Текст книги "Я тебя никогда не любила (СИ)"

Автор книги: Станислав Стефановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

И без того двусмысленные – то ли брачно-любовные, то ли дружеские с прилагаемым к ним сексом, или как говорят англичане дружба с бонусами, наши отношения резко обозначились в сторону денег и материального обеспечения этих бонусов с одной непонятной мне странностью с ее стороны – она как бы стеснялась просить денег:

– Заказала себе платье по интернету, ты мне денег займешь?

Если я не давал их сразу, а предлагал деньги позже, Ольга всегда делала удивленное лицо, показывая своим видом: "А это что?". Получив деньги, любую сумму, или после покупки ей какой-нибудь вещи становилась ласковая и доступная:

–Ну что, сегодня у тебя ночуем? – и её желание близости было совершенно искренним.

...Наши собственно любовные отношения изначально определились по типу гостевого брака и, как тогда казалось, надолго. Моя новая любовь вкусно готовила, я дал ей ключи. Она приходила ко мне в любое время – утром или вечером, и обязательно в выходные вместе с сыном. Стасик – симпатичный мальчик полутора лет от роду, оказался вредным и противным, но забавным и обаятельным в своей вредности. Своим детским обаянием он подкупил меня. Мы подружились. В нем я увидел себя в детстве.

Ольга быстро заполнила мою холостяцкую берлогу игрушками и аккуратно сложенными в стопочки детскими вещами – носочками, трусиками, маечками и пеленками. Ольга была аккуратной женщиной. Даже в мелочах, даже в деталях повседневного быта. Например: умение выжать использованный чайный пакетик, ловко уложив в углубление чайной ложки и удушив его собственной же ниткой, не могло бы оставить равнодушным не только меня за этим наблюдающего. Ольгины руки справлялись с этой ничтожной мелочью также, как руки фокусника управляются с исчезновением предметов. Мелочь, ерунда, пустяк, но именно эта ерунда вызывала у меня приступ восхищения, тут же переходящего в желание, такого же дрожащего, как и от обаятельной улыбки или соблазнительного прикосновения. Вообще-то, в желанной женщине возбуждает все, перечень бесконечен. Не удержусь, пользуясь случаем, чтобы не сказать, что НЕ возбуждает: женское пьянство, скандализм и объедание на ночь. Триптих, исполненный маслом (маслом нагляднее) в зловеще-ярких тонах под названием "Убивая желание", – вот лучшая агитка против этой триады. Живопись здесь должна быть сильнее литературы – сразу в глаза, сразу в мозг. Был бы художником, обязательно написал бы нечто монументальное на эту тему и подарил бы Лувру или Третьяковке с условием постоянной демонстрации в составе передвижной выставки по всему миру как наглядное пособие для молодоженов.

Мне понравилось, как Ольга сразу определила, где будет стоять небольшой холодильник, одного моего ей показалось мало, в каком углу надо пристроить детский диван, как надо обустроить гардероб, и что пора уже делать ремонт в квартире. А возле дома обязательно поставить гараж, на пустыре под окном ему будет самое место. "Еще заведем кошку. Или собаку" – очевидно без домашнего животного семейное счастье Ольга себе не представляла.

Пришлось выгнать из квартиры мышь, которая скрашивала мои дни в одиночестве. Мышь забавляла меня. По проводу от валявшейся на полу переноски она ловко взбиралась на невысокий стол, где стоял телевизор, и возникала маленьким темным пятном на фоне новостей о международной обстановке. Она бегала вдоль экрана, пытаясь забраться выше, скребя черный пластик. А потерпев неудачу, исчезала тем же путем.

–Мышь! Я боюсь! – генетическая память у Ольги сработала в одну секунду при первом же "знакомстве" с моей постоялицей. Ольга испуганно взвизгнула, одним прыжком запрыгнув на диван. И ожидала там стоя, пока нахалка, сидя у стены, раздумывала – смотреть очередные новости или смыться от греха подальше. Надо полагать, мышиная память в процессе эволюции не изменилась и работала не хуже, чем у Ольги, и потому моя мышка благоразумно рассудила, что в ее вечном конфликте с женщиной затруднений с выбором у мужчины не будет – он однозначно сделает его в пользу последней.

Вызвать энтузиазм на обустройство жилища Ольга сумела. Потом мой энтузиазм пошел на убыль, и до гаража и домашней животности дело не дошло. А вместо холодильника появилась посудомойка. Как оказалось, очень удобная в быту вещь. Надо отдать должное – уют и в квартире и в отношениях, если она этого хотела, Ольга создавать умела. Потому что не умела жить одна. Ольга была из той женской породы, которым жить с кем-то гораздо интереснее одиночества. Интереснее, чем толкать в себя всякую вибрирующую дрянь. Это был ее главный принцип. Сама судьба предлагала мне воспользоваться им.

Ольга методично и терпеливо возводила фундамент своего благополучия, своего личного счастья. Гардероб, диван, ремонт, изгнанная мышь – все это было сделано мною в кратчайшие сроки. Её созданный бытопорядок был раздвинут еще на один сектор – я был встроен в него также аккуратно, как и всё перечисленное.

Женщина, как объект удовольствия, в ряду всех остальных и в отличие, может доставить удовольствие безграничное. И не только "лишь бы куда засунуть". Как, не сговариваясь, женщины избрали это выражение своим главным упреком мужской половине человечества? Сколько раз мужчины слышали это и не обращали никакого внимания. Потому что женщиной можно любоваться бесконечно. И еще она может родить ребенка, подарить новую жизнь. Правда, взамен женщина потребует другую жизнь – долгую и совместную. Вполне себе равноценный обмен и все по-честному – жизнь за жизнь. Алгоритм счастья? Ну да, женский вариант. Его можно принять за основу, но при этом всегда следует знать и помнить одно правило – не все женщины прощают мужские ошибки.

Теперь с высоты времени мне понятно, что с Ольгой надо было жить сразу набело – без черновиков и ошибок, ни в коем случае не позволяя бестолковых действий и поступков. Возможности что-то исправить такие женщины никогда не предоставят. Также как не простят неуверенности и сомнений, неловкости и любой слабости. Если мужчина силен – она твоя, засомневался в себе – уходит. Женщина-приз, женщина-вымпел. Как награда за безупречность, успешность и безошибочность. А еще за исключительность.

Но я не перфекционист. Я не всегда безошибочный, и мое поведение не всегда безупречное. И с успехом хотя и дружу, но иногда мы расходимся в разные стороны. А моя эксклюзивность только и есть, что мой маленький поэтический дар, и тот большей частью вызван моей страстью к Ольге. И еще я бываю не уверен в себе.

Эту мою неуверенность Ольга всегда замечала и подчеркивала. Любая моя бестолковость никогда не оставалась без ее внимания и была предметом ее насмешек и не очень приятных шуток. "Староват ты для меня, подумай лучше о возвращении в семью" – это была ее любимая шутка. И что-то еще насчёт зубов. Про зубы было на грани. Не сразу (и мне пришлось постараться) убедил я ее, что с зубами у меня все нормально, что они у меня свои. "Да, верю, верю", – успокоила меня Ольга, когда, испугавшись, я лихорадочно пустился убеждать ее в своем отменном здоровье.

–Я уже десять лет ничем не болею.

–Да верю я. Успокойся, ну?

И что это меня так взволновало? Наверно, я был легкой мишенью – "А мне нравится дразнить тебя. Люблю смотреть, когда ты злишься". Почему-то такое отношение меня коробило, но я старался этого не замечать. Ольга относилась к тому типу женщин, которые даже если полностью будут в чем-то виноваты, посмотрят и очень грустно скажут: "...меня очень огорчает то, как ты позволяешь сейчас смотреть на меня...очень огорчает". Ольга проделывала этот прием каждый раз, когда хотела уйти от упреков и обвинений, я даже не успевал их предъявить, и сам был готов просить прощения...

Мне хватало с ней редких встреч, которые постепенно превратились в ежедневные, редкими стали только ночные вплоть до самого конца нашей любовной связи. Поначалу Ольга приходила ко мне одна. Часто наши свидания были сопряжены с преодолением известного рода затруднений, вызванных совместным проживанием с родителями. Иногда я помогал ей в этом.

–Уговори сегодня мою маму прийти к тебе. Она как будто не понимает, что мне хочется побыть с мужчиной. У меня уже больше года никого не было.

Произведя в первую встречу нужное впечатление, мне легко удавалось уговорить ее мать отпустить Ольгу ко мне одну. Обрадовавшись её появлению у себя, обычно я начинал с того, что как древний автор "Слова о полку..." растекался и разливался: мыслью – по мебели, словесными потоками – по потолку и стенам, рискуя потратить "без пользы" отпущенные мне часы. Я расстилался перед нею в буквальном смысле – расположившись у ее ног, и совершенно забывал о главном. Увлекшись, о чем я только не рассказывал ей, забавляя и развлекая! Начинал я историями из своей адвокатской практики: как в пьяной драке из-за заскучавшей ресторанной Мурки один из дерущихся полоснул бритвой по рту другому, не выдержав презрительной усмешки победителя; как спящую крепким сном женщину в своей собственной спальне "попользовал" случайно проходящий ночной гуляка. В первом случае я представлял интересы несчастного, который стал вечно смеющимся, во втором несчастным мне показался любитель "сладенького", не устоявший перед легкой добычей. Насильник оправдывался тем, что открытое окно на первом этаже было слишком низко, а спящая женщина была соблазнительна, и что-то толкнуло его, и он не применял насилие. Отчаянно пытаясь убедить в этом суд, и совершенно не слушая меня, твердил свое: женщина, хотя и не проснулась, но совсем не возражала, а в своем последнем слове субъект правосудия обнаглел совсем – просил учесть ее вовсе неотталкивающие движения. Это не помогло – сон женщины из всех беспомощных ее состояний есть самое беспомощное, чтобы осознанно заниматься сексом. Так и было записано в судебном вердикте.

Вслед за криминальными историями шли озвученные мечты: и мои и человечества, – все было в строку, все шло в ход. Мне всегда казалось, что она внимательно слушает меня, также как и в первый вечер. Казалось, что внимательно.

С небес меня Ольга возвращала простым вопросом:

–Мы это...сексом будем заниматься?

Я быстро спохватывался, и, как шахматист в состоянии цейтнота, так же быстро поворачивался в направлении первоначальной цели нашего свидания.

Моя нежность к ней вспыхивала по законам цепной реакции деления атомного ядра. Я приступал к "делу" медленно, ускоряясь и одновременно сдерживая себя от нарастающего нетерпения. Сознание скоротечности нашего свидания, ее нетерпеливый взгляд – "Ну давай же скорее", постегивали меня. Я целовал ее осторожно, только слегка касаясь её губ своими и её кожи, а еще подушечками пальцев, самыми кончиками, и от таких прикосновений в своем удовольствии женщиной я получал максимальный эффект.

Здесь придется побыть самому себе адвокатом, чтобы немного оправдаться. Потому что уже после написанных выше строк я познакомился с романом еще одного француза и с его любовью двадцатилетней давности – у него она живет три года. И въедливый читатель просто обязан задать такой же вопрос: откуда, если не от него, автор этих строк знает об этом – об удовольствии прикосновений, тех самых, подушечками, самыми кончиками? У меня не будет затруднений в выборе доказательств в свою защиту – чувственность и сладострастие в любви развивается по одним и тем же законам. Ольга была свидетелем ее развития и моим свидетелем защиты от обвинений в плагиате. Совпадение вкусов, повторение ощущений – ничего не изменилось в этом мире со времен его сотворения.

–А зачем ты мне глаза целуешь?

"Я целую ей глаза? Да, целую". Я и сам не знал, зачем я это делаю. Я даже не думал об этом. Больше того, я не помню, когда делал это до нее в последний раз.

Мы любили друг друга красиво: и тихо и нежно, и со стонами и криками, а ее особенно – "Давай же, Сережа, трахай меня! Трахай!". "Черт, возьми", – удивлялся я в унисон ее экстазу: "А я чем занимаюсь?". Сознаюсь, такие проявления женских чувств, даже если они есть та самая женская игра – древняя, вечная, всегда прибавляют резвости, я старался изо всех сил. И совершенно забывал про свой гипс на пострадавшей ноге, с которым я ходил около месяца, он нисколько не мешал нам в занятиях любовью.

У меня не было никакой скованности с Ольгой. Только в первые встречи была некоторое стеснение, вызванное привыканием к новой женщине, привыканием к другому женскому телу.

Мое первоначальное стеснение быстро сошло на "нет", когда Ольга пару раз попросила меня добавить несколько маленьких штришков для усиления удовольствия в самый момент его нарастания: "Пощипай мне соски...Быстрее ущипни мне попку...". Я с готовностью добавлял приправы, отчего наша так внезапно приготовленная еда очень быстро превратилась в шедевр кулинарного искусства.

Когда, войдя во вкус, в последующих наших встречах я стал предлагать ей эти приятные, как я думал, для нее дополнения, то получил удивленное недоумение – она почему-то категорически отрицала, что я делал это по ее просьбе:

–Я не просила.

И какого черта я напомнил? Жаль, делал бы молча, и может тогда я услышал бы эту просьбу еще много раз?

Разумеется, наши романтические свидания были украшены и другим дополнением – старым и проверенным, но не только чтобы убрать первоначальное стеснение, хотя шампанское и помогло нам сблизиться быстрее. Шампанское есть обязательный признак, что отношения между мужчиной и женщиной развиваются в правильном направлении. Наши встречи это подтверждали.

Я благодарен этому напитку любви, потому что узнал о ней то, что никак не ожидал узнать.

Должен сказать об одной своей особенности – я испытываю отвращение к женщинам навеселе. Поскольку секса за деньги и без вина для меня не может быть в принципе, а пьяные женщины не возбуждали меня, по этой причине я никогда не обращался к проституткам. Ольга оказалась единственной, кто поколебал мое устойчивое неприятие женского винопития, единственной женщиной, к которой не пропадало желание (и даже наоборот!), когда она была пьяна. Её речь и походка ничуть не менялись к моему удивлению. Она только становилась еще мягче и вела себя артистически развязно; именно так наиболее всего интересна женщина и одновременно ненавидима и осуждаема соплеменницами, таковыми качествами не обладающими. Об этом удивлении, из всех, которые мне довелось пережить с Ольгой, я без преувеличения пишу отдельной строкой, как о существенной особенности ее личности, и может быть, главной и решающей для меня.

Как и сообщила о себе Ольга еще до того как мы встретились, у неё действительно была красивая грудь и не маленькая, хотя и слегка обвисшая. Но именно поэтому и производила впечатление – оторвать взгляд было невозможно. А кривизна ее ног, когда Ольга раздевалась, куда-то тут же исчезала. Раздетой она выглядела идеально. Я любовался её фигурой, спортивной, но не накаченной, с четко обозначенной талией, с маленькими и изящными лопатками на широких плечах. От этих лопаток я был в неподдельном восторге. Красиво выгнутую в пояснице спину Ольга держала гордо и прямо, как будто собиралась сейчас же взойти на эшафот.

Если воспользоваться терминами заводчиков животных, что в мужском лексиконе по отношению к женщинам встречается сплошь и рядом, её "экстерьер" можно было оценить на десятку по десятибальной шкале.

Каждый раз Оля открывалась мне по новому, при каждой следующей встрече я находил её всё более привлекательной. А когда я увидел ее в платье из черного трикотажа, в котором отчетливо вырисовывались все ее идеальные формы, я потерял голову совсем. Её снесло как секирой. Еще из детства: когда-то мальчишками мы палками срубали лопухи. Постоянно упражняясь, мы доводили мастерство до совершенства, стараясь свести противоборство с сорняком к одному удару. Ну, полная аналогия! Если не принимать во внимание, что лопухом для Ольги уже была моя голова. Её женское мастерство срубания мужских голов было вне досягаемости, потому что оттачивалось годами.

Провожая ее после наших свиданий в моей квартире, и, подходя к ее дому, мы задерживались на минуту или две возле подъезда, чтобы попрощаться до следующего дня. Рандеву оканчивались короткой её фразой "Я тебя люблю", а потом также коротко и быстро Ольга целовала меня. Я всегда ждал ее поцелуя, и всегда он оказывался неожиданным. Губы у Ольги были мягкие и сочные. Вкус от ее поцелуя оставался несколько дней. Я стал называть её "красоточкой-эроточкой".

Повторю, я открыл ей утренний секс, она с удивлением узнала, что для мужчин это вполне нормальное явление, и отнеслась к нему со всем уважением:

–То-то ко мне все время Толя по утрам приставал, и еще обижался, что я не реагирую.

–Толя – это...

–Это мой второй муж, мучил меня по утрам.

–А расскажи, как он тебя мучил?

–Тебя это заводит?

–Да, меня заводит.

С Анатолием я познакомился. Он пользовался ее гаражом, я часто его там встречал, ожидая Ольгу, когда она с работы подъезжала на своей Тойоте. Ее машину мы ставили в гараж, и я отвозил Ольгу домой. В ожидании мы разговаривали, разговор в основном был вокруг авто. Толя – обыкновенный парень, он был старше Ольги на двенадцать лет, говорить с ним было действительно не о чем, интеллектуалом он не был. Ольга назвала это одной из причин, почему она с ним развелась:

–Не то пальто – поговорить не о чем, да и денег было мало.

На первый взгляд безобидная фраза, женщины говорят ее уже тысячи лет, и тысячи лет мужчины к ней не могут привыкнуть:

–Однако жестоко.

–В смысле?

–Слишком спокойно об этом говоришь.

–Хочешь пристыдить меня?

–Все-таки Анатолий был твоим мужем, ты спала с ним, и он любил тебя по-своему...

–Мне не стыдно, я не люблю его. И вообще он оказался равнодушным к моему сыну.

"Ну конечно, родила с ним в браке от другого, а он должен любить его?".

–А почему бы не родить от мужа?

–Он был неспособен.

–Не понял.

–Свинка. Эхо из детства.

Диалоги с Ольгой для меня были как откровения Марии Магдалины. Я копался в ее прошлом, углубляясь, и передо мной все ярче и зримей вырисовывалась картинка предстоящего будущего – участи Анатолия мне было не миновать.

...Вы уже познакомились? – дружеским голосом спросила Ольга, застав нас как-то вместе.

За разговором мы не заметили, как она подъехала. Тот ее вопрос мне не понравился – "вот еще развела матриархат". Но про Анатолия я все-таки расспрашивал, в основном во время секса. Я понял, что он был не менее озабоченным, чем я и также подсел на секс с ней и даже круче.

–А как вы с Толей еще?

– Еще с Толей мы больше никак, я так пробовала с первым мужем, мне не понравилось.

Я мысленно согласился с ней. В том виде секса, который "не понравился", по-моему, нет никакой эротики, а Ольга была сама эротика, поэтому между ней и таким сексом, попробованным с первым и не доставшимся второму, не было ничего общего. Здесь мне было все понятно, и я не приставал к ней с этим. Но я любил расспрашивать её, как и всех своих женщин об их интимной жизни, которая была у них до меня, меня интересовали любые подробности вплоть до мельчайших. И когда женщины забываясь, отвечали на мои расспросы, они даже не подозревали, какое возбуждение я испытывал. Рассказывать об этом у женщин получается обыкновенно и буднично. О своей жизни с мужчинами Ольга рассказывала с равнодушием опытной шлюхи:

–У Толи большой был, – и с усмешкой добавляла:

–Очень утром чувствовалось. – И тут же ласково для меня:

– А твой мне по размерам подходит.

В результате проявленного Ольгой уважения к утреннему сексу, последний был узаконен на весь период наших отношений. Отказов утром от нее не было.

–Можешь попользоваться, если хочешь, – первое же ее предложение утренней близости расслабленно-сонным и сладким голосом мною было тут же одобрено, и разрешения "попользоваться" я уже не спрашивал...

Какая моя новая женщина в любви я увидел, мне хотелось узнать её внутренний мир и отношение к жизни. Она по многу лет была в браке – в первом, во втором, были еще мужчины. Её женский стаж был достаточным, чтобы не начинать с нуля.

В этом месте рискую вызвать упреки и, на первый взгляд, вполне обоснованные – негоже говорить о прошлом женщины. Но прошлое женщин всегда представляет интерес для мужчин, и еще какой. Срабатывает глубинное – "Я лучше?". Чёрт знает, из какого нутра вылезает это. Похоже, она знала это правило, и потому сразу и подробно рассказала о себе. Достаточно подробно, чтобы не задавать лишних вопросов.

–После развода с первым мужем познакомилась с одним. Даже не знаю, как он уговорил меня. Ты не представляешь, как мне было противно. У него даже и не встал. Ух, и мерзко же мне было!

Ничего особенного, чему тут было удивляться? Но я все-таки удивился, когда Ольга высмотрела "неудачника" на одной из моих фотографий пятилетней давности. Им оказался Олег, мой давний приятель еще со школы. У нас с Олегом всегда совпадали вкусы – и в школе и в институте, и случалось это так часто и регулярно, что эта наша регулярность с самым наибольшим сходством могла сравниться только с известной регулярностью у женщин.

Дабы не отвлекать читателя от главного персонажа, и для примера, расскажу только об одном случае. На третьем курсе юридического мы приударили за одной красоткой-сокурсницей. О том, что оба, и что за одной, мы узнали от нее и по отдельности друг от друга. Конечно, за это надо было выпить. К концу первой бутылки грузинского коньяка, и после того, как обменялись впечатлениями, каждый из нас с удивлением узнал много интересного о нашей-своей общей подружке. Под "интересное" мы с удовольствием прикончили вторую.

Мы с ним не виделись уже четыре года, ко времени "опознания" Олег пропал без всяких вестей о себе – уехал искать удачи вдали от дома. Останься он в родном городе, я, разумеется, общался бы с ним. Вот уж не знаю – отнесся бы я к этому эпизоду их (или только её?) личной жизни как курьезному происшествию, или мне пришлось бы все же испытать дискомфорт при неизбежной обоюдной встрече, даже несмотря на то, что оказался более удачливым? В любом раскладе обязательной совместной выпивки нам избежать бы не удалось. Не знаю, сколько бы мы осилили, но с уверенностью могу сказать, что вместо грузинского был бы какой-нибудь "Мартель" или "Хенесси"...

Разговоры на личную тему – обычная процедура первых недель знакомства. Взаимное физическое проникновение всегда дополняется желанием как можно больше узнать о своем партнере. По крайней мере, мое постепенное познавание Ольги и ее характера, было неразрывно связано с желанием узнать, возможна ли с ней дружба.

Мотив дружбы в отношениях – мой личный мотив в общении со всеми: женщинами и мужчинами, детьми и стариками, клиентами и просто случайными знакомыми. Я знаю, мне мешала такая моя коммуникативная особенность. С женщинами особенно мешала. Но что может быть лучше дружеского секса? Не с подружкой, а именно с женщиной-другом. Можно не только дружить, но еще и пользоваться. Супер! "А ночью или вечером она будет моей. Ничьей – из всех ее друзей и знакомых, из всех тех, с кем была сегодня вежливой и кому успела улыбнуться. Улыбнется многим, а трахать её буду я..." – эта возникающая внезапно мысль возбуждает похлеще любого порно. Никогда не знаешь, где у женщин заканчивается дружба и начинается секс. Правда, стадию такой дружбы женщины стараются всячески перевести в "замуж". И как можно скорее. Но это только придает остроты. Еще в этой стадии можно нарваться на "встречный удар". Галина говорит, что это называется "динамо". На такое "динамо" с Ольгой я попадал нередко. Это была моя плата за узнавание тайных уголков ее души.

И все больше меня интересовала одна-единственная тема. Меня интересовало, насколько я подхожу в кандидаты на отцовство.

–А почему ты не родила первому мужу?

–А ему не хотела. Извини за подробности – наследственное заболевание, да и вообще он мне изменял направо и налево.

– Ага, и ты прожила с ним ...ть лет?

–Какой ты правильный, а кто бы мне учебу оплачивал?

Я прикусил язык. Она даже не посмотрела на меня. То, как она это сказала, весь ее вид, осанка, положение головы и выражение лица говорили, что эти доводы она считала естественными и несомненными настолько, что никакие возражения для нее и не предполагались...

Я провожал её домой после очередного свидания, и у меня вдруг вырвалось, сам не знаю как:

–Моя милая подружка, сексуальная игрушка.

И тут же пожалел о своих словах, потому что её это очень огорчило:

–Вот именно, игрушка. И с родственниками не знакомишь.– Её печальный тон вызвал у меня тогда первую единственно по-настоящему жалость к ней.

И может еще пару-тройку раз, когда она просила обнять ее. "Обними меня", – Оля просила тихо, так, как будто никто никогда не обнимал ее, и она всю свою жизнь ждала моих объятий. Я обнимал её бережно, не спереди – сзади, не отпуская рук, пока не заснет.

Её способность быстрых переходов из одного эмоционального состояния в другое была потрясающей – из грусти в веселость, из злости в ласковость. Тепло-холодно и без полутонов. Как у профессиональной актрисы. Эффект был такой же, как от ледяного душа. После очередного такого "душа" послал ей эсмску в стихах – про этот самый холодный душ, который и душит и освежает одновременно.

Я восхищался ею взахлеб. Как это делает ребёнок, получив в подарок новую игрушку. Каждая женщина вытаскивает у мужчины что-что свое, по-разному. Ольга вытаскивала у меня это:

Итак, люблю я Вас давно.

Люблю как режиссер кино.

Как любит пьяница вино,

Как любит вор, когда темно...

Я не мог остановиться – мясо и волк, кредитор и долг, француз с Ситроеном, и пьедестал со спортсменом. Любовь везде и повсюду; сравнения, когда на то есть причина, бесконечны – пес любит ошейник, не меньше, чем лошадь свой главный корм, особенно утренний. Матрос с альбатросом перемешались с рыболовом и узбекским пловом. Казалось, рифме не будет конца. Забрасывая ею Ольгу, я любовался и её фигурой и её походкой – у неё была походка свободной и независимой женщины. Вдохновение я черпал только в ней. Ольга всегда чувствовала, когда оно иссякало, и тогда она снова подогревала меня:

–Ты меня разлюбил?

–Нет.

–А почему я давно не слышала в свой адрес ласковых и приятных слов?

–Будут.

После такого подстрекательства новый сонет рождался, не заставляя себя долго ждать:

Муза-проститутка, неверная жена.

Редко посещает романтика она.

Но когда приходит, сколько ярких снов

С собой она приносит, и сколько нежных слов!

Снова и снова перечитываю я эти дурашливые, несовершенные строки, но которые кажутся мне такими милыми и остроумными, и которые у постороннего читателя не вызовут даже и улыбку, а не то что сострадание. Но почему я с такой настойчивостью перечитываю их? Может для того, чтобы ещё и ещё окунуться в историю моей нелепой и, как теперь уже ясно мне, бестолковой любви? Почему не решаюсь стереть эти сонеты из своей и телефонной памяти?

Часто, в ожидании предстоящей близости с Ольгой, но которая затем по каким-нибудь причинам мне обламывалась, на меня нападало нервно-веселое настроение, которое в союзе с моей изменчивой Музой рождало у меня и такое же творчество на тему неполученного удовольствия. Сочинено было много, но я записал только одну поэму "Любовь и русский":

Скидки, бонусы, подарки

Фирма щедро раздает.

Еврейки, русские, татарки -

Выбирай честной народ!

И дальше про выбор. Не так – выбор всем, кроме русского. Ему любить только Родину. И она ответит взаимностью – напоит, накормит, и любовью одарит. Был бы сыт и доволен. И можно успокоиться насчет возраста, можно утешиться, потому как возрастом Родина не попрекнет уж точно. Здесь у русского, ну в смысле, у меня явное преимущество, причем во много сотен лет.

" И какая же только дрянь не придет в голову из-за вынужденного воздержания!? Нет, чтобы шедевру родиться, как у многих известных".

...Ещё одним возбуждением для меня, отдельно от всех других, которые инстинктивно вызывает всякая женщина, преподнося себя как объект соблазнения, была манера Ольги держаться, когда была без ничего, без всякой одежды. Возбуждало не столько отсутствие её, сколько то, как она себя вела при этом – никакой скованности. Несколько лет назад Ольга была за границей. Работала там стриптизершей в одном из ночных клубов. Было интересно понять – ее умение непринужденно ходить голой есть результат приобретенного опыта, или такая она была от природы уже сама по себе?

Я знал несколько женщин, танцовщиц "go-go"; основным смыслом и таких занятий и таких танцев была "консумация". Я считал, что должна быть предрасположенность, чтобы этим заниматься. Я никогда не думал, что мне суждено познакомиться и влюбиться в стриптизершу, женщину "go-go". Я относился к ним с известной мужской предвзятостью. Но об этом я забыл, потому что у нее это выглядело легко и грациозно, Ольга раздевалась потрясающе просто. От чувства, что это твоя женщина, нельзя было отделаться. Казалось, что такая ласковая она была только со мной, ни перед кем и никогда так не раздевалась, и я первый, кому довелось это лицезреть.

Снимать с себя одежду у нее получалось безо всякой стыдливости или кокетства, так как раздеваются дети, разве что за исключением чулок. Чулки она снимала профессионально. О, это было классное кино! Она сворачивала их сначала своими красивыми пальцами, прокатывала ладошками аккуратно и медленно, обнажая ногу постепенно, и, повернув голову, смотрела, улыбаясь, на меня снизу вверх. А потом, раздевшись, обнаженная ходила по квартире так же, как если бы была одета – совершенно не думая, в каком она виде. Зрелище было еще то. Из-за того, что спина её была выгнута как у кошки, и красивый живот выдавался вперёд, её великолепная розочка была вся на виду, и выглядела такой нахальной и напоказ, что как бы всем своим видом говорила: "Видел такую? Возьми, она твоя".

На мой восторг Ольга реагировала равнодушно: "Почему нахальная? Обыкновенная".

Это отличало ее от Нины, которая всегда стеснялась предстать передо мной раздетой. Переодеваясь, Нина закрывалась от меня. К слову сказать, даже самый чувствительный женский орган у неё был запрятан глубоко внутри. Такое различие у обеих женщин я нашел принципиальным. Конечно, я не мог обойти вниманием великолепную розу Ольги, ей я посвятил один из своих стихов:

Снова ей хочется в счастье поверить,

Вновь ей туда открываются двери.

И для неё снова солнце восходит.

Вот ей карету и лошадь выводят,

На ней ни одежды, лишь вуали сетчатка,

Закрыто лицо, её руки в перчатках.

С розой своей, что нежна и нахальна,

Поступью плавной выходит из спальни.

Голой идет она, будто одета.

Вот её тело увозит карета.

В карете темно, и потные руки