить сил любого мужчину. Вуаль из тонких кружев, обшитая речным жемчугом, была прикреплена к венку, покрывая, но не пряча роскошной массы волос. За вуалью сияли изумрудные глаза, словно два диковинных цветка. Край вуали доходил до губ. Он помнил их вкус.

Ее наряд был старомодной фантазией из жесткого шелка цвета слоновой кости, расшитой жемчугом. Он сидел на, ней словно вторая кожа. Низкий квадратный вырез служил идеальной рамкой для ее великолепных грудей. Золотистый оттенок кожи, темное облако волос, сияющие глаза делали ее ожившей картиной, позволяли носить изысканное платье с прирожденной безупречной грацией. Но не платье привлекало взоры мужчин, а полная грудь и тонкая талия, которую можно было обхватить ладонями. От талии юбка расширялась и ниспадала тяжелыми складками до пола, пробуждая нескромные мужские фантазии. Руки так и тянулись обнять ее. Ласкать. Целовать до потери сознания.

Она была богиней, родившейся из пены морской, чтобы тревожить мужские умы чувственными образами, похищать сердца и навсегда запирать их мире плотских желаний.

И она принадлежала ему. И была вне себя от злости. На него.

Джайлз с трудом перевел дыхание, когда она, в шуршании шелка, встала рядом с ним. Он смутно сознавал, что в глазах посторонних она казалась самой счастливой на свете невестой. Улыбка радости играла на устах, едва прикрытых вуалью.

Только он один знал правду.

Только для него ее глаза полыхали. Предостережением и обещанием.

Но тут она взглянула на Гектора и снова улыбнулась. Бедняга едва не выронил Библию. Пока он переминался с ноги на ногу, пытаясь совладать с собой, Джайлз упорно смотрел в пол и старался вдохнуть поглубже. Цыганка держалась куда лучше, чем он, но это и неудивительно: в конце концов, она с самого начала знала, кто перед ней.

Он попробовал выбросить из головы неуместные сейчас мысли. Не хватало еще вспылить у самого алтаря! Нужно все хорошенько обдумать.

Но разум отказывался прийти на помощь, Джайлз чувствовал себя так, словно очутился в ловушке, вернее, в лабиринте, где на каждом повороте перед тобой встает глухая стена.

Девил незаметно подтолкнул его. Джайлз поспешил вскинуть голову. Гектор, собравшись духом, наконец начал:

– Дорогие и любимые! Мы собрались здесь…

Своим низким, грудным голосом она, Франческа Эрмиона Роулингс, клялась быть его женой, в болезни и в здравии, в беде и в радости, пока смерть их не разлучит.

И ему пришлось стоять и слушать все это без малейшей надежды на лучшее.

Девил дал Гектору кольцо. Епископ благословил его и положил на раскрытую Библию.

Джайлз взял кольцо и повернулся к новобрачной.

Она протянула левую руку. Он сжал ее ладошку, такую хрупкую и маленькую, и надел кольцо на безымянный палец. Кольцо легко надевалось до второго сустава, а потом пришлось нажать чуть сильнее. Впрочем, оно идеально подошло по размеру и засверкало зеленым огнем, совсем таким, какой сейчас горел в ее глазах.

Он поймал ее взгляд и оцепенел. Она чуть сжала губы и уже хотела незаметно отнять руку, но он не дал.

На счастье или несчастье, но теперь она принадлежит ему.

Он только сейчас отчетливо осознал это. Буйная, неуправляемая сила, совершенно примитивная и нерассуждающая, взыграла в нем.

– А теперь властью, данной мне Господом, объявляю вас мужем и женой. – Гектор закрыл Библию и расплылся в отеческой улыбке. – Можете поцеловать невесту.

Джайлз выпустил ее руку Франческа, внешне спокойная, откинула вуаль. Он обнял жену и привлек к себе. Она быстро посмотрела на него: глаза расширены, губы приоткрыты…

Он наклонил голову и накрыл ее губы своими.

Этот поцелуй должен был стать простой формальностью. Легким соприкосновением уст.

Но все произошло иначе.

Его рука напряглась, удерживая Франческу. Язык скользнул сквозь преграду зубов. Невинная ласка превратилась в поцелуй обладания, утверждавший права мужа на жену, напоминавший о данных обещаниях, о принятых обетах, заключенных сделках, которые отныне следует выполнять.

Если она и удивилась, то лишь на миг. Переведя дыхание, она ответила поцелуем – огненным, вызывающим, безгранично страстным.

Первым пришел в себя Джайлз. И отстранился, понимая, что сейчас не время и не место для подобных вещей. Они молча смотрели друг на друга. И оба помнили, где находятся и что еще предстоит впереди. Они словно заключили безмолвное соглашение. Поскольку она была намного ниже и он прижимал ее к себе так сильно, никто ничего особенного не заметил.

Вновь зазвучали и раскатились аккорды: жена Гектора заиграла церковный гимн.

Франческа моргнула, уставилась на Гектора и попробовала высвободиться, но Джайлз лишь усилил хватку. И тотчас почувствовал руку епископа на своем плече.

– Прекрасно, прекрасно! Могу я первым поздравить новобрачную?

Ему пришлось отпустить Франческу. Он вынудил себя сделать это. Вынудил себя позволить Гектору взять ее за руки и поцеловать в щеку.

Девил похлопал епископа по плечу.

– Чудесная обязанность, требующая немедленного исполнения.

Джайлз повернулся, но было уже поздно. Девил не слишком вежливо отодвинул его в сторонку.

– Отойди-ка, Гектор. Сейчас моя очередь.