Текст книги "Круглый год"

Автор книги: Софья Радзиевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Рыбы

Весна по земле прошла, по воздуху пронеслась, с талой водой под лёд на реках и озёрах заглянула. Не зимняя это вода, а полная кислорода – дыхания жизни. Рыбаки-зимаки вздыхают, скоро кончится их работа часами сидеть на ящике у лунки, подёргивать леску, дразнить сонную рыбу, очумевшую за долгую зиму от недостатка кислорода.

Сначала, точно крадучись, пробираются под лёд с берега маленькие робкие струйки мутной талой воды. Не так ещё тепла эта вода, но пока по земле струйками пробиралась, кислородом напиталась. Вскоре она начинает отжимать лёд от берегов, всё больше, больше, и вот навстречу ей рыбы зашевелились, а те, что в глубоких ямах дремали, стирают с боков (трутся о камни) толстый слой слизи – зимнюю шубу и тоже подходят ближе к берегу, где в воде кислорода больше. Река ещё не вскрылась, но подо льдом против течения уже готовится рыбий весенний ход. Метать икру рыба идёт от мест зимовки ближе к верховьям рек.

Нерест наступает у всех пород рыб в определённом порядке. Щука нерестится, когда вода прогреется до 4–6°, лещ нерестится при температуре 12–16°, карась – при 15–20°, сазан и сом – при 18–20°, линь – при 20–22° тепла. Но совпадают ли эти цифры всегда с определёнными числами на календаре? Конечно, нет. Мы уже говорили, что погода – самая неустойчивая величина, так же как и границы между месяцами. Весна может быть ранней или поздней. Поэтому некоторые тонкие наблюдатели природы отмечают: щука нерестится, когда зацветает волчье лыко, а за ней плотва и окунь – когда раскрываются почки берёзы. Мелкий лещ подождёт, пока и листики её начнут разворачиваться, лещ средний – когда и черёмуха зацветёт, а крупному лещу нужно такое тепло, когда и рожь заколосится. Сому нужно, чтобы шиповник зацвёл.

Надо заметить, что у одних рыб, у щуки, например, икрометание представляет собой как бы стремление освободиться от икры. Интересно проследить, как у различных видов рыб в разной форме проявляется инстинктивная забота о выборе и даже подготовке подходящего места для откладки икры, защите его и даже устройстве настоящего гнезда, даже лучшего, чем у многих птиц. Некоторые виды рыб защищают мальков в течение более или менее длительного срока. Причём, все эти удивительные качества проявляются не у матерей, а у отцов. Развитие отцовского инстинкта идёт как бы параллельно с уменьшением количества икринок. Невольно приходит мысль: уж не потому ли начали бедные самцы заботиться о детках, чтобы не вымер их род? Разумеется, нет. Причины, вызвавшие когда-то отцовскую заботу о потомстве, относятся к области, в которую мы здесь заглядывать не можем. Достаточно сказать, что малоплодовитые и не заботливые виды просто не дожили до нашего времени. Огромная смертность молоди, от икринок до мальков, не восполненная большой плодовитостью, привела к гибели плохо приспособленные виды. Выжить при малой плодовитости сумели только те, у которых эта малая плодовитость совпала с отцовской заботой.

Щука

В нашей полосе нерест начинает щука, она же «речной волк».

Щука прекрасно приспособлена к волчьей роли. Зубов у неё столько, что невольно удивляешься: неужели они ей самой не мешают? Зубы на челюстях, на жаберных дугах, на нёбе и в глотке, даже на языке! Одни рассасываются, на смену вырастают другие, так что всегда найдётся чем ухватить, что ей требуется. Щука и зимой на охоте промаху не давала. А как почуяла, что апрель на дворе, снеговицы, пропитанной кислородом, глотнула, аппетит у неё удвоился: надо про запас накормиться, чтобы потом, когда разольётся вода по лугам, прогреется, в этой тёплой воде одним о траву тереться – икру выпускать, а другим – молоками её поливать.

Сразу после ледохода и пошли из русла реки «речные волки». Иногда повезёт, попадут которые-нибудь в пруды, в озёра, временно соединившиеся разливом с рекой, но, как правило, они идут в луга, там вода лучше прогревается. Спадёт где вода – икра обсохнет на траве, пропадёт, если не съедят её все, кому захочется. Но щука не заботится о потомстве.

В местах, откуда вода скатывается в русло обратно, если успеют мальки вывестись и с водой уйти в реку – их счастье. Иногда утки весной покормятся на таком лугу, и несколько икринок приклеится к их лапкам. Перелетит утка в другое озеро – вот и переселила редких счастливцев. Но обычно, в ямах, ямках, временных заливах, не имеющих стока и летом пересыхающих, вода превращается в кашу из отчаянно мечущихся мальков. Сколько-то их будет съедено кем-то, остальных ждёт просто гибель, если не помогут люди. Пионеры, школьники многое могут сделать. Где канаву к реке проведут, воду с мальками в реку спустят, а где просто вёдрами, чем попало осторожно зачерпнут живую кашицу и перенесут в речную воду. Спасителям потом весело будет с удочкой у речки постоять, когда спасённые подрастут.

В коварных низинах и ямах на лугах, когда уйдёт вода, часто высыхают и гибнут не только икра и мальки. Щуки, иногда очень крупные, запоздают, беспомощно бьются, лёжа на боку, в таких низинах, из которых мелкие щучки ещё могли бы ускользнуть. Находка для собак и лисиц, которые бродят в поисках «каши» из мальков, но не откажутся и от крупной добычи. Со щукой, которую вы, ребята, потащите к реке, советуем обращаться с осторожностью, это не беспомощный окунь или плотвичка. Неблагодарный «речной волк» уж как-нибудь постарается цапнуть спасителя за руку или за ногу. Зато спасённая крупная щука ещё много лет будет оставлять на лугах по миллиону икринок. Она потому и выросла, что оказалась хитрее других и не соблазнялась ни блесной, ни прочими рыбачьими уловками.

Кончив нерест, щука возвращается в реку и тут-то показывает, что значит настоящий аппетит. Как настоящий волк, она затаивается в камышах, высокой траве и молнией налетает на жертву. Редко промахнётся.

Я знаю такой случай. Охотник подстрелил крупную крякву, смотрит – небольшая щучка так крепко вцепилась в утиную ногу, что только на земле от неё отвалилась и даже попробовала охотника за палец схватить! Не отстают в жадности и крошечные, едва начинающие охоту мальки. Из икры они, даже в тёплых местах, вылупляются в мае. Правда, не сразу. Первую неделю они не проявляют никакого аппетита, потому что у новорождённого щурёнка на животе есть мешочек, полный питательного желтка. Вылупился детёныш – и прицепился к любому подводному листику. Висит неделю, желтком сыт, никакой другой еды ему не надо, лишь бы самого кто-нибудь не съел. У щурят, как у некоторых других мальков, даже нет стремления сразу спрятаться.

Но вот желточный мешок опустел. К этому времени у щурёнка-малька и рот прорезался и желудок появился. Это уже маленький хищник. Благо, что кругом еда, крохотная водяная живность, только не зевай. Он и не зевает.

Жадность щуки всех возрастов поразительна. Как-то наловил мой сын на лугу в пересыхающей луже целую банку щурят величиной с мизинец.

– Я, – говорит, – их в наш пруд завтра выпущу, пускай разводятся.

Наутро смотрим – что такое? С вечера были щурята как щурята, а теперь плавают какие-то странные: хвосты с двух концов, а ни одной головы не видно. Это ночью они проголодались, друг на друга набросились и попарно друг друга заглотали.

Если малыши такие жадные, то каковы крупные щуки в 1,5 м длиной и весом до 40 кг. Они могут быть опасны даже для уток и белок, при переселении переплывающих реку. Бывают, как редкость, щуки возраста до 35 лет. Они живут в легендах и охотничьих рассказах.

Л. П. Сабанеев («Жизнь и ловля пресноводных рыб») пишет что под Москвой при чистке царицынских прудов, в 18 веке поймали щуку с золотым кольцом в жаберной крышке с надписью: «Посадил царь Борис Фёдорович».

Окунь

Распускаются почки на берёзе, температура воды поднимается к 15 градусам, и окунь (он не спал всю зиму) особенно оживился. Пора нерест начинать, за щукой рыбью жизнь в реках и озёрах продолжать. Молодые начинают первыми, постарше припаздывают. Но икру окунь не вразброс, где попало, бросает, как щука, а длинными студенистыми трубками, как прозрачными лентами, украшает коряги, прошлогоднюю траву в разливе у самой воды. Икринки расположены в ячейках трубы. Ленты извиваются по течению, хорошо омываются проточной водой. Чем крупнее самка, тем длиннее лента и, следовательно, в ней больше икринок. Самые длинные ленты-трубки откладываются на большей глубине, плодовитость больших самок до 900 тысяч икринок. Дальнейшей заботы от мамы-окуня, как и у щуки, детям ждать не приходится. Но у каждого малька есть питательный запас: желток с жировой каплей. Икринкам и малькам окуня угрожает меньше опасностей от обсыхания и нападения от наземных хищников (бродячие собаки) и различных птиц, чем у путешественницы по лугам – щуки. Студенистое вещество лент также надёжно защищает икру от страшного плесневого грибка сапролегнии и от некоторых водяных врагов (рыб и беспозвоночных). Первое время мальки скромно кормятся зоопланктоном. Но дорастут до 10-ти см длиной и уже показывают свою настоящую природу: беда малькам, которые по росту для них подходящая пища. Годятся и недоростки своей же породы. Причём, пищу окунь (уже повзрослевший) расходует менее выгодно (для нас), чем, например, щука: чтобы прибавить в весе на 1 кг, окунь съедает 4,9 кг рыбы, а щука – только 3,5 кг.

Прожорлив окунь на удивление и, куда ни попадёт, быстро разводится. Часто полезен для местных жителей, которые его ловят в большом количестве, да и любителям уженья отрада: ловится круглый год любыми снастями. Так жаден, что, сорвавшись с крючка, тут же снова на него попадает. Раз крючок случайно зацепил крупного окуни за глаз. Вырванный глаз остался на крючке, окунь уплыл. Рыбак решил закинуть леску с этой необыкновенной приманкой. Закинул… и тут же поймал на неё бывшего хозяина глаза. Аппетит у того, как видно, не пропал. Правда, окунь как будто полезен тем, что его икрой, молодью и самими взрослыми рыбами (не самыми крупными) кормятся ценные породы рыб: сом, судак, лещ, карп, налим. Но он, ещё более проворно, сам поедает их молодь и икру. Поэтому в местах, где разводятся ценные рыбы, объявляется поход на окуня. В срок, когда ему пора метать икру, ему спускают в воду еловые лапы, пучки мочала и т. п. Полосатые красавцы старательно их украшают длинными лентами икры и больше о них не заботятся. А ленты эти легко вынуть и тем сократить количество обжор до желательного уровня.

Плотва

Плотва, плотица, она же в других местах и серебрянка, и красноглазка – по оранжевому глазу с красным пятнышком в верхней части. Нерест у неё примерно в одно время с окунем: конец апреля – начало мая. В охране икры и молоди плотва от окуня не отличается, икру вымётывает прямо на залитую весенней водой прошлогоднюю растительность, при этом шумно плещется. Но удивительное рядом, сумей только разглядеть. Пустили плотиц в достаточно широкий аквариум. Оказалось, самец выбирает и охраняет территорию, в центре которой находится пучок осоки или другой травы, на котором намечается откладка икры. Затем следует ухаживание и наконец сигнал готовности со стороны самки. Тогда, держась бок о бок, они с силой совершают бросок сквозь намеченный пучок травы. Икра и молоки вылетают так стремительно, что часть икры попадает на растения вне воды, на которых она обсыхает, гибнет.

Весенний танец кончен, дальше мальки заботятся о себе сами. Плодовитостью плотва от щуки всё же отстала: до 8500 икринок. Однако и это много.

Уклейка

Самый забавный случай равнодушия к своему потомству можно наблюдать на вездесущей уклейке – маленькой серебристой рыбке около 15 см длиной. Берёт на любую наживку. Икру метать рыбки собираются целым роем. Однажды известный натуралист Н. Сладков подсмотрел: вокруг большого куста элодеи в пруду собралась, точно на праздник, стая гостей: окуни, плотицы, ерши. Хозяева праздника, уклейки, в центре вились около элодеи, точно праздничную ёлку осыпали жёлтыми шариками икринок. Гости не зевали: тут же наперегонки хватали их и поедали. Хозяева-уклейки не смущались, навешивали на зелёные веточки всё новые золотистые игрушки. Они кружились в своём удивительном любовном хороводе несколько дней, пока истощился запас икринок, и незаметно уплыли. А гости пировали ещё несколько дней. Такой грустный конец пляски, подсмотренной Н. Сладковым, не беда в жизни уклейки. Икру она откладывает несколько раз и живёт и благоденствует. Не всегда же хищникам выпадает удача присутствовать на уклейкином празднике, и молоди вырастает достаточно.

Судак

Самый крупный и самый ценный из семейства окунёвых – судак. Как и все родственники, – хищный, имеет сильные клыки на челюстях. Но, пойманный, он их в ход не пускает. Яркой раскраски окуня у него нет, весь зеленовато-серый с черноватыми полосами. У него уже намечается инстинкт заботы о потомстве, притом отцовской. Место для нереста находит самец, очищает его от ила, промывает икру сильными взмахами грудных плавников и не подпускает к ней других судаков. Только судаков. Кругом обычно крутятся плотва, окуни, даже колюшка и, разумеется, не с похвальными намерениями. Он их просто не замечает. Мало того, плотва. часто подкрадывается к гнезду и подкидывает в него порцию своей икры. Судак с этой рыбьей кукушкой не спорит, продолжает охранять гнездо целиком. Если почему-либо настоящий отец исчез, его иногда заменяет другой судак.

В выборе нерестилища судак не капризен, ему можно предложить и еловый лапник и мочалу, вообще искусственные нерестилища, и самка откладывает на них икру. Затем их можно перевозить с икрой в другие места. Это чрезвычайно важно, так как судак ценная промысловая рыба. Питается он мелкой рыбёшкой (ёрш, окунь, плотва, уклейка) и, чтобы нагулять вес в 1 кг, поедает всего 3,3 кг малоценной рыбы, то есть гораздо меньше, чем требуется щуке (3,5 кг) и окуню (4,9 кг).

Рыбий язык

Мы много рассказали о рыбах, а о самом интересном забыли. О чём же? О рыбьем языке.

Но как же, удивитесь вы, ведь издавна говорится: «Нем, как рыба». Ну да мало ли чего раньше не знали. Рыбий язык открыт сравнительно недавно.

Наши уши слышат звуки только определённой частоты. Хорошо это или плохо? Хорошо! Для нас спасение, защита организма. Слышать всё – значит погибнуть от перенапряжения нервов. Подумать только! Воздух вокруг дрожит от разговоров: говорят насекомые, призывая или отпугивая друг друга, говорят летучие мыши, я эхо собственного голоса указывает им, где препятствие, а где вкусное насекомое. Да мало ли кто ещё говорит, по-своему кричит о своих делах. Слышать, узнавать об этом мы можем только с помощью специальных приборов. Мы узнали, что в этом хоре не уступают в болтливости и «немые» рыбы. Теперь уже много интересного знают о них учёные. Оказывается, рыбы зовут друг друга, угрожают, дают сигнал «опасность! всем разбежаться!» и т. д. Подслушают люди эти рыбьи разговоры и с помощью аппаратов сзывают рыб целыми косяками прямо в сети.

У каждого вида свой язык. Причём, у рыб одного вида, живущих в разных местах, скажем, одни у берегов Америки, другие у берегов Европы, язык несколько отличается, как бы различные диалекты наблюдаются.

Г. Гецов перечисляет ряд записанных на плёнку «разговоров» некоторых рыб, слышимых без аппаратов, правда, кроме плотвы, не наших: плотва, вынутая из воды, пищит, ставрида щёлкает челюстями, морской петух и имя получил по крику: кудахчет, рыба-жаба из Атлантики хрюкает, как свинья, и громко гудит. На Азовском море бычок-отец строит гнездо и при этом рычит так грозно, что соперники и не пробуют к гнезду приблизиться. Разговоры же, которые мы слышим вооружённым ухом, интереснее и разнообразнее.

АПРЕЛЬ

Идут по улице серьёзные, положительные люди, а вокруг мальчишки суетятся, то и дело кричат:

– Бабушка, платочек уронила!

Небольшая эта хитрость, но бабушка добрая, нарочно как будто пугается:

– Ох, где же это я его потеряла?!

А озорники хохочут-заливаются:

– Первый апрель, никому не верь!

Им невдомёк, что бабушка для первого апреля их тоже обманула. Все довольны, всем хорошо.

Но совсем уж нехорошо, когда и сам апрель всех и тоже ловко обманет.

Апрель слово латинское, римляне его называли априлис, от глагола «аперире» – открывать. Месяц, открывающий весну, тёплое, лучшее время года. И славяне называли его цветень – месяц, в который всё зацветает. К сожалению, на нашей широте первое апреля иногда тоже оборачивается днём шутки, но плохой: вдруг захолодает, а то и снегом, хоть ненадолго, припорошит. Но и в плохой год апрель с мартом не сравнить: проталин всё больше, зима свои последние сугробы, похудевшие, осевшие, в лесную глушь запрятывает. Правда, за городом, где нет асфальта, ни пройти, ни проехать: и саням плохо, и колесу нехорошо. И всё-таки апрель двери весне, хоть и с задержкой, а отворяет. Весна, когда бы ни наступила, ранняя она или поздняя, всегда движется одним путём: с юга на север. Одни и те же картины повторяются со скоростью приблизительно 50 км в сутки. Сегодня появились у нас грачи или расцвели подснежники, завтра та же встреча на 50 км севернее. Можно по телефону передавать приятелю, что живёт на эти 50 км севернее: у нас на берёзах почки набухают, или – у нас барсук из норы выглянул, глаза протирает. И у вас то же скоро будет. Ждите.

Понятно, почему старинные русские названия одного и того же месяца в разных местах различны. Велика русская земля, и весна, двигаясь по ней, в разных местах в один срок по-разному проявляется. Поэтому весенний месяц назывался в одних местах квитень, т. е. цветущий, а в других – березень, т. е. месяц, в который распускаются берёзы. Называли его и брезозол, т. е. как бы злой месяц для берёз, которые в то время в тех местах рубили, при подсечном хозяйстве расчищали место для будущего поля.

Хороша, радостна эта волна весеннего продвижения жизни, летящая на север. «Музыкой сфер» называл её много веков тому назад великий древний грек Пифагор. Звучит эта музыка в весеннем шуме леса, в весёлом голоске трясогузки-ледоломки, даже в сонных вздохах медведя в берлоге. Пыхтит недовольно Михайло Потапыч, разоспался, и сам не знает, радостен ли ему весёлый зов природы. Может быть, ещё понежиться? Нет, пора вставать, весна зовёт.

По весенним приметам и люди издавна ход своих сельскохозяйственных работ строили. Так иной дед век свой с сохой матушку землю к севу готовил, потом сын на плуг перешёл, а внук, глянь, уже к трактору приладился. А старик всё же по-старому и для трактора сроки поверяет, говорит: лиловые колокольчики сон-травы в лесу зацвели. Знак что сохе, что трактору один: пахать пора, прогрелась земля. «Парь пар в апреле – будешь с урожаем. Опоздаешь – промаешься даром». По-настоящему мудра народная мудрость!

По-весеннему запели не только синицы, славит весну и чижик, радуется, что перезимовал. А крошечный королёк ещё выше задрал задорный хвостик, выскочит откуда-то на кучу хвороста и зальётся. Песенка простая, но так весело поёт наша самая крошечная певчая пичуга. Теплее становится уже безморозная ночь и, наконец, вот они, долгожданные, не гости, а свои птицы возвращаются, без которых и лес не радует, и поле и речка не веселят.

Когда настоящий перелёт начнётся, выходите тихой ночью на крыльцо, прислушайтесь.

Кажется, сам воздух звенит и летит в нетерпении навстречу весне, навстречу просыпающейся жизни! Темнота не спит, живёт, тысячами голосов переговаривается. Тонкий нежный свист слышится – стайки мелких куличков проносятся. Хрипловато им самый большой кулик-кроншнеп откликнулся.

Дрозды летят певчие, рябинники, каждый свой голос подаёт: «Ой, тороплюсь!»

Бекас дроздам не пара, голос не тот, в хоре и певучие и не певучие голоса смешались – не разберёшь, кто своих окликает, а кто – просто радуется: ближе, ближе родные места!

Так чисто, чудесно прозвучал и самый нежный высокий голосок, его ни с каким не спутаешь: жаворонки пролетели. А вдруг что-то громко заскрипело, вроде немазаной телеги. Цапли? Какие – не разберёшь, голоса у них уж совсем не благозвучны. Но в этом радостном хоре весенней ночи и они хороши, и они радуют сердце.

Высоко в ночном воздухе краса нашей природы – лебеди откликнулись. Ближе, ближе, но вот уже дальше, дальше… и растаяли, стихли серебряные трубы, и нет их. Другие голоса тоже тают вдали, так что и не уловить минуты последнего прощания. Гуси, разные, но не к нам, пролётные! Обеднела наша земля удобными для них уединёнными местами, где и корма вдосталь, и детей растить спокойно. Но вот высоко в небе новый далёкий таинственный трубный звук. У кого не дрогнет сердце, кто не остановится, не послушает в молчании: пролетели журавли.

Услышать в небе голос журавлей легче, чем увидеть этих чудесных птиц. Они осторожны, умны, хотя им как будто бояться некого, кроме людей. Охота на журавлей запрещена. Но знают они об этом или нет, а на диво осторожны. Опустились на землю, сторожа уже на местах. Голоден сторож, заманчиво кормятся около него остальные, но он и зёрнышка не склюнет, пока не станет на его место другой.

Не то малые птахи, беспомощные, неорганизованные. Их по дороге домой всякий хищник обидеть может. Ястреб-перепелятник так и приноровился: осенью с ними улетает, а весной за ними же летит обратно – вот она, еда, в дороге и искать не нужно.

Сокол-сапсан, могучий охотник, тоже как пастух своё стадо пасёт: за перелётными утками летит, себе по вкусу выбирает.

Ещё раз чарующе прозвенели высоко серебряные трубы и смолкли вдали. Опять лебеди-кликуны, увы, и они не к нам, пролётные, на далёкий Кольский полуостров за Архангельск. Услышим мы их опять только осенью, обратно пролетят на зимовку с молодыми.

Пройдут ещё не одна ночь и не один день, на разливах спустятся, отдохнут пролётные дикие утки и гуси. Порой встрепенутся, жалобно отзовутся им домашние гуси, но погрузнело в сытой неволе тело, ослабели крылья…

Ещё в конце прошлого века в Татарии гнездились и лебеди и гуси различных видов. Теперь остались верны нам утки, и то не всё: в основном, кряквы и чирки-свистунки. Но весенняя охота на селезней уток, вальдшнепов и тетеревов теперь строго регламентирована.

Мелкие певчие птички летят ночью невысоко над землёй и всё время переговариваются: может быть, им просто веселее чувствовать, что летят не в одиночку?

Мчатся они из Африки через Средиземное море. Кто долетит, а у кого сил не хватит, опустится в морские волны. Кто и море одолеет, да итальянцам в сети попадётся, те и соловья не пожалеют – зажарят и съедят.

Часто разные виды летят вперемежку. Немногие угрюмые отшельники путешествуют поодиночке и втихомолку, например, кукушки. Они и осенью улетают от нас молчком и в одиночку: семьи у них нет, каждый кукушонок вырос в чужом гнезде и ни приёмными, ни настоящими родителями не интересуется. Молчком, в одиночку возвращается на родину и коростель. Его летним вечером в лугах, на полях многие не раз слышали. А вот увидеть вряд ли приходилось. Летает он неохотно и от человека не летит, а бежит пешком, да так проворно, никак не догонишь. Бежит и на ходу поскрипывает, словно немазаное колесо: дерг! За это и зовут его ещё дергач. Зимует он в Центральной Африке. Уж не бежит ли он и туда пешком, а на крыло поднимается только по необходимости? Средиземное море да и реки на пути не переплывёшь. Теперь выяснено, что в дальнюю дорогу этот пешеход-любитель всё-таки пускается лётом. Но молчком. Его «дёрг» в весеннем хоре не слышится.

Могучий аист тоже из Африки летит, но крылья бережёт: летит не через море, а в обход, через Гибралтарский пролив или через Сирию и Египет. Его мощные крылья к длительному полёту не приспособлены. Зато аист, как никто, владеет искусством планирования. Он хоть и выбирает дорогу более длинную, но по воздушным потокам, которые его несут, куда надо, и без затраты сил.

Летят птицы. И везде на голос птичьих стай откликается голос воды: по снегу и под снегом шумит апрель-водолей. Ручьи текут, готовится ледоход, вот-вот вскроются реки. Скоро в местах зимовок ни одной нашей птицы не останется. Ещё не долетели, но все уже на крыле. В разное время они пустились в полёт. Кто далеко зимовал – раньше торопится обратно, чтобы к своему сроку не опоздать. Аисты, стрижи, кукушки на самый юг Африки осенью забрались, отдохнули пару месяцев и скорее обратно домой.

На зимовках нашим птицам жилось неплохо: тепла и еды хватало. Причём, жители тех мест даже не подозревают, какие удивительные певцы к ним прилетают: соловьи, зяблики, малиновки. В местах зимовок они скачут и клюют, что кому нравится, и просто чирикают. Ничего особенно красивого в этом чириканье нет. Свои чудесные звонкие песни они запевают, только вернувшись к нам, на родину, в те сады и леса, из которых они улетели осенью на чужую сторону. Сроки прилёта и отлёта каждого вида не точно совпадают с нашим календарём: иногда несколько раньше средней цифры, иногда – позже. Например, средний срок прилёта грачей в Казань – 20 марта, но могут, в очень раннюю весну, и раньше прилететь, в начале марта, а то и задержаться до начала апреля. Но кому за кем лететь – тут ошибки не бывает. Всегда кукушка и стриж являются позже, чем зяблик. Потому что каждый вид птиц улетает от нас, когда исчезает нужный ему корм, и появляется весной, когда корм готов. Перелётные – в основном птицы насекомоядные. Таковы и стриж и зяблик. Но зяблик и мушку на дереве словит, и червяка подхватит на земле, а кроме того, и зёрнышко склюнет и сыт – чем-нибудь да прокормится. А стриж только летучих насекомых ловит, а те в воздух поднимутся, когда совсем уже тепло. Нельзя ему прилетать раньше зяблика.

Но как даже в далёкой Африке птицы чувствуют, что на севере залетали мушки для стрижей, заползали жирные волосатые гусеницы – кукушкина утеха? Прилетят слишком рано – голод и холод, опоздают – дети не успеют подрасти для перелёта в далёкие края. Кто же им даёт сигнал к отправке?

Сам организм птицы, когда он готов откладывать яйца, выводить детей. Птицей овладевает беспокойство. Ей и африканские мушки и червячки уже не милы, она снимается с места и летит. Но выживают и детей успевают вырастить только те птицы, которым их организм сигналит правильно и сам организм к сигналу подготовлен. Например, осенью молодые и старые кукушки улетают в Африку. Весной, в апреле, они собираются лететь обратно на родину. Но не все. Летят кукушки, которым не меньше двух лет. Они уже способны откладывать яйца. А молодые, прошлогодние, к этому ещё не готовы. Их инстинкт не зовёт обратно лететь на родину. Они спокойно остаются в Африке, прилетят к нам только на следующую весну.

Много сотен лет понадобилось для того, чтобы выяснить, куда именно какие птицы улетают.

Ещё сам великий Аристотель считал, что ласточки осенью закапываются в ил на дне прудов, а кукушка на зиму превращается в ястреба. Правда, она на ястреба очень похожа, даже садится на ветку по-ястребиному, а деревенские ласточки иногда летом забираются в срубы колодцев.

Понемногу истина прояснялась. Наблюдали, как стаи птиц осенью летят через Средиземное море, весной летят через него же обратно. В 1922 году в Германии поймали аиста, в шее его торчала стрела, какие делают только в Африке. Ну а всё-таки как узнать, откуда и куда летят пернатые?

Школьный учитель датчанин Мартене предложил пойманным птицам надевать на лапки металлические колечки с выбитым на них адресом страны и бюро кольцевания, куда следует возвращать кольцо, если птица убита. Если же птица была поймана и отпущена, кольцо на ней нужно оставить и сообщить в бюро кольцевания сведения, написанные на кольце. Кроме того, отпуская птицу, на лапку ей надо надевать ещё и своё кольцо. Поймает её или убьёт кто-нибудь – сообщит, в свою очередь, в бюро кольцевания сведения, имеющиеся на двух кольцах.

Птицы путешествуют не только по воздуху, хорошие пловцы (частики, гагары, некоторые чайки) отправляются вплавь за тысячи километров. Чернозобая гагара на зиму из Якутии уплывает в Балтийское море. Плывёт 6 тысяч километров, а весной так же возвращается в Якутию.

Другие птицы отправляются в ещё более далёкий путь. Например, ржанка из Восточной Сибири на зиму улетает в Новую Зеландию за 15 тысяч километров. Шилохвостка из Тиманской тундры летит в Египет за 7 тысяч километров.

Небольшие птицы полярные крачки, совсем удивительно, лето проводят у нас на Чукотке, за полярным кругом. Лето там холодное, иногда в июле снег выпадает, и птички лапками сгребают его, снежной стеной окружают гнездо. А на зиму они улетают хоть и на юг, но на такой же крайний, в Антарктиду, к морю Росса и Уэделла! Пролетают мимо жаркой Африки, и она их не привлекает.

Швед океанолог Кулленберг дознался, что крачки летят таким длинным да ещё извилистым путём не случайно. Они следуют за холодными течениями в океане. В них больше рыбы и рачков, а в пути важно хорошо подкормиться.

Кольцевание показало, что многие птицы в перелёте несутся со сказочной быстротой. Певчий дрозд, окольцованный осенью у нас под Калининградом, через день был пойман во Франции, пролетев 1600 км. Скворца, окольцованного там же, через сутки поймали в Бельгии – 1200 км. Кольцевание выяснило также, что из миллиардов птиц, населяющих Землю, только одна пятая часть постоянно живёт на своей родине. Ещё пятая – перелётные, а три пятых – птицы кочующие, как наши серые вороны. Птицы северного полушария осенью от нас летят на юг. Южные, тоже как перелётные, летят на север, навстречу наступающему там лету.

Между прочим, об аистах имеется очень интересное сообщение с зоологической станции в Рио дель Оро (Западная Африка). Там аисты не меченые не желают принимать в свою стаю аистов с колечками на ногах. Меченых гонят, бьют, а если они отказываются улетать, то вожак уводит от них стаю на другое место. И меченые начали собираться в отдельные стаи: мы, мол, в вас тоже не нуждаемся! Сколько интересного, неразгаданного ещё остаётся в природе Для любознательного человека! Как неправ был некто, заявивший: «В природе всё открыто, даже читать становится неинтересно». Он-то наверняка уж ничего нового не откроет. Куда? Когда? Почему? Вопросы хитрые, и много труда положили учёные и любители природы, чтобы на них ответить. Но самый трудный вопрос ещё требует ответа: как птицы находят места зимовки? Именно те, где проводили зиму их бесчисленные предки и проведут их потомки, если стараниями людей, равнодушных к охране природы, род их не исчезнет с лица земли. Может быть, старые птицы показывают дорогу молодым? У тех птиц, которые летят одновременно, старые и молодые вместе, это, конечно, возможно. Но ведь у многих молодые улетают отдельно. А кукушки? Настоящих родителей они и в глаза не видели, а с приёмными расстаются, как только те бросят их кормить. Да и на юг осенью улетают поодиночке, а долетают куда нужно.