Текст книги "Я тебя никогда не любила (СИ)"

Автор книги: Станислав Стефановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

"Может поедем ко мне?".

"Извини, не думаю что секс это хорошая идея. Давай забудем про встречу. Извини". Гав.

"Всегда была хитра и изворотлива как кошка...И стала ещё хитрей".

"Никакого секса, просто поговорим".

"Зачем тогда к тебе?".

Я задержался с ответом, она повторила:

"Зачем тогда к тебе?".

Я понес чушь:

"Тогда давай поговорим в машине ".

"А что у нас посидеть больше негде, кроме машины и у тебя?".

"Ну пошли в кафе, выпьем шампанского, отметим нашу встречу, например".

Разговор с ее стороны окончательно принял стервозный тон:

"Я тебя не разорю – кафе, шамп.? С чего это? Тебе это зачем? Что семейная жизнь не вкатывает? Сергей, секса не будет".

"Как хочешь", – ответил я без всякой надежды встретиться.

"Почему, я с удовольствием посижу с тобой в кафе. Просто я честна перед тобой, физ. близости не будет. Встретиться было твое предложение, я не против. Ты всегда меня устраивал как друг и собеседник".

Я поморщился на друга и собеседника, продолжать контакт не было смысла. Она набрала мой номер, я ответил. Давно же я не слышал ее голоса. Он был такой же завораживающий.

–Привет, если хочешь, забери меня от маникюрши, часов в двадцать, раньше не получается.

–Хорошо, заберу, дай с сыном поговорю, я же слышу, что он просит.

Ольга бросила трубку.

Вечером я поехал за ней, предварительно позвонив. Я предложил ей зайти в кафе и все же выпить чего-нибудь. Я почти подъехал, когда она позвонила. Она сказала, что задержится еще на час и уедет сама.

–Спасибо что предупредила заранее, – резко сказал я и нажал на сброс.

Ответ вдогонку: "Да да да. Сука я" вслед за моим звонком снова напомнил мне наши прошлые письменно-телефонные ссоры. "Бац!". "Р-р-р". "Гав!". Она любила так общаться.

"А он хоть ничего?".

"Ничего. Извини еще раз".

"Его извинишь".

"???", – она прислала мне свои любимые три вопроса, но я не ответил. За рулем, на скорости под девяносто было неудобно.

"Извинишь, когда он тебе скажет то, что не смог сказать я.".

Как быстро она превратилась в суку. И когда только успела? Я увидел, что она умеет быть ею. И вспомнил все её мельчайшие подобные проявления. Вспомнил, как она мгновенно гасила себя такую. Теперь вспомнил. Процесс превращения я проморгал. Недоумение сменялось осознанием: да, это тоже она...

Наступающий Новый Год надежд на встречу не принес. Я поздравил друзей:

Гада мужского меняя на женский,

Друзей поздравляю я в городе энском...

После некоторых колебаний поздравил и её, пытаясь выглядеть бодрым, насколько смог:

"Удача пусть будет и полный уют,

Потери не стоят космических воплей.

А остальные дежурные сопли

Еще Вам другие сегодня пришлют. С Н.Годом!"

Она ответила мне в своей привычной манере – фальшиво-пафосно-стервозно:

"Спасибо. Я тебе тоже желаю счастья, любви. Ты достоин самых высоких чувств /извини я до них не дотянула/. Тебе нет равных в сексе. Так держать! Целую. С Н.Годом!".

И на том спасибо. В последующие после Нового Года три недели я ничего ей не писал. Я удержался от поздравлений ко дню рождения ее сына. Я решил, что все закончено. Я её забыл и больше писать не буду. Желание было хорошее, и почти выполнимое. Но тут я вспомнил про друга и собеседника, а долго не приходившая Муза предложила мне тему для очередного сонета.

Сыну четыре, и с ним его мать,

Вместе в одну спать ложатся кровать.

Как кошка его она охраняет,

Детской любовью он ей отвечает.

Вопрос задает ей: "Кого ты любила?

И что ж ты Серёжу так быстро забыла?"

"Серёжа?..." – имя долго она вспоминала.

"Был кто-то, правда, с грустным финалом...

Сережа, ну точно!" – воскликнула вдруг.

"Был у меня собеседник и друг.

Продал он квартиру, зачем не пойму.

Всё очень сделал не по уму.

Сначала любила, потом уже вяло,

Но кончать себе в рот я ему позволяла.

Машину разбил, и снова купил.

В итоге все чувства во мне он убил".

Так вот о прошлом думала мать.

"Хватит болтать, сын, иди-ка ты спать!"

Эту смесь грусти, упрека и эротики, она не могла не откомментировать, это было бы не в ее характере. Пошлости, похоже, она не заметила:

"...не очень красиво, как-то со злорадством? Ты хочешь поговорить об этом?".

"...никакого злорадства, я тебя люблю, в любви не может быть ничего некрасивого...".

"...да нет, вот в этих словах злорадство..."кончать в рот". Я думаю, секс нам не помешает после 12-го числа?", – ошарашила она меня.

"Хорошая дразнилка. Колебания стрелки?", – подумал я и ответил:

"он не помешает и до 12-го...".

А ведь хотел написать красиво: "...не помешает, но только после того как ты выйдешь за меня замуж". Не написал...

Ответа я не дождался, ответом было ее полное молчание. Было понятно, что она пожалела о своём предложении. Желание казаться твердой и стойкой было ключевой чертой ее характера. И получалось это у неё лучше, чем у меня. Её тактика и её поведение были безупречными.

Моя теперь уже бывшая подружка вела себя так, словно прослушала краткий курс лекций том, как "Как бросить мужчину, а потом не поддаться на его уговоры вернуться". Как в сказке: "обернулся – окаменел". Её кредо "Я не меняю своих решений!", которое она пыталась доказывать не на словах, только подтолкнуло мою Музу. Она потакала моему настроению, и, входя в этот настрой, сама становилась еще слезливее, чем я:

"Новые ты выбираешь мишени.

Чувства сливаешь, придумав причины,

собственных ты не меняешь решений,

меняются только в итоге мужчины..."

Я не стал это посылать ей, но как мне хотелось это сделать! Мне казалось, что так я смогу хоть немного утолить свое уязвленное самолюбие. Моё творчество в стихах с претензией на глубокий смысл совсем немного снимало напряжение, которое сковывало меня. Да и какой там глубокий смысл! Я уяснил для себя вдруг, что такие переживания (найдя подтверждение тому у литературных классиков) легко ложатся на бумагу, а в сочетании даже с минимальными способностями к сочинительству и склонности к высокому, да что там, – к возвышенному стилю, облекаются именно в ту форму, что еще в начале своей повести я назвал сонетами. И пусть читатель не усмехнется этой высокопарности. Из всех известных названий таких четверостиший название «сонеты» больше всего подходит.

Способствовали ли тому "сонеты", или причина была во мне самом, но так уж случилось – я остался наедине с самим собой, со своей любовью, страстью и привязанностью. Разговаривая, ловил себя на мысли, что не слушаю собеседника, потому что думаю о ней.

Поддерживал диалог, кивал, улыбался и думал о ней. Отчаянными волевыми усилиями я вытаскивал себя наружу из темноты сырого, холодного колодца, наполненного мыслями об Ольге. Я возвращал себя в реальность, и все равно продолжал думать о ней. Слушая своих клиентов, я не слышал их, я улыбался, просил их повторить сказанное и опять уходил в свои мысли. Мне было плохо, у меня срывало крышу, когда я думал об Ольге. Наматывая километры по городу, я ловил себя, что наравне с дорожными знаками отыскиваю глазами места, где мы были с ней – универсамы, магазины одежды, "Афродита" (как стало их много – все к услугам для желающих секса в примерочной), кафе и...аптеки. "Вот в этой, и в этой, и в той я покупал "Медиану". Вот здесь она продается в красивой упаковке, а в той, что в супермаркете рядом с ее работой Медиана самая дешевая".

Я стал заложником своих переживаний. Когда я слышал от друзей и знакомых что-то подобное, и даже сам заводил такие разговоры, типа "а как было у тебя", я, находя в чужих историях нечто общее и похожее, тут же отмечал про себя, что у меня круче, сильнее, больнее. Мои страдания по сравнению с такими же другими представлялись страданиями космическими, вселенского масштаба. "Разве у Вас страдания, вот у меня!" – думал я, слушая своих приятелей, давно переживших то же, что и я, и прошедших через точно такие же страсти.

Я узнал про многочисленные способы мести бывшим подругам. Все бывшие были исключительно "проститутками", "суками" и "шлюхами", а еще "блядями", но реже. Почему-то все эти "достоинства" женщин, когда они с нами (сволочами, козлами, идиотами и уродами – здесь женский список зеркально аналогичен мужскому), принимаются и воспринимаются мужчинами с большим удовольствием и представляются даже с хвастливой гордостью и без кавычек. Достоинства, от которых (ну, то есть, от их наличия у своих подруг) прет, как от самого мощного энергетика. Правда, что они как раз и есть самые настоящие и исконно женские, доходит потом – после того, как заканчиваются сопли и проходит истерика, после того, как остаются исполосованные багровыми рубцами вдоль и поперек душа и сердце. Но до этого сначала почти стандартная процедура – месть, как необходимая, восстановительная терапия. Именно поэтому совесть мстящих мучает не очень. Варианты мести зависят не столько от количества, сколько от качества прожитого совместно времени и причин расставания.

Мстительность брошенного мужчины отличается от таковой женской ярко выраженной интеллектуальной составляющей, а еще хладнокровным наблюдением за ее последствиями.

Мне было предложено на выбор множество самых разных способов отомстить "этим сучкам" – от примитивных и широко используемых вроде выкладывания в интернет-ресурсах секс-фото бывших подруг и взламывания страничек в социальных сетях, до вполне изощренных.

Один следил за всеми передвижениями бывшей пассии через парочку скоммутированных (еще до расставания и само собой втайне от подружки) между собой Айфонов – первый у неё, второй у него. А сейчас он звонил ей, сообщая обо всех передвижениях, приводя бывшую в состояние недоумения и нервозности – "ты у меня вся как на ладони", или "я все про тебя знаю", или "ну и как прошла поездка в N? Твой блондин не подкачал?".

Другой подсоединил в телефонном шкафу к ее домашнему номеру диктофон, записывая все телефонные разговоры и пересказывая слово в слово, добиваясь эффекта присутствия рядом, чем доводил бедняжку до крайнего психоза.

Третий, будучи умельцем и жутким ревнивцем и то-ли поэтому, то-ли потому, что был полным извращенцем, еще раньше, еще при "жизни" установил в квартире любовницы и тоже тайно видеокамеру, настроив ее на вторую – на лестничной площадке напротив ее входной двери. Оn-line, происходящее в спальной, сразу же перезаписывалось на второе устройство, откуда ревнивец снимал запись и имел двойную выгоду – смаковал записанное и проверял верность своей возлюбленной. После "жизни" какое-то время смотрел "кино", выбирая сцены "the best" и ностальгируя. Потом сказал бывшей, что кино с другим гораздо интереснее – возбуждает сильнее. Говорит, что месть удалась на все сто – истерика с той стороны была что надо.

Вот это все мне было предложено даром, в порядке солидарного мужского негодования.

Ничем предложенным воспользоваться я не захотел. И по причине того, что не подготовился заранее, и по причине отсутствия такого желания в принципе. Я знал ее электронную почту, я мог запросто взломать ее. А её интимные фото, которым могли позавидовать многие профессиональные секс-звезды, я безжалостно удалил со всех носителей. Только легче от этого на душе у меня не становилось.

"Интересно – она испытывает что-нибудь подобное? Ведь не робот же она, в конце концов?". За все время Ольга прислала мне только одно сообщение:

"Сережа, мне грустно".

Она прислала мне его ночью, я увидел утром. "А как грустно?", – я попытался почувствовать её. Я представил себе и ощутил её грусть и её одиночество. Потому что сам был в таком же состоянии. Мне было тоскливо и одиноко. Одиноко без ее улыбки, без ее шуток, без ее строгого взгляда и без звука ее голоса. Мне не хватало ее умения быть свободной. Она жила как дышала. Сегодня и сейчас. Ей казалось, что она рулит и планирует свое будущее и далеко вперед, но, глядя на неё, можно было сказать, что она живет по принципу – сегодня нормально и это уже хорошо...

Чувство собственного достоинства у Ольги подкреплялось необычайной артистичностью, дополняя и усиливая первое при помощи второго. С ней было одновременно спокойно...и одновременно тревожно. Отложенный час "Ч" нашего расставания приближался неумолимо, мне становилось понятно все больше и больше, что инициатива в расставании будет её. В чем в чем, а в расставаниях опыта у нее было больше. Мы не жили вместе в одной квартире, за исключением одной недели во втором нашем сентябре. Её мама уезжала к своей давней подруге в другой город на расстоянии трех часов лета. У меня была возможность разделить повседневный быт с любимой женщиной.

Она оказалась удивительно домашняя. Единственной добродетелью женщины является то, что она женщина. Это не я, это Ницше. Добавить к этому нечего, разве еще умение экономить деньги. Ольга умела. Я это отметил, особенно если учесть мою бестолковость и бесконтрольность в денежных тратах. От неумения расходовать деньги я всегда находился только в двух финансовых состояниях – много и очень много, пусто и еще меньше. Как триггер, я не задерживался ни в одном. Нормального денежного режима – среднего и постоянно, для меня не существовало. И Ольгина расчетливость могла бы мне очень помочь.

Но все равно я думал, как от нее уйду. Неделя подходила к концу, скоро должна была приехать ее мать, нужен был только повод...

–Дай мне свой телефон, мне надо позвонить, мой не работает, – попросила Ольга, смысл ее нехитрой уловки дошел до меня не сразу.

–Возьми, и приготовь что-нибудь на ужин, – рассчитывая сразу после ужина уложить Ольгу в постель.

–Пусть тебе Нина готовит, – резко выкрикнула Ольга. Повод был что надо.

Поначалу я ничего не понял. Слишком неожиданная злость. Только потом – "Женская интуиция? Или интуиция после осмотра моего мобильника?" Вместо того, чтобы объясниться, сделал вид, что обиделся. Спать лег в другой комнате. Не пришел и ночью....

Мы промолчали все утро, и весь путь от дома и до крыльца ее работы. Через час я написал ей:

"Оля, спасибо за любовь, я возвращаюсь к Нине".

На ее телефонные звонки я решил не отвечать.

"Возьми трубку, я не буду уговаривать тебя вернуться, мне надо решить с тобой один вопрос".

На третий ее звонок я ответил.

–Отдай мне договор, ведь это ты меня бросил, – чувства чувствами, но о своей выгоде она не забывала.

–Но ты сама послала меня к Нине, не так ли?

Последующие пять дней прошли в ее жалобно-обвиняющих сообщениях. Игра "Кто кого бросит первым" протекала с переменным успехом.

"Я тебя люблю, мне тяжело".

"Совсем не скучаешь? Не сожалеешь, что принял решение бросить меня? Трудностей испугался?".

"Я недостойна, чтобы это мне сказать в глаза?".

"Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих. Неудачник. Сергей, я не могу осознать что МЕНЯ бросил ты. Ты меня всегда обманывал".

"Да ты просто жалок. Ты меня не достоин. Довольствуйся малым...".

В конце концов, амплитуда ее эмоций достигла цели. Перестрелку сообщениями, этот телефонный пинг-понг я проиграл. Я вернулся. И попросил не отсылать меня больше к Нине. Наша любовная жизнь вошла в прежнее русло...

–Ты это...мне денег дашь?

–Чуть позже, с деньгами пока затык.

Мои слова ее не удивили:

–А со мной ни у кого денег не бывает.

А вот меня отсутствие денег удивляло и даже угнетало. Деньги убегали от меня еще быстрее, чем утюги от Федоры и что-то там еще – ложки, сковородки и прочий домашний скарб. Такого безденежья у меня не было ни с первой, ни со второй моими женами. Когда денег не было даже на бензин, у меня случались экстренные "командировки", и я пропадал на несколько дней под полу-стервозный, полу-тревожный вопрос:

–Мне что, на работу завтра на автобусе ехать?

Ольга быстро отвыкла по утрам ходить в гараж за машиной. Этот утренний моцион стал еще одной моей обязанностью, второй обязательной после обязательной первой. Начало этой обязанности было положено ее бесхитростно-мечтательной фразой:

–Хорошо бы, чтоб меня утром на работу возили (ну и улыбка у нее была при этом!).

Или под предлогом работы на дому "с документами" я уклонялся от встреч, чтобы потом, когда деньги появлялись снова, порадовать Ольгу своим неожиданным как всегда восторгом. Хорошую "отмазку" придумал наш первый Президент, вбросив ее однажды в массовое употребление – можно было воспользоваться.

Некомфорт и раздражение от отсутствия денег мужчине также трудно скрыть, как и неинтерес к женщине. И наоборот, комфортно всегда с той, которой можно доверить самое сокровенное – самого себя, со всеми недостатками, слабостями, бзиками и тараканами в башке. Эти бзики хранятся глубоко под коркой, как музейные экспонаты в запасниках, и достаются из глубин только после уверенности, что они будут на равных присовокуплены к достоинствам, которые уже хвастливо показаны, проверены в деле, оценены и одобрены. Говорят, что это и есть доверие. Я как мог, скрывал от Ольги, что бываю не при деньгах (или деньги не бывают при мне?). Между прочим, в нашу первую встречу я задал Ольге два вопроса.

–Я не умею обращаться с деньгами. Ты поможешь мне в этом?

Это был мой второй вопрос после моего первого о ребенке и ее сакраментально-женского: "А сколько ты...?". Я не заметил, что Ольга поняла его. Вряд ли и потом дошло до нее, что этот вопрос давно давит мне на психику.

Фокус в том, что у моих денег было такое свойство – они обязательно периодически исчезали. Потом появлялись – также неожиданно, как и исчезали. Так в рукаве картежника для окружающей публики вдруг появляется валет, которого пытаются выдать за короля. Выдать валета за короля мне скорее удавалось, чем нет, а иногда мой валет даже становился самым настоящим тузом и без всякого блефа. Потом снова безденежье, и снова валет (король, туз, десятка) из рукава, и так дальше и дальше по затухающей синусоиде, все ближе приближавшейся к горизонтальной оси.

Но был один плюс – оказалось, что действие Закона "Поэт должен быть голодным" никто не отменял. Применительно ко мне это означало новый всплеск моего творчества:

Денег нет и еще видно долго не будет.

Дома жена и голодные дети.

Гнать надо в шею таких адвокатов

Из детей была только дочь, а бывших детей, в отличие от жён, не бывает. С женой было непонятно – то ли она есть, то ли ее нет, но денег не было точно. И Ольга это очень чувствовала. Безденежьем и воздержанием наше с ней любовное русло стало наполняться все полнее, но мою Музу это устраивало. Музе было безразлично, что это русло вело в никуда, а река любви никуда не впадала. Почему-то меня безденежного и особенно в воздержании она любила больше, чем меня успешного и с радостью подкидывала новые сюжеты.

Ехал Стас в автомобиле,

Вдруг увидел светофор.

Подмигнул ему он мило,

Газу дал во весь опор!.

Стас и так и сяк ругался -

В чем причина, в чем беда?

Желтый свет сменился красным,

Куда ехать? Никуда.

Четверостишья про ее сына рождались сами собой. Меня как будто прорвало. Не сразу, но я понял, что написал про себя.

"...мне шесть лет, я с матерью в "Детском мире", она огорчена. На витрине две детские игрушки. Это машины. Одна – огромный зеленый самосвал, и от одного только цвета ужасно уродливая. Вторая поменьше – автокран, красивый, разноцветный, со множеством мелких деталей, почти точная копия настоящего. Я не могу оторвать от него глаз. Мне до боли жалко мать, расстроенную от того, что я отказываюсь от зеленого монстра. Она хотела купить мне именно его. Но я ничего не могу поделать с собой...".

Это мои последние воспоминания о матери. Так и осталась в памяти – расстроенная мать, чувство давящей жалости к ней, и красавец-автокран, единственная в моем детстве большая машина-игрушка.

А у Стаса их было много, количеством до полусотни, самых разных марок, типов и размеров, я, не жалея, покупал их ему по первой его просьбе. Стас как все мальчишки любил машины, и такие же игрушки, его страсть к ним была не меньше, чем моя к его матери. Теперь уже через сына я стал воздействовать на Ольгу. Временами это выглядело как манипуляции, отрицать не буду. Но и сам точно также оказывался еще большей жертвой своих манипуляций. Желая привязать ее сына к себе, я привязывался сам, и кто сильнее оказался привязанным был большой вопрос.

Я придумал игру. Так, простую забаву, она называлась "позднее зажигание". По команде, на счет мы со Стасом, сидя напротив, разгоняли на полу его машинки и сталкивали. Стас конечно опаздывал. "Позднее зажигание" – поддразнивал его я. "Позднязажганя" – смешно повторял вслед за мной Стас, захлебываясь от смеха. А Ольга говорила потом, что, глядя на нас, у нее в эти минуты пела душа. Как хочется дать совет отцам, у которых сыновья – играйте со своими мальчиками в игры. Но только не в "позднее зажигание". В жизни это самая проигрышная мужская игра. И поспешите, потому что этот детский возраст самый притягательный, самый классный и очень быстротечный. Удовольствие, которое нельзя забыть. Ни с чем не сравнить и ничем не компенсировать. Даже женщиной. Я это знаю.

Читатель, настроенный еще в самом начале на одну волну, здесь снова возмутится – опять ребенок, при чем тут он? Как эти умилительные живописания игры соотносятся со сладострастием главного героя к Ольге? Соотносятся. Без этих сцен картинка с Ольгой была бы неполной. Это было бы нечестно. Прежде всего, по отношению к ней.

Как мне мало было надо – услышать, как смеется ребенок, увидеть, как реагирует женщина. И все, я в ловушке. Ловушка – женщина? Нет, ловушка это все то, что она приносит с собой и что создает.

Играя с ее сыном и сочиняя, я пытался показать Ольге свою значительность. Показать, что мои родительские способности и мое творчество весомы и ничуть не уступают ее личным качествам, ее практичности и умению решать повседневные текущие дела. Эта практичность и умение добиваться своих целей у Ольги соединялись с какой-то легкомысленностью, но не шла в разрез, ситуацию она всегда держала под контролем.

Цели себе она ставила не то чтобы глобальные, но вполне конкретные. Иногда эти цели выглядели даже мелкими. Свои вопросы Ольга решала обычным женским способом и свой эротический магнетизм, с легкой руки дарованный ей Создателем, она использовала по максимуму. Когда она о чем-то просила, ее голос становился таким мягким и ласковым, что запросто отшибал и мозги и все попытки отказать ей. Эта ее мягкость в голосе меня всегда приводила когда в легкое, а когда и в сильное волнение, мне казалось, что не было бы меня рядом, она спокойно в обмен на услугу предложила бы собеседнику секс...

Чтобы забыть ее и уйти от своих невеселых воспоминаний, я наконец решил побывать в городе, о котором давно мечтал. Этот город ассоциировался у меня с пиратами, наркотиками и международными преступными синдикатами. Я представлял себе Гонконг застроенным настолько, что в нем невозможно протиснуться. Когда я очутился на его улицах среди небоскребов, я увидел, что Гонконг совсем другой. Свое название «каменные джунгли» он оправдывал только отчасти. На самом деле этот азиатский мегаполис оказался не таким тесным и очень красивым, со множеством мини-парков, маленьких оазисов тишины и уединения. Они называются там «area-city».

Я начисто забыл про Ольгу. Я ходил по улицам с открытым ртом, я влюбился в Гонконг с первого взгляда. Так же как влюбился в Ольгу, но с одним отличием: свою любовь к Гонконгу я сознал сразу. Я влюбился в его узкие, но совсем не тесные улицы, которые плавно переходили в эскалаторы, а эскалаторы снова в улицы. Мне показалось, что я исходил ногами не менее половины его многочисленных лестниц и ступенек. В этом городе я не видел одиноких стариков, они всегда были в сопровождении людей молодых или чуть постарше. Я увидел это впервые в жизни. У меня случился маленький культурный шок. Я захотел здесь жить.

Несмотря на обилие авто, в городе не чувствовалось запаха гари и выхлопа газов, к каким я привык у себя в родном городе. От того, что весь Гонконг продувается как в аэродинамической трубе, воздух на улицах всегда чистый и свежий. За счет почти везде одностороннего движения я не увидел в Гонконге ни одной автомобильной пробки. Я влюбился в его двухэтажные автобусы и трамваи. Я катался на них, забираясь на второй этаж, и смотрел оттуда на нижний ярус города. Так прошло три дня. Мысли об Ольге стали вновь возвращаться. Наверно, потому, что этот город вызвал у меня знакомые эротические чувства. Но почему-то не вызвал ни одной рифмы. Муза, моя вторая подружка, не посчитала Гонконг объектом, достойным поэтического вдохновения...

Хотя вариантов с кем поехать в Гонконг у меня было больше одного, я полетел с Ниной. Выбор причины, почему я взял в эту поездку Нину – в благодарность за преданность и прожитые годы или платы за своё предательство, когда ушел от неё, я отложу на потом. Я снова в затруднении. Факт был в том, что мы давно с ней никуда не ездили.

–Что задумался?

–Я? Да так. Ничего особенного. Продолжим знакомство с Гонконгом.

В зоологическом парке нас встретила стая обезьян, кричащих и хохочущих, разных размеров, они не замолкали ни на минуту, пребывая в постоянном движении и волнении от стайки любопытных туристов, задирающих головы. Обезьяны облюбовали верхние этажи своих клеток, отчего от вида снизу у меня закружилась голова. Спасли пресмыкающиеся. Своей неспешностью они привносили среди этого обезьяньего многоголосья умиротворение. Может поэтому, а может из-за рассказа пожилого китайца-экскурсовода я предложил Нине остановиться возле вольера с игуанами. Я впервые видел этих чудовищ так близко. Они и вправду были красивы. Что-то загадочное было в них.

"Держать игуану в домашних условиях можно, и даже забавно. Но только не ядовитую. Такая укусит, а потом будет ходить за Вами, извинительно заглядывая в глаза", – переводчик делал паузы перед тем, как переводить рассказ экскурсовода про то, как игуана "заглядывает". Было видно – переводчик не без труда подбирает подходящие слова на английском. И пока он справлялся с трудностями перевода, экскурсовод, он же смотритель за животными, с любовью подкидывал гадам: одним разные цветки и лепестки роз, другим небольшие кусочки мяса. Казалось, посади его к земноводным, старика трудно было бы отличить от них – такая же морщинисто-пергаментная кожа, такая же завораживающая медлительность, и очень знакомый, вызывающий холод, гипнотический взгляд из-под тяжелых век, сползающих на и без того узкие глаза. "Значит, все-таки преданные..." – все синонимы я свел к одному, вспомнив Ольгину убежденность насчет этих миленьких тварей. Тем временем смотритель продолжал: "Укусив, она всегда так жалобно и преданно смотрит, что даже пожалеть ее хочется. Но обманываться не стоит. Все объясняется просто – у таких игуан очень слабый яд, и потому им приходится долго ждать и ползать за жертвой в ожидании кончины. А вот, например, обезьяны...". "Что? И обезьяны? Нет, это без меня". Историю про ядовитых обезьян я бы уже не выдержал. Хватило про игуан. Но ради этого рассказа мне стоило приехать в Гонконг.

–Сергей, очнись. Вернись на грешную землю. Или ты думаешь, как бы тут со своей Оленькой гулял? – сочувственно, но не без сарказма реагировала Нина на мою отрешенность.

–Ты бы еще про мыло напомнила.

–Про какое мыло?

–Им мылят веревку.

–Какую еще веревку?

–Не тупи. Ту самую, которая решает все проблемы, и о которой не говорят в семье повешенного.

Зря она это сказала. Лишний хворост в еще бушевавший огонь был не к чему.

Но надо было отдать должное – Нина могла реагировать жестче. Имела бы на то полное право. Потому что я постоянно думал об Ольге (особенно после рассказа экскурсовода), представляя, как вместе с ней мы мчимся по ночным улицам. Как гуляем по набережной, и по аллее звезд, любуемся лазерным шоу, ее любимыми игуанами и обезьянками в городском зоопарке. Как ночью катаемся на джонке по заливу "Виктория" и поднимаемся на самую высокую точку Гонконга на старинном трамвайчике под названием "Peak Tram" под углом почти в сорок пять градусов. Это потрясающее зрелище. И вид с вершины тоже. Потом я много раз бывал в Гонконге, но те первые ощущения сказочного города у меня остались навсегда и никогда не покидали.

После Гонконга был Макао. Переходы границ с упрощенной процедурой пересечения, как попадания в другие миры, давали ощущение мгновенных и абсолютных перемен, а именно к ним я стремился, именно они мне и были нужны. От моментальной смены картинок я отключался от реального мира и впадал в забытье, которое только и давало мне возможность отрешиться от моих предыдущих страстей, чтобы с головой окунуться в новые. Всего-то час езды на морском пароме.

Старинный город с европейской средневековой архитектурой в историческом центре очаровал с первых шагов. Маленький кусочек Большой Европы. Чистота была исключительная – можно запросто ходить в домашних тапочках по отшлифованному черно-белому булыжнику. Макао – азиатский Лас-Вегас. Чтобы не заблудиться, пришлось воспользоваться услугами местного таксиста, который стал и гидом по совместительству. У него оказался такой неанглийский английский, что я не разобрал ни одного слова и понял только одну фразу: "мэни казино". Казино здесь были на каждом шагу. Весь город одно сплошное казино. Рулетка всегда манила меня. Я всегда был азартен.

С отложенной тысячей я направился в самое большое казино в Макао с поэтично звучащим названием "LISBOA". Это на португальском – столица самой западной европейской страны. Я долго искал стол с рулеткой. Рулетка оказалась одна среди множества всяких других игр вплоть до самых диковинных – карты, шарик, кубик в стакане...

Я был один за столом, не считая крупье. Моя тысяча долго не хотела проигрываться. Я играл уже тридцать минут и выиграл приличную сумму, на которой мне бы и остановиться. Но азарт подстегивал: "всё на "красное", и ты выиграешь". Ставка была сделана – красное-семнадцать. Ставший для меня одушевлённей всех живых шарик, как сорвавшийся с цепи, полетел по кругу. Сделав несколько витков, и будто раздумывая, заметался между красным-семнадцать и зеро, вдруг покачнулся в нужную мне клетку, подпрыгнул и аккуратно улегся...на зеро. "Вот ведь предатель. Не соблюдает Закон везения в азартных играх, если не везет в любви...".

В любви как в игре, и в игре как в любви – также ставятся ставки, и первые успехи. От них кружится голова. Но остановиться невозможно, и вот они ошибки, все вдруг обращается в свою противоположность – выигрыш достается кому-то другому. Я проиграл. Бриллиант меняет своего владельца?

Пытаясь как-то отвлечься, я надеялся на какое-то, пусть и короткое время, стать свободным от своей зависимости к Ольге. Мне необходимо было сбросить груз тяжелых мыслей, почувствовать себя беззаботным насколько это возможно. Два города – Гонконг и Макао помогли мне в этом. И еще Нина, в путешествии она оживилась и повеселела, а временами была даже агрессивной. Но меня это скорее забавляло, потому что такой её я никогда не видел, с этой стороны Нина мне была совершенно не знакома.