Текст книги "Прозаические миниатюры 2010-2017 гг (СИ)"

Автор книги: Соня Никольская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Annotation

Никольская Соня

Никольская Соня

Прозаические миниатюры 2010-2017 гг

Прозаические миниатюры 201 0-201 7 г г .

Старуха

– Не знаю, что сказать... Советом сыт не будешь... И утешать не стану...

Она отвернулась. Плечи слегка вздрагивали. Она плакала. Я не выдержала, быстро подошла, усадила подругу на стул, а сама ходила из угла в угол.

– Ева, люби, кого хочешь, сердцу не прикажешь. Но все же, расскажу тебе одну историю про старую бабку. Мне было лет двадцать, бежала на встречу или в кино, точно не помню. Лечу вся такая расфуфыренная по Новому Арбату, сворачиваю в арку здания Почты, в переулок, чтобы народ перед глазами не мельтешил. А тут бабка, да старая, да страшная, с грязными седыми волосами. Одета неопрятно, видно одинокая. Еще помню, пахло от нее мочой. Точно одинокая. Короче, просит перевести ее через дорогу. Я за руку беру и тихонько веду. До тротуара дошли. Бабка вздохнула, просияла на радостях. А потом спрашивает, замужем ли я? Говорю, что нет еще. А любимый человек есть? Есть, отвечаю. Ну, тогда она мне и говорит: выходи замуж не за того, кого любишь, а за того, кто тебя любит. Сказала, и задерживать не стала. Мол, спешит красавица, а тут она, старая, на дороге попалась... Бабки той я больше не встречала...

Я села на диван, подобрав под себя ноги, и задумалась.

– Ева, много лет я не понимала смысла ее слов. Думала, злая какая-то старуха мне попалась. Ничего в любви не понимает. Как можно выйди за нелюбимого? Только с годами поняла, и сейчас так думаю. Надо быть с человеком, который прежде тебя любит, а ты лишь позволяешь ему любить. Конечно, должна быть симпатия, уважение и все такое... Страсть проходит, в любви разочаровываешься. А того, кто тебя любит, никто не заменит. В лепешку расшибется, а все для тебя сделает. Да еще будет считать, что, мол, недостоин такой женщины, и если она его бросит, то и поделом ему, горемычному. Только жить без нее не сможет. И вот это – жить без тебя не могу, умру за тебя – выше любви бабской к недостойному, по которому сердце сохло. Только поздно это понимаешь. Но лучше поздно, чем никогда...

Она молчала.

7 февраля 2010

Так, ш трих к портрету ...

Так вы считаете меня рафинированной девушкой, не имеющей представления о реальной жизни? И прозу мою в статье назвали «достойной дневников юной лэди, воспитанной в дворянской семье конца XIX века». Комплимент, спасибо. К тому же, если не изменяет память, меня вы также окрестили... религиозной фанатичкой?.. Как вы ошибаетесь. Как вы ошибаетесь в своих суждениях на мой счет... Чтобы убедить вас в обратном, по крайней мере, в том, что касается веры, я вышлю вам подборку своих стихов, и вы поймете, что значит для меня Бог и вера, и какое отношение в моей жизни играет церковь. Точнее было бы сказать – играла, но об этом в другой раз.

Послушайте, не пытайтесь казаться хуже, чем вы есть на самом деле. Зачем, скажите, при всех на вечеринке наговорили мне столько гадостей? И тут же напились. Молчите? Нет, не смотрите на меня так будто... будто... Да, что вы возомнили о себе?! Вы же ничего обо мне не знаете! Ничего! Как странно... мне вас жаль. Жаль, что вы так желчны, так молоды, а в идеалы не верите, в дружбу не верите... Я вам расскажу. Я вам расскажу одну историю, но после этого мне больше не звоните, не пишите и не встречайте. Не приходите никогда. Обещайте. Дайте слово. Включайте... диктофон.

Нас было трое. Нам было лет по двадцать. И познакомились мы в рок-студии, а через два месяца уже создали свою группу «Лужа крови». Почему такое название? А, молоды были, хотелось всех напугать. Только вот тексты писали антисоветские, не как сейчас – вампиры там и вурдалаки. Так вот, недолго просуществовала наша группа, около двух лет. И вот представьте себе, ничего-то от нас... не осталось.

Рок-группа. Что вы смотрите на меня? Удивлены? Молчите. Или не верите? Простите, почему-то рассмеялась. Смешно смотреть на вас. Вы знаете, когда-то я ходила в узких джинсах, свитере мужском. Поверх густых распущенных волос носила кожаную кепку, а гитару таскала в дорогом футляре. Да! Какая недоверчивость в улыбке... Вы вправду думали обо мне бог знает что. Печально... Нас было трое. Я – вокал, ритм-гитара, автор текстов. Ребята – музыка, аранжировка, звук и все такое. Димка – басист, Василий – барабаны. И кроме музыки нас ничего не интересовало, мы собирались каждый день, играли. Потом "перестройка", рухнул пресловутый СССР. И все, ради чего мы рисковали жизнью, тоже рухнуло... О судьбе Василия к 94-му году я уже ничего не знала, слышала, что сильно пил. Димка был на втором курсе мехмата, отчислялся, уходил в академ, может и доучился. Ну хватит, не хочу об этом... Вы курите? Дождь пошел, смотрите. Вот зарядил.

Забыла вам сказать, недавно фильм смотрела интересный. «Весна, лето, осень, зима и снова весна» называется. О буддийском монахе и не только. Посмотрите при случае. Мне почему-то кажется, что вам он многое откроет. Дождь закончился. Как славно. Я пойду. Прощайте.

23 февраля 2010

Художник Владимир Яковлев. Интервью с его ученицей

Я знал, что она любит Довлатова, и наверняка читала заметку о Яковлеве в «Соло на IBM». И все же, подумал я, будет неплохо напомнить об этом. Открыл книжку и сделал ксерокопию страницы. Перечитал. Свернув листок вчетверо, протиснул в задний карман джинс.

– Расскажите, Соня, о вашей живописи. Мне понравились карандашные натюры и несколько портретов.

– А как это – рассказать о живописи? (Улыбается). Откровенно говоря, я никому не показываю, как пишу! Дверь мастерской закрыта пока я рисую, у меня свои секреты. (Улыбается). Я ведь самоучка! Карандаша у меня мало, мне самой эта серия нравится. (Снова улыбается). А портреты все разные – тут ведь периоды имеют значение: ранний, поздний... да и материал немаловажен – акварель, гуашь, уголь или мелки...

– Так это как раз и интересно! Речь ведь не о том, как вы стоите возле мольберта и рассекаете воздух свободной от кисти рукой. (Улыбаюсь). Кисть сама делает свое дело, вгрызаясь в сочное месиво. (Пауза). Я не понимаю смысла слова «самоучка»... (Зацепился я, недоумевая, почему ученица Яковлева назвала себя самоучкой).

– Да проще простого, – и она повернулась к ноутбуку, динамики которого излучали какую-то релакс музыку, набрала в онлайн словаре несколько букв, и, протянув по-детски «так», – та-а-а-ак, самоучка... – зачитала: «Человек, который выучился чему-нибудь самостоятельно, без систематического обучения и без руководителя. Художник-самоучка». (Пауза). Понимаете, руководства как такового не было, но общение с гением не прошло бесследно. (Улыбается). Еще до встречи с Яковлевым я расспрашивала маму: Какие?! Какие у него были цветы?! Она не могла точно описать, говорила, что таких цветов в природе нет и они очень красивые. С этого момента ее слова не выходили у меня из головы. Светили подобно маяку – другого ориентира не было, ведь кроме абстракций и портретов я ничего не видела, маме пришлось продать «Цветок» еще до моего рождения... (Пауза). А знаете, позже мне удалось посмотреть эту картину у нового владельца. Да! (Кивнула она с улыбкой). И вы не поверите, такого чуда я больше не видела ни на одной выставке, ни в одном каталоге московских коллекционеров. Ранних-то работ Яковлева мало у кого осталось, все ушло за границу, разлетелось по всему миру...

– Вы, наверно, сожалеете, что «Цветок» больше не принадлежит вашей семье?

– Не то слово! Я даже надеялась, что эту картину мне подарят, как преемнице Яковлева. (Пауза). Знаете ли, условия покупки были несколько двусмысленными.

– Вот как?! Что же это за условия?

– Как сказать... Маме понадобились деньги. Она обратилась к подруге из академической семьи, чтобы занять пятьдесят рублей, в советские времена академики жили в достатке, вы знаете. Ну а подруга, воспользовавшись бедственным положением, предложила маме продать картину Яковлева, и, конечно, самую лучшую – «Цветок»! При этом чтобы выглядеть благодетельницей, успокоила: мол, я куплю Яковлева, а как только у тебя появятся деньги, в любой момент выкупишь его обратно. (Улыбается).

– Чему же вы улыбаетесь?

– Да так! Просто подумала, возьму и приеду к этой даме, да и верну обратно Яковлева за те же деньги! Шучу, конечно. (Пауза). А ведь подло, согласитесь? Почему просто в долг не дать? Нет! Надо купить! Купить, зная, что мама никогда не попросит картину обратно! (Ее голос задрожал). Вот она... сущность человеческая. Дружба, преданность, любовь. (Пауза). Ладно, кто старое помянет, тому глаз вон. Вы не помните, на чем мы остановились?

– Вы остановились на том, что цветок Яковлева знали только по описанию вашей мамы.

– Да. Так вот. Когда нам стало известно, что Яковлев жив и находится в психиатрической больнице для туберкулезников где-то в Подмосковье, там-то я и увидела его цветы. Представляете (тут она воскликнула, будто ее ущипнули), он еще и туберкулезом заболел! Это в конце-то 1980-х! (И, задумавшись, продолжила). Узнали адрес, ну и рванули к нему, и с тех пор каждые выходные ездили. Яковлев стал рисовать. На альбомных листах карандашами, фломастерами, авторучкой. И вот когда я увидела карандашный цветок, состоящий из линий. Понимаете, только из линий! Тут-то все и открылось. Цветок не просто жил, – глядя на него, ты чувствуешь, как тебя пробивает мощная энергетика! И происходит что-то неуловимое, сродни посвящению. Снятие запрета, понимаете? Все эти шаблоны, штампы... с рождения душат нас, убивают на корню, не давая раскрыться. Нам говорят: если тебя этому не учили – ты этого не можешь, не имеешь право. Нет диплома – кто ты, Вова? (Смеется). И вот все эти озарения сошлись в одной точке, примкнув к твоей действительности, маленькому островку личной жизни. Не помню, вошло ли это в воспоминания о Яковлеве... у нас с мамой книжка в соавторстве (пояснила она). А-а, да – выход из духовного тупика... (Задумалась). Но добавлю от себя кое-что личное... Вы как? Готовы это услышать?.. (Я еле заметно кивнул головой, машинально взглянув на диктофон). Понимаете, в то время, до встречи с художником, я только писала стихи, занятия музыкой не в счет. А тут – любовь на полдыхании оборвалась. Эмоций выше крыши, понимаете? (Улыбается). Чувствую, разорвет меня изнутри – и баста! И вдруг Яковлев, поездки в психушку, через полгода взяли его домой на неделю... Володю потом обратно, как положено, ну а я – за кисть, да ночью, да на третий день после его отъезда. Мама заходит в комнату, смотрит на картины, тогда их было две, и помертвела...

– Не понравились?

– Да. (Не услышав вопроса, ответила). Картины понравились. (Задумалась). А позже сказала, что ей страшно за меня стало, думала, я рехнусь. Я ее успокоила, говорила, что если б не зарисовала, тогда – да, разорвало бы на кусочки, и нет сознания... одна галиматья осталась бы в голове... Вот как было-то... (Долгая пауза). Так что все вы про меня теперь знаете. (Грустно улыбается). Как на ладони... (Улыбается, но уже с веселой искоркой в глазах. Я же быстро взглянул в листок, куда по ходу вносил пометки).

– Про самоучку вначале беседы, когда зачитали из словаря, думал – пошутили. Но послушав дальше, зауважал. Не знал, что вы можете вскрываться вот так... с пол-оборота, да еще улыбаетесь так часто, и меня зацепило. Сказать спасибо – ничего не сказать, сказать много спасибо – ничего не сказать много раз! Если б не зарисовала – разровняло, затоптало бы и опрокинуло... Обалдеть! Нет, Соня. Не как на ладони! Теперь вы ещё и прикрылись загадочной вуалью чувств. Чувств того недоступного мне мира, вашего мира красок...

На ее лице отразилось смущение. Она встала и ушла к окну. Я не знал, как прервать неловкое молчание. Вспомнил про довлатовский листок. Развернул.

– Соня, вы наверно знаете о заметке Сергея Довлатова о Яковлеве в «Соло на IBM»? Я тут... (Она быстро обернулась).

– У вас с собой? Прочтите!

– "Владимир Яковлев – один из самых талантливых московских художников. Бахчанян утверждает, что самый талантливый. Кстати, до определенного времени Бахчанян считал Яковлева абсолютно здоровым. Однажды Бахчанян сказал ему:

– Давайте я запишу номер вашего телефона:

– Записывайте. Один, два, три...

– Дальше.

– Четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять...

И Яковлев сосчитал до пятидесяти.

– Достаточно, – прервал его Бахчанян, – созвонимся".

– Знаете, в свое время, когда я прочитала эту заметку, мне показалось, что Довлатов написал обо мне, – так переплелись наши с Яковлевым жизни. И в тот момент... мне стало ясно... что большей награды мне и не нужно...

21, 27-28 марта, 1-2 мая 2010

Как дела?

– Да никак! На завтрак Зорин, на обед Зорин, на ужин... тоже Зорин, – взвопил муж и, хлопнув дверью, выскочил на улицу.

– Ты не знаешь, куда он побежал? – поинтересовалась благоверная, закрыв ноутбук.

– Нет... – замер в недоумении приятель мужа. – А что случилось? Я что-то не так сказал?

– Все так. Только с этого дня имя Зорина в нашем доме под запретом, – улыбнулась она, одёргивая короткую юбку. – Погуляем?!

14 июн я 2010

Соня читает вслух Зорина

«Великое переселение народа», – прочитала она, и, кликнув мышкой по строке, открыла миниатюру. Мама лежала на диване и слушала. Соня читала вслух. А взгляд сам по себе бежал по строке, ни на кого не обращая внимание. И долго бы так бежал, как вдруг потерял равновесие, не удержался и упал. Здесь, казалось бы, и сказки конец, но не тут-то было. Взгляд осмотрелся, сообразил, что попал в виртуальную сеть, и как ни в чем не бывало, встал и полетел дальше за вереницей слов. За ним полетела и Соня. Взгляд зависал над предложениями, чтобы Соня могла поразмыслить, а сюжет проносился мимо без остановок, оставляя их позади на белом листе бумаги. Как тут не испугаться в белом-то царстве без букв, запятых и точек? Поеживаясь от холода, растерянный взгляд и Соня чуть было не заплакали, но, услышав с дивана короткое мамино: «Ну?», полетели вдогонку за предложениями.

Тем временем, из открытых окон ускользающего сюжета выглядывали любопытные персонажи. Они махали руками, свистели, бросались помидорами и яблоками, выкрикивали что-то обидное. Короче, вели себя, как дети. Но Соню с ее устремленным в сюжет взглядом это не остановило. Влетев в окошко и претворившись персонажем, она, пряча в сторону взгляд, бойко расхаживала по вагонам. Заглядывала во все купе, подсаживалась на полки к пассажирам, слушала разговоры. И так, собрав весь сюжет по вагонам, закрылась в тамбуре и, усевшись на корточки, набрала по мобильному маму. "Слышала?" – веселилась она, рассказывая увиденные истории, и заливалась от смеха. Но вместе со смехом облаченный в метафоры появился и сам Иван Зорин, и недоверчиво прислушался. Наступила тишина. Поморгав для верности глазами, и убедившись, что писатель не исчез, Соня еле слышно прошептала: "Мама, Зорин пришел", и застыла. Иван Васильевич, взяв телефон и, разглядев на дисплее лицо мамы, поздоровался. Слово за слово, и вот они уже непринужденно разговаривают. Соня сначала сидела в недоумении, а потом, бубня себе под нос, проговорила:

– Мама смеялась, я тоже смеялась, а понять ничего не смогла...

– Почему? Что тут не понятного? – вдруг возразил мамин голос, – это значит, что художественному вымыслу нет предела.

– И что? – вопрошала дочь.

– Как что? – удивлялся голос в трубке. – Это Жизнь!

– И что? – заорала Соня.

– Да что ты все орешь? – рассмеялся в ответ голос, и раскатистое эхо кругами пробежалось по тесной коробке тамбура.

– Иван Васильевич, дорогой, – вдруг бросилась к писателю Соня. – Сжальтесь! Возьмите меня в сюжет романа, говорят, вы устраиваете судьбу! Возьмите, не пожалеете! Все ваши неблагодарные персонажи давно уже выбежали из книги и вернулись в тесные квартирки. Возьмите, возьмите меня в сюжет!

«Дорогая Соня, – читала Соня сообщение по скайпу, – для вас я напишу отдельный рассказ. Надеюсь, вам в нём понравится!» Строчка улыбнулась смайликом, и Соня окончательно поняла, что сидит уже дома за компьютером. «А вообще, Соня, ваше чтение для меня как бальзам на сердце. Честно говоря, эта миниатюра мне особенно дорога. Но почему-то никто её не замечает...». «Не замечает...» – повторила Соня, и фраза комом застряла в горле, а на глазах проступили слезы. Переведя дыхание, она набрала ответ: «Спасибо за обещание, Иван Васильевич, буду ждать. Даже если не получится, все равно спасибо! Мне уютно во всех ваших рассказах! В каждом прочитанном – живу...» Встала, и в растроганных чувствах вышла из комнаты. А мама дописала: "Соня читает вслух Зорина! Кликните на аудиофайл «Великое переселение народа». И отправила ссылку.

14 августа 2010

Жара в Москве

Журналист: Как вы переносите жару? Что вы думаете о бродящих по городу обнаженных женщинах?

Мужчина 1: Извините, а какой был первый вопрос?

Журналист: ???

Журналист (не теряя надежды): Молодой человек! Извините, один только вопрос! Уделите внимание! (Мужчина 2 останавливается). Что вы думаете об экологической обстановке в городе? Вас не смущают обнаженные женщины на улицах?

Мужчина 2: Где?

Журналист: ???

Журналист (опустошив бутылку воды): Молодой человек! Здравствуйте!.. Посмотрите на этих обнаженных женщин. Что вы об этом думаете?

Мужчина 3 (открыв рот): <нецензурное выражение > (поливает голову водой, млеет и не отрывает глаз от журналиста).

Журналист: ???

Обнаженная женщина: Извините, вы мужчина?

Журналист: А что???

Обнаженная женщина: Проводите меня до дому... Мне одиноко...

Журналист падает в обморок. Тепловой удар. Обнаженные женщины продолжают беспрепятственно бродить по городу.

23 июля 2010

Благоверная

Как хорошо после трудов праведных приодеться, присесть на стул плетеный, и ждать супруга.

– Кошка, ты где?

– Я тут.

– Ну вот, и кошка рядом.

12 сентября 2010

Беседа двух подруг

О, ежели сомнения терзают душу, то лучше поскорей развеять их в беседе с подругой верной.

– Что такое? На лице твоем печаль. Смятенье.

– Муж мой в дороге дальней... А весточки все нет, уж скоро месяц...

– Зачем худое думать? Молись усердно о путешествующих в далеких странах.

– Молюсь, подруга дорогая. На Литургию и Всенощное бдение хожу. К иконе чудотворца Николая свечи ставлю. И Бога всей душой прошу о возращенье мужа, о помощи ему в дороге дальней. Невольно плачу. Уныние закралось в сердце мне подобно змию. Беда, подруга...

– Унынье – грех... Быть может, самый тяжкий, ты же знаешь. Унынье – враг смирению, надежде, вере.

– Знаю, дорогая. Знаю... А силы на исходе...

– Разве ты не любишь Господа всем сердцем? Доверь Ему свою печаль и немощь. И будь готова ко всему. Увидишь, Бог нас не оставит.

19 сентября 2010

Зыбкое равновесие

Не уходи! А ты ушел... Спрыгнув на ходу с летящего поезда жизни. Виртуальной жизни... Не рассчитав, насколько грань опасна и зыбка... А смерть к тебе и вправду подошла довольно близко. Души коснулась, и сожгла ее дотла... Теперь ты пепел... держишь на ладони. Как невесома... как беспомощна душа.

Ты говорил: «Мне бы жить в Лондоне, хотя это, пожалуй, слишком пафосно. Мне бы в какое-нибудь тихое местечко в Канаде. И чтоб обязательно был парк. Я там буду сидеть на скамейке долгими осенними вечерами, одетый а-ля Гоголь, и обязательно в длинном шарфе и небритый». И улыбнулся. «С книжкой сидеть, и может даже стихи писать». И снова улыбнулся. А потом: «Эх... размечтался». И заплакал. Или просто глаза блеснули. Наверно, соринка в глаз попала. Ветер поднялся. Ветер, который мог унести тебя вслед за мечтой, а привел на Голгофу... И теперь ты стоишь у креста, не смея взглянуть на Спасителя. Он же взял на Себя и муки твои, и слезы твои, ибо был с тобой, когда дьявол искушал тебя. И после падения не осудил тебя. А сказал: «Иди, и больше не греши». И бесы оставили тебя, лежащего в горячке на постели. Бесы отступили, сказав: «Смертный. Не пришел час твой». И ты очнулся, и пошел по дороге, усыпанной золотыми листьями. И было тепло, как летом. И не найдя скамейки в парке, пришел к мосту, и смотрел как течет река. И вспомнил себя, стоящего у окна жаркой летней ночью, ловя и пуская в эфир эсэмэски.

– Тебе понравился белый стих?

– Спрашиваешь! Одни эти строчки чего стоят: "Переменив весь мир, не изменить себя", у Зорина такие же мысли в рассказах. А тут ты вообще во всей красе! "Бежать к тебе во снах и сниться каждый день, а днем с плеча рубить и от себя бежать".

– Сонь, это, наверное, единственный стих, в котором весь я... Группу Flёur еще не слушала?

– Нет... А что?

– Там музыка нереально красивая и тексты самые поэтичные, какие я только встречал.

– Сейчас посмотрю. Нашла. Песня "Голос".

– Уже слушаешь?

– Да.

– Ну, не буду мешать. Спокойной...

– Ночи.

6 октября , 10 и 14 ноября 2010

Невеста у реки

– Расскажите мне, как это было? – поинтересовался я у старика, что сидел на пеньке, греясь на солнышке.

– Да я и сам толком не знаю... Жених-то ее, говорят, на полной скорости и это, короче, в речку. Как доставали, не видал, говорят это, прямо с мотоциклом.

– А девушка? У нее руки перебинтованы.

– Ну да, это, короче, резалась. А теперь приходит в белом уже вторую неделю и смотрит в воду. Я вот тут недалече сторожу. Поглядываю, мало ли чего, короче это, бросится в речку-то. А я еще не старый, сам достать смогу!

– Странно все это... Кто же ее пускает сюда? Родители куда смотрят?

– А кто их знает! Дача съемная. Вдвоем жили. Это. С июня.

– Странно...

– Что?

– Что никому дела нет.

– А кому, я тут один недалече. Вот и смотрю.

– Девушке элементарно помощь нужна, а вы только смотрите.

– Так я ее молоком поил. В дом отводил. Не помнит ничего. Улыбается. Тронулась невеста-то. Сторожи не сторожи, это, все равно кинется.

Я подошел к ней. Она не обернулась. Спросил, как зовут. Не отвечала. И тут пошел дождь. Да сильный такой. Я схватил ее за руку повыше локтя, и рванул за собой. Бежим. Сам усадил в машину. И только когда сел за руль, увидел ее лицо.

– Света? – в эту минуту я чуть не умер. Это была моя дочь.

18 декабря 2010

Записки одного художника

То что я был повесой, так это по молодости. Не пропускал ни одной юбки. Запах женщины разный, а слова одни и те же: «Мы еще увидимся? Ты позвонишь?» Приелось. Женился не просто на красавице, а на предприимчивой красавице. И был доволен. Что еще нужно тщеславному художнику, картины которого не увидишь в музеях? А выставки-продажи – привычное дело, жена-то содержит две галереи. Да вряд ли она вышла за меня только по любви, талант входил ее бизнес-план. Я не ворчу. Отнюдь. Я рад. Счастливчик по жизни.

А тут как-то встретил одного инженера. Увел, дескать, у него жену сто лет назад. И этот бедолага до сих пор один. Вроде и рад был встрече, но поглядывал волком. Зашли в какую-то привокзальную столовку. Взяли по сто грамм и котлет по-киевски. Слово за слово, но дохляк все же свел разговор к моему разгульному прошлому. Любил его Алёнку или нет? Какая Алёнка? Да хоть Матрёнка, всех не упомнишь... Чтобы загладить вину, пообещал познакомить его с какой-нибудь молодкой. Он повеселел, взял еще сто грамм и выпил залпом. Пришлось везти его к черту на куличики в холостяцкую нору в хрущевке. А по пути домой стал что-то вспоминать. Да, было времечко. Забавно.

Гуляю как обычно по вернисажу, увидел девушку. Знакомство, каких было множество. Мне двадцать пять, кровь кипит, желаний тьма, страсть так и хлещет.

– Девушка, вас только рисовать! Почту за честь!

– А вы художник?

– Да, – и под локоток беру ее легонько. Подвожу к своим картинам.

– Это ваше?! Мне все картины в этом зале нравятся!

– А вы не только безумно привлекательны, у вас отменный вкус! – и руку ей целую. Она, конечно, польщена, смущается притворно, но глаз с меня не сводит. А что? Высок, красив. Еще в школе по мне девчонки сохли. Да только предпочтенье отдавал все больше женщинами бальзаковского возраста. Они-то и ввели меня в мир близости изящной, лишив иллюзий. О, мои старушки! Как благодарен вам. И мне ль не помнить вашу нежность, заботу, деликатность. Мои очаровательные девы, где вы? На кладбище небось... Какой я все же циник. Да ладно. На чем остановился?.. Алёнка. Так вот, договорились мы о встрече. И вот красотка уже в моих владеньях, в мастерской. День выдался не слишком жаркий. Она была в шифоновом роскошном платье. Да и накрашена со вкусом. Румяна я все же стер легонько. Так... чтобы ощутить прикосновеньем ее кожу. В работе эта мелочь не помеха. Предложил присесть на стул с удобной спинкой, бокал вина налил. А сам отправился к мольберту-ширме, что отделяла нас формально (вот слово-то нашел!). Ведь для меня уже не выстроить преграды. Пришла ко мне – считай в меня вошла. Уже в сетях, как не улыбайся. В сетях, моя голубка, сама же будешь рада. Ну, а потом и проклинать.

Рисовал я быстро. Без набросков. Маслом. Мой отстраненный, цепкий взгляд лишь возбуждал ее воображенье. Она смотрела на меня, стараясь не шевелиться, и уже томилась. Когда же взгляды наши встречались, виновато улыбалась.

– Устала? – перехожу на "ты", когда рисую.

– Немного...

– Я почти закончил. Отдохни. Только не подходи к мольберту.

Она прошлась немного, постояла у картин, развешанных на стенах, взяла бокал вина. И обернулась, когда спросил: "Посмотришь?" Вот тут как раз начало моего "сюжета". Портрет настолько был хорош, что девушка, волнуясь, не могла сказать и слова. Стоит, не шелохнется, глядя на него. Я даже слышал учащенное ее дыханье. Вот. Сейчас повернется. И на меня посмотрит влюбленными глазами.

– Но в жизни ты прекрасней! – как будто спичкой чиркнул.

Она внезапно обернулась. На мгновенье задержалась, и бросилась в объятья. И я уже целую ее грудь, и ловко платьице снимаю. Она руками обвивает шею, царапает мне спину, целует в губы. Минуты три – и мы раздеты. Мы буйствуем и отдыхаем, и так по кругу, времени не замечая. А в комнату уже закат сочится. Багрянцем отливают обнаженные тела. Потом совсем темнеет. Красотка в спешке одевается, ну и домой летит. Лишь слышу, как удаляется стук каблучков по тротуару. А сам, довольный, засыпаю.

Неделю или месяц я жил с Алёнкой, ее сменяла Настя, Верка, Ритта. Все повторялось, как в спектакле. Сейчас я одинок.

16 апреля 2011

Второе дыхание

– Что с тобой? Ты как будто не в себе...

– Доктор Эй прописал мне временное бесчувствие.

– Зачем?

– Чтобы не разорвало изнутри.

– Тебе так плохо?

– Было. Сейчас – никак.

– И что теперь делать?

– Ничего. Не обращай внимания.

– Здравствуй. Как ты сегодня?

– Доктор Эй прописал мне порцию шедевра*.

– И что?

– Мне стало легче.

– Правда? Ты что-то чувствуешь?

– Да. Бога.

– Привет! Рада тебя видеть и твою улыбку!

– Привет! Я тоже! Я так соскучилась!

– Боже! Как хорошо, что ты вернулась к себе!

– И не говори! Путь был нелегким!..

____________________

*порция шедевра – рассказ "Невеста" Андрея Шульгина. – (Прим. автора.)

3 июля 2011

Девушка без блузки

– Вернись, – говорю.

Она молчала.

– Вернись, – говорю.

Она молчала.

И так тысячу раз. Я смотрел на фото. Укорял ее: негоже, мол, раздетой гулять. И в лесу люди ходят. А она, бесстыжая, и ухом не ведет...

– Эко вас скрутило...

– Не то слово.

– Как у вас все сложно...

– Тридцать лет фотографию храню. Тридцать лет.

– И не вернулась?

– Нет.

– А вы все тут, в этих стенах?

– Да.

– Какая жалость...

– Пожалейте меня. Зачем она раздетой гуляла? Я только один раз поцеловал ее, а она кофточку расстегнула... И там... И там...

– Полноте. Ну, полноте, не плачьте. Эко вас скрутило... Эко вас... О-ой... Ведьмы они все. Ведьмы. Тише, тише! Не рыдайте так громко. Нас услышат. Вас в палату и меня в палату. И опять порознь.

– Шлюха!

– Ну, полноте! Полноте. Эко вас... скрутило...

– Шлюха!

– Тише! Тише!.. А что мне потом скажете? Ну?.. Помните?.. Ну, вспоминайте! Во-о-т. Хорошо... И слезы высохли. Умница.

– Люблю...

– Правильно.

– Вернись.

– Правильно.

– Ты ведь грудки ее не видел?

– Нет! Что вы?! Нет-нет!

– А-а... хорошо... Может, и не видел никто?.. А?..

– Думаю, никто.

– Я только... Я один!..

– Тише, братец. Тише.

– Один красоту эту видел. Один воду пил. Млеко ее. Ланиты горячие слезами орошал. Один дыхание ее глотал. Один. Ведь не было никого! Ни души рядом! Один.

– Вы, вы один.

– Я... да. Это ветер в кустах шалил. Она ему прелести свои показала. А что – ветер? У него глаз нет и рук нет. Он не мог к ней прикоснуться.

– Так, как люди – нет.

– Это ты о чем?

– В смысле – ветер что ангел бесполый.

– А-а. Верно... Хороший ты человек.

– И вы хороший, братец мой. Очень хороший. Ну-ну. Не плачьте... Полноте. Полноте.

– Фролов! Мышкин! А ну спать! Живо!!! Мы с Тамарой ходим парой! Не разлей вода! Завтра чтоб морды свои побрили! Смотреть противно! Слышали? К сестре-хозяйке пойдете! Ну что смотрите? Испугались? Да идите, дурики мои, идите с богом... Сама побрею. Сама! Идите.

16 июля 2011

Паузы

– А ты бы хотела уметь летать?

– Уметь? Вот странно. А надо учиться?

Летаю, когда мечтаю, когда люблю...

Летаю, когда сижу, задумчиво сижу...

Летаю, когда иду, и снег скрипит...

Летаю, когда лечу во сне, и сон летит...

– Это экспромт?

– Вся жизнь – экспромт.

– ...

– Как быстро летит время...

– ...

– А ты чего молчишь?

– ...

– Да ты дрожишь...

– ...

– Может мне уйти?

– ...

– Э-э, да что с тобой?

– ...

– ...

– Если я женюсь на тебе. Ты потом не бросишь меня?

– ...

– Время летит быстро...

– ...

– Не молчи...

– ...

– Я сказал глупость, да?

– ...

– ...

– Не брошу...

22 июля 2011

Русалка в ночи

Я смотрел на нее. Затаив дыхание. Упал на колени. Дрожал. Зубы стучали. Мне было стыдно. Я боялся. Боялся – услышат, что дрожу. От холода. Волнения. И будут смеяться.

Я не видел мужчин, что смотрели на нее. И все равно плакал, зная – сколько их на берегу...

А волна слизывала пурпурные слезы с моих колен, и чуть шипела, уходя обратно в море.

Я продолжал смотреть на нее... как она нежилась в брызгах воды, покачиваясь на волне, словно лодка.

Вот она откинула голову назад. Я замер. Коснулась рукой белокурых волос. У меня перехватило дыхание. Закрыла глаза. Я упал на руки, оказавшись на четвереньках. Кто-то засмеялся. Пусть. Так и стоял, лбом касаясь воды. А когда услышал побежавшее вдоль берега эхо общего вздоха, поднял голову. Поднял голову и увидел, как морские волны переливались всеми цветами радуги, освещая русалку. Ее лицо. "Красивая", – услышал я за спиной. Ее маленькие грудки. "Какие персички", – шептал хриплый голос. "Сладенькие", – отвечал ему другой. Я почувствовал тошноту. Встал и пошел вглубь моря. Остановился по пояс в воде. Стало еще холоднее. Зубы стучали громче, заглушая мысли. Я не мог сосредоточиться. Зато они. Эти мужчины. Оказались позади. Я их больше не слышал.

Русалка открыла глаза. Удивленно смотрела на меня. Перевернулась на бок. Увидев ее всю, я тут же закрыл глаза. И задрожал. А с берега донеслось протяжное "А-а-а", и обожгло меня горячим дыханием. Я снова отрыл глаза. Русалка исчезла. С берега уже доносились громкие возгласы. Копошение. Я обернулся и увидел, как все побежали к мысу. Я вышел из воды и упал на берег. Вернешься ли ты?