Текст книги "Преступник"
Автор книги: Станислав Родионов
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
4
Утром Леденцов увидел Петельникова, стоявшего у подъезда райотдела деревянно, как на посту. И Леденцов подумал, что тот ждет его, заприметив издали.
– Здравия желаю, товарищ капитан!
– Жду машину, – хмуро отозвался Петельников.
Леденцов пытливо вгляделся в его лицо: видеть капитана недовольным приходилось не чаще солнечного затмения. Веселое, предупредительно-галантное, серьезное, наконец, злое. Но раздраженное…
– Куда едете? – решился Леденцов на вопрос.
– Странный звонок из квартиры. Знаешь, что я заметил… Стоит мне затеять генеральную стирку, как случается ЧП.
– Тогда лучше никогда не стирать, товарищ капитан.
– Уже замочил.
– Мне ехать с вами?
– Занимайся первой версией.
Они помолчали, заслоняясь воротниками плащей от октябрьского ветра. И каждый гнал от себя подсознательную уверенность, что это опять она, квартирная кража. Уж коли серия началась… Да и время ее, утреннее.
– У меня еще одна версия, товарищ капитан.
– Давай, – вяло согласился Петельников.
– Псих.
– А вот геолог считает, что влюбленный.
– Влюбленный… в хозяек?
– Нет, вообще, в женщину.
Круглые глаза в белесых ресницах не понимали. Петельников усмехнулся: он тоже Аркадия Петровича не сразу понял. Если только понял.
– Что бы ты взял в квартире геолога?
– Не признаю чужого, товарищ капитан.
– Допустим, геолог разрешил выбрать…
– Комбайн с телерадиомагнитофоном.
– Сразу видно, что не влюблен. А то бы взял теплую шубку и красивый камень для дамы.
Подскочившая машина увезла капитана. Леденцов, так и не успев ответить, пошел к себе, раздумывая, как любовь могла подвигнуть человека на кражи. Говорят, есть любовь неземная, безответная, роковая… А эта какая же – криминальная?
Перегнувшись, Леденцов мог в своем малом кабинете достать почти любую точку. Когда он постреливал пишущей машинкой, оборачивался к сейфу, выдвигал ящики стола и протягивал руку за телефонной трубкой, то походил на гибкий манипулятор, установленный посреди квадратной комнатушки, – походил, даже почесывая рыжий затылок.
Первая версия заключалась в работе с судимыми. Но проверять алиби всех судимых было трудоемко, да и не к чему. Расстояние меж обеими кражами в один квартал наводило на мысль, что вор скорее всего тутошний. Поэтому сперва решили заняться судимыми микрорайона. И Леденцов завяз в пласте бумаг – справках, картотеках, статотчетах, перфокартах…
Но он проделывал еще одну, более важную и просеивающую работу – выделял среди судимых лиц, предрасположенных к кражам, или, как говорил капитан, криминально обеспокоенных. Не забывал он и своей версии о преступнике-психе, вникая в аномальные кражи, в зигзаги поведения, в медицинские справки… Расплывчатость критериев заставляла полагаться главным образом на здравый смысл да интуицию, поэтому со стороны казалось, что Леденцов глядит в бумаги непонимающе…
После колонии человек отработал три года, женился, ни в чем плохом не замечен – отпадает. У этого двое детей, вступил в жилищный кооператив… Этот учится заочно, передовик… Этот зарабатывает по четыреста рублей в месяц… А этого он помнит, этому урока хватит на всю жизнь…
Не оборачиваясь, Леденцов протянул руку к сейфу, в нижнем отделе нащупал бутылку минеральной воды и допил ее из горлышка. И поморщился: за что капитан любит такую водичку?
…Этот после колонии переменил четыре места работы – нужно его проверить. Этот выпивает, дважды отдохнул в вытрезвителе… Этот вообще с год катался по стране и только вот приехал. А этого он тоже знал, этот на все способен…
Дверь открылась, чуть было не достав до стола. Вошедшая женщина хотела оглядеться, но малость кабинета не позволила. Леденцов вскочил, наученный относиться к потерпевшим с особой предупредительностью. Смагина села на подставленный стул, единственный в этой комнате, не считая леденцовского.
– Я пришла к товарищу Петельникову, но его нет.
– Да, он уехал.
– Тогда, может быть, к вам…
– Мы с ним одно и то же, Анна Васильевна, – заверил Леденцов, полагавший себя обязанным знать имена лиц, по делу которых он работает.
Смагина села бережливо, умещая на стул свое короткое полное тело. Он всматривался в ее лицо, ожидая услышать какую-нибудь благую весть. Вспомянутую деталь, увиденного преступника, услышанный разговор… Но круглые щеки женщины были покойны.
– Я бы всех воров и жуликов, товарищ сотрудник, высылала бы на остров. Пусть там воруют друг у друга и кормятся тем, что сами вырастят.
– Интересный проект, – согласился Леденцов.
– И справедливо, и гуманно. Почему так не делают?
– Островов свободных нет, Анна Васильевна.
Неужели она пришла ради улучшения законодательства? Впрочем, кому же улучшать законы, как не людям, испытавшим преступность на своей шкуре?
Смагина открыла сумочку и положила на стол листок бумаги.
– Это насчет острова для преступников?
– Нет, заявление.
– Какое?
– Петельников велел сообщить, если что обнаружится…
– А что обнаружилось?
– Золотые часы еще пропали.
– Почему же вы сразу этого не заметили?
– Они были спрятаны в вазочку из-под цветов. Ну, сразу не схватилась…
– Сколько они стоят?
– Сто шестьдесят рублей.
Леденцов прочел заявление с подробным описанием марки часов, пробы золота, дня покупки, потертости ремешка… Смагину вместе с заявлением надлежало срочно отправить к следователю.
– Неуютно у нас стало в доме, – вздохнула женщина.
– Почему?
– Будто случилось что…
– И случилось: пропали ценности.
– Дело не в этом. Квартира стала вроде чужой.
Леденцов не понимал ее. Да теперь и не очень слышал, занятый мыслями, идущими от нового факта…
Странные кражи? Отнюдь. Брал, что было полегче, что было понужнее. У Смагиных взял деньги и золотые часы, у геолога – ценный камень и дубленку. Деньги же под этим корешком мог и не заметить. Заурядные кражи. Тут капитан ошибся…
И Леденцов подумал, что его версия с психом испарилась: заурядные кражи совершаются заурядными ворами.
Анна Васильевна вдруг открыла свою чемоданистую сумку и на справки и карточки, на статотчеты и перфокарты выложила одну за другой пять голубых пачек стирального порошка «Лоск».
– Бежала мимо хозяйственного… Передайте товарищу капитану.
– Ага, взяточка. – Леденцов запустил руки в карманы, отыскивая деньги.
5
Александр Наумович вернулся домой с суточного дежурства. В передней его встретил серый кот Мурзя. Жены, обычно бегущей на скрип двери, не было. Александр Наумович прошелся по квартире, заглянул в ванную и мудро решил, что коли жена не встретила, то ее нет дома.
– А где хозяйка? – все-таки спросил он у кота.
Мурзя не ответил, отирая бок о его брючину. И Александр Наумович вспомнил, что жена пошла к сестре, о чем и предупреждала.
Он любил эти тихие утра и усталые приходы с дежурств: дом молчалив, не кричат телевизоры, не нудит телефон, за окошками светота и после бессонных суток все кажется чуточку ненастоящим, вроде бы опьяненным. Обычно минут десять он позволял себе шататься по квартире и разглядывать ее, словно не был здесь целый год. Потом делал то, что стало уже привычкой: глубокомысленно заводил будильник, неспешно поливал огуречный мини-парничок, кидал свойский взгляд на градусник и наливал молоко Мурзе. И смотрел, испытывая прямо-таки отеческое удовольствие, с какой скоростью шершавый котиный язычок нырял в блюдце.
Животное попало в дом случайно. Как-то в июне Александр Наумович приметил у метро группку людей. Думал, что торгуют кефиром в пакетах, и подошел. На асфальте стоял ящичек с сеном, в котором недоуменно копошилось четыре котенка. Никуда не убегавших, ждущих. Ничьих, подброшенных. Какая-то добрая душа не смогла их утопить и принесла сюда в расчете на другую добрую душу. Котят разобрали. Александр Наумович взял дымчатого, походившего на комок тополиного пуха.
Комок вырос и стал заурядным серым котом, которых обычно кличут Васьками. Его, правда, назвали Мурзиком. Но была у кота своя диковинка: любил смотреть телевизор. Мяукал и бросался в ноги, требуя включить экран. И смотрел. Даже когда все уходили, он оставался на пуфике и глядел на картинки своими зелеными глазами. Значит, понимал, коли интересовался.
Александр Наумович прочел сегодняшнюю программку и кота обнадежил:
– В девятнадцать десять – эстрадный концерт, а в двадцать – мультики…
Мурзя кивнул, долизывая молоко.
Александр Наумович вымыл руки, отложив душ на вечер. Одному завтракать было непривычно, да и усталость на аппетите сказалась. Он вздохнул, решив обойтись чаем. Возраст есть возраст. Шестьдесят не много, да три года лишних.
Лег он на диван в пижаме, оставив большой сон на ночь. Подремлет до прихода жены. И оттого, что ждал ее, сон пошел зыбкий, с какими-то провалами и пробуждениями. Но эту неопределенность он любил за полеты в приятное бессознание и за последующую минуту бодрствования, достаточную, чтобы увидеть себя дома, не на работе.
Свежая газета осталась нераскрытой…
Где-то вдалеке, вроде бы в соседней квартире, позвонили. Александр Наумович открыл глаза и сквозь сонный туман подумал, что открывать не к спеху, никого он не ждет, позвонят еще… В соседнюю квартиру.
Второй звонок он услышал, но не распознал – в дверь ли, телефон ли… А может, на улице велосипед.
Во сне время течет другое, свое, сонное, поэтому ему показалось, что до третьего звонка, очень короткого, прошел час. Может, почта? Пора бы жене вернуться…
И в ответ на его желание мягко цокнул замок, никак не открываясь. Наверное, опять набрала полные руки сумок и сумочек… Александр Наумович улыбнулся, сонно припомнив случай: был у него в жизни эпизод, когда он вот так, одним желанием передал жене мысль…
Поехал как-то в командировку. И надумал по дороге провести с женой отпуск на одном нетронутом туристами озере. Оставалось только написать жене. Прибыл к месту назначения, а жена звонит и предлагает отдохнуть на этом самом озере…
Александр Наумович еще дремал, но уже боролся со сном, поджидая… Надрывное мяуканье в передней всколыхнуло. Так орут под окнами мартовские коты. Неужели жена прищемила хвост Мурзе? И тут же Мурзя, нервно потряхивая ушами, напыженный, пробежал по комнате и шмыгнул за диван. Так кот вел себя только однажды, когда столкнулся на лестничной площадке с собакой.
Александр Наумович поднял взгляд на дверь. От страха у него защемило сердце и онемел язык…
На пороге стояло привидение – серое, прямоугольное, безголовое, но с руками и ногами. И смотрело – без лица и головы – черными глазами-прорезями. Во вторую секунду он разглядел на существе серый широкий балахон и светлый пластиковый мешок вместо головы. Александр Наумович вздохнул, задыхаясь. Привидение скрылось. И стало тихо.
Ни шагов, ни стуков, ни шорохов. Даже Мурзя не скребся. Александр Наумович затих намертво, как притворившийся зверь. И не знал, сколько прошло минут и что нужно делать – вскочить ли, закричать ли или укрыться одеялом с головой…
Осторожно, точно пробуя глубину, спустил он босую ногу, потом встал и на цыпочках добрался до трюмо с телефоном. Приглушая стрекот диска, Александр Наумович навертел «02». И прошептал свой адрес, как только ответили.
– Что произошло? – улыбнулись в трубке.
– Происшествие, – выдавил он, вперившись взглядом в сторону передней.
– Соединяю с райотделом…
Некоторые секунды в трубке шипело и шуршало. Александр Наумович ждал, не в силах зацепить хоть какую-то мысль. Ему казалось, что его мозги рассыпаются как горох…
…Если оно ушло, то почему не хлопнула дверь? Если не ушло, то чего стоит в передней? Зачем оно явилось? Если пугать, то почему не пугает? А если воровать, то чего не ворует? И почему оно, а не он, не человек? Потому что кот припустил в страхе. Коли оно не человек, то зачем пластиковый мешок на плечах, а коли человек, то все равно – зачем?
– Дежурный райотдела слушает!
– Приезжайте скорее…
– Что случилось?
– Привидение…
– Гражданин, на привидения не выезжаем, – без тени усмешки ответил дежурный.
– Что же мне делать?..
– Как оно прилетело, так пусть и улетает.
– Оно вошло.
– Через дверь, что ли?
– Ключи подобрало, – догадался Александр Наумович.
– Такие привидения нас интересуют, едем.
Трубка запищала. Он положил ее, так же на цыпочках дошел до порога комнаты и отважился выглянуть в переднюю. Там стояла жена.
– Саша, почему у тебя дверь нараспашку?
6
Плыли они вровень, брассом.
Вчера, часов в десять вечера, когда усталость наподобие реле отключила их головы, Петельников выжидательно поставил руку локтем на стол. Леденцов укрепил свою, и они сцепились ладонями. Ненадолго: кисть Леденцова поникла и припечаталась к столешнице. И тогда капитан приказал явиться в бассейн и возобновить ранние, семиутровые тренировки. Без тонуса не только преступника, но и мухи осенней не поймать.
– Сорок девять. – Петельников оттолкнулся от кафельной стенки, и они пошли последний отрезок.
Туда и обратно, пятьдесят раз, два с половиной километра – их обычный урок. Народу сегодня пришло меньше, поэтому в рот не чмокали встречные нагонные волны, сбивавшие дыхание. И вроде бы прозрачнее была зеленая вода и слабее пахло хлоркой.
Они вылезли из бассейна, сделали несколько спокойных упражнений и пошли в душ. Их тела, бывшие полтора часа назад сонными и вроде бы чужими, теперь неузнаваемо полегчали. Растертые полотенцами, розовые, они без велений разума хотели куда-то бежать и что-то делать. Впрочем, разум знал куда и что.
Без шляп, с мокрыми головами, вышли они на октябрьское утро. Если в бассейне их нормой были два с половиной километра, то на суше – вдвое больше. Они шли.
– В конце концов, есть люди с нелогичным мышлением, – сказал Петельников так, будто они только что говорили об этих людях.
– Больные?
– Нет. У них свободно уживаются десятки противоположных суждений.
– Дураки, товарищ капитан.
– Возможно. В сознании этих людей нет чего-то связующего все их мысли.
– Интеграции, – умно вставил Леденцов.
– Ее. А коли есть нелогичность мыслей, то почему не быть нелогичности поведения, а? Не в том ли наша ошибка, что мы ищем логику в его поступках?
Были утренние часы «пик». Но прохожих текло меньше, чем днем: на работу люди спешили в метро, в автобусах, в трамваях, в своих машинах… Поэтому оперативники шли ходко и широко.
– Я, товарищ капитан, не знаю ни одного преступления, где бы все сходилось тютелька в тютельку.
– Ну уж…
– Помните магазинную кражу, где мы нашли кусок надкушенного хозяйственного мыла? Жевать мыло – логично?
– Я позабыл: зачем он кусал-то?
– Вор с халвой перепутал. А мы версии строили.
Полчаса, как встало солнце. Его лучи запутались где-то в крышах, этажах и шпилях. Но легли октябрьские тени – мрачные, жутковатые, какие-то неземные; открытые двери и проемы смотрелись темными дырами, дворы – пещерами, а выходившие на проспект улочки – черными расщелинами. И хотя эти тени не холодили, оперативники старались их переступить или обойти.
– Товарищ капитан, а что дала экспертиза клочка газеты?
– «Советский спорт» от двадцатого октября. Видимо, он вытирал об нее ноги.
– Тогда знаем немало… Молодой мужчина, среднего роста, узкоплечий, читавший «Советский спорт», живущий в этом микрорайоне, не пьяница…
– Почему не пьяница?
– Женьшень у геолога был на спирту, алкаш бы высосал.
– Логично, – усмехнулся Петельников. – Но тогда добавь, что и не вор. Деньги под женьшенем не взял.
Ходьба разогрела их уже не привнесенным теплом душевой воды, а внутренним, жарким. Прохожие, особенно девушки, задерживались на них еще сонными взглядами. Холодно, а эти двое в легких куртках, без шапок, да еще с мокрыми волосами; вроде бы не торопятся, а всех обгоняют; лица веселые, а слова бросают неуютные – о ворах да преступниках; один высокий и постарше, второй помоложе и пониже, оба разные, а чем-то неуловимо схожие… Мокрыми волосами? Или уверенными лицами?
– Может, он все-таки ищет, товарищ капитан?
– Эту версию мы обсудили…
– Не вещи, не деньги, не ценности, а что-то такое, о чем мы не можем догадаться. Например, рукопись. Или фамильную реликвию.
– Нет.
– Почему, товарищ капитан?
– Тогда все квартиры были бы чем-то связаны. А между Смагиными, геологом и этим вахтером нет ничего общего.
В компьютерный век все преступления были криминалистами просчитаны до столь необычных вариантов, замыслить которые под силу очень редкому злоумышленнику. Имелись схемы, диаграммы и рекомендации, вычислявшие преступника с арифметической точностью. Но любой компьютер рассмеется, коли задать ему путаную программу. Да что там компьютер. Надежных версий у них не было. Зато была одна романтическая, предложенная геологом.
– Не псих ли? – осторожно предположил капитан.
– Вы же отмели!
– А теперь вот склоняюсь.
– Из-за пластикового мешка?
– Зачем он его напялил?
– Чтобы потом не опознали.
– Кому опознавать? Ходит только по пустым квартирам. Может быть, знал, что хозяин спит? Тогда зачем мешок – напугать?
Они вышли на перекресток, от которого до райотдела оставался квартал. Петельников вдруг замер вкопанно и посмотрел на лейтенанта, будто обдал изумленной радостью. Леденцов стал, решив, что капитан о чем-то догадался.
– Кофе хочу! – сообщил Петельников, странно поводя глазами.
– С бутербродами, – успокоился Леденцов, проследив его взгляд.
К перекрестку их стороной подъезжала милицейская машина.
– Я тут знаю одну кофушку, – сказал Петельников, опадая голосом.
– До моего дома десять минут ходьбы, товарищ капитан.
– А мама?
– Она всегда вам рада.
– Она еще не знает, что кофе я выпиваю чайник.
Машина прижалась к поребрику так притерто, что они могли бы опереться о капот.
– Не дадут помечтать, – вздохнул Петельников.
– Они хотят пожелать нам доброго утра, – заверил Леденцов чуть не плаксивым голосом.
Передняя дверца открылась. Сержант Бычко поставил ногу на поребрик и вежливо сказал:
– Доброе утро!
Оперативники глянули друг на друга победоносно. Из недалекой булочной-кондитерской призывно потянуло сваренным кофе. Они улыбнулись – уже вежливому сержанту. Но Бычко убрал ногу с поребрика и добавил:
– Товарищ капитан, на Запрудной улице квартирная кража…
7
Почерк краж не изменился: следов и отпечатков пальцев нет, ящики и столы открыты. Но оперативники ходили по уже осмотренной квартире и ждали каверзы, или, говоря правильнее, нарушения этого самого почерка, ждали обычной нелогичности, без которой еще не обходилась ни одна кража.
– Четвертая, – многозначительно бросил следователь.
– Третья и одна попытка, – не согласился Леденцов.
– Может, сегодня еще раз обсудим версии? – Следователь спрашивал, не отрывая ручки от протокола.
– Обсудим, – буркнул Петельников.
Следователь ведет следствие, уголовный розыск ищет преступника. Каждый делает свое дело. Следователь вел следствие, но уголовный розыск преступника не находил.
Этот следователь любил версии – придумывал их много, большей частью малоперспективных, и непременно парочку абсурдных. Петельников не отрицал значения нескольких версий, но работу всегда начинал с одной, с самой достоверной. Как-то он прочел повесть «Мегрэ в Нью-Йорке» и запомнил поразившие его слова комиссара: «…я никогда не пытаюсь построить версию, прежде чем дело будет закончено». Как же он работает, этот прославленный комиссар? Инстинктивно, как пчела? По версиям живет все человечество, только зовутся они планами, замыслами, программами, мечтами…
– Ничем новеньким не осенило? – спросил он Леденцова.
– Тунеядец, товарищ капитан, если ворует днем.
– Притом трудолюбивый. Сюда проник с самого утра.
Худая темноликая женщина деловито рылась в шкафах. Петельников намеревался задать ей обычные, набившие ему оскомину вопросы: не заметила ли она в последние дни чего-нибудь странного, не встретила ли человека на лестнице, долго ли отсутствовала, что у нее за соседи, не подозревает ли кого? Но Леденцов так смотрел на кухонную плиту, будто увидел отпечатки пальцев.
– Что? – насторожился Петельников.
– Кофейник, – потеплевшим голосом шепнул лейтенант.
– Попроси хозяйку сварить по чашечке, – тоже вполголоса пошутил Петельников.
Ничего кощунственного в этой просьбе Леденцов не видел. Ведь не на убийство приехали. В зарубежных детективах инспектора запросто угощались на виллах чашечками кофе с бисквитами, а бесподобная хозяйка сидела в кресле, а в мраморном камине горели поленья, а пятнистый дог лежал на ковре; правда, иногда на ковре лежал и труп.
– По-моему, в этом доме кофе не водится, – тихонько добавил Петельников.
– А зачем кофейник?
– Суп варят.
– У нас и взять-то нечего. Двое детей, муж-инвалид, – сказала хозяйка следователю, будто подслушала их разговор.
Леденцов огляделся: старенькая мебель, блеклые обои, облысевший коврик… Вот Петельников говорит, что и суп варят в кофейнике. И Леденцов уязвленно нахмурился: капитан почему-то всегда видел чуточку больше его. Впрочем, материальное положение потерпевшего значения не имеет.
– Разобрались, Клавдия Сергеевна? – спросил Петельников, доставая блокнот.
– Пропала кофта…
– Что за кофта?
– Шерстяная, синяя, неновая…
– Во сколько оцениваете?
– Наполовину изношена, рублей в двадцать пять.
– Еще что?
– Туфли тридцать шестого размера, бежевые, новые, но один каблук треснул…
– Сколько? – чуть раздраженно поторопил Петельников.
– Починить, так опять будут новенькие. Рублей сорок.
– Так, еще что?
– Ложка столовая, серебряная. Муж подарил, стоила рублей двадцать пять, а теперь в комиссионном полсотни.
– Так…
– Вроде бы все.
Она улыбнулась виновато, что остальное все цело и что такой малой пропажей потревожила стольких людей. Ее седеющие неприбранные волосы лежали на щеках, заостряя и без того худое лицо. И капитан мысленно обругал себя за неуместное раздражение, которого против потерпевших век не бывало. Или он перенес его с непредсказуемого вора на эту женщину? Потерпевшая как потерпевшая. Зря Леденцов стесняется спросить по чашечке кофе. Или по чашке чая. Или по стакану воды.
Петельников задержался у ванной, откуда тянуло знакомым и домашним запахом – стиральным порошком, мыльной водой и свежестью белья. Он стоял, разглядывая стиральную машину, занявшую всю площадь.
– Что, товарищ капитан?
– Думаю. Вот так выстираешь белье, а его сопрут.
– Тогда уж лучше нестиранным…
Осмотр места происшествия закончился. Оперативники вышли последними. Поотстав, Леденцов спросил:
– Еще загадочка, товарищ капитан…
– Какая?
– Вор начал мелочиться. Старая кофта, туфли без каблука…
– Есть и вторая загадка.
– Очень рано залез?
– Ты смотрел на кофейник… И что увидел?
– А что?
– Закрыт. В других квартирах все кастрюли стояли без крышек.
– Надоела ему эта самодеятельность, – нашел объяснение Леденцов.
– А маленькую комнату видел? Ни одного шкафа не открыл. Почему?
– И что это значит?
– Я не знаю, что это значит, но это что-то значит.
– Понятно, товарищ капитан.
Они вышли на улицу, на уже яркий день. Их волосы просохли – у Петельникова так и лежали, блестя чернотой и лишь слегка запушась; у Леденцова, потемневшие было от воды, теперь вздыбились чистым огнем.
– Товарищ капитан, а и верно влюбленный: берет туфли, Кофты…
– Кофейку бы, – сказал Петельников сержанту Бычко, заводившему машину.