Текст книги "Проклятые туманом"

Автор книги: Сондра Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Поэтому, как только я надела рубашку, решила, что с раскопками на сегодня закончено.

Затем спустилась вниз, чтобы приготовить что-то простенькое на ужин. Для меня достаточно яичницы с беконом, но Сет и отец вернутся голодными, поэтому я вытащила из кладовки коробку с блинной смесью, джем и сироп. Прежде чем я успела разбить первое яйцо, зазвонил телефон.

– Не переживай, – сказала мама, когда я ответила.

Напряжение сковало меня в тиски. Прислонившись к столешнице, я выключила конфорки одну за другой, почти уверенная, что скоро мне нужно будет покинуть дом надолго и естественно ни о каких блинах не может быть и речи. Почему-то мой голос звучал спокойно, когда я спросила:

– Что случилось?

Она прочистила горло, а затем я услышала, что мама разговаривает с кем-то еще. Видимо, она решила свести меня с ума, ком в горле стал настолько ощутимым, что стало нечем дышать.

Наконец, она обратилась ко мне:

– Я не хочу, чтобы ты приходила сюда, Уилла. Я звоню тебе, чтобы сказать, что твой отец сейчас вместе со мной в больнице, но с ним все в порядке.

Медленная, острая боль пронзила мой висок.

– Что случилось?

– Он забрасывал буи и не справился. Его протащило по палубе.

Наиглупейшая ошибка, это произошло, потому что он не хотел потерять дешевый крюк – так поступают новички. Крюк, прикрепленный к приманке, может вытянуть человека за борт и утопить прежде, чем кто-либо заметит.

Я разозлилась, он не должен был этим заниматься, потому что с ним Сет. Прижав пальцы к виску, я попыталась унять боль.

– А зачем он это сделал?

– Просто старый дурак. – Она кому-то ответила, но я не расслышала, а затем вновь вернулась ко мне. – Мы будем дома сразу как найдем доктора, но не жди нас.

– И скажи ей, чтобы держалась подальше от лодки, – донеся голос отца на заднем фоне.

Почему-то мама не повторила эту фразу. Вместо этого она предупредила:

– Твой мальчик скоро придет.

Хруст гравия перед домом доказал ее правоту. Мне даже не надо поворачиваться, чтобы увидеть машину Сета. Я ощущала пустоту и не спешила его встречать. В любом случае, Сет мог зайти сам. Так поступали все мои друзья, а ведь он не просто друг, да?

– Уилла?

Покачав головой, я оттолкнулась от столешницы.

– Кажется, теперь я его слышу. Передай папочке, что он на прицеле, пока не выучит урок.

– Скажу, – ответила она, и я положила трубку сразу, как открылась дверь.

Заходя, Сет выглядел совершенно разбитым. Его лицо было напряжено, а зрачки, в которых плескался ужас, казались почти черными на фоне посеревшего лица. Он сразу поехал ко мне и хорошо, что мама позвонила первой. Просто посмотрев на него, я бы решила, что кто-то умер.

Сет обнял меня, зарываясь в мои волосы.

– Милая, прости.

Медленно я обняла его.

– Мама сказала, что он в порядке. Я слышала его жалобы, поэтому знаю, правда.

– Прости, – повторил он, – крюк застрял в подъемнике…

– Все в порядке.

Я начала разминать его спину, потирая затекшие от работы и волнения мышцы. Сначала казалось обычной работой. Будто на автомате, – то, что сейчас ему нужно. Массаж удерживал меня от излишних размышлений. Я ведь предупреждала о тягаче.

Сет медленно расслаблялся, пока мы не покачнулись. Мы стали подобно маятнику, который медленно раскачивался, и слушая его пронзительное дыхание, я немного успокоилась и остыла от гнева. Когда он поцеловал меня в лоб, мое сердце забилось, и я прильнула к нему. Если бы он не пришел, в доме повисла бы такая тишина, что я могла бы слышать свои мысли.

– Хочешь, чтобы я остался? – спросил он.

– Да, ты можешь помочь мне с ужином.

Он так и сделал. Сет помнил, где все лежит, а также то, что, если добавить немного корицы к блинной смеси, это сделает ее особенной. А я знала, что сироп может взорваться в микроволновке. Мы были сплоченной и уверенной командой. Мы отражались в ночном свете окна, и на мгновение я посмотрела в него. Точно подходим друг другу. Так было всегда и каждый это видел. Как луна меняет форму, а солнце восходит – нам двоим суждено быть вместе. В третьем классе Бейли и Эмбер гонялись за мной по детской площадке, бросая одуванчики и распевая песню:

Сет Ар-чам-бальт целует Уиллу Диксон на кухне ее мамы!

Тили-тили-тесто,

Жених и невеста, жених и невеста, фу!

Они напевали дразнилку до тех пор, пока я не начинала плакать, а миссис Грэхэм не наказывала их.

Не знаю почему меня это расстраивало.

Грей

Сюзанна не первая, кого я полюбил. Даже ни третья и ни шестая. Я был совершенно неразборчив в своих привязанностях. Хорошенькие девушки являлись единственной отрадой моих путешествий с отцом из Массачусетса в Мэн, из Бостона в Новую Шотландию.

Многое было мучением, но красотки на берегу скрашивали это. Девушки с экзотическим акцентом. С карими, голубыми и зелеными глазами. С зонтиками и платьями, в которых выглядели словно греческие богини. Они отвлекали меня от тягот купеческой жизни. Взамен я делал подарки.

В основном привозил чай из Бостона. Хороший подарок – дорогой и нескоропортящийся. Я брал всегда с собой пряные листья, куда бы ни шел.

В первое время я думал, возможно, этот маяк мое наказание. Что мне следует научиться быть бескорыстным. Стать мужчиной, кем-то достойным уважения. Красота поймала меня в ловушку, и я превратился в зверя. Логично, что красота меня освободит.

Как же блестяще я обманул самого себя! Но в свою защиту, разве не такой вывод внушили нам господа Гримм и месье Перро? Христиан Андерсон не был моим любимцем, казалось, что он гораздо больше занят вечными страданиями.

Я возносил прекрасные молитвы. Затем захотел читать их по четкам и выучил их. Потом бусы мала⁷ и колокольчики. Хотел иметь поющую чашу⁸ и старался научиться медитировать. Но кроме моря у меня ничего не было. Его шепот постоянно звучал в моей голове. Я был самым замкнутым из монахов, но не получал блаженства.

Мое падение. Желание ощутить удовольствие. Погоня за ним. Я десять лет игнорировал свое истинное призвание. Сдерживал туман, считая это моим испытанием. Думал, что, если справлюсь, буду вознагражден. Придет другая девушка, и я освобожусь. Я сделал выводы и перестал ненавидеть океан.

Ложь. Иногда так и повторяю. Часы проходят, так же, как и в прошлом и в настоящем. Но моя награда и освобождение уже близки. Свобода, и хотя в те первые дни я поклялся, что буду лучше, что никогда не поцелую никого так, как это сделала Сюзанна, – понял, что был неправ. Потому что там, на берегу, она думает обо мне. Если только она придет, я без колебаний поменяюсь с ней местами. Она увидит все манящие преимущества, и меня не волнует, обнаружит ли недостатки. К тому времени будет слишком поздно. А потом… Эти знания понадобятся ей для первых десяти лет. После она справится сама.

Глава 5

Уилла

На следующий день Сет ждал меня у главного входа.

Свет просачивался сквозь витражное окно на верхней площадке. Голубые, зеленые и золотые оттенки колебались подобно воде. Свет играл в волосах Сета и отражался на его коже. Сет худой и грубовато сложенный, поэтому его нельзя назвать красивым, но причина, по которой девушки высовывались из окон машин, чтобы взглянуть на него, когда мы ехали в Бангор – его улыбка, когда он видел меня. Бросив потрепанную книжку в сумку, он обнял меня за талию и поцеловал. Затем отстранился, и коснувшись грубоватыми губами моего виска, спросил:

– Как отец?

– Чувствует себя полным идиотом, – ответила я. – Заявил, что хочет выйти в море сразу, как сможет.

Не сомневаясь, он кивнул.

– Я могу пропустить уроки, не проблема.

Он был так чертовски серьезен. Он думал, что помогает мне. Словно это я избегала лодку.

– Я не хочу, чтобы он выходил в море. Как он вообще пострадал в прошлый раз? Он был невнимателен, а это опасно.

– Знаю, Уилла, но он не сможет оставаться на берегу вечно, – произнес Сет.

– Тоже верно.

Целуя меня снова в висок, он сказал:

– Я могу попросить Ника помочь мне с приманками, чтобы отец не подходил к ним.

Ник – лучший друг Сета, неуклюжий, лохматый парень, который практически жил в доме Сета. Мне, как и всем, нравился Ник. Но его семья была из Индианы, и он не может отличить приманку от улья.

Так что мой голос стал более неприятным, чем я хотела, когда спросила:

– О, да? У Ника есть лицензия?

– Просто на один день.

– Морской патруль, конечно же, будет уточнять.

Он немного напрягся, его рука на моем плече стала холодной и тяжелой. Вынырнув из-под нее, я сделала несколько шагов вперед. Побоялась, что он сможет пробиться в пустоту внутри меня и его боль затопит меня.

– Все в порядке. Я собираюсь смотаться на илистую отмель. Скажи Бейли, ладно?

– Тебя подвезти?

Его лицо расслабилось, а на лице пробежал синий оттенок. Зеленая полоска осветила глаза, а после исчезла, оставив их темными. Он всерьез предложил подвезти меня, но я все равно покачала головой. Сейчас я просто хотела уйти от него, от себя. Даже не знаю толком от кого. От жизни, в конце концов. Сет понизил голос.

– Я с тобой, Уилла.

Мне бы радоваться, что он научился читать меня. Он так хорошо меня знал. Но я не хотела отдавать ему за это должное, потому что он вырос вместе со мной. За доброту, за то, что он единственный, кто понимал. Проще было на него злиться.

Я сказала:

– Я в порядке. Передай Бейли.

Несколько человек прошли мимо нас – неловкое напоминание о том, что не следует здесь ссориться и устраивать драму. Думаю, это замечательно, что такие люди, как мы с Сетом, не любят кричать. Сет сжал губы вместе, потом махнул рукой в сторону двери. Жест означал, что он выполнит просьбу и показывал на выход.

– Не вздумай притащить Ника на мою лодку, – ответила я и вышла наружу.

Люди предупреждали о прохладных осенних днях, и возможно, если бы я пошла через лес, могла получить удовольствие. Заметила бы медный орнамент между елями и соснами. На проторенных тропинках увидела бы камни, скрытые почвой и семенами, но гладкие от столетий пеших прогулок.

Но лес не для меня. Я шла домой сквозь влагу и холод, чтобы взять рабочее снаряжение. Направилась вдоль берега к одной из илистых отмелей.

Туман рассеивался, но где-то еще держался. Змеился по серой грязи, окутывая мои лодыжки.

Я опоздала к отливу, поэтому мне пришлось подойти почти к воде, чтобы занять незатопленное место. В воздухе витал запах рыбы, водорослей и грязи. В руке я держала грабли, но вместо того, чтобы приступить к работе, повернулась к Джексон-рок.

Остров был похож на пирамиду: груда гранитных валунов, покрытых оранжевым цветом, где росли сосны Банкса – темные вечнозеленые растения. Однако прямо на том месте одинокий ажурный болиголов наблюдал за водой.

Над ним крепкая белая штукатурная колонна рассекала небо – наш маяк. Даже днем он каждые девять секунд вспыхивал красным светом, зовя рыбаков и моряков домой.

Но там никого не было. Береговая сирена работала, когда компьютер передавал сигнал, а свет загорался от пульта дистанционного управления.

У меня заболела голова, когда я попыталась представить восточную часть острова – единственное место, где скалы обрушились на берег. Словно сам Джексон-рок хотел, чтобы о нем забыли.

Я принялась за работу, копала грязь, боролась с пиявками в ведре, они все намеривались укусить или сбежать. Мои грабли тонули в болоте, а холод, будто показывая свою боль, стал постоянным. Обычно он стирает все мысли и тревоги.

Но сегодня маяк отвлекал меня. Нет, это все туман.

А может, и то и другое. Возможно, туман всегда был здесь, а я просто не замечала его. Это все равно что думать о бедре или среднем пальце ноги. Что-то просто существует, вот и все.

Казалось, я знаю сотню причин, по которым никто не посещает Джексон-рок. Нет береговой линии, чтобы высадиться на берег. А мимо отмели лодку не проведешь. Природный заповедник для чужестранцев. Остров кишел летучими мышами, а дышать их высохшими испражнениями опасно. Привидения. На маяке никого не было. Несильная боль пронзила голову, но она не смогла прервать моих размышлений и ощущений. А может, от знания: на маяке кто-то жил.

Безоблачное небо пришло с наступлением утра и принесло запах моря. Я завтракала одна и собиралась в школу. Каждый раз, когда я смотрела наружу, колебалась. Наш сахарный клен стал ало-золотым и казалось, что искрится в чистом свете.

Прозрачный восход обещал хорошую погоду на весь день, и я застонала, когда вышла на крыльцо. Ветер был достаточно прохладным, чтобы почувствовать свежесть. Никакого холода, который проникает под воротники или масляную одежду.

Тишина давила на меня. Чистый горизонт, все подняли паруса еще до рассвета. Я отвернулась. У меня уроки. Я пыталась убедить себя, что это важно.

Словно это должно было заставить меня скучать.

Направляясь к холму, с которого открывался хороший вид, я ощущала «Дженн-а-Ло» за своей спиной. Ее не заботило, что мне запретили приходить на ее борт. Все что нужно ей – море. Она лишь желала рассекать волны на пути к нашим рыбацким местам.

На полпути к школе я оглянулась. Вдоль асфальтовых дорог тянулись вереницы крыш, обозначая город. Растянутые, словно рождественские гирлянды, они очертили городские границы от одного конца до другого.

Сосны покачивались между домами, белая колокольня указывала на восток.

В этот момент несколько ребятишек из города пробежали мимо. Они держались за руки – яркая, смеющаяся стена смела меня с тропинки. Я стояла спиной к школе в мягких, опавших иголках. С этого ракурса все выглядело резче, открывая «Сломанный Клык» с другой стороны.

Я права, гавань пуста. Осталась лишь «Дженн-а-Ло». Позади нее виднелся Джексон-рок, угрожающий ореол привлекал внимание к маяку. Что-то (а возможно, кто-то) дрейфовало по скалистому берегу острова. Грудь сдавило в тиски. Прикрыв глаза рукой, я пыталась получше разглядеть существо на острове. Оно блестело, словно стекло, поймавшее солнечный луч. Перемещаясь между деревьями, оно показалось еще раз, а затем исчезло. Данному явлению могли быть вполне разумные объяснения.

Возможно, береговая охрана проверяла маяк. Или рыболовство и фонд исследования дикой природы подсчитывают активные гнезда и живых птиц.

Прежде чем я додумалась хоть до чего-то, Дэнни Уэллет резко свернула ко мне.

– На что ты уставились, кукла?

В горле встал ком. Денни родственница Терри Койне. И все же находясь рядом с ней, я почувствовала, как начинаю злиться. Адвокаты запретили мне говорить о деле, а здравый смысл согласился. Лучше держать рот на замке. Ситуация была достаточно напряженной.

– Моя бабушка вынуждена продать свой дом из-за тебя, – сказала Денни. Она была ниже меня ростом и худая. Крошечные ручки, кукольный ротик – она выглядела хрупкой. Но мы выросли вместе, и я знала, что это не так. По привычке я искренне произнесла:

– Мне жаль.

Денни подобно змее ощетинилась. Глаза сузились, и я заметила, что она что-то обдумывает. Сможет ли она сломать мне нос одним ударом? Неужели мой голос прозвучал дерзко, что она завелась?

Адреналин заполнил меня и в каком-то смысле это ощущение было почти похоже на счастье. Я уже чувствовала вкус крови – я предвкушала удар.

Вероятно, ей не хватило злости, потому что удара так и не последовало. Вместо этого она плюнула на землю – рядом с моими туфлями, но не на них. Затем вытащила волосы из-под пальто и зашагала вверх по холму. Запах духов, сладкий и легкий, остался даже после того, как она вошла внутрь школы.

Мое ожидание омрачилось, а голова заболела. Где-то там наверху меня ждала Бейли. И Сет. Мне следует рассказать им о Денни. Тогда они будут рядом со мной и поддерживать.

Прохладный ветерок прошелся по моим волосам, принося с собой море, омывая меня им. Я сделала еще один шаг в сторону школы, давая ногам возможность сделать правильный выбор. Но вместо этого они развернулись. К направлению порта, лодки отца и океану.

Но только шаг сделала я. Это был идеальный день для того, чтобы выйти из порта, когда вокруг было так прекрасно. Я отчаянно хотела выйти в море, где солнце обесцвечивало мои волосы, а ветер хлестал по губам. Вернуть все, что потеряла и что ускользнуло от меня.

Желание захватило меня, пробралось под мою кожу.

Я давно не выходила из порта. Пробираясь по искореженному дереву причала, я снова почувствовала прилив крови. Жар наполнил меня. Серебристые чайки пронзали небо своими телами и криками. Оказавшись на палубе, я даже не потрудилась надеть спасательный жилет. Я направилась прямо к штурвалу, а после в море. Как только пройду мимо Джексон-рок, я планировала сбросить скорость и проверить навигатор. Наши приманки расставлены и их нужно проверить. Одной управлять лодкой занимает больше времени. Многие считают, что опасно, но вполне реально.

К черту черных кусающихся пиявок, которые обитали в грязи. К черту присказку о том, что женщина на борту к беде… Я не могла ругаться на отца, но он сам виноват, что запретил мне подходить к лодке. Мы похожи, и поэтому он знал, как причинить мне боль. Я была его отражением – мы оба сотканы из соли, моря и наследия.

Когда берег остался позади, цвета вернулись в мой мир. Я снова вдохнула, а глаза открылись. Затем я тихо выругалась. В океане водятся призраки.

Корабли проплывали мимо фантомов – феи и лошади существовали под волнами. Русалки, сирены, и всевозможные чудовища – их видели поколения моряков.

Вот почему я выругалась вместо того, чтобы ахнуть. Потому что в то утро, когда я вышла в море, я разглядывала окутанные туманом скалы. А оттуда на меня смотрел мистер Грей.

Грей

Моя награда проста. Я поднимаю руки, и каждая музыкальная шкатулка играет одновременно.

Для других это могло быть какофонией. Минорные тональности плачут, тогда как мажорные ликуют – они не соответствуют дизайну времени. Каждая спираль имеет собственную длину – некоторые песни заканчиваются после оборота. Другие длятся дольше, а золотые ноты кружатся в воздухе вокруг меня, будто пылинки.

И в итоге остается только одна мелодия. Старая ирландская песня и я когда-то знал все слова. Сейчас уже не помню. Один из работников моего отца любил наигрывать ее, когда мы возвращались домой в Бостон. Он стоял на палубе с трубкой и играл балладу на ветру.

Из текста песни мне запомнилась одна строчка: «Это будет недолго, любовь моя…»

О, ожидание. Надежда! Она посмотрела на остров и увидела меня.

Хотя я всегда этого хотел, страстно желал… Я так болезненно осознавал, что именно в этот момент она стала настоящей. В тот самый миг, когда я оказался для нее реальным. Смеюсь и снова поднимаю руки. Я поворачиваюсь к ним, и каждая музыкальная шкатулка поет. Снова, снова, снова!

Глава 6

Уилла

Во всем виновата Бейли. Она подала мне эту идею. Именно это я повторяла, приближаясь кормой к скале.

Небольшой отголосок мигрени раздался в голове. В итоге она разболелась. Боль пульсировала в такт двигателю. И усилилась, когда я попыталась понять, что же видела.

Яркая черная линия глаз, изгиб бархатных губ. Лицо, необычно красивое, окруженное серебристыми волосами, будто бы в туманной дымке. От этих мыслей у меня снова разболелась голова так, что свело живот.

Никогда не страдала морской болезнью, не стоило и начинать. Проверив карту в навигаторе, я направила «Дженн-а-Ло» в сторону наших вод. Вскоре показался первый буй. Заглушив двигатель, я вышла на палубу и потянулась к нему. Но собираясь вытащить приманку, заколебалась.

Чувство, что на меня кто-то смотрит. Медленно поворачиваясь, я обвела взглядом море. День ясный, идеальный, чтобы затаиться. Морской патруль и береговая охрана никогда не скрывались. Так в чем же дело? Бежать все равно будет некуда, если тебя поймают.

«Выбрось из головы глупости и доставай приманку», – сказала я себе.

Зацепив первую, я намотала трос на тягач и включила его. Ловушка поднялась на поверхность, образуя кольцо пузырьков вокруг. Тощий омар щелкнул клешнями в мою сторону, но выглядел ленивым и равнодушным. Может быть, он собирался устроить представление. Вытащив, я перевернула его. Темно-зеленый омар махал клешнями, словно капитулируя, на моих оранжевых кевларовых перчатках. Ни яиц под хвостом, ни метки, которыми помечают самок. Омар вытянулся во всю длину металлической линейки, даже немного больше. Да, этого можно оставить. Я положила его в специальную емкость, которая не даст ему умереть, а затем убрала ее в мешок. Заметая следы и проверив свое местоположение, я бросила приманку в то же место, где та и была. Отец не узнает, что я выходила в море.

Со школы могли позвонить, но я и так пропустила много дней. Остальные лодки ушли намного дальше, так что я успею вернуться до того, как они прибудут в порт ночью. Поэтому кооператив точно заплатит мне. Омары стоят дороже пиявок, и я могла поделить деньги.

Вытаскивать приманку в одиночку занимает больше времени. Остановиться у буя, поднять его на поверхность и проверить на наличие омаров. Вылавливаю, забрасываю и только после перехожу к следующему. Медленно и тяжело.

Но мои плечи уже не горят от усталости и тяжести.

Наоборот, они наслаждаются. Все мое тело благоговеет от работы. То, для чего я родилась. Одежда промокла, а морская соль покрыла кожу – это самое настоящее удовольствие. Вокруг меня играет океан.

Волны обнимают борт лодки, а ветер нашептывает странный мотив. Эхо отражается от воды. Звуки, которые я не могла определить и отследить. Иногда они становились похожи на стоны, а порой на вздох. Ритм самой жизни и одушевления воды.

Я жалела жителей материков, которые думали, что омары живут в органическом стекле. Людей, которые считали, что морская соль – изысканное название вещества, которое они высыпают из синих коробок.

Такие люди и понятия не имеют, что значит стоять на палубе, окруженной только стихией. Я чувствовала себя снова целой, святой – только я и океан, который простирался почти на весь мир. Перед заходом солнца небо потемнело. Более глубокий оттенок синего сказал мне повернуть назад. Небо ясное, и мне захотелось дойти еще до одной приманки. А может быть, двух. Или пора заканчивать?

Сейчас часы рыбалки, а у меня и так достаточно неприятностей. Еще нужно заправить лодку и продать омаров кооперативу до того, как они умрут.

Рыбачить, когда тебе запрещено, достаточно сложно. Поэтому пришлось удовлетвориться десятью приманками и обещанием, что вернусь в ближайшее время. Так я лгала себе, когда шла домой. С отливом задняя сторона Джексон-рок станет опасной. Мне нужно обойти с восточной стороны. Не моя вина, что именно там утесы переходили в отмель. А то, что мистер Грей жил именно там, не имело никакого значения.

Головная боль вернулась, острая, но необычайно приятная. Головокружительная. Заманчиво, наверное. Поэтому, когда я проходила мимо Джексон-рок, замедлила ход. Этого достаточно, чтобы разглядеть берег и нормально осмотреть его. Забавно, что я была здесь много раз, но не могу вспомнить чтобы видела берег. Другая сторона острова – загадка. И кажется, я единственная, кто приметила его.

Сидя в кресле, отец притворялся спящим. Рана на его лбу достаточно заметная. И руку он держал так, словно ее нужно перевязать. Я почувствовала жалость, смешанную с раздражением. Он должен был понимать, что нельзя хвататься за крюк. Но все же он мой отец и ранен.

И из-за его травмы я решила выйти в море одна. Придерживая дверь пальцами, чтобы заглушить звук, я осторожно прикрыла ее. Шагнув на коврик перед дверью, затаила дыхание.

– Хм? – пробормотал он, поворачивая голову в мою сторону. Все еще притворяется.

Вытащив пачку купюр из кармана джинсов, я отсчитала их и положила часть в пепельницу, которую отец использовал для монет. Остальное оставила на потом. После, направляясь к лестнице, я пробормотала:

– Угу, это я.

Он снова отвернулся к окну. Похоже, в больнице ему разрешили забрать розовые пушистые тапочки, – это объясняло, почему они красовались на его ногах.

– Мне нужно заняться домашним заданием, – сказала я.

– Звонили из школы.

Внутри все сжалось. Ухватившись за перила, я обернулась.

– Да?

– Они сообщили, что ты пропустила двенадцать дней, – ответил он. Странная нотка прозвучала в его голосе и, наконец, он посмотрел на меня. – Где ты была?

– В основном копала пиявок.

Мы с отцом не разговаривали нормально. Могли вместе работать весь сезон и перекинуться всего парой фраз. Но между тишиной и покоем есть разница и с тех пор, как умер Леви, для нас наступило молчание – гнетуще ощутимое и заставляющие чувствовать стыд.

Переминаясь с ноги на ногу, я выждала еще минуту, и решив, что он закончил говорить, почти добралась до лестничной площадки, перепрыгивая через две ступеньки, когда он окликнул меня:

– Забери деньги.

– Это то, что я могу дать, – ответила я.

– Мне плевать с высокой колокольни. Деньги твои, так что оставь себе.

Папа закрыл глаза и снова сделал вид, что спит.

Тошнота подкатила к горлу, лениво подступая все ближе. Долги почти выплачены, да и коммунальные услуги тоже. Мы никогда не обсуждали счета, и я их не оплачивала. Но нам было тяжело, и я помогала.

В семье все делали так, к тому же это и мой дом.

До сих пор никто не интересовался деньгами, которые я оставляла в пепельнице, (хотя все прекрасно знали, что они не от Санты).

Я потерла руки.

– Я просто делаю все, что в моих силах.

Он сжал зубы. Рана на его лбу сморщилась, проявляя порез еще четче.

– Ты уже достаточно сделала.

Фраза имела много намеков. Что именно он имел ввиду? Точно сказать не могу, но она ранила меня еще сильнее. Я спустилась ниже, но не отпустила перила. Вместо этого произнесла несколько слов, осмелившись оспорить его решение и задеть гордость.

– Нам нужен будет мазут в этом месяце. Мама сказала, что это пятьсот долларов.

– Уилла, – предупредил он.

– Отец, – ответила я.

– Не заставляй меня повышать голос.

В глазах все плыло. Я пересекла комнату и быстро вернулась на лестницу, пихая купюры в карман. Между нами образовалась огромная пустота. А в голове эхом проносились фразы, которые я не произнесла.

Например, «Ты не обязан все делать сам, папочка» или «Что с тобой не так?» Я не хотела зарабатывать продажей пиявок. Или быть тем человеком, который платит по счетам.

Ворвавшись наверх, я желала совершить много необдуманных и ненужных покупок. То, что я могла купить на эти деньги. Новый телефон, пирожные Passion Flakies, печенье Oreo, мороженное или болванчика для пикапа Бейли. Бесполезную мелочь. Ноутбук или подержанную лодку и инструменты для нее. Последнее выглядит как предательство, поэтому стыд заполнил меня. Но тут снизу раздался громкий голос отца. Не думаю, что он орал на меня. Просто кричал, но я все равно его слышала. Внизу шуршала газета, а отец гремел:

– Я сам могу содержать собственный дом.

– А кто говорил, что это не так? – громко заявила я в ответ.

– Заткнись!

Оцепенение слетело с меня. Раздражение и эмоции слились воедино, и я ухватилась за косяк двери, чтобы не упасть.

Мужчина внизу не мой отец. Это Билл Диксон, который дрался голыми руками и не соглашался на пиво, потому что хотел виски. Билл Диксон, избивший лучшего друга, чтобы тот не прыгнул в зимнее море; который спокойно принял удар от Мэла Элдрича словно это поцелуй.

Я никогда не видела этого человека. Он был легендой, мифом. До сих пор.

Я закрыла дверь спальни и прислонилась к ней. Не для того, чтобы плакать, а чтобы успокоить свое сердце. Запрятав свои чувства подальше, позволила им уйти с глаз долой. Пусть остаются в темноте, почти неосязаемыми, так будет легче их игнорировать. Поэтому, будто все в порядке, я сняла свою засаленную одежду и проверила телефон. В полдень Бейли прислала смс:

«Будет вечеринка на Гарленд-Бич, придешь?»

Ага. Да, я приду.

Грей

То, что я вижу из своей изящной тюрьмы.

Проклятие и есть проклятие – атрибуты прекрасны. Они должны быть, чтобы искушать взор и покорять сердце. Позолоченные пакеты, тарелки, наполненные любым деликатесом, который мне нравится, – сахар в яде. Мой облик или Сюзанны – неземные монстры.

Я дьявол с ангельской улыбкой. Та, что думала обо мне, – заметила меня сегодня. Я едва заметил ее, но стоял на утесе и чувствовал, как она приближается. Она сомневалась – видела сквозь магию всего лишь мгновение и этого мгновения было достаточно. Я все еще не до конца реален, но почти осязаем. Сначала она должна колебаться, а я верить.

Но самое важно, я в ее мыслях.

Если мы похожи, если она хоть немного похожа на других в этой цепи несчастных душ, она будет вспоминать обо мне все чаще. Видеть меня во снах, размышлять и анализировать свои соображения до тех пор, пока не придет. Пока не предстанет передо мной, не коснется меня, не разглядит мое лицо.

Черты мои прекрасны. Ее светлее. У всех тех, кто снаружи, лица всегда такие. Именно так я их вижу, когда смотрю на городок, проклятый, но так и не осознавший этого.

Когда становится особенно ясно, а до недавнего времени я всегда сдерживал туман, я вижу дома. Цвета слоновой кости, красные, темно-фиолетовые и коричневые – они усеивают холмы. Я вижу церкви и их великолепные шпили. Открытые двери. Как закрываются окна.

Люди для меня не больше, чем оркестр, который играет в музыкальных шкатулках.

Просто точки света. Днем я вижу только самые яркие пятнышки – тех, кто проплывает мимо маяка. Но ночью я созерцаю больше. Раньше я смотрел на небо, но теперь только на берег. Все эти души – движущиеся созвездия.

Сегодня вечером они собрались вместе на берегу. Горит костер. Тлеющие угольки поднимаются в воздух. Пытаюсь вспомнить ощущения и мне даже кажется, что чувствую запах дыма. Прекрасное море и костер, поглощенные сгущающимся туманом.

Ничего не могу с этим сделать. Если туман приходит, значит так тому и быть. Мне надоело обуздывать стихию для них. Я наблюдаю, как они кружатся над пляжем. Зависть – я признаю это. Их так много – облако светлячков. Яркие вспышки ослепляют, но они меня не интересуют.

От этого видения у меня болит голова. Проклятыми глазами я вижу только их жизни, длину. Если они долго живут в этом мире, становятся яркими. Те, что меньше, гораздо тусклее. На этом пляже есть несколько человек, которые вполне могут умереть. Скоро так и будет. Я спрашиваю про себя: «Ты мог бы сгинуть в море ради меня?»

Неважно утонут ли они или жизнь унесет грипп. Подерутся или пристрелят кого-то – главное, чтобы нелепая случайность привела их в мои воды, освещенные маяком. Мои владения простираются на двадцать миль во все стороны кроме суши. На берегу они вне моей досягаемости. Так что, если они попадут в воду до того, как испустят последний вздох, будет чудесно. Это самое малое, что они могут для меня сделать.

Я хорошо присматривал за городом. Вел себя достойно. Я сто лет сдерживал туман – щедрость. Много хороших и ясных дней. Я был терпелив. Я мог погубить сотню рыбаков за все это время. Сбивать с пути, топить корабли о скалы, скрывать надвигающиеся бури.