Текст книги "Под запретом (ЛП)"

Автор книги: Сойер Беннетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Бросаю ключи от машины на кофейный столик и направляюсь в кухню.

– Когда ты в последний раз что-то ела? – кричу я ей из кухни.

Голос Эмили удивляет меня, потому что он раздается буквально в паре шагов от меня.

– Ужинала где-то в районе шести. Я не голодна.

Я смотрю на нее, когда открываю дверцу холодильника. Она такая красивая в своем бирюзовом платье, которое обтягивает ее тело, словно вторая кожа. Такое ощущение, будто я отключаюсь от всего происходящего и просто смотрю на нее. Она тоже смотрит на меня, не моргая.

Я быстро отворачиваюсь и сосредоточенно смотрю в холодильник, вытаскиваю яйца, сыр, лук и перец.

– Ну что ж, зато я голоден, ты должна поесть со мной что-нибудь за компанию, я не люблю есть в одиночестве. И, между прочим, еда поможет немного вывести алкоголь из твоей крови.

Она пожимает плечами и садится на стул.

– Если честно, я не очень много пила сегодня, но перекушу с тобой за компанию.

Это гребаное платье снова приподнимается, привлекая мой взгляд и путая все мои мысли. Я не могу понять свою реакцию на нее. У меня было много женщин и в более откровенных платьях, чем этот кусочек материи.

Я достаю небольшую сковородку и ставлю ее на плиту, включая газ. Добавляю пару кусочков масла, разбиваю яйца и начинаю их взбивать, стоя, как и раньше, к ней спиной. Затем, я, как бы между прочим, спрашиваю у нее,

– Так что же сегодня произошло?

Я слышу, как Эмили легко вздыхает, а затем раздается скрип стула. Она подходит ко мне, отчего все мое тело напрягается, но она просто берет луковицу, очищает ее и начинает нарезать.

– Я не знаю, такого со мной еще не случалось. Он показался мне довольно милым парнем. Мы были в компании, выпивали и веселились всю ночь, а затем мои подруги оставили меня одну. – Она отодвигает нарезанный лук в сторону и принимается за перец. – Внезапно он стал довольно странным

– В чем это выражалось? – интересуюсь я, хотя заранее знаю, что ответ разозлит меня.

Я могу чувствовать, как она легко вздрагивает возле меня.

– Он стал распускать свои руки и требовать от меня близости. Настаивал на том, чтобы проводить меня домой, я не раз отвечала ему отказом, но он стал прикасаться ко мне, запугивая меня. А затем стал настаивать, чтобы я пошла к нему. Он был очень пьян, поэтому я не могла договориться с ним сама.

Она замолкает, чувствуя некоторое смущение и стыд за то, что с ней хотели сделать. Я разрушаю неловкую тишину тем, что высыпаю лук и перец на сковороду.

– Ты сделала правильно, когда позвонила мне, – говорю я ей, легко помешивая овощи на сковородке. – Ты доверилась интуиции и поступила правильно.

– Да, наверное.

Она больше не говорит ни слова, пока я продолжаю готовить. И когда я заливаю взбитые яйца на сковородку поверх овощей, присыпая сверху все это сыром, спрашиваю у нее:

– Почему ты говоришь так неуверенно?

Эмили направляется к столу и садится на стул. Я горд собой, потому что смотрю в ее глаза, когда ее платье вновь приподнимается, обнажая ее шелковистую кожу на бедрах. Она наклоняется немного вперед, опираясь подбородком на руку.

– Просто понимаешь, он был таким милым и приятным на протяжении всей ночи, не могу понять, в какой момент я все упустила?

– Это очень хороший вопрос, но, к сожалению, я не знаю на него ответа. За время службы в Афганистане я выучил, что люди могут отлично скрывать свою истинную натуру. Поэтому мне настолько тяжело доверять людям.

Я выкладываю омлет с расплавленным сверху сыром на тарелку и ставлю перед Эмили. Затем беру пару вилок из выдвижного кухонного шкафа и подаю одну ей.

– Ешь, – говорю я.

Она смотрит немного озадаченно на омлет, который лежит на одной тарелке, и на вилки, что у нас в руках. Она приподнимает бровь в изумлении.

– Что? Просто нет смысла пачкать две тарелки, если мы можем поесть с одной.

– Согласна, – говорит она, слабо улыбаясь, и накалывает омлет на вилку.

После того, как мы заканчиваем, я очищаю тарелку и ставлю ее в посудомоечную машину.

– Пойдём. Ты можешь отдохнуть в моей комнате, а я переночую на диване.

– Ты что! Я не могу позволить тебе сделать это. Я лягу на диване.

– Слушай, Эмили, может, я и мудак большую часть времени, но я знаю, как нужно себя вести. Ты спишь в моей кровати, я на диване. Разговор окончен.

– Поаккуратнее, Никс, – поддразнивает она меня. – Так ты можешь потерять свой статус мудака.

Я фыркаю в ответ на ее слова. Ни при каких обстоятельствах, я не намерен терять его. Я привожу ее в свою спальню и открываю один из шкафов, доставая просторную футболку, и подаю ей.

– Вот. Можешь переодеться в это. Ты знаешь, где ванная. Увидимся утром.

Направляясь к двери, я слышу, как она зовёт меня:

– Спасибо тебе, Никс. За все.

Я поднимаю руку над головой и машу ей в согласном жесте, что я принимаю ее благодарность. Просто она еще не знает, что похвала и даже обычное «спасибо» вводит меня в ступор и заставляет чувствовать себя ужасно неловко, и эта ситуация не исключение. В груди распространяется приятное чувство, когда я возвращаюсь в гостиную.

10 глава

Никс

Я просыпаюсь очень рано, несмотря на то, что спал всего пару часов. Диван довольно удобный, но мне было сложно уснуть, так как Эмили лежит в другой комнате. Харли забрался ко мне на диван, но, к моему удивлению, ненадолго. Через некоторое время он спрыгнул и понесся в мою комнату, где спала Эмили.

Теперь я немного завидую этой несносной собаке. Что очень странно, потому что мне никогда не нравилось делить с кем-нибудь кровать, кроме Харли.

Меня удивляет, почему эта девушка занимает все мои мысли. Да, конечно, я не стану отрицать очевидное, что она потрясающе красива и обворожительна, но это никогда сильно не влияло на мои мысли, ведь я видел множество красивых девушек, но Эмили… другая.

Поднимаясь с дивана, я выпрямляюсь и потягиваюсь. Вечером я не стал снимать джинсы, на случай, если бы в комнату вошла Эмили. Не заблуждайтесь на мой счет, скромность не является моим достоинством, но я сомневаюсь, что Эмили была бы в восторге увидеть обнаженного парня со стоячим членом.

Хотя… это заставляет меня печалиться, так как мое обнаженное тело и член определенно стоят пристального внимания.

Я направляюсь по коридору к ванной, и когда прохожу мимо ее комнаты, напряжение становится по истине невыносимым. Дверь слегка приоткрыта, скорее всего, Харли открыл ее, когда проскользнул в комнату.

Приближающийся рассвет заливает комнату слабыми лучами, поэтому я могу разглядеть Эмили, спящую на спине, одна ее рука покоится на животе, другая лежит на подушке над головой. Харли вальяжно развалился рядом, витая в своих собачьих снах. Его голова покоится на ее ногах, в то время как задние лапы находятся на ее груди. Правая задняя лапа Харли находится всего в пару сантиметрах от ее носа. Я не могу ничего поделать с собой, усмехаясь картине передо мной.

По правде говоря, мне приходится быстро отойти от комнаты, прежде чем я начну смеяться как ненормальный, и разбужу их. Если честно, я нахожу эту новую эмоцию достаточно веселой, она отдает приятным привкусом сладости, словно я ем один из своих любимых пирогов.

Быстро приняв душ и почистив зубы, я направляюсь на кухню. Проходя мимо комнаты, бросаю быстрый взгляд, хотя понимаю, что за прошедшие пару минут ничего не изменилось. Не удивительно. Солнце начинает медленно подниматься из-за горизонта, и мне кажется, что Эмили очень устала. Но Харли уже поднялся и бежит в мою сторону, чтобы получить свою долю утренних ласк.

– Пойдем, малыш, – говорю я еле слышно. – На прогулку.

Я пристегиваю к ошейнику Харли поводок, и мы направляемся на прогулку в прохладное ранее утро. Я думаю о том, что тот придурок пытался сделать с Эмили прошлой ночью… но больше всего меня накаляет мысль о том, что тот психопат мог сделать, если бы я не появился, от этой мысли мои внутренности обжигает. Она выглядела такой потерянной прошлой ночью, не желая принимать на веру, что и в ее мире существуют множество монстров. Думаю, большую часть своей жизни, она была под защитой, и вчера произошло нечто, что напоминает мощное пробуждение.

Когда мы возвращаемся в квартиру, там все еще тихо, поэтому я думаю, что Эмили все еще спит. Я завариваю себе кофе и наливаю кружку, выходя на балкон. Делаю глоток горячего напитка и наблюдаю, как небо постепенно сменяется разными оттенками, от серого до розового, и когда я наконец допиваю кофе, становится нежно голубым. Возвращаясь обратно, чтобы наполнить кружку еще немного, я замираю на пороге кухни.

Эмили стоит около кофемашины и наливает себе кружку бодрящего напитка. Ее бедро немного выставлено вперед в я-даже-не-подозреваю-насколько-сексуальна манере. На ней нет ничего кроме футболки, которую я дал ей прошлой ночью, эта футболка смотрится на ней так же сексуально, как и вчерашнее платье, если даже не более сексуально.

Ее волосы растрепаны после сна, футболка помята, но я лучше буду смотреть на нее в таком виде, чем в том вчерашнем трахательном платье. Я думаю про себя, влияет ли на ее привлекательность тот факт, что она одета в мою одежду.

Эмили чувствует, что я стою позади нее, и резко разворачивается. Мне кажется, она совершенно не чувствует смущения из-за того, что стоит передо мной лишь в одной футболке и дарит мне сонную, кроткую улыбку.

– Доброе утро!

– Привет, – говорю я слабым голосом. Подхожу к кофемашине и беру в руки свою кружку, отступая в сторону. – Как ты спала прошлой ночью?

– Вообще-то отлично. Спасибо тебе еще раз, что уступил мне свою кровать.

После того как наливаю себе чашку кофе, я разворачиваюсь и прислоняюсь бедром к столешнице. Делая глоток терпкого напитка, я наблюдаю за ней поверх кружки:

– После того как ты попьешь кофе, я отвезу тебя домой.

– Хороший план, – она легко дует на горячий напиток и делает маленький глоток. – Так, когда ты планируешь перебраться обратно к себе домой?

– Не знаю. У меня нет никаких сроков, так как я занимаюсь ремонтом в свободное время.

– Но могу поклясться, что ты готов перебраться туда уже прямо сейчас, да?

Я безразлично пожимаю плечами.

– Ну да, в какой-то степени. Я имею в виду, что жить там выгодно – близко к работе... не нужно заморачиваться, просто пройтись от задней двери до мастерской.

Она смотрит на меня странным взглядом.

– Но, мне казалось, это же твой дом. В смысле, я думала, что тебе должно быть там уютно.

– С чего бы это? – удивленно спрашиваю я. Не понимая, почему она вообще пришла к такому выводу.

– Ну просто... Ты похож на мужчину, который очень дорожит своим личным пространством.

Ааааааа... Теперь я отлично понимаю, к чему она клонит.

– Да, ты абсолютно права насчет этого… Я очень ценю личное пространство. Но если честно, кровати все одинаковые, нет особых отличий. Я веду к тому, что у меня нет эмоциональной связи с этим домом.

– Для тебя тяжело устанавливать эмоциональные связи, не так ли?

Вот теперь она задала мне действительно очень сложный, жестокий и ранящий до мозга костей вопрос. Я чуть не сказал ей, что это не ее дело, потому что именно так я бы огрызнулся, если кто-нибудь другой попытался провернуть все это дерьмо с психоанализом.

Вместо этого, без следа горечи или злости, я выдыхаю:

– Да.

Я понимаю, что только что своим ответом спровоцировал новую волну вопросов.

– А почему? – ее вопрос нежный, с нотками ощутимого сомнения. Это заставляет кожу покрыться мурашками, а сердце забиться быстрее.

– Строить эмоциональную связь не сложно. А вот терять ее больно. Поэтому легче избегать этого.

Она пристально смотрит на меня, ее глаза широко распахнуты и полны сочувствия.

– Мне кажется, ты много потерял. Прости меня...

Это все, что она отвечает мне, и я чувствую, что ей совершенно не требуется ответ. Я думал, что она будет пытаться склонить меня к разговору против моей воли, заставит меня быть откровенным, но она даже и не думает этого делать. Она не делает этого, потому что чувствует, что я не стану делиться больше никакими подробностями.

Это довольно странно. Обычно я завершаю назойливый разговор резким словом или холодностью в моем голосе. Это обыденный намек, который появляется в моем голосе, когда я хочу, чтобы человек отвалил от меня. Похоже на поднимающуюся шерсть на загривке у собаки, когда она находится в состоянии крайней ярости.

Сейчас я не делаю этого. Точнее, мне даже не приходиться делать этого. Я ответил на ее вопросы достаточно откровенно, и она прекрасно поняла, что больше не стоит лезть ко мне с расспросами. Она сама почувствовала, когда нужно отстать, благодаря чему мне даже не пришлось пускать в ход исключительно мудаковатую версию Никса.

И это чертовски интригует меня.

***

Я везу Эмили обратно к ней в квартиру. Она снова переоделась в свое сексуальное платье, и моему разуму приходится не замечать ее длинных изящных ног, которые словно специально приглашают меня любоваться ими. Вы, наверное, считаете, что дневной свет должен был забрать половину ее очаровательной красоты, но вчера перед тем как направиться в кровать, она смыла с себя косметику и приняла душ, поэтому сейчас выглядит свежо и молодо. Ее волосы собраны в неаккуратный пучок на макушке, что заставляет меня до зуда в руках хотеть распустить их. Она выглядит потрясающе красиво, но мне кажется, что Эмили Бёрнэм не знает, что такое выглядеть плохо или непривлекательно.

Но не красота делает ее настолько интересной для меня. Я ненавижу признавать, но ей каким-то образом удалось пробить трещину в моей твердой броне, что заставляет меня испытывать по отношению к ней еще большее любопытство. Я с удивлением признаю, что все больше и больше хочу узнать про нее. Я стремлюсь знать то, что в обычной ситуации мне было бы совершенно не интересно.

– Так, расскажи мне, чем ты так разозлила своих родителей, что они перекрыли тебе доступ к деньгам? – Я поднимаю тему, которая заведомо обещает нам насыщенный диалог. Этот разговор именно то, что мне нужно, тогда я смогу немного понять, почему я нахожу эту девушку настолько сексуальной и загадочной.

Она недовольно фыркает.

– Просто пыталась жить своей жизнью.

Я смотрю на нее и замечаю, что в ее взгляде виднеется горечь, а в ее голосе слышится боль. Я не знаю всех подробностей истории, но это заставляет меня хотеть свернуть ее родителям головы.

– Не хочешь немного пояснить?

Она поворачивается на месте и смотрит на меня. Когда я встречаюсь взглядом с ее глазами цвета глубокого золотисто-коричневого бурбона, я замечаю, что в глубине они наполняются неприятными воспоминаниями. Я выдерживаю паузу немного дольше положенного, и вместо того чтобы смотреть за дорогой, полностью тону в ее глазах.

– Ты когда-нибудь был под чьим-нибудь контролем?

– Крошка, естественно, – отвечаю я, не задумываясь ни на секунду. – В войсках морской пехоты. Я делал то, что мне говорили, не задавая при этом вопросов.

Она полностью замолкает, и я делаю попытку перевести разговор в более непринужденное русло. Поэтому уточняю:

– Но я прекрасно осознавал, куда и на что я шел.

– Я не приняла то, что хотели от меня родители, и это разозлило их.

– Так маленькая принцесса бунтует? Ахх, забавно! – Я всего лишь пытаюсь подразнить ее, но выходит, откровенно говоря, хреново, как будто я специально придавил ее большим количеством неподъемного груза.

– Я совсем не бунтую, – резко огрызается она. – Я всего лишь пытаюсь жить своим умом. Я уже взрослая. Мне кажется, никому не нравится, когда им стараются помыкать.

В воздухе витает определенная напряженность, и я чувствую, что задел Эмили за живое, когда поднял такую деликатную тему. Я не хотел обидеть ее чувства или же оскорбить ее. И то, что я нехорошо чувствую себя из-за этого, – новая эмоция для меня. Если быть честным, то обычно я только и делаю, что раню чувства других, чтобы они отстали от меня. Но сейчас все с точностью наоборот, я судорожно перебираю в голове идеи, чтобы немного снизить градус напряжения.

– Прости меня, я хотел всего лишь подразнить тебя, но это вышло хреново. Расскажи мне, чего такого хочешь ты, что так претит твоим родителям?

Она делает глубокий вдох и нерешительно продолжает:

– Моего отца зовут Алекс Бёрнэм… слышал о таком?

Я громко присвистываю.

– Э… ну, да… ну, я имею в виду, а кто его не знает? Он влиятельный член палаты представителей по делам вооруженных сил. И также метит в Белый дом.

– Когда ты рожден в такой богатой и влиятельной семье, тебе не дают никакого выбора в плане личной жизни, выбора той профессии и построения той карьеры, которую хочешь.

Я бросаю на нее скептический взгляд. Естественно, она, как и все девушки, склонна все утрировать.

– Вообще никакого?

– В большинстве своем – нет. Я имею в виду, у меня есть выбор, к примеру, принять ванну или душ, а кроме этого, права выбора у меня нет. – Ее голос низкий, и она впадает в состояние апатии.

– Приведи примеры, – пытаюсь я немного отвлечь и оживить ее. – Так я смогу понять тебя.

На самом деле, я хочу посмотреть, насколько она отчаялась по поводу этой ситуации. Потому что это, наверное, так «плохо» быть из привилегированной и богатой семьи. Хорошо, что в моих мыслях есть здоровая доля иронии.

Эмили делает глубокий вдох, прежде чем начинает говорить:

– Хорошо. Мне постоянно говорят, что надеть, с кем следует общаться, как говорить, как себя вести, какие у меня должны быть друзья, какую профессию мне выбрать, сколько мне съесть, потому что не дай Бог я съем лишнего и растолстею, и поэтому на фотографиях буду выглядеть ужасно.

– Все так плохо? – Когда я задумываюсь об этом, это действительно кажется ужасным.

– Нет, это еще терпимо, самое ужасное, мама заставляет меня возобновить отношения с моим бывшим, потому что его отец один из основных спонсоров политической кампании моего отца.

– Это тот мудак, что тебя преследует?

– Ага, тот самый. И что еще ужаснее, им наплевать на то, что он очень жесток по отношению ко мне, главное, чтобы я не раскачивала денежную лодку.

– Что за херня? – восклицаю я громко. – Он что, жестоко обращался с тобой?

Она кивает.

– Да, но это было только раз, и я сразу же порвала с ним все отношения.

Невероятно.

– И твои родители все еще хотят, чтобы ты встречалась с ним?

– Ну, – она пытается уклониться. – Они точно не знают, что он сделал тогда со мной. Я просто сказала им, что мы закончили наши отношения на плохой ноте. Просто понимаешь, Никс, у меня с родителями не настолько доверительные отношения, чтобы я могла им все рассказать.

Что-то в ее голосе заставляет меня чувствовать неподдельную печаль за нее. Вполне очевидно, что в отношениях с родителями у нее не хватает какой-то важной составляющей, и мне кажется, что это – любовь, связь, которая должна быть между родителями и детьми. Я говорю ей быстрее, чем успеваю подумать:

– А может, если ты им расскажешь, они прислушаются к тебе?

– Может быть.

Она устраивается поудобнее на сиденье и скрещивает руки на животе. От ее невинного движения ее платье приподнимается еще выше, открывая передо мной потрясающий вид на красивые ноги, но я все еще вовлечен в разговор.

Я решаюсь немного сменить тему:

– Какой из запретов ты нарушила, что тебе перекрыли поступление денежных средств?

Она хихикает.

– Я выбрала журналистику в качестве главной специальности, и моя мать буквально сорвалась с цепи. Она хотела, чтобы я выбрала медицину или юриспруденцию.

– Эм… а что не так с журналистикой? Ты же не выбрала специальность стриптизёрши?

Она выпрямляет спину и поворачивается ко мне, восклицая:

– Точно! Я подумала то же самое. Ты понимаешь меня, Никс.

Я смеюсь. Возможно, я начинаю понимать ее.

– Так ты всегда была мятежной дочкой, которая сопротивляется сильной руке родителей?

Я замечаю краем глаза, что ее плечи поникли, и она опустила голову, чтобы не было видно ее глаз. Мне кажется, что я ненароком затронул то, чего она стесняется. Ее язык тела говорит за нее все.

– Нет. Я никогда не восставала против их решений, – говорит она тихо. – Два года назад я бы не понравилась тебе.

Я пытаюсь немного разрядить напряженную атмосферу и аккуратно шучу, потому что в данный момент ее голос кажется немного растерянным.

– Пфф, а кто тебе сказал, что ты мне сейчас нравишься?

Я удостаиваюсь крепкого удара крошечным кулачком по руке.

И затем следующие ее слова буквально скручивают мои внутренности.

– Я нравлюсь тебе.

Мой желудок сжимается, потому что она права. Ее голос нежный и сексуальный. Но она не прилагает к этому специальных усилий.

Пришло время еще немного ослабить напряжение.

– Ну да, ладно, ты ничего, Бёрнэм. Для девушки, пойдет.

Она опять смеется, и ее хриплый смех еще сильнее скручивает в узел мои внутренности. Мой член начинает подрагивать от желания, и я принуждаю засранца не испытывать никаких иллюзий на этот счет, Эмили для нас под запретом.

Мне срочно необходимо поговорить о чем-нибудь другом.

– Почему ты думаешь, что не понравилась бы мне пару лет назад? – если все настолько плохо, то это немного успокоит мой неугомонный стояк.

– Оу, ну давай посмотрим. Я была избалованной, тщеславной, самовлюбленной, капризной, надменной, подлой, своевольной, злой. И это только для начала.

Ее голос становится менее напряженным, но я вижу по ее реакции, что она правда считает, что обладала всеми этими недостатками.

Конечно же это было не так. Эта Эмилия не может быть такой, ведь я… восхищаюсь ею.

– Ты не обладаешь всеми этими недостатками, – настаиваю я решительно. Может, она и выросла в привилегированной семье, но она всегда вела себя как обычная девушка, которая не испорчена деньгами.

– Спасибо, Никс. Это самая приятная вещь, что ты когда-либо говорил мне. Я могу поставить сотню, что это вообще самая хорошая вещь, которую ты когда-либо говорил девушкам.

Я смотрю на нее краем глаза и улыбаюсь крошечной улыбочкой. И прекрасно знаю, что это правда. Это действительно самая хорошая и милая вещь, которую я когда-либо говорил девушке... по крайней мере, на протяжении долгого времени.

11 глава

Эмили

Я не могу поверить в реальность разговора, который произошел между мной и Никсом. Он обычно ведет себя очень замкнуто и скрытно. Я не знаю, что конкретно изменилось, но он общается со мной, просто разговаривает, не отталкивая.

И знаете, мне это безумно нравится. Этот общительный Никс, что спас меня прошлой ночью, представляет мне его в новом свете.

Я чуть не проглотила язык и не захлебнулась слюной этим утром, когда он вошел на кухню. Он был одет в те же джинсы, что и вчера, только две верхние кнопки были расстегнуты, поэтому они низко сидели на его бедрах. Он был без футболки, и я буквально чуть не потеряла сознание от удовольствия, когда увидела чётко очерченные контуры его тела и идеальные рельефные кубики пресса. Его мышцы отлично выделяются и подчеркивают его V-образную линию внизу живота. В то время как его грудь была напрочь лишена волос, от его пупка тянулась тоненькая, манящая, темная дорожка волос, исчезающая в долине удовольствия, которая находилась под молнией его джинсов.

Я знала, что я смотрю на него так же, как и тогда на его татуировки – жадно. Я быстро скользнула взглядом по его обнаженным бицепсам, покрытым пугающими, но в то же время восхитительными татуировками, но я не стала их пристально разглядывать, так как рассмотрела их в прошлый раз, тем более сейчас я могла любоваться более соблазнительным зрелищем. Мой взгляд был прикован к его обнаженному торсу.

Я пялилась на его правое плечо, потому что там красовалась огромная татуировка черепа. Глазницы черепа покрывала лента с надписью «Не Вижу Зла», буквы были написаны в тяжелом, готическом стиле. (прим. перев. слова символизируют буддистскую идею не деяния зла, отрешённости от неистинного. «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него» – идеи «неведения»). Лента скручивалась и продолжала тянуться от черепа, затем плавно переходила на грудную клетку и исчезала на его спине. Я не могла разглядеть, что там было написано, но там были маленькие буквы и линии. Может, песня? Или какой-нибудь стих?

Я умирала от желания спросить у него, что же там такое написано и что это значит, но я восприняла слова на ленте, как предупреждение и не стала расспрашивать. Но мне не давало покоя выражение «Не Вижу Зла». Что же такое пережил Никс, раз его тело украшает такая татуировка? И чем дольше я смотрела на татуировку, тем меньше у меня появлялось желания узнать, что же еще там написано.

Мы останавливаемся возле здания, где располагается моя квартира, и я беру свою сумочку.

– Спасибо еще раз за то, что спас меня прошлой ночью.

Он пренебрежительно фыркает.

– Ты и сама за себя отлично постояла. Я просто подвез тебя к себе, чтобы ты смогла немного отдохнуть.

Я протягиваю руку и кладу свою ладонь поверх его руки. Чувствую смятение, когда он вздрагивает, но я не убираю руку. Его мышцы твердые и напряженные под моими пальцами, и у меня возникает внезапное желание погладить его кожу.

Но я останавливаю себя.

– Никс, не преуменьшай, это было намного больше, чем просто поездка до дома.

Я наблюдаю за тем, как он тяжело сглатывает и бормочет:

– Ничего особенного.

Я убираю ладонь с его руки и поворачиваюсь, чтобы схватить ручку двери. Смотрю на парадную дверь, ведущую в здание, где расположена моя квартира, и гнев просачивается в мои кости, настолько сильные в этот момент я испытываю эмоции.

– Проклятье!

– Что такое? – говорит Никс с волнением в голосе.

– Мой преследователь тут, – я отвечаю ему сухо и открываю дверь, чтобы выйти из машины, намереваясь высказать Тодду все, что я о нем думаю.

Как только мои ноги касаются земли, Никс тоже выбирается из машины, обходит ее и становится рядом со мной.

Я делаю шаг вперед, но внезапно Никс хватает меня за запястье.

– Возвращайся в машину, Эмили!

– Нет, ни за что, – отвечаю я. – Я могу с ним справиться.

– Я тебе сказал, быстро вернись и сядь в машину. – Его слова наполнены гневом и дикой злостью, они пугают меня до чертиков. Я нерешительно смотрю на него, но он не смотрит на меня в ответ. Он буравит взглядом Тодда, как будто мысленно уже приготовился разорвать его на части, осталось лишь только дать ему команду.

Я вырываю свое запястье из крепкой хватки Никса, и он, наконец, смотрит на меня.

– Это не твое дело и не твой бой, Никс, – отвечаю я ему спокойно, почти умоляя.

Он смотрит еще раз на Тодда, и затем опять на меня.

– Но я останусь здесь, пока ты не зайдешь внутрь. Эмили, слушай меня внимательно, я не намерен шутить, я даю тебе две гребаных минуты, чтобы ты отвязалась от него, или, в противном случае, я сделаю это за тебя, и тебе могут не понравиться мои методы. Поэтому, будь добра, уложись в это время.

Я не знаю, почему, но его слова заводят меня. В его голосе чувствуется опасность, стремление защищать и отчаянная смелость. Внезапно меня накрывает волна желания, и я не могу понять причину. Образы мгновенно вырисовываются у меня в воображении... смятые одеяла, покрытые татуировками бицепсы, большие ладони, удерживающие меня, в то время как его член жестко вколачивается в меня.

Я качаю головой и прерывисто вздыхаю. Какого хрена происходит?

Я смотрю в последний раз на Никса и надеюсь, что мой взгляд не источает похоти, затем направляюсь к Тодду.

Как только начинаю подходить, его лицо становится мертвенно-бледным. Я останавливаюсь всего в паре крохотных шагов от него и надеюсь, он не настолько глуп, чтобы совершить какое-либо угрожающее движение в мою сторону, потому что, если такое произойдет, Никс будет здесь в течение доли секунды и уничтожит его. Мое сердце с трудом бьется, я понимаю всем существом, что мне нужно быстро покончить с этой неожиданной встречей.

– Что ты здесь делаешь, Тодд?

Но он, очевидно, не собирается отступать.

– Что, Эмили, продаешься, как дешевая подстилка уличному гангстеру?

Я прекрасно знаю, что мне следует обидеться на такие слова. Черт, может, мне даже следует бояться таких безумных слов. Но, если честно, то, что он обозвал Никса «уличным гангстером» вызывает у меня лишь приступ хохота.

Внезапно я прекращаю смеяться, когда вижу, что лицо Тодда еще больше искажается от злости. Мне следует прекратить все прямо сейчас.

– Тодд, пойми ты наконец, у тебя нет никакого права голоса, ты не можешь мне указывать, вбей ты себе это в голову. Мы не вместе.

Я вижу, как гнев медленно уходит из его взгляда, и его глаза смягчаются. Я вздрагиваю, когда его голос становится плаксивым и жалостливым.

– Но, детка, тебе же прекрасно известно, что нам хорошо вместе. Тебе нужно дать нам еще один шанс.

Я быстро смотрю на Никса, который прислонился спиной к своему «Форду». Он поднимает палец и показывает им на циферблат часов, намекая мне, что время уходит.

Я решаюсь на отчаянный шаг.

– Хорошо. Мне, конечно, не следовало разрывать отношения с тобой таким образом, но я начала встречать с новым парнем. – Я показываю взглядом на Никса. – И в данный момент мой парень совершенно не рад тому, что ему приходится стоять и ждать меня, пока я разговариваю с тобой, вместо того чтобы находиться в моей квартире. И вот в чем проблема, он дал мне на разговор с тобой всего две минуты, если я не закончу говорить в установленное время, тогда он подойдет сюда и будет говорить с тобой по-другому. Поэтому сделай одолжение, свали отсюда наконец, тем самым ты сбережешь свою шкуру.

Я надеюсь, что говорила достаточно убедительно. Естественно, Никс не мой парень. Черт, я даже не могу назвать его другом. Но он точно надерет задницу Тодду, если он сейчас не свалит отсюда.

Взгляд Тодда теряет фальшивую мягкость и вмиг становится жестким, как прежде. За прошедшую минуту он показал мне множество эмоций, и про себя я гадаю, какая же из них была настоящей. Я вижу, как он бросает недовольный взгляд на Никса, и как напряженно сглатывает нервный комок. Затем он опять смотрит на меня и усмехается злорадной улыбочкой. Я внутренне съеживаюсь, так как это напоминает предостережение.

– Ты только что облажалась, Эмили. – Он начинает медленно отступать от меня, не сводя с меня своих глаз. Поднимает руку и указывает на меня пальцем. – Ты только что облажалась по-крупному, Эмили.

Затем он разворачивается и спокойно удаляется, засовывая руки в карманы своих джинсов.

Мое сердце стучит как отбойный молоток. Преследования Тодда всегда казались мне немного детскими, я думала, что это было от его избалованности. Но в этот раз было по-другому. В его действиях присутствовало что-то темное и опасное, чего я не замечала ранее. Осознание этого словно накрывает меня тяжелым покрывалом, и я вздрагиваю всем телом, чувствуя, что начинаю задыхаться от понимания, что он опасен. Если честно, я ужасно боюсь его.