Текст книги "Круглый год"
Автор книги: Софья Радзиевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)
Медведь
Наш самый сильный, крупный хищник к зиме подготовился по примеру суслика и ежа. Нарастил за осень под меховую шубу толстый слой жира, и можно спокойно спать до самой весны. Жир и греет и питает, а под вой вьюги так спокойно спится. Зимнюю квартиру-берлогу медведь уже заранее в лесу присматривал. Если ему ничего по вкусу не найдётся, он сам себе берлогу где-нибудь в обрыве подкопает. Но бывает это очень редко. Чаще всего ему нравится выворотень – это когда бурей ёлку повалит с корнями, вот и стенка будущей берлоги уже готова. Подкопает он землю немного, чтобы ямка получилась поглубже, и начнёт в ней постель мастерить. Нарвал моху целую охапку, идёт на задних лапах и мох несёт в передних, как человек в руках. Ещё с ёлки когтями коры надерёт и всё в яму положит. Потом натаскает веток, приткнёт их к выворотню, как к стенке, сам под эту крышу влезет и затаится, больше не выйдет до самой весны. Потом берлогу снегом занесёт, и только иней на ветках показывает, где хозяин лежит-дышит.
Прежде чем лечь, медведь очищает кишечник: ест определённые травы и корни их, так что ложится с пустым желудком, и берлога всю зиму остаётся чистой. Удобная предусмотрительность, ведь лентяй не копает себе норы с отдельными уборными, как делает чистюля барсук.
Медведь, когда нужно, смел. Но также хитёр и осторожен. Спать и сны видеть приятно с чувством полной безопасности, значит нечего не знамо кому к берлоге путь показывать. Вот косолапый и не ждёт декабря, торопится залечь в зимней квартире до снега. Да иногда зазевается, что ли, с календарём не поладил, а снеговая туча небо закрыла и раз – всю землю снегом замела. Теперь всякому понятно: след печатный по снегу к самой берлоге кого не надо подведёт. Ну медведь не растеряется, не хуже зайца следы путать начинает, путает-путает и наконец подойдёт не близко, примерится и прыг – прямо в берлогу и затаится. Кто сам не видел, не поверит, что медведь так прыгнуть может. Будет лежать, пока свежий снег все его путаные следы закроет и берлогу занесёт. Теперь и заснуть можно.
По тому, какое место медведь себе для берлоги выбирает, опытные охотники предсказывают, какой весны ожидать надо. Устроился медведь на высоком сухом месте – весна будет ранняя, снег быстро таять начнёт. Если же в низинке медведь спать улёгся, значит не скоро тепло наступит, не затекут под мохнатый бок ручейки талого снега, не помешают топтыгину последние зимние сны досматривать.
Спит в берлоге медведь не так беспросыпно, как суслик и сурок, на одном ухе спит, другим слушает. Это знают опытные охотники-медвежатники. Найдут берлогу без шума и тихонечко уйдут – к охоте приготовиться. Придут опять, а медведя и след простыл, ушёл и не вернётся. Голодный злой медведь – опасный хищник-шатун, он и сам не прочь за человеком поохотиться. Растительного корма зима для него не наготовила, одна зимняя еда – мясо. Оголодавший зверь подстерегает лося, корову, что придётся.
Однажды в Сибири на улицу села, полную народа, из тайги вылетел огромный лось. Он нёсся громадными скачками, обезумев от страха, а на спине у него сидел медведь и, зацепив лапой за рога, старался свернуть ему голову и сломать шею. Лось добежал до середины улицы и грохнулся на дорогу мёртвый. А медведь, озверев от голода, не обращая внимания на людей, рвал и глотал ещё тёплое мясо. Он не заметил, как охотник подошёл к нему и, чуть не в упор, всадил ему пулю в ухо. Медведь был страшно Худой, видно давно уже шатался по лесу.
Охота на шатуна трудна и опасна, но необходима, иначе большой беды не миновать. Это совсем не то, что охота на берлоге. Там охотникам есть время приготовиться, известно, откуда зверь выскочит, опытные собаки всегда успеют остановить его, берегутся страшных медвежьих лап, а сами хватают его за ляжки. Медведь, не выдержав боли, сядет, старается зацепить собаку лапой. Охотник же в это время успеет прицелиться и выстрелить. Но шатун – исключение. Медведь у нас – редкий зверь, и теперь охота на него запрещена. (На шатуна разрешается.)
Много тысяч лет тому назад предки наших смирных коров, и не всегда смирных быков, свободно бродили по земле. Они не знали человека-хозяина, они знали ещё только человека-охотника, врага, И знали ещё беспощадных хищных зверей. Знали они и защиту от них: быки охраняли коров и телят, окружая их, смело выставив рогатые головы навстречу врагу. Так и сейчас отражают волчью стаю полудикие яки, которые в наше время мирно работают и пасутся в горах Таджикистана. Недавно был такой случай. Появились волки, и безоружный пастух кинулся к стаду. Яки пропустили его в середину, к телятам и старым ячихам, и отбили волков. А бывает, что и наши быки и коровы, вероятно, одомашненные много раньше, чем яки, вспоминают битвы славных предков не только с волками, а и с медведем-шатуном. Вот один такой подлинный рассказ. Схватка произошла у быка с медведем. Раньше он медведя и в глаза не видал. Но древний инстинкт защиты проснулся, возможно, потому, что рядом стояла корова.
Бык Мишка и Рыжуха вышли из сарая и остановились около крыльца. Огромный Мишка, всегда такой спокойный, сегодня был чем-то взволнован: он сердито мычал, с шумом нюхал воздух и бил себя хвостом по бокам, точно отгонял надоедливых мух.
Мелькающая в воздухе кисточка хвоста понравилась Павлику. Он осторожно спустился с крыльца и направился было в сторону Мишки, но Наталка догнала его и упрямо потянула за рукав: бабушка сказала далеко не ходить, не ей, как раз, нравилось делать запрещённое. Павлик не запротестовал, и близнецы покатились вниз по тропинке, ведущей к озеру.
– Ого, команда! – крикнул Саша. Он только что вышел из прибрежных кустов на тропинку. Три белоснежных зайца, связанные за лапки лыковой верёвочкой, болтались у него через плечо наперевес. День был удачный: из четырёх силков только один оказался пустым.
– Ого, команда! – повторил он весело и помахал, рукой. – Как же это вы так далеко забежали?
– Саса! – запищали близнецы и побежали с горки быстрее. Они старались бежать вперегонки, но при этом, по привычке, продолжали крепко держаться за руки.
Вдруг Шейка, бежавшая позади Саши, взвизгнула и бросилась мальчику под ноги. Волнистая шерсть на ней встала дыбом, она дрожала и смотрела на что-то, находившееся за Сашиной спиной.
Саша оглянулся и замер на месте: снизу, «из-за поворота тропинки, неслышно ступая и раскачиваясь, вышел лохматый зверь, похожий на огромную копну прошлогоднего сена. Голова зверя была опущена к самой земле, и на ходу он ею покачивал.
Спина у Саши похолодела. Он бросился навстречу бегущим близнецам.
– Назад бегите! – крикнул он. – Домой.
Но малыши с весёлым писком продолжали катиться вниз: им хотелось получше рассмотреть незнакомую рыжую собаку, там, внизу на тропинке.
Саша на бегу обернулся. Медведь как будто бы не смотрел на него и им не интересовался, шагал, не торопясь, и всё покачивал головой. Но он был уже близко, гораздо ближе…
– Саса! – радостно повторили близнецы. Но Саша на бегу подхватил их за руки и, не останавливаясь, потащил вверх по тропинке. Зайцев он раньше бросил и, оглянувшись, увидел, что медведь остановился и внимательно их обнюхивает.
«Может быть, отстанет», – подумал мальчик, но тут же тихо охнул: медведь потрогал лапой зайца, потом другого и двинулся по тропинке уже быстрее и сильнее раскачиваясь на ходу.
Тащить плачущих ребят волоком по снегу было очень тяжело, но остановиться, чтобы взять их на руки, Саша не решался.
Дом был уже близко. Совсем близко и так далеко…
Саше казалось, что шея его горяча от дыхания медведя. Опять рычание, за самой спиной…
И вдруг такой же рёв, ответный, раздался впереди, у самого дома.
Саша едва успел посторониться, оступился и упал, придавив детей. Огромная чёрная туша пронеслась мимо него вниз по тропинке. Шерсть на загривке быка встала дыбом, он ревел и бил себя хвостом по бокам.
Медведь ответил ему ещё более грозным рычанием и, поднимаясь на задние лапы, взмахнул передними…
Две туши, бурая и чёрная, столкнулись с тупым стуком, покатились вместе под горку, на повороте с треском смяли молодые сосенки и, ударившись о ствол старого дуба, остались лежать неподвижно.
– Оба! – прошептал мальчик, не в силах глаз отвести от страшного зрелища.
Но тут бык Мишка поднял голову и, упираясь передними ногами, вскочил с такой быстротой, что Саша только успел кувырком откатиться от тропинки в снег.
Бык был страшен: залитая кровью голова его опустилась, шерсть на спине вздыбилась, он покачнулся, но вдруг заревел с новой яростью и, кинувшись к неподвижной туше медведя, начал топтать её ногами и бить рогами так, что в воздух полетели клочья мяса и шерсти, а кровяное пятно на снегу расплылось ещё шире. От ударов быка лапы медведя вздрагивали и дёргалась окровавленная голова – казалось, он оживает и вот-вот вскочит и примет бой.
А Мишка то пятился, то с новой силой налетал на врага, пока от медведя не осталась изуродованная, залитая кровью бесформенная масса.
Наконец бык остановился, тяжело поводя боками и высунув язык. Некоторое время он стоял неподвижно, затем повернулся и медленно, пошатываясь и на ходу глотая снег, направился вверх по тропинке к дому.
Волки
Кончилось лето, прошла осень, сытная и для такого страшного хищника, как волк. Но уже повзрослели молодые зайцы, взлетели на деревья молодые тетерева, глухари. Еды стало меньше. Волк вечно голоден и неразборчив: ему и мышь, и ящерица, и лягушка годится, и от ягод, падалицы, диких яблок он не откажется. Но всё это было. Снег покрыл закованную морозом землю, стало голодно. Прошлогодние волчата вернулись в семью, к родителям и молодым сеголеткам. Мрачная стая, вечно голодная, отправляется на добычу. Впереди старая волчица, позади старый волк. Идут цепочкой, след в след, поди разбери, сколько их прошло. Стая – это семья (бывает и 10–15 волков). На человека, как правило, волки не нападают. Но голод – не шутка, делает их дерзкими. В книге М. П. Вавилова «Охота в России» (теперь библиографическая редкость) есть такой рассказ.
По лесу мчался, на ходу отбиваясь от стаи волков, огромный медведь. На поляне была сложена большая куча дров, и на неё медведь успел вскочить. Лесник, бывший на поляне, к счастью, тоже успел вскочить на дерево на краю поляны. Ружьё осталось на земле, так что ему пришлось быть зрителем дальнейшего. Волки окружили высокий штабель. Первый, который попробовал вскочить на него вслед за медведем, свалился с проломленной головой. Остальные с рычанием, огрызаясь друг на друга, окружили штабель.
Вдруг медведь схватил полено, большое и тяжёлое, и запустил им в волков. Послышался визг, кому-то попало. Разгорячённый успехом медведь схватил другое, третье; он метал поленья, и волки рычали, отскакивали. Но поленница становилась всё ниже. Конец пришёл быстро: дрова разбросаны, волки окружили медведя. Он бился отважно, не один волк погиб, но остальные растерзали его. Сытые, утром они исчезли. Лесник спустился с дерева и с ружьём по следу разобрал, что случилось. Оказывается, волки, осатаневшие от голода, напали на берлогу и выгнали медведя. Стая была большая, лесник насчитал пятнадцать волков. Это случилось в Псковской губернии, тогда ещё очень богатой лесом и зверями.
В то далёкое время волков было много, и они были гораздо смелее. Смелыми были и люди, которые решались охотиться на волков с поросёнком. Охотники сидели в санях, тискали поросёнка, заставляли его визжать. Сзади на верёвке за санями привязывали клок сена или чего-нибудь, что можно было принять за поросёнка. Волки являлись на визг. Охотники отстреливались, но бывали случаи, когда и охотники становились добычей. Особенно, если волки кидались на лошадь.
М. П. Вавилов описывает и ещё один случай. Крестьяне зимой на скользком льду поймали и связали лося. Помещик (время было крепостное) приказал привезти лося на санях. А затем додумался: приказал лося поставить, сел на него, и ноги ему связали крепко под животом лося. Затем лося развязали, но барину не удалось покрасоваться на нём во дворе. Лось одним скачком перепрыгнул через высокий забор и исчез, унося всадника. Не скоро нашли в лесу остов лося и на нём человека, обглоданных волками.
Декабрь нет-нет и скуёт неглубокий ещё снег предательским настом. Надёжнее снежная шуба января из свежего сверкающего снега. Новогодний наряд. По старой сказке братьев Гримм, снег идёт, значит бабушка зима свою перину выбивает. В иной год столько снега насыпается, что, пожалуй, в её перине не много пуха оставалось. Без лыж тогда по лесу не пройдёшь. У охотников, кому не по дорогам, а по чаще пробираться приходится, лыжи не такие, какие продаются в магазинах, а широкие и короткие. На них такой скорости не разовьёшь, как на беговых, зато удобно в чаще поворачиваться, а это охотнику и нужно.
Не только люди, а и некоторые хищные звери тоже как на лыжах ходить приспособились. У большой дикой кошки рыси широкие лапы прямо созданы, чтобы ходить но рыхлому глубокому снегу и не проваливатся. Удобнее, конечно, чем волчья лапа, но при встрече с волками рысь состязания в беге не устраивает, лучше на дереве отсидеться. Ведь широкая лапа с кошачьими когтями к дереву тоже лучше приспособлена, чем волчья. Вот лисья лапка узенькая, тоненькая. И плохо лисоньке приходится, если в глубоком снегу выследит её безжалостный охотник – рысь. Догонит и… от лисицы мало что останется.
Наверное, многие думают, что хищники друг за другом не охотятся: достаточно им безобидной нехищной дичи. Оказывается, не так. Ну, рысь у нас редкий зверь, для лисицы большого вреда от неё нет. А вот где появятся волки, там лисиц становится меньше: волкам, особенно зимой, лиса лакомая добыча. Охотятся волки не в одиночку, а вместе, хитро, по разработанной программе. Гонят добычу, а один, чаще старый волк-отец, заляжет за кустиком и выжидает, пока заяц или лиса мимо пробежит. Тут ей и конец. Надо заметить, что папаша, заполучив таким образом дичинку, не собирается честно делить её с детьми. Наоборот, норовит, чтобы им, когда до него добегут, не больше половины зайчишки или лисички осталось.
Голодно в январе и холодно. И от голода каждый зверь смелее становится. И волки от голода смелеют, а если это ещё в глухом лесу, от большого человеческого жилья далеко – особенно. Не следовало двум мальчуганам в такое время от жилья далеко отходить, да ещё лыжное состязание устраивать. Ох не следовало…
* * *
– Горки напугался! – поддразнил Андрейка. – Ладно, гляди, как у нас, у деревенских. Ух ты!..
Облако снежной пыли взвилось в воздух. Андрейка в стремительном полёте ловко обогнул одну старую осину, другую и… с разбегу налетел на третью.
Лыжа с хрустом разломилась на две половинки, и Андрейка кувырком полетел в овраг.
– Андрейка! – испуганно закричал Саша. – Я сейчас… Но Андрейкина голова уже высунулась из сугроба.
– Не ходи! – крикнул он. – Утопнешь. Я сам.
Взобраться наверх оказалось нелегко. При падении Андрейка расшибся, но сознаваться в этом не хотел. Барахтаясь и утопая в снегу, он полз, хватался за деревья, таща за собой лыжи. Прошло немало времени, пока он дополз до верха обрыва и уцепился за протянутую Сашей руку.
– Хорош! – смеялся Саша, помогая ему выбраться на край обрыва. – Показал, как. у вас в деревне…
– Что делать будем? – Андрейка протянул ему два обломка лыжи. У Саши сразу пропала охота смеяться. Только сейчас он понял, что весёлого в их положении мало.
– Давай попробуем связать, – и он проворно вытащил из кармана складной нож и лыковую верёвочку. «Без верёвочки да без ножа от дома и через дорогу не переходи», – любил приговаривать дед Никита. Как Саша был благодарен ему за науку! Но на этот раз верёвочка помогла мало: лыжа, связанная ею, прогибалась при каждом шаге и совсем не давала скользить. Через полчаса такой ходьбы от Андрейки даже пар пошёл, и он, прислонившись к дереву, расстегнул полушубок.
– Не могу! – сказал он, задыхаясь, и виновато посмотрел на Сашу. – Что будем делать, Сашок?
Что делать? До дома не меньше десяти километров. На лыжах – это пустяк. Но просчитать весь этот путь шагами по глубокому снегу…
Однако Андрейка смотрел на Сашу с такой надеждой, что он почувствовал: ответить «не знаю» просто нельзя.
– Дай теперь я попробую так пройти, – предложил он, чтобы выиграть время, – а там что-нибудь придумаем.
Но Саша был тяжелее Андрейки, двигаться ему было ещё труднее и вскоре, задыхаясь, он прислонился к дереву.
– Жарко, – проговорил он смущённо. Давай постоим немножко, хочешь?
– Давай уж и поедим заодно, – предложил Андрейка и, не сходя с лыж, присел на корточки и засунул руку за пазуху. – У тебя зайчатина не замёрзла?
– Распарилась, – через силу улыбнулся Саша и осторожно присел на уцелевшую Андрейкину лыжу. – Только долго сидеть не будем: смотри, солнце уже до самого верха добралось и скоро вниз пойдёт.
Андрейка вскинул голову, и рука его с куском мяса застыла в воздухе.
– Уже никак второй час пошёл, – испуганно проговорил он. – Ой, Сашок, скорее пойдём, как бы нам темноты не захватить. Пропадём!
Теперь мальчики менялись лыжами через каждые четверть часа: на большее не хватало ни сил, ни дыхания. И всё же солнце двигалось быстрее., чем они, и, видимо, должно было их обогнать.
Вдруг Саша ударил себя по лбу рукой.
– Какой же я дурак! – воскликнул он. – Андрейка, становись ко мне на лыжи сзади. Скорей! И шагать будешь со мной разом. Держись за кушак! Крепче!
Андрейка даже взвизгнул от удовольствия:
– Вот теперь пойдёт!
Лыжи, глубже оседая в снег, послушно двигались по уже проложенной мальчиками лыжне. Теперь они шли, хотя и медленно, но гораздо быстрее, чем раньше и, главное, не тратили столько сил.
– Раз-два, раз-два, – повторял Андрейка, держась за Сашин пояс, и вдруг остановился, так что Саша чуть не упал с лыж.
– Что с тобой? – спросил Саша.
Вместо ответа Андрейка рукой указал вперёд.
– Слышишь? – тихо спросил он.
Тонкий, чуть слышный жалобный звук послышался где-то далеко и замер. Ему ответил другой, такой же жалобный, и тоже замер.
Звук возникал так же незаметно, как и замолкал, и трудно было определить, в каком направлении.
– Идём, – наконец прошептал Андрейка. – Ты что? Не понял? Волки это… Охотятся.
– Охотятся? За кем? – спросил Саша и вдруг почувствовал толчок в сердце.
– Не скажу, – тихо отозвался Андрейка.
Раз-два, раз-два. Но мальчикам казалось, что солнцу тоже кто-то считает. И быстро. Оно спускалось над лесом всё ниже и ниже, точно прыгало по ступенькам, вот-вот коснётся верхушки лохматой сосны.
«У-у-уу—» – тоненько плакало то с одной, то с другой стороны.
И мальчики молча убыстряли шаг. Они знали, о ком говорили волки. И они знали, что именно говорили волки.
– Раз-два. Раз-два, – снова считал Саша.
«У-у-у-у…» – тоненько пели-плакали волки. Так им удобнее было окружать и следить за странными маленькими человечками там, на тропинке.
Они давно уже подошли бы поближе, но тонкий нюх докладывал им, что за плечами мальчика висит не палка, а штука, пахнущая железом и порохом, – опасная в человеческих руках. И, кроме того, шли мальчики как-то странно, непривычно. А во всём непривычном можно подозревать хитрость и опасность.
– Смотри-и-и-те… смотри-и-те… – подвывали волки уже ближе. И от этого мальчики чувствовали, как шевелились под шапкой волосы.
Берег Малинки давно остался позади. Солнце зацепилось-таки за вершину одной из сосен и как будто сразу нырнуло вниз, оказавшись уже между верхними её ветвями.
На тропинку легли голубые тени, заголубели сугробы между тонкими сосенками-привидениями, и вдруг мальчики, как по команде, остановились. Саша схватил с плеча ружьё: из-за сугроба, справа, блеснули два жёлтых огонька.
– Сашок, не стреляй, нельзя, – тихонько охнул Андрейка. – Терпи… до последней крайности.
– Слева – тоже…
– Только не стреляй, – зашептал Андрейка. – Не стреляй, прошу тебя. Идём скорее!
А в хате на Андрюшкином острове старики давно уже не находили себе места. Дед Никита то и дело открывал дверь и прислушивался. Выходила и бабушка Ульяна, и дед её спрашивал:
– Ты ничего не видишь, Ульяна?
И со вздохом качал головой, когда она отвечала:
– Да много ли тут увидишь, дед? Тропка-то вон за ближними соснами прячется. Дальше и увидать нельзя.
А в это время Андрейка, дёргая Сашу за кушак, шептал ему:
– Идут сзади, Сашок, наддай ходу, только не стреляй… пока. Дай мне твой нож, Сашок!
Сняв рукавицу, закусив губу, мальчик крепко зажал в кулаке нож, который Саша протянул ему, не оборачиваясь.
– Береги заряд, Сашок, – шептал он, – на переднего. Как спереди какой станет и с дороги не сойдёт…
А у Андрюшкиной хаты дед Никита постоял, приложив руку к уху, и вдруг быстро открыл дверь, схватил топор, лежавший около печки.
– Доходят! – торопливо проговорил он. – Слышишь, Ульяна? Обошли наших и уж близко.
– Никита! – крикнула бабушка Ульяна, хватая его за руку. – Ты же не увидишь!
Дед Никита повернул голову.
– Что? – переспросил он. – Не увижу, как зверь моего ребёнка рвать будет? – И быстрыми шагами, какими не ходил уже много лет, почти побежал вниз по тропинке к болоту.
– Близко? – часто и тихо спрашивал Саша. Сам он боялся оглянуться, чтобы не наткнуться лыжей на какое-нибудь препятствие и не упустить движений тех, кто шёл по бокам. Потому что волки уже почти не прятались, шли, постепенно сближаясь, точно зажимая мальчиков в клещи, и молчали: в переговорах уже не было нужды. Мальчики были близко, и волки знали, что им нужно делать. Но запах оружия и странная ходьба вдвоём на одних лыжах всё ещё сдерживали их.
– Ближе? – опять спросил Саша, не оборачиваясь.
– Близко! – ответил Андрейка одним дыханием. Огромный тощий волк, недавно появившийся позади них, двигался, как будто не замечая их, но постепенно сокращая расстояние.
– Один поворот! Один поворот остался, Андрейка!
Но, сделав этот поворот, Саша остановился так резко, что Андрейка ткнулся грудью в его спину. В том месте, где был подъём на остров, сидел волк, самый большой и тощий. Он не двинулся и не обернулся при приближении мальчиков, а лишь слегка оскалил зубы. Саша поднял ружьё. Волк оскалился ещё сильнее и вскочил. Раздался выстрел и страшный вой: волк подскочил, упал и судорожно задёргал лапами. В ту же минуту волк, шедший сзади, бросился на мальчиков.
– Сашок! – успел только крикнуть Андрейка. И направил лыжу, которую нёс в руках, волку в грудь. Удар с разбега был так силён, что на землю покатились оба: волк и мальчик. Саша обернулся, но выстрелить ему не пришлось: перед его глазами что-то мелькнуло, и волк упал на снег. Из разрубленной шеи хлынула кровь, волк захрипел и затих.
– Домой бегите! – кричал дед Никита, размахивая топором. – Домой, пока они не опомнились!
Андрейка, пытаясь встать, вдруг отчаянно вскрикнул от боли в ноге. Дед Никита нагнулся и одной рукой вскинул Андрейку на плечо.
– Домой! Домой скорее! – Но разноголосый вой и рычание заглушили его голос.
Тёмные тени выскочили из кустов, отрезая им путь вверх к избушке. Волков было трое. Передний оскалился и медленно зевнул, не сводя глаз с деда Никиты, стоявшего с Андрейкой на плече. Поднимая мальчика, старик выронил топор и теперь стоял в нерешительности, боясь нагнуться.
– Андрейка, можешь стоять? – спросил дед Никита.
В эту минуту раздался такой пронзительный крик, что даже волки обернулись. Увязая в сугробах, навстречу бежала бабушка Ульяна.
– Прочь ступайте, проклятые! – крикнула она, размахивая пылающими головнями, с которых роем сыпались сверкающие в вечернем сумраке искры.
– А-а-а-а… – И она швырнула одну головню прямо в переднего волка. Тот с визгом увернулся и отскочил в сторону.
– Домой! Домой! – кричала бабушка Ульяна. – Бегите, пока горит!
Дед Никита с Андрейкой на плече кинулся вверх по тропинке. В этом месте снег сдуло ветром и бежать было легко.
– Не стреляй, Сашок! Береги заряд! Они у самого дома хуже остервенятся. Бабка, а ну маши, а ну маши!
Но бабушка Ульяна и так махала с удивительным проворством: теперь головня, раздуваемая ветром, пылала ярким пламенем. Саша, держа ружьё наготове, бежал за дедом Никитой, поминутно оглядываясь. Бабушка Ульяна шла последняя. Волки держались с боков и сзади, огонь отражался в их глазах, и они отворачивались от него и молча скалили зубы.
Однако головня уже гасла, искры сыпались меньше, и волки снова начали приближаться.
– Гаснет! – с отчаянием крикнула бабушка Ульяна. – Ой, бегите скорей!
– Не отставай, бабушка! – закричал Саша. – Вперёд иди! Я останусь!
Но тут от сильного взмаха головня вырвалась из рук старухи и с шипеньем погрузилась в сугроб. Бабушка Ульяна с криком кинулась за ней, но выхватила из сугроба лишь мокрую тлеющую обугленную палку. В ту же минуту волки, как по команде, загородили тропинку, ведущую к дому. Они сторожили каждое движение людей.
– Теперь стреляй, Сашок, – твёрдо сказал дед Никита и остановился. – Цель в переднего и беги к дому, не оборачивайся!
Саша поднял ружьё. Передний волк остановился и присел для прыжка. Но тут дверь хаты широко открылась и из неё вылетела пылающая головешка.
– Прочь! – крикнул дрожащий детский голос. – Прочь пошли!
Волки с визгом отскочили с тропинки в снег. Дед Никита кинулся вперёд. Бабушка Ульяна и Саша за ним. На бегу Саша приложился и выстрелил, почти не целясь. Страшный визг и рычание показали, что заряд попал в цель.
– Сашок, Сашок! – отчаянно кричала бабушка Ульяна, уже стоя на пороге. – Беги!
Одним прыжком Саша оказался у двери, втолкнул бабушку Ульяну в избу, захлопнул дверь и задвинул тяжёлый деревянный засов.
И было пора: что-то тяжёлое ударилось снаружи в дверь, послышались злобное рычание и грызня. Волки, разозлённые исчезновением добычи, которую они уже считали своей, дрались, как свора собак.
Дед Никита положил Андрейку на нары и сел около него, опустив голову и тяжело дыша. Бабушка Ульяна обхватила руками Сашину голову и, прижимая к себе, заплакала.
Немного успокоившись, старики раздели и осмотрели стонущего Андрейку. Волчьи зубы сдавили ногу сквозь толстый меховой чулок, и она уже, начала опухать.
– Ладно, я ещё подоспел, – сказал дед Никита, пока бабушка Ульяна прикладывала к ноге мокрую тряпку.
– Спасибо, – тихо ответил Андрейка. – И тебе спасибо, Сашок, что меня не покинул.
– Как это не покинул? – переспросил дед Никита, но бабушка Ульяна замахала рукой, чтобы все утихли, и нагнулась, прислушиваясь.
– Это кто там? – спросила она.
Под нарами что-то зашевелилось, и опять послышался тихий стон. Бабушка Ульяна опустилась на пол и заглянула под нары.
– Гришака! – удивилась она. – Что ты там делаешь?
– Лежу, – послышался не сразу голос Гришаки.
– А ну вылезай оттуда! – распорядился дед Никита и, не дождавшись ответа, нагнулся, засунул руку под нары.
Показалась маленькая съёжившаяся фигурка Гришаки. Он поднял кверху руку с растопыренными пальцами. Бабушка Ульяна всмотрелась и вскрикнула:
– Дитятко ты моё, да что это ты с руками сделал?
– Головешку… – медленно, как всегда, проговорил Гришака, но не удержался и застонал. Обожжённые руки его покрывали пузыри.
Дед Никита хлопнул себя ладонью по голове.
– А мы и не подумали – кто это нам помощь дал? Головешкой-то! Не будь Гришаки – ни один бы до крыльца не дошёл.
– Хлопчик ты мой, – засуетилась бабушка Ульяна с перевязкой. – Да чего ж ты голыми руками за головешки хватался?
– А чтобы вас волки не съели, – ответил Гришака.
– Чего ж ты под нары запрятался? – допытывалась бабушка Ульяна и, обняв Гришаку за плечи, ласково заглянула в упрямые глаза.
– Плакать! Чтобы не видали! – сердито отозвался он, но вдруг, не выдержав, уткнулся головой в руки бабушки Ульяны и горько заплакал.
Утром перед домом на вытоптанном и залитом кровью снегу остались только обрывки шкуры и чисто обглоданные кости. Волки поужинали убитыми товарищами. Следы показывали, что они долго кружили около сарая и даже забирались на крышу, но дедова постройка выдержала испытание.
