Текст книги "Искатель. 1963. Выпуск №1"

Автор книги: Станислав Лем

Соавторы: Лазарь Лагин,Николай Коротеев,Михаил Зуев-Ордынец,Валентин Иванов-Леонов,Ричард Коннел
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

ЛОПОУХИЙ

В тот же рассветный час, когда учебно-артиллерийский отряд снялся с ревельского рейда, на пустынном берегу Папон-Викского залива, на вершине дюны, в кустах можжевельника затаились четыре человека. Это были рабочие ревельского завода «Вольта» – эстонцы Тамберг и Эдуард Отто, третий тоже рабочий – с Балтийской мануфактуры. У третьего заметная внешность: большие оттопыренные уши. Вышло так, что архивы не донесли до нас ни его имени, ни фамилии. Все трое – члены штаба дружины. Их обязанностью было охранять четвертого, высокого худощавого человека с волосами светлыми, длинными и слегка вьющимися. Одет он был в суконные флотские брюки, потертый пиджак и косоворотку с вышитым воротом. Трудно было определить, кто он: по одежде не то рабочий, не то переодетый матрос, по тонкому умному лицу и стальному пенсне, несомненно, интеллигент. Это был партийный работник, направленный в Ревель петербургской военной организацией большевиков. По паспорту он значился тамбовским мещанином Степаном Никифоровичем Петровым; а в ревельских партийных кругах его называли Оскаром Минесом, Это и был тот, чью опытную направляющую руку почувствовал жандарм Мезенцев.

…Революционная гроза загремела неожиданно, спутав все планы. Раньше намеченного срока стихийно восстали на Свеаборгских островах пехотинцы и крепостные артиллеристы. Захватив форты на четырех островах, они начали бомбардировать Центральную крепость. Верные революционному долгу в поддержку Свеаборга восстали и кронштадтцы, захватили береговое укрепление Литке и форт Константин.

Поздно вечером 18 июля на конспиративной квартире по экстренному вызову собрались члены городского комитета, члены штаба рабочих дружин и матросы-большевики. Говорил Оскар Минес:

– Подробностей о Свеаборге и Кронштадте у нас пока нет, но партийная дисциплина обязывает нас поддержать тех, кто уже борется!

Собрание происходило в пригородном доме, и все невольно посмотрели в окно, выходившее на море. Где-то там, далеко, за чертой горизонта, по ту сторону Финского залива, уже второй день гремит орудийными залпами восставший Свеаборг.

– Ревель поддержит Свеаборг и Кронштадт, – продолжал Минес. – Мы уже договорились с эстонскими товарищами. Всеобщая забастовка и вооруженный захват власти! А вы, моряки, поддержите ревельских рабочих. Высаживайте десант, а если понадобится – ударьте главным калибром по казачьим и жандармским казармам, полицейским участкам и губернаторскому дворцу!

Но вот последовало неожиданное сообщение матросов. Из подслушанных разговоров офицеров они узнали, что морскому министерству известно о подготовке восстания на кораблях Балтийского флота и что приняты уже меры, чтобы раздавить его любыми средствами. Для начала приказано арестовать всех подозрительных матросов, На «Памяти Азова» уже арестован и передан жандармам минер Исадский, кроме того, есть приказ: команды на берег с завтрашнего утра не увольнять и рассредоточить флот. Во исполнение этого приказа завтра на рассвете учебно-артиллерийский отряд уйдет с ревельского рейда в залив Папон-Вик якобы для учебной, стрельбы.

Растерянность и смятение отразились на лицах некоторых участников совещания. Послышались взвинченные крики меньшевиков:

– Драку еще не начали, а сопатка уже в крови! Без флота из рабочих дружин царские мясники кровь будут цедить! Пропало дело! Восстание в городе и на кораблях отменить!

– Молчите, истерички! – поднялся Минес. Его лицо было сурово и твердо. – Дело не пропало! Перевод учебной эскадры из Ревеля в Папон-Вик осложняет нашу задачу, но это не поражение! Нет! Отряд придет обратно в Ревель и придет с красным флагом на мачтах! Я сейчас же отправляюсь в Папон-Вик и завтра ночью буду на «Памяти Азова». Спустите мне, морячки, с борта какую-нибудь веревочку? – улыбнулся Минес матросам.

– Ты, Оскар, не марсовый, засмеялись и матросы, – по канату тебе не подняться. Мы адмиральский трап спустим, оркестр выставим!

Ночью Минес и его охрана добрались на крестьянской подводе до залива Папон-Вик и на рассвете уже затаились в кустах, ожидая подхода отряда кораблей. Внизу, под стожком сена, была спрятана лодка, нанятая в рыбацкой деревне. Тамберга и Лопоухого Минес оставил на вершине дюны дозорными, а сам вместе с Эдуардом Отто спустился немного по склону. Юноша успел шепнуть Минесу, что им нужно поговорить с глазу на глаз.

И вот теперь Отто рассказывал:

– Когда нас назначили вашей охраной, мы все трое побежали вытаскивать из гайников револьверы и патроны. Тамберг и я справились быстро, а Лопоухий почему-то замешкался. Тамберг послал меня поторопить его. Вхожу, а он еще не готов. Сидит за столом и что-то торопливо пишет. Мне почему-то показалось, что он и не собирается с нами, а пытается улизнуть. Вошел я в его дом тише тихого, как мышь. Вы ведь знаете, что в нашем деле не надо лишних глаз и ушей. Он заметил меня, когда я стоял уже за его спиной. Если бы вы видели, товарищ Минес, как он вздрогнул! Будто около его уха выстрелили! И побледнел, куррат! [7]7
  Черт (э с т.).


[Закрыть]Заметил он, конечно, что я удивился и вопросы буду задавать, сам первый затараторил: «Идем ведь на опасное дело, вот я и решил невесте письмо написать». – «Ну, дописывай, – говорю, – я подожду». – «Ладно, – говорит, – не стоит, пожалуй, ее расстраивать!» А сам все глубже и глубже письмо в карман запихивает, словно боится, что я листок из рук у него выхвачу. А потом мы вышли к ждавшему нас Тамбергу. Что вы на это скажете, товарищ Минес?

– Письмо это и сейчас при нем, как вы думаете, Эдуард?

– Я все время следил за ним. Не выбросил. Разве вот сейчас попытается уничтожить. Так ведь при нем Тамберг.

Минес поднялся и зорко, внимательно оглядел окрестности. Отто понял.

– Здесь опасно. По дороге могут проехать. Лучше в море.

– Да, – согласился Минес.

И в этот момент они услышали юлос Лопоухого. Он стоял выше их на склоне дюны и громко, насмешливо говорил:

– Все совещаетесь о мерах безопасности? На меня надейтесь, товарищ Минес, грудью прикрою тебя от царских пуль и штыков!

– Идемте вниз, спускайте лодку на воду, – приказал Минес.

– Зачем? – удивился Лопоухий. – К эскадре поплывем ночью, а она еще и не пришла.

– Нужно осмотреть рейд, выбрать короткий и скрытый подход к кораблям.

Когда лодка отошла от берега так далеко, что деревья казались низеньким кустарником, а людей и вовсе не различить, Минес окинул взглядом море. Ни дымка, ни паруса на горизонте. Тогда он посмотрел в упор на Лопоухого.

– Дай твое письмо к невесте!

– Вы что?.. Вы с ума сошли? – взвизгнул Лопоухий, схватившись обеими руками за борт. Он, видимо, хотел выброситься из лодки. Но три револьвера уставились на него. Эдуард вытащил из его кармана письмо к «невесте», которое оказалось донесением в жандармское управление.

Минес прочитал его вслух. Фамилии товарищей из дружины и городского комитета РСДРП. Против каждой фамилии – домашний адрес. Затем предложение выдать боевую дружину, подпольную типографию и судовые партийные комитеты учебного отряда. Все за десять тысяч рублей.

Минес кончил читать. Точку поставили три выстрела в упор. Убитый провокатор упал навзничь на корму, и Эдуард выстрелил в него еще два раза. В глазах юноши стояли слезы ярости и ненависти. Труп выбросили в море, привязав к нему лодочный верп. Но от разыгравшегося через несколько часов шторма якорек, видимо, отвязался, и труп принесло в устье Пириты, на радость жандарму Мезенцеву.

Повернули к берегу и гребли медленно, подавленные. Провокатор пробрался в штаб и в городской комитет! После долгого молчания Тамберг сказал:

– На волоске мы висели.

– Наше дело на волоске висело, а это хуже! – откликнулся Минес.

После полудня услышали далеко в море орудийные выстрелы. Отряд вел учебную стрельбу. А под вечер корабли вошли в залив. Минес и его товарищи глядели на них, лежа в прибрежных кустах.

Первым шел флагманский корабль, крейсер 1-го ранга «Память Азова». Он предназначался для самостоятельных действий на океанских просторах как рейдер – охотник за военными транспортами и торговыми судами неприятеля. Кроме мощных машин с шестью котлами, он имел и парусное вооружение для экономии топлива во время плавания вдали от берегов.

У «Памяти Азова» была славная родословная. Свое имя крейсер получил в память линейного парусного корабля Черноморского флота «Азов», особо отличившегося под командой М. П. Лазарева в На вари иском сражении. На носу крейсера были изображены белый георгиевский крест и полосатая черно-оранжевая орденская ленточка. Окрашенный в серо-голубой цвет, сверкающий надраенной медью, опрятный, щеголеватый, крейсер словно приготовился к торжественному морскому параду.

За флагманом вошли в залив минные крейсеры «Воевода» и «Абрек», миноносцы «Ретивый» и «Послушный». Один из кораблей отряда, учебное судно «Рига», остался в Ревеле. Он проводил стрельбу у острова Нарген.

«Какая грозная сила! – думал Минес, любуясь кораблями. – Мы должны направить ее на борьбу за революцию!..»

Глухой ночью, в часы «собачьей вахты», лодка с тремя большевиками подошла к эскадре… На берегу, в соснах, свистели первые взмахи шторма.

КОЧЕГАР № 122

Тесное таранное помещение «Памяти Азова», куда не только офицеры, но и кондукторы [8]8
  В царском флоте промежуточное звание между офицером и унтер-офицером.


[Закрыть]редко заглядывают, было набито матросами. Шло собрание корабельной большевистской организации. Председательствовал широкий в плечах, с густыми черными усами на твердом, волевом лице артиллерийский квартирмейстер [9]9
  Младший унтер-офицер царского флота.


[Закрыть]Нефед Лобадин. Справа и слева от Лобадина стояли члены комитета – стройный, высокий красавец гальванерный квартирмейстер Петр Колодин и румяный, смешливый баталер [10]10
  Унтер-офицер по хозяйственной части.


[Закрыть]Степан Гаврилов. Рядом с ним стоял Оскар Минес, переодетый в матросскую форму. Говорил Степан:

– Надо немедленно начинать! Не терпится братве вцепиться в глотку царю-батюшке! Потемкинцы и очаковцы начали, мы, азовцы, закончим. А нам, балтийцам, сподручнее сшибать с трона царя. Нам до Питера ближе, чем черноморцам! – Степан задорно улыбнулся.

– Правильные слова! – заговорили матросы, но в задних рядах кто-то сказал ядовито: – Царя сшибать азовцы задумали, а в 1905 году не вы ли заслужили царское спасибо и удостоились лобызания ручки ее величества царицы?

– Это не мы, это офицерье и шкуры кондукторы лобызали!! – загудели возмущенно матросы. – А мы ее, стерву, так бы лобызнули!..

– На собрании чужие есть! – шепнул Минес Лобадину. Тот поднялся на цыпочки, вглядываясь. Потом сказал сердито и встревоженно:

– Тильман, как ты сюда попал? Ребята, ну-ка, задержите его!! Но уже хлопнула дверь горловины за выбежавшим Тильманом.

– Плохо получилось! – покачал головой Лобадин. – Уж больно у нас на крейсере команда разношерстная. Кроме основного состава, на который мы, как на каменную гору, надеемся, есть переменники-ученики. Переменники, за малым исключением, в революционном смысле материал совсем сырой. Тлеют, а не горят, хоть ты что! Ох, и тяжело будет!

– Революцию вообще тяжело делать! – серьезно ответил Минес. – А скажите, Нефед Лукьяныч, у вашего комитета есть связь с другими кораблями?

– И даже очень тесная! Партийные организации имеются на «Риге» и на «Абреке».

– А на «Воеводе» и на миноносцах сочувствующие выявляются. Сознательные и боевые есть ребята! – добавил Колодин.

– Это же огромная сила! – воскликнул Минес. Собрание продолжалось.

А в это время Тильман докладывал торопливо пристегивавшему палаш и револьвер старшему офицеру крейсера капитану 2-го ранга Мансурову:

– В таранном отсеке собрались. Бунт готовят!

Мансуров замысловато по-матросски выругался и вылетел из каюты.

Собрание вынесло решение поручить комитету сейчас же, немедленно разработать детальный план восстания и самое позднее через час сообщить его партийцам. А пока всем, кроме комитетчиков, выйти на палубы. В отсеке было невыносимо душно, кое-кому стало даже дурно. В этот момент влетел матрос:

– Полундра! Сюда Мансуров топает!

Словно по боевой тревоге колоколов громкого боя, матросы бросились к горловине отсека и разбежались по палубам. И когда появились капитан 2-го ранга Мансуров и вахтенный начальник, отсек был пуст. Но Мансуров уже узнал от Тильмана, что на корабле есть посторонний человек. Он вызвал караул и пошел по жилым палубам. На одной из коек лежали два человека. Один был знакомый Мансурову матрос, второго он не знал.

– Ты кто такой? – послышался строгий вопрос.

– Кочегар номер сто двадцать два.

– Нет у нас такого, – засмеялся Мансуров. – Взять его!

Минеса схватили и обыскали. Нашли заряженный браунинг и запасную обойму. Арестованного отвели в офицерскую ванную комнату и поставили четырех часовых, в число которых попросился Тильман. Дверь в ванную оставили открытой, а часовым было приказано заколоть арестованного при малейшей попытке к бегству.

ДЕЙСТВОВАТЬ ПО-ФЛОТСКИ!

В носовой части артиллерийской палубы Нефед Лобадин опять собрал большевиков. Всем было ясно, что действовать надо немедля. Через час уже будет поздно: Минеса отправят на «Воеводу», и на рассвете минный крейсер уйдет в Ревель.

– Не теряй время, командуй! – вырвалось нетерпеливо У Петра Колодина. – Упустим время, и нас брезентом накроют, как потемкинцев!

– Значит, решили! – свободно и легко вздохнул Лобадин. – Действовать по-флотски! Все за одного, один за всех!

– Трави до жвака-галса! [11]11
  Конец якорной цепи, приклепанный к палубе.


[Закрыть]Ура! – подкинул бескозырку веселый Степа Гаврилов. – Да здравствует наша родная, самая красивая, самая желанная революция!

На верхней палубе щелкнул вдруг револьверный выстрел. Сверху из люка кто-то крикнул:

– Лейтенант Захаров застрелил матроса! Ребята тоже не стерпели – по башке прикладом… Богу душу отдает!

– В ружье! – крикнул Лобадин. – Выключай свет! В темноте нам виднее! Ребята, за мной!

Крейсер погрузился в темноту. Выбегая на палубу, Лобадин услышал за собой топот матросов.

С тремя партийцами он бросился выручать Минеса. С фонариками в руках они вбежали в коридор. Дверь в ванную открыта, караула нет, – в дверях Минес.

– Оскар! – бросился к нему Лобадин. Они крепко обнялись. У порога ванной лежал мертвый Тильман со штыковыми ранами в груди.

– Кто его? – спросил тихо Лобадин.

– Караульные, прежде чем убежать,

На верхней палубе гремели револьверные и винтовочные выстрелы.

Выбежав на палубу, Лобадин крикнул:

– Ребята, без крови! Бери офицеров в плен!

– Они нас в плен не берут!.. В упор стреляют! – закричали в ответ матросы.

Выстрелами сверху, через люки, матросы гнали офицеров в кают-компанию. Убит был вахтенный начальник Зборовский, тяжело ранен Мансуров и командир крейсера капитан 1-го ранга Лозинский. Офицеры панически метались по внутренним помещениям юта. Наконец, поняв, чего от них хотят, они ринулись толпой в кают-компанию и на кормовую батарею.

– Все! – вытер со лба пот Степа Гаврилов. – Драконы в клетке! – Он опустил винтовку.

Но ему пришлось тотчас же взять оружие на изготовку. С кормы закричали:

– Драконы бегут! На паровом командирском катере!

Офицеры бежали через кормовой адмиральский балкон, сообщавшийся с кают-компанией. Матросы забыли о балконе. Офицеры уже спустились в катер. Забурлил винт, катер начал пятиться от кормы крейсера.

– Катер к борту! – крикнул в мегафон Лобадин.

Но катер прибавил обороты и разворачивался носом к берегу. С палубы загремели винтовочные выстрелы.

– Нельзя их выпускать! – крикнул Лобадин. – Комендоры, к орудию!

Бортовой «гочкис» выплюнул пламя. Близ левого борта катера взметнулся фонтан. Второй выстрел Катер качнуло, он стал зарываться носом. Снова два выстрела один за другим. Снаряды легли по бортам катера, и он застыл на месте. Офицеры начали прыгать в воду и побрели вброд к берегу. «Гочкис» сделал еще три выстрела подряд. Но офицеры уже добрались до берега и скрылись в лесу.

Убежали с крейсера не все офицеры. Загнанных в кормовую батарею там и заперли, отобрав у них оружие. С ними был поп Клавдий. Но часа через два попа выпустили и даже разрешили ему свободно ходить по кораблю.

Над морем занималась заря. Наступал новый день, 20 июля 1906 года.

Утром этого дня Николаю II подали телеграмму. Царь удивленно округлил белесо-голубые глаза. Телеграмма была послана из неведомой эстонской деревушки Колга. Содержание ее было коротким:

«Команда крейсера «Память Азова» взбунтовалась. Убит командир и пять офицеров. Крейсер в руках мятежников».

Царский приказ был тоже коротким:

«Повелеваю немедленно привести в повиновение команду крейсера «Память Азова». В случае необходимости потопить его».

СЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ!

Пять часов утра. Медленно пробили склянки. Раньше положенного по уставу времени с мостика раздалась команда:

– На флаг и гюйс смирно!

Горнист заиграл сигнал, его подхватила дробь барабанов. Из-за ходового мостика медленно поднялся красный флаг. На шканцах раздался могучий клич сотен глоток:

– Долой самодержавие! Да здравствует революция!

Команда была распущена, но не ушло с мостика новое командование крейсера. Командиром «Памяти Азова» был единодушно выбран Нефед Лобадин, руководитель корабельной большевистской организации, помощниками командира – Оскар Минес и Петр Колодин. Они совещались, как действовать дальше.

Неожиданно снялся с якоря и пошел к выходу из бухты минный крейсер «Воевода». На всех кораблях отряда слышали стрельбу на «Памяти Азова», потом увидели красный флаг на его мачте и без труда догадались, что крейсер захвачен восставшими матросами. Командир «Воеводы» лейтенант Гильдебрандт решил рискнуть уйти из бухты, чтобы сообщить в Ревель о случившемся. Но на «Памяти Азова» зорко следили за кораблями, и на мачту флагмана взлетел сигнал:

«Воеводе» встать на якорь».

Минный крейсер сделал крутой поворот, но пошел не обратно в бухту, а к берегу и выбросился на мель.

Тогда двинулся и «Память Азова». Крейсер пошел к выходу из бухты и на ходу поднял сигнал:

«Абреку» и миноносцам следовать за мной».

После томительной паузы минный крейсер и миноносцы подняли ответ:

«Ясно вижу».

На носу у шпилей засуетились якорные команды, из труб повалил дым, забурлили под кормой винты, но корабли не двинулись с места.

– Враздрай работают! [12]12
  Работать враздрай – это работать одной машиной вперед, а другой назад.


[Закрыть]– возмущенно и зло закричали на «Памяти. Азова».

На правом борту крейсера высунулось в амбразуру шестидюймовое орудие. Вспухло облако дыма. Между «Абреком» и «Ретивым» поднялся мощный фонтан воды. И словно ожидая этого сигнала, минный крейсер и миноносцы дали полный ход. Но пошли они не к выходу из бухты, а тоже к берегу. Корабли врезались форштевнями в прибрежный песок, с бортов спустили трапы. Под дулами офицерских револьверов матросы сошли на берег и побежали в лес.

Все было кончено. Крейсер под красным флагом остался один.

Командный состав крейсера собрался в боевой рубке.

– Что будем делать? – обводя взглядом верных друзей, спросил командир крейсера Лобадин.

– Идти в Ревель! – без колебаний ответил Оскар Минес. – Там нас ждут рабочие. Объединенными силами, с моря и суши возьмем город и присоединим к себе солдат. Царских карателей из Петербурга в первые дни можно не бояться. Эстонские боевики взорвут железнодорожные мосты.

– А в Ревеле к нам присоединится «Рига». Я в этом уверен, – поддержал Минеса Лобадин. – Я тоже за поход на Ревель!..

Под кормой крейсера заклубились буруны. Он лег на курс в открытое море. Только чайки вились за кормой одинокого корабля с красным флагом на мачте.

«РИГА» ПОКАЗАЛА КОРМУ

Из боевой рубки не расходились. Ждали, какие вести принесет радиотелеграф. Наконец на стальном трапе загромыхали шаги телеграфного квартирмейстера Николая Баженова. Но в рубку он вошел медленно, с угрюмым лицом.

– Молчат! Молчат как рыбы! – безнадежно развел он руки. – Свеаборг молчит, Кронштадт молчит, «Цесаревич» и «Слава» молчат, минный отряд в Гельсингфорсе молчит!

– А «Рига», как «Рига»? – нетерпеливо поднялся Лобадин.

– И «Рига», Нефед Лукьяныч, молчит, как проклятая!

После тяжелого молчания заговорил Петр Колодин, исполнявший обязанности старшего офицера:

– Дело будет серьезнее, чем думали. Поэтому давайте обсудим, как поступим с оставшимися на крейсере офицерами. Враги ведь!

– Комитет уже решил. Офицеров не трогать, их судьбу решит позднее революционный суд, – ответил Оскар Минес.

– Офицеры первые начали стрелять в матросов: Захаров, Соколовский, Зборовский. Ладно! Коли комитет решил так, перетакивать не будем. Но есть еще и кондукторы, а их даже не заперли в каютах.

– Как они себя держат? – спросил Лобадин.

– Как кулаки на деревенской сходке. Кучкой держатся, матросов чураются. Вспомните, товарищи, сколько вреда принесли шкуры кондукторы в Севастополе и на «Потемкине».

– Ты, Петя, кондачок любишь. А тут дело серьезное, – недовольно возразил Лобадин. – Надо поговорить с ними, прощупать.

– Щупайте! – рассерженно отмахнулся Колодин. – Только они, извиняюсь, не куры-несушки.

Доверчивость и гуманность простых русских людей, матросов, вскоре погубила их.

Переговорная трубка на мостике заурчала.

– Рубка слушает! – крикнул Лобадин.

– Выходим на створ ревельских маяков! – донесся из трубки голос рулевого Мундштукова, теперь штурмана крейсера. – Начинаем поворот на Ревель!

– Поворачивайте! – ответил Лобадин. – И передай, Алеша, сигнальщикам, чтобы зорче смотрели. Ищите «Ригу»!

Командиры поднялись на мостик. А палуба крейсера уже была забита матросами. Все чувствовали, что приближается решительный момент. Открылся заросший соснами остров Нарген [13]13
  Теперь остров Найсар.


[Закрыть]у входа в ревельскую бухту. Отсюда до Ревеля час хорошего хода. Как-то встретит восставший корабль рабочий Ревель? И где-то близ острова проводит учебные стрельбы «Рига», готовая присоединиться к революционному крейсеру.

– «Рига»! – вдруг закричали на палубе. Взлетели бескозырки, загремело «ура».

Но куда же она идет? Обогнув южный маяк Наргена, «Рига» начала уходить за остров, на запад, а не на юг, в Ревель.

– Почему «Рига» уходит? – встревоженно посмотрел Оскар Минес на Лобадина. – Нужно ее догнать!

– Догоним! Обойдем остров с севера и ляжем на пересечку курса «Риги»! – ответил Лобадин.

Всех, и на мостике и на палубе, шатнуло от крутого поворота «право на борт». Крейсер весь дрожал от мощной работы машин. Вот и бело-красный маяк на северной оконечности острова. Тут азовцы снова увидели «Ригу», вернее – ее корму. Винты уходившего корабля бешено работали.

– У нас ход семнадцать узлов, у «Риги» двадцать! – сказал безнадежно Мундштуков. – Командуй, Нефед, поворот!

Лобадин приказал повернуть и идти на Ревель, На палубе подавленно молчали.

Почему же ушла «Рига»?

Настроение ее команды с утра 20 июля было напряженным. Матросы уже знали о восстании в Свеаборге и Кронштадте, но о событиях на «Памяти Азова» им не было известно. А командир «Риги» капитан 2-го ранга Герасимов был извещен об этом по радиотелеграфу и принял меры. Экипаж «Риги», учебного судна, наполовину состоял из гардемаринов [14]14
  Выпускники царского морского кадетского корпуса.


[Закрыть]и кондукторов, проходивших артиллерийскую стажировку. Герасимов собрал их на одной из палуб и вооружил винтовками. Затем, чтобы избежать встречи с мятежным крейсером, приказал идти в Либаву. [15]15
  Лиепая.


[Закрыть]На траверсе Наргена «Рига» встретилась с крейсером. Матросы-большевики «Риги», видя, что их корабль уходит от крейсера, дали давно ожидаемую команду:

– В ружье, товарищи!..

Разбив трюм, матросы начали доставать патроны. Но вооружиться они не успели. Налетели гардемарины и кондукторы под командой офицеров. Восстание на «Риге» было подавлено в самом начале. Утром того же 20 июля, после трехдневных кровопролитных боев, пал и революционный Свеаборг, в этот же трагический день было жестоко подавлено восстание матросов и солдат в Кронштадте. На броненосцах «Слава» и «Цесаревич» начальство списало на берег революционно настроенных матросов и заменило их гардемаринами. На миноносцах в Гельсингфорсе были произведены массовые аресты.

Вот почему молчал эфир, когда Николай Баженов выстукивал запросы из радиорубки «Память Азова».