Текст книги "По следу вервольфа"

Автор книги: Станислав Филатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

***

Постучав в палату вошла Клавдия и посмотрев на Мошкина сказала: – Дорогой товарищ, давайте сделаем небольшой перерыв, а то Ване нужно принять лекарства и съесть одно сырое яйцо. Николай Федорович в какой-то степени даже был рад приходу жены больного, ибо он видел, что Измалков затратил много сил и ему просто необходим отдых. – Хорошо, если это зависит от меня, то я полностью с вами согласен. Встав со стула он направился к двери ощущая потребность побыстрее покинуть палату и вздохнуть полными легкими свежего воздуха. Быстро сбежав по лестнице на первый этаж Мошкин сразу же направился к выходу. Гардеробщица попросила его вернуть халат и Николай Федорович автоматически выполнив ее просьбу вышел на улицу. Яркое солнце и сухой прогретый воздух встретили его сразу же едва он успел закрыть за собой массивную входную дверь. После духоты и сумерек палаты жизнь здесь, на улице казалась неправдоподобно прекрасной. Николай Федорович несколько минут неподвижно сидел на скамейке полузакрыв глаза и подставив лицо прямым солнечным лучам. он старался не думать о том, что только довелось услышать ему из уст этого ужасного больного. Николая Федоровича не радовала ценная информация полученная от этого страшного человека. У Мошкина было ощущение праведника только что вернувшегося из преисподней. Несмотря на то, что нужно было выяснить несколько важных следствия вопросов ему не хотелось вновь подниматься в триста шестую палату. Вспомнив, что он уже длительное время не курит, Мошкин достал сигарету, не торопясь прикурил ее и несколько раз подряд жадно затянулся. От доброй порции никотина в голове слегка закружилось и Николай Федорович сидел не шелохнувшись, боясь развеять приятную истому. Когда сигарета догорела почти до пальцев, он встал со скамейки, бросил окурок в урну и посмотрев на часы стал прохаживаться по тротуару. У него в распоряжении был почти целый час, именно через столько времени Мошкин решил продолжить разговор с Измалковым. Пройдя сотню-другую метров он увидел магазин "Живая природа", в котором добрые полчаса рассматривал выставленных к продаже представителей флоры и фауны. Внутренний интерьер магазина располагал к душевному покою и неторопливому созерцанию экзотических животных и птиц. Покинув магазин, Николай Федорович закурил и дымя сигаретой прогулочным шагом направился к больничному корпусу. Перед тем как войти в здание сел на уже знакомую скамейку и не торопясь докурить сигарету. Только выждав намеченное время поднялся и открыв тяжелую дверь шагнул в вестибюль мрачного здания. Гардеробщица правильно поняла намерение Мошкина и без слов, молча, подала ему медицинский халат. неуклюже набросив его на плечи он направился к лестнице ведущей на третий этаж лечебного корпуса. Тихо приблизившись к двери триста шестой палаты на минуту прислушался: изнутри не доносилось ни едино звука. Поколебавшись Мошкин костяшками пальцев негромко постучал в дверь. – Заходите,– услышал он приглушенный голос Клавдии. Осторожно приоткрыв дверь полковник также осторожно прошел внутрь. Женщина сидела на свободной кровати подперев голову руками. Измалков лежал с закрытыми глазами лицом вверх, тело его под самый подбородок было укрыто простынею. Мошкину показалось, что больной спит. Николай Федорович подошел к стулу и в нерешительности остановился не зная как ему поступить. – Он, что спит? – спросил он у жены больного. Клавдия подняла лицо и уже хотела что-то сказать, но больной зашевелился и открыл глаза. Увидев Мошкина он выпростал руки из-под простыни и вяло произнес: – Да, не сплю я, просто лежу и думаю о своей жизни. Последние недели две я совсем не помню когда я спал. Все внутренности болят так, как будто в живот раскаленное железо вложили, уж не чаю когда и смерть придет. Когда Клавдия вышла из палаты, он продолжил: – А ты меня перед смертью порадовал,– вдруг задумчиво произнес Измалков. – Это чем же? – удивился Мошкин. – Как чем? – в свою очередь спросил больной.– Неужели не понял? – Нет,– правдиво признался Николай Федорович. – А тем, что я перед смертью узнал о длинной и так похожей на мою, жизни Афанасия Смирнова. Мне хорошо от того, что Афоня нашелтаки Архипова. Пусть за это он поплатился жизнью, но дело сделал. Мне хорошо от того, что ты успел застать меня живым, а я смогу навести тебя на убийцу Афанасия. Пусть я не жилец на этом свете, пусть мне не удалось попользоваться золотом, но и Архипову хватит жить припеваючи. Пусть он, сука, ответит за все свои прегрешения не перед Богом, а перед военным трибуналом. Жалею только об одном, что не суждено мне было встретиться с ним раньше – я бы его, гада, своими руками задушил.

***

Прошло еще три недели прежде чем Анастасию Петровну выписали из больницы домой. Наташа все это время навещала мать ежедневно. Благодаря заботе врачей и любви единственной дочери здоровье больной пошло на поправку. Хороший уход и правильное питание сделали свое дело и перед выпиской ей не только разрешили вставать из постели, но и совершать непродолжительные прогулки по коридору. День выписки, объявленной лечащим врачом Василием Ивановичем накануне, стал первым радостным событием в их жизни после смерти отца и мужа – Егора Митрофанова. За матерью Наташа приехала на такси, которое заказала из дома по телефону. Она не забыла загодя купить на рынке большой букет цветов лечащему врачу, который спас ее мать от неминуемой смерти. Собрать Анастасию Петровну и вывести ее к машине заняло не так уж и много времени. Провожать свою пациентку пришел и лечащий врач. Наташа со словами благодарности выручила ему цветы, обняла и поцеловала Василия Ивановича в гладко выбритую щеку. Расставание было радостным для обеих сторон: женщины возвращались домой, а врач от сознания того, что поставил на ноги и вернул к жизни безнадежную больную. Тяжесть перенесенного инфаркта подтверждались медицинскими исследованиями и результатами многочисленных анализов. Немногих больных, по тяжести перенесенного заболевания подобных Анастасии Петровне, удавалось вернуть к жизни в их кардиологическом отделении. По мнению коллег Василия Ивановича чудом удалось вырвать Митрофанова у смерти из лап. Старшая сестра отделения вручила Наташе мамин бюллетень, а Василий Иванович пообещал, что еще минимум два месяца Анастасии Петровне придется соблюдать постельный режим дома, постепенно адаптируясь к нормальной жизнедеятельности. Машина быстро доставила обеих Митрофановых домой. Первым делом Наташа поддерживая мать под локоть, отвела ее в дом. Вернувшись к машине она расплатилась с водителем и взяв вещи стремительным шагом поспешила к матери. Когда дочь вошла в комнату Анастасия Петровна смиренно сидела в кресле. – Ну вот, мама, ты наконец-то и дома,– радостно произнесла Наташа и села в кресло напротив. – Я и сама бесконечно рада этому событию в моей жизни. – Почему событию? – не удержалась от вопроса Митрофановамладшая. – Именно событие, а как по-другому ты назовешь мое возвращение домой с того света? – Ну, прямо с того? – Не будем лукавить, но мое состояние было настолько безнадежным, что врачи и не скрывали этого. Скажу тебе больше: Василий Иванович дня за три до выписки в разговоре со мной осторожно намекнул на то, что с таким сердцем как у меня после выздоровления дают инвалидность. – Зачем он тебе говорил такое? – недоуменно спросила дочь. – Это информация к размышлению и я поняла его намек правильно. За эти два месяца, что я буду бюллетенить дома мне нужно свыкнуться с мыслью о полной нетрудоспособности. – Мама, давай сейчас не будем загадывать наперед, тем более за два месяца. Будем жить – выздоравливать, беречь свой нервы, а вот когда полностью станешь на ноги тогда и скажешь – сможешь ты работать или нет. Договорились? – Ладно, договорились,– улыбнувшись согласилась с доводом дочери Анастасия Петровна. – Ты лучше скажи мне, а кушать ты случаем не хочешь? – Нет, доченька, пока не хочу. Ты не волнуйся я не в больнице, а дома и голодной здесь никогда не буду. – Мама, только ты сама ничего не делай, а скажи мне – и все приготовлю и подам, ладно? – Хорошо, Наташа, я так и сделаю. Мне хочется с тобой поговорить об отце. – О чем ты, мама? – сразу насторожилась дочь. – В больнице ты не разрешила мне говорить на эту тему, но теперь я дома – значит мое здоровье улучшилось, а следовательно не должно быть запретных тем. – Ладно,– согласилась Наташа,– я тебя слушаю. Но только договор, если ты начнешь волноваться я не буду тебя слушать и попрошу замолчать. Только на таких условиях я готова тебя слушать. Ты согласна? – Хорошо договорились. А теперь скажи мне, Наташа, кто по-твоему мог убить нашего отца? – Этого я не знаю, но милиция активно ищет убийцу. – Откуда тебе это известно? – Раньше я тебе об этом просто не говорила, но со мной разговаривал следователь. – И что ты ему рассказала? – Я ответила на все вопросы, которые он мне задавал. В основном он расспрашивал меня о том, а не знаем ли мы хоть что-то о предполагаемом убийце. – Что ты ему сказала? – Я ответила, что мы, я имею в виду нас обоих, не знаем кого можно подозревать в совершении этого страшного преступления. Может тебе отец рассказывал что-то такое, что помогло бы напасть на след убийцы? – Да нет, я ничего такого не припомню. Он своими заботами и тревогами не очень-то со мною делился. Наташа, а может быть мне тоже следует поговорить с этим милиционером? – Мама, если тебе нечего сказать следователю, то эта бесполезная беседа ничего кроме вреда твоему здоровью не принесет. Отца уже не вернешь. Убийцу найдут и без тебя, а нам с тобой необходимо позаботится о твоем сердце. Или ты со мной несогласна? – Согласна-то я согласна, но и убийца Егора должен понести наказание. – Мама, его обязательно найдут, а мы давай два месяца, которые тебе предстоит придерживаться постельного режима, избегать бесед травмирующих твою нервную систему даже со следователем. Хорошо? – Возможно ты и права, ну а на могилу к отцу когда мы с тобой поедем? – Мама, ты поедешь туда не ранее чем через месяц потому, что я не хочу прямо с кладбища везти тебя опять в больницу. – Хорошо, я подожду,– согласилась Анастасия Петровна и тяжело вздохнула.

***

Мужчина не остался безучастным к словам жены. Увидев, что Лесных решительно накинул удавку на шею жертвы, он совершенно спокойно попросил: – А ну-ка оставь ее, нам есть о чем поговорить без применения силы. – Отпусти ее,– приказал Чесноков, показывая тем самым, что он здесь главный и именно он принимает окончательные решения. Лесных убрал удавку и женщина облегченно откинулась в кресле, потирая шею побелевшими пальцами. – Посмотрим, что ты нам скажешь,– недовольно пробурчал Михаил не сводя глаз с плачущей женщины. – Ну, говори, старик, что ты там надумал? Только должен тебя предупредить заранее – говори по делу и не вздумай водить нас за нос, иначе будет очень плохо. Мужчина внешне никак не среагировал на угрозу, а заговорил совершенно спокойным голосом: – Вы действительно напали на людей у которых водятся денежки. – А золото есть? – перебил его Лесных. – Да и золотишко имеется, скрывать не буду – ни к чему. Если вы не будете нас мучить – я согласен отдать вам все без всяких условий. – Молодец, старик, все сразу понял и принял единственно верное решение,– одобрил его слова Лесных. – Помолчи, дай человеку высказаться до конца,– вновь скомандовал Чесноков и сделал шаг с кресла, к которому накрепко был привязан хозяин дома.– Продолжай, говори, мы тебя внимательно слушаем,разрешил он и тупо уставился на мужчину. Тот также невозмутимо, но с достоинством продолжил: – Я сказал вам суть – деньги и золотые монеты у меня есть и я готов их отдать вам сейчас же. – Где ты хранишь их? – Деньги лежат здесь в одном из ящиков вот этого секретера,– и он кивнул головой в сторону одного из шкафов мебельной стенки занимающей всю стенку просторного зала. – В каком из них, говори конкретнее? – опять влез в разговор Лесных. – Как я вам покажу, если вы держите меня связанным? – в свою очередь спросил хозяин. – Сейчас я отпущу тебя,– пообещал Чесноков и стал развязывать путы удерживающие мужчину в кресле. Проделав это, Чесноков сделал шаг в сторону от кресла и сказал: "Давай неси золото и деньги сюда". Мужчина не сказав ни слова поднялся из кресла и направился к резному массивному секретеру. Не колеблясь он уверенно открыл один из ящиков и бережно достал оттуда большую шкатулку инкрустированную перламутром. Закрыв дверцу секретера он подошел к столу и аккуратно поставил шкатулку на свободное место. Легким и быстрым движением хозяин открыл массивную крышку и отступив на один шаг сказал: – Берите – здесь все. Чесноков и Лесных как по команде устремились к столу. У Губанова тоже возникло такое желание, но он заставил себя оставаться на прежнем месте. А остановила его злая, ехидная улыбка, которая на мгновение исказила его побелевшее, то ли от страха, то ли от гнева, лицо хозяина. В какой то миг Александру показалось, что этот пожилой человек готов растерзать их за учиненное насилие над ним и его женой. Чесноков вместе с Михаилом тем временем извлекали содержимое шкатулки на стол. Вместе с документами в ней оказалось довольно солидная сумма денег. Лесных собрал документы и небрежно бросил их в шкатулку, а Чесноков сложив банкноты в одну солидную пачку спросил у хозяина дома: – Сколько здесь? – Мужчина как будто ожидал этого вопроса – так сразу он ответил на него: – Что-то около сорока-пятидесяти тысяч. – Вот стервец живет, даже денег не считает! – с завистью в голосе воскликнул Лесных. – А где золотые монеты о которых ты только что поминал? – перебил его Чесноков. – Монеты спрятаны в надежном месте и конечно уж не здесь в кабинете. – И далеко отсюда находится это надежное место? – Нет, нужно только спуститься на первый этаж дома. Так что если вы не изменили желанию заполучить монеты пойдемте вниз, где я их вам и отдам. После этих слов все трое грабителей переглянулись как бы спрашивая друг друга, что делать им в этом случае. Чесноков и здесь взял инициативу в свои руки: – Ты,– он указал на Губанова – останешься здесь и будешь караулить бабу, а мы втроем прогуляемся вниз за золотишком.

***

Слушая больного Измалкова Николай Федорович был шокирован его рассуждениями как будто сам он не был таким же кровожадным убийцей как Архипов. За все годы работы следователем ему впервые пришлось столкнуться с такими ископаемыми монстрами. Больной тем временем отдышался после эмоционально сказанной тирады и хотел продолжить рассказ, но Мошкин опередил его вопросом: – А почему вы так ненавидите Архипова, только ли из-за золота? Измалков с усилием повернул голову и уставился на Мошкина страшными, полными ярости глазами. – Я всегда считал, что именно он способствовал тому, чтобы я стал убийцей в том далеком сорок первом году. – Каким образом? – Это он тогда на практике обыкновенным молотком показал, что убить человека – плевое дело. У меня и сейчас в глазах стоит сцена когда он играючи дробил черепа военнопленным как будто это были не люди, а глиняные куклы. После этого я сумел пересилить себя и убить несколько человек. А без этой его демонстрации – я бы не смог совершить такое и умер бы как все – честным человеком. – Неужели вы раскаиваетесь в том, что творили? – поинтересовался Николай Федорович. – В годы войны и в банде у националистов все было поставлено в жесткие рамки. Там нужно было не думать, а убивать, да и молод я был совсем жизни не знал. А вот за годы заключения и в последующие годы у меня было время все обдумать и проанализировать. За это время я понял всю глубину своего падения, осознал, что я сам своими руками уничтожил в себе все человеческое, перевел себя в разряд человекоподобных существ. Нет мне оправдания и кроме сурового наказания я ничего не заслужил. Но судьба распорядилась по-другому она оставила меня жить среди людей, чтобы каждый день я вспоминал лица тех кого своими руками лишал жизни. Вот только теперь дожив до преклонных лет я понял всю меру наказания, которую отмерил мне БОГ. Теперь-то я знаю, что нельзя жить любой ценой, нельзя убивая себе подобных рассчитывать, что ты будешь счастлив. Оказывается нельзя жить спокойно если ты совершил преступление, а ведь я когда-то думал совсем наоборот. Вот еще и потому я таким азартом хотел найти Архипова. Сведи меня судьба с ним, даже сейчас когда я болен и немощен, клянусь я нашел бы в себе силы задушить его и получил бы от этого только одно удовольствие. После этих слов больной замолчал, сделал несколько глубоких прерывистых вздохов и попросил у Мошкина воды. Сделав два глотка он вернул бокал Николаю Федоровичу и продолжил: "А золото – оно в Африке золото. Конечно хотелось мне заполучить свою долю, но Архипов распорядился по другому и все захапал сам. Не отрицаю, что золото подогревало и побуждало меня искать Архипова. Рассказав вам о Сергее и о золоте я словно эстафету передал и желание изловить его. Поверьте это желание у вас будет ничуть не меньше чем оно было у меня. А активизировать поиск заставит все то же всесильное золото. Только не забывайте что его было очень много – целый вещмешок и в основном золотые червонцы царской чеканки. Вам тоже захочется найти его и сдать золотишко государству в надежде, что вам за это или повысят звание, или дадут внеочередную квартиру, или еще чтонибудь. Вот и получается, что каждым из нас движима корысть, личная выгода. Я даже допускаю: пусть выгоду от найденного золота получите вы, но чтобы это реализовать вам необходимо найти и покарать Архипова, а это и есть желаемый для меня результат. Николай Федорович не перебивая слушал от больного его философию цинизма. Ему было отчетливо ясно, что переубедить Измалкова уже нельзя не тот возраст и не та закваска. Преступник был ему предельно мерзок и только служебный долг заставлял Николая Федоровича быть здесь и выслушивать это чудовище. Стараясь всеми силами побороть клокотавшее в душе негодование Мошкин спросил: – Иван Борисович, а какое имя носил Архипов в немецком плену? – Все годы он ходил под своей фамилией, а звали его Сергеем Петровичем. По возрасту он был на два-три года постарше нас с Афоней. – Почему он имел на вас такое влияние? Тут все объясняется просто: он ведь до войны окончил военное пехотное училище и в Красной Армии командовал ротой. Он познал так сказать власть над людьми, ну а немцы дали ему неограниченную возможность не только командовать, но и убивать. Во время проведения акций он входил в раж и был непредсказуем в поступках. Архипов запросто мог, тут же на глазах у всех, пристрелить непонравившегося ему полицая или вахмана. Своей жестокостью он добился того, что все подчиненные ему люди выполняли его команды немедленно и пунктуально. – Вы с Афанасием тоже проявляли рвение, иначе бы Архипов вас не приблизил к себе? Кадык больного несколько раз дернулся, руки на мгновение замерли и собравшись с силами он сказал: – У нас просто не было иного выбора, мы со Смирновым, как и все другие делали все, что он нам прикажет. – А встречались ли люди, которые не подчинялись Архипову? – Были и такие, но их уже давно нет на этом свете. Лицо Измалкова задергалось, он, видимо, попытался засмеяться, но глубокий приступ кашля стал выворачивать его в буквальном смысле наизнанку. Мошкин вышел из палаты и попросил медсестру оказать помощь Измалкову.

***

Спустившись вслед за стариком по узенькой лестнице на первый этаж они попали в подсобное помещение большая часть которого была заставлена коробками. В них находились ненужные вещи, пустые бутылки, зимняя обувь и еще черт знает что. – Помогите мне освободить вон тот угол,– хозяин кивнул в сторону дальнего угла и взялся за ближайшую коробку. Лесных посмотрел на Чеснокова, а тот улыбнувшись произнес: – Давай поможем старику – видишь как он для нас старается. После этих слов все трое какое-то время сосредоточенно перетаскивали ящики освобождая желанный угол. Когда дело было сделано старик прошел туда и завернул линолеум под которым находилась квадратная крышка лаза ведущего в тайник. Он откинул ее и опустив ноги хотел уже спускаться вниз, но Чесноков остановил его: – Подожди, я тоже полезу с тобой. Хозяин дома на мгновение задержался на краю узкого лаза, подняв на грабителей совершенно спокойное лицо как бы между прочим сказал: – В этом тайнике вдвоем не поместиться – настолько он тесен. После этих слов пенсионер стал медленно спускаться вниз, а Чесноков, чтобы проверить его слова подошел к люку и заглянул внутрь. Убедившись, что сказанное соответствует действительности, он вернулся к Лесных и примостился на один из ящиков. – Ну, что там? – то ли из интереса, то ли от лености спросил Лесных прикуривая сигарету. – Там действительно тесно и темно как у негра в заднице, так что пусть достанет золотишко сам. Все равно ему от на никуда не деться. – Я тоже такого мнения,– поддержал его Лесных и протянул другу пачку сигарет,– закури раз уж выдалась свободная минутка. Чесноков достал сигарету сунул ее в рот и вопросительно посмотрел на подельника. Тот его понял по взгляду и молча протянул свою зажигалку. Привычно прикурив Петр от нечего делать стал рассматривать красивую японскую пьезозажигалку. Так и курили они до тех пор пока не показалась из люка голова хозяина дома. Увидев его Лесных затоптал окурок и встав с ящика направился к люку. Михаил своим примером увлек за собой и Чеснокова. Пенсионер тем временем благополучно выбрался из подполья держа в руках небольшую квадратную жестянку. Петр на правах старшего сразу задал хозяину дома вопрос: – Что-то ты долго с банкой возился, уж не припрятал ли там половину золотишка? Мужчина спокойно посмотрел на говорившего и протянул ему невзрачную банку:

– Здесь все, что у меня есть, можешь спуститься вниз и проверить. Приняв банку из рук хозяина дома Чесноков приказал своему другу: – А ну-ка, Миша, слазь в эту нору и посмотри ничего он там не оставил? Мне этот пенсионер, честно говоря, не очень-то внушает доверие – слишком услужлив, а с деньгами и золотом расстался как-то легко, без сожаления. – А я думаю, что он сильно сдрейфил и поняв что мы не шутим отдал все без сопротивления и правильно сделал,– высказал свое мнение Лесных, но в подполье все же полез. Сомнения Чеснокова сыграли при этом далеко не последнюю роль. Хозяин дома между тем отряхивал пыль с колен, видимо, извлекая банку из тайника, ему пришлось опускаться на них. Выпрямившись он, глядя в сторону Чеснокова, сказал: – Я отдал вам все без утайки потому, что не хочу видеть издевательств над моей женой и мной. Если для этого нужно золото берите его, но оставьте нас в покое. Главарь ехидно улыбнувшись сквозь зубы пообещал: – Вот поднимемся на второй этаж там все и обговорим. – А что нам обговаривать? – не удержался от вопроса старик. – Что тут непонятного, не мог же ты отдать все вот так сразу. Может у тебя в доме тайник имеется и там тоже золотишко лежит. Что ты на это скажешь? – спросил Чесноков прикидывая в уме сколько же золота находится в этой небольшой, но довольно тяжелой жестянке. – Мне вы показались более порядочными людьми, но что поделаешь видно такова судьба. – Тебе, отец, придется доказывать нам, что все деньги и золото отдал и ничего не оставил себе, другого пути я просто не вижу. Понял? – Понял,– обреченно сказал хозяин особняка и опустил глаза в которых мелькнула яростная злоба.– Я постараюсь вам все доказать,пообещал старик не поднимая глаз. Этот разговор прервал появившийся из люка Лесных. – Ни хрена там больше нет, чуть не задохнулся в этой теснотище. – Ну раз так, то пошли наверх, а то там нас уже заждались. Первым по лестнице ведущей на второй этаж шел, держа банку двумя руками, Чесноков. За ним, соблюдая минимальную дистанцию, шел хозяин дома, а замыкал шествие Лесных.

***

Прохаживаясь по коридору Мошкин подождал пока медсестра покинет триста шестую палату и вернется на свой пост. Николай Федорович поинтересовался у нее состоянием здоровья Измалкова. Медсестра внимательно выслушав его объяснила, что в последнее время рвота у больного открывается после каждого приема пищи. Такое случается когда болезнь поражает органы пищеварения и такие больные как правило умирают от истощения, медленно и мучительно. Она также констатировала, что больному в настоящий момент стало несколько лучше, но необходимо немного подождать пока Клавдия наведет порядок в палате. Действительно, дверь треста шестой открылась и стало видно как жена Измалкова ловко орудуя шваброй делала влажную уборку помещения. Подождав еще с полчаса Мошкин направился к больному в триста шестую палату. За эти тридцать минут, что были в распоряжении Николая Федоровича, он успел спуститься вниз и выкурить сигарету. Клавдия, увидев входящего в палату Мошкина, поспешно ретировалась в коридор не забыв закрыть за собой дверь. Николай Федорович опустился на стул, который стоял на прежнем месте у ног больного. – Как вы себя чувствуете? – спросил он Измалкова чисто автоматически, но никак не из-за сострадания к больному. Мошкин, узнав чем занимался во время войны его подопечный, не чувствовал к нему жалости и сострадания. Тяжелую болезнь Измалкова он рассматривал как запоздавшее возмездие за совершенные преступления. Больной тем временем перевел взгляд с потолка на полковника и обессилевшим голосом сказал: – Чувствую я себя все хуже и хуже – смерть стоит у изголовья, счет идет на часы. Опоздай ты на неделю и меня бы в живых не захватил, а теперь я хоть успел рассказать тебе все об Архипове – ищи, тебе все карты в руки. – Будем искать, причин для этого у нас более чем достаточно,– пообещал Николай Федорович. – Ты его торопись искать-то, не забывай, что ему годков побольше моего, а будешь медлить – золотишка и тебе не видать. Уж очень я хочу, чтобы он, гад, не от старости умер, а по приговору суда. Николай Федорович был поражен той ненавистью и злобой, которыми было пропитаны слова Измалкова. Требование найти и наказать палача и убийцу Сергея Архипова, сказанное устами другого не менее кровожадного убийцы звучало крайне цинично. Мошкина просто коробило от этого, ему неудержимо хотелось поставить мерзавца на свое место. Усилием воли он заставил себя слушать Измалкова не перебивая его прерывистую речь. Внутренняя борьба видимо отразилась на выражении лица Мошкина и это не ускользнуло от внимательного и цепкого взгляда Измалкова. – Я вижу ты расстроен тем, что не сможешь посадить на скамью подсудимых рядом с Архиповым и меня. Не расстраивайся, мне предстоит в ближайшее время более суровый – Божий суд, отвертеться от которого не дано никому. Сделав паузу больной глубоко вздохнул и продолжал: "Я очень плохо себя чувствую и каждое слово дается мне с большим трудом. Поэтому давай нашу беседу потихоньку сворачивать. Всего я тебе рассказать просто не в силах, но самое важное только что сообщил. Если тебя интересует что-то еще – спрашивай, а то мне отдыхать надо. – Если вам сейчас трудно, возможно мы продолжим беседу завтра? – Нет, продолжения сегодняшней беседы уже не будет ни завтра ни позже. – Почему? – А потому, что мне все это ни к чему. Сегодняшнего разговора тоже не было бы, если бы ты не рассказал мне правду об Афанасии Смирнове. Так что же тебя еще интересует во всей этой истории? Николай Федорович задал явно давно мучивший его вопрос: – У Афанасия не левой стороне груди есть наколка: состоящая из буквы "В" и цифры восемьсот, что это означает? Руки больного на мгновение остановились и он уставившись отрешенно в потолок сказал: – Это он – Афанасий. переведя взгляд на Мошкина продолжил: "Буква означает спецподразделение "Брандербург", а что означает цифра восемьсот я сказать затрудняюсь. У меня тоже есть идентичная наколка, вот посмотри. Измалков откинул простынь и правой рукой, костлявым указательным пальцем ткнул туда где был вытатуирован номер. Мошкин движимый любопытством привстал со стула и приблизившись в больному увидел четкий номер на левой стороне груди. Когда Николай Федорович опустился на стул Измалков назидательно сказал: – Спасибо, что напомнил, а ведь у Архипов такой же номерок имеется, их нам вместе в одно время делали. Так что про эту важную примету моего бывшего командира не забудьте,– съехидничал Измалков. – Будьте спокойны не забуду. Николай Федорович, прежде чем уехать в Воронеж, пробыл у больного еще с полчаса – не более. Полностью свое любопытство Мошкин удовлетворить не удалось, но основную информацию по Архипов он узнал.

***

Поднявшись в комнату Чесноков сразу же прошел к столу водрузил на него банку и стал доставать из нее золотые монеты. Лесных, подтолкнув в спину хозяина дома направил его к креслу, к которому он только что был привязан, сам поспешил к столу чтобы оценить улов золота. Губанов в создавшейся ситуации тоже не оставался безучастным. Он, оставив сидевшую в кресле женщину, тоже подошел к столу, чтобы увидеть содержимое банки. Когда Чесноков выложил все до последней монетки на столе образовалась солидная золотая "горка". – Ну что ты на это скажешь? Хорошо мы старика тряхнули? – спрос ил Лесных обращаясь к Губанову, но вместо него заговорил Чесноков. – Подожди радоваться успеху, он может оказаться мнимым. – Что ты имеешь в виду? – Это золото, которое так охотно отдал старик скорее говорит о том, что он отдал нам не все, а меньшую часть, можешь поверить моему опыту. Рано нам расслабляться, нужно попотрошить старика как следует и наверняка они еще найдут и деньги и золото. Так что иди Миша к тете и перетяни ей горло, а мы свяжем старика чтобы он не трепыхался и был послушным. Так что за работу – самое важное впереди. Все трое повернулись к хозяевам дома, чтобы претворить в жизнь слова Чеснокова и замерли увидев, что старик направил в их сторону ствол пистолета. Как бы предупреждая их действия он зло и властно скомандовал: – Стоять на месте, если не хотите умереть. Взорвись в этот момент бомба и та бы не произвела бы подобного эффекта. Трое грабителей увидев в руках хозяина дома пистолет пребывали в состоянии шока. Какое-то мгновение все стояли в оцепенении не смея шелохнуться, но постепенно они приходили в себя лихорадочно отыскивая выход из создавшегося положения. Первым предпринял попытку Чесноков, он стремительно бросился в сторону вооруженного хозяина, но выстрел в упор, в грудь свалил его на паркетный пол. Губанову все это казалось дурным сном, но грубый окрик хозяина вернул его к действительности: – Стоять и не двигаться – иначе смерть! Вы видели как я поступил с вашим другом, так что выбирайте сами. После этих слов ноги у Губанова подкосились и он бессильно опустился на колени. Увидев густую темную кровь Чеснокова, которая просачивалась из-под тела убитого разливаясь по паркету, он взмолился: – Отец, прости меня, ради бога – я не сделал тебе ничего плохого. Не убивай меня, я тебя умоляю. Ствол пистолета дрогнул и уставился в грудь стоявшему у стола Лесных. – Стань на колени,– скомандовал и ему старик. Тот нехотя выполнил команду хозяина дома. Губанов посмотрев в лицо вооруженного старика понял, что добром для него эта встреча со смертью не закончится и он немеющим языком продолжал просить о снисхождении. – Отец, пощади не убивай, заклинаю тебя ради всего святого. Старик не отводя от Лесных уничтожающего взгляда скорее прошипел, чем сказал: – Ну, а ты что молчишь или нечего сказать, сука? А может ты со мной разговаривать не хочешь? Растерявшись, а может не подумав Лесных выдавил: – Не хочу. Выстрел прозвучал неожиданно и громко. Пуля ударив в грудь Михаила прошла навылет с треском расщепив ножку стола. Лесных же не издав ни звука ничком упал на паркет широко разбросав ноги. Его тело какое-то время конвульсивно дергалось напоминая жуткую сцену американского кинобоевика. Осознав, что все это происходит наяву и что следующим уйдет на тот свет он, Губанов побелевшими губами просил: – Отец, не убивай, отпусти меня отсюда. – Поздно ты заговорил о жизни. Вы сделали свой выбор и я уже ничем не могу тебе помочь. Зрачок пистолета тупо смотрел в грудь Губанова и он не в силах был его отвести в сторону. Смертельный страх сковал язык не давая произнести уже ненужные просьбы, холодный пот застилал глаза и не было никаких сил чтобы шелохнуть пальцами. Выстрела он не слышал, а только увидел как дернулся пистолет в руках старика выбросив смертоносное пламя. Повалившись на бок Губанов непонимающе смотрел на люстру, которая увеличиваясь в размерах стала падать прямо на него притягивая и маня своим ярким светом. Увидев какая трагедия разыгралась в доме женщина вскочила из кресла и подбежав к мужу прижалась к нему: – Что я наделала – это из-за меня они ворвались сюда. Что теперь будет? Его уже понесло и он не мог остановить себя. Слова жены его раздражили: – За все надо платить, даже за промахи,– зло сказал он и уткнув ствол пистолета супруге под левую грудь плавно нажал на спусковой крючок. Какое-то мгновение не понимая что произошло она стояла обнимая мужа за шею, но потом плавно сползла на пол судорожно цепляясь за одежду супруга.