Текст книги "Проданная сводным братьям (ЛП)"
Автор книги: Стефани Бразер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Нейт и Лайл спешат одеться. Я, конечно, потом от них наслушаюсь об этом, но кровь гуще воды. Братство превыше всего. Это прекрасно. Они могут злиться, как им заблагорассудится, но мне больше не нужны никакие напоминания, никакие золотые обещания, никакое притворство, что каким-то образом всё наладится. Этого не может быть и никогда не будет.
Остальные всё ещё застегивают ремни и натягивают рубашки, когда я захлопываю за нами дверь. Когда за нами, наконец, приезжает лифт, Хонор всё ещё не вышла из комнаты.
Часть меня думала, что она попытается остановить нас. Этот факт только подтверждает мою точку зрения.
Блядь.
17. Полумесяц
Хонор
Тяжело слышать гневные слова. Слышать их, когда ты знаешь, что это неправда и когда в их основе лежит глубокая, мучительная обида, – это разрушительно.
У моей мамы было много качеств, но ни одно из них не было плохим. Килиан выставляет её эгоистичной женщиной, которой всегда было всё равно, но он не знает, что произошло на самом деле. Всё, что он знает, – это то, что Дик придумал, чтобы насмехаться над своими сыновьями и подорвать их доверие к миру ещё больше, чем у него самого.
Когда Килиан, Нейт и Лайл выходят из комнаты, которая стала такой важной частью моей жизни, они оставляют меня опустошённой и совершенно потерянной.
Мне требуется много времени, чтобы собрать себя по кусочкам и одеться. Мой лифчик порван, а на блузке осталось всего две пуговицы, но я кутаюсь в них, как могу. Куда подевались мои трусики? Мне просто придётся поплотнее запахнуть свой свитер.
Я задерживаюсь в комнате двадцать восемь, зная, что это последний раз, когда я вижу это место. Трудно определить, какие воспоминания я хочу оставить, уходя. Вначале я была напугана, но смирилась с тем, что сделаю всё возможное, чтобы изменить свои обстоятельства. По иронии судьбы вселенная вернула Лайла, Нейта и Килиана в мою жизнь и показала мне, что сделали с ними годы, проведённые с их отцом. Переживания, которые не должны были доставлять мне удовольствия, что-то разбудили во мне. То, что мы были вместе, тоже изменило их, или, по крайней мере, мне так показалось.
Натягивая свитер, я смотрю на кровать и кресло – места, где я потеряла свою невинность и осознала собственную силу, места, где я испытала жестокость и уязвимость трёх мужчин, которых когда-то любила.
Трёх мужчин, которых я всё ещё люблю.
И я понимаю, что жалею только о том, что расторгла контракт. Тогда я не знала того, что знаю сейчас. Я и представить себе не могла, что буду чувствовать то, что чувствую. Я и представить себе не могла, что когда-нибудь захочу большего. Они заплатили за моё тело, но, взявшись за дверную ручку, я понимаю, что отдала бы им своё сердце бесплатно.
Мне было бы легко поверить во все полные ненависти слова, которые срывались с губ Килиана, и не обращать внимания на их взгляды, когда они уходили. Я могла бы притвориться, что между нами ничего нет, взять деньги и начать жить так, как я планировала, никогда не оглядываясь назад.
Было бы проще проигнорировать свои чувства и их горечь и оставить прошлое в прошлом, потому что, заставив их посмотреть правде в глаза, они не смогут продолжать отношения со своим отцом.
Семья была для меня всем, но моя мама была доброй и любящей. Она всегда ставила меня на первое место. После нашего отъезда у братьев Астон остался только бессердечный, жестокий Ричард, который научил их любви и привязанности. Неудивительно, что они так мучаются.
Следует ли ожидать, что они будут так же преданы своему отцу, как я была предана своей матери?
Нет!
Это слово взрывается в моей голове с такой же яростью, с какой кулак Дика врезался в нежную плоть моей мамы. Дик Астон не заслуживает преданности от своих сыновей. Он не заслуживает больше ни минуты их внимания или притворства в отношениях отца и сына, если они вообще ещё существуют.
Они заслуживают того, чтобы кто-то любил их такими, какие они есть, и я хочу быть таким человеком. Я пыталась показать им, как это могло быть, когда мы были вместе в моей квартире. Но как только мы вернулись в клуб «Скарлетт», всё, казалось, было забыто.
Когда я открываю дверь в коридор, мне снова кажется, что я делаю шаг в новую жизнь.
Уйти – это самый простой путь, но я готова к трудностям. Это должна быть я, потому что я единственная, кто избежал Дика и его злобы. У меня был шанс прожить счастливое детство с любящими родителями. Я могу поверить, что с любовью в нашей жизни всё может стать лучше, потому что я стала свидетелем этой истины.
Лайл, Нейт и Килиан – нет.
Но что я могу сделать, чтобы изменить их мнение обо мне? Что я могу сделать, чтобы показать им, что мы созданы друг для друга? Наша любовь не должна просто существовать в прошлом. Мы не должны отталкивать её.
Выйдя из клуба «Скарлетт», я останавливаюсь на мгновение, чтобы несколько раз глубоко вдохнуть ночной воздух. Луна начинает свой цикл, словно коса, рассекающая небо, возвещая о новом начале.
Что этот цикл будет означать для меня?
Что нужно сделать, чтобы показать Килиану, Нейту и Лайлу, что они не должны оставаться в ловушке прошлого? Будущее ещё не написано, и наша история не обязательно должна завершиться.
Направляясь к своей машине, я начинаю составлять план.
Слова ничего не значат для Килиана. Его стены слишком толстые, как городские укрепления, возведённые для защиты его уязвимого центра. Думаю, я могла бы достучаться до Нейта и Лайла, но они так тесно связаны со своим братом, что это не имело бы значения.
Мне нужны доказательства. Мне нужны документы, опровергающие все обвинения, которые он выдвинул против моей мамы, и все обвинения, которые эти обвинения бросили на меня. Мне нужно показать Килиану, что то, что, по его мнению, произошло много лет назад, не является реальностью.
Стены, которые он возвёл, стоят на шатком фундаменте. Всё, что мне нужно, – это заставить их слегка пошатнуться, и, возможно, его щит рухнет, и он впустит меня.
***
Дома я трачу пять минут, чтобы принять душ и переодеться в свежие джинсы и красивую белую блузку. Я расчёсываю волосы и надеваю золотистые босоножки, надеясь, что, если я буду выглядеть красиво и нежно, Килиан перестанет сопротивляться мне.
Я просматриваю мамины папки, пока не нахожу нужные мне документы, и как можно быстрее собираю их в пластиковую папку. Они дороги мне, потому что я знаю, что они – моя единственная надежда, но, если они послужат этой цели, я их уничтожу. Цепляться за свидетельства несчастливых времён – всё равно что позволять облаку вечно нависать над вашим домом.
Я покончила с облаками и перестала позволять прошлому управлять мной.
Теперь Килиану, Нейту и Лайлу тоже нужно провернуть это.
По дороге в Монтгомери-хаус у меня такое чувство, будто я плыву под водой. Вокруг меня люди живут своей жизнью, но я равнодушна ко всему, кроме своих почти сводных братьев.
Стоит ли мне вообще так о них думать после всего, что мы сделали?
Наверное, нет.
Но как ещё я могу их описать? Мы не друзья. Мы не любовники. Всё, чем мы являемся друг для друга, может быть обёрнуто воспоминаниями и удовлетворёнными желаниями. Они использовали моё тело и решали свои проблемы, а я впитывала всё это, надеясь, что они поймут, что это значит для меня больше.
***
Когда я сворачиваю на широкую подъездную дорожку, ведущую к Монтгомери-хаус, моё сердце учащенно бьется в груди. Они будут здесь? Проснутся ли они? Придётся ли мне столкнуться с нависшим надо мной Диком, прежде чем я смогу приблизиться к его сыновьям?
Несмотря на то, что я взрослая женщина, одной мысли о нём и страхе, который он вызывал у всех нас, достаточно, чтобы меня бросило в дрожь. То, что он сделал с мамой, запечатлелось в моей памяти так же ясно, как и прежде.
Дверь становится огромной, и мой палец зависает над звонком, когда я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я должна это сделать. Другого выхода нет.
«Они прислушаются ко мне», – говорю я себе. Они услышат, что я хочу сказать, и все будет хорошо. Мне не придётся терять их снова.
На этот раз я достаточно сильна, чтобы бороться за них.
Я достаточно взрослая, чтобы противостоять Дику и отстаивать правду.
Когда в доме раздаётся звонок, я отступаю на шаг, чтобы хоть как-то отдалиться от того, кто откроет дверь. Воспоминание об испуганном лице моей мамы, когда она смотрела на меня с этого самого места в ту ночь, когда мы уходили, пронзает меня насквозь.
Я слышу, как кто-то стоит по ту сторону двери, прежде чем она распахивается. Килиан стоит в дверном проёме, одетый в брюки, в которых он покидал клуб «Скарлетт», и расстёгнутую рубашку.
– Хонор.
Его имя на моих губах звучит совсем не так, как тогда, когда он шептал его раньше. Оно звучит совсем не так, как тогда, когда он выплёскивал свой гнев и снова попадал в паутину лжи из прошлого.
Это звучит глухо, и у меня перехватывает дыхание.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Мне больше нечего сказать, – его рука лежит на краю двери, и он пододвигает её на несколько дюймов, как будто собирается закрыть у меня перед носом.
– Кто там? – раздаётся изнутри голос Дика.
– Тебе пора уходить, – предупреждает Килиан, и его глаза расширяются ровно настолько, чтобы показать, что он беспокоится о том, что я нахожусь рядом с его отцом. Он думает, что ему снова придётся встать между нами. Я знаю, что он сделал бы всё, чтобы защитить меня, и что всё, что он сказал, было отчасти попыткой избежать того, чтобы я снова оказалась втянута в эту ужасную ситуацию.
Он защитил бы нас всех, если бы мог, но не сегодня.
Сегодня пришло моё время поменяться ролями.
Шагнув вперёд, я прижимаю ладонь к его горячей обнажённой груди со всей силой, на какую только способна. Вечно непоколебимый, Килиан, он полон решимости настоять на своём. Если он не впустит меня, я обойду его стороной.
Проходя мимо, я вдыхаю запах дома, в котором для меня нет ничего, кроме призраков.
– Хонор, – рука Килиана на моём плече крепкая, но его прикосновение кажется заботливым. Теперь от пальцев синяков не будет.
– Мне нужно тебе кое-что показать. Мне нужно, чтобы ты понял.
– Здесь нечего понимать. Просто уходи. Садись в свою машину и никогда не возвращайся. Ты можешь уехать навстречу закату с деньгами. Ты можешь уйти и никогда не оглядываться. – Он делает судорожный вдох и, подумав, добавляет: – Ты заработала каждый доллар, каждый грёбаный цент.
– Я не уйду, Килиан. Только не без вас троих. Не в этот раз.
18. Истина сделает вас свободными
Лайл
Я иду на кухню за пивом, когда слышу голос Хонор. Сначала я думаю, что у меня разыгралось воображение, но потом слышу папин голос, более громкий, чем обычно. Кил и Нейт тоже, но к тому времени, как я добираюсь до фойе, я обнаруживаю, что происходит странное противостояние, все четверо держатся на некотором расстоянии друг от друга, и никто не произносит ни слова.
Наконец, Дик нарушает молчание.
– Кто тебя сюда пригласил? – он требует от Хонор, которая является таким воплощением светловолосой доброты, что в этих тёмных стенах она не имеет смысла.
Я выхожу в центр группы.
– Ей не нужно приглашение, – повернувшись к Хонор, я спрашиваю: – Почему ты здесь? Ты в порядке?
Её ярко-голубые глаза обводят остальных мужчин, прежде чем вернуться к моему взгляду.
– Я… Мне есть что вам показать, – сделав глубокий вдох, она добавляет: – Всем вам.
Что бы она ни делала в этом доме, это, очевидно, требует большого мужества. Даже если она не хочет здесь находиться, она должна быть здесь.
– Пойдём, присядем.
Лёгким прикосновением к её плечу я веду её в гостиную. Когда она садится в кресло, то крепко сжимает папку обеими руками.
Я присаживаюсь на край дивана, ближайший к ней, а Нейт садится рядом со мной. Кил и папа остаются стоять, отец едва переступает порог.
Хонор снова глубоко вздыхает и опускает взгляд на свои колени, прежде чем поднять голову и выпрямить спину.
– У тебя много мыслей о моей маме, – говорит она, глядя в основном на Кила, но также поглядывая на нас с Нейтом. – Мыслей, которые не соответствуют действительности. Я принесла документы, чтобы показать тебе правду.
– В чём дело? Что происходит? – папа ёрзает, но не подходит ближе.
– Иди в свой кабинет, – говорит Кай, едва взглянув на него. – Это тебя не касается.
– Вообще-то, касается, – произносит Хонор, повышая голос, в котором смешиваются нервозность и решимость. – Ваш отец забивал вам головы ложью о моей матери, и я здесь, чтобы всё исправить.
Старик пренебрежительно хмыкает, но остаётся на месте.
– Он жестоко обращался с моей матерью. Он неоднократно бил её, – Хонор морщится, оглядывая нас. – В первый раз она простила его, потому что потом он нашёл какое-то оправдание, но, когда он сделал это снова, она вызвала полицию. К сожалению, полицейское управление ничего не предприняло по этому поводу, потому что, очевидно, деньги говорят гораздо громче, чем женщина с чёрными и синими отметинами.
У меня скручивает живот при мысли о том, что Дик мог ударить Викторию или любую другую женщину. Глаза Нейта расширяются, а Кил мрачнеет от этой информации. Я представляю, что эта новость удивила их так же, как и меня, и в то же время, это прям как нельзя лучше подходит для придурковатого человека. Я всегда предполагал, что у него просто жесткие отношения с нами, но, к сожалению, то, что говорит Хонор, не так уж сложно представить.
– Она смогла подать заявление в полицию, и у меня здесь есть его копия, – Хонор достаёт из своей папки листок бумаги и протягивает его мне.
Мои глаза успевают прочесть только название, прежде чем я передаю его Нейту. Мне не нужно читать, чтобы поверить в то, что она нам говорит, и я не хочу знать подробности. После беглого просмотра Нейт передаёт бумагу Килиану, который бегло просматривает документ, и по мере того, как он это делает, хмурое выражение его лица становится всё глубже.
– Конечно, она выдумывала грязную ложь, – говорит Дик. – Она всего лишь коварная охотница за деньгами. Экономка, у которой идеи выше её уровня.
Челюсть Хонор сжимается, а рука дрожит, когда она достаёт ещё один листок, на этот раз сложенный.
– Полиция сделала снимки, – молвит она и протягивает мне листок, но я передаю его Нейту, даже не взглянув на него.
– Мы уехали, прихватив с собой только верхнюю одежду, – продолжает Хонор. – Работая здесь, моя мать скопила достаточно денег, чтобы позволить себе внести залог за крошечную однокомнатную квартиру. Она устроилась на работу сразу после отъезда, а с деньгами всегда было туго. Что касается твоей идеи о том, что моя мать эгоистично бросила вас здесь, – говорит она, глядя прямо на Килиана, – это ранит больше всего, потому что она любила вас троих и не хотела оставлять вас здесь.
Она достаёт ещё несколько листов бумаги.
– Она встречалась с двумя разными юристами. Она хотела забрать вас с собой, когда мы уезжали, но законных возможностей для этого не было. В качестве последнего средства она сообщила о вашем отце в Службу по делам детей и семьи, но, по-видимому, их недосмотр тоже не шёл ни в какое сравнение с деньгами Дика. Моя мама плакала, когда уезжала отсюда, и в последующие месяцы я много раз заставала её плачущей, и вы можете поверить, что её горе никак не было связано с отсутствием Дика. Мне жаль, что она не смогла помочь вам лучше, но вы должны знать, что она старалась. Она действительно старалась, – на последних словах Хонор заливается слезами, и я подскакиваю, чтобы погладить её по спине.
– Почему ты здесь пытаешься изобразить свою мать какой-то святой? – спрашивает папа, подходя к камину. – Почему бы ей самой не прийти сюда, если она хочет переписать историю?
– Виктория скончалась в прошлом году, – объясняет Нейт.
– О, как жаль, – в голосе отца звучит преувеличенная жалость. – Похоже, эта сучка получила по заслугам.
– Следи за своим грёбаным языком! – кричу я, когда Хонор задыхается.
Дик отшатывается, удивлённый моей вспышкой, но всё ещё с вызывающим видом.
Хонор выпрямляется и поворачивается всем телом от Дика к Нейту и Килиану. Её голос дрожит, но она говорит решительно:
– Я хотела, чтобы вы трое узнали правду, и я хочу, чтобы вы знали, что жизнь не обязательно должна быть такой для вас. Вы не можете изменить то, как вас воспитывали, но в будущем вы можете выбрать что-то другое. Вы заслуживаете лучшего, чем то, что происходило в вашей семье в этом доме.
Она поднимает взгляд на меня, а затем на каждого из моих братьев, которые не сводят с неё глаз.
– Вы заслуживаете любви, и я хочу быть тем человеком, который подарит вам эту любовь. Мы были в разлуке столько лет, но это никогда не казалось правильным. Я хочу, чтобы вы были со мной. Я хочу, чтобы мы снова были вместе.
Прежде чем кто-либо из нас успевает что-либо сказать, Дик взрывается, подходит к Хонор и спрашивает:
– Что, чёрт возьми, происходит? Ты думаешь, что можешь просто прийти сюда и…
Когда его рука тянется к её руке, у меня перед глазами всё краснеет… Папа бьёт Викторию. Отец бил нас с Нейтом, когда мы были маленькими. Доводил нас до слёз, а потом ругал за слабость. Килиан принял удар на себя. Отец избивал свою семью, как будто это было нормально, как будто мы это заслужили, как будто мы не достойны ничего лучшего. Он и пальцем не тронет Хонор.
– Нет! – я бросаюсь на него, отталкивая от неё с такой силой, что он натыкается на столик и падает, но быстро встаёт на ноги. – Ты не тронешь её. Ты больше никогда никому не причинишь вреда! Ты – ничто! Ты меня слышишь?
Он пытается выбежать из комнаты, но я хватаю его за руку и поворачиваю к себе, желая, чтобы он посмотрел мне в лицо, хотя его вид вызывает у меня отвращение.
– Ты – жалкое подобие мужчины, и ты сейчас получишь своё лекарство.
Я отвожу руку, прицеливаясь, но Нейт оказывается рядом и удерживает меня.
– Лайл! Оставь его. Он того не стоит.
Отец вырывается из моих рук и отступает на безопасное расстояние, но, когда Килиан подходит ближе, сжимая руки в кулаки, папа спешит к двери.
– Она грязная маленькая шлюха, – говорит он, бросая в ответ прощальный взгляд и выходя из комнаты. – Больше ничего.
Я поворачиваюсь к Хонор. Она потрясена вспышками гнева Дика, но не так сильно, как я ожидал. Вместо этого она настороженно смотрит на нас троих.
– Не волнуйся, – молвлю я, протягивая к ней руки, – мы не позволим ему причинить тебе вред.
Она слегка кивает.
– Я знаю… Я знаю, что вы этого не позволите. И мне всё равно, что он думает о моей маме или обо мне, но мне не всё равно, что думаете вы.
19. Отказаться от призраков
Килиан
На мгновение мы все замолкаем, пока резкие слова Дика-Мудака эхом отдаются в наших ушах. Затем я опускаю взгляд на бумаги в своей руке, которые Виктория хранила все эти годы. Нейт тоже не хотел смотреть на фотографию, но я заставил себя развернуть её. И снова я принимаю на себя основную тяжесть ответственности за своих братьев. От старых привычек трудно избавиться.
Блядь.
Лучше бы я этого не делал. Иисус Христос. Вид отметин Виктории вызывает у меня зуд, как будто они должны заживать заново. Как же мы этого не заметили?
Когда я поднимаю взгляд, то вижу, что Хонор наблюдает за мной большими сияющими глазами. Слеза медленно скатывается по её щеке, но она крепко сжимает губы, ожидая моей реакции.
Я защищал своих братьев, а иногда и Хонор, но я никогда не понимал, что должен защищать и Викторию тоже.
И что теперь? Неужели я всё испортил? Весь мой гнев, вся моя ненависть, всё моё одиночество, и что у меня осталось взамен? Неудача и достаточно шрамов, внутренних и внешних, на всю жизнь?
– Я сожалею.
Глаза Нейта расширяются, а Лайл резко поворачивает голову в мою сторону. Они, наверное, никогда раньше не слышали, чтобы я произносил эти слова, и у меня нет привычки сожалеть о чём-либо, но на этот раз я сожалею. Я должен сожалеть.
Хонор слегка кивает, но выражение её лица не меняется.
– О чём? – спрашивает она. Эти прекрасные голубые глаза не отрываются от меня, как будто все зависит от моего ответа.
Есть так много вещей, о которых стоит сожалеть. Сколько из них она примет?
– Прости, что не смог защитить тебя и Викторию. За то, что не остановил его. – Я качаю головой и отвожу взгляд. Это звучит слабо даже для моих собственных ушей. – Я не знал.
– Килиан, – её мягкий голос пробует моё имя на вкус, словно оно имеет странный новый вкус. У неё перехватывает дыхание. – Ты был ребёнком. Мы оба были такими.
– Но я защитил их, – огрызаюсь я и указываю на Нейта и Лайла. – У меня был долбаный долг, и я его выполнил. Но я подвёл тебя.
– Кил… – в голосе Лайла слышится сожаление. – Это никогда не было твоим долгом. Мы должны были поддержать тебя. Мы просто… – он замолкает, не желая этого признавать.
– Боялись. Я знаю. Мы все были напуганы, – вздохнув, я снова смотрю на фотографию. Виктория. Впервые за долгое время я могу думать о ней без злости. Не чувствуя обиды и утраты, которые охватили меня в тот день, когда я понял, что она ушла.
Затем я поднимаю взгляд на Хонор. У неё тоже есть отметины, даже если они не видны на поверхности. Я вижу её сходство с Викторией не только в горделивом выступе подбородка или округлом разрезе глаз, но и в морщинках боли на её лице, в морщинках беспокойства на лбу, когда она наблюдает за мной. С выражением беспокойства, которого я не заслуживаю.
Всё это время я хотел думать, что она недостаточно хороша для нас, но теперь я не уверен, что я достаточно хорош для неё. Что я за человек, если срывался на неё с яростью ребёнка, причиняя физическую и эмоциональную боль, чтобы залечить собственную рану? Мне стыдно.
– Прости, что осуждал тебя. За то, что осуждал Викторию. Я всегда думал… чёрт, я много о чём думал, но, очевидно, не понимал, – она сломила меня. Меня, который всегда все контролирует. Меня, который всегда командует. И теперь я тот, кто всё испортил. – И даже после того, как я причинил тебе боль, ты вернулась, чтобы объясниться, попытаться спасти меня. Всё должно было пойти не так.
– Судьба дала нам второй шанс. Всем нам, – она смотрит на остальных, и лёгкая улыбка изгибает её полные губы. Непостижимо, что кто-то настолько красивый и любящий мог появиться на свет, живя в Монтгомери-хаусе под каблуком у моего отца. – Я не могу позволить вам потратить его впустую. Никому из вас. Никому из нас.
Нейт облизывает губы, переводя взгляд с одного на другого.
– Ты вернулась ради нас. Ради всех нас? Ты действительно этого хочешь после всего что произошло? – даже я не могу не заметить надежду в его голосе. – На что это будет похоже? Мы будем жить вместе? Продолжим ли мы ходить в клуб? Как мы будем…
Хонор останавливает его, приложив палец к его губам.
– Ты слишком много думаешь. Я пришла сюда, я открылась вам. Теперь вы знаете всё. Даже в самых смелых мечтах я не ожидала, что моими покупателями будете вы трое, но теперь я так рада. Независимо от того, куда мы пойдём дальше, мы сделаем это, зная всю историю. Но я снова полюбила вас всех и не хочу расставаться с вами без необходимости. Одного раза было достаточно.
Все оборачиваются, чтобы посмотреть на меня. Это естественно. Нейт и Лайл уже обнимают её за талию. Вопрос в том, найдётся ли место и для меня, и хочу ли я, чтобы оно там было.
– Ты уверена, что это то, чего ты хочешь? Я обращался с тобой как с дерьмом. Чёрт, теперь, когда я думаю о том, как мы обошлись с тобой в клубе. Я выплеснул свой гнев и сожаление, и ты всё это приняла. Ты действительно хочешь меня? – мои кулаки сжимаются. Я мог причинить ей боль. Что, если я действительно это сделал?
Меньше всего я ожидал, что Хонор подойдёт ко мне, обхватит меня руками и прижмется щекой к моей груди. Проходит несколько удивлённых мгновений, прежде чем я неловко отвечаю на её объятия.
– Ты же знаешь, мне понравилось, – бормочет она, сжимая меня сильнее. – Ты такой сексуальный, когда изображаешь из себя мистера Пугающего. Тебе лучше не прекращать это только потому, что тебе жаль. Теперь ты можешь заняться этим со мной в своей постели, а не в клубе «Скарлетт».
Кажется, что сейчас совершенно неподходящее время для возбуждения, но она тихо хихикает, когда ощущает его у себя на животе, а затем прижимает меня ещё крепче.
– Блядь, Хонор, – мой хриплый шёпот вызывает у неё лёгкое хныканье.
Лайл улыбается мне.
– Я полагаю, мы все согласны?
– Похоже на то, – говорит Нейт. Он подходит ближе, чтобы положить руку на поясницу Хонор, прежде чем опустить её к заднице.
Чёрт, я не знаю, сработает ли это, но я собираюсь попробовать. Хонор никогда не сдавалась, даже после того, как я причинил ей зло, и она этого заслуживает. Она заслуживает того, чтобы я сделал всё возможное, чтобы она была счастлива. Я прижимаю её к себе ещё крепче. На этот раз я не собираюсь её отпускать.
– Что нам делать с Диком-Мудаком? – спрашивает Лайл. – Мы не можем позволить ему уйти безнаказанным, не так ли?
Я качаю головой.
– Нет, чёрт возьми. Тогда он сам выкрутился, но теперь он не единственный, кто может позволить себе шикарных адвокатов. Я натравливю на него всю нашу команду, и на этот раз самую настоящую, а не «Бартон, Роджерс и Хилл». – Нейт смеётся над нашей любимой фальшивой юридической фирмой. – Если есть хоть какая-то надежда, что срок давности ещё не истек, я засажу этого ублюдка за решётку. В худшем случае, если мы не сможем его упрятать, у нас на него достаточно улик, чтобы быть уверенными, что он никогда больше не переступит порог этого чёртова дома. Пришло время заставить их вернуть наше право, данное нам по праву рождения.
Хонор вытягивает шею, чтобы посмотреть на меня. На этот раз она позволяет слезам течь свободно.
– Ты можешь это сделать? Правда?
– Я могу и, чёрт возьми, сделаю это. Я не всегда мог защитить вас всех, но на этот раз я сделаю это правильно. Папа больше никогда не причинит вам вреда. И, чёрт возьми, я не могу поверить, что говорю это, если ты захочешь переехать к нам, я хочу, чтобы Монтгомери-хаус стал местом света, которого он всегда заслуживал. Это были хорошие времена, когда мы играли в саду. Когда мы наблюдали за птицами и мечтали научиться летать, как они. Я не думаю, что это когда-нибудь осуществится без тебя.
– Килиан, – шепчет она.
Мы все трое обнимаем Хонор, её маленькое тельце – это то, что связывает нас вместе.
Сработает ли это? Я не знаю, но мы, чёрт возьми, обязательно попытаемся. Хонор сняла с нас бремя, которое, как я думал, мы так и будем нести до самой могилы, не решаясь на это.
– Знаете, вы, парни, действительно сексуальны, когда становитесь такими жёсткими, заботливыми и всё такое, – в голосе Хонор слышится дрожь, и её рука скользит по моей груди. – И у меня уже много лет не было возможности заглянуть в ваши спальни. Мистер Оллифант всё ещё наблюдает за Лайлом с книжных полок? На стенах у Нейта до сих пор обои с трансформерами? – она поднимает глаза и хихикает. – Ты всё ещё спишь с мишкой Тедди?
Блядь, я не могу сдержать смех.
– Возможно, ты обнаружишь, что кое-что изменилось, но почему бы тебе не позволить нам показать тебе это? Мы начнём с моей комнаты, а потом пройдёмся по всем комнатам.
Её улыбку я хотел бы видеть на её лице каждый день, всю оставшуюся жизнь.
– Мне бы этого хотелось. Мне бы этого очень хотелось.
