Текст книги "Я тебя никогда не любила (СИ)"

Автор книги: Станислав Стефановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

У меня вызывало улыбку, как она оберегала фотоаппарат, купленный нами, чтобы запечатлеть себя на фоне местных красот и достопримечательностей. Нина установила такой контроль за его сохранностью, что я не знал о ком мне заботиться больше – о ней или о фотоаппарате. Нина провела со мной краткий инструктаж как надо с ним обращаться. Мне было строжайше запрещено просто держать его в руке. Фотоаппарат должен был вешаться на руку и на веревочку. Соблюдение инструкции проверялось каждые десять минут.

–Где фотоаппарат? – не увидев его у меня на руке и на веревочке, Нина отчитывала меня как классная дама. На третий день фотоаппарат мне порядком надоел, я торжественно вручил его ей:

–Думаю, что у тебя будет надежнее...

Поскольку я уже не тратил все свободное время на Ольгу, на выполнение ее мелких поручений, в адъютанта по которым я превратился у нее незаметно для себя, я вернулся к своей повести. К ее написанию я приступил еще до расставания с Ольгой. Развод с ней ускорил творческий процесс, а вернувшись из Гонконга, я продолжил. Но не вырисовывалась концовка, я ничего о ней не знал, о ее сегодняшней жизни, где и как она живет, и главное, как собирается жить дальше – «Где Вы теперь, кто Вам целует пальцы?...». Впору было начать сочинять музыку и к моим сонетам.

Ольга тщательно оберегала свои новые отношения. Я послал ей несколько сообщений, две из них были поздравлением с Пасхой. Придумал покреативнее. Чтобы ответила. Тишина. Через час послал вторую.

Ольга не оценила мою креативность. Плевать она на неё хотела. Злость, превращенная в молчание. У нее оно было очень демонстративное. Классика жанра. Ольга делала это так, как понимала и считала правильным, большое количество женщин предпочитают в таких случаях молчать.

"Грубишь молчанием? Зачем?

Не дал я повода ничем..."

Мне казалось, что чем сопливее мои сонеты, которые я посылаю ей, тем сильнее до нее дойдет мое состояние – про такое очень чувствительное тело, которое все еще помнит объятия и прикосновения и потому содрогается остаточными судорогами; про душу, тайну которой глупому телу никогда не разгадать.

"Мне очень жаль, но я люблю другого" – это всё, чего был удостоин. И больше ни звука. На все мои десять или двадцать сообщений насчет "другого".

Её молчание стимулировало меня на рифму, но никак не на окончание моей повести. Мне не хватало тех эмоций и того драйва, которые подвинули меня эту повесть начать и помогли бы ее закончить. Я даже попытался сделать синопсис. Тут у меня вышли затруднения. После долгого и мучительного напряга из множества вариантов у меня получилось два: "Она доставила ему удовольствие в первый же вечер, а он не захотел на ней жениться. Потом он осознал, но было поздно. И за эту медлительность она отомстила ему – она бросила его, разбив чувствительное сердце поэта-романтика". И второй: "Он влюбился в неё, а она взяла за это плату. Потом грязно рассталась с ним, предложив остаться друзьями". Вот такие получились два синопсиса. Можно было позлее – и насчет удовольствия и насчет дружбы, и может тогда меня бы отпустило быстрее.

Но оказалось, что легче написать целое произведение, чем этот самый синопсис. И надо было приступать к эпилогу и бомбить издательства. Но эпилог никак не вырисовывался. До этого я писал только сочинения, это было давно, в школе. И если при их написании я всегда мучился первой фразой, то сейчас я не знал, что должно быть в конце. Придумывать было нечего, у меня не хватало воображения.

Я вспомнил о договоре. Решение я по нему принял еще до того как обнаружил его отсутствие. Но сейчас я подумал, что история с Ольгой не окончена. Мне нужно было вывести ее из молчания. Мне нужны были ее чувства и ее эмоции. Было интересно, какие именно из них она проявит. Я надеялся, что это будет не только злость. Я написал ей:

"Я хочу, чтобы ты вернула мне долг".

И через час получил ответ:

"Ты кто. Какой долг. Я никому ничего не должна".

Она была уверена в отсутствии у меня договора, – это, во-первых, и отсутствии перспектив моих требований во-вторых, как следствие из первого. Но мне надо было не это, деньги мне были не нужны, они были невозвратными с самого начала. Женщины не выполняют договоренностей. А если бы выполняли, жизнь потеряла бы интерес...

"И это все, на что ее хватило?", – я был разочарован. И при этом понимал, что сам выгляжу не самым благородным образом. Но что сделано, то сделано, в любом случае я не мог ей сказать, что у меня творческие муки, и я не знаю, как закончить своё повествование. Из всех моих глупостей эта была бы самая глупая. И все же я ожидал от нее других слов, более теплых, чем те, которыми она отреагировала по поводу долга.

...В одну из наших последних встреч Ольга предложила мне дружбу, но с таким надменным выражением лица и прищуренным взглядом, что эта надменность была ничуть не лучше ее злости.

–Носился ты со своей Ниной. И когда квартиру продавал, обо мне меньше всего думал. Взял бы ипотеку, может что-нибудь и получилось бы...

Я затаил дыхание: "Ну, продолжай".

–Но нет, большая разница в возрасте, – Ольга произнесла это спокойно, как о чем-то давно решенном. Стрелка весов под названием "Счастье" качнулась не в мою сторону. Стать счастливым без неё? Я не предполагал как.

–Давай останемся друзьями. Можешь звонить, отвечу.

Меня убивал ее спокойный тон. Я бы остался с ней в друзьях, но только с той прежней. Но тогда опять желание. И секс, как логическое продолжение. Карусель. Женщина умеет обрывать. Забирая себя, не смущаясь, что по живому. И уже не важно для нее, что "подстраивался", и что мой ей "подходит". Поневоле задумаешься, кто более жестокий в этом мире. Тогда какого черта предлагать дружбу? Чем слова "давай дружить" отличаются от "ничего, если я буду мучить тебя?". Только вопросом. Ольга отрубила так, что хлестанула фонтаном кровь, а она даже не почувствовала брызг на своем лице. Я сказал ей, что друзьями не будем. Я представил себе эту дружбу: небрежно брошенная кость бездомной собаке – хочешь грызи, не хочешь, извини. Б-р-р. Мне стало не по себе...

О-о-о! "Если хочешь отделаться от кого-то, надо лишь унизить себя перед ним, это заденет его тщеславие, и он оставит тебя". Ницше снова был прав – моё тщеславие было задето. Ольга не оставила мне шанса, она отобрала у меня самую возможность благородного поступка. Неужели нельзя было просто сказать мне: "Сережа, извини, я не могу больше с тобой спать". Или там заниматься оральным сексом. И я бы отдал ей этот чёртов договор. Короче, я ждал, что она скажет, что договор она все-таки взяла – тогда, в нашу последнюю ночь из моего портфеля.

Ольга выбрала старый, простой и проверенный способ, один из многих, какие используют женщины для решения финансовых вопросов с мужчинами. У проституток, например, он основной, так они забирают свое у клиентов, пьяных или спящих, когда считают, что им не заплачено за оказанные услуги или заплачено недостаточно. Я не считал это кражей, деньги были ее. Но мне казалось, что это признание больше необходимо ей. Тогда бы она окончательно утвердилась бы в моих глазах как Леди. Я хотел, чтобы она осталась в моей памяти именно такой.

"Эй, Джо Брэдли! Ты даже не знаешь, как тебе повезло. Поменяться бы с тобой местами, а потом посмотреть на твои усилия сохранить благородство, заполучи принцесса свои знаменитые фото, те самые – "Прогулки по Риму", тем же способом, каким воспользовалась Ольга".

После нескольких "ррр", в которых Ольга сделала вид, что не понимает о чем идет речь, она позвонила мне:

–У меня нет сейчас денег, обращайся в суд.

–Я понимаю, что нет, но ты должна отдать, – я упрямо твердил свое.

–Ты трахал меня два года, а теперь деньги требуешь? Я тебе репутацию испорчу.

"Подумала бы о своей".

–Трахал? "Ну да, и с удовольствием". Я думал, что это любовь.

–Это был твой подарок.

–Эти деньги могли бы стать подарком...

–Я в больнице. Решай свои проблемы сам.

Я получил что хотел, я услышал в ее голосе то, что мне было нужно. Хотя она и старалась сохранить спокойствие, но ее возмущение моим непонятным поведением и её страх расстаться с суммой своего годового дохода, разогрели мои эмоции. Они укладывались в концовку моей повести. Я позвонил ее сестре и уточнил про больницу:

– Что с Олей?

–В больнице с сыном, у него что-то с ногой.

–Последствия той травмы?

Переспросил потому, что вспомнил еще один наш с Ольгой день, это был тоже сентябрь, третий по счету, как всегда нервный и драматический. Ее сын вылетел из моего "Ниссана" прямо на проезжую часть, когда я резко, с места и с разворотом, стартанул с открытой дверью. От одной мысли, что ребенка могла сбить на ходу какая-нибудь летевшая по встречке машина, меня до сих пор бросает в холодный, жуткий ужас. По счастью, на дороге в тот момент было пусто.

"Вы не бросили меня? Вы же не бросили меня?" – пронзительный детский голос не забуду никогда. Стас всё повторял и повторял, как заведенный, кажется, сто раз.

"Почему? Почему её сын? Потому что уже был другой?" Это единственный вопрос в наших отношениях, на который я отвечаю утвердительно, и еще одна черная метка, как апофеоз всем предыдущим. Это я понял точно. Точно так же это поняла и Ольга. Бедняга-малыш тогда сильно ударился об асфальт, и три недели проходил с загипсованными рукой и ногой. Весь сентябрь я не находил себе места и ходил как побитый пес. Я потерял лицо. И после того как ребенку сняли гипс, мне было объявлено о расставании...Или потому что она уже решила вопрос с договором?..

–Нет, ничего серьезного, – ответила мне ее сестра.

Я поехал в больницу. Мне надо было ее увидеть. Я оказался сзади, когда она с сыном выходила на улицу. Я невольно подслушал ее разговор по телефону. Она говорила мужу, что их выписали, говорила тем ласковым голосом, который мне был хорошо знаком, и который, как я думал, всегда будет адресован только мне одному.

Я позвал ее. Ольга обернулась: это была и она и не она в одном лице. Точнее, это была совсем другая Ольга, полная противоположность той, с которой расстался семь месяцев назад. Ее еще больше поредевшие волосы вновь напомнили мне впечатление, которое она произвела на меня при первой встрече. Волосы были собраны на затылке в пучок, открывая ее красивые уши. Мы не сказали друг другу обычные после разлуки приветствия, мы обошлись без этих формальностей. Они были ни к чему.

–Надо было так и сказать, это меняет дело, – для меня ее вид оказался неожиданным, я был ошарашен. – Тема долга закрыта, теперь это подарок, вот только подарки не воруются.

–Какое это имеет значение, принимай решение, – отстраненно отреагировала Ольга.

"Ага, типа, хотя бы умри красиво...".

–А ты машину поменял? – серьезным тоном спросил меня Стас. Его вопрос вывел меня из оторопи.

–Поменял.

Стасик был таким же забавным, и даже стал еще интереснее. Он мог бы стать моим сыном. Я спросил её о чем-то ещё, спросил про мужа. Она ответила. Game is over. Она не спеша пошла по дороге, а я проехал мимо, посмотрев на нее последний раз. "Не леди", – промелькнуло у меня. Но может быть хотя бы немножечко "Пани"? Чуть-чуть, очень немного, мне хватит. И тогда в истории моего большого и светлого чувства можно спокойно ставить точку. Что ж, побыл доктором Фаустом и хватит. Пора выходить из роли. Пережить смерть объекта своей страсти для меня было бы слишком. Да и не только для меня...

На следующий день я проснулся рано, первая же мысль была об Ольге и чувство брезгливости к ней. И от этой брезгливости меня привычно передернуло. Если Фалин был прав, то осталось дождаться проявления рвотного рефлекса перед тем, как меня накроет очищающей волной. Но где же тогда любовь? Куда делась моя большая красивая Любовь, мое сильное, глубокое и благородное чувство? Чувство, которому я посвятил столько себя и своего творчества. Воистину, – «...если любите любящих Вас, какая в том награда, не то ли делают и мытари?».

Жалкие несчастные мытари. В Новом Завете через страницу упоминаются они как самые отверженные, презираемые и нищие духом, не способные на сильные чувства. Мытарь я или нет? И как это проверить? Я встал с кровати, взял гантели, и до изнеможения, до пота целый час выдавливал из себя свой утренний стыд за то, что усомнился в своих чувствах к Ольге. Еще подумал о ее сыне: "Жаль, что не мой...И второй тоже будет не моим".

"Как это так – влюбился в неё я, а рожать она будет не мне? Какая чудовищная несправедливость!". Если кто-то назовет это классическим женским предательством, я буду с ним солидарен на все двести. Но мое предательство было не лучше чем ее. Разница только в последствиях. Можно починить люстру, заработать денег, купить квартиру. Все можно. Её предательство исправить было нельзя, как нельзя приготовить неприготовленный вчера ужин. Так жалел и оправдывал я себя и своё бестолковое поведение. Моя душа не могла с этим смириться.

И все равно Ольга была желанна и неприятна. До брезгливости. Все вместе сразу. Но разве может быть неприятной беременность? Может. Тогда, когда это касается тебя, когда женщина, которую считаешь своей, УЖЕ беременна, а ты сам к этому не причастен. Но жалобу посылать уже было некуда. Для этой жалобы не было никаких оснований. Не думаю, что я был оригинальным в своей брезгливости. Уверен, что это чувство испытывал каждый, хоть раз побывавший в моей ситуации.

Я восстановил в сонном мозгу нашу вчерашнюю встречу и наш последний разговор: серое платье, в котором я увидел ее в первый раз, все так также шло ей и еще укладывалось по фигуре, несмотря на ее положение. В этот раз в глаза бросился ее живот, который для ее срока был приличных размеров.

Ольга была беременная вся – ноги, плечи, спина, еще больше выгнутая в пояснице, и лицо. Только ее кошачьи ушки, маленькие и остренькие, остались прежними. Беременность ее не портила, она лишь изменила ее, сделала другой. Но почему брезгливость? Потому что не Леди? Или все дело в сроке, по которому рожать ей было через четыре месяца? Я автоматически просчитал срок зачатия. Как раз тогда, когда мы перестали с ней общаться:

–Где то месяцев пять?

–Тебе зачем?

–Мальчик или девочка?

–Пацан, вроде.

–Ты хотела девочку. Рожать в октябре?

–В сентябре.

–Даже так? У него это первый ребенок?

–Первый...и жена тоже первая...

–Ну, этот недостаток у мужчин очень часто проходит.

–Нам вдвоем было хорошо два года?

"Мне – да, и даже очень", – подумал я.

–Хорошо, и на этом все, – ответила сама на свой вопрос Ольга.

"Пусть теперь будет хорошо другому?".

–Как зовут мужа, сколько ему лет?

–Ему столько же, сколько и мне, а зовут его Костя...

"Костя? Пускай будет Костя, какая мне разница. Зачем я спросил?"

–Знаешь, что я хотела тебе сказать?

–Что?

–Неправильно все у нас с тобой было, и началось неправильно. Да и денег каких-то особых я от тебя не видела...

–Денег? Ну, допустим...а с ним, значит, началось правильно?

–Да, с ним началось правильно.

"Правильно это если в первый день знакомства ты не спрашивала его, сколько он зарабатывает". Это так подумал я, но возможно Ольга имела ввиду совсем другое – может она снова вспомнила ту злополучную цитату? Если Ольга имела ввиду именно это, тогда она тоже знала про "ноль", на который нельзя делить.

Вот оно что! Какая удача! Молодой, свободный, и правильно началось. Чистоты захотелось. Первая жена как первая женщина, вариант девственности. Еще одна иллюзия, в неё она будет верить, ее она будет поддерживать. И кто сказал, что женщины не полигамны? Такие же полигамные, как и мужчины. Если полигамия существует в природе живых существ, то она будет присутствовать и у тех и других. Это правило, исключением из которого мне хочется стать. Ведь правил без исключений не бывает? Хочется крикнуть всему миру во все прокуренные легкие – я уже моногамный!!! Только поможет ли мне это теперь?

А у Ольги полигамность была и была с избытком, вместе с другим женским качеством – способностью выбирать. Из многих мужских особей лучшего. А лучше – это моложе и без детей? Но для неё этого мало. Появился при мне или после? Или были знакомы раньше? Вопросы брызгами разлетались в моей голове, но удовлетворить свое любопытство я не мог. Наверно когда-нибудь я узнаю, из какой табакерки она вытащила его. Пусть позже, но узнаю. Я не выбрал Ольгу, она не выбрала меня. Нет, не так. Мы выбрали друг друга вначале, но не выбрали в конце. И опять не так – я не поверил ей в первый день, она не поверила мне в последние. А если еще точнее, это я не смог повлиять на её выбор в мою пользу. Несмотря на то, что я все-таки познакомил ее со своими родственниками!

–У Вас в родне все такие красивые, а Сергей совсем не похож на Вас. – Это был разговор Ольги с моей теткой, она передала мне ее слова. Аннушка разлила масло во второй раз. И потому все мои запоздалые попытки сохранить status quo были напрасны. Мне придется это признать и согласиться.

Как говорит Галина, на всех не женишься. Галина как всегда права, потому что она психолог. Я уточнил ей тему для ее диссертации – лечение взрослых мужчин, у которых молодые женщины. Симптомы болезни – безденежье, ностальгия по оставленным женам, сатириазм и хроническая подавленность, потому что молодая чмырит и гоняет как савраску. Галина сказала, что это не по ее части.

Если говорить серьезно, то с чего я решил, что Ольга сделает другой выбор? Предпочтение было отдано более выгодному варианту жизни. По сравнению с ним у меня не было шансов. Бывшая жена и жалость к ней, дочь, проданная квартира и недостроенный дом – для таких женщин как Ольга это балласт. Простым кликом она перевела свое счастье с одного сайта на другой.

Может быть, у нее все будет хорошо. Ольга, как кошка, пристраивалась в жизни, и легко, авансом, дарила любовь. Таких женщин легко соблазнить, но трудно удержать. Но ставить ей это в вину бессмысленно, принимать ее нужно только такой. И может быть, что она права: его первый ребенок и первая жена – это сильно, это будет держать. А что сможет к этому добавить сама, еще больше убедит ее в правильности сделанного выбора, остальное будет зависеть от него. От того, как он решит один единственный вопрос – финансовый, и конкретно жилищный.

Её не цеплял мой романтизм и не трогал мой восторг, воплощенный в сонеты, они не многого стоили у неё. Они были ей не интересны, пусть даже некоторые из них удачные и остроумные. Ольге нужна была другая любовь. Материальная сторона жизни – вот что больше всего было важно для неё. Это тоже классика. Весь женский набор требований к мужчине – должность, деньги, хорошее авто и престижный отдых где-нибудь за границей, и конечно квартира (и даже сначала квартира, а потом все остальное) – эти вещи для нее носили статусный характер и имели определяющее значение, и только ими она руководствовалась в своем личном выборе. Шанс быть рядом с ней будет у того, кто сможет решить ее материальные потребности.

Чтобы удержать Ольгу, надо решить только это. И помнить, что ее консумация не будет заканчиваться никогда. Отсутствие у мужчины перечисленного набора для неё равносильно отсутствию у него личных качеств, за которые можно любить. Возраст, внешность или голос для нее значения не имели. В своем женском выборе она была очень функциональна и расчетлива. Я ее слишком хорошо знаю. Мне так хочется думать, и я склоняюсь именно к такому утверждению.

Мне вдруг подумалось: выгода, как и любовь не менее сильная мотивация для привязанности. Не важно, что лежит в её основе и держит людей друг возле друга. Тогда почему такой мотив совместного жития не мог предложить ей я? Не мог, потому что это не мой КОД жизни, мне он неизвестен.

Отличие выгоды от любви в том, что в любви нет выбора, выбираешь, что любишь, выбираешь, не выбирая. Выгода осознанна, выбор там. А чтобы выбрать, надо попробовать, это точнее, чем угадать. И без полигамности тут никак. «У мужчин сразу и несколько, а у женщин один после другого. Пусть мне покажут принципиальную разницу. Я лично не вижу» – это сказал Фалин. Я с ним почему-то согласен. Надо лишь вытравить память о предыдущем, чтобы освободить место для следующего. Наверно, женщины тут должны стараться вовсю – чем тщательнее, тем надежнее.

Но если я не выбрал Ольгу, и ничего ей не предложил, что тогда меня держит и цепляет в ней? Любовь? Жалость? Злость? Брезгливость? Без какого из чувств я перестану думать о ней? Что не дает мне забыть её?

Я буду помнить и думать о ней до тех пор, пока не затухнет последний тлеющий уголек, и последнее из чувств к ней не покинет мой воспаленный мозг и мое вывернутое наизнанку сердце. И в этом вывернутом сердце пустота. Но вопреки законам физики эта пустота была заполнена до краев – досадой и застывшей энергией, плотно сжатой в огненный сгусток. Энергия невыстреленной пули, застрявшей в патроннике. В баллистике осечкой называется. А еще ощущение непрожитой жизни. Именно так – жизнь не прожита, а ощущение уже есть, именно с этой женщиной, и ни с какой другой. Уйдут и забудутся все переживания и судороги, глупые сообщения и звонки, сомнения и причины, в сухом остатке останется голый факт – я не с ней, а она не со мной. Все что мне остается – это представить ее постаревшей: увядшая, морщинистая шея, навсегда потерявшее свежесть декольте. Оплывшее лицо с провисшими щеками и волосы, собранные в пучок на затылке, теперь уже редкие на самом деле. А ее руки – в пигментных пятнах и с узловатыми пальцами? Нет, её красивые пальчики – большой снизу, указательный и средний сверху (одинаково ловкие на обеих руках), чуть изогнутый безымянный и задорно торчащий вверх мизинец, представить постаревшими я не могу. Ее руки для меня навсегда останутся молодыми. Я буду жить долго только для того, чтобы увидеть этот контраст – сморщенная шея и красивые утонченные руки. Увижу ли в ней мою Олю, которую пытаюсь запомнить сейчас?

От того, что свою жизнь Ольга проживет не со мной, не рухнет мир, и всему человечеству (если из него исключить меня) будет наплевать, с помощью какой именно мужской особи оно увеличит себя еще на одну человеческую единицу. Вопрос только в выборе прогрессии, с какой у популяции получится воспроизвести себя надежнее всего. И пока я думаю о бессмертии, которое мне придется обрести каким-то другим способом, человечество начинает обретать женские черты. Я смутно догадываюсь, что человечество и женщины это одно и то же.

Всегда и во все времена отношение мужчины к женщине будет проходить через эту призму – выстрелить первым, стать успешнее соискателей. Как когда-то один из таких соискателей стал мною.

Каждый из нас двоих проживет свою жизнь. Может быть нам обоим суждено прожить в одном городе. Мы будем ходить по одним и тем же улицам, бывать в одних и тех же кафе и кинотеатрах, сидеть на одних и тех же местах. У нас даже будут общие знакомые, с которыми будем общаться порознь, отдельно друг от друга, и через которых и я и она будем что-то узнавать друг о друге, проявляя периодический интерес к жизни другого. И этот интерес будет направлен исключительно на подтверждение правильности принятых решений: ее – оставить меня, а моего – не жениться. Из этого дуализма только мое решение может стать единственной причиной для претензии – ее ко мне, единственно серьезной из всех претензий, которые женщина может предъявить мужчине.

Пусть будет как будет и пусть все останется как есть. Хотя очень хочется, чтобы было по-другому. Скорее всего, не будет. Потому что моя Оля уже другая. Да и не моя уже. Вдруг стала ясной и понятной, с трудом понимаемая при ее изучении в вузе и потому тогда туманная, философия стоиков. Мне придется стать одним из них. Или стать другим. Сменить кожу? Но как это сделать, я не знаю. Я думаю – возвращаться мне к своим лыжам или может быть еще не поздно расшифровать КОД?

Я не знаю, на какую полку положить мои отношения с Ольгой, я не могу определить, что это было. Была ли это просто игра, в которую в отличие от меня, Ольга играла по-настоящему, или что-то больше? А может это был сон? Сладкий и приятный, который закончился и никогда не повторится? Сон, разбившийся на множество ярких маленьких фрагментов, на тысячу кадров в одной непрерывной киноленте, в которой начало смыкается с концом, а конец становится началом. И так по кругу, без всякого хеппи-энда. Какой из них самый яркий? "Первый вечер" или "секс в примерочной?", "автомобильная авария" или "предложение дружбы"? А все остальные – разве они менее яркие и красочные? В моих снах извечные мужские фантазии стали самой настоящей явью. Все мои фантазии и сейчас такие реальные и живые, во плоти и с настоящей кровью, что их можно пощупать, вдохнуть в себя, почувствовать и ощутить тепло и влажность человеческого тела. Прямо передо мной у самого лица ярко-красная роза с множеством тонких, с капельками влаги, прозрачных лепестков. Я чувствую, как они источают нежный аромат, как трепещут от моего дыхания. Все сливается в один огромный бутон, а в глубине его бездна, призывно манящая, всасывающая в себя всё живое. Я упираюсь в ее края ладонями, локтями, коленями – нет, зачем? Сны закончены, хватит. И я не могу различить, где сны превратились в реальность, а где реальность растворилась в них, исчезнув как дым, как утренний туман.

Как привыкнуть к тому, что ту, которую называл любимой, и еще помнишь родной и ласковой, таковой уже назвать не можешь, потому что она стала чужой. Такой чужой для меня не оказывалась и не оставалась после расставания ни одна женщина, из всех тех, с которыми я был близко знаком. Независимо от длительности знакомства. Независимо от причин, по которым расставался.

У всех женщин, которые спали со мной, соображения выгоды отсутствовали напрочь, и я сам всегда оставлял их. В отношениях с женщинами опыт у меня был односторонний. Сару мо ки кара отиру. Это по-японски – "Даже обезьяна падает с дерева". Только я не упал, а грохнулся с самой верхушки. Наверно, Ольга заслуживала большего чувства, чем моя страсть. Но больше, чем желание я показать ей не смог. Была ли она на самом деле моей женщиной? На этот, самый основной вопрос я так и не ответил.

Что я понял точно, так это то, что благодаря Ольге у меня появилось новое знание женщин, и это знание мне было не очень приятным. Я обнаружил у себя к этому полное отсутствие какого-нибудь иммунитета, и поэтому удар, который я получил по своему восторженному романтизму и по своему восхищению женщиной, был весьма чувствительным. Мне не удалось соединить свой романтизм с Ольгиной расчетливостью и практичностью. Эти ее качества не изменили мое отношение к прекрасной половине человечества, лишь слегка откорректировали. Мне предстояло теперь с этим жить.

"Все письма и смс по поводу долга недействительны", – это было мое последнее послание ей.

"Спасибо за понимание", – Ольга опять ответила как обычно красиво и как всегда непонятно.

Ну такая она. Такой и запомнится. Сквозь прозрачную оболочку благородной Леди в ней с озорством обезьяны вдруг выглядывала дешевая куртизанка, а, сообразив, что обнаружена, быстро пряталась за утонченными манерами и грациозно-изысканной мягкостью пумы. А может Создатель задумывал Женщину именно такой, какой и была Ольга – как образец, как идеал? И в своем желании сделать женщину совершенной он преуспел только в ней? Тогда неважно, где она была настоящей: ласковая и домашняя – одна, вспыльчивая и насмешливая злюка – другая. Две в одной и в одном стакане, редкостный розлив. Именно такая она зацепила меня, именно такая и оттолкнула. Я хочу думать, что такой Ольга была только со мной.

Если так, то пусть её Косте достанется только первая, и он никогда не узнает вторую. Может ему повезет больше, и он проживет с ней долгую и счастливую жизнь? Проживет за меня, и ему, а не мне достанется и регулярный секс и вкусный ужин. "Странно. Как проживет с ней он, я подумал. Проявил мужскую солидарность. А почему не подумал, – будет ли счастлива она?".

Не подумал, слишком много в этих красивых словах "будь счастлив и будь счастлива" пожеланий исчезнуть навсегда и любым способом. Я еще помню эти пожелания по отношению к себе. Но тогда на этом всё. Нет, вот еще: а что останется у нее, в ее памяти? Женщине иногда даже больше, чем счастье, а если не случилось, то тем более, требуется, хочется или необходимо знать, что хоть одну мужскую особь да зацепила в своей жизни. Хоть одному, но оставила рубец в сердце. Как доказательство личной женской уникальности.

Но, кажется, я полез не туда. И поэтому стоп. Пусть с этим женщины разбираются сами. Пусть сами решают, что важнее им и интереснее в жизни. У них это получится лучше.

...Аромат свежесваренного кофе заставил меня открыть глаза. Я прищурился, вздрогнув от яркого солнечного света. Мир не рухнул. Не было никаких признаков того, что человечество отказалось от воспроизводства в знак солидарности со мной. Как и три часа назад, оно наполняло собой кафе, меняя суетливый уличный ритм на неспешный и уютный, отыскивая свободные места. Девочки-официантки привычно скользили между столиками, спеша поскорее удовлетворить аппетиты посетителей. У входа молодые влюбленные, улыбаясь, молча смотрели друг на друга, погрузившись в свой собственный мир, как будто дальше их собственных тел уже была только бескрайняя космическая пустота и вечность. Только что они создали собственную Вселенную – на час, на два, а может и на всю жизнь, и теперь были полностью поглощены ею.

–Здесь свободно?

–Свободно. – Расплатившись по счету, я закрыл ноутбук и встал из-за столика. Я вышел из кафе. Теплое осеннее солнце светило мне прямо в лицо. Я иду в свою квартиру, другую, я снимаю её, как и ту, в которой ждал Ольгу. Теперь я живу недалеко от Нины. Мы иногда встречаемся с ней как будто случайно. Как многие русские женщины, Нина была пропитана с ног до головы той природной чистотой, которая у русских называется святостью, и недавние эпизоды ее личной жизни, ее два романа, пока я усиленно переживал свой, ничего в ней не изменили. Я хотел бы узнать дополнительные тому доказательства. Я знаю, а она догадывается, что никакой случайности в наших встречах нет. Хлеба для жизни вполне достаточно. Только сейчас мне понятна эманация происшедшего – от ниоткуда взявшегося чувства, законченного и совершенного, остановившегося на пике этой совершенности к его полному растворению вовне и исчезновению. Эманация чувства, перелившегося через края души, привела к смерти – меня сегодняшнего, окутанного коконом, с трудом продирающегося сквозь него. Только остаточные явления и слабые всплески – а вдруг? Или все-таки стать счастливым и исчезнуть и не только для Ольги? Для всех, и прежде всего для самого себя.