Текст книги "Дети песков (СИ)"

Автор книги: Софья Маркелова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Так и есть.

– Почему?

– В подобные места нет смысла ходить одной. Что толку сидеть в тишине на пустом балконе и свысока наблюдать за своими подданными? – хмыкнула Лантея, удобнее устраиваясь на шелковых подушках. – А кто со мной пойдет? Гордая Мериона, которая предпочтет в угоду матриарху трудиться в канцелярии до самой ночи, чем провести время с младшей сестрой? Или же величественная мать, у которой любой выход за пределы дворца непременно сопровождается дюжиной стражников, фанфарами и чуть ли не дорожкой из цветочных лепестков…

– Неужели в целом Бархане не нашлось ни единого хетай-ра, с кем бы ты могла провести время, кроме своей занятой семьи? – Профессор пальцем водил над курительницей, разгоняя тонкий шлейф дыма, поднимавшийся от благовоний.

– Знаешь, когда я была маленькой, то мать приставила ко мне одну пожилую няньку. Ее звали Товаэт. Это была добрая женщина, в меру заботливая, давно служащая при дворце. Она терпеливо отвечала на все мои наивные детские вопросы, ходила следом по всему городу и даже не отговаривала от глупых идей, позволяя набивать шишки.

– И ты привязалась к ней? – предположил Аш и закашлялся.

– О да. Я доверяла ей свои маленькие секреты, мысли, переживания, а она всегда слушала их с милой улыбкой и ласково кивала.

В этот момент около входа на террасу раздалось деликатное покашливание, а через мгновение занавеси раздвинулись, пропуская распорядительницу и нескольких слуг с безупречной выправкой и тяжелыми подносами. На столике между Лантеей и Ашархом появился изящный стеклянный графин с холодной травяной настойкой, тонкие пиалы, блюда с каким-то горячим кушаньем, пышущим паром, и морские раковины размером с ладонь, выполнявшие функцию небольших тарелок для закусок.

Быстро расставив все по местам, прислуга мгновенно исчезла с террасы, а распорядительница, не переставая нервно обмахиваться веером, пластины которого звучно потрескивали друг об друга, преданно заглянула в глаза дочери матриарха:

– Все ли вас устраивает?

– Да. Вы свободны. – Лантея лениво махнула рукой. Тучная женщина скользнула к выходу с балкона, до последнего с обожанием оглядываясь на девушку. Видимо, такой важный гость должен был поднять имидж заведения до небывалых высот, потому распорядительница и лезла вон из кожи, стараясь услужить.

– Так на чем там мы остановились?.. – пробормотала Лантея и принялась разливать холодный напиток по маленьким тонкостенным пиалам. – Ах, да! Я рассказывала Товаэт практически обо всем, доверяя ей безмерно, как чуткой доброй бабушке, о которой я всегда мечтала.

– Ничем хорошим это не должно было закончиться.

Профессор с благодарностью принял свою пиалу из рук собеседницы и пригубил настойку. Горьковатый травяной вкус пленкой остался на языке, а горло обожгло огнем, который, впрочем, уже через мгновение растекся по животу приятным теплом. Напиток был душистым и терпким, хоть его и трудно было выпить много из-за крепости.

– Оно и не закончилось. – Девушка сделала глоток и с наслаждением откинулась на кушетке, не выпуская стеклянную пиалу из пальцев. – Как ты понимаешь, Товаэт не просто так была добренькой и заботливой. Моя осторожная мать приставила ко мне няньку не только в качестве прислуги, но и доносчика. Товаэт запоминала каждое слово младшей дочери матриарха, а вечерами, как уложит меня спать, шла и послушно докладывала обо всем матери, раскрывая мои детские секреты, делясь моими опасениями и замыслами. И если первое время я это просто не хотела замечать: когда вдруг на день, запланированный для очередной шалости или прогулки по рынку, матриарх неожиданно ставила внеочередные занятия по дипломатии или же просила меня сходить с сестрой на заседание суда…

– И однажды все раскрылось.

– Так и случилось. Может, я выросла, а, может, просто стала внимательнее. Но в один момент я поняла, что многое не сходится. Что мать, пришедшая ко мне для очередного серьезного разговора, знает то, что знать в этот раз уж никак не могла. Ведь я делилась своей большой и страшной тайной только с Товаэт. И осознав, насколько гнусным был весь этот заговор, длившийся не один год, я пришла в ярость. И отказалась от няньки, отказалась от любых слуг, крепко поругавшись с матерью. Каждый мой шаг изначально отслеживался, будто мне с рождения не доверяли. И делали это так подло, исподтишка, выведывая секрет за секретом, и после ожесточенно отчитывали за них, в сущности, простого ребенка, никому не желавшего зла, а лишь наслаждавшегося своим кусочком свободы…

– Подход настоящей правительницы, предпочитающей видеть в собственном отпрыске опасность и окружать его шпионами, чем открыто поговорить и, может быть, провести с ребенком немного времени. – Профессор с сожалением взглянул на Лантею, поджавшую губы.

– Все мое доверие к матери тогда испарилось. И никаких друзей с тех пор я даже не пыталась заводить, потому что, а кто знает, вдруг и до них дотянулись мамины загребущие руки. За горсть монет и благосклонный взгляд правительницы любой хетай-ра бы согласился следить за ее неразумной младшей дочерью… Все это так гадко! – Девушка выпрямилась и со звоном поставила пиалу на стол.

– Но теперь ты выросла. И сама вольна решать, с кем тебе общаться и о чем говорить матери. Более того, она уже не так властна над твоим воспитанием и окружением. Ты уже не маленькая слабая девочка, доверчивая и открытая. Ты – воин, сама выбирающая свой путь и компаньонов.

– И я выбрала тебя, Аш. Иногда жизнь преподносит нам дары, ценность которых мы способны осознать лишь со временем. И я лишь недавно поняла, насколько ты для меня важен.

– Ты, конечно, очень льстишь мне подобным заявлением, – смутился мужчина, отводя глаза.

– Это не лесть. Я хочу, чтобы именно ты шел со мной бок о бок по избранному мной пути. И, поверь, твое присутствие в этом городе необходимо. И мне безмерно важно, что ты не испугался, не отказался от своих слов, а решил идти до конца, хоть я и не была искренна с тобой в чем-то. Я ценю это, пойми… Потому что кому еще я теперь могу довериться? На кого могу положиться в Бархане и за его пределами? Раньше у меня была только я сама, а теперь есть тот, с кем я бы хотела разделить свою ношу.

– Твое доверие – это ценный дар, Тея. – Ашарх сделал глоток настойки и прикрыл глаза, перекатывая на языке горьковатый напиток. – Я не хочу бросать тебя здесь одну, окруженную со всех сторон недругами и доносчиками, тем более в такое важное для тебя время – когда ты намерена вершить судьбу своего народа… Но я хочу, чтобы и ты меня поняла. Это все непросто. Дворцовые интриги, заговоры, переворот и переиначивание общественного мнения… Это не для меня. Я был рожден в бедной семье, никогда не общался со знатью и мало что смыслю в вашем государственном устройстве. Я простой профессор истории. И хотел оказаться здесь из-за тяги к непознанному, а неожиданно для себя очутился в самом эпицентре дворцового переворота.

– Разве это не ценная возможность – изнутри изучить, как формируется новая страница истории в экзотическом для тебя государстве? – усмехнулась Лантея.

– Не спорю. Так оно и есть. Но, услышь меня, Тея. Я боюсь. Боюсь за свою жизнь, боюсь за то, что ты слишком заиграешься в этой опасной войне и сама не заметишь, как пропадешь. И в то же время я ведь не могу увести тебя силой из родного дома, убедить прекратить эти игры и оставить все, как есть. Потому что для тебя это важно.

– Если дело лишь в страхе, то это другой разговор, – сказала девушка и поставила локти на стол, положив голову на сплетенные пальцы рук. – Пока ты рядом со мной, то твоей жизни ничего не угрожает. Никто здесь не решится пойти против младшей дочери матриарха, зная мой характер. Я сберегу тебя от любой опасности и могу заверить, что в Бархане ты можешь спать спокойно. Ты ведь доверяешь мне, Аш? Поверишь моему слову?..

Некоторое время профессор молчал, поглаживая пальцами поверхность стола. А после поднял глаза на свою собеседницу, сидевшую прямо и не сводившую с мужчины внимательный взгляд, открытый и уверенный. И слова сами сорвались с его губ:

– Доверюсь. Разве я могу сказать что-то иное, когда сама дочь матриарха обещает позаботиться обо мне? – Ашарх издал короткий смешок и растянул губы в широкой улыбке.

– Я тебя не подведу.

Лантея улыбнулась в ответ, и ее бледное лицо посветлело, а плечи расправились, словно на душе у нее стало куда легче. И, подняв свою пиалу, девушка протянула ее через стол, чтобы чокнуться с чашей профессора. Раздался мелодичный звон стекла о стекло.

– Так пусть же наше доверие друг к другу будет по-прежнему крепко.

– И больше не подвергнется сомнениям. – Ашарх опустошил свою чарку.

Последовав его примеру, хетай-ра маленькими глотками допила настойку и сразу же крепко зажмурилась, чувствуя, как алкоголь медленно расползался по груди и животу приятным жаром.

Голова становилась все легче и легче, да и голод не заставил себя ждать.

– У нас уже все остывает. Давай попробуем, насколько хороша кухня в «Оазисе», – сказала Лантея.

Она подобрала со стола маленькие щипчики из белой кости и с интересом принялась разворачивать слои странного кушанья, лежавшего перед ней на тарелке.

– Что это такое? – спросил профессор.

Он не без любопытства наблюдал, как его собеседница орудовала своеобразным столовым прибором, обнажая сердцевину своего блюда.

– Мясо птицы хохлатки, тушенное в соке плодов опунции с черными водорослями. Я вспомнила, что есть несколько деликатесов, для которых мясо готовится. Это один из них.

Ашарх с куда большим интересом взглянул на свою тарелку. Перед ним лежал миниатюрный рулет, обернутый в водоросли, пропитанные каким-то прозрачным тягучим соусом. Взяв щипчики и, повторяя действия хетай-ра, мужчина принялся раскрывать водоросли слой за слоем, пока не обнажил небольшой кусок мяса, порезанный на равные доли. Неуверенно подхватив одну из них и отправив в рот, преподаватель долго и тщательно жевал пищу, пытаясь определить для себя, нравилось ли ему подобное блюдо или нет.

Нежное мясо было пропитано сладостью густого сока опунции, но вместе с тем слегка горчило от водорослей, в которых птица тушилась. Незабываемое сочетание вкусов, будоражившее все вкусовые рецепторы во рту.

– Признаться, я в восхищении, – только и смог пробормотать профессор, уже подхватывая костяными щипчиками новый кусок.

– Да, приготовлено замечательно! – согласилась Лантея и разлила по пиалам настойку. – Даже на дворцовой кухне не могли бы сделать лучше.

Чокнувшись чашами, собеседники маленькими глоточками принялись потягивать холодный напиток, явственно ощущая, как опьянение подступает все ближе. Уже на щеках появился яркий румянец, а улыбка сама собой растягивала губы, не сходя с лица.

Следом за нежной птицей Лантея убедила спутника попробовать и некоторые из закусок. Маринованные грибы показались профессору излишне жесткими, хоть они и приятно хрустели на зубах, вяленая рыба ничем не отличалась от приготовляемой в Залмар-Афи, а вот сушеные водоросли, отдававшие чрезмерной горечью, совершенно не впечатлили человека, привыкшего к более пресной пище. Каждый этап дегустации сопровождался новой порцией настойки, и в итоге Ашарх так захмелел, что попроси его Лантея в тот момент пойти штурмовать дворец матриарха, он бы без раздумий согласился.

– Проклятье, мне не было так хорошо, пожалуй, с самых пеленок, – медленно проговорил преподаватель, расслабленно возлежавший на кушетке после сытного обеда. – Еще несколько подобных блюд и напитков, и я, боюсь, не захочу покидать Бархан.

– Ну вот я и вызнала банальный рецепт твоего соблазнения… – девушка сама едва шевелила языком, а ее залмарский стал гораздо более неразборчивым. – Зачем тебе уходить отсюда? Или есть место, где ты бы чувствовал себя лучше, э?

– Не знаю… Я много где не был. Никогда не видел Ровалтию, всегда хотел съездить в долину гейзеров к гоблинам. Не уверен, что есть какое-то конкретное место, где бы мне точно было хорошо, но ведь, пока не исследуешь их все, не поймешь, верно? А?..

– И то правда. Дома, конечно, чудесно. Но я бы и сама не отказалась поездить по миру…

Ашарх, вяло раскинувшийся на подушках, кашлянул пару раз, заерзал и посмотрел вниз с балкона, на центр площади, где его внимание привлекло странное действо.

– Что это там происходит?

– Где?

Лантея придвинулась к краю, оперлась на парапет балюстрады и тоже окинула взглядом рынок.

Внизу было шумно. Будто бурный водоворот, толпы хетай-ра кружили по площади, толкаясь и галдя на все лады. Калейдоскоп разноцветных тюрбанов и накидок преобразил открытое пространство, превратив его в подобие неспокойного океана, где волны разбивались о стены ближайших домов, просачиваясь сквозь узкие проулки. Народ явно за чем-то наблюдал, руками указывая куда-то на край площади, где по живому коридору ступала процессия.

Впереди шагал высокий коренастый мужчина с толстой белой косой до лопаток и в сыромятной броне с накинутым поверх плеч ярко-желтым плащом, сплошь покрытым черными узорами. Под мышкой он нес свой шлем, украшенный пышным плюмажем из золотистых перьев, вторая же его рука лежала на рукояти длинного изогнутого меча в грубых ножнах, оттягивавших кожаный пояс. Каждый шаг этого воина был уверенным и четким, он широко расставлял ноги в высоких тканевых сапогах и даже не смотрел на толпу, окружавшую его со всех сторон – взгляд мужчины был направлен четко в центр площади, куда он и шел. Но больше всего во внешности этого хетай-ра было странно другое – все открытые участки его кожи полностью покрывали замысловатые татуировки. Узоры, черточки и иероглифы превращали белоснежную кожу в единый запутанный орнамент и со стороны это выглядело пугающе.

По правую руку от этого воина шла крепкая женщина, едва ли уступавшая в росте своему спутнику. Бугры мышц перекатывались под бледной кожей, и тесная безрукавка едва ли могла их скрыть, запястья были перехвачены широкими наручами, а на лбу хетай-ра носила кожаную ленту, плотно прижимавшую ее короткие курчавые волосы к голове. Пояс, обвешанный различными ножами, с пристегнутой к нему длинной плетью, свернутой кольцами, болтался на самых бедрах, вот-вот норовя от тяжести сползти еще ниже.

Позади татуированного воина и его спутницы под конвоем других стражей шагало четверо мужчин и одна женщина. Руки их были крепко связаны, и помимо коротких светлых рубах в пятнах запекшейся крови на пленниках не было другой одежды. Грязные спутанные волосы, избитые лица, превратившиеся в месиво из гематом и кровоподтеков, робкие шаги и опустошенные взгляды – все это практически мгновенно заставило Лантею протрезветь. Она уже куда более внимательно взглянула на процессию и затаила дыхание.

– Это какие-то беглые рабы или нищие? Почему они так избиты? – спросил профессор и чуть ли не животом навалился на парапет, пытаясь понять, что же происходило там внизу.

– Это преступники.

Толпа послушно расступалась перед татуированным воином и его спутницей, и живой коридор обрывался точно перед песчаным бассейном, располагавшимся в центре площади. Хетай-ра вокруг с интересом оглядывали изуродованных соотечественников, которые в скорбном молчании ступали друг за другом. Их изредка подталкивали в спину стражи, заставляя шагать быстрее. Стоило всей процессии добраться до бассейна, как свободного пространства стало больше: народ послушно рассеялся, освобождая место для какого-то дальнейшего зрелища. Мужчина в желтом плаще расхаживал взад-вперед возле пленников, громко выкрикивая отдельные фразы на изегоне, а толпа в тишине внимала его слова. И было что-то в этой фигуре неуловимо властное и угрожающее.

– Кто этот воин? И что он там говорит? – Ашарх повернулся к своей спутнице в надежде услышать перевод или хотя бы объяснения.

– Это мой отец, – коротко бросила Лантея, не отрывая взгляд от площади. – А рядом с ним главный и единственный палач Бархана – Виенна.

– Отец?! Вот этот грозный татуированный рубака?

– Бартелин начальник гарнизона Третьего Бархана и глава дворцовой стражи, личный телохранитель матриарха, – сказала девушка и нахмурилась, крепче вцепившись пальцами в балюстраду. – А его татуировки – это священный орнамент, рассказывающий о его победах в битвах.

– Я думал, у вас мужчины не занимают высокие посты!

– Не занимают. Бартелин – исключение. Сама матриарх дозволила ему забраться так высоко в свое время. А желание правительницы – закон.

После всего услышанного Ашарх с куда большим интересом вгляделся в высокую осанистую фигуру начальника гарнизона. А тот тем временем продолжал свою речь, заложив руки за спину и неприязненным взглядом прожигая пленников. Лантея и сама старалась не пропускать ни единого слова.

– …Верховный суд удостоверился, что эта тайная община придерживалась целей злонамеренных и противных закону. Заговорщики намеревались сокрушить основы Третьего Бархана, исказить государственный порядок, обманом проникнув в ряды дворцовой стражи. Для достижения своих пагубных целей умышляли они посягнуть на священную жизни матриарха, распространить свой бунт среди простых горожан и произвести воинский мятеж. Методом допросов были установлены имена всех заговорщиков, и тайная община была обнаружена в полном составе…

У Лантеи ком встал в горле от дурного предчувствия. О сладкой неге опьянения она уже совсем позабыла, а голова работала быстро и четко. И только румяный профессор рядом все продолжал приставать со своими вопросами:

– Что он там шипит этот Бартелин? Кто такие эти преступники, а?

– Обыкновенные воры, – шепотом произнесла девушка, скрыв правду.

– И что? Их казнят теперь или как?.. – пожевав губами, спросил Ашарх.

Отвечать хетай-ра не стала, поскольку ее отец продолжил свою громогласную речь.

– …После внимательного и подробного рассмотрения преступных действий каждого из подсудимых суд постановил за эту измену приговорить пятерых заговорщиков к смертной казни через поглощение песком. Решение окончательное, подтвержденное верховной волей светлейшего матриарха Гиселлы Анакорит!.. Пусть жрецы мольбища Старухи подготовят заключенных к последнему пути.

Откуда-то из плотной толпы к бассейну с песком выбрались трое мужчин, все как один облаченные в одинаковые серые рубища, свободными балахонами ниспадавших до самого пола. После молчаливого кивка Бартелина хетай-ра подошли к первому из пленников, который неожиданно жалобно и пронзительно закричал, подорвавшись с места и попытавшись убежать. Его поймали практически в тоже мгновение. Начальник гарнизона одним сильным движением схватил беглеца за горло, сжав пальцы, и бросил его обратно. Преступник безвольным мешком повалился на бортик бассейна, ударившись спиной, и так и остался там сидеть, поскуливая, как побитый пес.

Жрецы обступили дрожавшего мужчину: двое держали его за плечи и голову, стальными тисками зафиксировав пленника в неудобном положении, а третий хетай-ра, достав из складок своего балахона крупную костяную иглу и, вдев в нее нить, угрожающе навис над избитым заговорщиком.

Через мгновение послышался крик, исполненный боли. Мужчина вопил и брыкался, пытаясь оттолкнуть от себя жрецов, а его покрытое синяками лицо морщилось, и из глаз текли слезы.

– Что они с ним делают? – спросил профессор. Тон его стал требовательнее – происходившее уже слабо напоминало увлекательное зрелище, а алкоголь медленно отпускал Ашарха, позволяя ему в полной мере насладиться всей жестокостью действа.

– Готовят к казни. Зашивают рот.

– Зачем?.. – потрясенно выдохнул преподаватель, ощущая, как сжимается его желудок.

– Боль очищает душу. Так преступники не смогут воззвать к богине во время казни, – Лантея говорила спокойно. Она не раз присутствовала на рыночной площади, когда свершалось правосудие, хоть это зрелище никогда ей особо не нравилось.

Закончив с первым пленником, жрецы занялись следующим. И вновь над толпой раздался жалобный вопль мучимого хетай-ра, молившего о пощаде. Через несколько минут дело было закончено: все пятеро заговорщиков без движения сидели на земле, а на их ртах кривыми полосами остались стежки, по которым стекала свежая кровь. Жрецы в молчании обвязали левую щиколотку каждого заключенного веревкой, а свободным концом оплели массивные булыжники песчаника, грудами наваленного вдоль всего борта.

И тогда палач Виенна, уже много лет без устали выполнявшая свою тяжкую работу в полисе, молча подхватила первого преступника под локоть, поднимая его, и толкнула в сторону бассейна с песком. Избитый и обессиленный мужчина по инерции сделал пару коротких шагов и споткнулся о низкий бортик, так и замерев на самой границе, не желая ступать дальше.

– Иди уже, негодяй. Это твоя судьба. Ты сам ее выбрал, – низким голосом пророкотал Бартелин, стоявший неподалеку, и со всей силы ударил пленника в спину.

Преступник тяжело шагнул вперед, практически сразу же увязнув голыми ступнями в золотистом песке и так и остался стоять. В полном молчании все присутствовавшие на рыночной площади хетай-ра наблюдали за происходившим: жители Бархана высовывались из торговых лавок, свешивались с балконов и террас ресторанных домов и просто старались хоть что-то разглядеть поверх голов всех собравшихся.

– Из песка рождены, в песок канем, – произнесла ритуальную фразу палач, и ее поддержали жрецы в серых рубищах.

Сначала казалось, что ничего не происходило. Но вдруг связанный пленник замычал и с ужасом уставился на песчаный бассейн под своими ногами, пытаясь сдвинуться с места. Мелкие частички пришли в движение, будто начав ссыпаться куда-то внутрь невидимого глазу водоворота. Из-под ступней преступника песок мягкими золотистыми волнами скользил к центру бассейна, все быстрее и быстрее засасывая в себя ноги хетай-ра. И как бы ни вопил сквозь сшитые губы мужчина, как бы ни старался повернуть обратно и выдернуть свои ступни, но зыбучие пески с жадностью поглощали принесенное им в жертву тело. За считанные мгновения он провалился в бассейн по щиколотки, а вскоре там увязли и колени. Хетай-ра только быстрее падал в песчаную бездну, чем больше он трепыхался и молотил локтями.

Стоило телу погрузиться в песчаную ловушку по грудь, как движение замедлилось, но Бартелин тотчас подхватил с земли тяжелый камень, соединенный длинной веревкой с ногой заключенного, и с натужным хрипом бросил его в самую середину бассейна. Булыжник мгновенно оказался поглощен золотистой трясиной, а вслед за ним стремительно уходить под песок стал и сам преступник, вращавший обезумевшими от страха глазами.

Через несколько минут, когда последний клок белых волос исчез в зыбучих песках, к борту немедля подтолкнули следующего заговорщика.

После всего увиденного профессор совершенно позабыл и о прекрасном сытном обеде, и о приятном чувстве расслабленности, которое недолгое время властвовало над его телом после травяной настойки. Перед внутренним взором мужчины все еще стояли избитые лица преступников с зашитыми ртами, тонувшие в толще песка. Никогда раньше он не видел такое отчаяние в глазах живого существа, хотя в Залмар-Афи Ашарху не раз доводилось наблюдать и казни, и прилюдные порки, и даже четвертования. Но все это было привычным, человеческим, постоянно происходившим на площадях Италана, а здесь он узрел жестокость совсем иную. Хетай-ра лишали преступников не только надежды на милость богини, зашивая им рот, но и заставляли самостоятельно шагать навстречу своей медленной мучительной смерти.

– Показательные экзекуции – это часть любого государственного устройства, Аш. Уж ты как историк должен это понимать. Если не показывать горожанам последствия нарушения закона, то уровень преступности взлетит до небес. Это лишь тактика устрашения, – спокойно объясняла Лантея своему спутнику, пока они шагали по слабоосвещенному главному коридору прочь от рыночной площади.

Едва казнь закончилась, девушка, сразу догадавшись по бледному лицу профессора о его состоянии, поскорее увела мужчину из ресторанного дома. Для нее самой новость об обнаруженной тайной общине в Бархане, готовившей заговор против правительницы, стала потрясением. Такого не было уже давно, ведь обыкновенно к власти матриарха относились как к чему-то священному и неприкасаемому. И жестокая расправа над заговорщиками была вполне ожидаема, однако, Лантея неосознанно проецировала на себя незавидную участь хетай-ра, пожелавших изменить устоявшийся государственный порядок. А еще ее пугала мысль о том, что внутри Бархана все было уже далеко не так гладко, как она предполагала ранее, раз даже во дворце так сильно расплодились хитрые крысы – доносчики и изменники.

– Ты говоришь, это были обыкновенные воры, – откликнулся Ашарх, крепко прижимавший к себе фонарь. – Даже в Залмар-Афи ворам просто отрубают руки, Тея. А здесь целую толпу бросили в зыбучие пески за такое незначительное преступление? Это уже не тактика устрашения, это просто истребление собственного народа. Не особенно многочисленного, кстати.

– Не суди о методах по первому впечатлению. Они эффективны. У нас преступность хорошо контролируется, а благодаря фантазии главного палача и трудолюбию начальника гарнизона вкупе с отделением тайных дел канцелярии дворца, можно сказать, что дела и вовсе идут отлично.

Путь до дворца в этот раз показался профессору гораздо короче, чем вечером предыдущего дня. И вот уже замелькали перед глазами ступени величественной лестницы, а вскоре спутники шагнула в тронный зал, пребывавший все в таком же угрюмом молчании, как и утром. Время еще только перевалило за середину дня, и Лантея предложила погулять по самому дворцу, где ей был известен каждый уголок.

– Нас самом деле, мне так нравится водить тебя по Бархану и все показывать. И каждый твой удивленный или восхищенный взгляд становится для меня настоящей наградой, будто весь этот город я создала своими руками, – с улыбкой призналась хетай-ра, ныряя в темноту арок. – Потому я просто обязана загладить твои нехорошие воспоминания об этой казни и продемонстрировать сегодня еще что-то красивое!..

Неторопливо шагая по пустынным коридорам, длинным анфиладам и галереям, спутники рассматривали гобелены, настенные росписи и редкие скульптуры, стоявшие в отдельных нишах. Эти безмолвные фигуры из песчаника порой так неожиданно возникали в поле зрения, когда их высвечивал фонарь, что профессор неосознанно каждый раз вздрагивал, поражаясь тонкой работе, придававшей камню вид настоящей живой плоти. Скорбно возведенные к потолку глаза, склоненные головы или расслабленные лица, наполненные умиротворением – все эти детали были переданы до того точно и реалистично, будто в камень были заточены живые герои и героини, которых и изображали скульптуры.

Через какое-то время девушка привела своего спутника в вытянутые палаты, хорошо укрытые от чужих глаз в бесконечных переходах и коридорах. Помещение с низким потолком и тонкими декоративными колоннами по бокам было ярко освещено несколькими десятками колоний светлячков, свободно летавших под самыми сводами. Но здесь даже невысокий профессор мог дотянуться рукой до каменных перекрытий и, при желании, прикоснуться к желтовато-зеленым огонькам.

Забрав у Ашарха его фонарь, Лантея распахнула стеклянную створку.

– Я выпущу их, – проговорила она чуть слышно. – Им пора отдохнуть.

Наблюдая за тем, как рой насекомых перебрался на потолок, растворившись в сплошном ковре ярких точек, преподаватель не успел заметить, как его спутница бесшумно ушла вглубь длинных палат, туда, где вдоль стен на одинаковом отдалении друг от друга высились каменные пьедесталы, на которых стояли женские бюсты, высеченные из песчаника.

– Это все правительницы Третьего Бархана, – негромко пояснила Лантея, обернувшись.

Профессор медленно направился вдоль рядов скульптур, изучая лица матриархов. Одни были величественными и надменными, это читалось в сжатых губах, вздернутых бровях и прямом взгляде, другие же казались отрешенными, задумчивыми и даже немного печальными, а третьи и вовсе словно легко улыбались, приподняв уголки губ и лукаво прищурив глаза. В конце зала на центральном постаменте высился бюст матери Лантеи. Аш сразу ее узнал. Скульптору мастерски удалось передать весь характер этой женщины через холодный камень: высокий лоб, тонкие линии бровей, которые будто вот-вот сурово сдвинутся, бескровные губы, словно навсегда позабывшие об улыбке. Эта скульптура дышала сдержанностью и непоколебимостью. И изображенная женщина не имела ни капли общего с Лантеей.

– Иногда мне кажется, что Эван’Лин ошиблась, и я должна была родиться в обычной семье, – тихо проговорила девушка, молча стоявшая по левую руку от преподавателя все это время и также изучавшая бюст. – Взгляни. Вот как выглядит настоящая хетай-ра из рода правительниц. Величественно. Непреклонно. Ее хочется боготворить и бояться. Чем все вокруг и занимаются…

Ашарху лишь оставалось кивнуть в знак понимания. Он завороженно любовался этой скульптурой.

– Наверное, я даже рада, что являюсь лишь младшей дочерью и, скорее всего, не займу трон, – немного подумав, добавила Лантея. – Мне бы никогда не удалось достичь такого же уровня. Достаточно просто посмотреть сейчас на старания Мерионы, которая из кожи вон лезет, лишь бы соответствовать матери хоть немного. И это выглядит просто смешно.

– Ты недолюбливаешь сестру? – заметил Аш, поворачиваясь к своей спутнице.

– Может быть, я ревную, что матриарх постоянно с ней носится, как с великой ценностью. А может быть, я просто плохая сестра, которая считает, что Мериону разбаловали вниманием, и ни к чему хорошему это не привело. Трудно сказать.

– Но трон займет именно она. Женщина избалованная и умеющая лишь подражать матери, по твоим же собственным словам. Что в этом хорошего будет для Бархана? – задался вопросом профессор, кашлянув в кулак и прочистив горло.

– Идеальных правителей не бывает. Но престол многих заставляет измениться. Он изменит и Мериону, это я тебе обещаю… Мать будет властвовать еще много лет. Ведь мы, хетай-ра, живем гораздо дольше вас, людей. И сколько еще десятилетий пройдет, прежде чем моя сестра взойдет на трон – одной богине известно. Но за эти годы она может расцвести, набраться опыта и определить собственную стратегию. Ничто так не учит мудрости, как время.

Кинув последний взгляд на бюст матери, Лантея развернулась и неторопливо направилась к выходу их палат. Ашарх поспешил за ней, обдумывая слова спутницы о ее сестре-наследнице.

– Разве ты не была бы лучшей кандидатурой на трон? Ты разумна, милосердна и имеешь собственные планы на город, да и на все Барханы в целом.

– Систему наследования придумала не я. Мериона первая на очереди. Да и я не уверена, что мне нужна эта тяжелая ноша… Это ответственность, это сплошные запреты и масса обязанностей, – сказала девушка и выскользнула в темный коридор, сразу же подхватывая со стены новый фонарь. – Ты не думай, я не против получить часть власти в свои руки. Но не всю.