Текст книги "Небесный корабль"
Автор книги: Софус Михаэлис
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
XX
Первая встреча
Аванти чувствовал, как впивались в него иглами со всех сторон желтоватые молнии взглядов. Они пожирали его с любопытством, в тысячу крат превосходившим его собственное. Сам он ничего не видел, до такой степени рябило у него в глазах от этих бесчисленных, сверкающих взглядов. Он зажмурился под этим перекрестным огнём, стараясь ободрить себя мыслью: «Это разумные существа, подобные земным людям. Прежде чем действовать; они наблюдают. Ими руководят не дикие инстинкты, но разумные соображения».
Круг перед ним разомкнулся, и навстречу ему выступило одно из существ не в лиственно-зеленом плаще, но в длинном белом одеянии, свободно облегавшем его стройную фигуру и препоясанном шнуром шафранного цвета. На голове не было ни шлема, ни капюшона, хотя череп был совершенно оголен и лоснился.
Аванти отметил правильную и благородную форму черепа, высокий выпуклый лоб над безбровыми глазами и выражающий большую внутреннюю силу взгляд янтарных глаз. Все же это несомненно было лицо старца с мелкою сетью тончайших морщинок, с тонкими, как лезвие ножа, губами и глубокими бороздами вдоль обеих щек, от самых крыльев тонкого орлиного носа, которые все время вибрировали, как бы привыкнув постоянно путем обоняния набираться впечатлений из окружающего мира.
Аванти признавался, что ему не случалось встречать на Земле головы с такою яркою печатью ума и силы воли. Он почувствовал, как эти отливающие янтарем глаза перехватили его взгляд и словно пронизали насквозь все его существо.
За те несколько секунд, пока оба пытливо вглядывались друг в друга, протекли как-будто века. Фантазия Аванти, работавшая до сих пор наугад, обрела теперь твердую опору.
Было, разумеется, космически-логично, что на Марсе носители высшей жизненной потенции отлились в те же формы, как и на Земле. Не случайность, а естественная необходимому создала человека – с его гордо выпрямленным вертикально хребтом, с крупным и развитым мозгом в крепком и благородно очерченном черепе, возносящемся к небу, как фонарь на башне маяка, С голой, чувствительной, богатой нервами кожей, с обостренными чувствами, с такими совершенными органами тела, как пара ловких рук, которые надо поставить на первом месте (еще Аристотель сказал, что рука наша инструмент из инструментов), пара глаз и ушей, пара ноздрей и пара легких, со всей этой цельной и выдержанной симметрией, предусматривающей контроль и резерв; создала, как венец творения, высшую форму всего органического мира, как тип победителя, покорителя планет, на которых он обитает.
С той минуты, как Аванти встретил эти-ясные, проницательные старческие глаза, Душа его успокоилась. Немой язык их и светившийся в них жизненный опыт были ему понятны, ручались за то, что душа старца питалась из тех же источников, что и душа Аванти; словесные формы выражения становились поэтому вопросом второстепенно важности. Что за беда, если вещи и понятия носят различные наименования, когда в основе лежат одни и те же понятия?
К удивлению своему, Аванти не услышал обращенной к нему речи на чуждом языке. Не слышно было ни воззваний, ни криков. Вокруг него не раздавалось никаких угроз, ничья рука не протягивалась схватить его. Можно было подумать, что он находится в обществе глухонемых. Все они лишь смотрели, пожирая его глазами.
И вождь их, сделав последний шаг навстречу Аванти, тоже не открыл рта, не заговорил, а стал только ощупывать гостя. Свободной рукой старец трогал его одежду, волосы и, наконец, провел по его лицу. Аванти вздрогнул от прикосновения этой-маленькой, худощавой, прохладной руки, словно желавшей убедиться в добротности материала – его кожи, насколько она нежна, плотна и тепла. Аванти заметил красивую форму руки, с тонкими, мягкими кончиками пальцев и нежными, короткими ногтями, ничем уже не напоминавшими звериных когтей.
Старец обернулся на минуту к своим спутникам и сказал что-то мягким, мелодичным, почти певучим голосом. Затем он вновь обратил свой взор на Аванти. И начался своеобразный допрос, вполне понятный, не взирая на непонятные слова. Аванти отлично воспринимал фразу за фразой, читая вопросы по глазам старца; по мимике его лица и жестам рук. Старец воткнул свой посох в песок и пустил в ход обе красноречивые руки.
– Откуда вы прибыли? – был первый вопрос на этом выразительном мимическом языке: руки описали в воздухе шарообразную форму «Космополиса» и указали на небо, принявшее теперь яркую темно-синюю окраску. – Не на крыльях, – руки изобразили медленные взмахи крыл летунов Марса, – а в стремительно несущемся по вселенной ядре! – правая рука старца сжалась в кулак, изображая летящее ядро, и быстрым движением по вертикали изобразила его отвесное падение на песок у их ног. – Откуда? Откуда? – страстно вопрошали вибрирующие пальцы.
И Аванти ответил тем же красноречивым мимическим языком. Для наглядности он воспользовался своим знаменем. Указал на солнце, затем на его миниатюрное изображение в центре венца из планет. Его пальцы двигались, указывая то на небо, то на каждую из этих планет по очереди. Затем он заставил земной глобус вращаться вокруг своей оси и показал изображенные на нем материки и океаны.
Вопрошавший перестал спрашивать и обеими руками схватил вращающийся шар, как редкую и хрупкую драгоценность. Глаза его впивались в контуры, линии, и точки на глобусе, выражая удивление, изумление и снова напряженное внимание, работу мысли, как-будто вспоминавшей что-то или убеждавшей себя самое. Раз за разом утвердительно кивал он себе головой и, наконец, подняв шест с глобусом тонкими, худыми руками, обратился к толпе с каким-то торжественно произнесенным почти нараспев словом, по видимому, именем. Аванти инстинктивно догадался, что старец провозглашал название Земли, данное ей на Марсе:.
– Дальта! Дальта! Дальта!
И огромный хор подхватил:
– Дальта!
Передаваясь из уст в уста, это слово обежало все круги, первое слово, схваченное Аванти из языка марсиан – название его родной планеты.
Старец снова обернулся лицом к гостю и прижал маленький глобус сначала к своим тонким губам, а затем ко лбу. Аванти понял это, как личный ласковый привет. «Космополис» был принят дружелюбно, в нем как бы признали посла дружественной державы.
Старец обвел пальцем венец из планет и остановил палец на третьей, красного цвета, изображавшей по-земному Марс. Но при этом он повторил имя «Дальта» и указал пальцем в небесную лазурь, Аванти понял, что для Марса Земля была той третьей красной планетой, положение которой на небе нельзя было установить сейчас при дневном свете.
Во время допроса все двенадцать товарищей Аванти незаметно для него очутились у него за спиной в качестве свидетелей. Успокоенные, они один по одному спускались по веревочной лестнице и становились позади вождя. Старец вдруг указал на них и затем перевел взгляд на выходную дверь «Космополиса»:
– Еще? Это не все? – спросили его глаза.
Аванти ответил отрицательно и молча пересчитал свою команду, по очереди выдвигая каждого вперед. Старец прошел вдоль всего ряда, возлагая в виде приветствия свою правую руку на левое Плечо и на грудь каждого в отдельности.
Это безмолвное знакомство было трогательно своей молчаливой простотой. У каждого жителя Земли ёкнуло, сердце, когда тонкая рука марсианина коснулась его груди.
Эрколэ Сабенэ стоял в середине. Торжественная серьезность момента разбудила в его душе примитивное религиозное суеверие, и он сжал во влажной руке небольшой металлический крестик с распятием – подарок матери, когда он был еще подростком.
Когда старый марсианин остановился перед ним и коснулся рукой его груди, он вдруг инстинктивно поднес свой талисман к глазам старца. В этом опять сказалась двойственность его души, шепнувшей ему: «Испытай! Если это люди того же духовного порядка, как и мы, то этот символ должен быть им знаком. Спаситель мира, Христос, не мог умереть ради одной только Земли. И если он воистину спаситель мира, то святой смысл креста должен быть понятен и здесь. Испытай!»
Вот он и протянул свой крестик, как универсальный священный знак, марсианину, бывшему на голову выше него. Но во властном янтарном взоре не промелькнуло ни искры воспоминания. Старец смотрел на крестик, как на какую-нибудь редкую раковинку или другую диковинку. Пальцы с нежными, короткими ногтями ощупывали и вертели во все стороны незнакомую вещицу, затем поднесли ее к носу понюхать, и у Эрколэ угасла последняя надежда.
Никто из его спутников не сделал никакой подобной попытки. Вся жизнь сосредоточилась у них в глазах. Боязливая неуверенность, настороженность подсознания понемногу сменялись чувством спокойствия и доверия. Довольно было взглянуть в глубокие, проницательные и вместе с тем как бы просветленные глаза этого величественного старца, чтобы убедиться в том, что у него земные гости встретят величавое радушие и понимание.
Старец вновь обернулся к ожидающим толпам, схватил свой посох и поднял его высоко в воздух, произнося при этом своим звучным, мелодичным голосом какие-то слова, среди которых особенно выделялось слово «Дальта».
И вслед затем все ряды подняли кверху свои посохи или шесты, и лишь теперь Аванти с товарищами разглядели, что золотые посохи заканчивались наверху не острием или копьем, а голубым звездообразным цветком, больше всего напоминавшим земной василек. Произнесенное хором слово: «Дальта» сопровождало этот приветственный взмах – взлет крупных синих звезд на золотых стеблях.
Затем старец простер свой посох над головой каждого из вновь прибывших по очереди. Цветок, на его посохе был крупнее, чем у других, и походил скорее всего на вполне распустившуюся махровую Викторию-Регию. Алые лепестки трепетали на солнце и распространяли сильное благоухание. И это Цветочное приветствие сильнее всякого другого человеческого звука вливало спокойствие и уверенность в души гостей.
Жестом, который трудно было не понять, вождь марсиан предложил чужестранцам приблизиться к летунам, отдыхавшим на желтом песке, вытянув вперед свои красные клювы. Но Аванти указал на «Космополис» и знаками пригласил марсианина сначала посетить «дальтиан». Тот улыбкой изъявил согласие, воткнул свой посох рядом со знаменем Аванти и без колебаний стал подниматься наверх. Он отказался от поддержки протянутых к нему рук и с юношеской легкостью быстро добрался до дверей. Тут он обернулся и сказал несколько слов своим спутникам, после чего десять марсиан выступили вперёд, чтобы сопровождать его.
За гостем последовали Аванти и все его товарищи, кроме Куно фон Хюльзена, который остался внизу у веревочной лестницы. Нелегко было стоять тут на страже: толпа любопытных все теснее и теснее смыкалась около упавшего с Земли шара; все трогали и ощупывали его; замечались и поползновения подвергнуть такому же освидетельствованию оставшегося внизу «дальтианина», что тому вовсе не улыбалось.
И марсиане на «Космополисе» осматривали все с живейшим интересом, По видимому, они быстро усваивали себе устройство даже вовсе незнакомых им приборов. Аванти показал им свои солнечные моторы, остроумную систему проводников тепла и света, замечательные, бесшумно работающие машины, насосы, бак для дистилляции воды, аппараты, возобновлявшие атмосферный воздух, словом, все; и все вызывало, глубокое восхищение.
Тонкие, изящные руки старца скользили по каждому предмету, словно желая ощупать его сущность, а тонкие подвижные ноздри как-будто старались вдохнуть все тайны устройства механизмов. Его спутники тоже, по видимому, отличались высокой интеллигентностью и большими познаниями, так как с живейшим интересом обсуждали между собою каждую новую вещь, очевидно, сравнивая ее с имеющимися у них. В звездных картах они разобрались сразу и водили по ним пальцами, с уверенностью знатоков очерчивая орбиты планет солнечной системы. Не менее знакомы были им и движения Земли и даже Луны, к великой радости земных гостей, которых эта общность знаний как бы роднила с марсианами. Из той радости, с которой последние приветствовали телескоп, как старого знакомца, явствовало, что их астрономические познания были добыты с помощью подобных же оптических приборов. Назначение телескопа они сразу угадали по длинной трубе, и вождь марсиан немедленно занял наблюдательское местом и прильнул сверкающим глазом к окуляру, но скоро понял, что окуляр упирается в песчаный грунт, который и мешает видеть что-либо. Перископы и радиоспектроскоп, которые можно было только частично показать в действии, возбудили особенно глубокое изумление. Марсиане, очевидно, не имели понятия ни о токе, ни о спектральном анализе, и товарищи Аванти торжествовали свое земное превосходство.
Вообще взаимное понимание людей разных планет установилось легче, чем можно было ожидать.
Трудностей возникало едва ли больше, чем при объяснениях между собой представителей двух земных наций, разговаривающих на совершенно не родственных языках. Благодаря своей феноменальной памяти, Аванти быстро усваивал названия и выражения, – наиболее часто встречавшиеся в речи марсиан. Да и все скоро запомнили, что Солнце здесь называется Дуйс, а сама, красная планета – Раль.
Когда они добрались до кают-компании, Аванти счел Нужным угостить посетителей продуктами Земли. Он распорядился, чтобы на стол подали все, что было у них съедобного, и разлил в стаканы кианти. Марсиане брали круглые плоды и пробовали их с довольным видом, как бы узнавая знакомый вкус, а желтые апельсины вертели в руках, словно маленькие золотые солнца. Свежеоткупоренные консервы они только понюхали, попробовать же отказались с видимым отвращением. Особенно не понравились им омары и рыба.
Аванти взял один из стаканов и выпил за здоровье гостей. Старый вождь долго колебался прежде, чем последовать его примеру, но лишь омочил в вине свой беззубый рот и сморщился, словно рубиновая влага была отвратительным ядом. Зато хрустальный стакан стал рассматривать с видимым восхищением.
В эту минуту раздался треск выстрела, заставивший его выронить из рук сосуд с красным ядом.
XXI
Полет
При звуке выстрела на лица марсиан сразу легла тень, как бы от жутких предчувствий и смутных тяжелых воспоминаний. Старец с выражением мучительной боли закрыл глаза, будто у него внезапно вскрылась старая рана, а его спутники невольно обступили его, как бы ища у него защиты.
Аванти не понимал, – в чем дело. Раздавшийся треск ничуть не напоминал треска от столкновения «Космополиса» с метеоритами. Да, его ухо не могло ошибиться: резкий треск этот был вызван выстрелом. Но откуда и кто стрелял?
Он бросился к выходу, глянул вниз и увидел на веревочной лестнице фон Хюльзена с высоко поднятым дымящимся револьвером в руках. Густые толпы марсиан обступали лестницу и, глядя наверх, с глухим ропотом, угрожающе размахивали руками.
Аванти нагнулся и с негодованием вырвал револьвер из рук немца.
– С ума вы сошли? Откуда у вас это оружие? – крикнул он.
– Я вынужден был обороняться! – ответил тот. – Они напирали всей толпой и собирались лезть наверх. Мои протесты не действовали. Тогда я выстрелил в воздух, чтобы отпугнуть их.
– Этот выстрел может стоить жизни всем нам, – сказал Аванти. – Полезайте скорее наверх. Я помогу вам.
Но было уже поздно. Марсиане повисли на лестнице и ухватили фон Хюльзена за ноги. Их лица и жесты были угрожающи. Фон Хюльзен брыкался и одной рукой шарил у себя за пазухой. Не успел Аванти опомниться и помешать ему, как, он что-то выхватил и кинул вниз в толпу ручную гранату. Она описала небольшую дугу и разорвалась с ужасающим треском.
Когда дым рассеялся, в толпе оказались жертвы Несколько распростертых марсиан плавали в крови. И со всех сторон напирали новые толпы. Слышались жалобные вопли и крики негодования, боли, ужаса, подавляюще действовавшие на ближе стоявших. Нападавшие выпустили из своих рук фон Хюльзена, который и очутился наверху лестницы, бледный от гнева.
Старый вождь марсиан показался в дверях рядом с Аванти и, успокаивая толпу, простер вперед руку. В ответ раздались гневные восклицания. Сотни рук взволнованно указывали то на бомбометателя, то на его жертвы.
Марсианин жестом приказал фон Хюльзену спуститься. Тот не повиновался, но Аванти отрывисто и повелительно сказал:
– Идите! Вы нарушили свою клятву!..
– Чтобы спасти всех нас от гибели!..
– Нет, чтобы погубить всех нас. Вы принесли с собой оружие в мир, где оружия не знают. Теперь мы все поплатимся!..
– Так будем защищаться, пока не падет последний из нас! – ответил фон Хюльзен, сжимая кулаки.
– Глупец! – сказал Аванти, сдвинув брови. – Итак, вы тайком захватили сюда с собою смерть?
Старец в несколько минут восстановил спокойствие. Раненых осмотрели. Двое из них не подавали признаков жизни. Всем перевязали раны. Из опорных шестов бегунов соорудили носилки, которые прикрепили к спинам двух пар высоких, длинноногих страусо-жирафов. Один из марсиан, сидя верхом на передовом животном, выстроил конвой для сопровождения раненых. Бомбометателя без ожесточения, но твердою рукою подвели к одному из животных в арьергарде и знаками дали понять, чтобы он сел верхом. Когда же он отказался повиноваться, его просто-напросто подняли и привязали к спине животного.
Фон Хюльзен молча покорился судьбе и только кинул в сторону Аванти взгляд мученика, когда транспорт с ранеными тронулся в путь через пустыню.
– Мы не покинем вас в беде, – утешал его Аванти. – Мы разделим с вами наказание, хотя вы один виновник.
В доказательство серьезности своих слов, он было двинулся вслед за конвоем, и все товарищи последовали его примеру, глубоко обескураженные разразившейся катастрофой. Но вождь марсиан остановил их, удержал Аванти и, указав ему на отдыхающих летунов, с тихой серьезностью дал им понять, что они должны воспользоваться этим способом передвижения. Летунов спрягли попарно цугом, на каждого переднего сел поводырь, а на спины задних приладили нечто в роде седел для жителей Земли.
Аванти колебался покинуть последнее прибежище, оставшееся ему с товарищами в чуждом мире, и сделал шаг назад к «Космополису». Старец понял его опасения и тотчас успокоил его. Он приказал своим спутникам очертить полукруг возле трапа и воткнуть в этот полукруг свои посохи после того, как сам повесил на входную дверь знамя «Космополиса» вместо замка.
Дальнейшие выражения сомнения были бы неучтивы, и Аванти обратился к своим спутникам:
– Мы должны верить им. Нам остается только повиноваться и надеяться.
Затем он сел на красноклювого летуна и, по примеру старого марсианина, ухватился за подобие поводьев – кольцо на ремне, захлестнутом вокруг длинной зеленоперой шеи. Когда все земные гости уселись позади своих проводников, им расчистили впереди место для взлета: сотни других летунов поднялись на свои короткие лапы и, не раскрывая сложенных крыльев, отковыляли в сторону. Вожак подал сигнал отрывистыми пронзительными вскриками, и двенадцать пар летунов, вскочив на когтистые лапы, распялили мощные крылья во всю ширь и распустили веером хвосты. Затем галопом пустились по песчаной равнине, все ускоряя свои упругие прыжки. Лапы их едва касались песчаной почвы и скоро совсем отделились от нее – летуны понеслись вперед, мощно и мерно взмахивая крыльями, Всадник сидел между ними в углублении, как в пуховом гнезде, защищенный от ветра. Хвост служил не только рулем, но и вращающимся с молниеносной быстротой пропеллером.
Эрколэ оглянулся назад. «Космополис» уже почти затерялся в желтых песках пустыни. Солнце стояло высоко в небе и пламенело на выпуклых стеклах ядра. Летуны следовали друг за другом, образуя огромный караван. Они летели невысоко, так что Эрколэ мог различать все происходящее на поверхности Марса. И животные и люди двигались в одном направлении. Вон и медленно шествующий транспорт с ранеными!..
Но скоро летуны перегнали всех всадников и бегунов. Эрколэ летел над голой, желтой пустыней, сверкавшей под лучами яркого, но не жгучего полуденного солнца, близкого к зениту, что свидетельствовало о том, что они находились в экваториальной зоне. Воздух однако был свеж и прохладен. Колорит неба был гуще Лазури земных небес и приближался к цвету васильковых набалдашников марсианских золотых посохов. Эрколэ ощущал радость полета, какой не испытывал ни разу на земных аэропланах. Тут он словно плыл по воздуху, бесшумно и стремительно, опьяненный ощущением несущей его живой силы, машущей крыльями и дышащей. Он несся по воздуху в колыбели из перьев.
Однообразный, пустынный ландшафт, под ним начал меняться. Из песчаного моря там и сям вставали странные громады. Это Не могли быть скалы! Среди бесформенных глыб он различал там и сям почти геометрически правильные формы, разрушенные арки, гигантские своды. Без сомнения, это были развалины колоссальных построек, одинаковой окраски с грунтом пустыни, из того же материала, как и он. Нигде ни пятна зелени. Очевидно, это были не отдельные разрушенные постройки, но остатки колоссального комплекса зданий и сооружений. Не игра природы, а следы дел рук человеческих. Жуткая дрожь пронизывала Эрколэ при мысли, что он видит руины заброшенного, разрушенного, колоссального города.
Вдруг эта удивительная пустыня с руинами пересеклась широким прямым ущельем. На дне его Эрколэ различил сверкающую, серебристую водную поверхность. Для естественной реки она была чересчур прямолинейна. Ущелье было очень широко, и вода бежала в самой глубине его. Ни судна, ни лодки, ни паруса не виднелось на ней. Глубоко врезывалась она в пустыню и терялась вдали.
Вскоре затем желтая пустыня кончилась и уступила место зеленым кудрявым массам. Это могли быть только леса. Эрколэ различал под собой густые, переплетающиеся кроны деревьев. Он раздувал ноздри, стараясь уловить и распознать их аромат, и то чудился ему смолистый запах пиний и кипарисов, то мерещились красноватые стволы древесных гигантов, в роде веллингтонии и криптомерии, растущих в священных рощах Японии, то он улавливал пряные и влажные испарения папоротниковых и плаунцовых зарослей с их более светлой и изрезанной листвой. Ему даже чудился иногда запах Венериных волос, а временами он как-будто летел над обширнейшими нивами с гигантскими бамбукоподобными колосьями.
С бьющимся сердцем вдыхал он все эти изменчивые ароматы. То, что было там, под ним, являлось «культурой» в Самом прямом и благородном смысле слова. Всем, чего достигла его родная планета в смысле развития и благополучия материального и облагорожения духовного, обязана она тому же – агрикультуре и ее плодам. Всякое улучшение, возвышение, облагорожение человечества неразрывно связано с работой плуга, с благодатной работой возделывания почвы, насаждения растительности, посевов. Есть ли что в мире лучше нив, плодовых садов и лесов? Самое слово рай означает сад. Исчадием ада являются опустошительные силы – война, праздность, бесплодие. Как же было его душе не ликовать при виде прекрасных, роскошных, густых лесов, над которыми он пролетал! Они указывали на то, что и здесь одержала победу истинная культура. Но вот среди лесов стали попадаться большие четырехугольные просветы, словно врезанные в массу листвы. Это, очевидно, были поселения, людские колонии, разбитые прямо среди освежающей прохлады древесных чащ. На этих квадратах уступами вздымались пирамиды различных размеров. На каждом широком уступе виднелись правильные зеленые насаждения, сады, окружавшие странные угловатые постройки. Сверху они казались похожими на пчелиные соты: к центральной шестиугольной ячейке примыкали шесть боковых, из которых одни были закрытые, другие открытые.
На самой верхней площадке пирамид такая постройка венчалась куполом, украшенным гигантским цветком той или другой окраски. Некоторые пирамиды сильно возвышались над окружающим лесом, при чем самая верхняя постройка напоминала маленький желтый форт с торчащими из амбразур пушками. Но Эрколэ тотчас-же сам поправил себя: «Чепуха! Это, разумеется, обсерватории».
Летуны, управляемые подергиванием за шейное кольцо, убавили скорость, сложили веера хвостов и на распластанных крыльях бесшумно снизились в одном, из четырехугольных просветов. Сидя на спине своего летуна, Эрколэ пролетел сквозь насыщенные солнцем висячие сады, струившие ему навстречу свои ароматы, и опустился прямо к подножью самого нижнего уступа пирамиды.