Текст книги "Зверинец у крыльца"

Автор книги: Станислав Старикович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Птичий гений-ворона

У Джонатана Свифта есть строки, имеющие некоторое отношение к вороватому представителю нашей фауны. Писатель рассказывает, как однажды утром главный секретарь по тайным делам великой империи Лилипутии поведал Гулливеру о страшнейших бедствиях, вызванных свирепым указом императора. Указ обязывал разбивать куриные яйца только с острого конца.

Corvus corone

«Этот указ до такой степени озлобил население, что... был причиной шести восстаний, во времена которых один император потерял жизнь, а другой – корону... Насчитывают до одиннадцати тысяч фанатиков, которые пошли на смертную казнь за отказ разбивать яйца с острого конца. Были напечатаны сотни огромных трудов, посвященных этому вопросу. Однако книги тупоконечников уже давно запрещены, и сама партия лишена права занимать государственные должности».

Как в Лилипутии жилось воронам, Свифт умалчивает. А между тем, согласно императорскому указу, их следовало казнить: вороны явно тяготели к опальной партии тупоконечников. Ибо яйца, украденные в курятниках, пернатые фанатики предпочитали и предпочитают разбивать с тупого конца. Чайки и другие грабители, залезши в чужое гнездо, тут же раскалывают яйца, а вороне, возможно, стыдно – содержимое яйца она поглощает вдалеке от места хищения: ворона сперва транспортирует краденое. Карманов у плутовки нет, авоськи и портфели у нее тоже не в почете. А громоздкое куриное яйцо того и гляди вывалится из клюва. Чтобы не оплошать, ворона пробивает дырку у тупого конца (здесь ее сделать проще), в отверстие вставляет верхнюю половинку клюва и, придерживая снизу нижней половинкой клюва хрупкий провиант, удирает из курятника.

В Пермском пединституте решили выяснить, почему куриные, вороньи и прочие яйца не валяются в гнездах как попало, а сложены острыми концами внутрь. Наружу или вверх глядят только тупые концы.

К чему бы это? А вот к чему. Когда птица, прильнув к скорлупе, насиживает кладку, воздух в нижней части гнезда застаивается и содержание углекислоты возрастает в пять—девять раз. Углекислотой, как известно, не надышишься: зародышам нужен кислород. Тут-то и зарыта собака – внутрь яйца кислород легче проникает с тупого конца: здесь больше микроскопических пор и под скорлупой обычно есть воздушный мешок. Именно поэтому в чашеобразном лотке гнезда яйца и глядят тупым концом наружу: так легче глотнуть кислорода.

Чтобы яйца ненароком не перевернулись, центр их тяжести смещен к острому концу. Благодаря этому пернатые могут переворачивать яйца с боку на бок. Да и весь процесс насиживания – какое-то неподвижное слово – на деле полон движения. Вот описание натуралиста: «В бинокль хорошо видно, что в гнезде происходит заметное движение. Птица немного приподнимается и несколько мгновений как бы полустоит, быстро перебирая ногами, отчего вздрагивают крылья и все тело. Эти странные, на первый взгляд, действия птицы способствуют проветриванию гнездового лотка. Оно продолжается от нескольких секунд до полминуты и повторяется так часто, что птица, в сущности, никогда не сидит спокойно на яйцах».

У серой вороны проветривание занимает семнадцать дней – пока не выклюнутся птенцы. (Они еще месяц проведут в гнезде, то и дело разевая клюв). Чтобы не потерять спортивную форму, самка «проветривается» и по-настоящему. Оставив гнездо на попечение папаши, потянется, приведет в порядок перья и совершит моцион – полетает над ближними деревьями или крышами. Так или иначе, но воронье гнездо не остается безнадзорным. Не зря в народе говорят: глупа та птица, которой гнездо свое не мило. А ворона – прямо-таки птичий гений. Но об этом немного погодя.

В Архангельской области в гнездах серой вороны «разевают рты» в среднем по три птенца, в Подмосковье – 4,8, а в благодатном Краснодарском крае – по пять птенцов требуют еды.

В. А. Бахмутов, наблюдавший за вороньими гнездами в низовьях Оби, подметил, что у яиц, отложенных первыми, скорлупа зеленовато-оливковая с четкими крапинками. Потом краски слабеют, и у последних яиц цвет варьирует от бледно-зеленого с едва заметными крапинками до прозрачно-голубого. Такую пестроту, вероятно, можно объяснить тем, что в организме самки к концу кладки уменьшается выделение пигмента. Значит, и, вороны выдыхаются. Любопытная подробность: первым на свет обычно появляется вороненок, самец. Нет ли некоей связи между временем проклевывания, полом птенца и цветом скорлупы?

Вообще с вороньим красильным цехом пора бы разобраться, а не отделываться фразой, мол, «описываемый вид интересен тем, что по окраске оперения распадается на две группы – серую и черную». Черная ворона, как явствует из названия, вся из себя черная, да такая, что отливает металлическим блеском. Но и у серой много темного: голова, горло, крылья, хвост, клюв и ноги. Черная облюбовала восточные районы страны, серая – западные. В казахстанских степях и по Енисею встречаются их гибриды. Впрочем, черные вороны проживают и в Центральной Европе.

Ворона, прямо скажем, – вовсе не лопоухий простофиля. Наоборот, она виртуозна по части краж. Вот, например, как жаловался на свою ручную птицу зоолог Ю. Ромов. Его воспитанница, жившая на свободе, воровала все, что могла унести. За столом она вела себя в высшей степени неприлично – опустошала ложку хозяина и гостя, прежде чем ее успевали донести до рта. Стоило чуть зазеваться, как пропадала и сама ложка. Не помогали ни ругань, ни подзатыльники.

Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно: ворона не только мелкий воришка, но и гангстер, специализирующийся на хищении птичьих детей. Метод разбоя меняется в зависимости от обстоятельств. В Астраханском заповеднике вороны, словно манны небесной, ждут лодку объездчика, который невольно спугивает с гнезд бакланов и цапель. Во время вынужденной отлучки птиц-родителей они и грабят гнездо. Или другой способ: одна ворона дразнит бакланиху, а другая подкарауливает момент, когда та, возмущенная, приподнимает зад, и утаскивает яйцо прямо из-под нее. С птицами послабей и вовсе не церемонятся. Лысухи, например, стали ложиться в гнезде на спину, чтобы ногами отбиваться от бандиток. Однажды две обнаглевшие вороны, схватив клювами утку за крылья, отволокли ее в сторону, чтоб самоотверженная мамаша не помешала им добратьья до яиц.

Сев на присадную палочку (и кто только ее выдумал?) или на мало нависшую крышу скворечника, ворона ждет, когда птенец выглянет в окошко. Схватив его за клюв, она утаскивает несмышленышей одного за другим. Но и это не вершина разбоя: некоторые вороны откупоривают скворечники, словно бутылку пива. На Звенигородской биостанции МГУ взломщица, действуя клювом, как рычагом, за одно утро сбросила крышки с восьми скворечников. Просунув клюв между крышкой и боковой стенкой, она расширяла щель, пока крышка не поддавалась.

Иногда бывают облавы и на зайцев, почему-то оказавшихся днем на поляне. Стая ворон умело перекрывает косому пути к отступлению. Порой вороны перенимают гнусную манеру поморника – терроризируют мелких чаек, схвативших рыбу, до тех пор, пока те не выплюнут серебристое тельце. (Не надо охать – чайки хуже ворон: они губят не только чужих, но и своих птенцов – расклевывают собственные яйца, если они выкатятся из гнезда. Вороны же свое потомство не обижают. Чайки «поднимают руку» и на человека: в 1973 году в Дании одна так клюнула прохожего в глаз, что тот скончался на месте. Вот вам и символ чистоты...)

Вороны же не символ, а всамделишные санитары. Чего только они не едят – очищают железнодорожное полотно от того, что падает из мусорных ящиков и вагонных туалетов, глотают мышей, ящериц и лягушек, семена ели и полевого вьюнка... Осенью 1974 года возле московской станции метро «Университет» ворона, словно заправский хищник, изловила голубя. После трапезы на крыше остались только рожки да ножки: голубиные лапы, клюв и перья. Факт удивительный. Но еще удивительнее вороны добывают личинок майского хруща. В течение месяца птицы, не щадя живота своего, спасали угодья Баргузинского заповедника от вредителей. Они не рыли землю наугад, а вонзали клюв точно туда, где на глубине 5—10 сантиметров личинки майского жука терзали корни растений. По подсчетам сотрудников заповедника, вороны съели 173 000 зловредных личинок общим весом 138 килограммов.

Как птицы узнали, что под землей «скребется» еда?

Но и сами вороны попадают в чьи-то животы. (Были времена, когда ими не брезговали и люди, – в старинных книгах о вороньем мясе весьма благожелательные отзывы.) Особенно воронам досаждает филин – он убивает их ночью во время сна. Долг платежом красен: если днем стая ворон обнаружит убежище врага, они не успокоятся, пока не прикончат его. Особый крик соберет на помощь всю округу. Ну как тут не вспомнить девиз героев Дюма: один за всех и все за одного!

На испуг ворон не очень-то возьмешь, но и в осторожности им не откажешь: по сигналу тревоги стая тает, как дым. Однажды киргизский орнитолог Э. Шукуров собрался записать на магнитофон крик пойманной вороны. Не тут-то было. Узница молча переносила щелчки, щипки, грохот бросаемых на пол вещей. Казалось, никакая пытка не заставит ее раскрыть рот. Но победа все-таки была одержана – ворону случайно поднесли к зеркалу, и она завопила что есть мочи. Наверное, узница приняла свое изображение за подругу, которую следовало предупредить о грозящих неприятностях. Потом Шукуров бродил с магнитофоном по городу Фрунзе, разгоняя тысячные стаи. Вскоре птицы, едва завидев высокого человека в сером плаще, стали сниматься с места. Остальные же люди не действовали на вороньи нервы. В лаборатории орнитологии МГУ ворона напевала брачную песню, агрессивно каркала и кричала об опасности, когда в строго определенные точки ее мозга – посылали электрические импульсы. Магнитофон засвидетельствовал, что все ее разговоры укладываются в диапазон от 0,5 до 4,0 кгц.

Благодаря хорошо поставленной сигнализации воронья стая ничего не проворонит. И вот что примечательно: в разных странах у этих птиц свои диалекты – они не сразу понимают друг друга.

Разговоры разговорами, а проворонить ворона все-таки может. Например, ее надувает хохлатая кукушка, обитающая в Западной Европе. Кукушечье яйцо (12 граммов) мельче вороньего (17 граммов), но гениальная ворона на такую мелочь не обращает внимания. Забывает она и о том, что умеет считать: нередко хохлатая кукушка умудряется подкинуть в ее гнездо два яйца. А хозяева этого не замечают. В чем дело?

В быстро меняющемся мире и птицы предприимчивы. В ноябре 1971 года черные вороны пожаловали в Смоленск! Сибирячкам тут понравилось, и с тех пор в старорусском городе зимует довольно большой их отряд. Из города они исчезают в начале апреля. А вот серых ленинградских ворон в Смоленск и калачом не заманишь – скорее всего, они зимой веселятся на Монмартре, заглядывают в окна Лувра, дежурят возле французских кабаре. Московские вороны тоже не все домоседки – на зиму многие отбывают в загранкомандировку, в Данию. Кое-какие московские вороны остаются зимовать на родине. Но в горланящих тысячных стаях, летящих по утрам на городские окраины, коренных москвичек меньше, чем пришельцев с Севера.

Вороны озабоченно шныряют по помойкам, балконам и подоконникам – нет ли наживы? Как-то проголодавшаяся ворона стянула початый пакет со сливками. Сливок в нем, видимо, оставалось достаточно – похитительница еле держалась в воздухе, тяжело махая крыльями над мостовой. Вынырнувший из-за угла автомобиль заставил птицу сделать крутой вираж. Пакет выскользнул из клюва, и ворона, усевшись неподалеку, грустно смотрела на белое пятно, застывшее на асфальте. Каждое ее перышко выражало огорчение. И еще одна, совсем уж невероятная зимняя история: вороны разогревали обед – заледеневшие картофельные очистки, корки хлеба и другую снедь – на трубе котельной. Помните у Пушкина:

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,

На дровнях обновляет путь,

Его лошадка, снег почуя,

Плетется рысью как-нибудь...

И хотя ворона зимой непременно присоседится к человеку, ей «как-нибудь» нельзя – крылышки протянешь.

У лошади есть стойло и кормушка.

А ворона большую часть года, большую часть жизни существо бездомное. Знаменитый орнитолог Оскар Хейнрот предупреждал: когда вы читаете, будто в непогоду птицы прячутся в гнездо, знайте, это грубейшая ошибка – после того как они вывели птенцов, у них нет никакого дома.

Дома нет, а привязанности есть. Несмотря на то что главные пищеблоки ворон – городские свалки – вместе с ростом Москвы переместились на десятки километров, птицы все же летят ночевать в центр, например на площадь Ногина или Воронцово поле. Здесь они дрожали от холода еще во времена царя Алексея Михайловича. Создания Исторического музея и из Александровского сада, примыкающих к Кремлю, недавно вороны исчезли. С точки зрения ворон и галок, кое-какие многоэтажные здания на окраинах ныне тоже подходят для ночлега, но все-таки они искренне привязаны к старым паркам и кладбищам, к домам с так называемыми архитектурными излишествами.

В последние годы несколько птиц зимо0али В тихом месте возле избушки лесника на реке Чуне (Кольский полуостров). Около тысячи каркающих особ зимуют под Мурманском рядом с зверосовхозом. А вот английские вороны сплошь консервативны: кольцевание показало, что они не перемещаются далее 115 километров. Да в этом и нет нужды – настоящей зимы в Англии днем с огнем не сыщешь. К зиме теплоизолирующие свойства вороньего оперения улучшаются, но, чтобы не промерзнуть, птице приходится повышать уровень обмена веществ – попросту говоря, есть побольше. Это подтвердили эксперименты: у птицы, весящей 540 граммов (вороны весят от 460 до 690 граммов), летом стандартный метаболизм был 68,5 ккал., а зимой – 79 ккал. в сутки.

Всемерно заботясь о хлебе насущном, вороны находят время для развлечений даже зимой, когда над склонами, южной экспозиции поднимаются восходящие кольцевые воздушные вихри. Птицы обнаруживают их в ветер и штиль, в мороз и при слабом снегопаде. С распростертыми крыльями, словно танцуя, вороны на одном или двух витках набирают высоту 60—80 метров, не позволяя, однако, унести себя в облако. Сотни птиц катаются на воздушном потоке пока он не иссякнет или пока стаю не разгонит приближающийся самолет.

Перед сном вороны тоже любят покружиться в воздухе. Накувыркавшись и накаркавшись, стая тихо, почти незаметно занимает свою всегдашнюю ночную позицию. Причем место ночлега сперва обследуют высланные вперед разведчики – нет ли подвоха? Отходя ко сну, птицы особыми мышцами, идущими к очину (погруженному в кожу концу пера), взъерошивают платье, поднимают перья дыбом, чтоб было теплее. Под этими настоящими, или, как говорят специалисты, контурными, перьями прячутся тонюсенькие нитевидные перышки. В прошлом веке думали, что это жалкие остатки некогда шикарного оперения. В тридцатых годах нашего века утвердилось мнение, будто нитевидные перья вовсе не остатки, а добавочная теплоизоляция. Но много ли могут дать чахлые перышки, разбросанные там и сям? Прошло еще двадцать лет, и орнитологи, наконец, посмотрели в корень: ниточки всегда растут близко-близко от контурного пера. Не помогают ли они содержать платье в порядке? Не передают ли в сумку, из которой торчит контурное перо, раздражение, если перо смято строптивым соседом или вывернуто порывом ветра? Да, передают.

Но у нитевидных перьев есть работа и посерьезнее. Это выяснилось после исследования их у птиц 25 видов, в том числе и ворон, предпринятого Т. Л. Бородулиной. Она установила, что у вороны нитки растут на крыльях, бедрах, шее и груди. На шее каждое перо как бы обнимают две ниточки длиною в четверть главного пера; на груди нежные ниточки даже чуть длиннее, чем на шее, и тоже льнут к крепким перьям. Ситуация почти как в песне, где тонкая рябина хочет прислониться к могучему дубу.

Вороне далеко не все равно, что творится с перьями. И рассказывают ей об этом переплетения нервов – чувствительные тельца Хербста, обосновавшиеся в коже. Но правильнее выразиться так: тельца Хербста передают в центральную нервную систему сведения о положении перьев и давлении на них воздушных потоков. Сами тельца получают сигналы от нитчатых перьев – те, словно рябины, гнутся и перекручиваются вместе с дубами – крепкими перьями и крыльев, и хвоста. (Кстати, на вороньей спине и брюхе телец Хербста нет.)

А что будет, если ворону ощипать? Ничего особенного, конечно, не произойдет – походит голой, а потом оденется. (Правда, голая ворона может простудиться.) О том, как именно переодеваются вороны, пожалуй, лучше всех знает А. А. Войткевич – автор объемистого труда «Перо птицы». Линька – сложная штука. Сигналы к «переодеванию» идут и от нервной системы, и от гипофиза, и от желез внутренней секреции. Но главное – гормональный приказ: чтобы ворона поменяла платье, достаточно впрыснуть либо прогестерон, либо тиреоидин – препарат щитовидной железы.

Принято думать, будто сперва вываливается старое перо и лишь потом начинает расти новое. Дело же обстоит наоборот: пенек нового выталкивает старое с такой силой, что не помогают даже зажимы которыми пробовали удержать поизносившиеся перья.

Войткевич много манипулировал со щитовидной железой и ее препаратами. Оказалось, что введение гормонов не только поторапливает линьку, но еще и влияет на цвет перьев: от больших доз птица блекнет, а при малых окрашивается ярче. Но все же и с помощью гормонов ворона не может разодеться как попугай.

Вороне досталось в сказках и баснях: и нахальная она, и воровка, и воображала – большей частью все правильно. Но иные упреки она терпит зря. Вот строфа из басни И. А. Крылова:

Утыкавши себе павлиньим перьем хвост,

Ворона с павами пошла гулять спесиво...

Ворона важно раскачивается при ходьбе не от самодовольства. Ходить иначе она не может – ее пальцы сближены, а не растопырены, как у многих птиц.

Зато в другой басне Крылов наделил ворону мыслительными способностями, что до сих под вызывает превеликое сомнение орнитологов.

На ель ворона взгромоздясь,

Позавтракать было совсем уж собралась.

Да позадумалась...

А думать-то вроде и нечем: кора головного мозга у птиц неразвита. Поэтому и считали, будто у них дальше инстинкта дело пойти не может. «Однако такое предубеждение возникло в результате того, что данным анатомии придается слишком большое значение и слишком мало внимания уделяется поведению. Впрочем, существует совершенно противоположная тенденция: как считают теперь, птицы по сложности поведения уступают только некоторым млекопитающим» (Р. Шовен «Поведение животных»).

Поведение пернатых нам понять проще, чем сверчка или крокодила: наш сенсорный аппарат сходен с птичьим. И мы, и птицы львиную долю информации об окружающем мире получаем с помощью зрения, а другие животные руководствуются главным образом обонянием, осязанием или слухом.

И все-таки вороньи уловки поставят в тупик любого из нас. Например, некая особа устраивала танцы на шариках нафталина, разбросанных по саду. Знаменитый западногерманский зоолог Б. Гржимек писал про ручных ворон, научившихся зажигать спички. Горящую спичку они подносили под крылья и нежились в дыму и пламени. Перья во время процедуры почти не опалялись. Что это? Санитарно-гигиеническое мероприятие или какая-то наркомания?

Вороны не забывают и про другие силы природы, например гравитацию. Если не удается раздолбить клювом крепкую ракушку, они взмывают в небо и бросают раковину на камни или на шоссе. Как-то вороны в качестве щипцов для колки орехов использовали ташкентский аэродром. По утрам, когда в аэропорту относительное затишье, воронья стая бомбила бетонную полосу грецкими орехами, стянутыми в соседних садах! Вороны неплохо разбираются в механических свойствах грунта – отличают мягкий ил и песок от бетона и асфальта.

А вот чайки не могут сообразить, что ракушку об песок не расшибешь. Этолог Н. Тинберген однажды терпеливо считал: чайка 39 раз подряд бросала одну и ту же ракушку на едва покрытую водой отмель. Ну не бестолочь ли? Сколько труда, и все зря.

А что вы скажете о вороньих бухгалтерских способностях? Они лихо считают в уме до пяти. На ворон устраивали облаву (они безошибочно распознают ружья и ни за что не подпускают к себе на расстояние выстрела). Если в укрытие входило пять человек, стая не возвращалась, пока все охотники не теряли терпение и не отправлялись восвояси. Если же в укрытие залезало, скажем, девять человек, а выходило из него шесть или семь, вороны-наблюдатели сбивались со счета и, решив, что все в порядке, давали сигналы к возвращению. Тут-то и спускались курки.

В век электронных счетных машин птицы тоже развивают вычислительные способности. Американские исследователи Л. Стоттнер и К. Метайниел рассказали об эксперименте с вороной, которая считала до семи. Ей было все равно что суммировать – треугольники, разные пятна или нарисованных носорогов.

Чем же ворона считает? Академик Я. С. Бериташвили в книге «Память позвоночных животных» писал, что при выработке условных рефлексов (заученных реакций) в нервной системе животных быстро растет активность фермента холинэстеразы. Конечно же, ворона думает не ферментами. Ими много не надумаешь. Нервов тоже маловато. Чтобы хоть чуть-чуть соображать, нужно серое вещество, извилины. Некий эквивалент этому у ворон есть. Вот вывод Бериташвили: «У птиц корковая пластинка вместе с гинерстриатумом исполняет функции неокортекса млекопитающих». Это не умозрительное заключение, а факт, добытый экспериментально. (Неокортекс, он же кора и «извилины». Что такое корковая пластинка тоже понятно – не кора, а всего лишь пластиночка. Думать помогает гиперстриатум – полосатое тело птичьего мозга.)

В заглавии ворона провозглашена пернатым гением. Справедливости ради следует сказать, что претендентов на гениальность среди птиц несколько. Один из них – ворон, собрат вороны. Про него написано столько любопытного, что диву даешься. Птенцы ворона и вороны в обществе человека быстро становятся ручными и совершенствуют свой интеллект. Они легко выучиваются забавным штукам, например снимать шляпу с вошедшего гостя или поправлять прическу хозяйки дома. Им ничего не стоит привыкнуть улетать из комнаты и возвращаться на ночлег. Однако ворон способен убить курицу, ворона – цыпленка. Некоторых воронов распирает от патологической страсти – норовят больно клюнуть человека в босую ногу. С собаками, лошадьми и коровами они порой заключают дружеский союз и оказывают им всяческие услуги, начиная от поиска блох и кончая самоотверженной защитой.

Врановые птицы могут быть и почтальонами. Но, увы, ценных отправлений, в особенности блестящей монеты, им доверять нельзя – прикарманят.

Гнезда строят по весне. Для этого благого дела вороны готовы стянуть все, что плохо лежит. В Бомбее воронья пара как-то соорудила гнездо ценой в 30 фунтов стерлингов – из позолоченных оправ очков, утащенных через окно мастерской. И наши вороны «лицом в грязь не ударили» – ныне в каждом втором гнезде применены современные материалы: от медной проволоки до пластиков и стекловаты.

Иногда вороны не подбирают прутики с земли, а в поте лица обламывают деревья. Дело это хлопотливое: подлетев, надо ухватить клювом конец ветки и отломать ее на лету или сидя на ней. Подумать только – рубят сук, на котором сидят...

И среди ворон есть лентяи: они подновляют старое жилье чем придется. Причем ремонтом часто занимается одна самка. Ну а там, где муж не боится ударить пальцем о палец, работа кипит около десяти дней. Если вдруг супруги одновременно прибудут к гнезду со стройматериалами, один кротко ждет, пока другой пристраивает веточку по-своему вкусу. Так, без рук, без топоренка строится избенка.

И надо же – свадьбу играют не в новом с иголочки гнезде или в отремонтированном старом, а в чистом поле или на городской окраине.

Гулянье начинается в солнечный февральский день на нетронутой глади снега или на макушке дерева. Сперва птицы возбужденно топчутся, однако не галдят, а переговариваются мягко и приглушенно. Наконец, ворона, чью душу переполняет восторг, начинает кланяться. Поклоны сопровождаются торжественным щелканьем. Другая ворона, для которой такое щелканье милее звука кастаньет, тоже начинает бить поклоны. Это и означает уговор, который дороже всех денег. (Распознать пол трудновато – специалист об этом может судить, например, по величине клюва – у самцов он на полсантиметра длиннее, нежели у самок.)

Наверное, вы еще в школьные годы запомнили картину Саврасова «Грачи прилетели». Раз уж они прилетели, и в самом деле весна, утро года, праздник жизни. Но вороны опережают грачей, празднуют весну в феврале, когда погожим днем начинает пригревать солнышко. Эти первые дуновения весны настраивают их на лирический лад. И они поют первую весеннюю песню. Одним кажется, будто ворона нежно булькает, будто кто-то деревянной палочкой негромко стучит по жестянке с водой. Другие уверяют, что песня похожа на тихий смех младенца. Эта опонья песня, воронья свадьба (какая же свадьба без песни?) и есть первые знаки того, что скоро побегут ручьи...

Вот ворона на крыше покатой

Так с зимы и осталась лохматой...

А уж в воздухе – вешние звоны,

Даже дух занялся у вороны...

И уж так-то ворона довольна,

Что весна, и дышать ей привольно!..

А. Блок.

Кстати, весной привольно дышится и воронам-альбиносам: к ним самцы проявляют самые нежные чувства. Стало быть, белой вороне живется не так уж и плохо.