Текст книги "Зверинец у крыльца"

Автор книги: Станислав Старикович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Это не новость – еще в прошлом веке была защищена докторская диссертация о сильнейшем мочегонном действии черных тараканов. К сожалению, какие именно вещества из тела усатого лекарства целебны, неизвестно и по сей день.

Надо бы исследовать и действенность других народных снадобий. Все их не перечислить. Но вот некоторые. Пишут, что в России порошок из тараканов шел в дело при лечении плеврита. На Ямайке настойку из тараканов употребляли как глистогонное средство, добавляя в нее сахар, чтобы дети не выплевывали снадобье. В Юго-Восточной Азии было в ходу тараканье лекарство для срастания костей. В других краях, чтобы раны быстрее заживали, бинты замачивали в прокипяченной тараканьей вытяжке.

А если и на самом деле тараканы способны на такие добрые дела? Не оправдывается ли хотя бы частично полуироничная поговорка: друг ты мой сердечный, таракан запечный?

Правда, на Руси этими словами выпроваживали надоедливого гостя.

Где валялся конь, клок

шерсти останется.

Восточная мудрость

Если бы это изречение было верным в прямом смысле слова, земная суша была бы завалена конским волосом, овечьей шерстью, шкурами медведей и перьями птиц. Траве негде было бы пробиться сквозь отслужившую одежду животных. Природа не допустила такого ужаса – от волос и перьев планету очищают бабочки, вернее, их гусеницы.

Иными словами, у моли дел было по горло и в те времена, когда на Земле еще не строили дома, не ткали ковры и не вязали свитера: невзрачные создания возвращали в биологический круговорот трудноразложимые вещества, из которых состоят рога и копыта, шкуры и перья. И если бы Остап Бендер, добрая душа, знал, скольких насекомых он оставил без обеда, его, может, и не увлекла бы скупка рогов и копыт.

Рога и шерсть сделаны из на редкость прочных кератинов. Это весьма странные белки. Необычны они потому, что их длинные полимерные молекулы скреплены мостиками из атомов серы. Такой мостик не могут разрушить кислые желудочные соки животных, здесь нужно щелочное пищеварение. Как раз таким пищеварением и обладают гусеницы моли и жучки-кератофаги. На этом фоне неожиданными выглядят сообщения, что моль принялась и за нейлоновые шубы.

Горькие пьяницы-тараканы ради глотка пива лезут в бутылку. Моль же существо целомудренное, на дно бутылки не заглядывает и неукоснительно придерживается сухого закона. За всю жизнь она ничего, никогда и нигде не пьет. Однако ничто живое без воды обойтись не может, даже моль: активная жизнь любого организма возможна, лишь когда воды в теле больше, чем всех иных веществ. Гусеницы восковой моли, обитающие в ульях, добывают воду химическим путем при окислении воска. Наших ближайших соседок – платяную, комнатную, мебельную моль тоже не мучает жажда. Воду они делают внутри себя из совершенно сухой шерсти.

Кто не гонялся за порхающей молью, стараясь ее прихлопнуть! Даже зная, что это бесполезно, все равно не выдерживаешь и следишь за неровным полетом комнатного вредителя. Если бабочка упорхнула – не отчаивайтесь. Вреда она не причинит. Она уже сделала все, что могла. Во-первых, крылатая моль по весьма уважительной причине не только не пьет, но и не ест – у нее вовсе нет рта. Она быстро умирает истощенной: иссохшее тельце весит в несколько раз меньше, чем поначалу. Во-вторых, страсть к полету обуревает самцов (их обычно в два раза больше, чем самок). Самки же ленивы потому, что их фюзеляж заполнен яйцами и на такую же, как у самцов, поверхность крыльев приходится удвоенная нагрузка. Выходит, что раздавив жирненькую ползущую моль, вы тем самым прикончите сто будущих молей, а прихлопнув летуна, который уже побывал на свиданье с грузной супругой, не убьете ничего: самец вскорости сам околеет с голоду. Какая нелепость – ел, ел, а умер от голода.

С нашей точки зрения, моль питается несъедобными и невкусными продуктами. Впрочем, близкие родственники молей, порхающих в комнате, живут не только в копытах буйволов, но и в кустах роз, и внутри яблок. Рыжеватый червь, гложущий плод, не что иное, как гусеница моли – только не тех видов, что живет в комнате. Поэтому небесполезно знать, что на отороченных нежной бахромой крыльях платяной и мебельной моли нет пятнышек, золотистые же крылья «шубной моли украшают три-четыре коричневые точки. И вот что удивительно: она Разбойничает только с мая по сентябрь, то есть пока шуба лежит в сундуке. Голодную зимнюю пору эта Моль проводит на потолке или карнизе... Хитрая гусеница спит, когда шубой пользуется человек.

Едва вылупившись на свет и немного закусив, гусеницы платяной и прочих молей строят индивидуальный домик – трубочку. Жилье сооружается 1 быстро твердеющей шелковой нити. (Вот чудо: Из Шерсти – шелк.) Шелковая ниточка тянется изо рта, снабженного специальными прядильными железами. Снаружи шелковый домик умело маскируется шерстинками, выкусываемыми гусеницей из шубу или пиджака, на котором она поселилась. Соорудив жилье, моль принимается за уничтожение шерсти. За девяносто дней своей жизни гусеница тяжелеет в 400 раз! Далеко отлучаться от дома она побаивается и, когда вокруг все съедено, просто удлиняет трубочку. Если же ткань гусенице не по нутру, она, скрепя сердце, перебирается в более благодатное место. Странствует осторожно, не быстрее сорока сантиметров в час. Чтобы спуститься или забраться повыше, гусеница прикрепляет шелковую нить то справа, то слева и перекрещивает ее. Получается довольно сносная лестница.

Даже в самом вкусном шерстяном костюме моль набрасывается лишь на места, где есть приправа, где запачкано. Это объясняют тем, что гусеницам нужен витамин В. Поэтому они и рыскают в поисках пятен, оставленных пищей. Вероятно, костюм, побывавший в химчистке, с точки зрения насекомого – еда не первосортная.

А можно ли сделать шерсть вообще несъедобной? Можно, только это дорого и хлопотно. Химически разрушив в кератине серные мостики, их надо заменить другими химическими мостиками. Такая шерсть не меняет свойств, выглядит такой же красивой. Есть и краска, начисто отбивающая у моли аппетит, – марциус желтый. Плохо лишь то, что краска эта блеклая, невыразительная. Да и не захотят поголовно все ходить в желтых свитерах, желтых варежках и желтых костюмах.

Моль – неженка. Она не терпит ни жары, ни холода, ни света. И шубе или костюму, пока их носят, моль не угрожает. Но не оденешь же шубу в июле. Летом зимние доспехи лежат или висят в укромном уголке, пересыпанные нафталином. А моли-то как раз и нужно укромное местечко. Нафталин же страшен лишь, если его пары не рассеиваются. То есть, одежда, загерметизированная хотя бы в полиэтиленовом пакете, моли не по зубам. Уцелеет ткань и без нафталина, если ее обернуть газетами, но так, чтобы щелей не осталось – проесть бумагу моль не в состоянии.

В старину в сундуки клали высушенные хвосты рыхухоли – моль боится мускусного запаха, выделяемого железой, расположенной с нижней стороны выхухолевого хвоста. Ныне раздобыть такой хвост – все равно, что достать звезду с неба. И поэтому пользуются более доступными средствами. Кое-кто считает, что махорка, листья эвкалипта или корни даванды дадут сто очков вперед нафталину и такому отличному препарату, как «Антимоль». Неверно это. «Антимоль» сильнее махорки, сильнее нафталина, однако принцип ее действия тот же: успех придет лишь при достаточной концентрации испаряющегося химиката. Поэтому «Антимоль» смертельна для моли там, где нет движения воздуха. Есть надежда, что «Антимоль» и нафталин уступят свое место вирусам: появилось сообщение, что английскими специалистами выделены вирусы, смертельные для моли.

Но не случится ли так, что, избавившись от одной беды, мы накличем большую? Свято место пусто не бывает: не придут ли в комнаты более выносливые, более прожорливые последователи моли? Лишь в одном из недавних выпусков «Энтомологического обозрения» было дано описание четырех новых видов моли. По одному виду нашли в Италии и Марокко, а два – в лесах западного Закавказья. Одну из отечественных новинок, обитающую в лесах Аджарии, обнаружили возле колонии летучих мышей, другую поймали на поляне – она прилетела на свет кварцевой лампы. Рядом в старинной деревянной церкви было множество воробьиных гнезд, где моль, вероятно, закусывала перьями. В 1970 году в Туркмении из-под коры отмершей айвы достали гусеницу редкостной моли, которая ни шерсти, ни перьев не ест. Ее меню состоит из грибов-трутовиков и лишайника. Вот бы платяной моли взять пример с родственника-вегетарианца!

Ничего, что дом сгорел,

зато клопы подохли.

Корейская пословица

Увы, клопы могут объявиться и в новом доме: не раз видели, как кровопийцы ползут по наружным стенам или проводам. Был бы дом, а клопы найдутся – голодные паразиты пробегают около метра минуту.

Если измученный клопами человек, чтобы выспаться, ставит ножки кровати в тазы с водой, все равно шестиногие пираты заберутся в постель. Нe говорит ли такой трюк о гениальности мучителей. Нет, не говорит. Вот как клопиную акробатику объяснил профессор Н. Н. Плавильщиков. «Клопы ползут на запах добычи, их движение направлено в сторону усиливающегося запаха. Для клопов, ютившихся по стенам у самого потолка, запах будет усиливаться по мере приближения к стоящей внизу кровати. Над кроватью запах наиболее силен, а клоп задерживается именно здесь, его удерживает запах. Разыскивая добычу, ползая туда и сюда по потолку над кроватью, клоп в конце концов срывается с потолка и падает».

Видят клопы из рук вон плохо. Впрочем, у других ночных разбойников – тараканов недавно обнаружили инфракрасное зрение. Не проверить ли и клопиные глаза на чувствительность, к тепловым инфракрасным лучам? А вдруг, высовывая нос из-под обоев, насекомые ощущают тепло, излучаемое нашим телом, то есть воспринимают не только запах, но и тепло «обеда»?

Эту запутанную ситуацию прояснила обстоятельная статья Н. А. Левина, опубликованная в 1977 году в «Журнале общей биологии». Людям, не знакомым со специальной литературой, название статьи покажется тяжеловесным: «Ольфакторные реакции постельного клопа на запаховые ориентиры и их зависимость от некоторых факторов среды».

Вот вкратце то, о чем говорилось в этой статье. Хотя клопы чувствуют разницу в температуре в два градуса, это не служит основным способом поиска еды. При понижении температуры воздуха они быстро теряют аппетит и желание двигаться. Зато на перепады атмосферного давления не обращают внимания. Иное дело свет. Днем, как все знают, кровососы предпочитают прятаться. Но и кромешная тьма им тоже не по нутру. С их точки зрения, лучше всего свет небольшой яркости.

Но это, как говорят, присказка, сказка – впереди. Не удивительно ли, что человека насекомые чуют за тридцать метров! Были случаи, когда клопы появлялись на месте скопления людей, преодолев за десять дней стометровое расстояние. На чистую, рымытую мылом человеческую кожу они смотрят равнодушно. Грязный, редко моющийся человек тожe их мало привлекает. Самый аппетитный запах – это свежий пот на чистом теле. А вот приблизительная шкала клопиного вкуса. На первом месте царь природы – человек; потом идут: собака, гусь, кошка, курица, мышь, лошадь. А в арьергарде – корова. Но эта иерархия зыбка и построена лишь на тех животных, которые побывали в эксперименте, где на них реагировали клопы, «калиброванные по размеру, возрасту и сроку последнего кормления».

Укол клопа практически неощутим: сечения разреза в 500 раз меньше ранки, оставляемой самым миниатюрным медицинским шприцем. Раздражение вызывает слюна. Клоп, как и комариха, вливает ее нам под кожу для того, чтобы кровь не свернулась и не засорила тонюсенький хоботок, в который превращена его нижняя губа. Через десять минут, накачав нашей кровью свое брюхо, насекомое убирается восвояси. У одних людей место укуса зудит несколько дней, у других – лишь минуту. Бывает и так, что на месте укуса появляется волдырь. Дело тут в чувствительности кожи.

Говорят, привычка свыше нам дана. Так и с клопами – свои кусают не так больно, как чужие: человек особенно болезненно реагирует на укусы клопов, которые обитают в гостиницах или в том доме, где он остановился переночевать. В чем тут дело, не очень-то понятно. Может, у разных колоний клопов неодинаков химический состав слюны?

Клоп – существо живучее. Недаром Маяковский пьесу про мерзостное, живучее мещанство назвал противным словом «Клоп». И хотя в голове мещанина Присыпкина мозгов была самая малость, его пришлось замораживать, чтобы он дотянул до светлого будущего. Всамделишный клоп здесь вне конкуренции. Подумать только: обезглавленный (сравните с безголовым тараканом), он способен достичь более почтенного возраста, чем его ровесники, у которых голова на месте. Безголовый экземпляр не линяет и поэтому не взрослеет. Если же ему влить гормоны от нормальной особи, инвалид перелиняет.

Вообще клопы пять раз сбрасывают хитиновый покров. И всякий раз перед обновлением им нужно наглотаться крови. Если раздобыть этот эликсир Не удалось, развитие приостанавливается. Недоразвитый кровосос ждать может долго – полтора года. А повзрослев, еще 14 месяцев будет забираться к нам под одеяло.

Клопиная самка кладет до 12 яиц в день. При комнатной температуре через две-три недели из них вылупятся крохотные личинки, весьма схожие с матерыми родителями. У личинок будет 250 братьев и сестер: столько яиц откладывает самка на протяжении жизни. В особо благоприятных экспериментальных условиях от клопихи удалось получить огромный приплод – яйцо.

Новорожденные тунеядцы снабжены необходимейшей принадлежностью – симбиотическими бактерями. Они размещены в специальных органах на спинке. И таскает их клоп на спине не бесплатно – бактерии наделяют его витаминами.

Документально подтверждено, что клопы кусали еще древних римлян и греков. В Лондоне они появились якобы только в 1680 году вместе с постельнымы принадлежностями гугенотов, бежавших из Франции. Этому противоречит факт, в свое время привлекший внимание: в 1503 году несколько благородных английских дам приняли за чуму волдыри, оставленные клопами. В Америку клопы вроде бы приехали на каравеллах испанских завоевателей в XVI веке. А в Средней Азии постельный клоп будто бы обосновался всего сто лет назад. Но как тогда объяснить находку этих паразитов в труднодоступной пещере в горах Туркмении? Здесь в кромешной тьме они, возможно, веками пили кровь летучих мышей.

Увы, постельный клоп стал космополитом. Можно сказать, что он и «всеяден»: если ему не удалось забраться в дом, прокормится в норах грызунов, в гнездах голубей, трясогузок, ласточек. Любит он и домашних кур.

Понятно, что на тараканах, моли и клопах комнатная нечисть не кончается. А муха? Но про нее я уже писал в другом месте. Кроме того, ей посвящены прекрасные публикации Ю. Медведева, рассказавшего о том, что обычная муха выглядит величественной силой, способной превратить отбросы в превосходный белковый корм. А блохи? А...

Но не хватит ли о неприятном? Давайте лучше закончим разговор маленькой картинкой из жизни более благопристойного комнатного обитателя – сверчка.

На Руси сверчка прозвали запечным соловьем. (Ирония правомерна: очень уж монотонна его нескончаемая песня.) Но можно ли считать песней звуки, не идущие от души, а порожденные трением жестких надкрылий? Наверное, можно. Во. всяком случае, сверчихи принимают монотонное стрекотание за жизнерадостную свадебную песню и направляются к кавалеру.

У сверчков все необычно: поют они надкрыльями, слушают ногами. На голени передней ноги можно разглядеть беловатое пятнышко – отверстие тимпанального органа. Этими мудреными словами и названо ухо.

Впрочем, самки не всегда торопятся к шумливому кавалеру. Ибо стрекотанье стрекотанью – рознь. Громкая (на 10—20 децибел, громче, чем обычно) и короткая трель – это не что иное, как ругань. В теплую погоду сверчки стрекочут быстро и на высоких тонах, в холода медленнее, и, кроме того, в руладах появляется треск. Выведена даже формула, позволяющая по стрекотанью узнать температуру воздуха. Для домового сверчка эта формула имеет такой вид: Т = 50+(4 – Ч40), где Т – температура по Фаренгейту. Ч – число стрекотаний в минуту. Если нет под рукой градусника – воспользуйтесь сверчком.

И хотя домовой сверчок весьма близкий родственник кузнечиков, которых кругом множество, этот вегетарианец вне поселений человека обитает лишь в пустынях.

Что общего, говоря на языке специалистов, между экологическими нишами кухни и пустыни?

Притча об алой букашке

Алую половинку горошины, ползающую на шести черных лапках, повсюду величают ласково. У нас ее зовут божьей коровкой или солнышком, в Западной Европе – божьей овечкой, солнечным теленочком, солнечным жучком. В Америке кое-кто уверен, что, ежели даже ненароком убьешь божью коровку, будет неприятность.

Соссinella septempunctata

«Божья коровка, улети на небо» – эту незатейливую песенку дети напевают, когда алая букашка семенит по ребячьей ладошке. Наконец, она дает уговорить себя – поднимает лакированные надкрылья, выпускает тонкие прозрачные крылышки и отправляется по делам.

Осенью коровки улетают совсем, но не на небо, а прячутся на опушке леса или в предгорьях под большими камнями. Бывает, что толпа их зимует у всех на виду – на стволе дерева или на обычном столбе. Эту компанию поливает дождь, засыпает снег. Чтоб на морозе не превратиться в ледышку, букашки еще осенью сохнут, теряют воду и заботятся об антифризе – вырабатывают глицерин и сахар; в тельцах падает активность ферментов – зимой надо экономить на обмене веществ.

Коровки—непоседы. Иначе и не скажешь. Даже те, которых зимой с хозяйственными целями держат в холодильнике и выпускают в поле, когда урожаю начинают вредить тли, часто не остаются на месте, хотя корма вдоволь, а отлетают на несколько километров. Что за охота к перемене мест? Предполагают, будто самые отчаянные сорвиголовы из европейских божьих коровок могут собраться гурьбой и отправиться на зимовку аж в Африку. Не хотят ли букашки потягаться силами с властелинами неба – птицами?

Мы привыкли думать, будто божьи коровки – это только жуки, панцирь которых красный или желтый, а спина украшена семью или пятью точками. Ничего подобного – энтомологи по праву считают коровками и тех, на чьих спинах стоят запятые, тире и даже буква «М». Есть и такие, у которых спины покрыты затейливым орнаментом. К тому же божьи коровки носят не только красный или желтый костюмы, имеются среди них и приверженцы черного платья. Однако и оно пестрит пятнами. (Кстати, 28-точечная особа – вегетарианец и вредитель: ест картошку, клевер и свеклу.)

Лет пять назад английские энтомологи обнаружили, что яркие двуточечные божьи коровки, обитающие там, где в воздухе полно промышленной гари, темнеют. Подумали было, что они просто перепачкались или стали перекрашивать себя под цвет копоти, дабы стать незаметнее. (Так по крайней мере поступают бабочки.) Но все оказалось и сложнее, и интереснее. У темных божьих коровок, вынужденных жить в задымленной и загрязненной местности, немалое преимущество перед цветными собратьями. Смысл «темнокожести» в том, что загрязненный воздух зачастую задерживает две трети солнечных лучей. Так вот, темные божьи коровки быстрее нагреваются под скудными солнечными лучами и поэтому быстрее своих бледнолицых подруг раздобывают пропитание, скорее находят супруга и лучще размножаются.

Многие насекомые не тратят время и силы на окраску одежды: предпочитают зеленеть от съеденного хлорофилла, желтеть от каротина и ксантофилла которые осенью придают очарование листве. Для божьих коровок подобный путь практически невозможен – вегетарианцев среди них раз-два и обчелся. Поэтому солнечным телятам приходится добывать краску в поте лица. Вероятно, черные и коричневые меланины они вырабатывают как побочный продукт при обмене веществ. А яркие красные и желтые пигменты синтезируются специально. Вот и выходит, что сияющим видом коровка обязана только себе.

Зачем же такой яркий наряд? Да затем, чтобы не трогали. Говоря языком энтомологов, у коровок угрожающая или, что то же самое, предупреждающая окраска. И предупреждает она о несъедобности. С этой несъедобностью знаком каждый: если жучок бродит по руке, а палец ненароком прижмет его, то он по канальцам в лапках выпустит оранжевую ядовитую каплю. В ней яд кантаридин. Он обжигает горло птицам, схватившим это симпатичное насекомое, и в другой раз они облетят его стороной. Так что алая горошина не беззащитна.

В Средней Азии обитает большущий ядовитый паук тарантул. По ночам он вылезает из норы, чтобы раздобыть пропитание – жужелиц, сверчков... Днем тарантул закусывает букашками, которые сами пришли к нему в гости, спасаясь от нещадно палящего солнца. Но божья коровка и тарантулу не по нутру – когда она заползает в обитель паука, тот выставляет ее за дверь, подгоняя ударами передних лап.

А что если у тарантула и коровки есть нечто общее? Ведь яркое и, казалось бы, веселое «солнечное» создание почти бессердечно. Чтобы разобраться в этом, сперва надо рассказать, как дышит наша героиня. Знаете ли вы, где у нее ноздри? Как и у других насекомых, дырочки для вдоха воздуха бегут по бокам от головы до конца (если у крошечного каравая можно обнаружить конец). От любой ноздри отходит трубочка. Внутри тела она разветвляется и подает воздух прямо к месту потребления – к томy или иному органу. Не правда ли, удобно? Не только удобно, но еще и полезно: самой злющей-презлющей коровке даже в величайшем гневе не удастся задохнуться, потому что кислород сам циркулирует по ее внутренностям.

Благодаря ноздрям, разбросанным по телу, с кровеносной системы букашки снята тяжкая нагрузка по доставке кислорода к тканям. И у божьей коровки не сердце в нашем понимании, а лишь трубочка, которая, лениво сжимаясь, прокачивает кровь – гемолимфу. Этого достаточно, чтобы снабдить закоулки алого хищника растворенными в лимфе питательными веществами.

Вот и выходит, что милая букашка практически лишена сердца. Впрочем, это удобно – ей не грозит ни инфаркт, ни гипертония.

И еще об одном, правда, не совсем доказанном свойстве насекомых: полагают, что им неведомо чувство боли. Будто у них никогда не болит голова и живот, будто им не больно расшибить ногу о камень. Если это так, то помятая божья коровка, выскользнув из клюва птицы, ошпаренной кантаридином, не будет страдать, мучиться. Ей не больно.

Наши предки, не в пример птицам, коровок не выплевывали. Наоборот, живую букашку запихивали в больной зуб или раздавленным жучком натирали десны. Запасливые лекари зимой держали божьих коровок в продырявленной коробке с травой и землей, а гомеопаты делали вытяжку из 80 жучков в одной унции спирта. О том, хорошо ли снималась зубная боль, в старинном фолианте, где я это прочитал, не написано. Нет и объяснения лечебного эффекта. Может, как-то действовал кантаридин?

В былые времена божьими коровками спасались и от кори. Из алых букашек, но чаще из более «накан-таридиненных» жуков-нарывников, обитающих в степях, делали нарывный пластырь. Профессор П. И. Мариковский в книге «Тайны мира насекомых» пишет, что однажды пластырь из жуков оказал действие спустя сорок лет после изготовления. Вероятно, такой стойкости кантаридин обязан не только прочной молекуле, но и тому, что он легко кристаллизуется и плохо растворяется в воде.

Ядовитым кантаридином божья коровка защищена отменно, и бояться ей почти некого. Под нее даже маскируется, наряжаясь в похожее платье, другие жуки и пауки. Они надеются, что птицы их тоже не тронут.

Увы, ничто в мире не абсолютно: однажды солидную группу божьих коровок извлекли из желудка кобры! Неужели голодная змея заинтересовалась жуками? Нет. Кобра съела жабу, а та, прежде чем попасть к змее в зубы, наглоталась божьих коровок.

Благодаря кантаридиновой защите численность алых жуков в основном зависит от обилия корма – тлей. Больше тлей – больше и потребителей. В голод поголовье букашек редеет.

Иногда же коровки капризничают, отказываются от корма, вполне сносного, с нашей точки зрения. Вот коротенькая история о чудаковатой коровке родолии, знаменитой тем, что она спасла цитрусовые плантации нашей и других стран, когда на деревья набросился страшный вредитель, случайно завезенный из Австралии, – желобчатый червец. Этот червец не боялся даже такого яда, как синильная кислота.

Удостоверившись, что химикаты скорее погубят деревья, чем уничтожат вредителей, решили прибегнуть к услугам родолии, которая в Австралии испокон веков воевала со зловредным червецом. Правда, к нам были привезены не коренные обитатели, а родолии-эмигранты, жившие в Африке. Маленькие хищницы ехали со всеми удобствами в отдельной каюте, где в кадках стояли лимонные деревья. На деревьях кишел обед – червецы. На этом пастбище и паслись коровки, а чтобы стадо не разбежалось, деревья окутали тончайшей сетью. Букашки благополучно переехали на новое место жительства, где сперва их поселили в оранжереях. А уж потом увеличившееся стадо выпустили на Черноморское побережье Кавказа.

Личинки родолии пировали вовсю – уничтожали и взрослых червецов и их яички. И вдруг подле Сухуми строптивые червецы поменяли адрес – перебрались с цитрусов на испанский дрок. И вот результат: червецы, живущие на дроке, чем-то не устраивают коровок – вчерашние обжоры предпочитают помирать с голоду.

А между тем у солнечных телят завидный аппетит – в день каждому нужно по полсотни тлей. Не жалуются на отсутствие аппетита и личинки божьих коровок: для их полного развития требуется около тысячи тлей. Чтобы утолить голод, личинки порой закусывают гусеницами.

Впрочем, меню взрослых жучков иногда можно разнообразить. Например, в Японии, где тли причиняют немалый ущерб полям и садам, божьих коробок выращивают в лаборатории, а потом выпускают на волю. Букашек в лаборатории холят и лелеют. И даже кормят не тлями, а высококалорийными личинками пчел. Коровки не остаются в долгу – они начали давать в год по две тысячи потомков (обычно откладывают по 200—400 яичек).

Наши энтомологи тоже находят способы подстегнуть аппетит и плодовитость божьих коровок. Так, профессор В. В. Яхонтов скрестил семиточечных букашек из окрестностей Ташкента и из Поволжья. После скрещивания плодовитость жучков возросла наполовину, а аппетит – до 47,3% по сравнению с самыми ненасытными предками. К сожалению, пока не удалось убедить жучков заниматься продолжением рода круглый год.

В США в пятидесятых годах начала процветать фирма, заготавливавшая впрок божьих коровок. Спящих насекомых, зимовавших где-нибудь в горах, складывали в холщовые мешки емкостью девять килограммов (около 80 000 особей) и хранили до поры до времени при 4—6° тепла. Летом фермеры, не желавшие прибегать к ядохимикатам, покупали коровок (6—8 долларов за килограмм) и объявляли биологическую, войну сельскохозяйственным вредителям. Только лишь садоводы штата Вашингтон в 1946 году бросили в бой пять тонн солнечных Жучков.

В жизни коровок еще много тайн. Так, не вполне понятно, для чего они собираются «на посиделки». Знаменитый французский энтомолог Ж. Фабр с удивлением разглядывал часовню, сплошь облепленную красными букашками. Теплым июньским днем на берегу Байкала биолог О. Гусев встретил многокилометровую узкую живую ленту. По его подсчетам на каждом километре байкальского берега сидело (именно сидело, а не копошилось) по 600 000 божьих коровок. Особенно густо букашки облепили камни возле самой воды. На это собрание явились коровки десяти видов! Вот как очевидец доложил о событиях: «Большинство насекомых неподвижно сидело на камнях вплотную друг к другу, и было трудно понять, что им здесь нужно. Время от времени какой-нибудь жучок поднимался в воздух и улетал в лес. Иногда можно было наблюдать, как появлялись из тайги и садились на камни одиночные коровки».

Вспомните – в начале рассказа были строки про зимующую толпу божьих коровок. Эту их привычку можно объяснить с помощью замечательного явления – эффекта группы. Вот его суть применительно к нашей ситуации. Когда жуки и другие любители зимнего сна чувствуют локоть соседа, зима переносится легче: какие-то, вероятно, химические сигналы убеждают спящих, что рядом друзья. Сигналы чудодейственные – в тесноте интенсивность обмена веществ падает, и букашки экономят силы. (Так поступают и лягушки – об этом уже было сказано в своем месте.)

А зачем собираться гурьбой в погожие летние дни? Тайна? Да. Но кое-что все же проясняется. Недавно биологи В. Заславский и Р. Фоменко не без удивления заметили, что толпятся не только взрослые коровки, но и личинки. Те по стволу дерева тянутся друг к другу, когда приходит время менять шкурку. Даже в пробирке одинокая личинка ползет линять в одно и то же место. Наверное, тут сохраняется пахучая следовая метка. И вот результат – если личинка переодевается не в одиночестве, а, так сказать, на людях, скорость ее развития меняется.

Посиделки взрослых жучков, возможно, чреваты более серьезными последствиями: факты свидетельствуют, будто, мирно посидев среди сородичей, коровки откладывают другое число яичек. А из этого следует прямо-таки невероятный вывод: в медлительных тельцах красивых букашек стремительно идут процессы, регулирующие численность следующего поколения. Вот бы узнать, какие здесь отдаются команды.

Хочется понять и многое другое. Например, в маленьком томике В. П. Аникина с довольно длинным и в то же время уютным названием «Русские народные пословицы, поговорки, загадки и детский фольклор», вышедшем в 1957 году, напечатано ребячье гадание-примета: «Божья коровка, ведро или ненастье?» Если коровка, вдоволь наслушавшись ребят, улетит – это якобы сулит хорошую погоду, если поползет – наступит ненастье, а когда жук не изъявит желания летать и ползать, то погода будто бы не изменится. Так ли это? Не влияют ли на двигательную активность жуков метеорологические условия?

А вот еще одна грань их жизни. В 1973 году семиточечные божьи коровки, проживающие в Воронежской области, исправно уничтожали тлей, истреблявших редис и редьку. К осени коровки съели тлей, и начался голод. Тогда жучки, чтобы хоть как-то накопить запасы на зиму, набросились на наливающиеся семена редьки и редиса. Листья же, стебли и цветы их вовсе не интересовали.

Изредка яркие жучки ведут себя совсем нехорошо, прямо-таки звереют. Бывало, в погожие дни на пляже под Севастополем тучи букашек шлепались на разомлевшие людские тела и норовили побольнее укусить. Отдыхающие, словно от жалящих пчел, улепетывали в воду. Такое случалось не только в Севастополе.