Текст книги "Финал в Преисподней (СИ)"

Автор книги: Станислав Фреронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

«Золото манит нас»

Олигархия Веймарской Германии лихорадочно искала силу, умеющую говорить с народом и способную проявить необходимую антикризисную жесть. Её настроения кризисных лет лаконично выразил председатель Союза горнозаводской промышленности Эрнст Бранди: «Нужен твёрдый парень, который сделает то, что будет признано необходимым». Традиционные консерваторы явно выдохлись. НСДАП демонстрировала свежую силу в драйвных собраниях, уличных бойнях, многомиллионной поддержке. Гитлер показал, на что реально способен. И тогда к нему потянулись хозяева жизни. Именно в таком, не в обратном, порядке.

В крупнобуржуазной элите присутствовала группировка, связавшаяся с нацистами ещё в предыдущее десятилетие – Кирдорф, Тиссен, Феглер (преемник покойного Стиннеса). Их было немного, но и они создавали мощное подспорье гитлеровцам. Тот же Кирдорф в январе 1930 года добился систематических отчислений в кассу НСДАП 5 пфеннигов с каждой проданной тонны угля. За годы в результате натикало 6 миллионов марок. Мягко говоря, нормальные деньги.

Комплексы презрительного отвержения нацистской черни стали преодолеваться. В первые же месяцы кризиса, предвидев надвигающийся тотальный обвал, но сделав из этого предвидения крайне извращённые выводы, на связь с НСДАП начали выходить знаковые фигуры крупного капитала, совмещающие экономическое могущество с общественно-политической активностью, напрямую связанные с консервативной частью верхушки госаппарата.

Главным авторитетом и признанным лидером банковского сообщества Германии был Ялмар Шахт. Более шести лет он возглавлял государственный Рейхсбанк и считался спасителем германской экономики – именно ему удалась в середине 1920-х политика финансовой стабилизации, которую безуспешно пытался повторить Брюнинг. Разойдясь с Брюнингом относительно стабилизационных методов, в марте 1930-го Шахт ушёл в отставку и возглавил германское представительство американской корпорации Моргана. В том же году он всерьёз обратил внимание на нацистскую партию как возможный политический инструмент антикризисного регулирования.

Вокруг Шахта сложилась олигархическая группировка, в 1932 году пролоббировавшая НСДАП. В неё вошли не только Кирдорф и Тиссен. Под влиянием Шахта прагматический интерес проявил сам Густав Крупп, олицетворение германской промышленности в глазах остального мира. Подтянулись «химики» Георг Шницлер и Август Ростерг, «электрик» Карл Сименс, символизировавшие высокотехнологичный капитал. Ещё ближе к гитлеровскому движению стоял другой химический магнат Вильгельм Кепплер, выполнявший оперативные поручения фюрера. Нацистским пиаром среди капитанов индустрии заведовали крупнейшие экономические журналисты того времени Вальтер Функ и Отто Дитрих. Своеобразными финансовыми диспетчерами, аккумулировавшими и направлявшими по назначению спонсорские средства НСДАП, выступили глава кёльнского банковского дома Курт фон Шрёдер и директор «Немецкого банка» Эмиль фон Штаусс. Особое же место в этом ряду занимал генеральный директор «Стального треста» доктор Альберт Феглер – возможно, единственный из «золочёных», приверженный идеологии нацизма. В своё время он начинал в концерне Гуго Стиннеса, после смерти которого принял руководство его бизнесом. И покончил с собой в 68 лет – на военно-хозяйственном посту в апреле 1945-го, окружённый американскими войсками.

Важнейшей фигурой элиты, пошедшей на сговор с Гитлером, был также председатель ДНФП Альфред Гугенберг. Ультраконсервативный политик, непримиримый враг республики, являлся крупным магнатом. Причём в нестандартном по тем временам бизнесе – киноиндустрии и печати. Его газеты и киностудии являлись мощным орудием политической борьбы, формирования общественного мнения, лоббирования государственных решений.

Рейнско-Вестфальский угольный синдикат Кирдорфа, «Стальной трест» Тиссена и Феглера, военный металл Круппа, химический гигант «ИГ Фарбениндустри» Шницлера и Кепплера, калийные производства Ростерга, электротехнический холдинг Сименса, медиа-концерн Гугенберга банкирские дома Берлина и Кёльна… Это лишь наиболее значительные из спонсоров и лоббистов НСДАП. Цвет германской индустрии. В скором будущем «фюреры народной экономики». Что толкнуло их на этот путь?

Распространено мнение, будто решающим фактором послужил страх перед коммунизмом. Это не так. Несомненно, коммунистическая угроза была безотбойной картой нацистов. Ужасы «Великого перелома», в точности пришедшегося на годы Великой депрессии, говорили сами за себя. Самим своим существованием СССР способствовал триумфальному шествию Гитлера во власть. Но на антикоммунизм в нацистской пропаганде более всего откликались «мелкобуржуазные массы». Магнаты капитала были слишком информированными людьми, чтобы браться на понты. Они хорошо знали, что, несмотря на заметный рост влияния КПГ, эта опасность не слишком актуальна, о захвате власти коммунистами объективно не может быть и речи.

Идейной приверженности нацизму они в подавляющем большинстве не имели. Классовой близости к выходцу из ночлежки и его лабазно-бандитскому окружению не ощущали. Тем не менее, ставка на Гитлера была сделана. Зачем?

Ответ на этот вопрос дал сам Гитлер 27 января 1932 года, выступая в Дюссельдорфском индустриальном клубе перед тремя сотнями «китов» германской промышленности: «Не немецкая экономика завоевала мир и сформировала государство. Наоборот, государство создало предпосылки для расцвета экономики». В этих нескольких словах выражена суть экономической модели нацизма. Американская бизнес-аудитория согнала бы оратора с трибуны. Английская покинула бы зал. Французская утонула бы в галдёже. Немецкая устроила овацию.

Сговаривавшихся с Гитлером промышленников и банкиров вёл элементарный прагматизм – но в специфическом понимании германского капитала. Вспоминаются слова Карла Маркса о «вялой, трусливой и медленной» немецкой буржуазии. По хищной жёсткости германский капиталист мог дать фору любому. Но он традиционно подчинялся государственной бюрократии и усматривал в этом выгоду. В этом плане германская буржуазия действительно была привержена «социализму», тем более «национальному». Не случайно Ленин рассматривал кайзеровскую экономику «военной каторги» как готовый экономический базис своего «социализма».

Германская политическая власть обеспечивала прибыльное функционирование производственно-коммерческого цикла. Государство брало на себя расширенное воспроизводство капитала, административное поддержание социальной стабильности и силовую экспансию. Гитлер гарантировал немецкой бизнес-элите стабильный режим, хозяйственный рост и внешние завоевания. Это было главным. Это стоило денег. Тем, кто платил Гитлеру, неоткуда было знать: кто бандиту платит, для бандита – лох.

Союз меча и кастета

По мере углубления кризиса интерес к нацизму возникал не только у крупной буржуазии, но и у наследственной аристократии. Ещё недавно относившейся к нацистскому плебсу со смесью презрения и ненависти.

Контакты с НСДАП установили крупные аграрии латифундисты, объединённые в Земельный союз графа Эберхарда фон Калькрейта, оплот дворянско-монархической реакции. «Гитлерюгенд» возглавил Бальдур фон Ширах, чей отец был офицером личного полка Вильгельма II. Уже на пороге власти, за несколько недель до назначения Гитлера рейхсканцлером, принял нацистский партбилет гвардеец-кавалерист Иоахим фон Риббентроп. Вступил в НСДАП даже сын последнего кайзера – принц Август Вильгельм Гогенцоллерн. Видимо, стремясь влиться в народную гущу, его императорское высочество примкнул даже не к СС, а к СА. Вместе с рядовыми штурмовиками он участвовал в уличных драках, иногда крупно в них получал, задерживался полицией.

Эта тенденция не обрела крупных масштабов. В гитлеровскую партию вступили лишь несколько десятков представителей родовитых дворянских семейств (что любопытно, среди них было немало великосветских дам). Можно даже сказать, что аристократы в своём неприятии нацистской черни были жёстче и последовательнее бизнесменов. Впоследствии это не раз давало о себе знать в политической жизни Рейха – гестаповские преследования «реакционеров», персональный состав антигитлеровского заговора 20 июля 1944-го.

Но тенденция проявилась. Земельные и чиновные «фон-бароны», подобно королям угля и стали, грезили твёрдым порядком, строгой иерархией, сильной армией, реваншем и войной. Раз уж дошло до того, что построить чернь способны лишь вожаки самой черни, придётся иметь с ними дело. Кто кого по концовке поимеет – так далеко аристократическая мысль не шла. А между тем, дворянский голос звучал для фон Гинденбурга весомее буржуазного.

Последнее слово в решениях германской элиты оставалось не за помещиками и капиталистами, а за высшей бюрократией. Серьёзнейшим фактором было постепенное изменение подхода к НСДАП со стороны армейского командования. В 1920-е годы отношение рейхсвера к нацизму было в целом негативным. Генерал фон Сект, подавивший «Пивной путч», пресекал экстремистские антиконституционные проявления. В 1927 году был введён прямой запрет принимать на военную службу членов НСДАП. Генералитет, даже самый консервативный, с большими подозрениями относился к партии, располагавшей своими силовыми структурами. Значительная часть которых строилась по типу бандитской вольницы, не признавала государственной дисциплины и считала себя первоосновой будущей «народной армии». Командование Штурмовых отрядов по понятным причинам находилось в перманентном конфликте с полицией и войсками.

Но генерал Курт фон Гаммерштейн-Экворд, ставший в 1930 году во главе рейхсвера, чем дальше, тем больше отходил от линии Секта. Это отражало общую эволюцию военной верхушки. Кризис вынудил увидеть в НСДАП не путчистскую банду, а прообраз твёрдой государственной власти, способной раз и навсегда покончить с Веймарским бардаком. Между официальными представителями рейхсвера и нацистским руководством постепенно завязывались деловые контакты, обсуждались политические перспективы, налаживалось оперативное взаимодействие. Особый интерес вызывали громогласные обещания Гитлера сломать военные ограничения, возложенные на Германию по Версальскому договору, воссоздать массовую армию и флот, осуществить небывалую программу перевооружения и добиться глобального реванша. Военизированный характер гитлеровской партийной структуры всё более импонировал «генерал-барону» Гаммерштейну и его коллегам.

В консервативных правящих кругах присутствовали и силы, понимавшие смертельную опасность нацизма. Главным их выразителем был канцлер Брюнинг. Убеждённый монархист считал срочную реставрацию монархии единственным способом избежать катастрофы. Осенью 1931 года он представил президенту план провозглашения кайзером одного из сыновей Вильгельма II при регентстве самого Гинденбурга. Однако Гинденбург категорически отверг предложение Брюнинга. Монархом в его понимании мог быть только «законный» кайзер, чей портрет стоял на рабочем столе в президентском кабинете. Тем более не желал он слышать ни о каком регентстве при живом Вильгельме.

10 октября 1931 года Гитлер – как лидер второй партии страны – впервые был принят главой государства. Аудиенция прошла в атмосфере холодной формальности. Старый «фон фельдмаршал» вообще не любил длинных речей, и гитлеровское умение говорить никак на него не подействовало. Он остался крайне недоволен прущим изо всех ушей жлобством посетителя. «Богемский ефрейтор вряд ли годится даже на министерство почты», – резюмировал Гинденбург (он даже не потрудился уточнить происхождение человека, которого через 15 месяцев назначит главой правительства, и перепутал австрийский городок Браунау с чешской Богемией).

Но уже на следующий день в курортном Гарцбурге состоялось совещание Гитлера с лидерами консервативной оппозиции правительству Брюнинга. Организовал встречу Гугенберг как лидер ДНФП. В переговорах с нацистским фюрером участвовали Шахт, Феглер, Калькрейт, лидер правоконсервативного военизированного союза «Стальной шлем» Франц Зельдте и – что вызывало особую тревогу – уже и Ганс фон Сект…

Формально в Гарцбурге был учреждён консервативно-нацистский фронт против правительства Брюнинга, «сдающего Германию марксистам». На лидерство в нём претендовали традиционные националисты из ДНФП во главе с Гугенбергом. Однако Гитлер по-своему понимал характер договорённостей. «Важно, что мы получили доступ к средствам Национальной партии, – говорил он на закрытых совещаниях верхушки НСДАП. – И будем пользоваться ими как принадлежащими нам». После того, как щедрые финансовые вливания Гугенберга достигли нацистской кассы, Гитлер напомнил о принципиальном отказе НСДАП вступать в коалиции. «Гарцбургский фронт» перестал существовать. Откровенный «развод на бабло» наглядно продемонстрировал консерваторам и монархистам, аристократам и буржуа, генералам и ветеранам-вильгельминистам, кого и во что ставит фюрер. Но наука не пошла впрок. (На гарцбургские грабли ещё не раз наступали по всему миру незадачливые продолжатели гугенбергов, тиссенов и папенов. Как иначе назвать «Путина в президенты, Кириенко в Думу!» 1999 года? Нашли тогда Березовский и Немцов «твёрдого парня». Он и сделал «то, что признано необходимым».)

Через полгода после гарцбургского совещания Брюнинг был уволен в отставку. Претензии президента к канцлеру выглядели поистине фантасмагорически: Гинденбург ставил Брюнингу в вину… собственную победу на выборах. Кайзеровский фельдмаршал считал унизительным избрание голосами социал-демократов, а именно Брюнинг убедил руководство СДПГ поддержать Гинденбурга. Весьма вероятно, что, выдвини социал-демократы своего кандидата, уже в первом туре на первое место вышел бы Гитлер. Кстати, только перед президентскими выборами 1932-го был наконец решён мелкий процедурный вопрос – по протекции Фрика фюрер НСДАП получил должностную синекуру при одном из региональных правительств и автоматически приобрёл германское гражданство. Как-то вдруг вспомнилось, что один из ведущих политиков Германии до сих пор не был её гражданином.

1 июня 1932 года рейхсканцлером был назначен Франц фон Папен. Выходец из тевтонского рыцарского рода, крупный землевладелец, офицер кайзеровского генштаба и военный дипломат, он, как ни удивительно, не пользовался авторитетом влиянием. Массам фон Папен был чужд. Элита считала его несерьёзным персонажем. Характерно, что при крайне консервативных взглядах, он входил не в ДНФП, а в Центр – консерваторы уважали людей жёстких, тогда как центристы отличались большей терпимостью. Но именно такой политик более всего годился на роль председателя ликвидационной комиссии Веймарской республики, в которую после Брюнинга окончательно превратился кабинет министров Германии. О таком контрагенте Гитлер мог только мечтать.

С самого начала Папен повёл политику постепенного подключения НСДАП к государственной власти. Этот курс уже однозначно преобладал и в окружении Гинденбурга, ставшем «президентской семьёй» в духе российских 1990-х. В нём рулили сын и адъютант президента Оскар фон Гинденбург и военный министр папеновского правительства Курт фон Шлейхер, чья связка отдалённо напоминает взаимодействие Татьяны Дьяченко с Борисом Березовским.

Символично, что Шлейхер занял место генерала Вильгельма Гренера – «немецкого Корнилова», в ноябре 1918-го в союзе с социал-демократами и фрейкорами подавившего коммунистический мятеж. Причиной его увольнения был изданный 14 апреля 1932 года приказ о запрещении СА и СС, проигнорированный нацистами и отменённый два месяца спустя. Последовательное проведение гренеровского курса могло изменить мировую историю, тем более что генерал реально претендовал на канцлерство. Устранением Гренера элита дала однозначный сигнал: потомки меченосцев готовы поделиться властью с уголовно-кастетной рванью. Не понимая, что в новые времена кастет сильнее меча.

Низы хотят и могут

Наибольшую популярность НСДАП завоевывала в ремесленно-торговом классе и в криминальной среде. Германская «мелкая буржуазия», иначе говоря, люди самостоятельного труда, в отличие, скажем, от французских братьев по классу, не вдохновлялись принципами 1789 года. Она с большой прохладцей относились к идеям демократии и прав человека, куда больше уважая такие понятия, как авторитет и порядок. Послереволюционное увлечение республикой оказалось поверхностным и мимолётным. Кризис сдвигал эти слои от консерватизма к праворадикализму, от национализма к шовинизму и расизму. Надо сказать, политическая предрасположенность к такой эволюции у германского крепкого хозяина была.

Боевой союз ремесленного сословия, возглавляемый штурмовиком-часовщиком Эмилем Морисом, работал в очень благоприятной среде. Именно мелкие предприниматели, мастера и купцы, сплошь и рядом работающие в собственных мастерских и лавках собственными руками, создавали основной костяк нацистских когорт. Большие успехи были достигнуты также в обработке крестьянства, в 1920-е совершенно индифферентного к нацизму. Сельскую сеть НСДАП возглавил агроном Вальтер Дарре, фанатичный мистик «крови и почвы», считавший крестьянство носителем высших качеств арийской расы.

С готовностью шли за Гитлером уголовники, вдохновлённые образом Весселя. Такие видные фигуры партии, как Борман, Пфефер, Эссер, Штрейхер, Хейнес, сами имели судимости по уголовным статьям. Этот штрих биографии считался в НСДАП и особенно в СА лучшей рекомендацией (хотя, как уже говорилось, поначалу закрывал путь в СС). Материализующийся призрак революции, социального переворота и большого передела притягивал в партию людей, чьим образом жизни были перманентная борьба, риск и насилие.

Подобные элементы социальной базы не восхищали новых симпатизантов Гитлера из высшего чиновничества, крупного капитала и родовитой аристократии. Наглые полунищие штурмовики, уже начинающие грабить награбленное, вызывали омерзение «золочёной сволочи». Но именно они были силой Гитлера, делавшей его серьёзным партнёром в серьёзных делах.

Лидером штурмовой фронды начала 1930-х стал командир СА Вальтер Штеннес – одна из ярчайших фигур в истории нацизма. Боевик до мозга костей, прошедший кайзеровскую армию, фрейкор и службу в тайной полиции, он придерживался леворадикальных социал-фашистских взглядов в духе даже не Грегора, а Отто Штрассера. Коммунисты, буржуа и стародворянские «фоны» в равной степени были для Штеннеса врагами немецких трудящихся, к которым он себя причислял и ради которых пришёл в НСДАП. Когда под командованием Штеннеса оказались тысячи бойцов СА, партийное руководство в Берлине и Мюнхене получило массу проблем.

Люди, подобные Штеннесу, напрочь не принимали ни законных методов борьбы за власть, ни альянса с элитными кругами. Каждый шаг Гитлера на этом пути вызывал у них приступы бешенства: национал-социалистическая революция, кровавая месть врагам и предателям реально стали в повестку дня, а фюрер вихляет и лабудит, сговаривается за нашей спиной! А ведь в партийном руководстве есть настоящие национал-социалисты – братья Штрассеры!

Грегор Штрассер в те годы твёрдо держался вторым человеком партии. Он опирался на преданные ему северогерманские парторганизации. В 1929 году штрассеризм обрёл новую структурную опору. Вопреки сопротивлению мюнхенского партруководства, запрещавшего классовую борьбу, было санкционировано создание своеобразных нацистских профсоюзов. Национал-социалистические производственные ячейки (НСБО), возглавленные молодым рабочим организатором Рейнгольдом Муховым, быстро распространялись на предприятиях Германии. В 1932 году численность НСБО превысила 100 тысяч человек. Это было несопоставимо с основными, социал-демократическими профсоюзами, объединявшими почти 5 миллионов, и с профсоюзами католическими, в которых состояло почти 1,2 миллиона. Однако НСБО втрое превышали прокоммунистические профсоюзы. Таким образом, значительно уступая СДПГ во влиянии на рабочий класс, нацисты вполне на равных конкурировали здесь с КПГ.

Около 200 тысяч рабочих, по данным на 1932 год, влились полумиллионную массу Штурмовых отрядов. Актив НСБО спаивался с боевиками СА. Одни требовали экспроприации капитала и власти рабочих, другие рвались в революционные бои против плутократов, евреев, марксистов и коммунистов (существенно, что понятия «марксист» и «коммунист» были не только не синонимами, но зачастую противопоставлялись: марксистской была антикоммунистическая СДПГ, опора Веймарской республики, против который коммунисты боролись с не меньшим остервенением, нежели нацисты). «Мы, пролетарские элементы» – говорил Штеннес. Наиболее радикальный из социалистов НСДАП – Отто Штрассер прямо ставил перед Гитлером вопрос: сохранит ли он после прихода к власти капиталистическую собственность? «Разумеется, я не идиот, чтобы разрушать немецкую промышленность!» – вопил фюрер.

Первый взрыв произошёл в августе 1930 года. Штеннес потребовал от берлинского гауляйтера Геббельса своевременной оплаты штурмовых акций и включения штурмовиков в список кандидатов НСДАП на выборах в рейхстаг. Геббельс решился на конфликт, сняв с партийного офиса охрану СА и заменив командой СС. 30 августа парни Штеннеса раскатали эсэсовцев и разгромили партофис. Насмерть перепуганный Геббельс совершил позорный поступок: вызвал на помощь полицию, возглавляемую в Пруссии социал-демократом Карлом Зеверингом и фактически подчинённую руководству СДПГ.

3 сентября из Мюнхена в Берлин срочно прибыл Гитлер. Обходя шалманы, где по-хозяйски расселись штурмовики, фюрер довольно-таки униженно уговаривал их. Он безоговорочно принял финансовые условия Штеннеса. В знак политической уступки был отстранён от командования СА Пфефер фон Саломон. Формально во главе СА встал сам фюрер, но оперативное командование поручалось Эрнсту Рему, срочно вызванному из Боливии и немедленно явившемуся.

Рем был известен как вернейший паладин Гитлера. У настоящих мужиков, из которых состояла штеннесовская братва, имелись к нему и другие претензии. Назначение Рема было расценено как издевательство. Не ускользнуло от штурмовых фрондеров полное обособление гиммлеровских СС и создание в них особого подразделения – партийной Службы безопасности (СД) с откровенной функцией внутренней слежки и нейтрализации. Руководителем СД Гиммлер назначил списанного с флота за связь с нацистами 26-летнего Рейнхарда Гейдриха, действительно чудовищную личность, получившего впоследствии прозвище Люцифер.

«Оберфюрер Штеннес приведёт СА к победе, – провозглашалось в берлинских листовках. – Мы сражаемся за немецкий народ, за немецких рабочих, против системы, построенной на лжи». Сам Штеннес вступал в открытую полемику с Гитлером, обвиняя его в сговоре с «золочёной сволочью», предательстве социализма и обмане нации (снова напрашиваются российские аналогии – например переписка Ленина с Гавриилом Мясниковым, обвинявшим большевистскую верхушку в измене рабочему делу). В апреле 1931 года штурмовики вновь сцепились с эсэсовцами в редакции одной из нацистских газет. Штеннес призвал партийные массы поддержать его в силовом отстранении «мюнхенских боровов» от руководства НСДАП. В ответ Гитлер распорядился исключить из партии группу командиров северогерманских СА во главе со Штеннесом.

Исключённые штурмовики создали Национал-социалистическое боевое движение. Примерно в то же время из-за идеологических разногласий с фюрером покинул НСДАП Отто Штрассер, основавший Боевой союз революционных национал-социалистов. Социалистические идеи Штрассера-младшего в духе раннего фашизма вполне подходили Штеннесу. 7 июня 1931 года организации Отто Штрассера и Вальтера Штеннеса объединились в Национал-социалистическое боевое содружество. Просуществовало оно недолго, однако 1 сентября Отто Штрассер основал «Чёрный фронт», к которому примыкал Штеннес: Всё это, однако, на фоне реальной нацистской политики было мышиной вознёй. Несмотря на интересную программу, убеждённость и драйв, «революционно-боевым пролетарским фашистам» не удалось оттянуть от Гитлера сколько-нибудь заметную силу. Достаточно сказать, что даже старший брат Отто Штрассера оставался в НСДАП.

После прихода Гитлера к власти Отто Штрассер эмигрировал, и этим спас себе жизнь. Со временем он перебрался в Канаду, мечтал отомстить за брата, сотрудничал со спецслужбами антигитлеровской коалиции. После войны вернулся в Германию, жил в Мюнхене, где в обстановке общей обструкции по-прежнему пытался развивать социал-фашистскую идеологию штрассеризма.

Вальтера Штеннеса арестовали буквально через несколько дней после назначения Гитлера рейхсканцлером. От неминуемой гибели его спасло лишь фронтовое знакомство с Герингом. Тот был «золочёным» нацистским консерватором и ярым врагом «штурмового социализма». Но лично к Штеннесу он относился дружески, как солдат к солдату, и потому помог соскочить. Штеннес поторопился бежать из Германии на край света, где оказался весьма ко двору, возглавив в Китае секьюрити Чан Кайши. В 1940-х он сошёлся с советской разведкой, стараясь хотя бы так отомстить Гитлеру за предательство идеалов истинного национал-социализма. После войны вернулся в Германию, удачно женился, снова ушёл в политику и агитировал в духе всё того же штрассеризма…

Грегор Штрассер оставался в руководстве НСДАП. Фюрер явно опасался разрыва с ним, хотя «гарцбургские союзники» и геноссен типа Геринга настаивали на этом. Но и Штрассер переоценивал свои силы, уверенный, что его авторитет, опора на северные организации и НСБО, популярность в СА достаточны для устойчивого лидерства. 14 июля 1932 года, когда гитлеровский лёт к власти выходил на финишную прямую, Штрассер выступал с программной радиоречью: «Народ требует покончить с демонами капиталистической экономики!» Именно штрассеровская тенденция в немалой степени обеспечила избирательный триумф нацистов 17 дней спустя.

Социал-фашизм в духе Штрассеров и Штеннеса оставались в начале 1930-х последним шансом Германии. Только на этой основе могло сформироваться массовое корпоративно-солидаристское движение, продолжающее лучшие традиции фёлькише. Теоретически шанс был реален. Плебейский драйв низов НСДАП мог противостоять коммунизму, гитлеризму и олигархическому диктату «фонов». Но на практике этого не случилось.