Текст книги "Проданная сводным братьям (ЛП)"

Автор книги: Стефани Бразер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Эпилог

Вчетвером навсегда

Нейт

Шесть месяцев спустя

– Это мило, – со вздохом говорит Лайл. Я понимаю, почему он так думает. Хонор сидит рядом с ним на скамейке, прижавшись к его боку. Его рука обнимает её за плечи, а ноги поджаты в сторону.

– Мне здесь нравится, – голос Хонор звучит так же радостно, как у кошки. – Кто бы мог подумать, что у вас есть беседка с подогревом?

Это небольшое преувеличение. Обогреваются только сиденья на скамейках, хотя в центре есть большая лампа обогрева, которая отлично справляется с этой задачей.

– Мы знали, – отвечаю я. Беседка стала сюрпризом для Хонор несколько недель назад, на каникулах. Поскольку зимы в Чикаго могут быть неприятными, мы внесли несколько изменений.

– Но я имею в виду, я даже не знала, что беседки могут отапливаться, – говорит она.

– Почему гидромассажные ванны должны доставлять все удовольствие? – голос Кила лениво разносится в ночном воздухе. – Но это идея. Мы могли бы установить и джакузи.

– Нет, – говорит Хонор после минутного раздумья. – Мне нравится этот сад таким, какой он есть.

– Это потому, что ты потратила месяцы, чтобы сделать его идеальным, – Лайл целует её в висок.

Я смеюсь.

– Мы даём тебе карт-бланш на ремонт всего особняка, а ты проводишь всё своё время, копаясь в саду. Какова мать, такова и дочь.

Хонор улыбается на это.

– Когда я жила здесь, я всегда чувствовала себя счастливее всего в этом месте. Кроме того, я уже много лет живу в квартире. Пришло время мне заняться развитием.

– У тебя хорошо получается, – произносит Кил. Некоторое время назад Хонор, вероятно, усмотрела бы в его словах скрытый мотив, но не сейчас. Я тоже так не думаю.

Хонор легко кладёт руку Лайлу на грудь и быстро целует его. Затем она подходит к скамейке Килиана и прижимается к нему. Она часто так делает, меняясь между нами троими. Держит нас всех рядом.

Никто из нас не возражает.

– Мне здесь нравится, – повторяет она. – Идеально.

– Так и есть, – соглашаюсь я, собираясь с мыслями. – Мне нравится здесь, внутри, теперь, когда Дик-Мудак ушёл, но с этими комнатами связано много воспоминаний, как хороших, так и плохих. Эта беседка – как новый старт, вызывающий только положительные ассоциации.

Лайл кивает.

– Мне тоже всегда больше всего нравилось в саду, – он улыбается Хонор. – Может быть, потому, что ты часто бывала здесь.

На несколько минут воцаряется дружеская тишина. Приятно вдыхать свежий ночной воздух. Затем я приступаю к делу.

– Кто-нибудь хочет выпить?

Три голоса отвечают утвердительно.

– Хотите, я схожу за напитками? – спрашивает Хонор.

Обычно мы приносим напитки с собой. Лайл любит хороший скотч, Кил предпочитает виски, а Хонор обычно пьёт белое вино. Мой любимый напиток – бурбон, но сегодня мы ничего из этого не пьём.

Лайл ухмыляется и лезет в сумку, стоящую у его ног.

– Нет. Мы будем пить шампанское, чтобы отпраздновать твой завтрашний знаменательный день, – он достаёт бутылку «Кристал» и торжественно открывает её.

Я достаю поднос с бокалами, которые прятал от неё, и Лайл наливает. Тем временем Хонор сияет.

– Вам, ребята, не обязательно было это делать.

Кил сжимает её плечи.

– Не каждый день мы отправляем нашу девочку в колледж, – он выглядит совершенно расслабленным, обнимая её одной рукой. Только когда наш отец исчез из нашей жизни, я понял, каким нервным был Кил раньше. Даже когда он излучал непринуждённую уверенность, его плечи и подбородок всегда были напряжены.

Он больше не такой, и мы должны поблагодарить его за это. Я крепко целую Хонор прежде чем вручить ей бокал шампанского.

– За лучшую, чёрт возьми, студентку, которую когда-либо видел Университет Лойолы, – говорю я, поднимая свой бокал. Хонор краснеет в знак протеста, но тоже улыбается. Мы чокаемся бокалами, прежде чем выпить. Когда я снова сажусь на скамейку, Хонор садится рядом со мной. Я рад, что она решила, что теперь моя очередь.

– Я буду просто счастлива, если сдам все свои экзамены, – молвит она, прижимаясь ко мне.

– Ты сдашь, – заверяю я её.

Но она всё ещё сомневается.

– Я не была лучшей ученицей в старшей школе.

– Это была не твоя вина, – перебивает Лайл. – Ты работала по выходным и после школы до позднего вечера. У тебя почти не оставалось времени на учёбу.

Я этого не знал, но в этом есть смысл. Зарплата матери-одиночки в Чикаго не так уж велика. Я клянусь как-нибудь расспросить Хонор подробнее об этом, но я рад, что она поделилась этой историей с Лайлом. Эти двое доверяют друг другу всё, совсем как в детстве.

– У нас есть кое-что для тебя на завтра, – говорю я.

Хонор насмешливо смотрит на меня и легонько шлёпает по руке.

– Вам, парни, пора прекратить это делать. Вы уже подарили мне новую машину, телефон и эту беседку, – произнося последнюю фразу, она жестикулирует, и шампанское выплескивается из её бокала. Лайл собирается наполнить его, но я хмурюсь, и он наливает ей ещё немного. Последнее, что нужно Хонор, – это похмелье в первый день занятий.

– Закрой глаза, – говорю я ей, и она делает это с радостной улыбкой. Я достаю коробку, которую положил рядом с беседкой. Несмотря на обогревающую лампу и мерцающие огоньки на крыше, всё ещё довольно темно, что позволяет легко спрятать сюрпризы. Я кладу подарок ей на колени. – Можешь открыть ее.

Хонор взвизгивает.

– Вы подарили мне рюкзак!

– Он нужен каждому хорошему студенту, – произносит Лайл. Хотя, вероятно, не каждому новому студенту достается такой рюкзак, который сделан из кожи и стоит сотни долларов.

Хонор уже открыла сумку и с удовольствием изучает содержимое.

– Вот пенал. И блокнот. И запасная зарядка. Мне нравится! – она улыбается мне и кладёт руку мне на бедро.

– Всё стандартно, – говорю я ей. – Но каждый из нас выбрал что-то особенное, что ты можешь добавить к этому. Вот моё, – я протягиваю ей розово-золотую бутылку для воды и быстро целую её. – Чтобы у тебя не было обезвоживания во время учёбы.

– Спасибо. Мне нравится этот цвет.

Килиан встаёт и протягивает ей белую коробку.

– Наушники с шумоподавлением! – восклицает она, открывая их.

– Чтобы ты могла заниматься в библиотеке, – отвечает он.

Хонор улыбается ему.

– Я думала, ты подаришь мне что-нибудь непристойное.

Он ухмыляется.

– Возможно, и так… Ты узнаешь об этом завтра вечером, когда вернёшься домой.

Она хихикает, примеряя наушники.

– На ощупь они приятные.

– На тебе они тоже хорошо смотрятся, – в тему говорит Кил, снимая их. – Хотя, между прочим, я предпочитаю закрывать тебе глаза.

Лайл подходит и вручает подарок, который он выбрал.

– Это журнал планирования.

Хонор рассматривает журнал в кожаном переплёте, а затем обнимает его в знак благодарности. Если бы мне нужно было угадать, я бы сказала, что это её любимый подарок из трёх. В её жизни было не так уж много места для надежд и мечтаний, но всё меняется, и Лайл всегда первый, кто поощряет её к осуществлению своих мечтаний.

Хонор бережно укладывает наши подарки в новый рюкзак и устраивается рядом с Лайлом.

– Видишь? Теперь ты абсолютно готова, – говорю я. – Ты будешь лучшей ученицей, какую когда-либо видели твои учителя.

На мгновение лицо Хонор напрягается. Кажется, она в равной степени обеспокоена и взволнована завтрашним днём. Но затем выражение её лица становится озорным.

– Мне нравится, когда вы трое учите меня.

Это вызывает у меня улыбку. Вскоре после переезда Хонор сказала нам, что, поскольку она больше не девственница, она хочет улучшить свои сексуальные навыки – не то чтобы у кого-то из нас были какие-то претензии на этот счёт. Сначала мы подумали, что она шутит, но она убедила нас, что говорит искренне. В конце концов, мы сдались – какой мужчина откажет великолепной молодой женщине, которая хочет научиться доставлять ему больше удовольствия?

После долгих обсуждений и поддразниваний – в основном в спальне – мы решили, что будем придерживаться того порядка, который использовали в ту первую ночь в клубе «Скарлетт». Это означало, что Лайл научил её новым способам сводить нас с ума своим ртом. Мой член дёргается, когда я размышляю о том, как хорошо она этому научилась. Я научил её разным позам и тому, как использовать внутренние мышцы, чтобы улучшить половой акт, и, ого, у неё это получается прирождённо. И они с Килианом потратили много времени, практикуясь в этом. Я не уверен, что женщина может многое сделать для улучшения в этой области, но они всегда выходят из спальни полностью удовлетворёнными.

– Непослушная девчонка, – комментирует Лайл, покусывая её за мочку уха. – Выбрось свои мысли из головы.

– По крайней мере, до завтрашнего вечера, – добавляю я с усмешкой. Мы втроём уже обсудили несколько идей, как свести её с ума от удовольствия после первого учебного дня.

Она надувает губки.

– Почему бы не сегодня вечером?

– Потому что завтра у тебя важный день.

– У вас тоже, – замечает она. – Проводите вашу первую большую встречу.

Я склоняю голову набок. Хотя я и стараюсь, чтобы братья этого не заметили, я нервничаю из-за предстоящего заседания совета директоров. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Дик-Мудак был полностью исключён из семейного бизнеса. Потребовалось много юридических ухищрений и немало угроз, но он окончательно исчез. Из наших домов. С нашего рабочего места. И из нашей жизни.

Какое-то время мы вчетвером обсуждали, как использовать улики, которые Виктория сохранила, чтобы подать на него в суд, но в конце концов решили, что лучше смотреть в будущее вместе, чем тратить время на таких подонков, как он. Итак, мы позволили нашей юридической фирме делать своё дело, и, боже мой, они это сделали. Никто из нас не видел Дика-Мудака уже довольно давно. Последнее, что я слышал, – что он был на мели и жил во Флориде.

Надеюсь, мы больше никогда его не увидим.

– У Нейта всё получится, – говорит Кил, и я благодарно улыбаюсь своему старшему брату. Мы втроём взяли в свои руки бразды правления семейной корпорацией, и после нескольких неурядиц она процветает. Но Лайл и Кил настояли на том, чтобы именно я имел дело с правлением, что одновременно и льстит, и немного пугает.

Хонор садится рядом со мной, отвлекая меня от моих мыслей.

– Ты сразишь их наповал, – говорит она, и затем её маленькие холодные ладошки обхватывают моё лицо. Все мои тревоги улетучиваются, когда мои губы накрывают её губы. По моей коже разливается тепло, и кажется, что этот волшебный момент будет длиться вечно. Когда мы отстраняемся подышать свежим воздухом, Лайл смеётся.

– Что? – спрашиваю я, слишком расслабленный, чтобы обидеться.

– Я как раз говорил Килиану, что, возможно, Хонор не стоит надеяться, что ты сразишь правление наповал. Некоторые из этих парней довольно старые.

Хонор хихикает.

– Хорошая мысль.

– Готова зайти внутрь? – спрашиваю я её.

– Пока нет, – отвечает она. – Мне так нравится эта беседка.

Лайл улыбается.

– Да, у нас сложилось такое впечатление.

Хонор удовлетворённо вздыхает.

– Для меня очень важно, что она в саду.

Мы с братьями переглядываемся.

– Разве большинство беседок не такие? – спрашивает Кил.

Хонор мягко улыбается.

– Да, конечно, но я имела в виду, что для меня очень важно, что это место находится в саду моей матери. Это место больше всего напоминает мне о ней.

– Мне тоже, – говорит Лайл.

– Я так рада, что мы встретились, – молвит Хонор, и кончик её носа розовеет. – Я имею в виду, я рада по очевидным причинам, например, потому, что я безумно люблю вас, ребята.

– Не забывай о сногсшибательном сексе, – дразнит Килиан.

Она улыбается ему.

– Поверь мне, я не забуду, – затем её взгляд становится задумчивым. – Но я хочу сказать, что я так рада, что наконец смогла доказать вам, что моя мама тоже любила вас. Она так сильно хотела спасти вас

– Она спасла, – говорю я.

Хонор печально качает головой.

– Она пыталась.

– Она сделала это, – говорю я более решительно. – Она вытащила тебя, значит, она спасла тебя. А потом ты спасла нас.

Хонор открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова не идут с языка.

– Он прав, – говорит Лайл. – Ты спасла нас.

– Как? – слабым голосом спрашивает Хонор.

– Разве это не очевидно? – Кил говорит с недоверием. – Мы снова вместе. Мы – семья. Ты снова сделала нас семьёй.

– Но… вы трое всегда были…

– Мы не всегда были семьёй. – Я размышляю, как это объяснить. – Мы были скорее товарищами по несчастью. Мы помогали друг другу пережить детство, но это никогда по-настоящему не покидало нас. Мы никогда не могли по-настоящему освободиться, пока не появилась ты.

– И теперь мы смотрим вперёд, а не назад, – добавляет Лайл.

Хонор берёт меня за руку и сжимает её.

– Я тоже жила прошлым, – тихо говорит она. – Я так крепко держалась за воспоминания о своей матери, потому что думала, что она – это всё, что у меня есть. Теперь я знаю лучше.

Я поглаживаю её по руке, крепко прижимая к себе. Хонор придвигается ближе, и низ её брюк задирается, открывая татуировку на лодыжке. Протянув руку, я легонько провожу по ней кончиком пальца.

– Ты обратила внимание на птиц, выгравированных на дереве над нами? – я киваю в сторону деревянных планок, которые обрамляют край сводчатой крыши.

Хонор кивает.

– Они красивые.

Хотя сейчас слишком темно, чтобы как следует разглядеть их, на гравюрах изображены несколько птиц, парящих в облаках.

– Мы специально сделали их из-за этого, – я дотрагиваюсь до её татуировки.

Хонор выглядит озадаченной.

– Я думала, это воробьи, которые напоминают вам о нашем времяпрепровождении в клубе «Скарлетт».

Килиан тихо смеётся.

– Мы вряд ли забудем ту неделю в ближайшее время. Особенно учитывая, что мы продолжаем воспроизводить самые пикантные моменты.

На этот раз я не в шоке.

– Птицы на твоей татуировке в клетке. Мы вырезали птиц на дереве, чтобы напомнить тебе, что теперь ты свободна. Никто и никогда больше не сможет тебя удержать.

Хонор приоткрывает рот, когда смотрит на меня.

– Свободна?

Я нежно целую ее в висок.

– Да, милая, ты вольна жить своей жизнью так, как тебе хочется.

– Но… но… птицы в клетке представляют не меня. Или не только меня, – поясняет она, пока я гадаю, к чему она клонит. – Их четверо. Они представляют нас.

В воздухе повисает потрясенная тишина. Затем Лайл говорит то, что, вероятно, у всех нас на уме.

– Но у тебя была эта татуировка ещё до того, как мы встретились с тобой в клубе «Скарлетт».

– Да, у меня она была, – Хонор смотрит на него затуманенными глазами.

Килиан встаёт и подходит к ней.

– Подожди. Ты хочешь сказать, что сделала татуировку, изображающую нас четверых, ещё до того, как встретила нас снова? Когда ты не была уверена, что когда-нибудь увидишь нас снова? – он гладит её шелковистые волосы, глядя на неё сверху-вниз.

– Да.

Лайл опускается перед ней на колени.

– Почему?

– Потому что я так по всем вам скучала, – отвечает Хонор. – И я знала, что не я одна оказалась в ловушке. Когда мы были детьми, мы все были в ловушке, – её голос полон эмоций, и она прочищает горло. – Я надеялась, что однажды мы все будем свободны… и что однажды мы встретимся снова.

– Похоже, твоё желание исполнилось, – хрипло произносит Лайл.

– О нет, – говорит она. – Нет, я получила гораздо больше, чем хотела, – она встаёт и смотрит на птиц на столбах над нами. – Мы свободны. И мы вместе.

– Похоже, наше желание сбылось, – говорю я, прижимаясь к ней. Лайл встаёт и обнимает её спереди. Кил целует её в шею с другой стороны.

– Я люблю вас, ребята, – говорит Хонор, пытаясь обнять нас всех сразу.

Три голоса говорят ей, что мы тоже её любим.

Я говорю это от всего сердца, и я знаю, что мои братья тоже так думают.

Иногда самое несовершенное начало приводит к счастливейшему концу.

Бонусная глава

Хонор

Три года спустя

– И как же это сработает? – спрашиваю я, присаживаясь на краешек кровати в нашей огромной спальне. Примерно через полгода после начала моего пребывания в Монтгомери-Хаусе мы решили оборудовать три спальни, чтобы всем нам было комфортно. Здесь есть абсолютно всё, что нам нужно, включая огромную кровать, которая подходит всем нам.

– Ты нам скажи, – говорит Нейт. Одетый только в чёрные боксеры, сидящий, расставив ноги и подперев голову рукой, он напоминает мне скульптуру под названием «Мыслитель».

– Ну, я думаю, есть несколько вариантов. – Я поднимаю руку, чтобы начать считать, одновременно обдумывая все возможные способы, с помощью которых они могут оплодотворить меня. Это не совсем то сексуальное начало, на которое надеялась, но я научилась быть терпеливой и принимать тот факт, что отношения между четырьмя людьми – это просто более мягкий подход. – Вы все могли бы принять участие, чтобы никто не знал, кто папа, или, поскольку я всегда хотела иметь больше трёх детей, я думаю, вы все по очереди можете завести со мной ребёнка.

Килиан стоит, облокотившись задницей об стол из орехового дерева, и потирает лицо рукой, как будто разговор напрягает его последние нервы.

– Если вы выберете этот вариант, – продолжаю я, – вы можете расположить их в возрастном порядке, по возрастанию или по убыванию. Или вы можете бросить кости, или вытянуть соломинки, или подбросить монетку.

– Именно так я и представлял, что буду оплодотворять свою жену, – стонет Килиан.

– Не-а, – Лайл швыряет в Килиана подушкой, но она промахивается и падает на деревянный пол. – Ты, наверное, представлял себе что-то с гораздо большим количеством веревок.

Волчья ухмылка, которой одаривает меня Килиан, говорит о том, что Лайл попал в точку. В последнее время Килиан забыл о своём желании наказать меня за прошлое, но это не помешало ему стать доминантом. Мне повезло.

– Хонор имеет право спрашивать нас, чего мы хотим, – говорит Нейт.

Килиан встаёт из-за стола и пересекает комнату, похожий в своих чёрных джоггерах на пантеру. Татуировка, идущая от его правого бедра к левой стороне груди, всегда заставляет моё сердце замирать. Четыре свободно летящие птицы, нанесённые чернилами на его коже, служат постоянным напоминанием о нашем путешествии. У Нейта и Лайла похожие татуировки, у Нейта на спине, а у Лайла на правой руке.

А у меня? Я решила сделать их на своём сердце.

К моему удивлению, Килиан опускается передо мной на колено, поднимает мою руку и прижимает её к тёплой коже своей груди.

– Что ты хочешь сделать, Хонор? Мы говорим о твоём теле. В начале этого процесса мы получаем массу удовольствия, но самое трудное приходится делать тебе.

– Килиан, – шепчу я, тронутая его заботой. – Я просто хочу знать, что вы все счастливы. Это решение, которое принимается на всю жизнь. Мы должны сделать это правильно.

Килиан смотрит сначала на Нейта, а затем на Лайла.

– Мои братья – моя плоть и моё сердце. Их ребёнок был бы похож на моего ребёнка, и я знаю, что они чувствовали бы то же самое.

Нейт садится справа от меня, Лайл – слева, оба кладут руки мне на бёдра. Я бросаю взгляд на Лайла, ища поддержки. Он слегка кивает головой, и в уголках его проникновенных тёмных глаз появляются морщинки от мягкой улыбки.

– Мы согласны, – говорят они в унисон.

Килиан продолжает:

– Итак, не имеет значения, кто будет тянуть соломинку или бросать кости. Не имеет значения, кто будет первым, а кто последним. Важно только то, что мы создаём с тобой семью.

Я моргаю, чувствуя, как слёзы застилают мне глаза, и чувствую укол вины за то, что подумала, что Килиан отнёсся бы к этому решению так же собственнически, как и к другим вещам в жизни.

– Я чувствую то же самое, что и Кил, – говорит Лайл.

– Я тоже, – соглашается Нейт. – Я не могу представить, что буду делать это без участия моих братьев. Это было бы неправильно.

С трудом выдыхая воздух, который застрял у меня в груди, я поворачиваюсь, чтобы поцеловать сначала Нейта, затем Килиана и, наконец, Лайла.

– Это то, чего ты хочешь? – спрашивает Килиан. – Потому что, если нет, мы можем подумать ещё раз.

– Это то, чего я хочу, – твёрдо отвечаю я. А затем, улыбнувшись, начинаю отодвигаться на кровати. – Но вам, парни, лучше подготовиться. Время для разговоров закончилось. У меня прямо сейчас овуляция.

Лайл

Мы с братьями переживаем необычный момент нерешительности, прежде чем решиться на честный поступок. Очевидно, что они чувствуют серьёзность ситуации так же сильно, как и я.

Вместе мы собираемся начать новую жизнь. Мы собираемся привести кого-то нового в нашу семью.

В моей памяти всплывает воспоминание о том, как юная Хонор бежит по саду, а длинные золотистые волны ее волос развеваются позади неё. Я надеюсь, что у нас будет маленькая девочка, которая будет похожа на неё, но у нас будет ещё много времени для размышлений. Девять месяцев, начиная с сегодняшнего дня, если всё пойдёт хорошо.

Бросив короткий взгляд на каждого из нас, Нейт поворачивается и следует за Хонор к середине нашей огромной кровати. Я присоединяюсь к ним, Килиан следует за мной по пятам, и мы втроём занимаем наши любимые места, хотя нет такой части её тела, которая не заслуживала бы ежедневного поклонения.

Сняв с неё шелковые шорты, Нейт, не теряя времени, просовывает голову ей между ног, его язык раздвигает её складочки, и Хонор выгибает спину при его первом прикосновении.

Я вытягиваюсь вдоль неё, переплетая свои ноги с её, моя ладонь находит её грудь, а мой рот ищет её губ. Она улыбается мне, когда я приближаюсь, и вижу, как в её глазах отражается важность момента.

Сегодня мы не просто развлекаемся. Мы не просто занимаемся любовью. Мы создаём еще одну связь между нами четырьмя.

Я глажу её по щеке и беру за подбородок, удерживая её лицо неподвижным, в то время как мои братья уже заставляют её тело извиваться от удовольствия.

– Я люблю тебя, Хонор. Всегда любил и всегда буду любить.

– Я знаю, – говорит она, и её мягкий голос полон эмоций. – Я тоже тебя люблю. Всех вас.

Её взгляд скользит по моим братьям, а затем возвращается ко мне, когда я требую ещё одного поцелуя.

Моя рука снова находит её грудь, мои пальцы играют с её соском так, как, я знаю, она любит, в то время как Килиан посасывает и покусывает другой сосок. Между нами троими она вскоре стонет мне в рот, с нетерпением ожидая большего.

Нейт тоже читает её знаки и опускает свои боксеры, в последний раз пробуя её на вкус, прежде чем принять позу, упираясь своим членом в её вход. Он снова смотрит на нас с Килиан, желая разделить с нами этот момент, затем его глаза встречаются с глазами Хонор, и он входит в неё одним долгим плавным толчком.

Выражение удовольствия на лице Хонор делает мой член ещё твёрже, чем он был до этого. Несколько мгновений она наблюдает за Нейтом, но в конце концов её глаза закрываются, а голова откидывается назад в экстазе, когда её тело откликается на него.

Обычно мы втроём жестко трахаем её, потому что Хонор это нравится, но сегодня Нейт трахает её медленно и размеренно, каждое движение глубокое и целенаправленное. Он тоже не задерживается так долго, как обычно. Как только Хонор кончает, он опустошает себя и остаётся в ней ещё долгое время после этого. Поцеловав её в лоб и губы и признавшись в любви, он, наконец, отодвигается, освобождая место для меня.

Улыбка Хонор, когда я вхожу в неё, возможно, самое прекрасное, что я когда-либо видел. То, как её глаза встречаются с моими, когда я начинаю двигаться в ней, заставляет меня чувствовать себя супергероем и напоминает мне, что я самый счастливый мужчина в мире. Что ж, один из трёх самых удачливых.

Я тоже долго не протяну. Мысль о том, чтобы оправдать доверие, превратить это в нечто большее, заставляет меня слишком сильно сдерживаться. Я возбуждаю её, прижимая палец к её клитору, и когда её киска пульсирует вокруг моего члена, я отпускаю её, вливая в неё всё, что у меня есть глубоко внутри.

Когда Килиан приступает последним, он часто теряет терпение, и я жду, когда он скажет «моя очередь», пока задерживаюсь в Хонор, но он не торопит меня. Когда я наконец выхожу из игры, надеясь, что мои ребята – пловцы олимпийского уровня, я касаюсь губами губ Хонор и получаю в награду ещё одну несравненную улыбку.

Мой старший брат, ухмыляясь, устраивается между ног Хонор.

– Думаю, у нас здесь больше шансов, чем у большинства.

– В три раза больше шансов, – соглашается Нейт.

– Я не знаю… – говорит Хонор, и её щёки заливаются румянцем. – На всякий случай, я думаю, нам лучше продолжать попытки всю ночь напролёт.

Нейт

– Не забывай дышать, – говорю я, чувствуя себя нелепо в зелёном халате и шапочке, которые нас заставили надеть в больнице.

– Да, Лайл, ты выглядишь так, будто вот-вот потеряешь сознание, – ухмыляется Килиан. По правде говоря, лицо Лайла побледнело. Но сейчас я сосредоточен не на нём.

– Я разговаривал с Хонор.

Несмотря на напряжение на её лице, она выглядит красивой. Её глаза горят яростью, как у женщины-воина. Хорошо, ей это понадобится. Не важно, как сильно мы её любим и поддерживаем, это то, что она должна сделать сама.

Приходит новая акушерская медсестра, и мы вынуждены повторять процедуру ещё раз, когда она спрашивает, почему мы все трое находимся в палате.

– Семейная традиция, – объясняю я. – В каждом поколении при рождении первенца присутствуют представители предыдущего поколения.

Это было неубедительно, но мы хотели, чтобы медицинский персонал сосредоточился на Хонор и ребёнке, а не на наших нетрадиционных отношениях.

Кроме того, мы вчетвером придерживаемся четкого подхода к этому вопросу, и это всё, что имеет значение. Килиан, Лайл и я считаем Хонор своей женой. И она думает о нас как о своих мужьях.

– Сожми мою руку, если нужно, – молвит Килиан. Мы говорили людям, что он отец ребёнка, но на самом деле никто из нас не знает наверняка. И никому из нас нет до этого дела. Всё, что волнует меня и моих братьев, – это чтобы ребёнок и Хонор были здоровы.

Хонор ахает, и акушер-гинеколог говорит ей тужиться. Лицо Килиана бледнеет, в то время как лицо Лайла начинает зеленеть. Но это то, ради чего мы тренировались.

– Встань с другой стороны от неё, – рявкаю я на Лайла. Через мгновение он это делает. Он убирает волосы с её лица и целует её в лоб. К счастью, медицинский персонал занят, потому что они думают, что он её шурин.

– Держите ее ноги, – говорю я. Кил и Лайл должны это знать. Мы потратили бесчисленное количество часов, готовясь к этому моменту. Несмотря на серьёзность ситуации, Килиан ухмыляется.

«Держи ее за ноги», – это то, что мы часто говорим друг другу в разных ситуациях.

Врач говорит ей тужиться, и Хонор кричит, когда она надавливает на них. Она изо всех сил сжимает руки моих братьев, и я вижу, как они стараются не поморщиться. Я всегда думал, что это клише, когда такое происходит в кино, но, очевидно, это реальность.

Тридцать минут спустя Хонор совершенно выбилась из сил. Она откинулась на подушку, её белоснежная кожа покрылась потом. На лицах Кила и Лайла тоже читается напряжение. Мы все трое взяли бы эту боль на себя, если бы могли, но это то, что она должна сделать сама.

Когда приходит время тужиться снова, становится ясно, что ей осталось совсем немного. Я встречаюсь взглядом с Килианом, и он кивает.

– Мы позаботимся об этом ребенке наилучшим образом, – говорит он ей тихим и ровным голосом. – Мы собираемся позаботиться о том, чтобы у ребёнка была счастливая, здоровая и безопасная жизнь. Ничто не помешает нам дать этому ребёнку всё, чего нам не хватало в детстве. Я обещаю тебе. Мы сделаем всё, что в наших силах.

– Обязательно, – говорит Лайл, и я говорю то же самое.

– Но сейчас ты единственная, кто может помочь малышу появиться на свет. Как только малыш появится на свет, мы будем окружать его любовью, но сейчас всё зависит от тебя, Хонор.

– Мы знаем, что ты справишься, – добавляю я. – Ты станешь самой замечательной мамой на свете – и это начинается прямо сейчас. Тебе нужно приложить все усилия, чтобы мы смогли встретиться с нашим ребёнком, – мне абсолютно безразлично, что думают врачи и медсёстры о наших отношениях. Я поглаживаю голую икру Хонор. – У тебя получится, мамочка.

На её ресницах повисают слёзы, когда она кивает. Она явно собирается с силами, а затем напрягается всем телом.

– Хорошо, – говорит одна из медсестер. – Сделай это ещё раз, вот так.

Я хватаю Хонор за лодыжку, когда она делает самый сильный толчок. Я хочу прикоснуться к ней, когда она производит на свет нашего ребёнка. Мы с братьями осыпаем её словами ободрения, которые, я сомневаюсь, что она вообще слышит, но ей это и не нужно. Она полностью сосредоточена.

У неё получилось.

Затем ещё один толчок – и ещё один крик – и вот уже ребёнок на руках у доктора. Я в полном восторге от новой жизни, которую мы создали. Я восхищаюсь силой своей жены.

И я по уши влюблён в этого нового крошечного человечка.

– Это мальчик, – говорю я.

Слёзы градом катятся по щекам Хонор, когда Кай и Лайл целуют её.

– Ты потрясающая, – слышу я, как Лайл говорит ей об этом.

Когда ребёнка прикладывают к груди Хонор, я понимаю, что цикл прерван. Этот прекрасный маленький мальчик не узнает пренебрежения и мучений. Он не узнает о разрушительной силе родительской жестокости. Всё, что он узнает, – это любовь.

Я вижу любовь в комнате – она почти видна, вибрирует вокруг нас, как гидролокатор. Врачи и медсёстры не имеют значения. Всё, что имеет значение, – это наша маленькая измученная компания: Хонор, Килиан, Лайл, малыш и я.

Мы семья, и всегда будем ею.

Это единственное, что имеет значение.

Килиан

Ещё четыре года спустя

– Нет, Оливер, – терпение Хонор на исходе из-за того, что наш сын командует другими детьми на вечеринке по случаю своего трёхлетнего дня рождения.

Я знаю, что трудно сказать наверняка, но бывают дни, когда я задаюсь вопросом, не мне ли повезло обрюхатить нашу сексуальную жену с первого раза. Он такой своенравный и решительный, что кажется мне до жути знакомым. Я могу только надеяться, что смогу стать таким отцом, каким наш отец никогда не был.

Нет, не надеюсь. Я буду.

А это значит, что нужно объяснить моему – нашему – сыну, что он не всегда может быть главным, и даже если он старше некоторых, я надеюсь, это не его работа – всегда командовать. Или принять на себя основную тяжесть жестокого обращения, с которым, я надеюсь, он никогда не столкнётся. Нет, если у меня будет право голоса на этот счёт.

Пока Нейт и Лайл гоняют других детей по двору, играя в салочки, я забираю Оливера, чтобы отвести его в тихую гостиную для небольшой беседы один на один. Как мужчина с мужчиной, если хотите. Хонор с благодарностью смотрит на него, прежде чем её отвлекает один из его друзей, который хочет ещё один хот-дог. Роскошные поместья и богатые семьи не имеют значения. Дети по-прежнему любят простые вещи.

Наш небольшой разговор был коротким. По крайней мере, трёхлетний ребёнок может сосредоточиться только тогда, когда на кону стоят пирожные, тортики и хот-доги. Прежде чем отпустить его, я взял с него торжественное обещание вести себя хорошо. Правда, сначала нужно заплатить налог на объятия.