Текст книги "Под запретом (ЛП)"

Автор книги: Сойер Беннетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Я надоедливая, я это прекрасно знаю. Но не могу ничего поделать, поэтому спрашиваю:

– Почему я могу трогать тебя, когда ты никогда не позволял этого другим?

Он пожимает плечами.

– Я не знаю. Просто... это меня не тревожит.

После смелых слов Никса, он наблюдает за мной настороженно. Мои пальцы все еще лежат на его шраме, когда я спрашиваю:

– Что именно произошло?

– Меня подстрелили во время последнего срока моей службы в Афганистане.

Я задыхаюсь от его слов, но почему я удивляюсь, сама не понимаю. Я вижу это каждый раз в новостях про то, как наши солдаты несут большие потери в своих рядах.

– Можно мне спросить, что произошло?

– Конечно, можешь, – говорит он просто и беззлобно. – Но я не отвечу тебе.

– Достаточно честно, – спокойно отвечаю я. – Могу я, по крайней мере, посмотреть остальную часть татуировки?

Он отвечает мне кивком головы и садится, в то время как я встаю на колени. Простынь соскальзывает с моей талии, Никс поднимает ее и просовывает мне подмышку, закрывая мою обнаженную грудь. Он улыбается мне.

– Я не смогу сосредоточиться пока ты так пристально изучаешь мое тело, совершенно обнаженная, и выставляешь напоказ свои прелести передо мной.

Я закатываю глаза.

– Я не выставляю напоказ свои прелести.

Он фыркает в ответ и двигается на середину кровати, чтобы я могла рассмотреть оставшуюся часть татуировки.

Я бросаю взгляд на рисунок в виде длинного свитка, на котором написано множество строк маленьким шрифтом. Затем перевожу взгляд на край черепа, где начинается первая строчка татуировки, и читаю ее вслух:

– Не останавливайся на прошлом, не мечтай о будущем, сосредоточься на настоящем. – Под этой строчкой подписано, что это изречение принадлежит Будде.

Я смотрю на Никса, а он отвечает мне равнодушным взглядом.

– Что я могу сказать? Будда – отличный парень.

Я провожу пальцем по следующей строчке, когда читаю ее, опять вслух.

– «Солнце когда-нибудь озарит светом и мою дверь».

– Это слова Джерри Гарсия, – говорит мне Никс, несмотря на то, что я читаю имя в конце цитаты.

Затем я читаю дальше и поднимаю глаза на Никса.

– Я не знаю, что меня тревожит больше... что у тебя тут строчки из песни группы Butthole Surfers или слова Джоша Гробана. (прим.пер. Butthole Surfers – американская рок-группа сформированная Гибби Хейнсом и Полом Лири в Сан-Антонио в 1981 году; Джошуа Уинслоу Гробан – американский певец, музыкант, актер театра и кино, один из самых востребованных артистов США, филантроп и активист образования в области искусства.)

Никс громко смеется.

– Моя татуировка содержит в себе слова многих людей…

Сосредоточиваясь на чтении каждого слова, я следую за изгибом татуировки, которая легко спускается на его ребра и оборачивается вокруг его спины. Я пересаживаюсь ему за спину, чтобы продолжить чтение, проводя пальцами по каждой строчке, которую я читаю.

Так же у него есть сточки из библейского писания, философские изречения, строчки из песен... даже просто имена людей. Некоторых из них я узнаю, а некоторые нет.

– Кто такой Ник Вуйчич? (прим.пер. Николас Джеймс «Ник» Вуйчич – австралийский мотивационный оратор, меценат, писатель и певец, рождённый с синдромом тетраамелии – редким наследственным заболеванием, приводящим к отсутствию четырёх конечностей. )

– Просто парень. Австралиец, который родился без рук и без ног. Но он может делать столько же, сколько и мы с тобой.

Имена, которые я узнаю, быстро всплывают в моей памяти. Например, такие как: Джон Леннон, Хелен Келлер, Тупак Шакур, Рэй Ламонтань, Нандо Паррадо, Бен Андервуд.

Татуировка тянется через всю спину и заканчивается с левой стороны на ребрах. Конец татуировки открытый, что подразумевает под собой, что он может добавлять туда строчки в будущем.

– Что это все значит?

Я уверена, что он мне не скажет, как всегда, да и настаивать я не буду. Но я все равно спрашиваю.

Он удивляет меня, когда отодвигается назад и откидывается на спинку кровати. Затем обнимает меня, и я устраиваюсь поудобнее у его груди.

– Я не скажу тебе, что именно произошло со мной, когда я был в Афганистане, но когда меня подстрелили, я заработал себе пару жутких травм.

Я молчу. Не хочу прерывать его поток признаний. Это, без сомнения, именно то, чем Никс впервые, охотно делится со мной.

– После того, как меня подстрелили, возле меня взорвалась граната. Взрывной волной меня отбросило на несколько метров, и я пострадал от травматического повреждения головного мозга.

Я не могу ничего поделать и спрашиваю его:

– Что это значит?

Мне страшно за него, и мое сердце начинает стучать в груди как бешенное.

– Это не так страшно, как может показаться на первый взгляд. По крайней мере, моя травма не такая страшная... хотя иногда мне бывает очень плохо. В основном потому, что мой мозг получил сильный удар о черепную коробку, когда я с огромной силой ударился об землю. Это стало причиной некоторых проблем физического характера.

– Например, каких?

– Головные боли, головокружение, потеря памяти, резкие перепады настроения. Ну и все в таком роде. Но эти проблемы были в большинстве своем улажены. – Никс берет одну из моих ладоней и переплетает наши пальцы вместе. Он поглаживает своим большим пальцем мою ладонь и продолжает. – Так же мне поставили ПТСР, когда я вернулся обратно в штаты. Именно поэтому у меня есть Харли. Харли – собака, которая оказывает помощь психологического характера бывшим военнослужащим.

– Что это подразумевает под собой

– Такие собаки могут быть использованы для множества вещей. Сразу после моей травмы, я был в очень ужасном состоянии. Я подвергался воздействию неконтролируемых вспышек гнева. Начинал нервничать, если люди шли позади меня. Громкие звуки пугали меня. Харли был натренирован ориентировать меня на мое настоящее местоположение и происходящее «здесь и сейчас», когда я чувствовал неконтролируемую вспышку гнева или страха. Его прикосновения успокаивали меня – вот простое объяснение его назначения. Он обучен ходить за мной, чтобы я чувствовал себя более комфортно, когда кто-то приближается ко мне сзади. Но, по правде говоря, большинство этих проблем уже находятся под контролем, и на данный момент он для меня больше домашний питомец. Я научился контролировать большинство этих вещей при помощи курса интенсивной терапии, что я прошел.

Никс больше не говорит ничего на протяжении нескольких секунд, и я также храню молчание. Я просто не знаю, что ответить ему, потому что, по правде говоря, не понимаю ничего. Единственное, что я знаю наверняка, – это то, что мое сердце неистово болит за этого мужчину, который так сильно пострадал.

– Я пойму, если рассказанное мной тебя напугало, и ты захочешь разорвать наши отношения, – говорит Никс с некой долей нерешительности в голосе.

Теперь я пребываю в состоянии полнейшего шока. Я никогда не думала, что у этого мужчины было хоть одно уязвимое место, но он только что обнажил для меня его.

Я резко разворачиваюсь в объятиях Никса, заключая его лицо в свои ладони.

– Никогда, – говорю я с жаром. – Я просто не знаю, что ответить на это. Ты не отвечаешь на большинство вопросов, что я тебе задаю, поэтому я не знаю, о чем именно мне позволено спрашивать.

Никс целует меня нежно и говорит:

– Про это знают только мой отец, брат, а теперь и ты.

Я придвигаюсь чуть вперед и сажусь к нему лицом, чтобы я могла видеть его. Заключаю его ладонь между своими ладонями.

– А надписи на твоей татуировке? – спрашиваю я, опять поднимая вопрос, что так интересен мне.

– Скажем так, мне не просто пришлось довольно туго, когда я возвратился из Афганистана. Я был... разъярен... не мог держать под контролем свой гнев. Любая мелочь могла меня спровоцировать на неконтролируемую вспышку агрессии. Харли и большое количество терапии помогли мне справиться с этим. Как я и сказал, я научился использовать его прикосновения и присутствие для того, чтобы держать под контролем вспышки гнева.

Как будто по команде, Харли запрыгивает на кровать и прижимается к Никсу. Он, должно быть, даже и не замечает, как его рука автоматически ложиться на шерсть Харли и начинает ласково поглаживать его.

– Этот разговор расстраивает тебя? – спрашиваю я, замечая, как Харли льнет к Никсу, будто ощущая его печаль и грусть.

– Немного. Я рассказываю тебе больше, чем знают все, за исключением моих родных.

– Так, татуировка....

– Это что-то вроде моей собственной терапии. Я сделал татуировку черепа после моего первого тура в Афганистане. Это было подходящим описанием того, что я видел там. А остальная часть моей терапии была сосредоточена на хороших и позитивных мыслях, но если честно, мне кажется, что многое из нее просто бред собачий. – Усмехается Никс.

Я приподнимаю бровь в ответ на его слова, и он смеется.

– Ну что я могу еще сказать, мне всегда кажется, что стакан наполовину пуст, нежели полон… Так или иначе, когда я читаю или смотрю что-то позитивное, что воодушевляет меня, я могу запечатлеть это на своем теле, чтобы эти мысли были всегда со мной…

Это очень интересно.

– А как именно ты выбираешь то, что занести на свою татуировку?

Он слегка усмехается мне озорной улыбкой.

– Это просто. Если я что-то читаю, и это вызывает мою улыбку, насмешку или сарказм, тогда я понимаю, что это, вероятно, что-то важное, какое-то сообщение, смысл которого откроется позже, поэтому я на него реагирую таким образом. Вообще, по своей натуре я склонен к более депрессивным мыслям, поэтому, когда эти строчки вызывают во мне противоположную реакцию – насмешку, я понимаю, что это сообщение важно для меня. Вот и все.

Я качаю головой с удивленной улыбкой, что растягивается на моих губах.

– Ты смеешься надо мной, Бёрнэм?

Обычно, когда он обращается ко мне по фамилии, это означает, что он хочет восстановить некую дистанцию между нами, но сейчас он говорит ее, слегка поддразнивая меня, отчего мой желудок радостно сжимается.

– Не смеюсь, а поражаюсь. В тебе больше слоев, чем природа создала для лука, Кэлдвелл.

Никс устремляется ко мне, заставляя Харли испуганно спрыгнуть с кровати. Он привлекает меня к себе на колени, стягивая с меня простынь.

– Вот кстати, как раз один слой, под которым бы я хотел посмотреть, что находится…

Я смеюсь, но вскоре этот смех превращается во вздох удовольствия, когда он накрывает своим ладонями мою грудь и приникает губами к моей шее.

– Никс? – бормочу, сдерживая рвущийся стон.

– Хммм? – он отвечает, прокладывая обжигающую дорожку из поцелуев до моей челюсти.

– Ты понимаешь, что разговор, который только что имел место, выходит за рамки отношений, которые построены только на сексе?

Его рот все еще прижимается к моей коже, и я чувствую, как он напрягается. Затем он издает легкий вздох, прежде чем оставить нежный поцелуй на моей коже.

– Да, – бормочет он у моей шеи. – Понимаю.

Его голос звучит смиренно, но в то же время предостерегающе, печально, счастливо и раздосадовано, но одновременно с этим спокойно. Как он может заключать в себе все эти противоречивые вещи одновременно? И затем, я понимаю, что Никс всегда заполнен множеством эмоций, которые бушуют внутри него. Именно поэтому он прилагает столько усилий, чтобы избежать общения с окружающими.

Но сейчас, он позволил мне проникнуть в свою душу немного больше. Я нахожу его действия невероятно смелыми. И в первый раз в жизни, понимаю, что откликаюсь на его слова и приказы не только телом, теперь в этом замешано еще и мое сердце.

23 глава

Никс

Наши отношения с Эмили изменились, и я сам не понял, как это произошло. Я провел так много месяцев, ограждая себя от других, что это состояние стало своеобразной тихой гаванью для меня. А сейчас я позволил этой девушке разрушить мои защитные стены за пару недель. Внезапно все эмоции, которые раньше было так легко прятать, вырвались на поверхность. Теперь мне нужно разобраться в своих чувствах, какие не причинят мне вреда, если я буду испытывать их.

К счастью, я не открылся ей полностью. Я никогда не смогу рассказать ей про Пола. Это слишком постыдно для меня, и теперь, когда я позволил этой девчонке проникнуть немного в свою душу, я хочу удержать ее там.

Хотя бы на ближайшее будущее.

Я не готов увидеть ужас в ее золотистых глазах цвета виски, если она узнает ужасающую правду о том, что произошло.

В конечном счете, совершенно неважно, открылся ли я ей хоть немного. Я никогда не смогу полностью принять Эмили в свою душу, показать ей всю уродливую правду. Всегда будет существовать часть меня, которая будет совершенно неприкосновенна.

На данный момент именно это позволяет мне чувствовать себя в безопасности, чтобы продолжать встречаться с ней дальше для того, чтобы посмотреть в конечном итоге, куда это может нас завести.

Я только что подъехал к жилому комплексу, где живет Эмили. Харли и я выскакиваем из грузовика и направляемся в квартиру № 322. Она пригласила нас сегодня на ужин, и я очень хочу познакомиться с Фил.

Эмили мне много рассказывала о ней и том, что она смогла запугать ее бывшего парня-мудака. Поэтому да... я уже в команде Фил.

Я негромко стучу в дверь, и она сразу же открывается той, которая, как я могу предположить, является знаменитой Миньон Ларсон. Мне кажется, она, скорее всего, поджидала меня по ту сторону двери, ожидая, пока я постучу. Она очень эффектная девушка, и в данный момент улыбается мне приветливой улыбкой.

Фил склоняется к Харли и гладит его, бормоча ему всякие нежности. Затем она протягивает мне свою руку для рукопожатия.

– Привет. Я Миньон.

Я жму ее руку, и наше рукопожатие выходит сильным и уверенным.

– Никс.

Затем Эмили появляется за ней и говорит:

– Как так произошло, что он будет называть тебя Миньон?

Фил коварно ухмыляется Эмили.

– Он не будет. Ты как раз меня перебила, когда я хотела ему сказать, что если он будет меня так называть, то я оторву ему яйца.

Она поворачивается ко мне, ее зловещая ухмылочка еще играет на губах, когда она говорит:

– Я предлагаю тебе называть меня Фил.

Я усмехаюсь и киваю.

– Во имя сохранения яиц, принято к сведению.

Эмили обходит Фил и оборачивает свои руки вкруг моей шеи, прижимаясь своим телом к моему. Я, в свою очередь, обнимаю ее руками за талию, и когда она встает на носочки и прижимается своими губами к моим губам, то оставляет там теплый поцелуй. Это действие, которое она сейчас совершила, наверное, является для меня самой интимной вещью, которую я когда-либо делил с женщиной. Это не имеет никакого отношения к сексуальности, это больше относится к нежности и приветствию.

Она буквально опускает меня на колени, когда шепчет:

– Я скучала по тебе.

Я не знаю, что мне ответить ей на это. Скучал ли я? Да, я, несомненно, думал о ней. Очень часто и много. Эти мысли... почти можно отнести к одержимости.

Когда я увидел, что она появилась из-за спины Фил, я ощутил, как какое-то чувство, близкое к восторгу, зарождалось в моей груди. Когда она прижалась ко мне своим телом, моя первая мысль была не о том, как забраться к ней в трусики. Нет. Моя первая мысль была, как это все естественно ощущалось. Но это не должно было так ощущаться, потому что между нами не происходило ничего похожего на отношения. По крайней мере, в моем тщательно выстроенном мире.

Перед тем как я могу ей что-то ответить, она выпускает меня из объятий, склоняется, чтобы поцеловать Харли, и затем спешно убегает на кухню, крича вслед:

– Фил, дай ему пиво. Мне нужно вытащить лазанью из духовки, пока она не подгорела. И прекрати запугивать его своими глупостями про то, что ты оторвешь ему яйца.

Я и Фил отлично ладим. Мы сидим в столовой, пьем пиво и обсуждаем футбол, в то время как Харли лежит у моих ног. Его голова покоится на моем ботинке – это верный знак того, что он чувствует, что я неохотно иду на контакт с людьми, которых не знаю.

Оказывается, с Фил общаться не так уж и трудно. Она такая же большая поклонница «Джетс», как и я. И большая поклонница Эмили... как и я.

***

Ужин был очень вкусным, и я был впечатлен, что это первый раз, когда Эмили готовила лазанью. Сейчас мы сидим в гостиной, говоря обо всем и ни о чем одновременно. Я сижу в конце дивана, и Эмили сидит рядом со мной, моя рука покоится на ее плечах, легко приобнимая ее. Она сидит с ногами, поджатыми под себя.

Эмили и Фил сейчас спорят о сериале, что идет по телевизору, о котором я совершенно ничего не слышал ранее... «Дневники вампира»?

Хотя это совершенно не важно.

Я использую эту возможность, чтобы разобраться с чувствами, которые заставляет меня ощущать Эмили. От ее головы, которая лежит на моем плече, я ощущаю нежный и легкий запах фруктового шампуня, что исходит от ее волос. Ее длинные волосы ощущаются шелковистыми в моей руке. Жар, что исходит от ее тела, чувствуется достаточно уютным и приятным. Ее босые ноги аккуратные и прелестные. И мне кажется, что они чертовски сексуальны.

Я никогда не был в отношениях, когда бы просто сидел с кем-либо так близко, и это ощущалось так естественно. В старших классах школы, до того, как я пошел в армию, у меня было пару серьезных отношений, но я никогда не чувствовал себя комфортно, просто молча сидя с кем-то.

Это очень приятно, и я не могу поверить в то, что избегал этого так долго.

Но мне кажется, это чувствуется настолько комфортно, потому что это Эмили. И я не уверен, что смогу вести себя с кем-то другим подобным образом.

– ...ну, я надеюсь, что он не покажется там. Это будет казаться по-настоящему странным, если он появится там после того, как твой папа угрожал ему, – говорит Фил, когда поднимается с дивана, чтобы захватить себе еще одно пиво.

Я обращаю внимание на разговор и понимаю, что меня одолевает странное чувство, что я знаю, о чем они говорят.

– Надеешься, что не появится кто? – спрашиваю я

Фил бросает мне через плечо, когда выходит из гостиной:

– Ее бывший парень-мудак.

Тут я понимаю, что определенно в ее команде. Она называет его так же, как и я. И как они перешли за такое короткое время на разговор о ее бывшем мудаке, когда только что обсуждали «Дневники вампира»? Похоже, я утрачиваю навыки наблюдения.

Я чуть поворачиваюсь к Эмили, чтобы видеть ее лицо.

– Где она боится его появления?

– Мой папа позвал меня прийти на благотворительное мероприятие по сбору средств в субботу вечером. И Фил боится, что Тодд может появиться там.

Ее голос звучит пренебрежительно, и она совершенно не кажется взволнованной, как я могу сказать. Но я нахожусь на грани только от одной мысли об этом.

– А что, есть шанс, что он может там появиться?

– Мне так кажется. Они продают билеты на это мероприятие, поэтому чисто теоретически он мог купить один для себя, или его отец мог купить для него.

– Ты кажешься совершенно невзволнованной, – заключаю я.

– Ну да. А что может произойти в комнате, где полно народу?

Это очень хороший довод. И я также не должен волноваться насчет этого. Эмили будет находиться в окружении множества людей, и нет ни одного шанса, что этот парень сможет навредить ей.

Прежде чем я могу закрыть свой рот, из меня вырываются слова:

– Я могу пойти с тобой.

Она смотрит на меня удивленным взглядом. Пристально разглядывает меня, затем на ее лице растягивается огромная усмешка. Она легко ударяет меня кулачком в руку и усмехается:

– Ага, как же. Я почти купилась на твою шутку, Кэлдвелл.

Я поднимаю голову вверх и мягко захватываю ладонью ее лицо, чтобы она посмотрела мне в глаза.

– Я совершенно серьезно. Я не хочу, чтобы ты ходила туда одна.

Но Эмили совершенно не настроена меня к чему-либо принуждать сегодня, поэтому отвечает:

– Я буду в полном порядке. Тем более, я не приглашала тебя.

– Ну, это не проблема, так? Пригласи меня.

– Нет. Это смешно. Я вполне и сама могу позаботиться о себе.

Я решаю прибегнуть к запрещенному приему.

– Ты что, стесняешься меня?

Я знаю Эмили достаточно, чтобы понять, что она меня совершенно не стесняется. Собственно, я уверен, что она была бы счастлива брать меня с собой на каждый прием, на который ее приглашают, которые, к слову, я совершенно терпеть не могу. Это просто не мое. Но я абсолютно точно знаю, что достаточно одной моей мысли, или кого-то еще, что она ведет себя как прошлая «Эмили Бёрнэм», и это заставит ее быстро сменить свое решение, тем самым согласиться на мое предложение.

– Конечно же, нет, – она практически кричит на меня. – Да я была бы самой счастливой девушкой на приеме, если бы ты пошел со мной.

– Тогда в чем проблема? – спрашиваю я у него мягко. Затем наклоняюсь, оставляя легкий поцелуй на ее губах.

Она вздыхает мне в рот, проскальзывая рукой в мои волосы.

– Отлично. Ты можешь пойти со мной.

Я прижимаю ее к себе и углубляю наш поцелуй. Сейчас комфорт, который я ощущал ранее, полностью уходит, и его место занимает похоть, голод и желание к Эмили. Я провожу ладонью верх по бедру девушки, останавливаясь именно там, куда стремились мои пальцы – на резинке нижнего белья, которое обтягивает ее бедра. Я принуждаю ее оседлать мои бедра.

Она прижимается ко мне всем телом и углубляет наш поцелуй. Я в одно мгновение становлюсь твердым... это возбуждение отдается практически болезненным ощущением.

– Идите в чертову комнату, вы двое. Это просто отвратительно.

Я даже и позабыл о Фил. Черт, Эмили заставляет меня позабыть обо всем. Например, за последние пять минут ей удалось заставить меня забыть, что я ни с кем не встречаюсь и избегаю отношений, что не хожу на политические приемы, и меня совершенно не должно тревожить, что девушка, которую я трахаю, будет находиться где-то без меня.

Очевидно, я позабыл о многом. Благодаря Эмили.

Я вижу, как Эмили краснеет и отстраняется от моих губ. Ее взгляд искрится теплом и нежностью, в нем кроется неподдельное желание, которым был заполнен этот поцелуй.

Когда она смотрит на меня, она видит больше, чем вижу в себе я. Черт... Я позволил ей видеть в себе больше, чем позволял кому-то. Она очень хорошо изучила меня за пару прошедших недель, которые мы с ней знакомы. Мне кажется, узнай об этом доктор Антоняк, она бы очень гордилась мной.

Мысль настигает меня. Я должен добавить имя Эмили в свою татуировку на этих выходных. Ничего важного или же особенного в этом нет... просто добавлю ее имя, потому что с ней я начинаю меняться лучшую сторону.

24 глава

Эмили

Это была плохая, ужасная идея.

Привезти Никса на мероприятие по сбору пожертвований.

За исключением… до этого момента все было хорошо. Было очень, очень хорошо.

День начался ох, как приятно. Я осталась в квартире Линка с Никсом в пятницу вечером. Он приготовил на гриле несколько стейков, которыми мы наслаждались с хорошим вином. Мы играли в карты большую часть вечера, пока я не издала нечто похожее на сексуальный стон, по мнению Никса, когда попыталась удобнее переложить свою руку. Он просто бросил свои карты на стол и поднял меня с моего стула. Он не сказал ни слова... прижал свои губы к моим и атаковал мой рот, отнеся меня в свою комнату. Закрыл дверь перед Харли, когда тот попытался проследовать за нами, и это немного отвлекало – слушать, как бедный пес скулит, чтобы попасть внутрь.

Но, в то время как руки и рот Никса ласкали мое тело, я не могла думать ни о чем другом, кроме человека, который находился у меня между ног.

Просыпаться в объятиях Никса превратилось в привычку, от которой я стала зависимой. В субботу утром я снова распласталась на его груди, и на этот раз он крепко обнимал меня своими руками. Харли был с другой стороны от меня, так что я была зажата между двух донельзя великолепных мужских созданий. Я лежала тихо, слушая спокойное дыхание Никса и нежный храп Харли.

Это было… так по-семейному. И мне нравится это чувство, хотя это было чрезвычайно опасно, даже позволить моим чувствам двигаться в этом направлении. Я должна была уважать границы и ожидания того, что Никс и я установили. Хотя я очень хотела выбросить эти дурацкие рамки из окна.

Никс и я слонялись в квартире Линка всю субботу. В начале дня я получила очень интересный телефонный звонок от моей матери. Мы не разговаривали с того вечера, когда она пригласила Тодда к нам на ужин, хотя мой отец и я постоянно контактировали, как по телефону, так и по электронной почте. Он явно прилагал большие усилия, чтобы наладить наши отношения, и я была рада этому.

Увидев номер моей матери на дисплее телефона, я настороженно ответила:

– Здравствуй, мама,

– Привет, Эмили, – ответила мама. Она явно нервничала, и ироничный тон пропал. Она была... нерешительная... мягкая.

Ни одна из нас ничего не говорила в течение нескольких секунд, мы обе погрузились в неловкое молчание.

– Я хотела бы... нет, мне нужно извиниться перед тобой, Эмили. Мне так жаль, что пыталась навязать тебе Тодда. Я не имела ни малейшего представления о том, что произойдет, и я никогда не хотела, чтобы моя дочь была с кем-то подобным ему. Пожалуйста, поверь мне, – сказала она.

Слова вылились из нее, и они были пропитаны болью и чувством вины. Ее рыдания прервали последнее предложение, и мое сердце трещало по швам из-за моей мамы.

– Ой, мама. Пожалуйста, не плачь. Все в порядке. Честно, – ответила я.

– Нет, Эмили. Не в порядке. Твой папа говорил со мной, и он помог мне осознать, что я была ужасной матерью в последнее время. Я думаю, что настолько зациклена на внешнем виде и на том, кто и что подумает, что забыла о том, что реально важно. Но я надеюсь, что ты позволишь мне все наладить. Ты одна из самых важных людей в мире для меня, и я никогда не должна ничего ставить превыше тебя, – продолжила она.

Мы говорили по телефону в течение часа. Это рекорд для нас. Никс тихо сидел на диване, смотря американский футбол. Но его рука осталась на моем бедре, слегка поглаживая меня в жесте поддержки.

Моя мама чертовски шокировала меня, когда сказала, что они с отцом поговорили о возможности отказаться от планов на должность президента. Она сказала, что это не стоит любого разлада в нашей семье.

Я сразу же попыталась отговорить ее отступать. Я заверила ее, что мы сможем все, если постараемся. Она сказала, что это было только разговором, но они хотели включить меня, Райана и Данни в обсуждение.

И мое сердце остановилось.

Райан? Данни?

Я спросила ее, что это значит. Моя мать вздохнула и сказала:

– Это означает, что ты не единственная, кого обидели. После этого мне нужно сделать еще один звонок.

Ах, какая радость. Я вскочила с дивана, напугав Никса и Харли, и крикнул:

– Мама... я имею в виду... Мама... это здорово. Я так счастлива. Ты так полюбишь Данни. И Райан очень по тебе скучает.

Я прыгала вверх и вниз, танцевала по всей квартире, когда украдкой посмотрела на Никса. Все его внимание было приковано ко мне, и он улыбался мне до ушей.

Смех мамы прервался, и я помню, как она туманно проговорила:

– Мама в порядке, Эмили. Я вроде как довольна сейчас.

Это действительно был чудесный день. Я была так счастлива после этого, что бросилась в объятия Никса и практически умоляла его заняться грязными вещами со мной. Мы провели удивительный день в его спальне.

Слишком скоро настало время собираться на прием.

Я принесла свое коктейльное платье от Моник Люлье, а Никс взял смокинг Линка, который, к счастью, был того же роста и комплекции как он…

Я должна признать... Никс будет выглядеть потрясающе даже в мешке. Черт, я никогда не видела, его одетым ни во что, кроме футболки и джинсов, и он всегда выглядел аппетитно для меня. Но сегодня... в смокинге? Он выглядел невероятно потрясающе. Он даже уложил волосы немного, так что они были убраны назад со лба и висков, открывая его красивые линии и углы лица. Он не побрился, что мне очень понравилось. Его вечная щетина давала понять, чтобы никто никогда не забывал, что Никс Кэлдвелл был суровым мужчиной. И это меня привлекало.

Он был моим суровым мужчиной... на данный момент.

Когда я вышла из ванной после того, как нанесла последние штрихи в макияже, Никс стоял и выглядел очень нервным, держа букет цветов.

– Это для меня? – спросила я, мое горло пересохло, и глаза были готовы вот-вот наполниться слезами.

– Я побежал в лавку на углу, пока ты была в душе. Кажется, этим вечером они подойдут к твоему наряду, – кивнул он.

Я взяла букет и прижала к носу. Цветы не пахли сильно, но букет был прекрасен, и он был вручен мне невероятно закрытым человеком. Из-за простого факта, что он заботился обо мне, мое сердце грозилось треснуть и засосать его внутрь.

– Они прекрасны, Никс. Я поставлю их в воду.

Я больше ничего не говорила, потому что могла сказать, что он нервничал, а я была на грани того, чтобы расплакаться. Как только мы вышли, его рука змеей обвилась вокруг моей талии, из-за чего мне пришлось остановиться. Он прижал свои губы к моему виску и сказал:

– Я никогда не приносил цветы женщине прежде, Эмили. Это впервые для меня.

Я повернулась лицом к нему, и наши губы встретились... нежно, спокойно. Он отстранился.

– У меня много всего впервые с тобой.

Мое сердце гудело волнением из-за сказанных им слов, когда мы ехали в «Уолдорф-Астория».

Да... это был практически идеальный день, ведущий к этому приему по сбору средств.

И вот я стою в коридоре за пределами зоны комфорта, готовлюсь войти.

И Тодд Фулгрэм стоит здесь, положив свою руку на мою. Он появился из ниоткуда, без предупреждения.

В его жесте нет агрессии, и если бы не было чего-то грустного в его манере поведения, я бы закричала во всю силу легких, чтобы выбраться из ловушки. Но он тихо говорит:

– Эмили... мне очень нужно с тобой поговорить... объяснить ситуацию...

Я не должна доверять ему. Я должна вежливо найти отговорку и идти в другую сторону... или бежать в уборную. Но его тон другой. Он не умоляющий, детский, угрожающий или высокомерный как это привычно для Тодда Фулгрэма.

Он печальный и напуганный.

Мое сердце, чертов дьявол, подсказывает, что у меня нет выбора, кроме как остаться и послушать.

– Хорошо, – говорю я.

Он отпускает мою руку и запускает ее в свои волосы.

– Во-первых, извини за то, что пришел. Но я знал, что ты здесь, и должен был поговорить с тобой... лично, – начинает он.

– Я слушаю, – говорю я осторожно.

Тодд ведет меня к обитой скамейке около стены в коридоре. Мы оба садимся, и наши колени направлены друг на друга

Он нервничает, скручивая пальцы.

– Эмили... Мой отец очень давит на меня: он хочет, чтобы мы были вместе. Хочет быть привязанным к твоему отцу больше, чем просто деньгами, – продолжает он.

Я киваю ему. Я понимаю его. Моя мать делала то же самое.

– Он сделает все, грозится лишить меня всех финансов, и если я не заключу сделку с тобой, тогда он выгонит меня из семьи. Вот почему я так безумно хотел возобновить наши отношения, – говорит Тодд.

Я почти беру руку Тодда в жесте сочувствия, но сдерживаюсь. Я не хочу, чтобы он думал, что есть надежда на что-то для нас.