Текст книги "Дети песков (СИ)"

Автор книги: Софья Маркелова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Мужчина сидел под водой до тех пор, пока у него от жара не закружилась голова. Только тогда он вооружился выданным Лантеей мылом, весьма странным на цвет и запах, и грубой мочалкой, явно сплетенной из каких-то сухих водорослей или растений. Черный брусок мылился плохо, оставляя после себя сероватые разводы из мелких крошек, но Аш не придал этому значения, и, скорее закончив с водными процедурами, оделся и поспешил к выходу из зала с источниками.

Лантея уже ждала его там. Опершись спиной на каменистый вырост, покрытый мхом, она стояла без движения, прикрыв глаза. Однако стоило шагам профессора эхом отразиться от ближайших стен, как хетай-ра распахнула веки.

– Смотрю, у тебя совсем не получается пока что определять здесь время, – усмехнулась порозовевшая от горячей воды девушка. – Прошел почти час. Но я рада, что ты отдохнул. Горячие источники быстро излечат остатки твоего кашля… У тебя на лице остались мыльные разводы.

– Мне показалось, что я сидел там от силы четверть часа. – Ашарх спешно обтер лицо влажным краем своего полотенца. – Как вы вообще ориентируетесь во времени в этой вечной темноте?

Дождавшись, пока ее спутник закончит, хетай-ра забрала у него купальные принадлежности, бросив их в свой заплечный мешок, и скорее ступила в узкий тоннель, ведущий к жилой пещере.

– Если пожить здесь столько, сколько жила я, то научишься даже минуты отсчитывать с точностью часов. Это вопрос восприятия пространства и времени в абсолютной темноте. Можно опираться на многие вспомогательные вещи, которыми само тело отмеряет интервалы, вроде сердцебиения, чувства голода или жажды…

– Значит, чтобы научиться здесь определять время, мне понадобится всего лет двадцать? – хмыкнул профессор, подсвечивая себе дорогу фонарем и не отставая от дочери матриарха.

– Нет, к счастью для тебя, во всех основных залах Бархана есть стражи времени.

– Кто? – не поверил своим ушам Аш.

– Стражи, которые отмеряют время по массивным и точнейшим песочным часам. Четыре раза в день они бьют в барабаны, уведомляя о наступлении новой фазы дня. Первый удар – город просыпается, второй – закрывается мольбище Младенца, третий – конец рабочего дня, четвертый – закрывается мольбище Старухи, пора спать.

– Странно, что я здесь ни разу еще их не слышал… А что за мольбища?

– Скорее всего, ты просто не обращал внимания.

Спутники покинули коридор, ведущий к термальным источникам, пересекли Муравейник с нагромождениями крошечных домов, и Лантея указала рукой в самый угол пещеры. У стены Аш действительно первый раз обратил внимание на широкий постамент, на котором располагалась сложная конструкция песочный часов: огромное каменное колесо, опиравшееся на ряд ограненных валиков, в середине имело две стеклянные камеры треугольной формы. Через узкий перешеек тонкой струйкой песок просачивался из верхней части в нижнюю. Перед колесом почетный караул нес сосредоточенный страж, опиравшийся на свою глефу. Он ни на мгновение не отрывал глаз от песочных часов, наблюдая за потоком песчинок, а рядом с ним были установлены пузатые тамтамы, обтянутые толстой кожей. По обе стороны массивного колеса стояло еще четверо хетай-ра, которые, как предположил Ашарх, четырежды в день поворачивали каменные часы за толстые тросы, прикрепленные к краям.

– Следить за временем – это самый почетный пост, которого может удостоиться страж в Барханах. Потому что время подарила нашему народу сама богиня Эван’Лин, и этот ее дар хетай-ра во всех городах ценят безмерно, – добавила Лантея, начиная подъем по широкой лестнице, уводившей из жилого зала. – А мимо мольбищ богини мы сейчас будем проходить… Хочу показать тебе еще пару мест. Так что не отставай.

Девушка увлекла профессора в поток городских жителей, спешивших попасть в главный коридор. Преодолев стертые ступени и оказавшись в просторном тоннеле, спутники слились с живым течением, и хетай-ра сами понесли их в выбранном направлении. Темная и прямая, как стрела, улица подземного полиса тянулась на сотни метров вперед, и эхо шагов многочисленной толпы отражалось от потолка, сплетаясь с голосами пустынников и хрюканьем груженых бородавочников, караваны которых плелись с краю. Лишь иногда украшенные иероглифами и росписями стены прерывались чернеющими арками проходов, уводивших в неизвестность. Спустя некоторое время широкая улица неожиданно свернула налево, изогнувшись сытой змеей, а когда Аш и Лантея проходили мимо одного из ответвлений главного коридора, то девушка, не останавливаясь, указала рукой на едва различимый в полумраке вход в тоннель:

– Здесь находится мольбище Старухи. Это что-то вроде нашего храма, где хетай-ра молятся, общаются со служителями богини. Здесь же проводятся многие наши обряды…

– Мы пойдем туда?

Ашарх заглянул в коридор, но там царила тьма и почему-то не было видно ни одной живой души. А его спутница уже ушла вперед, проигнорировав эту арку.

– Оно открывается только в полдень, – бросила Лантея. – А вот мольбище Младенца в это время как раз закрывается. Но и туда мы не станем заходить.

– Почему же?

Девушка явственно скривилась, вспоминая, что ее венценосная мать как раз должна была молиться в гордом одиночестве в этом мольбище.

– Сейчас там много народа. Я лучше покажу тебе другие места.

– То есть у вас половину дня работает один храм, а половину – другой? И что за необычные названия для мольбищ – Младенец и Старуха?..

– По преданиям, богиня Эван’Лин – многоликая, меняющая свой облик на протяжении всего дня. На рассвете она выглядит как дитя, а в полночь – как старуха. Поэтому утром ей молятся о любви и честности, так как только невинный младенец способен одарить искренностью и добротой, а после обеда уже в мольбище Старухи хетай-ра просят о разумности, опыте и решении проблем, ведь лишь умудренная жизнью женщина может подсказать ответы на многие вопросы. Надо уметь различать эти сущности Эван’Лин.

– Ага… А ночью что, нельзя молиться? – заинтересовался профессор, едва успевая уворачиваться от идущих навстречу жителей города и при этом не терять нить разговора.

– Считается, что ночью у богини идет самая болезненная стадия смены облика. Ее не стоит тревожить молитвами, иначе Эван’Лин разозлится, – ответила хетай-ра, откидывая за спину свои еще влажные седые волосы.

– Судя по твоим рассказам, ваша богиня достаточно суровая… Постой! А это что за место? Куда ведут эти двери?

Внимание Ашарха привлекли огромные круглые каменные врата, казалось, намертво вплавленные в стену тоннеля. Несколько колец, выложенных цветными пластинами стекла, узором стягивались к центру дверей, где створки должны были раскрываться. Хотя профессору с трудом верилось, что существовала такая сила, которая могла распахнуть эти массивные врата. Прямо перед оформленным резьбой и явно очень древним порталом, выстроившись в ровную шеренгу, стояла дюжина стражей, броня которых была гораздо внушительнее и толще чем у всех ранее видимых Ашархом воинов хетай-ра. Эти суровые привратники, полностью облаченные в костяные доспехи, укрепленные слоем закаленного стекла и с вплавленными в наплечники шипами то ли из звериных клыков, то ли из изогнутых осколков, без движения сторожили таинственный проход, сжимая в руках маленькие треугольные тарчи и не убирая ладоней с рукоятей мечей, покоившихся в кожаных ножнах.

– Это Дикие тоннели. Лабиринт старинных ходов, кишащих ингурами и другими хищниками. Ходить туда без охраны отваживаются только охотники. Здесь же начинается подземный путь к Первому Бархану, используемый торговыми караванами и дипломатическими делегациями. Эти стражи у входа патрулируют врата и всегда готовы поднять тревогу, если ингуры прокопают стены, – произнесла Лантея и внимательно посмотрела на своего спутника. – А по поводу богини ты прав. Не зря мы ее зовем Многоликой Матерью, она может быть как милосердной, так и жестокой по отношении к своим детям.

Еще пару минут профессор в восхищении и страхе стоял перед проходом в Дикие тоннели и разглядывал створки. Лишь толстая каменная стена отделяла его от подземного царства, где властвовала смерть. Как хетай-ра могли столько веков существовать рядом с постоянной опасностью? Жить, зная, что только слой песка отделяет тебя от лабиринта, кишащего безжалостным хищниками, которые в любой момент могут разрушить тонкую преграду, – это верный способ стать невротиком, вздрагивающим от любого шороха. Но пустынный народ, будто, даже не думал об ингурах, окруживших город со всех сторон.

Лантея потянула Ашарха за рукав, вынуждая его двинуться дальше. Коридор все не заканчивался и больше никуда не сворачивал, а профессор стал даже как-то привыкать к постоянной темноте. Жителей вокруг стало намного меньше, но, как и прежде, некоторые из них считали своим долгом выказать дочери матриарха почтение и поднести к солнечному сплетению сжатый кулак. Как девушка объяснила своему спутнику, этот жест вежливости был очень древним, даже по меркам самого пустынного народа, и означал «центр мироздания». Жители приветствовали так члена правящей семьи, признавая его власть.

Когда Аш неожиданно разразился сухим лающим кашлем, который пропал на какое-то время после горячих источников, а теперь вновь принялся терзать ослабленное из-за болезни тело, то Лантея сразу же подтолкнула профессора в относительно небольшой зал, находившийся на стыке двух коридоров и скрытый от чужих глаз. Помещение оказалось темным и совершенно пустым: лишь под потолком виднелось широкое отверстие, уходившее куда-то вверх, в недра камня.

В маленькой пещере легко дышалось и гулял довольно сильный ветер, с гулом проникавший в подземный полис через круглую скважину.

– Это вентиляционные шахты или сардобы, – пояснила хетай-ра, прогуливаясь по центру зала. – Помнишь, вчера ты видел одну из них на поверхности? Те знаки, по которым можно найти любой из Барханов.

– То самое полуразрушенное здание, возле которого мы вчера спешились с сольпуги? – припомнил профессор. Из-за слабости, которая внезапно на него накатила после приступа кашля, Ашарх присел на одну из каменных лавок, выступавших прямо из стен и располагавшихся полукругом по периметру небольшой пещеры. Он с наслаждением вдыхал свежий воздух.

– Это был крытый колодец. Самые древнейшие сооружения моего народа. Им по три тысячи лет. Хетай-ра создавали их еще когда жили на поверхности. Но некоторые подземные озера и реки постепенно обмелели, и теперь сардобы используют как шахты для воздуха и пути на поверхность для почтовых птиц.

– Чем больше я изучаю ваш город, тем больше поражаюсь силе магии, которую вы используете, – признался преподаватель, поглаживая гладкие стены пещеры. – Из песка вы создаете вещи, здания, огромные залы и настоящие дворцы. Это действительно звучит как сказка. Если бы я не видел все это своими глазами, то никогда бы не поверил.

– Значит, те легенды о пустынных жителях, что ты рассказывал мне еще в Залмар-Афи, не такие уж и легенды. – Девушка улыбнулась и присела на лавку рядом с Ашем. – Любой из моего народа может сотворить дом из песка, но при необходимости может и обрушить целую пещеру из песчаника, такую как эта, за пару минут.

– Ваша магия столь разнообразна!

– Все гораздо проще, чем ты думаешь, Аш. Наша сила заключается лишь в том, что мы повелеваем структурой песчинок. Можем заставить их нагреться до немыслимых температур или мгновенно остыть. И песок легко принимает форму того, что мы пожелаем, будто глина. А если его очистить и закалить, то получится прозрачное стекло, – сказала Лантея и указала на фонарь с светлячками, который профессор держал в руках. – В ином же случае, если примеси оставить, то оно будет зеленым или темным.

– Знаешь, довольно полезный талант эта ваша власть над песчинками, – заметил преподаватель. – А особенно примечательно, как широко вы его научились использовать.

– Не поспоришь. Чтобы выжить в этих пустынных пещерах хетай-ра выжали максимум из своей магии и окружающей среды. А теперь представь, как я была удивлена, когда попала в Залмар-Афи, – с неожиданной грустью в голосе призналась Лантея.

– Чем удивлена?

– Я будто оказалась в ином мире… Где люди спокойно проживают каждый день, не опасаясь, что им на головы обрушится лавина песка или через стену их жилища выроет проход стая голодных тварей. Где кругом трава, леса и реки, в которых водится масса вкусной рыбы, сладкие ягоды растут у порога дома, а на небе сияет теплое солнце. Не такое, как в пустынях, от которого кожа покрывается волдырями и слезает через пару дней, а мягкое и нежное… Ласковое…

– И ты хочешь показать своему народу именно это, не так ли? – догадался Аш.

– Да! Они просто боятся, пойми. Все, что они видели за свою жизнь, – это темные коридоры Бархана и бескрайние пески пустынь. Хетай-ра не верят, что там, за горизонтом вообще может существовать что-то лучше. И их все устраивает здесь… Я же лишь хочу открыть им глаза.

– Тебя нельзя винить за это желание. Но они прожили так три тысячи лет, им каждый тоннель под песком известен, а ты провела на поверхности всего два года, побывав лишь в паре городов одной страны. Ты практически ничего не видела в мире и совершенно не понимаешь, насколько опасные края, твари и расы есть на этом материке.

– Пока ты не начал путь, любой шаг кажется рискованным и тяжелым. Когда уже сошел с места, то сама дорога ложится под ноги. Тут главное начать, Аш.

– Я все понимаю. Вот только твои предки веками строили Барханы, десятки поколений сменились, а ты совсем одна против устоявшейся системы. И неверие твоего народа выглядит вполне оправданным.

– Именно поэтому я и нуждаюсь в твоей помощи. Пусть они не верят мне, хоть я и не последняя хетай-ра в этом Бархане, но ты чужеземец. Ты отличаешься буквально всем. Живое доказательство моих слов о том, что внешний мир уникален, и хетай-ра следует изучить его.

Глаза девушки вспыхнули внутренним огнем.

– Намерена выставить меня перед толпой, как убогого в клетке, чтобы каждый мог вволю наглядеться и подивиться? – фыркнул Ашарх, выгнув бровь дугой.

– Нет! Как ты только мог такое подумать?.. Ты – образованный человек, повидавший мир побольше моего, и знающий о нем достаточно. Я хочу видеть тебя оратором, рассказчиком, учителем – называй, как хочешь! В моих силах предоставить тебе слушателей, от тебя же зависит, захотят ли они еще что-то узнать о внешнем мире, захотят ли увидеть его хоть одним глазком.

– Тея, я сделаю все возможное, – искренне пообещал профессор, сердце которого сжималось от тягостного ощущения грядущей беды. – Но ничего не обещаю…

Еще какое-то время они просидели в темном зале. Лантея молча, прикрыв глаза, раздумывала над чем-то, отстукивая ногтями по скамье легкую однообразную мелодию, а Ашарх смотрел на профиль своей собеседницы и пытался понять, откуда же в этой хрупкой девушке было столько отваги. Хотя, быть может, это была обыкновенная глупость, но преподавателю хотелось верить, что дочь матриарха знала, что она делала, и заботилась о последствиях. Вряд ли он мог так серьезно ошибаться в своей спутнице.

Вскоре Лантея легко и бесшумно поднялась на ноги и поманила за собой профессора, покидая зал с сардобой. Стены опустевшего помещения, где царил шепот незримых воздушных потоков, сплетавшихся с оброненными здесь нелегкими мыслями, проводили спутников величественным молчанием.

Глава третья. Из песка рождены, в песок канем

Многие уверены, что зыбучие пески способны с головой поглотить любого, кто в них попадет. Однако это не совсем верно. Насыщенные водой пески выталкивают тело на поверхность, и больше чем по грудь в них вряд ли удастся провалиться, а вот дополнительный груз легко может погубить неосторожного путника, угодившего в эту ловушку пустынь.

Пустынный картограф Махади Грос

– Третий Бархан имеет зацикленное строение. В самом центре располагается дворец матриарха, вокруг этого зала кольцом пролегает основной тоннель, от которого расходятся ответвления всех остальных пещер и проходов, – объясняла Ашарху девушка.

Профессор послушно кивал и ступал за хетай-ра в поредевшей толпе, спешившей по главному коридору в разные стороны.

– Сейчас мы замкнем контур и вернемся на рыночную площадь, где мы с тобой вчера были, помнишь? А путь оттуда до дворца тебе должен быть уже известен, – добавила Лантея. – Так что здесь достаточно просто ориентироваться. Если не сворачивать с центральной улицы, то обязательно выйдешь или ко дворцу, или к рынку.

– Даже если бы этот коридор был прямым как стрела, я бы все равно не рискнул тут блуждать в одиночестве в потемках.

– Думаю, уже через пару дней темнота Бархана станет для тебя родной, – усмехнулась девушка.

– Это вряд ли. Чтобы ясно видеть в темноте, в ней нужно родиться.

– А мне иногда кажется, что она обладает собственным разумом: пугает неясными тенями тех, кто ее боится, скрывает и защищает от лишних глаз тех, кто ей доверяет. Просто научись воспринимать ее каждой частичкой своего тела, позволь окутать со всех сторон. Опусти веки, замри на мгновение, и ты почувствуешь вкус мрака на языке, его легкие ладони на плечах и едва слышную мелодию, которая всегда подскажет нужное направление.

Уже на подходе к высокому арочному входу в круглую пещеру Аш расслышал, как с разных концов подземного полиса раздаются усиленные эхом удары в барабан. Стражи времени преданно несли свою службу, отмеряя часы и дни. В этот момент закрывалось мольбище Младенца, а где-то далеко наверху, над раскаленными пустынями, солнце как раз стояло в зените.

Спутники вышли к рыночному залу, где Ашарх наконец впервые смог увидеть кипящую жизнь полиса хетай-ра при нормальном освещении. Стеклянный купол на потолке пропускал слабый зеленоватый свет солнца, но даже его вполне хватало, чтобы разглядеть круглую площадь и ряды торговых лавок. После темного коридора глаза профессора не сразу привыкли к дневной яркости светила, хотя Аш осознавал, что из-за купола в пещеру попадала, может быть, только треть солнечного света, приглушенного и рассеянного. Иначе бы живущие в постоянном мраке хетай-ра просто слепли каждый раз, когда приходили на рынок.

Над площадью царил гул голосов, всегда сопровождавший подобные места. Где-то смеялись дети, демонстрировали мощь своих легких зазывалы, возмущались недовольные покупатели, слышалось поскрипывание кожаного обмундирования стражников, патрулировавших зал. Рынок ничем не отличался от всех тех человеческих базаров, что преподаватель повидал на своем веку.

Двумя широкими кольцами дома, торговые лавки и различные заведения охватывали площадь. Они были разделенные только узкими улицами, на которых едва хватало места, чтобы протиснуться между прилавками и расстеленными коврами с возвышавшимися на них горами товаров. Одни хетай-ра продавали свои изделия прямо с натянутых между зданиями веревок – роскошные плетеные или шелковые ковры яркими флагами нависали над головами прохожих, а торговцы то и дело привлекали внимание покупателей резкими окриками. Другие же пустынники, восседая на крупных бородавочниках, важно разъезжали в толпе, предлагая всякие мелочи с лотков.

– Сделаем круг по площади, если ты не против, – улыбнулась хетай-ра, направляясь к началу торговой аллеи, полукругом располагавшейся вдоль стен пещеры. – Если тебе вдруг что-то приглянется из вещей, то только скажи.

Аш почувствовал слабый укол со стороны самоуважения, не позволявшего просить подарки у девушки, но уже через несколько минут в нем начали неравную борьбу алчность и непомерная гордость. На лотках и прилавках лежали вещи, которые профессор изучал с немым восхищением, постоянно одергивая себя, чтобы не тянуть руки к невероятно красивым диковинкам. Всевозможные изделия из белой кости: начиная с острых изогнутых кинжалов, ручки которых были вырезаны в форме голов птиц и зверей, и заканчивая ажурными гребнями для волос и тончайшей работы перстнями. Торговцы предлагали потрогать одежду из змеиной кожи и невесомые халаты, платки и рубахи, сделанные из нитей пещерных шелкопрядов, которых выращивали в специально отведенных под это промысловых залах в глубинах города.

У Ашарха разбегались глаза от разнообразия украшений, брони, оружия и бесполезных, но таких изящных мелочей для дома, вроде стеклянных кувшинов и шкатулок. На некоторых столах продавали приготовленную там же еду, которую полагалось есть на ходу: в основном это были простые лепешки, маринованные водоросли и грибы, а также мясо всех видов, хотя иногда встречались и странные блюда, состав которых трудно было определить на глаз. Несколько раз преподаватель видел торговцев книгами и тончайшим пергаментом, безупречном в своей белизне и мягкости.

Когда профессора уже начало мутить от обилия товаров, он переключился на изучение самих жителей Бархана и их манеры поведения. Для Аша большинство хетай-ра пока еще оставались совершенно одинаковыми внешне – седые волосы, бледная кожа и светлые глаза. Женщин и мужчин можно было различить разве что по комплекции, поскольку даже традиционная одежда здесь практически у всех была схожа: пустынники отдавали предпочтение свободным шелковым рубахам до пола, немарким накидкам или мантиям, а также тюрбанам или же головным платкам. Почти у каждого второго прохожего преподаватель замечал на поясе оружие. Некоторые ограничивались кортиками, стилетами и кинжалами, другие же ходили с настоящими костяными мечами и даже топориками. Мужчин было гораздо меньше, да и держались они как-то обособленно – редко где встречалась идущая рядом пара хетай-ра противоположного пола. Иногда в толпе Ашарх обращал внимание на мелькавшие красные головы: некоторые женщины почему-то имели волосы неестественного алого цвета, совсем как мать и сестра Лантеи, виденные профессором во дворце.

– Высокородные женщины и женщины из правящей семьи имеют право подчеркнуть свое положение в обществе, окрасив волосы красным соком редкого цветка пустыни, который можно добыть только на поверхности, – пояснила девушка. – Также матриарх может даровать такую привилегию некоторым влиятельным женщинам по своему выбору.

– Мужчинам нельзя?

– Мужчинам вообще много чего нельзя в Барханах, Аш, в отличие от Залмар-Афи, – с тяжелым вздохом ответила Лантея. – Они не имеют прав на власть, не воспитывают детей, ограничены в общении с противоположным полом. Им запрещено занимать высокие руководящие или государственные должности, хотя тут есть исключения. Большинство профессий и ремесел открыты только для женщин, однако, есть и те немногие, что доступны исключительно мужчинам. Например, они могут становиться служителями мольбища Старухи, потому что на их плечи ложится проведение всех погребальных обрядов.

– А почему так получилось? Я никогда не слышал, чтобы хоть где-нибудь в мире абсолютную власть получали лишь женщины, а мужчины занимались… Чем? Черной работой?

– Нет, это неверно. Они не рабы и не чернорабочие, – уточнила хетай-ра. – Вспомни, что я говорила раньше. Эван’Лин, наша богиня, считается Многоликой Матерью. И именно от ее первых детей пошел культ женщины как матери, продолжательницы рода, в подражание богине. Женщина – колыбель жизни. Значение мужчин не принижается, но общее направление всей культуры хетай-ра диктует им другие правила поведения. Если женщина – родоначальница жизни, приближенная к божественному замыслу по своей сути, то мужчина должен быть лишь ее молчаливым верным партнером.

– Тогда почему ты сама говоришь о запретах и ущемлении? – обратил внимание Ашарх на слова Лантеи. Спутники, занятые беседой, медленно ступали между торговыми рядами, лишь изредка оглядывая товары на прилавках или же отличавшиеся особенной архитектурой дома.

– Наверное, на меня сильно повлияла ваша человеческая культура. Раньше я ничего такого не видела в том, что только мать может воспитывать своих детей, или, например, что исключительно женщине позволено занимать должность судьи. А теперь я стала постоянно задумываться, неужели, если мужчина проведет больше времени со своим ребенком или женщина будет готовить пищу, Бархан так уж сильно изменится?

– Это традиции, заложенные еще с самого основания вашей цивилизации, Тея. Они проникли в умы народа слишком глубоко, чтобы их так легко можно было выкорчевать. С течением времени все, что ты знаешь, подвергнется изменениям, но за один день это никогда не случится.

– Вот и моя величественная мать говорит то же самое, – проворчала хетай-ра, смотря себе под ноги. – Но если кто-нибудь не даст этому толчок, то все так и останется на местах. Три тысячи лет однообразной жизни тому в подтверждение.

– Может, оно и к лучшему? Не думала над таким вариантом? – поинтересовался профессор. – Если хетай-ра привыкли к подобной жизни, она полностью их устраивает, и цивилизация все еще продолжает существовать, то есть вероятность, что все идет своим чередом, как надо…

– Но ведь можно сделать лучше! В этом и заключается вся суть – зачем радоваться стагнации, если можно рискнуть и добиться подъема, прогресса?.. Что ты предпочтешь: всю жизнь ходить в дырявой обуви, уверяя себя и других, что она удобна и привычна, или же, наконец, переобуться в новенькие сапоги, пусть и рискуя натереть пару мозолей, а?

– Ну, если ты так это преподносишь, то, конечно, нельзя хвататься за разваливающееся старье.

– Вот именно! Хетай-ра сами не знают, что наша система давно уже прогнила и держится только на честном слове да образе правительниц, формировавшемся столетиями. Но все эти традиции, условности, запреты и законы – это нагромождение мусора, который давно пора выбросить из Барханов и создать новую, чистую от прежних стереотипов систему.

Задумчиво покачав головой, Ашарх ничего не ответил. Он провел среди хетай-ра еще слишком мало времени, чтобы судить, насколько неоднозначной была ситуация в подземных городах пустынного народа, а все утверждения его спутницы могли оказаться простыми фантазиями. Не стоило исключать такой вариант, что она выдавала свои предположения за действительность.

В скором времени, сделав круг по рыночной площади и закончив осматривать торговые прилавки, Лантея вывела профессора к центру. Там располагались самые дорогие и роскошные лавки. Высокие трехэтажные дома с яркими вывесками, переливавшимися стеклянными иероглифами в приглушенном солнечном свете, заманивали к себе покупателей и гостей. Здесь были и рестораны, располагавшие отдельными террасами и балконами, на которых отдыхали пустынники, изящными костяными щипчиками пробовавшие местные деликатесы и потягивавшие из стеклянных пиал прохладительные напитки. Из большинства заведений лилась приятная музыка, напоминавшая звучание флейты, а у входа встречали подтянутые юноши-хетай-ра в форменной строгой одежде, которые любезно приглашали всех прохожих заглянуть в ресторанные дома.

– Не хочешь перекусить? – предложила Лантея, остановившись перед одним из самых богато украшенных заведений. – А то утром я тебе толком поесть не дала.

– Ну, только если меня и здесь не будут кормить сырым мясом, – протянул профессор, на что девушка легко рассмеялась и махнула Ашарху рукой, приглашая последовать за ней ко входу в дорогой ресторан.

Едва завидев дочь матриарха, стоявший у дверей ухоженный молодой хетай-ра-зазывала от оказанной чести побледнел как полотно. Он несколько раз нервно стукнул кулаком по солнечному сплетению, приветствуя особенную гостью, а после кинулся открывать стеклянные двери, путаясь в собственной бордовой рубахе и не переставая при этом кивать, что-то бессвязно нашептывая себе под нос.

Аш проводил юношу удивленным взглядом.

– Что это с ним?

– Благодарит богиню, что их заведению оказали такую честь, – со скепсисом в голосе произнесла Лантея, переступая порог.

В лицо сразу же ударил сладковатый запах, смешанный с травянистыми нотками и ароматным духом свежеиспеченной сдобы. Трудно было устоять перед подобным букетом, дразнящим обоняние и мгновенно пробуждавшим чувство легкого голода.

Изнутри помещение ресторанного дома напоминало красивый шатер, сплетенный из легких тканей, вздрагивавших от любого дуновения ветра. От стен к центру потолка тянулись отрезы полупрозрачного шелка, сотканного будто из паутины, которые нависали над залом мягкими складками. По кругу, вдоль драпированных стен, были установлены ажурные стеклянные столики, такие маленькие и изящные, что, казалось, они могли разбиться, даже если бы невесомое перышко упало на их поверхность. Длинные каменные лавки, выступавшие из стен, широким поясом охватывали помещение, а на них небрежно были брошены цветастые ковры и пышные подушки, на которых возлежали женщины и мужчины, лениво потягивавшие напитки из пиал.

– Младшая дочь матриарха!

Перед Лантеей мгновенно материализовалась из-под земли низенькая дородная хетай-ра в белоснежной рубахе вышитой бисером, рукава которой были высоко закатаны, открывая широкие браслеты, доходившие практически до самого локтя. На голове у распорядительницы красовалось широкое бандо из бусин и ракушек, сеткой укрывавшее распущенные седые волосы.

– Я бы желала отобедать. Лучше на открытой террасе и лучше без лишних глаз, – коротко бросила Лантея.

– Конечно! Все будет, как пожелаете! В лучшем виде!

Распорядительница вытащила из-за пояса веер из костяных пластинок и нервно принялась им обмахиваться.

– Пожалуйста, следуйте за мной!

Засеменив вперед, женщина поспешила на второй этаж, куда вела узкая винтовая лестница. Проскочив насквозь еще один зал, распорядительница ресторанного дома отдернула занавеси, открывая арку, ведущую на балкон. Небольшая терраса с низенькой балюстрадой, увитой цветными лентами, чуть выступала над крышей нижнего этажа, позволяя хорошо разглядеть центр рыночной площади и ближайшие дома. На ней располагалось всего несколько столиков, которые на удивление пустовали. Видимо, подобное место берегли только для самых важных посетителей.

Обитые кожей кушетки выстроились полукругом вдоль парапета, а на каждом из стеклянных столиков обязательно располагались фонари, выполненные в виде сфер, и миниатюрные курительницы для благовоний, напоминавшие филигранные шкатулки.

Быстро сделав заказ, Лантея устало раскинулась на одной из кушеток, стоявшей ближе всего к балюстраде, и ее зеленое платье складками очертило фигуру девушки. Профессор сел напротив, опираясь на спинку своей кушетки, и задумчиво окинул взглядом пустынную террасу.

– Здесь довольно симпатично. Как называется это место?

– «Оазис», остров наслаждения, лежащий средь пышущих жаром песков, – протянула собеседница Ашарха и слегка улыбнулась.

– Готов поспорить, что ты никогда здесь раньше не бывала.