Текст книги "Луч во тьме"

Автор книги: Софья Черняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Не горевать надо, а мстить,– сказал Ткачев. Гитлеровцы во все горло орут по радио и шумят в газетах, что большевикам конец, что фашистские войска захватили все Поволжье, что через месяц– другой они будут в Москве, на Урале... Листовки, которые привезли товарищи, разобла– чали эту ложь. Надо как можно скорее разнести ли– стовки по селам, чтобы люди узнали правду и де– лали все для приближения полной победы Красной Армии. ...В дверь осторожно постучали. Филоненко? Раз, два... Нет, чужой! – Папа, немцы! – крикнула в страхе Леля. Врач надел белый халат и пошел открывать дверь. На крыльце стояли два солдата. – Гутен абенд, пан! – сказал один. – Пожалуйста, заходите! – врач указал рукой на кабинет и спросил: —На что жалуетесь? Солдаты стояли посреди комнаты и смущенно мяли в руках шапки. – На что жалуемся? – переспросил наконец вто– рой солдат на русском языке.– Нет, господин док– тор, мы не больны. С улицы через окно увидели, что у вас много книг. Хочется почитать. Найдется у вас Горький, Толстой, Шолохов? «Хитрите, проклятые!» – подумал доктор и уста– ло провел рукой по седой голове. – Есть у меня книги.– Он достал с полки томик «Поднятой целины». – Благодарим,– и солдаты направились к двери. В сенях тот, который говорил по-русски, остано– вился. – Мы не немцы. Из Югославии. Поняли? – Понял, понял. Иван Васильевич торопливо запер за ними дверь, закрыл окно. После этого он отвернул ковер, при– поднял с полу доску и достал из тайника листовки. Что с ними делать? Сжечь? Жалко. Как трудно было Черепанову и Ткачеву привезти эти листовки сюда. А сколько там, в Киеве, люди мучились, жизнью рисковали, пока напечатали их! Сколько сер– дец ждут этих листовок, вселяющих веру в победу, 94

в торжество правого дела! Нет, уничтожать листовки нельзя. Надо их немедленно унести из дому. Но куда? К деду Романенко на хутор Красный Остер. Ничего, что поздно и что далеко. Никто не удивится, увидев Ивана Васильевича бредущим со своим хорошо всем знакомым порыжевшим от времени докторским сак– вояжиком. Кто бы догадался, что среди инструмен– тов и лекарств на этот раз в саквояжике – антифа– шистские листовки? Впрочем, ведь это тоже лекар– ство– и сильнодействующее! Дом колхозника Федора Романенко, что на опушке за хутором Красный Остер,– партизанская явка. Лучшего проводника в партизанские отряды, чем Федор, не сыскать. Куда бы ни перебазировались партизаны, Романенко их находил. Дремучие Ичнян– ские леса для него точно дом родной. У Федора ча– сто бывают люди из отряда. Так что, если оставить листовки у Федора, он найдет способ передать их Василию Филоненко. Заодно доктор попросит Фе– дора предупредить Василия, чтобы тот был осторож– нее, когда пойдет в Круты, ибо с чего это вдруг немцы решили ходить к врачу за книжками? Эта история со странными любителями советской литературы очень взволновала и обеспокоила Ивана Васильевича. До сих пор немцы вроде бы доверяли ему. Особенно возрос в их глазах авторитет доктора Помаза, когда комендант узнал, что отец Анны Ти– мофеевны был царским жандармом, а муж ее сестры Любови в 1937 году арестован органами Советской власти как враг народа. Расстрел Александра Берез– нева не изменил как будто отношения властей к док– тору; комендант даже высказал Ивану Васильевичу сочувствие, полагая, что произошла ошибка. «Война, бывает, бывает...» – объяснил он доктору. Справки о тяжелых заболеваниях, которые выда– вал Иван Васильевич абсолютно здоровым жителям Крутов и окрестных сел, не вызывали до сих пор у властей сомнения. – К чему вам в прекрасной Германии больные и инвалиды,– говорил доктор коменданту, и тот одобрительно кивал головой. Неужели комендант вдруг что-то заметил, в чем– 95

то заподозрил врача? А может быть, кто-то выдал Помаза, так же как и Александра Березнева? Дорога лежала через лес. Октябрь позолотил де– ревья. Нежная, почти совсем прозрачная, желтоватая листва кружила в воздухе, ложилась под ноги док– тору чудесным ковром. Осень в том году выдалась поистине золотая. Казалось, солнце, пожалев эту ограбленную и оскверненную врагом землю, хочет согреть ее своим щедрым теплом. Птицы еще не уле– тали. Они наполняли лес веселым щебетанием, своей суетливой жизнью. Но Иван Васильевич не замечал красоты осеннего леса. Он спешил... Доктору посчастливилось. Федор как раз соби– рался в лес. Стало быть, завтра утром Василий Фи– лоненко будет знать о солдатах-книголюбах. 4. Володя Ананьев и Никита Сорока давно уже ни– кого, кроме Веры Давыдовны, не видят. С утра до ночи, не разгибая спины, работают они в типографии. Когда в подземелье становится совсем душно и ке– росиновая лампа начинает мигать и гаснуть, они вылезают из-под земли, чтобы в буквальном смысле этого слова перевести дыхание. «Подземные братья» бросаются на пристроенные к стене сарая деревянные нары и жадно глотают живительный ночной воздух. Хочется есть, спать, но еще больше – глубже вды– хать животворный кислород. – Хватит! Неужели не надышались? – шепчет Вера Давыдовна, и Володя с Никитой послушно бе– гут в хату, которую они шутливо называют «на– гора». – Поужинайте чем бог послал и поспите. Поздно уже. Улягутся хлопцы, Вера Давыдовна дунет на коп– тилку, и комната провалится в черную пропасть. Заснуть бы и ей, но не спится. Вот уже семь меся– цев тянется эта полная опасностей и тревог жизнь. Утром ребята спустятся под землю, а ей предстоит с опасным грузом отправиться на Владимирский ры– нок, чтобы встретиться с Оксаной Федоровной Тим– ченко. 96

Несколько листовок они в базарной суете кому в корзину сунут, кому просто под ноги бросят. А когда на рынке начинается разговор о листовках, они со своими ведрами переходят «торговать» на другой базар. Заснуть бы, чтобы голова хоть немного отдох– нула от разных мыслей. Ребята крепко спят: бед– няжки, наработались за день. Вчера Кочубей пору– чил им очень ответственную работу: подделать про– дуктовые карточки. Страшно голодают киевляне, и Руководящий центр задумал приготовить детям праздничные подарки: приближается 7 ноября. В предпраздничные дни у Кочубея особенно много хлопот. Сегодня в 9 часов утра около университета его будет ждать Михаил Демьяненко. Кочубей торо– пится, чтобы поспеть вовремя. От Брест-Литовского шоссе, где он теперь живет, до университета путь не малый. Вдруг до него донесся крик – пронзительный, страшный. Потом показались бегущие люди. Облава! Комендант Киева объявил, что в ближайшие дни город должен дать для отправки в Германию 7 ты– сяч рабочих. Киевляне хорошо знают, что такое «немецкий рай», и скрываются по чердакам, в погре– бах, удирают в села. На улицах теперь почти не встретишь молодого человека. Но и пожилым не легче. Петр Леонтьевич Тимченко рассказал, как за отказ поехать в Германию эсэсовцы на глазах жены и детей живьем закопали в землю одного че– ловека. ...А люди убегали, скрывались в подъездах, забе– гали во дворы. Кочубей уверенно шел своей дорогой: в кармане у него надежный аусвайс, выданный Главным железнодорожным управлением на имя Константина Иевлева, запрещающий каким бы то ни было учреждениям забирать его на другую работу. Вот почему Кочубей был так спокоен. К нему под– скочил мотоциклист с фашистским пауком на ру– каве: – Документ! – Пожалуйста,– Кочубей медленно вытащил из кармана удостоверение. 97

М. Д. Демьяненко (Фото 1964 г.) Должно быть, сам шеф Главного желез– нодорожного управле– ния, подпись которого стояла на удостовере– нии, не заметил бы, что это фальшивка,– так искусно изготовил его Володя Ананьев. Лишь бы только геста– повец не вздумал обы– скивать Кочубея. В его кармане два наряда на муку и масло для воинской части. Днем он должен встретить– ся с Оксаной Федоров– ной Тимченко и пере– дать ей эти наряды. Володя Ананьев сде– лает в типографии точь-в-точь такие же, а люди из группы Ана– толия Лазебного полу– чат по ним продукты. Фашист спешил, он быстро отпустил Кочубея. Григорий пересек мосто– вую. Сердце сжала боль: полицаи вели по дороге человек пять. Им не удалось скрыться. Сейчас бедо– лаг погонят на биржу труда, а оттуда в эшелон – в Германию, на каторгу. И кто знает, кому из них посчастливится еще увидеть родной Киев, Днепр... Кочубей ускорил шаг. Он представил себе, что творилось на бирже труда, куда со всех концов го– рода сгоняют жертвы облавы. Никак не удается Центру устроить на бирже труда своего человека после того, как пришлось убрать оттуда Машу Ом– шанскую. И хотя Кочубею кажется (он наблюдает за этим учреждением), что на бирже действуют дру– гие подпольщики, тем не менее хотелось бы иметь там и своего человека. Около университета Кочубей увидел Михаила, который внимательно читал объявление, вывешенное на дереве.

– Добрый день, пан Михаил! – нарочито громко и весело приветствовал Кочубей друга. – Мое почтеньице, дорогой пан! Как себя чув– ствуете? – обрадовался Демьяненко. Они направились к памятнику Шевченко. Сегодня выдался солнечный, погожий день. Можно посидеть на скамейке, около бронзового Тараса, поговорить. А разговор у секретаря парторганизации со своим заместителем важный. – Побывай, Михаил, в Дарнице, Нежине, Крутах, Плесках. Пускай твои люди немедленно начинают готовить подарки к празднику Октября семьям фрон– товиков и партизан. Разыщи Кирилла Ткачева. Надо достать сахар. У него связи с Носовским сахарным заводом. Напомни товарищам, чтобы в эти дни они еще больше досаждали немцам. Пускай проклятые почувствуют, что советские люди отмечают свой праздник. ...Тихий осенний вечер упал на пустынные улицы Киева, когда в маленький домик на Брест-Литовском шоссе, где жила одинокая бабушка Лукия, вернулся усталый Кочубей. Набегался за день, наволновался, да и маковой росинки во рту не было. Зато начато еще одно большое партийное дело. Завтра десятки смельчаков начнут выполнять новое задание под– польной организации. Праздник будет! До войны Иван Васильевич Возненко был учи– телем истории. Но ни один из его учеников, вероятно, не узнал бы сейчас в этом длинноусом служащем «Заготзерно» своего любимого преподавателя. Как-то днем возле пункта «Заготзерно» остано– вился не немецкий грузовик, а видавший виды ста– ренький крестьянский воз. С него, кряхтя, слез ста– ричок в поношенной свитке и, тяжело опираясь на палку, прошел в контору. Иван Васильевич пробурчал: – А почему двери не закрываешь? Не лето... Старичок засунул за пояс шапку и шмыгнул но– сом: – Простите, господин! – и добавил шепотом,– 49, мост, коридор. 99

– 96! – ответил Возненко. Свой! Надо немедленно оформить наряд, пока к складу не подскочил воинский грузовик и какой– нибудь из придирчивых интендантов не поинтере– совался, почему по воинским нарядам муку полу– чает штатский. Возненко со старичком быстро взвалили на воз несколько мешков муки, и он покатил в сторону Киева. Операция удалась. Дед – Николай Васильевич Бойко, довольный, поглаживал бороду. На возу ле– жало с полтонны муки. А в кармане – еще один на– ряд, на две тонны. Завтра он приедет сюда с Шеше– ней. Вдвоем скорее управятся. В это время в селе Ситники Макаровского района служащий молокопункта Андрей Дитченко, член подпольной группы Анатолия Лазебного, выдал Ни– колаю Шешене два пуда сливочного масла. Ловко действовал и Кирилл Ткачев. Ему не впер– вой получать у немцев продукты по фальшивым документам. И на этот раз он вывез с Носовского маслозавода несколько ящиков масла. В доме хранилась маленькая газетка, на которой большими буквами написано: «На змшу». Это га– зета пионеров. Почему же мама так бережет старень– кую газетку? В ней помещен портрет отца за то, что он хорошо потрудился. Степа частенько подходил к матери и просил: – Ма-а, дайте еще раз посмотреть батькин пор– трет. – Только гляди, не порви. Мама как маленькая. Разве можно порвать такую газету! На ней так красиво нарисовано: «С праздни– ком Великого Октября, друзья!» Степа помнит этот праздник. Его отец, сильный, высокий, усаживал его на плечо, и они шли празд– ничным Крещатиком. Было так красиво, играла му– зыка, люди пели. Степа тяжко вздохнул. Вот и завтра праздник Октября, но не будет музыки, не будет пения... Хоть 100

бы хлеба мама с базара принесла. Ни он, ни Маша ничего еще сегодня не ели. В дверь постучали. Степа подбежал к двери: – Кто там? Мама сто раз ему наказывала, чтобы он никого не пускал в дом. – Кто там? Ответа нет. Степа подождал немного, потом все же приоткрыл дверь. Никого. На крыльце какой-то сверток. Кто его положил? Удивительно! Мальчик взял сверток и бегом в дом. Когда он развернул сверток, то глазам своим не поверил. Масло, мука, сахар. И какое-то письмо... Степа хо– рошо читал, даром что в школу не ходил. Да и на– писано было большими четкими буквами: «Дорогие друзья! Завтра – 7 ноября, день 25-летия Великой Ок– тябрьской социалистической революции. Помните этот день! Мы – ваши друзья, мы с вами! Красная Армия вернется! Киев будет советским! Смерть немецким оккупантам!» Видал! А мама говорила: «Никому не открывай». Разве можно не открывать, когда тебе на порог эта– кое приносят. – Машка, где ты там, Машка! Гляди, что нам подарили красноармейцы! – окликнул он сестру. В это время в хату вбежала мать: – Степан, почему дверь настежь? Сынок! – и по– раженная остановилась посреди хаты. – Глядите, это от папки... Какие-то люди при– несли. Мама прижала к себе детей: – Среди добрых людей живем, дети. Нет, не про– падем, дождемся победы, дождемся,– и улыбнулась. Улыбнулась, может, впервые за эти долгие страш– ные месяцы. Степа выбежал на улицу. Поскорее к товарищам, что живут поблизости, скорее рассказать об удиви– тельном подарке. А ему навстречу уже бежал сосед– ский Петрусь. В руках у мальчика кусочек сахару. – На, попробуй, какое сладкое.– Ручонки даже дрожали от радости. 101

А вот вихрем выбежала Людка, взъерошенная, счастливая. И она получила гостинец от неведомых друзей. Порфирий Григорьевич Нечваль, когда-то дежур– ный станции Нежин, а теперь стрелочник, медленно брел по рельсовым путям. Уже вторые сутки накрапывает осенний дождь. Холодные капли затекают за шею. Но Порфирий не замечает этого. Его мысли заняты другим. Только что на третий путь из Путивля прибыл эшелон. Из окон вагона, переплетенных колючей проволокой, до– носились крики, проклятия, стоны. Стоявший на посту полицай подмигнул прохо– дившему мимо Порфирию: – Ишь какой концерт завело это быдло парти– занское. Из вагона кто-то крикнул: – Откройте дверь! Женщин и детей пожалейте! – Я тебе пожалею! – гаркнул полицай.– Как врежу из автомата... Порфирий тяжко вздохнул и пошел прочь от страшного места. Как только наступили сумерки, Нечваль снова направился к тому вагону. За эти несколько часов он с товарищами условился, как спасти обреченных людей. Вот и эшелон. Сюда должны подойти на манев– ровом паровозе Петр Гаврош и Петр Виротченко. Около вагонов тихо, не видно даже охранников; должно быть, испугались дождя и понадеялись на колючую проволоку. Вдруг на Нечваля надвинулось что-то темное и большое. Это шел маневровый паровоз с погашен– ными фарами. Тихо соскочили Гаврош и Виротченко. Тихо отцепили вагон с советскими людьми, и – про– щайте, полицаи! Нечваль вскочил на подножку. Ско– рее, скорее! А дождь хлещет, шумит, помогает под– польщикам. В тупике Нечваль и его напарник Иван Василенко открыли двери теплушки. Оттуда ударил тяжелый спертый воздух. Нежный луч фонариков осветил внутренность теплушки. 102

– Товарищи! Приветствуем вас с праздником Октября! Скорее, только тихо, выходите. Бегите в лес. Там свои, помогут,– напутствовали подполь– щики освобожденных ими людей. Кажется, все. Нет, в углу кто-то лежит. – Что же вы? Скорее! – Не могу. Ноги перебиты,– простонал узник. – Мы вам поможем. – Спасибо, бегите, а то вас схватят. Бегите! – Иван, возьми! – Нечваль подхватил на руки легонькое, словно детское, тело раненого, передал ка– кому-то заключенному, а сам схватил из рук пожи– лой женщины больную девочку. Вдали темнел лес. – Товарищи! – шепотом сказал Нечваль.– Кто сохранил силы, добирайтесь до леса. А женщины, пожилые и больные расходитесь по селам... Там про– сите приюта. Да скорее, пока охрана не очнулась. Счастливого вам пути, товарищи. И – с праздником вас! Завтра 7 ноября. ...Утром в Нежин прибыл отряд карателей. Фран– товатый эсэсовский офицер вскочил в кабинет де– журного по станции. – Какой путь есть вагон из Путивль? – крик– нул он. – Пожалуйста, пан, на третий,– услужливо от– ветил дежурный. Через десять минут на станции поднялась паника. Вагона с узниками на третьем пути не было. Его на– шли в тупике, но там уже было пусто. А в вагоне конвоя валялись шестеро пьяных полицаев. Железнодорожники с удовольствием наблюдали, как взбешенные каратели, насилу растормошив по– лицаев, скрутили им руки и потащили в коменда– туру. День 7 ноября начинался хорошо. 5. Наступила зима. Вторая военная зима. Улицы Киева в снежных сугробах. Трамваи не ходят. На– прасно городская управа выносила грозные постанов– юз

ления, обязывавшие всех домоуправов и дворников расчищать улицы. Увязая по колено в снегу, по улицам бредут одинокие фигуры, закутанные в старые одеяла и платки, волоча за собой самодельные саночки с мороженой картошкой, отодранными с заборов до– сками. Но на черных от холода и голода лицах уже нет печати обреченности. Хотя оккупанты расстре– ливали за слушание московского радио, за распро– странение и даже хранение листовок с сообщениями Совинформбюро, все равно киевляне знали: у гит– леровцев на фронтах неудачи. Поэтому-то они не– истовствуют, подвергают советских людей средневе– ковым пыткам. Кочубей опять стал ночевать у Тимченко. На Железнодорожном шоссе было спокойно. И артист Анатолий стал таким хорошим, что хоть к болячке прикладывай. Дела в парторганизации шли хорошо. Кочубей все чаще получал радостные донесения от руководите– лей групп. Николай Шешеня и Сергей Ананичев связались со сторожем гаража генералкомиссариата и подожгли несколько легковых автомашин. Это вызвало страш– ный переполох. Шутка ли: в гараже не осталось ни одной машины, и офицерам пришлось пешком хо– дить по городу, увязая в снежных сугробах. За взятку заведующий одним интендантским скла– дом передал подпольщикам двадцать комплектов солдатского обмундирования, и двадцать будущих партизан в немецкой форме на глазах у всех про– маршировали по улицам Киева, спустились к Днепру и переправились на другой берег. Когда Кочубей узнал об этом, он отругал Шешеню за эту опасную затею. Но все кончилось хорошо,– товарищи благополучно добрались до отряда. Особенно радовался Кочубей тому, что до сих пор в организации не было ни одного провала. И вдруг... В окно тихо постучали. Это случилось днем, когда дома была лишь Оксана Федоровна. Она только что возвратилась с рынка, получив от Лиды Малышевой последнее сообщение Советского Ин– формбюро. Заветная бумажка лежала в мешке под 104

углем. Женщина сунула мешок под кровать Кочу– бея и пошла открывать. На пороге стояли два незнакомых молодых чело– века. На их лицах сияла улыбка: – Добрый день, мамаша! Мы к Иевлеву. К Косте... Мы из леса,– таинственным шепотом ска– зал один из них. – К какому Иевлеву? Что-то вы путаете, ре– бята. Впервые слышу эту фамилию. И на шоссе у нас о таком не слыхала,– спокойно ответила Оксана Федоровна и закрыла дверь перед самым носом не– прошеных гостей. А сердце едва не оборвалось. Иевлев – это ведь Кочубей. Как могли про него пронюхать? Когда он вернулся на Железнодорожное шоссе, никто Гри– гория не узнал. Русая бородка, усы, большие очки, длинное черное пальто и теплая ушанка сделали его неузнаваемым. Женщина незаметно в окно наблюдала за незна– комыми. Что они будут делать? Но те, никуда не заходя, направились к железной дороге. Насилу дождалась Оксана Федоровна вечера, когда Григорий и муж возвратились домой. Весть о визите неизвестных насторожила и их. – Вспомни-ка, Гриць, кто еще знает, что ты те– перь Иевлев,– допытывался старик Тимченко. Григорий вспомнил: недавно он встретился с Ма– твеевым, инженером из Дарницы, который создал там подпольную группу. Наступил комендантский час, а у него не было повязки, разрешающей ходить в это время по городу. Григорий пригласил инженера к себе, и Кочубей признался, что у него аусвайс на имя Константина Ивановича Иевлева. С тех пор прошла неделя. Где теперь Матвеев? Не стряслась ли с ним беда? Кочубей быстро оделся и вышел из дому. Надо немедленно разыскать Шешеню. Только он знал явку Матвеева в Дарнице. Кочубей нашел Николая у Маши Омшанской. – Николай, беда! – воскликнул Григорий, и рас– сказал о визите неизвестных. Через пять минут Шешеня уже был на пути в Дарницу. 105

Кочубей взволнованно ходил по комнате. На душе у него было неспокойно. – Машенька, поиграйте! – попросил он. Омшанская села за рояль. Она знала, что Кочу– бей любит музыку, но на этот раз он слушал невни– мательно. Ей было понятно душевное состояние Гри– гория. Конечно, сейчас он мысленно был на Желез– нодорожном шоссе, в домике Тимченко, в подземной типографии... Маша играла вяло. Ее мучили те же мысли. Шешеня возвратился быстрее, чем можно было ожидать. Он влетел в комнату и растерянно опу– стился на стул. – Провал... Матвеев пять дней назад арестован. Первый провал! Шешеня рассказал: у Матвеева в группе был Дзюба. Десять дней назад гестаповцы схватили его с листовками в Броварах. Дзюба, видимо, не выдер– жал пыток и назвал членов организации. Взяли всех, в том числе и Матвеева. – Неужели и Матвеев не выдержал? – Надо думать... Иначе – откуда шпики узнали, где живет Иевлев? – развел руками Шешеня. – А если Дзюба и Матвеев не виноваты? Тогда, значит, среди нас провокатор... В комнате наступила тишина. Как разгадать страшную тайну? Двое мужчин и женщина сидели на диване, растерянные, подавленные. Первым опомнился Кочубей. – Надо действовать, друзья. Маша, разыщите Бориса Загорного и приведите его сюда. Необходимо немедленно же свернуть типографию, вывести от– туда Ананьева и Сороку. Омшанская быстро оделась и вышла из дому. Той ночью в квартире Омшанской Кочубей, Ше– шеня и Загорный долго сидели, продумывая план эвакуации типографии. Никита Сорока и Володя Ананьев залегли с гра– натами на чердаке. Они внимательно следили за тем, что происходит на шоссе. Договорились, если только появятся гестаповцы,– открыть огонь. 106

На шоссе безлюдно. Из дома Ананьевых вышел с большим чемоданом в руке хорошо одетый моло– дой господин. Это был Сергей Ананичев. Злой ветер со свистом крутил сухой колючий снег. Ноги увязали в сугробах. Набитый шрифтом чемодан оттягивал руки. Но идти надо ровно, легко, чтобы не обратить на себя внимания. Часто останавливаясь, Сергей поднялся в гору. Вслед за ним шел Кочубей. Друзья вышли на Крас– ноармейскую и направились к дому Лидии Малыше– вой. Они вынесли почти все хозяйство типографии. Теперь оставалось спешно найти приют для Ананьева и Сороки. За это взялся Загорный: он обе– щал подыскать для них на Подоле надежную квар– тиру. Шешеня побежал к знакомому парикмахеру за париком и бородкой, чтобы изменить внешность Володе Ананьеву, иначе ему на улицу не выйти. И вот подземные печатники получили весточку от Кочубея: 5 января, утром, за ними придет Ше– шеня. – Итак, завтра уходим, мама,– сказал Володя грустно. Тихо стало в доме у Ананьевых. Привыкшие к напряженной работе типографщики скучали. – Может, удастся послушать Москву? – спро– сил Сорока. Володя принес из кладовки самодельный радио– приемник и настроил на Москву. Прощай, любимый город, Уходим завтра в море...– полилась грустная мелодия. – Хорошая песня! – сказал Никита. – За душу берет,– подхватил Володя и начал подпевать. Потом диктор объявил: «В последний час». И все услышали: «Четвертого января наши войска после решительной атаки овладели городом и железнодорожной станцией Нальчик...» Вера Давыдовна вздохнула: – Счастливцы! Когда мы уже услышим такое про Киев? – Скоро, мама, скоро! – Дожить бы... 107

Вера Давыдовна поставила на стол чайник: – Выпейте кипятку, и спать. Хоть отоспитесь немного. Она бросила в стакан сушеной морковки, и ки– пяток пожелтел. Но людям тогда и такой «чай» ка– зался вкусным. Так закончился день 4 января 1943 года. Железнодорожное шоссе просыпалось в 7 часов утра, когда заканчивался комендантский час. В это утро оно проснулось раньше. Обитателей домика Ананьевых разбудили какие– то крики. – Немцы! Гестапо! – истошно закричал женский голос и оборвался. Стало тихо, словно на кладбище. Но вот снова донесся крик... Зазвенело разбитое стекло. Володя и Никита припали к окну. – Немцы у соседей! – Бегите! Милые мои, удирайте! Скорее! – умо– ляла Вера Давыдовна. Она сорвала с вешалки паль– то.– Одевайтесь. Скорее! Но было поздно: на крыльце появился солдат. Вера Давыдовна успела придвинуть к двери стол. На него полетели матрацы, подушки, стулья. Забар– рикадироваться! Они будут биться насмерть! Жи– выми гестаповцам не сдадутся. Володя выкатил пу– лемет. Все же пригодился. А когда Кочубей прино– сил его сюда по частям, не верилось, что их смогут обнаружить, что им придется обороняться. Вера Да– выдовна принесла гранаты. Никита вытащил наган. – Мальчики, прощайте!.. – Да, мама, живыми нам отсюда не выйти,– про– шептал Володя. Он нежно обнял мать, поцеловал ее сухие, горячие глаза, которые, казалось, разучились плакать. – Откройте! Стрелять будем! Володя и Никита упали на пол. У щелки закры– той ставни замерла Вера Давыдовна. – Они схватили Тимченко... Волокут Оксану по земле. Негодяи, ведь у нее больные ноги,– Вера Давыдовна задрожала. 108

В двери полоснула автоматная очередь. – Мама, ложитесь! – крикнул Володя и, под– скочив к окну, швырнул гранату. – А-а-а... Гитлеровцы откатились, обледенелое крыльцо залила кровь. В это время на шоссе появились грузовики с сол– датами. – Не стрелять! – скомандовал офицер.– Этих негодяев взять живьем. Солдаты с автоматами кинулись к домику. В ру– ках переднего – лом. Они не успели ударить по две– ри– из окна вырвался пулеметный огонь, полетели гранаты. Вопль разнесся над Черной горой. А на покрытой грязным снегом горе появились люди. Жители Же– лезнодорожного шоссе с восторгом смотрели на ма– ленький домик, ставший грозной крепостью. Упала Вера Давыдовна. Пулеметной очередью перебило ей ногу. – Сынки! Спрячьтесь, бегите в подземелье! У меня еще есть сила, я замаскирую туннель... По– гибну, но вас они не найдут,– умоляла мать. – Нет, мама, мы вас не оставим... Фрицы до– рого заплатят за нашу жизнь,– Володя размахнулся и бросил в окно еще одну гранату, последнюю. Неожиданно бой затих. – Видимо, гитлеровцы решили передохнуть. Что ж, отдохнем и мы... Что замышляют фашисты? Володя осторожно подкрался к двери. Вокруг дома залегли цепью сол– даты. Осада. Воспользовавшись передышкой, Володя перевя– зал рану матери и положил ее на кровать. Ребята привели в порядок боеприпасы. Осталась пулемет– ная лента и патроны к нагану. Можно еще дер– жаться. Прошло два часа. Фашисты поднялись и с авто– матами наперевес бросились вперед. Это была на– стоящая атака, как на поле боя. И на этот раз фаши– сты откатились, понеся потери. Да, дорого заплатят оккупанты за жизнь трех подпольщиков. 109

...Уже не осталось ни одного патрона, даже для себя. – Можно еще врукопашную,– Никита схватил топор.– Выручай, голубчик! Гитлеровцы вновь двинулись в атаку. Разозлен– ные, с налитыми кровью глазами, ворвались они в беззащитный теперь домик и увидели двух юношей, которые, обнявшись, стояли посреди комнаты. – Не подходи! – крикнул Никита. Маленький, совсем высохший, он, точно сказоч– ный богатырь, взмахнул топором, и у его ног сва– лился фриц. На Володю и Никиту навалились солдаты, скру– тили им проволокой руки, поволокли из хаты. – Не тащите, мерзавцы, сам пойду. Развяжите руки! —кричал Володя. Но его не слушали. Володя и Никита, окровавленные, с гордо подня– тыми головами вышли на улицу. Вслед за ними ге– стаповцы тащили Веру Давыдовну. Толпа на шоссе замерла. Женщины плакали. Сжав губы, молча стояли старики. – Прощайте, люди! – крикнула Вера Давыдов– на и в последний раз посмотрела на Черную гору, на небо, зимнее, грозное, на домишки, притихшие в глубоком снегу. Потом она увидела Лиду Малы– шеву. Лида стояла около дерева. Лицо ее было сов– сем белое, глаза полны ужаса. Женщина еще раз крикнула: – Прощайте, товарищи, и простите!.. Толстый эсэсовец втолкнул женщину в маши– ну. Вслед за нею туда втащили Володю и Никиту, стариков Тимченко, артиста Анатолия, юную Мо– тю – племянницу Оксаны Федоровны. И еще успе– ла увидеть Вера Давыдовна соседского мальчика Юрку, курносого Юрку, которому страсть как хоте– лось вместе с дядей Володей повоевать против ги– тлеровцев. Ан, видишь, не удалось... Мальчик сто– ял посреди шоссе и горько плакал, размазывая по лицу грязными кулачками слезы.

Г л а в а шестая ВТОРАЯ ЖИЗНЬ ПОДЗЕМНОЙ ТИПОГРАФИИ 1. Январский мороз обжигал лицо, забирался под ста– **ренькое пальто. Ткачев едва переставлял оду– бевшие ноги. Скорей бы добраться до тепла, обо– греться. Он приехал в Киев на заседание Руководящего центра. На Владимирском базаре в 2 часа дня он должен был встретиться с Кочубеем. Но уже дважды обошел Кирилл Афанасьевич базар, а Григория все не было. Ткачева стало охватывать беспокойство. К тому же ему казалось, что кто-то за ним следит. Про– должать шататься по базару, который как назло в этот день был не очень людный, он не решился. По– дался на Железнодорожное шоссе. Еще издали он увидел дом Тимченко с на– стежь открытыми дверьми. Неужели беда? Кирилл, не останавливаясь, прошел мимо дома, где собирался встретиться с Кочубеем. «Гляну еще на хату Ананьевых»,– подумал Кирилл и отшатнул– ся, увидев разбитый дом, залитое кровью крыльцо... Задворками, закоулками пробрался Ткачев ка вокзал и сел в первый поезд, отходивший в Нежин: надо предупредить товарищей о несчастье в Киеве. В это время измученная горем Лида Малышева копалась на свалке, выбирая уголь, и незаметно на– блюдала за шоссе. Кочубей поручил ей во что бы то ни стало перехватить Черепанова и Ткачева, ко– торые должны прибыть на заседание Центра, и пре– дупредить их, чтобы они немедленно возвратились в Нежин. Лида никогда не видела ни Валентина, ни Кирилла, но Кочубей так точно описал их внеш– ность, что ошибиться она не могла. ш

Но вокруг ни души. Прошла сгорбленная ста– рушка. Потом появился полицай; он подозрительно посмотрел на Лиду и исчез. Вдруг она заметила Че– репанова. Все, как нарисовал Кочубей: высокий, ху– дой, лицо продолговатое. Железнодорожник. В руке противогазная сумка. Лида встала, пошла ему напе– ререз и тихо сказала: – Кочубей приказал немедленно вернуться в Нежин. Валентин прошел, словно не слышал этих слов, даже не взглянув на Лиду. Но так, сразу поверить ей он не решился. «Откуда взялась эта молодица? Кто она? А ну-ка пойду на базар, может, встречу там Веру Давыдовну или Оксану Федоровну»,– ре– шил Черепанов и спустился вниз на Красноармей– скую улицу. Долго еще Лида копалась на свалке – надо же предупредить Ткачева. Вечерело, когда замерзшая и усталая женщина вернулась домой. Ткачев не по– являлся. Борису Загорному не надо было уговаривать Сер– гея и Тоню Тимофеевых. Они сразу согласились спрятать приятеля Бориса, хотя он предупредил, что это очень опасный для фашистов человек, и если немцы найдут его у них, Сергея и Тоню расстре– ляют. Сергей сказал: – Веди! Мы не из пугливых. Думаешь, мне безразлично, кто ест хлеб, который я пеку,– наши люди или фашисты? Нет, голубчик, за Советскую власть и я сумею постоять, хоть и не коммунист. Веди, веди своего приятеля! Борис привел его в тот же день. Гость сбросил пальто с бобровым воротником, причесал густой све– тлый чуб и отрекомендовался: – Дмитрий Иваненко, врач. Добродушная Тоня сочувственно посмотрела на незнакомца, которого привел к ним ее двоюродный брат Борис Загорный. – Чувствуйте себя у нас как дома,– сказала Тоня.– Вот ваша комната. Под полом погреб: в слу– чае чего – туда. 112