Текст книги "Луч во тьме"

Автор книги: Софья Черняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Пекарь Сергей и его жена Тоня целыми днями не бывали дома, и их таинственный квартирант врач Иваненко (это был Кочубей) мог без помехи обду– мать положение, в котором оказалась подпольная партийная организация. Случилось то, чего больше всего боялся Кочубей: погибла созданная с таким трудом типография, мно– жество разных документов, а главное, арестованы Тимченко, Ананьевы, Никита Сорока – его любимые, верные друзья, люди, всем сердцем преданные пар– тии. Кочубей опасался, что никого из них он больше не увидит. Но впадать в отчаяние он не имел права. Надо сохранить организацию, сберечь людей. Он был уверен, что старики Тимченко, раненая Вера Давыдовна и ребята перенесут все пытки, но ни одного адреса, ни одной фамилии не выдадут врагам. Но среди арестованных был Анатолий! По– этому надо ликвидировать все явки, все конспира– тивные квартиры. Это закон конспирации. К Кочубею ежедневно приходил Загорный. Бо– рис был той живой цепочкой, которая связывала Григория с внешним миром, с подпольной организа– цией. Загорный бегал по Киеву, находил людей, назна– чал новые места явок, устраивал новые конспира– тивные квартиры. 2. Ночью в дом Александра Кузьменко постучался Михаил Демьяненко. – Наконец-то! – встретили его обрадованные Черепанов и Ткачев.– Ну, что там в Киеве? Ничего хорошего не мог сообщить им Михаил. – Я встретился с Шешеней,– сказал Михаил.– Он передал приказ Центра: мне – выехать в Киев, а вам, ребята, пробираться в партизанский отряд. В маленьком домике на Объезжей улице друзья выработали план вывода людей из Нежина. Решили поездом доехать до Чернигова, забрать там группу молодежи, которая слишком открыто действовала против фашистов, и всем вместе двинуться в село ИЗ

Неданчичи, где находится связной Володя Сарычев. Дальше их уже поведет он. Ранним утром Александр разбудил Марию Сазо– новну: – Мама, пойдите к Грише Косачу и скажите, что надо срочно уходить из Нежина. И Сергея Серого пусть предупредят. Будем ждать их около чернигов– ского поезда. Старушка смахнула со щеки слезу и вышла из дому. И вот все готово. Мария Сазоновна поставила на скамью три железнодорожных сундучка. Она сама их укладывала. На дно положила по две гранаты, а затем по паре чистого белья, сверху – по кусочку хлеба, махорки. Можно идти. – Шурик! – всхлипнула женщина и припала к сыну.– Мальчики мои! Кузьменко обнял старенькую мать, крепко по– целовал ее и вышел из дому. Вслед за ним по од– ному вышли Ткачев и Черепанов. Каждый шел от– дельно, чтобы не привлекать внимания шпиков. Черепанов все еще был под впечатлением рас– сказа Михаила Демьяненко о страшном разгроме в Киеве. С ужасом думал он о том, что ждет Веру Давыдовну и парней. Всего две недели назад он ви– дел их всех и даже хотел остаться, чтобы хоть не– много помочь им. Но ребята не согласились, чуть ли не силой выпроводили его. Черепанову теперь кажется, что у Володьки было какое-то предчувствие. Неспроста же он сказал тогда: «Возвращайся, возвращайся, Валя, в Нежин. Я все равно погиб. Меня и Никиту съело подземелье. А ты еще встретишься с Клавой. Поцелуй сест– ричку...» Невесел был и Ткачев. Он думал о товарищах, оставшихся в Киеве, о судьбе организации. «Разва– лился наш Руководящий центр. Славно потрудился он свыше года. Удастся ли товарищам сохранить людей, подполье?» Только на лице Александра Кузьменко играет улыбка, столь неуместная в этот час. Но и ее можно понять: Александр живо представил, как почувст– вует себя Кольбах, когда узнает об исчезновении 114

своего нарядчика. Ведь Кольбах так верил своему кроткому, рассудительному нарядчику, считал его человеком, преданным немецким властям. «Кусай себе локти, собака!»—торжествовал Александр. Словно на праздник шел он к партизанам, ибо хуже смерти осточертела ему работа в немецком депо. Гостеприимный домик Белевичей в Чернигове на улице Котовского, 8,– явка Черепанова. Частенько доводилось Валентину встречаться там с чернигов– цами, передавать им листовки киевских подпольщи– ков. Пятнадцатилетняя Оля была ему всегда хоро– шей помощницей. И теперь она не теряет присутст– вия духа: – До Неданчичей надо идти этой тропинкой. Я знаю. Мы ходили пионерским отрядом в поход,– щебетала Оля. – Ходила в пионерские походы, девочка, а те– перь будешь ходить в партизанские,– вздохнул Гри– горий Косач. – Разные бывают походы. А мне приходилось на белых в гражданскую ходить.– И Ткачев при– нялся рассказывать, как в девятнадцатом году про– гоняли они с Украины Деникина. Из Чернигова их вышло 16 человек. Впереди не– легкая дорога, надо пройти 50 километров по зимнему ночному лесу. Незаметно проходило время. Когда черноту ночи смягчили первые лучи солнца, будущие партизаны увидели железную дорогу. Это был разъезд Нерафа. До Неданчичей осталось 11 километров. Дальше, пре– дупредил Сарычев, группой идти нельзя: здесь шны– ряют полицаи. Кузьмеико с товарищами остались в лесу, а Тка– чев и Черепанов двинулись в Неданчичи за Сарыче– вым. Договорились, что возвратятся к вечеру. Не прошли и двух километров, как напоролись на полицаев. – Стой! Кто идет? – На работу в Неданчичи,– ответил Ткачев, а сам думает: «Конец! Начнут обыскивать – в сундуч– ках гранаты». 115

– Документы! Ткачев и Черепанов вынули удостоверения, из– готовленные Володей Ананьевым. – Идите! – махнул рукой начальник патруля. Кабинет начальника станции Неданчичи – пар– тизанская явка. Осторожно заглянули Ткачев и Че– репанов в кабинет. За столом сидит человек, длин– ный ус крутит. – Семафор открыт? – прошептал пароль Тка– чев. – Остановка на Нерафе,– ответил начальник и развел руками: – Сарычев повел вчера товарищей и еще не вернулся. – Что же делать? – Не журитесь! Вечером отправлю вас поездом обратно в Нерафу. Пешком идти опасно. Полицаев вокруг как вшей в кожухе. Стало быть, ложитесь, отдохните. – Хорош отдых,– ворчит Ткачев.– А как там товарищи в лесу? – Ну чего там, не маленькие,– успокоил его Валентин.– Костер разложили и греются, нас дожи– даясь. С Олей не пропадут! Она же пионерка – без спичек умеет костер разжигать. Друзья быстро заснули. И снится Черепанову большой костер в лесу. Сидят вокруг огня товарищи, песни поют. Появляется Сарычев. Все поднимаются, чтобы идти за ним в партизанский отряд... Черепанов вскочил: – Кирилл! Сарычев наших повел. – Ты что? – рассмеялся Ткачев. – Ой! Это же мне приснилось,– почесал затылок Валентин. – Бывает, что сон в руку,– улыбнулся Ткачев. А тут начальник станции в комнату вскочил: – Поезд на Нерафу! Ткачев и Черепанов вышли на перрон. Смотрят – из паровоза им кто-то шапкой машет: – Сюда! Да это же свои: машинист Иван Сидоренко и его помощник. Кирилл и Валентин на ходу вскочили на паровоз. – В хвосте эшелона классный вагон. Там чело– 116

век двадцать полицаев и немец-жандарм,– шепчут железнодорожники.– Вот бы им капут устроить! Мчится эшелон. За окошком паровоза виднеется белый, покрытый чистым снегом лес. Вдруг Ткачев вскочил: – Видите – костер? Это наши. Жми на тормоза. Сделаем капут полицаям. Состав резко остановился. Навстречу ему бегут Кузьменко, Косач, Оля Белевич, Володя Сарычев, партизаны. Вот и сон в руку! – Люди добрые! В хвосте полиция! – закричал Ткачев. Полицаи опомниться не успели, как в вагон вско– чили партизаны, выволокли их и потащили в лес. Только немца-жандарма пришлось пристрелить, так как тот успел выхватить свой пистолет. – Это первая наша месть за Володю Ананьева, за Веру Давыдовну,– сказал Черепанов. – А что же с эшелоном делать? – спросил Косач. – А вот что,– и Ткачев обратился к Сидоренко, который высунул голову из паровозной будки.– Иван, подними в котле давление, дай поезду задний ход и на ходу прыгай. Вагоны покатились под уклон обратно к Недан– чичам. – Вроде второй сон сегодня вижу,– промолвил Черепанов, глядя, как летит с горы немецкий воин– ский эшелон, как вагоны налетают один на другой, как на кучу вагонов падает пышащий паром паро– воз. – С хорошим почином вас, друзья!—улыбнулся Сарычев. 3. (Из дневника Григория Кочубея) 20 января. Две недели прошло с того страшного дня, когда гестаповцы разгромили типографию, а мне кажется, что это произошло только вчера... Где они сейчас, мои друзья, что с ними сделали фашистские палачи? И почему взяли артиста? Не иначе, чтобы замести следы. Уверен, что он сыграл свою роль в нашем разгроме. 117

Как узнать о судьбе арестованных? Неужели до– пустим, чтоб их казнили? Маша, жена моя! Прости меня! Я виноват перед тобой. Это из-за меня теперь истязают твою крот– кую, добрую мать, твоего благородного отца. Но так ли я уж в этом виноват? Разве без меня не стал бы твой отец помогать подпольщикам? Конечно же по– могал бы, ибо он честный человек и патриот. Отчизна отомстит за вас, мученики, узники гит– леровских застенков! Фашисты еще поплатятся кровью за свои злодеяния, за горе, причиненное лю– дям. Пройдут годы. От подножия Черной горы до са– мого Днепра протянутся улицы нового Киева. Я вижу это... Из открытых окон доносится смех дет– воры. Она только из книжек знает, что такое война. Вот дети пришли на Черную гору, и экскурсовод рассказывает об одном из бесчисленных героических эпизодов великой народной войны против захватчи– ков. Ребята останавливаются перед маленькими до– миками Ананьевых и Тимченко, низко кланяются той земле, на которой жили вы, бессмертные герои Украины. Нет больше сил сидеть у моих любезных хо– зяев. Сергей и Тоня – чудесные люди. Понимают ли они, какой страшной опасности подвергают себя? Говорят, на Подоле висит объявление: гестапо ищет «коммунистического бандита Кочубея», он же Иев– лев, русый, с светлыми усами, выше среднего роста, светлоглазый. Тому, кто поможет найти Кочубея– Иевлева, обещана большая награда. Итак, меня ищут. Следовательно, моя голова еще чего-то стоит? Что ж, поборемся, господа фашисты! Только я уже больше не Иевлев, и нет у меня бо– льше усов. Руководящий центр парторганизации вновь су– ществует, но уже в новом составе. Вместо выбыв– ших членами Центра стали Б. 3., Н. Б., Н. HL, Д. Л.1 Сижу у окна. День короткий, январский. Вече– реет. Снег стал голубым. За окном мертвая синичка. 1 Борис Загорный, Николай Бойко, Николай Шешеня, Дмитрий Лисовец. 118

Даже птицам плохо при фашистах – негде выпро– сить и крошки хлеба... Кстати, о хлебе. Как мы теперь обойдемся без фальшивых нарядов на получение продуктов? Не стало Володи, который так мастерски умел подделы– вать любые документы. До сих пор не найду ответа на вопрос: какой подлец выдал гестапо нашу типографию? Погибну, а доведаюсь и отомщу. Но пора развернуть новую ти– пографию. Попробую заменить Владимира. Придет Борис, потолкуем с ним об этом. Где он, почему за– паздывает? Обещал наведаться на наше шоссе. Ему можно: он ни разу не был там и его никто не знает. Кто-то стучит. Наверно, Борис. ...Только что ушел Борис. Сообщил важную но– вость: ребята видели Анатолия. Итак, артиста вы– пустили из тюрьмы. Только его одного. Стало быть, я не ошибся, подозревая его в предательстве... Еще одна новость: Борис подыскал квартиру на Подоле, у какой-то одинокой девушки. Завтра или послезавтра перейду к ней. 4. Тамара Струц стояла у окна. С минуты на минуту там должен показаться Борис Климов с человеком, которого она согласилась приютить, которому обе– щала помогать. Прижалась горячей головой к холод– ному стеклу. В голове роятся мысли. ...Мамочка, родненькая, если бы ты знала, как мне страшно! Неделями не выхожу из дому, сижу голодная. Ты, бывало, говорила, что наши комнатки, хоть и небольшие, но теплые. Нет, в них очень хо– лодно. Ноги и руки у меня окоченели, никак не могу согреться. На дворе и то лучше, но выходить страш– но. Немцы, эти бешеные псы, хватают всех моло– дых и угоняют в Германию. А я не хочу туда, не хочу! Лучше умереть от холода и голода тут в на– шей квартире, на твоей, мамочка, кровати. Я одна, совсем одна. Вот наш двор. Помнишь, мама, ты ворчала – называла его муравейником, меч– тала, чтобы хоть на полчаса угомонился наш двор. Теперь там тихо, как на кладбище. Только и слыхать 119

дЁорника Ивана. Он повсюду сует свой нос: кто ра– ботает, кто не работает, кто к кому ходит. Мерзавец, продался гитлеровцам! Вечерами иногда из подъезда, где живут Агеевы, выходит сгорбленная старушка, укутанная в черный платок. Частенько ее сопровождает Александр Агеев. Сначала я подумала, что к ним приехала какая-то родственница, но потом догадалась: это Ида, кра– савица Ида, жена Александра. Все во дворе уверены, что она погибла в Бабьем Яру. Какое счастье, что она спаслась! Мне стыдно. Ида не боится, а я боюсь выйти из дому. Да, боюсь... Раньше не угоняли в Германию тех, кто работает, а теперь и это не спасает. Радуюсь за вас и завидую вам, что вы с Пашей успели эва– куироваться. Александр Агеев познакомил меня с неким Бори– сом Климовым. Они посидели у меня, и мне было стыдно, что не я угостила их, а они меня. Принесли немного муки и растительного масла. Отвела душу в беседе с ними. Вчера Климов пришел опять и ска– зал: «Тамара, надо помогать в борьбе против окку– пантов, надо приютить одного человека». И я отве– тила: «Согласна!», хотя новые друзья не скрыли, что ждет твою Тамару, если этого человека найдут у меня... Это у Тамары давняя, еще с детских лет, при– вычка в тяжелые минуты мысленно разговаривать с матерью, с ее верным другом. А вот и Климов. Позади него человек в очках, с небольшим чемоданчиком в руке. ...На Кочубея смотрели большие светлые глаза. – Как же вас звать? – Тамара. Кочубей еще раз осмотрел небольшую квартирку, в которую его привел Борис Загорный. Словно го– лубятник, примостилась она в дальнем углу грязного двора на некогда шумной Константиновской улице. – Ей-же-ей, Гриць, здесь будет удобно,– рас– хваливал квартиру Борис.– И двор проходной. Кочубей еще раз посмотрел на девушку. – Тамара? Красивое имя... А вы знаете, Тамара, за какое опасное дело беретесь? 120

– Знаю. – И не боитесь? В светлых глазах вспыхнул озорной огонек: – Волков бояться – в лес не ходить. Неожиданно старенькие ступеньки жалобно за– скрипели под тяжелыми сапогами. – Немцы! – Это дворник привел! – вскрикнула Тамара.– Садитесь за стол. Когда полицаи переступили порог, они увидели трех мирных людей, которые, беззаботно смеясь, уплетали картошку с квашеной капустой. – Господа, пожалуйста! – воскликнула Тамара при виде полицаев.– Жаль, нет водки, а то пригла– сила бы и вас за стол... Однако, знакомьтесь. Мой двоюродный брат Борис Климов,– показала Тамара на Загорного.– А это мой жених,– покраснела и застыдилась она, представляя полицаям Кочубея. Полицаи проверили документы и ушли. Тамара откинулась на спинку стула. Лицо ее было бледно. Сердце билось так сильно, что хоте– лось придержать его рукой. – Молодец, Тамара!—произнес после неболь– шой паузы Кочубей.– Вы прирожденный конспи– ратор. Похвалил ее и Борис. – Ешьте,– улыбнулась Тамара.– Это я приго– товила не только для конспирации. Кочубей очистил картошку, которую положила ему на тарелку Тамара, и тихо заговорил: – Так вот, Тамара, я поселюсь у вас не сразу. Уж если я ваш жених,– улыбнулся он,– то похожу к вам в гости, погуляем вместе, чтобы все видели и поверили. А вы тем временем обязательно посту– пите на работу. Надо, чтобы у вас был хороший до– кумент. Мы вас устроим на строительство железно– дорожного моста: оттуда не берут в Германию. 5. Кочубей условился с Демьяненко встретиться че– рез три недели на Сенном базаре. Сегодня настал день встречи. Кочубей шатается на толкучке, то 121

прицениваясь к обуви, то роясь в разложенном на земле слесарном инструменте. Чтобы скоротать время, он примеряет обувь, пробует инструмент и торгуется с азартом завсегдатая толкучих рынков. Григорий Кочубей все еще не перебрался к Та– маре Струц на Константиновскую, 20. Но во дворе уже знают, что Тамарке повезло: к ней сватается по– ложительный, интересный мужчина. Дней через де– сять, пожалуй, можно будет совсем перебраться к Тамаре и начать печатать листовки. ...Почему же нет Демьяненко? Только от него можно узнать о положении в Нежине и в Крутах, выяснить, удалось ли товарищам добраться до пар– тизанского отряда. Григорий присел на корточки около старичка, торговавшего всякой рухлядью, и услышал, как кто-то шепнул ему в ухо: «Гриць!» Он обернулся. Мимо промелькнула Мотя... Мотя Чиженко, племян– ница Тимченко, которую арестовали вместе с ними. Ее выпустили? Кочубей рванулся было вдогонку за девушкой, но сдержал себя: «А вдруг гестаповцы для того и выпустили Мотю из тюрьмы, чтобы, следя за ней, напасть на след подпольного центра?» Григорий для виду еще поторговался со старич– ком и купил какую-то бросовую деталь, а потом пошел бродить по толкучке. Он снова встретил Мотю. В глазах девушки прочитал: «Беги... Спрячь– ся. Тебя ищут. Всех допрашивают о тебе. Наши остались там, плохо им...» – и такая мука, страш– ная, горькая, была в глазах девушки. Мотя давно затерялась в толпе, а Кочубей за– стыл, будто его оглушили страшным ударом. Да, это был страшный удар. Кочубей заставил себя дви– нуться с места, ибо его окаменевшая фигура не– вольно привлекала внимание. Он брел, думая о тех, кто сейчас находится в руках гестапо, гадая о том, как удалось вырваться Моте. Но он мог только гадать, ибо не знал, что произо– шло 5 января, после того, как гестаповская машина выехала с арестованными с Железнодорожного шоссе. 122

6. Черная машина остановилась, и гнусавый голос произнес: – Выходи! Первыми вышли Володя и Никита. Скрученные проволокой руки посинели, подпольщики едва могли переставлять искалеченные ноги. Мотя помогала выйти из машины Вере Давыдовне, тетке и дяде. Гестаповцы погнали их вниз, вниз... Зачем ведут их в это подземелье? Узкая, страшная яма, точно могила. Под потолком мерцает маленькая лампочка. На стенах кровь. В углу комнаты изорванная оде– жда. – К стенке! – крикнул гестаповец. Мотя не могла скрыть своего отчаяния. За что ее к стенке? Она ничего не сделала. Ей двадцать лет, она хочет жить. Но потом она устыдилась этих мы– слей, своего малодушия. Вместе со всеми молча по– вернулась к стенке. Их обыскали и повели в камеры. Тяжелая железная дверь закрылась за обреченными. Потянулись дни... Маленький кусочек черного, словно земля, хлеба и миска пахнувшей гнилью бурды на день. Первую вызвали на допрос Веру Давыдовну. Она не могла идти: раненая нога гноилась, вызывала адскую боль. Тюремщики поволокли ее. – Говори, старая ведьма, кто из тех двух твой сын, кто? – Нет тут моего сына. – Говори! – А-а-а! Плетка с острым металлическим стержнем на конце впилась в больное, немощное тело. – Говори, не то убью! Она молчала. Пусть убивают... Лучше не дожить до той минуты, когда замучают ее Вовку. – Скажешь, клятая баба, скажешь! – Бей, ирод, бей! – Ах, так? Ну, погоди... В камеру втолкнули Володю и Никиту. – Чего стали? Говорите, кто она такая? Чья мать? 123

Володя остолбенел. На него смотрело залитое кровью лицо. Это была его мать, он узнал ее только по глазам. «Молчи, сын, молчи! – молили они.– Я сейчас умру... Мне не будет больно. Молчи!» – Долго мне еще с вами возиться! – над распла– станным телом Веры Давыдовны взвилась плетка. – Гадюка! – Володя рванулся к гестаповцу и застыл на месте: тело матери перестало биться. ...Их водили на допрос и вместе и поодиночке. Лучше, если не вместе. Не видишь мук товарища, а когда после допроса искалеченное твое тело швыр– нут в камеру, есть кому вытереть лицо, подать глоток воды. Они лежат на холодном каменном полу. С по– толка каплет вода. Темно, сыро. Ноет тело, кружится голова. Мысли путаются. Володе кажется, что он в могиле... Нет, смерть еще впереди. Судьба Володи и Ни– киты решена: их расстреляют. Но палачам мало их смерти. Они хотят узнать, где Кочубей. Володя зая– вил, что Кочубей – это он сам, а палачи не верят. Чего же они не верят? Они, видно, многое знают... Откуда? Не иначе – это работа Анатолия. Недаром его и пальцем не тронули. Как передать на волю, чтобы Кочубей спрятался, исчез из Киева? Как?! Пришли за Никитой. – Прощай, друг! – Прощай... Они прощаются. Кажется, что в этот раз уже пы– ток не выдержать. Но выдержал. Бросили Никиту в камеру еще живого. Затем о них словно забыли. Уже несколько дней прошло со времени последнего допроса. Никита все спит и спит. Счастливый, может спать. А Володе не спится. В глаза ударил свет фонарика. – Выходите! Володя наклонился над Сорокой. – Поднимись, браток! И он поднялся. Голова упала на грудь. Посмотрел на Володю широко раскрытыми глазами. Понял ли он, куда их ведут? 124

– Выше голову, Никита! Володя из последних сил крепко прижал к себе Никиту, помогал ему шагать вверх по ступеням. Вот и двор. Жадно глотнули морозный воздух. Володю и Никиту бросили в машину. Там было полно людей и тихо, тихо... Никто не просил пощады, никто не плакал. Девушка, что сидела рядом с Ана– ньевым, плюнула в глаза гестаповцу. Тот схватился за пистолет, но машина тронулась. Киев. Родные улицы. Как давно не видел их Во– лодя... Машина мчала. Золотые ворота. Большая Жи– томирская. Промелькнул Сенной базар. Улица Арте– ма. В этом высоком доме жила девушка Оля. Как-то после танцев в клубе Володя провожал ее домой... А вот улица Мельника. Показался Бабий Яр... Сколь– ко тысяч невинных людей похоронены здесь... Под ногами шевельнулась рыхлая земля. Ананьев поддерживал Сороку за плечи. С другой стороны Никиту вел незнакомый широкоплечий юноша. «Его, должно быть, не истязали, как нас»,– невольно подумал Володя. Они шли... Володе казалось, что он идет на– встречу звездам, еще мерцавшим в небе, навстречу уже восходившему солнцу. Вдруг перед ними, слов– но из-под земли, выросла цепь солдат... – Будьте прокляты, фашистские палачи! – Наши возвратятся! Да здравствует Родина! – Товарищи, прощайте!.. Володя почувствовал, как на него что-то навали– лось. Это упал Никита... А он все шел навстречу солнцу, которое выкинуло на горизонте сноп едва заметных лучей. Занимался новый день... В те же дни Оксану Федоровну и Петра Леонтье– вича Тимченко, истерзанных и замученных, отпра– вили в концентрационный лагерь смерти. Там они вскоре погибли. 7. Тамара Струц сказала всем обитателям двора, что она вышла замуж. А дворника Ивана даже познако– мила со своим мужем – врачом Дмитрием Петрови– чем Иваненко. Документы мужа сдала на прописку. 125

Тамара работала чернорабочей на строительстве железнодорожного моста через Днепр. Утром они оба уходили на работу. «Муж» обычно возвращался несколько раньше. Все видели, что с пустой сумкой доктор Иваненко не приходит – если не картошку и хлеб, то уж уголь и дрова он всегда приносит до– мой. – Повезло тебе, Томка! – завидовали ей сосед– ки.– Муж у тебя заботливый. Все в дом носит и но– сит. А он действительно «носил и носил». Откуда им было знать, что это создавалась новая подпольная типография, что в докторской сумке лежали то шрифт, то печатный валик, то верстатка... К квартире Тамары примыкала просторная за– стекленная веранда с большим чердаком над ней. Все, что Кочубей приносил, складывали на том чер– даке. Вскоре типография была оборудована, и Кочу– бей приступил к работе. Кроме листовок ему еще предстоит изготовить новые документы для членов организации. После провала типографии на Черной горе Киевская штадтскомендатура изменила все пропуска, нару– кавные повязки, но Станислав Вышемирский достал образцы новых аусвайсов, рабочих карточек и даже новую печать. Тяжело Григорию без Володи Анань– ева, без его искусных рук. Приходится самому овла– девать искусством специалиста по подделке доку– ментов. В добрый час началась вторая жизнь подпольной типографии: по радио приняли сообщение об окру– жении и разгроме гитлеровцев в районе Сталин– града. Многодневная битва закончилась полной побе– дой Красной Армии. В плен сдалась многотысяч– ная вражеская армия во главе с Паулюсом. Тем не менее «Новэ украинськэ слово» сообщает, что Гит– лер присвоил Паулюсу звание генерал-фельдмар– шала. Напускают туману. Надо разоблачить гитле– ровскую брехню, рассказать о большой победе на Волге... А маленькие буквы, как на грех, плохо по– коряются неумелым рукам, выпадают с верстатки. Но Кочубей работает спокойно. Наконец готово. Сей– час он обвяжет набор шпагатом и сделает первый 126

оттиск. Усталые руки соскальзывают... и набранная с таким трудом гранка рассыпается. Григорий до– садливо морщится и начинает все с начала. Первая листовка готова. Кочубей взволнованно поднес к коптилке оттиск, и Тамара прочитала: «Люди, братья, товарищи! У нас большая радость: Красная Армия окружила немцев в районе Сталинграда...» Листовка! Тамара восторженно смотрит на Ко– чубея. Она никогда еще не держала в руках анти– фашистские листовки. Слышала, что гитлеровцы вешают, расстреливают, истязают каждого, у кого ее найдут. И вот листовка напечатана в доме, где она родилась, выросла, стала пионеркой, комсомолкой. И ей ничуть не страшно. Может быть, потому, что рядом с ней такой умный, сильный человек, которого все соседи считают ее мужем... Борис Загорный просил, чтобы она оберегала «доктора» и заботи– лась о нем больше, чем о муже, так как он очень нужен партии, всем подпольщикам. И Тамара за– ботится. Пока она сварила картошку и немного прибра– лась, у Кочубея уже напечатано 50 листовок. На– скоро поев, он собирает листовки, чтобы отнести их Загорному. – Не пущу!—властно говорит Тамара.– Отдох– ните. Я сама передам Борису. После некоторого колебания Кочубей соглаша– ется. Ему не хочется обижать Тамару. Он говорит: – Ну, идите. Только глядите в оба. Договоритесь с Борисом, чтобы он вам передавал радиосводки, когда будете возвращаться с работы. Идите. Буду ждать. Тамара ушла оживленная, веселая, и у Кочубея сжалось сердце. Что он наделал? Зачем послал ее? А вдруг Тамару схватят? Весь день Кочубей не находил покоя, проклиная себя за то, что так легкомысленно согласился на просьбу Тамары. От хождения по комнате у него за– кружилась голова. Он сделал попытку заснуть, но ничего не вышло. Звезды уж замерцали на небе, когда в дверь тихо дважды постучали. 127

– Ну как? Все благополучно? Лицо Тамары спокойно, в глазах радость. – Передала Борису. И от него несу вам почту. Кочубей с облегчением вздохнул. Он не при– знался самому себе, что волновался по-особенному... Неужели ему стала так дорога эта Тамара, мужем которой он назвался в интересах конспирации? Тамара ежедневно встречалась с Борисом Кли– мовым-Загорным на трамвайной остановке. Здесь она незаметно передавала ему пакет с листовками. Вечером, возвращаясь домой, она встречала Загор– ного возле кинотеатра «Глория», на Константинов– ской, и он передавал ей свою почту. Иногда сверток бывал довольно большой: бумага или банка с типо– графской краской. Чаще же Борис передавал лишь сводку Информбюро или записку. Сегодня сверток маленький. Тамара быстро шла домой. Она знала, что там ее ждет Григорий Самсо– нович. Сидит сейчас в комнате, что-то читает или пишет и прислушивается, не слышно ли ее шагов... Второй месяц пошел с тех пор, как Кочубей по– селился у Тамары Струц, и она почувствовала, что ее жизнь приобрела смысл, мрачные мысли поки– нули ее. Тамара знает, что нужна организации, и это наполняет ее чувством гордости. Это чувство силь– нее страха. Она берет пример с «доктора», который работает, не жалея сил. Кочубей весь поглощен делами. Партийная орга– низация переключилась на помощь партизанам. От– ряды требуют бойцов, оружия, теплой одежды, раз– ведывательных данных... Обычно он возвращался домой несколько раньше Тамары, с нетерпением ждал ее. Она приносила с собой не только почту от Загорного и важные сооб– щения о ходе работы по восстановлению моста через Днепр, но и домашнее тепло, по которому Кочубей так стосковался за долгие месяцы оккупации. – Скорее к столу,– торопит Тамара.– А то, вижу, сегодня и маковой росинки во рту не было. Как она догадалась, что он сегодня действительно ничего не ел, что любит суп, заправленный поджа– ренным луком? И когда она успевает суп этот сва– рить, где достает пшено для него? 128

Милая девушка! И то, что сегодня у него на душе новая тревога, она тоже почувствовала, хотя не по– дает виду. Да, на душе у Кочубея неспокойно. Утром он виделся с Дмитрием Лисовцем. Лисовец на седь– мом небе от счастья: какой-то Алешка Малый, комсомольский работник из западных областей Ук– раины, обещает ему устроить встречу с представи– телем ЦК партии, прибывшим из Москвы. Лисовец так возбужден, что не хочет слушать никаких дово– дов, не желает даже хорошенько проверить, кто та– кой этот Алешка Малый. Все попытки Кочубея образумить Лисовца ни к чему не привели. Он обиделся и ушел, даже не по– прощавшись. Все это тревожит Кочубея. Как бы Дмитрий не привел провокатора в организацию. Тамара что-то говорит ему, но, увлеченный свои– ми мыслями, он не сразу улавливает их смысл: – Что ты сказала? – Сегодня работать я вам не позволю. Еще ни– когда не видела вас таким измученным. Ложитесь и хоть одну ночь как следует отдохните. – Ишь какой командир. Сказано: хозяйка кон– спиративной квартиры. Вот так по штатному распи– санию именуется ваша должность, гражданка,– шу– тит Григорий, а сам думает: «Она права, надо по– спать. Так и свалиться недолго». И он послушно ло– жится. Крепко спит Кочубей. Тамара прикрыла дверь в его комнату и стала за наборную кассу с верстаткой в руках. Она не раз пробовала осилить наборное дело и кое-какой опыт уже накопила. Не спеша ставит бу– ковку к буковке, из них получается строка, за нею – другая... Не боги горшки обжигают! Она улыбнулась при мысли о том, какое сделает лицо Григорий, когда утром, проснувшись, увидит несколько десят– ков листовок с последним сообщением Совинформ– бюро, которое накануне передал ей Борис. Недавно Кочубей сказал, что, по его подсчетам, подпольная типография сможет скоро отметить боль– шое событие – выпуск стотысячной листовки. Что ж, пусть в этом подвиге будет и маленькая доля ее труда.

Глава седьмая ЖЕРТВА ФАШИСТСКОЙ ПРОВОКАЦИИ 1. Словаки Пауль Коруньяк и Карл Ботка – солдаты отряда по охране участка железной дороги Круты – Плески – зачастили к Ивану Васильевичу Помазу. Вначале они приходили, как в библиотеку,– ме– нять книги. Но постепенно привыкли, стали об– щительнее и откровеннее. Рассказывали доктору об отчем доме, о тоске по близким, по ро– дине. – Зачем ты их приваживаешь?—нервничала Анна Тимофеевна.– В селе есть библиотека, пускай туда и ходят. Действительно, гости сейчас совсем некстати: дом врача стал главной конспиративной квартирой пар– тизанского отряда, действовавшего в Ичнянском лесу. Здесь встречались подпольщики, сюда прино– сили оружие и медикаменты для отправки в лес. Но все же Иван Васильевич решил не закрывать дорогу солдатам в свой дом. Даже если комендант подослал солдат, чтобы вести наблюдения за квартирой врача, то и в этом случае не следовало показывать, что здесь боятся посторонних. Пауль и Карл приходили к Помазам почти каж– дый вечер. Однажды Пауль сказал: – Меня назначили переводчиком при шефе стан– ции. Вчера он телеграфировал в Ровно, что дорогу между Броварами и Бобриком за последние месяцы подрывали десять раз, и просил прислать в Круты отряд карателей. Нужно бы предупредить партизан. Иван Васильевич равнодушно заметил: – Откуда мне знать, где те партизаны...– и по– думал: «Неужели это гестаповская ловушка? Если, 130