Текст книги "Предатель. Секреты прошлого (СИ)"

Автор книги: Стася Бестужева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 22

Сижу на кухне нашей маленькой квартиры в Сосновске, машинально помешиваю остывший кофе и смотрю в окно на серое небо. Уже месяц прошел с нашей поездки к тайнику, а я все еще не могу прийти в себя. Письмо Максима лежит в моей сумке, свернутое в аккуратный квадратик. Я перечитываю его каждый день, пытаясь найти между строк какую-то подсказку, знак того, что он жив.

Катя сидит напротив, делает вид, что читает учебник по биологии, но я вижу, как ее глаза блуждают по странице, не фокусируясь на тексте. За этот месяц она еще больше замкнулась в себе. В школе говорит только по необходимости, дома отвечает односложно. Ночами я слышу, как она плачет, тихо, безнадежно. Мое сердце разрывается от беспомощности.

– Маша, – зову я ее по новому имени, хотя это все еще режет слух, – может, прогуляемся? Погода наладилась.

Она поднимает на меня глаза – темные, как у Максима, полные той же затаенной боли.

– Не хочу, – отвечает она тихо. – У меня контрольная завтра.

Знаю, что это отговорка. Но не настаиваю. Понимаю, что горе нужно выплакать, пережить. Я сама еще не закончила этот процесс.

Включаю телевизор, переключаю на новостной канал. Та же рутина: политические разборки, экономические сводки, сводки происшествий. Я уже собираюсь выключить, когда диктор произносит слова, которые заставляют мое сердце остановиться:

"В приграничном районе обнаружены два обгоревших тела в сгоревшем автомобиле. По предварительным данным, погибшие пытались незаконно пересечь границу. Одно из тел предположительно идентифицировано как Максим Воронцов, объявлявшийся в розыск в связи с экономическими преступлениями..."

Пульт выскальзывает из моих рук и падает на пол с глухим стуком. Мир вокруг начинает кружиться, звук в ушах становится приглушенным, словно я нахожусь под водой.

– Тетя Лена! – кричит Катя, но голос ее звучит как будто издалека. – Что с тобой?

Она подбегает ко мне, трясет за плечи, но я не могу пошевелиться. На экране показывают кадры с места происшествия: обгоревший остов машины, следователи в белых костюмах, желтая лента оцепления.

– Это не он, – шепчу я, глядя на экран. – Это не может быть он.

Катя поворачивается к телевизору, и я вижу, как ее лицо становится мертвенно-бледным. Она медленно опускается на диван рядом со мной, не сводя глаз с экрана.

– Предположительно идентифицировано, – повторяет она слова диктора. – Это значит, что они не уверены, правда?

Хватаюсь за эту соломинку, киваю.

– Да, не уверены. Тела сильно обгорели, сложно провести точную идентификацию.

Но глубоко внутри чувствую, как что-то окончательно ломается. Если это действительно Максим... если он мертв... тогда все эти месяцы ожидания, надежды, поиски смысла были напрасными.

Диктор продолжает:

"По версии следствия, Воронцов пытался скрыться за границей со своей сообщницей, но их автомобиль врезался в дерево и загорелся. Возможно, причиной аварии стало превышение скорости во время погони. В салоне автомобиля найдены крупные суммы наличных денег и поддельные документы..."

– Выключи это, – просит Катя дрожащим голосом.

Нахожу пульт на полу, выключаю телевизор. В квартире повисает тяжелая тишина. Катя сидит, обхватив колени руками, и раскачивается из стороны в сторону.

– Он не стал бы бежать без меня, – говорит она, и в ее голосе звучит детское упрямство. – Папа никогда не бросил бы меня.

– Может быть, у него не было выбора, – тихо отвечаю я, хотя сама не верю в свои слова. – Может быть, его заставили.

– Нет! – резко поворачивается ко мне Катя. – Тебе нужно позвонить этим полицейским, узнать подробности. Может быть, это не он!

Достаю телефон, набираю номер Сергея Игоревича. Он отвечает не сразу, и когда наконец берет трубку, голос у него усталый, официальный.

– Елена Павловна, – говорит он, и я слышу, что он тоже видел новости. – Я понимаю, зачем вы звоните.

– Это он? – спрашиваю прямо, не в силах тянуть с неопределенностью.

Долгая пауза. Потом тяжелый вздох.

– Мы пока не можем дать точного ответа. Экспертиза продлится еще несколько дней. Но... обстоятельства указывают именно на него.

– Какие обстоятельства?

– Машина зарегистрирована на подставное лицо, но документы в салоне... они соответствуют тем, что могли быть у Воронцова. И еще... – он запинается, – у одного из погибших была травма плеча. Именно там, где был ранен ваш муж во время перестрелки в туннеле.

Мир вокруг меня окончательно рушится. Травма плеча. Максим действительно был тяжело ранен в плечо, когда спасал нас. Это... это не может быть совпадением.

– Что теперь будет с нами? – спрашиваю я, думая о Кате, которая сидит рядом и пытается расслышать каждое слово разговора.

– Формально угроза для вас снижается, – отвечает Сергей Игоревич. – Если Воронцов мертв, то и большинству его врагов он больше не интересен. Но мы рекомендуем не торопиться с возвращением к прежней жизни. Дайте пройти еще нескольким месяцам.

Кладу трубку и смотрю на Катю. Она сидит, сжавшись в комочек, и по ее щекам текут слезы.

– Я знаю, что это не он, – шепчет она. – Я чувствую сердцем. Папа жив.

Обнимаю ее, прижимаю к себе. Мне хочется верить в ее интуицию, в материнское чутье, в чудеса. Но разум подсказывает, что нужно принять реальность. Максим мертв. Мы остались одни.

Вечером, когда Катя наконец засыпает после долгих рыданий, иду в свою комнату и достаю из сумки письмо Максима. Перечитываю его в сотый раз, пытаясь найти что-то, что упустила раньше.

"Катя, если ты читаешь это письмо, значит, со мной случилось что-то серьезное..."

Серьезное. Не смертельное, а серьезное. Есть ли разница? Или я просто цепляюсь за слова?

"Деньги в коробке – это чистые средства, не связанные с моими делами. Их хватит, чтобы вы жили спокойно несколько лет..."

Деньги. Мы их даже не трогали, они лежат в банковской ячейке, которую Сергей Игоревич помог нам оформить. Может быть, пора подумать о будущем практически? О том, как нам жить дальше, если Максима действительно больше нет?

Вдруг вспоминаю про паспорта, которые тоже лежали в тайнике. И про спутниковый телефон, который я тогда сунула в сумку и забыла. Достаю его – небольшой, простой аппарат с одним запрограммированным номером.

Долго держу телефон в руках, глядя на единственный контакт в памяти. Номер без имени, просто цифры. Что будет, если я позвоню? Кто ответит? И нужно ли мне это знать?

Но любопытство и отчаянная надежда побеждают. Нажимаю кнопку вызова.

Долгие гудки. Никто не отвечает. Конечно, никто не отвечает. Это мертвый номер, как и его владелец.

Кладу телефон на тумбочку и иду в ванную. Смотрю на себя в зеркало – бледная, осунувшаяся женщина с темными кругами под глазами. За эти месяцы я постарела лет на десять. Горе и стресс не щадят никого.

Ложусь в постель, но сон не идет. В голове крутятся кадры из новостей, слова Сергея Игоревича, лицо Кати, искаженное горем. Как жить дальше? Как помочь этой девочке справиться с потерей отца? Как справиться самой?

Около трех ночи меня будит странный звук. Не сразу понимаю, что это. Потом осознаю – звонит спутниковый телефон.

Сердце начинает колотиться как бешеное. Хватаю телефон дрожащими руками.

– Алло? – шепчу я в трубку.

Тишина. Потом искаженный электронным модулятором голос:

– Вы смотрели новости?

Не знаю, как отвечать. Кто это? Враг или друг?

– Да, – говорю я наконец.

– Не верьте всему, что там показывают. Вам нужно быть готовыми к переезду. Возможно, очень скоро.

– Кто вы? – спрашиваю я, но связь уже прервана.

Сижу в темноте с телефоном в руках и пытаюсь понять, что произошло. Кто-то знает этот номер. Кто-то следит за новостями. Кто-то предупреждает нас об опасности.

Или кто-то заманивает в ловушку.

Встаю, тихо прохожу в комнату Кати. Она спит, но даже во сне лицо у нее напряженное, болезненное. Поправляю одеяло, целую в лоб. Что бы ни происходило, я защищу ее. Это единственное, в чем я уверена.

Возвращаюсь к себе в комнату и сажусь у окна. За стеклом темная улица, редкие фонари, обычная жизнь спящего города. А у меня в руках телефон, который может изменить все.

"Не верьте всему, что там показывают", – сказал голос. Что это значит? Что новости неправдивые? Что Максим не мертв? Или что его смерть была подстроена?

До утра не сплю, прокручивая в голове возможные варианты. Когда встает солнце, принимаю решение. Нужно рассказать обо всем Кате. Она имеет право знать.

Завтракаем молча. Катя ковыряет вилкой яичницу, почти не ест. Наконец решаюсь.

– Маша, мне нужно тебе кое-что рассказать.

Она поднимает на меня глаза.

– Ночью мне звонили, – говорю я и рассказываю о спутниковом телефоне и загадочном звонке.

Катя слушает, не перебивая. Когда я заканчиваю, она долго молчит.

– Значит, он жив, – говорит она наконец, и в ее голосе звучит не вопрос, а утверждение.

– Мы не знаем этого наверняка...

– Знаем, – перебивает она. – Папа оставил нам этот телефон не просто так. Он знал, что может понадобиться связь.

Хочу возразить, сказать, что не стоит строить иллюзии. Но смотрю в ее глаза и вижу первый за долгое время проблеск надежды. Может быть, это именно то, что нам сейчас нужно. Хотя бы призрак надежды.

– Что мы будем делать? – спрашивает она.

– Подождем, – отвечаю я. – Если это действительно важно, тот человек позвонит еще раз.

И я не ошибаюсь. Телефон звонит снова вечером того же дня.

Глава 23

Спутниковый телефон лежит на кухонном столе между нами с Катей, как граната с выдернутой чекой. Мы смотрим на него уже третий час, ожидая звонка. Катя делает вид, что читает, но страницы не переворачиваются. Я рисую в блокноте бессмысленные узоры, пытаясь успокоить нервы.

– Может, это была случайность? – говорю я вслух, больше самой себе, чем Кате. – Неправильный номер, технический сбой...

– Нет, – качает головой Катя, не поднимая глаз от книги. – Тот человек знал про новости. Знал, кто мы. Это не случайность.

Она права, конечно. Но признать это значит признать, что наша тихая жизнь в Сосновске подходит к концу. Что впереди снова неизвестность, опасность, бегство.

Около десяти вечера Катя наконец сдается.

– Я иду спать, – говорит она, зевая. – Разбуди меня, если что-то случится.

Киваю, обнимаю ее на ночь. Она кажется такой маленькой, хрупкой, несмотря на свои шестнадцать лет. Слишком много испытаний выпало на ее долю.

Остаюсь одна на кухне с телефоном. Включаю чайник, завариваю седьмую за день чашку чая. Кофеин уже не действует, но горячий напиток хоть как-то успокаивает.

В половине двенадцатого телефон молчит. В час ночи – тоже. Начинаю думать, что действительно все это была случайность или чья-то жестокая шутка.

И тут, ровно в два часа ночи, раздается резкий звонок.

Хватаю трубку, чуть не роняя.

– Алло?

– Через час покиньте дом, – говорит тот же искаженный голос без всяких предисловий. – Возьмите только самое необходимое. Документы, деньги, лекарства. Ничего лишнего.

Сердце колотится так громко, что я боюсь, собеседник услышит.

– Почему? Что происходит?

– К вам едут. У вас есть час, не больше.

– Кто едет? Кто вы такой?

Но связь уже прервана.

Сижу с телефоном в руках и пытаюсь сообразить, что делать. Это может быть ловушка. Кто-то хочет выгнать нас из дома, заставить бежать в неизвестность. Но что, если это правда? Что, если через час здесь действительно появятся люди, которые хотят нам навредить?

Решение принимается само собой. Лучше перестраховаться и остаться живыми, чем рискнуть и пожалеть.

Бегу в комнату Кати, тормошу ее за плечо.

– Маша, просыпайся! Нам нужно уезжать!

Она открывает глаза, сразу же понимая по моему лицу, что произошло что-то серьезное.

– Он звонил?

– Да. Сказал, что к нам едут. У нас час.

Катя вскакивает с кровати, полностью проснувшись.

– Что берем?

– Самое необходимое. Документы, деньги, смену одежды.

Следующие сорок минут превращаются в лихорадочную упаковку. Две небольшие сумки на каждую, рюкзак Кати. Я беру спутниковый телефон, записку с координатами, деньги из тайника Максима. Катя складывает фотографии родителей, несколько книг, телефон.

– А куда мы поедем? – спрашивает она, когда мы стоим в прихожей готовые к выходу.

– Не знаю, – честно отвечаю. – Сначала просто подальше отсюда.

Выключаем свет, запираем дверь. На улице темно и тихо, только редкие фонари освещают пустые дорожки. Идем к остановке общественного транспорта, хотя в это время автобусы уже не ходят. Но есть ночное такси.

Через десять минут после нашего ухода к дому подъезжают две темные машины. Мы видим их из-за угла, где прячемся в тени. Из машин выходят четверо мужчин в темной одежде. Они не спешат, ведут себя как профессионалы.

Катя сжимает мою руку так крепко, что больно.

– Кто это? – шепчет она.

– Не знаю. Но хорошо, что мы не стали ждать.

Мужчины скрываются в подъезде нашего дома. Через несколько минут в окнах нашей квартиры загорается свет. Они обыскивают наше жилище.

Тихо отходим от укрытия, идем к ближайшей автостоянке. Здесь несколько такси работают круглосуточно. Садимся в первое попавшееся.

– Куда едем? – спрашивает сонный водитель.

– В аэропорт, – говорю я первое, что приходит в голову.

По дороге пытаюсь сообразить, что делать дальше. В аэропорту много людей, камер, охраны. Если за нами действительно охотятся, там будет безопаснее, чем в пустом городе.

Прибираем в аэропорт около четырех утра. Зал ожидания полупустой, только несколько пассажиров ранних рейсов дремлют в креслах. Садимся в дальний угол, откуда видно все входы.

– Что теперь? – спрашивает Катя.

– Ждем утра. Потом решим.

Но утра дожидаться не приходится. В половине пятого спутниковый телефон звонит снова.

– Вы в безопасном месте? – спрашивает знакомый искаженный голос.

– Да. А вы откуда знаете?

– Неважно. Слушайте внимательно. Через два часа к зданию аэропорта подъедет серый минивэн, номер К-847-АС. Водитель будет в красной кепке. Он отвезет вас в безопасное место.

– Как мы можем вам доверять? Кто вы?

– Человек, который хочет, чтобы вы остались живы. Больше пока знать не нужно.

– А что с нашим куратором? С программой защиты?

– Программа скомпрометирована. Ваш куратор получает деньги от тех же людей, которые сегодня ночью приехали к вашему дому.

Мир снова переворачивается вверх дном. Наталья Викторовна предатель? Женщина, которой мы доверяли, которая должна была нас защищать?

– Откуда вы это знаете?

– У меня свои источники. Главное – вам нельзя больше никому доверять из официальных структур. Только мне.

– Но мы даже не знаем, кто вы!

– Скоро узнаете. А пока просто делайте то, что я говорю, если хотите выжить.

Связь прерывается. Я смотрю на Катю, которая слышала весь разговор.

– Что думаешь? – спрашиваю ее.

– Думаю, что выбора у нас нет, – отвечает она с мудростью не по годам. – Если этот человек хотел нам навредить, он бы не предупредил о ночном визите.

Она права. Тот, кто звонит, спас нас от неизвестной, но явно серьезной опасности.

Следующие два часа тянутся бесконечно долго. Катя дремлет, положив голову мне на плечо. А я сижу и наблюдаю за каждым входящим в зал человеком, пытаясь определить, не угрожает ли он нам.

Ровно в семь утра к зданию аэропорта подъезжает серый минивэн с нужным номером. За рулем мужчина в красной бейсболке. Он не выходит из машины, просто ждет.

– Пора, – говорю я Кате.

Мы берем свои сумки и выходим из здания. Подходим к минивэну. Водитель опускает стекло.

– Елена и Мария? – спрашивает он.

– Да.

– Садитесь сзади. И никаких вопросов в дороге.

Садимся на заднее сиденье. Водитель – мужчина лет пятидесяти, с суровым лицом и внимательными глазами. Похож на военного или полицейского в отставке.

Едем молча около часа. Выезжаем из города, движемся по проселочным дорогам. За окном мелькают поля, перелески, небольшие деревни. Катя снова засыпает у меня на плече.

Наконец останавливаемся у небольшого дома на окраине какой-то деревни. Дом обычный, ничем не примечательный, но я замечаю современную сигнализацию и камеры видеонаблюдения.

– Приехали, – говорит водитель. – Здесь вы будете в безопасности.

Из дома выходит женщина лет сорока, одетая в простые джинсы и свитер. Улыбается нам, но глаза остаются настороженными.

– Проходите, – говорит она. – Я Анна. Покажу, где вы будете жить.

Дом внутри оказывается намного более современным, чем выглядел снаружи. Хорошая мебель, техника, система кондиционирования. И везде камеры, датчики движения, средства связи.

– Это безопасный дом, – объясняет Анна, проводя нас по комнатам. – Здесь вы можете жить столько, сколько потребуется. Еда, одежда, все необходимое есть. Но есть одно условие – никаких контактов с внешним миром без разрешения.

– А кто вы? – спрашиваю я. – Кто за всем этим стоит?

– Люди, которые хотят, чтобы справедливость восторжествовала, – уклончиво отвечает она. – Больше пока знать не нужно.

Показывает нам две смежные комнаты на втором этаже.

– Отдыхайте. Вечером приедет тот, кто ответит на все ваши вопросы.

Когда Анна уходит, мы остаемся одни в этом странном убежище. Катя садится на кровать и смотрит в окно.

– Тетя Лена, – говорит она тихо, – а что если это ловушка? Что если нас заманили сюда, чтобы убить?

– Тогда мы уже мертвы, – отвечаю я. – Но пока я не чувствую угрозы. Скорее наоборот – заботу.

И это правда. В доме чувствуется атмосфера защиты, а не угрозы. Анна ведет себя как хозяйка, которая принимает дорогих гостей.

Около восьми вечера к дому подъезжает еще одна машина. Я смотрю в окно и вижу знакомую фигуру.

Ульяна.

Сердце начинает биться чаще. Что она здесь делает? Неужели это она все организовала?

Через несколько минут Анна зовет нас вниз. В гостиной сидит Ульяна, но выглядит она совсем не так, как в последний раз. Волосы коротко острижены и перекрашены в темный цвет, одета просто, без макияжа. И в глазах усталость, какая-то выстраданная мудрость.

– Привет, Алиса, – говорит она, поднимаясь навстречу. – Привет, Катя.

– Это ты нам звонила? – спрашиваю я.

– Нет. Но я знаю, кто звонил. И я знаю, почему вам пришлось бежать.

Она садится напротив нас, складывает руки на коленях.

– Максим жив, – говорит она без предисловий.

Воздух в комнате становится густым, как кисель. Катя хватает меня за руку.

– Откуда ты знаешь? – шепчу я.

– Потому что я с ним разговаривала три дня назад.

Мир вокруг меня качается. Максим жив. Он разговаривал с Ульяной. Значит, все эти месяцы... вся эта боль, отчаяние, попытки смириться с потерей...

– Где он? – спрашивает Катя, и голос ее дрожит от волнения.

– В безопасном месте. Он тяжело ранен, но жив. И он очень хочет вас увидеть.

– Почему он не связался с нами раньше? – в моем голосе звучит обида. – Мы думали, что он мертв!

Ульяна опускает глаза.

– Потому что так было безопаснее. Для него и для вас. Но теперь ситуация изменилась.

Глава 24

Сижу в кресле и смотрю на Ульяну, которая разливает чай в простые керамические кружки. Три дня прошло с тех пор, как она привезла нас в этот странный дом, а я все еще не могу поверить в происходящее. Максим жив. Эти слова крутятся в голове как заезженная пластинка.

– Расскажи подробнее, – прошу я, беря кружку. Чай горячий, обжигает губы, но это единственное, что кажется реальным в этом сумасшедшем мире.

Ульяна садится напротив. Она все еще выглядит непривычно – короткие темные волосы, никакого макияжа, простая одежда. Словно это совершенно другой человек, не та роскошная женщина, которая разрушила мою семью.

– Три дня назад мне позвонил человек, который назвался Антоном, – начинает она. – Сказал, что Максим хочет со мной поговорить. Я думала, это розыгрыш или ловушка.

Катя сидит рядом со мной, сжимает мою руку. За эти дни она превратилась в мою опору. Удивительно, как быстро дети приспосабливаются к экстремальным ситуациям.

– Но ты все равно пошла на встречу? – спрашиваю я.

– Да. Мы встретились в одном кафе на окраине города. Я его почти не узнала. Максим похудел, постарел, левая рука практически не работает. Но живой. Определенно живой.

Сердце начинает колотиться быстрее. Каждая деталь о Максиме кажется драгоценной после месяцев неизвестности.

– О чем вы говорили?

Ульяна опускает глаза в кружку.

– Он спросил о вас. Хочет знать, как вы живете, как себя чувствует Катя. Я рассказала про программу защиты, про Сосновск. Он сказал, что следит за новостями, знает про официальную версию своей смерти.

– А почему он не связался с нами напрямую? – не выдерживаю я. В голосе звучит обида, которую я пытаюсь скрыть, но не получается.

– Потому что это было слишком опасно. Елена, ты не понимаешь... люди, против которых мы боролись, они не сдались. Многие арестованы, но не все. И они знают, что Максим – ключевой свидетель. Они готовы на все, чтобы его найти.

Встаю и подхожу к окну. За стеклом обычный деревенский пейзаж – огород, сарай, лес за забором. Никто не подумает, что здесь прячутся люди, которых разыскивают опасные преступники.

– А что с теми телами в машине? – спрашивает Катя тихо.

Ульяна тяжело вздыхает.

– Подстава. Максим и Антон инсценировали аварию, используя трупы из морга. Нужны были документы, личные вещи Максима, его кровь на одежде. Достаточно убедительно, чтобы все поверили в его смерть.

– Но травма плеча... следователь сказал, что она совпадает...

– Максим специально попросил сделать такое же ранение на одном из тел. Он знал, что полиция будет проверять все детали.

Чувствую, как подкашиваются ноги. Вся эта боль, горе, попытки смириться с потерей… все это было напрасно. Максим был жив, планировал, действовал, а мы с Катей просто страдали.

– Почему вы решили нам помочь? – спрашиваю я, поворачиваясь к Ульяне. – После всего, что произошло между нами?

Она долго молчит, крутит кружку в руках.

– Потому что я понимаю, что была не права. Понимаю, что разрушила вашу семью. И потому что... – она запинается, – потому что вижу, как Максим говорит о вас. О тебе и о Кате. В его глазах столько вины, боли. Он винит себя в том, что вам пришлось пройти через все это.

– Он мог бы найти способ сообщить нам, что жив! – не сдерживаюсь я. – Мы думали, что потеряли его навсегда!

– Мог. Но тогда вы бы стали мишенью. Елена, пока официально Максим считается мертвым, вы относительно в безопасности. Но если станет известно, что он жив, за вами сразу начнут охотиться. Как за способом до него добраться.

Сажусь обратно в кресло. Логика железная, но от этого не легче.

– А что произошло тремя днями назад? Почему нам пришлось бежать из дома?

– Кто-то из старой группировки выследил вас. Наверное, через программу защиты свидетелей. Максим узнал об этом от своих источников и успел предупредить.

– Какие источники? – спрашивает Катя.

– Люди в правоохранительных органах, которые остались верны закону. Их немного, но они есть. Антон работает с ними, пытается собрать новые доказательства против оставшихся на свободе членов группировки.

Встаю снова, хожу по комнате. Энергия переполняет меня, нужно что-то делать, а не просто сидеть и слушать.

– Я хочу его увидеть, – говорю я решительно.

– Елена...

– Нет! – перебиваю Ульяну. – Достаточно тайн, достаточно игр. Если мой муж жив, я имею право его увидеть. И Катя тоже имеет право увидеть отца.

Катя встает рядом со мной.

– Я тоже хочу к папе. Мне все равно, опасно это или нет.

Ульяна смотрит на нас долгим взглядом. Потом достает телефон.

– Я позвоню Антону. Но обещайте мне – вы будете делать в точности то, что он скажет. Никакой самодеятельности. Одна ошибка может стоить жизни нам всем.

Киваю, сердце бьется так быстро, что кажется, вот-вот выскочит из груди. Скоро я увижу Максима. Живого, настоящего. И не важно, что между нами произошло, важно только то, что он жив.

Ульяна говорит по телефону тихо, я не слышу слов, только интонации. Серьезная, напряженная беседа. Наконец она кладет трубку.

– Антон приедет завтра утром. Он оценит ситуацию и решит, возможна ли встреча.

– А где он? Где Максим?

– Лучше не знать заранее. Чем меньше информации, тем безопаснее для всех.

Вечером лежу в кровати и не могу заснуть. Завтра может произойти встреча, которую я ждала месяцы. Но что я скажу Максиму? Как смотреть в глаза человеку, который позволил мне думать, что потеряла его навсегда?

С одной стороны, я понимаю логику его решения. Действительно, знание о том, что он жив, сделало бы нас мишенью. Но с другой стороны, эти месяцы горя, это чувство утраты, бессонные ночи Кати... Неужели нельзя было найти другой способ?

Слышу, как Катя ворочается в соседней кровати.

– Тетя Лена, ты не спишь? – шепчет она.

– Нет.

– А ты злишься на папу?

Вопрос застает меня врасплох. Злюсь ли я? Или это что-то другое – обида, разочарование, боль?

– Не знаю. Наверное, да. Немного злюсь.

– А я нет. Я понимаю, почему он так поступил. Папа всегда говорил мне, что иногда приходится причинить боль тем, кого любишь, чтобы защитить их.

Поворачиваюсь к ней. В темноте видно только силуэт.

– Ты мудрая девочка.

– Я просто скучала по папе каждый день. И теперь, когда знаю, что он жив... мне все равно, сердился ли он или обманывал. Главное, что мы скоро будем вместе.

Слезы наворачиваются на глаза. Катя права. Что бы ни случилось между мной и Максимом, что бы он ни сделал, главное – он жив. А значит, есть шанс все исправить, объяснить, начать заново.

Засыпаю только под утро и просыпаюсь от звука машины во дворе. Быстро одеваюсь, спускаюсь вниз. Ульяна уже на кухне, заваривает кофе. Через окно вижу, как к дому подходит высокий мужчина в темной куртке.

– Это Антон? – спрашиваю.

– Да. Катя еще спит?

– Сейчас разбужу.

Но Катя уже стоит на лестнице, одетая и готовая.

– Я слышала машину, – говорит она.

Антон входит в дом, здоровается кивком. Выглядит он лучше, чем в последний раз… когда мы бежали из детского дома. Но в глазах все та же настороженность, готовность к опасности.

– Добрый день, – говорит он. – Ульяна рассказала о вашем желании увидеться с Максимом.

– Это возможно? – спрашиваю я.

Антон садится за стол, принимает кофе от Ульяны.

– Возможно, но очень рискованно. Вчера вечером мы получили информацию о том, что один из оставшихся на свободе членов группировки активно ищет любые следы Максима. Он знает, что официальная версия с аварией – подделка.

– Как он узнал?

– У него остались связи в правоохранительных органах. Продажные менты, которые работают за деньги. Они проверили останки более тщательно и поняли, что это не Максим.

Сердце сжимается от страха.

– Значит, он понимает, что Максим жив?

– Да. И активно его ищет. А значит, ищет и способы на него выйти. Через вас, например.

Катя подходит ближе.

– А папе известно об этом?

– Конечно. Он категорически против встречи. Говорит, что не простит себе, если с вами что-то случится.

– Но мы все равно хотим его увидеть, – говорю я твердо. – Найдите способ сделать это безопасно.

Антон долго смотрит на меня, потом на Катю.

– Есть один вариант. Но он потребует от вас полного доверия и точного выполнения всех инструкций.

– Какой?

– Завтра вечером мы инсценируем вашу смерть.