Текст книги "Предатель. Секреты прошлого (СИ)"

Автор книги: Стася Бестужева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава 16

Прошло две недели с тех пор, как мы с Катей приехали в Сосновск. Две недели, в течение которых я каждое утро просыпаюсь и на секунду забываю, где нахожусь. На секунду я снова Алиса Воронцова, жена успешного бизнесмена, живущая в красивом доме за городом. А потом реальность обрушивается на меня, как ледяная вода: я Елена Соколова, художница-фрилансер, опекун племянницы Марии, и мы прячемся от людей, которые хотят нас убить.

Квартира постепенно обретает черты дома, хотя до настоящего дома ей далеко. Я покупаю цветы для подоконников – фиалки, которые не требуют особого ухода. Развешиваю по стенам репродукции картин, купленные в местном магазине канцтоваров. Покупаю мягкие пледы для дивана, красивые чашки для чая. Всё это мелочи, но они помогают создать иллюзию нормальности.

Катя... с Катей сложнее. Она послушно откликается на имя Мария, аккуратно рассказывает легенду о погибших родителях, когда это необходимо. Но глаза у неё пустые. Она ходит в школу, делает уроки, помогает мне по дому, но всё это механически, как робот. А ночами я слышу, как она плачет в своей комнате. Тихо, в подушку, стараясь, чтобы я не слышала. Но стены тонкие, а сердце матери... нет, не матери, тёти... опекуна... чёрт, я до сих пор не знаю, кем я ей теперь прихожусь. Но сердце чувствует чужую боль.

Несколько раз я пыталась поговорить с ней, но она отворачивается, бормочет что-то о том, что всё нормально, что просто устала. Я не настаиваю. Понимаю, что ей нужно время, чтобы пережить потерю. Хотя потеря ли это? Мы ведь не знаем наверняка, что Максим мёртв. Но даже если он жив, для нас он мёртв. Мы больше не можем быть частью его жизни, он не может быть частью нашей. Это почти хуже смерти.

Сегодня четверг, и это значит, что скоро приедет Наталья Викторовна с еженедельной проверкой. Она всегда приезжает по четвергам, около двух часов дня, когда Катя в школе. Задаёт стандартные вопросы: как дела, не было ли подозрительных ситуаций, справляемся ли мы с легендой, есть ли какие-то проблемы. Я всегда отвечаю, что всё хорошо. А что ещё можно сказать?

Завариваю чай и сажусь за компьютер. Работа идёт неплохо. Издательство "Радуга" заказало мне иллюстрации к сборнику детских сказок, а журнал "Весёлые картинки" взял серию рисунков про животных. Деньги небольшие, но на жизнь хватает. К тому же, рисование помогает не думать. Когда я погружаюсь в работу, на несколько часов забываю о том кошмаре, в который превратилась моя жизнь.

Сегодня рисую иллюстрацию к сказке про потерявшегося котёнка, который ищет дорогу домой. Ирония судьбы – я, потерявшаяся в собственной жизни, рисую про потерявшегося котёнка. Интересно, найдёт ли он свой дом в конце сказки? Найду ли свой дом я?

Звонок в дверь прерывает мои мысли. Смотрю на часы – половина второго. Наталья Викторовна приехала пораньше. Я сохраняю работу, закрываю ноутбук и иду открывать.

– Добрый день, Елена Павловна, – Наталья Викторовна входит в прихожую, как обычно, с папкой документов и натянутой улыбкой. – Как дела? Как Мария адаптируется?

– Нормально, – отвечаю я, провожая её на кухню. – Хотите чай?

– Спасибо, не откажусь.

Мы садимся за стол, и начинается стандартный ритуал. Наталья Викторовна достаёт блокнот, задаёт вопросы, записывает ответы. Всё как всегда, но сегодня что-то в её поведении кажется мне странным. Она чаще обычного поглядывает на часы, её пальцы нервно барабанят по столу.

– Елена Павловна, – говорит она наконец, – мне нужно вас кое о чём предупредить. В городе появился ещё один участник программы защиты. Женщина, примерно вашего возраста. Она живёт на другом конце города, но вы можете случайно столкнуться. Если это произойдёт, ведите себя так, будто видите её впервые в жизни.

Сердце начинает биться чаще. Я знаю, кто эта женщина. Ульяна. Она здесь, в том же городе. Женщина, из-за которой рухнул мой брак. Женщина, которая потом помогла нам бежать. Враг или союзник? Я до сих пор не знаю.

– Понятно, – говорю я как можно спокойнее. – А почему именно здесь? Разве не безопаснее разместить нас в разных городах?

Наталья Викторовна пожимает плечами.

– Решение принимается в центре, а не на местах. Возможно, здесь проще обеспечить безопасность сразу двум семьям. Или, возможно, есть другие соображения, о которых я не знаю.

Она встаёт, собирает бумаги.

– Главное, помните: никаких контактов, никакого узнавания. Для всех окружающих вы незнакомки.

После её ухода я долго сижу на кухне, пытаясь осмыслить новость. Ульяна здесь. В том же городе. Рано или поздно наши пути пересекутся, это неизбежно. И что тогда? Как я буду себя вести? Смогу ли сделать вид, что вижу её впервые?

Катя возвращается из школы молчаливая, как обычно. Бросает рюкзак в прихожей, проходит на кухню, достаёт из холодильника молоко.

– Как дела в школе? – спрашиваю я, хотя знаю, что получу стандартный ответ.

– Нормально, – бормочет она, не поднимая глаз.

– Мария, – начинаю я осторожно, – может быть, поговорим? Я вижу, что тебе тяжело...

– Всё хорошо, – резко перебивает она. – Я делаю уроки.

Она уходит к себе в комнату, закрывает дверь. Через несколько минут слышу звуки плача. Тихие, надорванные всхлипы. Моё сердце разрывается. Я встаю, подхожу к её двери, поднимаю руку, чтобы постучать. Но потом опускаю. Возможно, ей нужно побыть одной. Возможно, слёзы – это единственный способ выплеснуть боль.

Иду на кухню, начинаю готовить ужин. Режу овощи для салата, и нож дрожит в руках. Как же я устала! Устала притворяться, что всё нормально. Устала быть сильной для Кати, когда сама еле держусь. Устала от этой двойной жизни, от необходимости каждую секунду помнить, кто я теперь, откуда, что можно говорить, а что нельзя.

Вечером мы ужинаем в молчании. Катя ковыряет вилкой салат, почти не ест. Я делаю вид, что не замечаю, рассказываю о своей работе, о новом заказе на иллюстрации. Она кивает в нужных местах, но я вижу, что мысли её далеко.

– Тётя Лена, – внезапно говорит она, и я вздрагиваю. До сих пор не привыкла к новому имени. – А ты думаешь, он жив?

Не нужно спрашивать, о ком речь. Я откладываю вилку и смотрю на неё. В её глазах столько боли, столько надежды, что хочется плакать.

– Не знаю, – отвечаю я честно. – Но знаю одно: если он жив, он бы хотел, чтобы ты была в безопасности. Чтобы ты училась, жила полной жизнью.

– Но я не могу, – шепчет она. – Не могу притворяться, что он мёртв. Не могу жить чужой жизнью.

– Маш... Катя, – поправляю я себя. – Я понимаю. Поверь, я тоже иногда просыпаюсь и не помню, кто я. Но у нас нет выбора. Мы должны держаться.

Она кивает, утирает слёзы.

– Я стараюсь. Просто иногда... иногда очень тяжело.

Я встаю, обхожу стол, обнимаю её.

– Я знаю. Мне тоже тяжело. Но мы справимся. Обязательно справимся.

На выходных решаю съездить в большой супермаркет на окраине города. Нужно закупиться продуктами на неделю, да и просто хочется немного сменить обстановку. Катя остаётся дома, говорит, что будет читать. В последнее время она много читает – способ сбежать от реальности.

Супермаркет огромный, людей много. Я брожу между рядами с тележкой, выбираю овощи, молочные продукты, крупы. Привычные, домашние дела немного успокаивают. В отделе замороженных продуктов случайно сталкиваюсь с другой покупательницей. Извиняюсь, поднимаю глаза и замираю.

Ульяна.

Она тоже узнаёт меня, глаза расширяются от удивления. Мы стоим и смотрим друг на друга, не зная, что делать. Вокруг шумят другие покупатели, играет музыка, жизнь идёт своим чередом. А мы застыли, как две статуи.

Глава 17

Она изменилась. Волосы короче, цвет другой – тёмно-каштановый вместо светлого блонда. Одета просто: джинсы, свитер, кроссовки. Никаких дорогих украшений, изысканной одежды. Обычная женщина, каких сотни в этом магазине.

– Простите, – говорит она громко, для окружающих, – кажется, я задела вашу тележку.

– Ничего страшного, – отвечаю я таким же театральным тоном.

Но наши глаза говорят совсем другое. В её взгляде читается множество вопросов: как дела, как Катя, не было ли проблем. В моём, наверное, тоже.

Она делает вид, что изучает этикетку на пачке пельменей, и тихо говорит:

– Кафе "Уют", завтра в пять. Если сможешь.

Я киваю почти незаметно и отворачиваюсь, делая вид, что выбираю йогурт. Когда оборачиваюсь снова, её уже нет.

Всю дорогу домой думаю о встрече. Правильно ли это? Наталья Викторовна ясно сказала: никаких контактов. Но с другой стороны, Ульяна – единственный человек, который знает всю правду о том, что с нами произошло. Единственный, кто понимает, через что мы прошли.

Дома Катя встречает меня с книгой в руках.

– Как съездила? – спрашивает она.

– Нормально, – отвечаю я, разбирая пакеты. – Людей много было.

Она кивает и возвращается к чтению. Я смотрю на неё и думаю: рассказать ли ей о встрече с Ульяной? С одной стороны, у неё есть право знать. С другой – зачем лишний раз бередить раны?

Вечером, когда Катя ложится спать, я долго сижу у окна, смотрю на огни города. Завтра в пять. Пойти или не пойти? Что скажет Ульяна? Что я хочу от неё услышать?

А может быть, дело не в том, что я хочу услышать. Может быть, дело в том, что я хочу сказать. Высказать ей всё, что накопилось за эти недели. Гнев за разрушенный брак, благодарность за спасение, непонимание её мотивов, вопросы без ответов.

Засыпаю только под утро, а снится мне Максим. Он стоит в том туннеле, окровавленный, и говорит: "Позаботься о Кате. Позаботься о себе. Живите." Просыпаюсь в слезах.

Следующий день тянется бесконечно долго. Работаю над иллюстрациями, но руки не слушаются, линии получаются кривые. В голове крутятся мысли о встрече. Катя приходит из школы, как обычно молчаливая. Ужинаем, я помогаю ей с домашним заданием по математике.

В половине пятого говорю, что иду в аптеку, и выхожу из дома. Кафе "Уют" находится в центре города, в старом здании с витражными окнами и деревянной мебелью. Место уютное, немноголюдное – идеально для разговора, который не должен слышать никто посторонний.

Ульяна уже сидит за столиком в углу, спиной к стене. Инстинкт самосохранения – всегда видеть, кто входит. Перед ней чашка кофе, в руках телефон, но она не смотрит в него, а наблюдает за входом.

Подхожу, сажусь напротив. Официантка подходит, я заказываю чай.

– Привет, – говорит Ульяна тихо.

– Привет, – отвечаю я.

Молчим. Не знаем, с чего начать. Слишком много между нами произошло, слишком сложные отношения связывают.

– Как дела? – спрашивает она наконец.

– А как должны быть дела у женщины, которая потеряла всё? – отвечаю я с горечью.

Она кивает, понимающе.

– Знаю. У меня то же самое. Каждый день просыпаюсь и не могу поверить, что всё это не сон.

– Как Катя? – спрашивает она.

– Плохо, – признаюсь я. – Очень плохо. Она не может привыкнуть к новому имени, к новой жизни. Ночами плачет. Думает, что папа жив.

Ульяна опускает глаза.

– Может быть, он действительно жив.

– Ты что-то знаешь? – мгновенно напрягаюсь я.

– Нет, – качает головой она. – Ничего не знаю. Но... у меня тоже есть надежда.

Мы снова молчим. Официантка приносит мой чай, я машинально помешиваю сахар.

– Ульяна, – начинаю я, – мне нужно знать правду. Всю правду. Кем ты была для Максима? Любовницей? Агентом? Жертвой обстоятельств?

Она долго смотрит в окно, потом поворачивается ко мне.

– Всем понемногу, – говорит она тихо. – Сначала была жертвой. Максим действительно подошёл ко мне на той конференции, предложил сотрудничество. Я работала в банке, он нуждался в консультациях по переводам денег. Я согласилась, думая, что это обычная налоговая оптимизация.

Она делает глоток кофе, продолжает:

– Потом я поняла, что вляпалась во что-то серьёзное. Суммы были слишком большие, операции слишком сложные. А когда попыталась выйти из игры, мне объяснили, что это невозможно. Что я теперь соучастница, и если что-то случится, сяду вместе со всеми.

– И тогда ты стала его любовницей? – в моём голосе звучит горечь.

– Не сразу, – она качает головой. – Сначала я его ненавидела. За то, что втянул меня в это. Но потом... потом поняла, что он тоже жертва. Что он тоже попал в ловушку и не знает, как из неё выбраться.

– И влюбилась в него, – констатирую я.

– Да, – признаётся она. – Влюбилась. И подумала, что мы сможем вместе найти выход. Что любовь поможет нам справиться с любыми трудностями.

Она горько усмехается.

– Наивная дура. Как оказалось, любовь не панацея от всех бед.

– Значит, ты не была их агентом? – уточняю я.

– Была, – кивает она. – Но не по своей воле. Мне сказали следить за Максимом, докладывать о его планах, о настроениях. Иначе... иначе и меня, и его уберут.

– И ты докладывала?

– Старалась докладывать то, что они хотели слышать, но при этом не навредить Максиму, – отвечает она. – Баланс на лезвии ножа. Одно неверное слово – и всё рушится.

Я пытаюсь переварить услышанное. Получается, Ульяна была не предательницей, а такой же жертвой обстоятельств, как и все мы. Жертвой, которая пыталась выжить в безумной ситуации.

– А что сейчас? – спрашиваю я. – У тебя есть планы?

– Какие планы? – пожимает плечами она. – Сидеть тихо, не высовываться, надеяться, что они про меня забудут. А у тебя?

– То же самое, – признаюсь я. – Только ещё Катя на мне. Она моя ответственность теперь.

– Как ты решилась её взять? – спрашивает Ульяна. – В твоей ситуации это огромный риск.

Я задумываюсь над её вопросом. Как объяснить чувства, которые сложно понять самой?

– Она дочь человека, которого я любила, – говорю я наконец. – И она ни в чём не виновата. Кроме того... она единственное, что у меня осталось от прежней жизни. Пусть даже я не знала о её существовании.

Ульяна кивает.

– Понимаю. У меня нет детей, но думаю, на твоём месте поступила бы так же.

Мы допиваем свои напитки в молчании. За окном начинает смеркаться, на улице зажигаются фонари. Обычная жизнь обычного города, в который занесла нас судьба.

– Алиса, – говорит Ульяна, и я вздрагиваю. Давно не слышала своего настоящего имени. – Прости меня. За всё. За то, что разрушила твой брак, за то, что втянула тебя в эту историю.

Я смотрю на неё долго, пытаясь разобраться в своих чувствах. Злость? Обида? Жалость? Понимание? Всё вместе.

– Ты не разрушала мой брак, – говорю я наконец. – Мой брак разрушил Максим. Своей ложью, своими секретами, своим нежеланием доверять мне. Ты просто оказалась рядом в нужный момент.

– Всё равно, – настаивает она. – Если бы я не согласилась тогда на сотрудничество с ним...

– То он нашёл бы кого-то другого, – перебиваю я. – И мы бы всё равно пришли к тому же результату.

Встаю, надеваю куртку.

– Мне пора. Катя волнуется, если меня долго нет.

Ульяна тоже встаёт.

– Увидимся ещё? – спрашивает она.

Я задумываюсь. Правильно ли это? Безопасно ли?

– Не знаю, – отвечаю честно. – Нам запретили контактировать.

– Я понимаю, – кивает она. – Но если что-то случится... если понадобится помощь... ты знаешь, где меня найти.

Выхожу из кафе с чувством, что что-то изменилось. Не знаю что, но что-то важное. Возможно, я простила Ульяну. Возможно, поняла, что в нашей истории нет правых и виноватых, есть только жертвы обстоятельств. Люди, которые пытались выжить в безумной ситуации и наделали множество ошибок.

Глава 18

Прошел месяц с нашего переезда в Сосновск. Месяц, в течение которого я каждое утро встаю в половине седьмого, завариваю кофе и смотрю на спокойную улицу за окном, пытаясь убедить себя, что это нормально. Что так и должна выглядеть новая жизнь – тихо, предсказуемо, безопасно. Но что-то внутри меня протестует против этого спокойствия. Слишком долго я жила в напряжении, чтобы просто поверить, что опасность миновала.

Сегодня пятница, и я как обычно иду в продуктовый магазин на соседней улице. Беру корзинку, медленно брожу между рядами, выбираю продукты на выходные. Обычные дела обычной женщины. Елены Соколовой, художницы-фрилансера, опекуна племянницы Марии. Я уже почти привыкла откликаться на это имя, почти перестала вздрагивать, когда меня так называют.

Но сегодня что-то не так. Чувствую это каждой клеточкой тела.

У входа в магазин стоит мужчина в темной куртке. Лет сорока, среднего роста, ничем не примечательный. Он делает вид, что разговаривает по телефону, но я замечаю, как его взгляд следует за мной. Когда я подхожу к кассе, он входит в магазин. Когда расплачиваюсь – встает в очередь за мной.

Может быть, паранойя. Месяц жизни под чужим именем, постоянные опасения… все это не проходит бесследно. Но инстинкты, обостренные страхом, редко ошибаются.

Выхожу из магазина и иду домой привычным маршрутом. Оглядываюсь через плечо – мужчина идет в том же направлении, метрах в пятидесяти позади. Поворачиваю за угол, ускоряю шаг. Он тоже поворачивает.

Сердце начинает биться чаще. Неужели нас нашли? Так быстро? Но как?

Резко захожу в аптеку, делаю вид, что изучаю витрину. Через стекло вижу, как мужчина останавливается у автобусной остановки напротив, достает сигареты. Он ждет. Ждет меня.

Покупаю первое попавшееся лекарство от головной боли и выхожу через черный ход. Обхожу квартал кружным путем, постоянно оглядываясь. Мужчины нигде не видно.

Домой прихожу только через час, дрожащими руками открываю замок. Катя сидит за столом, делает домашнее задание по истории.

– Тетя Лена, ты как-то странно выглядишь, – говорит она, поднимая глаза от учебника. – Что-то случилось?

Не хочу ее пугать. За этот месяц она наконец начала возвращаться к жизни. Стала больше говорить, иногда даже улыбается. Нашла подругу в школе – Свету, которая живет в соседнем подъезде. Впервые за долгое время в ее глазах появился интерес к чему-то, кроме боли.

– Все нормально, – отвечаю я, стараясь говорить спокойно. – Просто устала.

Но уже вечером не выдерживаю и звоню Наталье Викторовне.

– Елена Павловна? – голос куратора звучит удивленно. – Что-то случилось?

– Возможно, – говорю я. – Сегодня за мной следили. Мужчина в темной куртке. Видел меня в магазине, потом шел за мной по улице.

На том конце линии тишина.

– Вы уверены? – спрашивает наконец Наталья Викторовна.

– Достаточно уверена, чтобы беспокоиться.

– Хорошо. Завтра утром к вам приедет техническая группа, проверят квартиру и окрестности. А пока старайтесь не выходить без необходимости.

Кладу трубку и понимаю, что руки дрожат. Неужели все начинается заново? Бегство, страх, неизвестность?

Катя выходит из своей комнаты в пижаме, готовая ко сну.

– Тетя Лена, – говорит она тихо, – если что-то случится, мы снова будем бежать?

Смотрю на нее и вижу в глазах тот же страх, что чувствую сама. Шестнадцатилетняя девочка, которая за последние месяцы пережила больше, чем многие взрослые за всю жизнь.

– Не знаю, – отвечаю честно. – Но если придется, мы справимся. Мы уже справлялись.

Она кивает и подходит ко мне, обнимает. Я чувствую, как она дрожит.

– Я боюсь, – шепчет она мне в плечо.

– Я тоже, – признаюсь я. – Но мы сильнее своего страха.

На следующее утро, ровно в девять, в дверь звонят. Открываю и вижу двух мужчин в рабочей форме с чемоданчиками оборудования.

– Техническая проверка, – говорит один из них, показывая удостоверение. – Пригласили через Наталью Викторовну.

Следующие два часа они методично обследуют квартиру и прилегающую территорию. Проверяют окна, балкон, подъезд. Используют какие-то приборы, сканируют стены, мебель.

Катя уходит в школу, а я сижу на кухне и пью уже третью чашку кофе, наблюдая за их работой.

– Ничего подозрительного, – сообщает старший из них, когда проверка завершена. – Никаких жучков, никаких следов вскрытия замков. Территория вокруг дома тоже чистая.

– А слежка? – спрашиваю я.

– Мы патрулировали район всю ночь, – отвечает он. – Никого подозрительного не видели. Возможно, вы ошиблись.

После их ухода я остаюсь одна с мыслями. Может быть, они правы. Может быть, я действительно ошиблась. Паранойя – частое следствие стресса и травмы. Месяц постоянного напряжения не прошел даром.

Но внутренний голос продолжает твердить: что-то не так.

Сажусь за компьютер, пытаюсь работать. Сегодня нужно закончить иллюстрации к детской книжке про путешествие маленькой принцессы. Ирония судьбы – я, потерявшая свое королевство, рисую про принцессу, которая ищет новый дом.

За работой время летит незаметно. Когда поднимаю глаза от планшета, на часах уже три дня. Катя скоро вернется из школы. Нужно что-то приготовить на обед.

Подхожу к окну, чтобы посмотреть на погоду, и замираю.

Тот же мужчина в темной куртке стоит у подъезда напротив. Делает вид, что ждет автобус, но автобусной остановки там нет. И он смотрит прямо на наши окна.

Сердце проваливается в пятки. Значит, я не ошиблась. За нами действительно следят.

Хватаю телефон, быстро набираю номер Натальи Викторовны.

– Они вернулись, – говорю я, не дожидаясь приветствия. – Тот же мужчина стоит напротив дома.

– Сейчас, – коротко отвечает она. – Не отходите от окна, наблюдайте.

Через десять минут к дому подъезжает темная машина. Из нее выходят двое в штатском, направляются к мужчине. Тот, заметив их, резко поворачивается и быстро уходит.

Один из оперативников бежит за ним, второй поднимается в наш подъезд.

Звонок в дверь.

– Лейтенант Морозов, – представляется молодой мужчина в кожаной куртке. – Можно войти?

Пропускаю его, завариваю чай. Руки все еще дрожат.

– Человека задержали, – сообщает он. – Сейчас выясняем, кто он и что здесь делал.

– И что дальше? – спрашиваю я.

– Дальше ждем результатов проверки. Если это просто любопытный сосед – извинимся и отпустим. Если что-то серьезное – примем меры.

Катя возвращается из школы, когда оперативник еще сидит на нашей кухне. Она сразу понимает, что происходит что-то важное.

– Опять проблемы? – спрашивает она, снимая рюкзак.

– Возможно, – отвечаю я. – Пока разбираемся.

Она кивает и проходит к себе в комнату. Я слышу, как она тихо разговаривает по телефону – наверное, отменяет встречу со Светой.

Через час лейтенант Морозов получает звонок. Коротко отвечает "да", "понятно", "хорошо", потом кладет трубку.

– Ложная тревога, – говорит он. – Человек оказался частным детективом. Его наняла жена проследить за мужем, который якобы изменяет. Ваш дом попал в зону наблюдения случайно – он следил за соседкой из дома напротив.

Я чувствую, как напряжение медленно отпускает.

– Значит, мы в безопасности?

– Пока да, – кивает он. – Но вы правильно сделали, что сообщили. Лучше перебдеть, чем недобдеть.

После его ухода я сижу на кухне и пытаюсь успокоиться. Ложная тревога. Обычный детектив, обычная семейная драма. Никто нас не ищет, никто не угрожает.

Но почему тогда чувство тревоги не проходит?

Вечером, когда Катя делает уроки, я решаю привести в порядок ее вещи. За месяц она успела разбросать одежду по всему шкафу, и пора навести порядок.

Складываю футболки, вешаю брюки, раскладываю нижнее белье по полкам. И вдруг в кармане старых джинсов нащупываю что-то твердое.

Достаю небольшой свернутый листок бумаги. Разворачиваю и вижу непонятный набор цифр и букв, записанный Катиным почерком:

"47 15'N 39 42'E – КТ-117-МВ"

Координаты. И какой-то код.

Сердце начинает биться чаще. Откуда у Кати координаты? И что означает этот код?

Иду к ней в комнату с запиской в руках.

– Катя, что это? – спрашиваю я, показывая бумажку.

Она поднимает глаза от учебника, видит записку и бледнеет.

– Где ты это нашла? – шепчет она.

– В кармане твоих джинсов. Катя, что это значит?

Она долго молчит, потом закрывает учебник и смотрит на меня.

– Это от папы, – говорит она тихо. – Он дал мне эту записку в последний раз, когда приезжал в детский дом. Сказал, что если с ним что-то случится, я должна запомнить эти цифры.

Координаты от Максима. Он предвидел опасность и оставил дочери какую-то подсказку.

– Ты знаешь, что это означает? – спрашиваю я.

– Координаты места, – отвечает она. – А код... код он научил меня еще в детстве. Это наш секретный способ общения.

– И что означает КТ-117-МВ?

Катя закрывает глаза, видно, что она переводит код в уме.

– "Катя, тайник, первый этаж, семнадцатый кирпич, Максим верит", – говорит она наконец.

Я смотрю на нее в изумлении. Максим оставил для дочери тайник. В случае своей смерти или исчезновения.

– Катя, – говорю я осторожно, – а эти координаты... ты знаешь, где это?

Она кивает.

– Это старая дача дедушки и бабушки. Родителей папы. Там, где он проводил лето в детстве.

Дача родителей Максима. Я была там несколько раз, но не запомнила точное местоположение. А у Максима, оказывается, был там тайник.

– Что мы будем делать? – спрашивает Катя, и в ее глазах впервые за долгое время я вижу живой интерес. Надежду.

Я смотрю на записку, на координаты, на эту девочку, которая может быть знает что-то важное о своем отце. И понимаю, что наша тихая жизнь в Сосновске может скоро закончиться.

– Пока ничего, – говорю я. – Нужно все хорошо обдумать.

Но в глубине души я уже знаю: рано или поздно мы поедем по этим координатам. Потому что это может быть единственный способ узнать правду о том, что случилось с Максимом. Жив он или мертв. И что он хотел нам передать.

Этой ночью я долго не могу уснуть. В голове крутятся мысли о записке, о тайнике, о том, что может нас там ждать. А за окном тихо шумит ветер, и мне кажется, что он нашептывает предупреждение: покой закончился, впереди новые испытания.