Текст книги "Всего один поцелуй"
Автор книги: София Нэш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5
30 июля – список дел
– обойти поместье, проверить съемные коттеджи;
– открыть соты;
– кухонный сад – встретиться с новым помощником садовника;
– проверить новый клобучок и путы для Облидж;
– работать над собой – расстаться с мечтами.
– Где ты была прошлой ночью?
Джорджиана, даже не поднимая глаз, поняла – в сокольню вошел Куинн. А ведь она была уверена – сюда он точно не придет. Видит Бог, прошли месяцы после того случая, прежде чем она смогла вернуться сюда.
– Где? В Пенроузе, конечно.
Она продолжала смотреть на красивую соколиху, чистившую и оправлявшую перья своего хвоста.
– Тебя не было в доме и в старых комнатах твоего отца тоже.
Джорджиана краем глаза взглянула на него и осторожно надела клобучок на голову хищника.
– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась она.
– Потому что я беспокоился. – Он осмотрел проволочные стенки клеток.
– Как видишь, я в совершенном порядке. Я часто обхожу усадьбу и проверяю состояние животных.
– Так поздно вечером?
– Животные, похоже, не возражают. И честно говоря, – она понизила голос, – меня успокаивает эта проверка перед сном. Я не хочу, чтобы кто-нибудь страдал, или голодал, или мучился жаждой всю ночь. – Она получше натянула свою тяжелую перчатку. – Ты чего-то хочешь? Я уже распорядилась по поводу меню. Я думала, ты поужинаешь с Атой, Грейс и другими.
– Я отпросился после долгой партии в пикет. Я не имел ни малейших подозрений, что эта банда вдов способна на шулерство таких масштабов.
– Герцог всегда поощрял неспортивную игру.
– Почему-то меня это не удивляет.
Джорджиана сжала губы, сдерживая смех:
– Сколько они вытянули из тебя?
– Сундуки Фортескью почти не пострадали. – Он помолчал. – Собственно говоря, я хочу организовать пикник и искал тебя. Я надеялся обсудить несколько вещей, прежде чем прибудет Фэрли… Боже мой, неужели это Хубла?
Джорджиана подняла сокола на затянутой в перчатку руке. Полоски на оперении птицы складывались в узор, занимавший королей и императоров на протяжении веков.
– Нет. Это дочь сокола, которого я… – она запнулась, не осмеливаясь заговорить о прошлом, – достала в тот день, – тихо продолжила она. – Та птица стала одной из лучших охотниц. Энтони назвал ее Ноблес. А это Облидж.
Куинн смотрел на Джорджиану, пока она не опустила взгляд на мешок для добычи, лежавший перед ними на столе. Наконец Куинн прервал тишину, взяв мешок и перекинув его через плечо. Он подошел к двери и обернулся. Как когда-то давно, он поклонился и взмахнул рукой, демонстрируя желание пропустить ее вперед.
Они вышли из сокольни на перешеек из гальки, отделявший Ло-Пул от моря, и медленно пошли вдоль берега по любимым местам всех ловчих птиц Пенроуза. Как часто она бывала здесь в детстве вместе с Тони и Куинном! Как часто они выпускали соколов, рыбачили или плавали до изнеможения!
– Мне было интересно, выжил ли птенец после падения, – произнес он у нее за спиной так тихо, что можно было подумать, будто ей показалось. – И много ли месяцев ты страдала. Я не знаю, как ты перенесла это, Джорджиана. Тогда я преклонялся перед твоей тихой, скрытой силой. Никогда, ни до того, ни после, я не видел, чтобы кто-то, терпя столь многое, столь мало жаловался. Я всегда вспоминал о тебе, когда люди говорили о смелости.
Она сняла с Облидж клобучок, и сокол, подогнув ноги, рванулся с перчатки одним могучим движением, хлестнув крыльями воздух и плавно поднимаясь к верхушкам деревьев. Джорджиана была слишком тронута, чтобы ответить. Значит, Куинн все-таки о ней думал…
Она смотрела, как хищник поднимается в небо на воздушных потоках, водя головой из стороны в сторону в попытках обнаружить добычу.
– Я думала порой, не забыл ли ты о нас. Об Энтони, обо мне… о Пенроузе.
– Мне жаль, что я не послал ни единого письма. Я мог бы, по крайней мере, написать твоему отцу.
– Ты не должен ничего объяснять. – Она вошла в кусты, спугивая животных, которые могли там быть. – Ты был очень занят. Школа, работа, а потом брак и постоянные поездки в разные страны.
– Я не ищу оправданий. Дела людей говорят сами за себя. В конечном счете, слова ничего не значат. – Его шаги послышались рядом с ней в кустарнике. – Ты согласна?
– Честно говоря, нет. – Она остановилась и повернулась к нему. – Я всегда думала, что Энтони больше всего страдал от твоего молчания. Хотя бы одно письмо, хотя бы одно слово…
Куинн резко отвернулся. Солнечный свет четко обрисовал его профиль, а на твердом подбородке билась жилка.
– Когда я последний раз видел своего кузена в городе много лет назад, мои слова мало на него повлияли.
– Боже мой, – кровь прилила к кончикам ее пальцев, – я не знала, что вы с ним виделись!
Сокол упал на жертву. Стройное тело его было похоже на слезу, летящую с невиданной скоростью – быстрее, чем любое другое животное на земле.
– Вы встретились после того, как Энтони выгнали из Оксфорда? – Она внимательно взглянула в глаза Куинна.
– Да. Я несколько раз встречался с ним на протяжении года. Это было неизбежно. Неженатым джентльменам всегда рады на приемах в Лондоне, – странно улыбаясь, сказал он. – Последний раз я видел его уже после того, как женился. Перед поездкой в Португалию.
Куинн смотрел на нее как будто издалека – и она не могла понять почему. Необходимость вернуть Облидж, снова надеть ей на голову клобучок и посадить на ветку, на которую они часто ее сажали, обрадовала ее.
– Раз уж так, – ровным голосом произнесла она, – я рада, что вам довелось увидеться прежде, чем он умер. Он изменился – на самом деле все изменилось – после того, как ты так неожиданно уехал из Пенроуза в школу. Но я думаю, ты и сам это заметил – его измученный вид, постоянное беспокойство, – ведь у него не было отца, который остановил бы его, или старшего брата. – Она услышала, как шаги Куинна затихли рядом.
– Джорджиана, когда я уезжал из Лондона, я знал – он не сможет преодолеть и пережить печальное влияние приукрашенных гадючьих гнезд города. – Он замолчал, и ей очень захотелось взглянуть на него, но она не осмелилась. – Если бы я был более достойным человеком, я бы, возможно, нашел в себе силы вернуться. Попытаться остановить его, – продолжил Куинн. Глаза его потемнели. – Но я такой, какой я есть.
Джорджиана уже предложила ему оправдание его внезапного отчуждения от нее и Энтони – его лучшего друга. Но казалось, он ждет чего-то большего. Чего-то, что она стеснялась сказать.
Она устала притворяться. Этого человека она любила всеми фибрами души больше половины жизни. И теперь она должна попробовать выяснить правду, хотя до сих пор так и не набралась храбрости этого сделать.
– Но почему же ты не вернулся? – Она, сама того не сознавая, уперла руки в бедра. – Почему оставил нас? Почему никогда не писал?
Куинн уставился на нее пустым взглядом, как будто ошеломленный ее прямотой. А потом его лицо снова стало непроницаемым, каким было с самого возвращения. В какое же отчаяние приводила ее эта лишенная эмоций маска!
– Даже я не могу простить себя за то, что не спасла его. Ты же был его лучшим другом, его кузеном. Он боготворил тебя. Энтони относился к тебе, как к старшему брату. Он сделал бы все, о чем бы ты его ни попросил. – Она запнулась. – На самом деле я удивлена, что ты вернулся. Все мы, даже мой отец, считали – ты нас забыл, и более того – мы никогда и не значили ничего для тебя…
Сильные руки схватили ее и встряхнули. Она подняла взгляд и увидела наконец, как на его лице отразилась буря чувств.
– Значили. Ты знаешь это.
– Знаю ли?
Его пальцы болезненно вонзились в кожу ее рук. Он горящим взглядом смотрел прямо ей в глаза.
Вдруг она услышала шорох. В росших рядом кустах кто-то зашевелился – из болиголова выглядывала маленькая девочка. Малышка прыснула хулиганским смехом, поняв, что ее увидели.
– Папа, ты собираешься поцеловать ее и извиниться, чтобы я могла, наконец, выйти из кустов? – Озорная мордашка уставилась на Куинна.
Выражение его лица мгновенно изменилось, и на нем появилось то, чего Джорджиана не видела уже так давно, – искренняя радость.
– Фэрли! – Он бросился к дочери и закружил ее. – А где же мисс Биддлуорд?
– Папа! – Маленькая девочка обвила руками его шею. – Старая мисс Би прилегла отдохнуть. И велела мне сделать то же самое. Ха! Это же ужасно скучно!
Джорджиана с интересом смотрела на Куинна. Он просто светился от радости. Смотреть на абсолютно счастливого Куинна было почти больно. Таким она его не видела никогда.
– И, судя по состоянию твоего платья, ты вылезла через окно? Я даже не буду спрашивать, как ты не убилась, слезая со второго этажа, если пообещаешь больше никогда так не делать. И кстати, сколько раз я говорил тебе – не шпионь за людьми!
– Но ты же шпионишь, – возмущенно возразила девочка. – Я сама слышана, как ты говорил об этом с мамой.
Он замялся:
– Да, хм… во время войны людям порой приходится заниматься вещами, о которых они и помыслить не могли при других обстоятельствах, – пробормотал он, поглаживая нос. – Это часть моей профессии, и мне за нее платят.
– В таком случае мне тоже должны платить, – хихикнула девочка. – Кто эта леди, папа? И почему ты сделал ей больно? Ты учил меня никогда никому не делать больно – даже когда Тимми Брэдфорд оторвал руку моей кукле. А эта леди точно с ним не сравнится. Я не видела, чтобы она что-нибудь кому-нибудь отрывала.
Куинн покачал головой и с преувеличенной торжественностью поднял девочку и поставил перед Джорджианой:
– Мадам, могу ли я представить вам мою дочь Фэрли? – Он повернулся к девочке: – Дорогая, продемонстрируй, как прекрасно ты делаешь реверанс.
Девочка, тряхнув светлыми локонами, присела в худшем реверансе, который Джорджиана когда-либо видела. После этого дочь Куинна закатила глаза, голубые, как колокольчики на корнуоллских полях.
– Ну, посмотрим, как получится у вас, – чрезвычайно смешно, с вызовом сказала девочка, угадав мысли Джорджианы.
Джорджиана боялась, что сейчас лопнет от сдерживаемого смеха.
– Думаю, у меня получится чуточку лучше, чем у тебя, если быть абсолютно честной.
И у нее получилось лучше. Но лишь чуточку.
– Вы мне нравитесь, – снова захихикала девочка. – Как вас зовут?
– Фэрли! Сколько раз я тебе повторял, жди, когда человека тебе представят! – безнадежно вздохнул Куинн.
– Ну, папа, я просто подумала, что ты забыл ее представить, и попыталась загладить твою ошибку.
Ах, подумала Джорджиана, откуда же взялся этот замечательный ребенок? Ни капли многозначительной собранности отца. Только честность, открытость и буйство эмоций. Она бы отдала все на свете за то, чтобы иметь дочь, похожую на Фэрли.
Девочка накрутила на палец локон.
– Папа, ты так до сих пор и не извинился. Я не следила за тобой всего две недели, а твои манеры уже испортились. Говорила же я тебе – не надо было оставлять меня с бабушкой и дедушкой. Я тебе нужна. А теперь извиняйся!
– Фэрли!…
– Нет. Извиняйся, как принято. Ты всегда говорил, что причинять боль леди непростительно, а ведь ты сильно сжал ее руки. Я видела.
– Но, Фэрли, это совершенно не…
– Сейчас же, – твердо сказала девочка.
В жилах ее явно течет королевская кровь, подумала Джорджиана, наслаждаясь тем, как ребенок ставит на колени такого таинственного и загадочного Куинна.
Джорджиана почувствовала, как он касается ее руки и, подняв глаза, встретилась с его напряженным взглядом.
– Джорджиана, прости меня, если я причинил тебе боль. Уверяю тебя, я сделал это совершенно неосознанно. Пожалуйста, прости меня.
Девочка фыркнула.
– Я вижу, ты забыл, как правильно извиняться, папа. Где поцелуй? Должен быть поцелуй!
Джорджиана почувствовала, как кровь отливает от ее лица. Она обязана остановить происходящее. Сейчас же.
– Фэрли, я очень рада познакомиться с тобой, ведь теперь мне не придется одной демонстрировать твоему грубому папе его ошибки. Но он вовсе не должен целовать…
– Ты тоже собираешься со мной спорить? – спросила Фэрли голосом королевы.
Неужели она действительно ждет…
– Сейчас же! – недовольно повторила маленькая тиранка.
О Господи милосердный. Ее мысли остановились, когда она взглянула на Куинна. Он не сделает этого. Она знает. Такое совершенно невозможно…
И тут он наклонился к ней и прикоснулся жесткими губами к ее щеке с мягкостью, столь контрастирующей с чеканной резкостью его черт. Джорджиана не могла дышать, не могла двигаться, чувствуя его близость. Его дыхание дразнило ее, у нее даже чуть-чуть закружилась голова. Все произошло так быстро, но касание его губ показалось ей теплым касанием судьбы.
– Джорджиана, пожалуйста, позволь мне опять принести свои извинения, – прошептал он. – Я не знаю, что на меня нашло…
– Ты должен поцеловать ее в губы, глупый, – весело прочирикала его дочь. – Все это знают. Только детей целуют в щеку. Леди целуют в губы.
Джорджиана замерла от ужаса. Девочка не иначе была исчадием ада, присланным мучить ее. Или как минимум деспотом. Очаровательным, коварным деспотом.
– Фэрли! – в замешательстве и с немалой долей безнадежности произнес Куинн, никак, впрочем, не демонстрируя свою реакцию на поцелуй. – Джентльмены не целуют всех леди в губы, когда извиняются. Только, – он остановился в поисках подходящего слова, – некоторых леди. Тех, с кем их связывают особые отношения. Долгая связь.
– Но в Лондоне ты сказал мне, что знаешь ее очень давно, вы вместе с ней выросли и она особенная.
Боже! Не может быть, чтобы…
– Фэрли, сколько раз я повторял тебе – не говори о людях, стоящих прямо перед тобой, так, как будто их здесь нет!
Девочка надула губы.
– Но я не знаю, должна ли я тоже называть ее Джорджианой, как и ты, папа, или леди Чтототон или Другойлинг. Или подойдет ваша милость? Хотя она не тянет на «вашу милость», если ты спросишь у меня.
Слава Богу, они ушли от темы поцелуев.
– Фэрли, пожалуйста, обращайся ко мне по имени. Мы будем большими друзьями. Я уверена. Не хочешь помочь мне с соколихой? Видела ее? Я совсем забыла об Облидж и должна отнести ее в сокольню. Я даже позволю тебе ее понести.
Девочка задумчиво взвесила что-то про себя.
– Ты ничуть не лучше папы. Ты тоже пытаешься выкрутиться и не целоваться с ним. Он не должен был делать тебе больно, но ты должна хотя бы притвориться, что прощаешь его, даже если не хочешь этого делать. Именно так папа всегда заставляет меня поступать.
Глаза у малышки немного косили, в точности как у одного из слуг Вельзевула.
Куинн страдальчески вздохнул и потер лоб.
– Джорджиана, посоветуйся со мной, прежде чем решишься снова вступить в брак и родить детей. Суровая реальность-перед тобой.
Он осторожно взял дочь за руку и посмотрел на нее:
– Да уж, мне не следовало пытаться спорить с тобой, Фэрли. Боюсь, я слишком хорошо научил тебя вести переговоры, а значит, вся вина на мне. Но я также учил тебя важности компромиссов. Я обещаю поцеловать Джорджиану – ведь ты права. Мы действительно связаны как брат и сестра. Но я сделаю это не здесь и не сейчас, ведь извинения надо приносить наедине – без посредника, оценивающего происходящее.
Как брат и сестра. Сердце Джорджианы сжалось еще сильнее.
– Ну, папа, пока ты, по моему мнению, заработал невысокую оценку. Но я действительно умею соглашаться на компромисс, как ты сказал. Просто Джорджиана доложит мне, как у тебя получилось, а ты доложишь мне, как получилось у нее.
Джорджиана ошибалась, считая, что этот ребенок – слуга дьявола. Нет, она маленькая горгона Медуза. Несомненно, тысяча змей копошится под очаровательными кудрями.
Девочка посмотрела на них обоих и прыснула:
– Я голодна. Что в корзинке для пикника, папа? И кстати, Джорджиана, ты сказала, что я могу поухаживать за птицей, не так ли? Она меня не клюнет?
Джорджиана скорее клюнула бы ее сама, но вместо этого откинула с лица Фэрли один из белокурых локонов. Волосы были на ощупь как теплый шелк и напоминали полоску нежного пуха на груди Облидж, когда та вила гнездо.
Остаток дня они провели вместе с Куинном и его дочерью, обходя поместье. Обсуждение извинений и поцелуев забросили, как камень с высокой скалы в глубины моря. Глядя на Куинна и Фэрли, Джорджиана чувствовала себя очень одинокой. Воспоминания о молодых и беззаботных днях, проведенных в дружбе с ним, больше не приносили успокоения. Он жил полной жизнью – и он забыл ее, пусть даже и утверждал обратное. У них теперь нет ничего общего, и у него есть красивейшая дочка, чтобы делить любовь, и память о потерянной жене.
Если бы Джорджиана принадлежала к тем, кто наслаждается жалостью к себе, она бы испытывала ее сейчас. Но вместо этого она укрепилась в решимости оставить чувства к Куинну в прошлом… где им давно следовало упокоиться.
– В таком случае, мистер Браун, – произнес. Куинн на следующее утро, все еще не избавившись от подозрений по поводу пожилого человека, сидевшего напротив него за столом, – мы договорились?
Лысоватый шотландец дружелюбно засмеялся:
– Только дурак скажет «нет» на такое предложение. Но, простите меня, милорд, – покачал он головой, все еще смеясь, – думается мне, что дурак вы, раз предлагаете такое. Неужели управляющие теперь в таком дефиците?
Герцог Хелстон, опиравшийся на каминную полку, с раздражающе самодовольным выражением лица заметил:
– Брауни, я ведь предупреждал тебя: этот человек – полнейший идиот. И он, похоже, не верит никому. Как я не устаю повторять…
– Простите, Хелстон, но я снова попрошу вас воздержаться от ваших любимых колкостей, – перебил Куинн. – Я хотел бы продолжить обсуждение договора.
Джон Браун прокашлялся, достал носовой платок и протер бровь. Люк Сент-Обин выглядел готовым на убийство.
Хотел бы Куинн знать, будет ли этот шотландец выполнять свои обязанности. И, если уж говорить честно, сможет ли он совершить невозможное и вынудить Джорджиану покинуть скотный двор и начать проводить время в гостиных.
Кто-то постучал в дверь кабинета.
– Да? – крикнул Куинн.
Обычно приятный голос герцогини-вдовы гневно затрещал из-за закрытой двери:
– Он не сделает этого. Люк никогда не сделает этого. Мистер Браун должен оставаться с ним в Эмберли во время визита, а не здесь. Нет совершенно никакой причины, по которой он мог бы находиться…
Джорджиана открыла дверь и, приложив палец к губам, посмотрела на леди Ату.
Куинн откашлялся.
– Леди, – произнес он, поднявшись вместе с другими джентльменами, чтобы поклониться.
– Я сожалею, что мне приходится вмешиваться, – произнесла Джорджиана. В ее широко раскрытых глазах прятался невысказанный вопрос, – но домоправительница упомянула, что приехал мистер Браун, и я – а точнее, Ата и я – мы хотели пожелать ему всего наилучшего, прежде чем он вернется в Эмберли.
Джорджиана присела в реверансе перед мистером Брауном. Пожилой мужчина наклонился и быстро клюнул ее в щеку.
– Я надеюсь, дорогуша, вы не поставите старику поцелуй в укор? Мы слишком давно не виделись, вы должны меня простить. Дрожащие морские волки не часто получают поцелуи, вы знаете. И очень жаль. Ведь именно в пожилом возрасте они нам больше всего нужны.
Ата неверной походкой подошла к мистеру Брауну и ударила его тростью по ноге.
Мистер Браун вздрогнул. К чести его будет сказано, он удержал все ругательства при себе.
– Да уж, дрожащие. Ты такой же дрожащий, как старый лис, положивший глаз на ягнят. Не верь ему ни минуты, моя дорогая.
Глаза Джорджианы весело вспыхнули.
– И не надо смотреть на меня так, как будто я должна радоваться виду твоей шкуры, – произнесла Ата, – ты желтобрюхий трус, вот ты кто. После свадьбы Люка в прошлом году ты сбежал так быстро, что я уж было подумала…
Мистер Браун запечатал уста пожилой герцогини быстрым поцелуем в губы. Брови герцога подскочили и почти исчезли под его черными волосами.
– Что ж, – бессвязно пролопотала ошеломленная Ата, – что ж, я никогда…
– Не думали, что я вернусь? Я тоже не думал. Но после приглашения внука я поменял свое решение. Думаю, я скучал по…
В глазах Аты вспыхнуло чувство, сильно напоминающее надежду, и она уже открыла рот, чтобы заговорить…
– Ароматному воздуху Корнуолла, – удовлетворенно закончил он.
– У тебя манеры хуже, чем у…
Мистер Браун мягко перебил ее:
– И возможно, совсем чуть-чуть я скучал по одной энергичной маленькой болтушке.
– Что?! – гневно воскликнула Ата.
Герцог громогласно расхохотался.
– Я почти – повторяю, почти – жалею, что не могу остаться и дальше наслаждаться этим зрелищем. Но, увы, я должен вернуться в Эмберли. Элсмир, теперь они в ваших руках. Я верю, вы разберетесь с ними… рано или поздно. Легендарное очарование, – он выглядел слегка огорченным, – которое вы так высоко ставите, уверен, послужит вам. Но не забудьте повесить замок на дверь в комнату моей бабушки. – Он, отвернулся. – Да и комнату мистера Брауна не мешало бы понадежнее запереть.
– Люк! – завопила Ата.
– Пойдемте, – предложил мистер Браун маленькой герцогине-вдове, – не проводить ли нам Люка до прихожей? Я должен поговорить с ним о том, как важно хорошо прятать ключи.
Ата весьма не по-женски фыркнула и готова уже была снова кинуться в бой, но передумала, посмотрев на свою юную приятельницу. Вместо этого она смерила взглядом мистера Брауна и, опершись о его руку, направилась к выходу, оставив Куинна наедине с Джорджианой.
Неторопливо оглядев его с ног до головы, она спросила:
– Ты пригласил мистера Брауна остаться?
– Да. Это немного сравняет счет, не так ли?
– Ты пригласил его, только чтобы сравнять счет наших гостей?
– И чтобы сделать приятное молодой герцогине Хелстон, заслуживающей так необходимого матерям покоя.
– И больше никаких причин у тебя нет? – Эмоции Джорджианы всегда легко читались на лице, и сейчас явно собиралась буря.
– Ты знаешь, Джорджиана, – Куинн наклонился к ней, – только потому, что ты решила, будто мы враги, мы не перестали быть друзьями.
Она отвернулась и покраснела.
– Я никогда, не говорила, что мы враги.
– Я не буду лгать тебе, Джорджиана. Я бы хотел, чтобы ты хорошенько подумала. Возможно, он станет замечательным помощником для тебя – и для меня.
– Но…
– Мы же договорились, что поищем замену.
– Но…
– И что ты будешь учить этого человека вежливо, с изяществом и юмором.
В ответ она издала какой-то, без всяких сомнений, невежливый звук.
– Я никогда не говорила, что буду так его учить. Уж во всяком случае, ты знаешь – на изящество я не способна.
Куинн подошел к ней еще ближе. В ее глазах плясали золотые искры.
Джорджиана отстранилась – ее явно беспокоила такая близость. Он никогда раньше не обращал на это внимания, но ей как будто становилось дурно всякий раз, когда он к ней подходил. То же самое случилось и в искусственных руинах в день его прибытия, и вчера, когда он поцеловал ее в щеку.
При мысли об этом у него сжалось сердце. Он пообещал поцеловать ее. Так, как мужчина целует женщину. Он потянулся к Джорджиане. Глаза ее расширились, когда она увидела его протянутую руку.
– Джорджиана, – очень тихо произнес он, – я снова извиняюсь перед тобой за то, что потерял вчера контроль над собой. Ты меня прощаешь?
– Я уже простила тебя. Ты это знаешь. – Она отвернулась.
Он опустил руку, а потом взял ладони Джорджианы в свои и притянул ее к себе.
– Могу ли я тогда поцеловать тебя? Поцелуй избавит нас от неловкости.
– Я не буду целовать тебя из-за того, что твоя дочь вынудила тебя согласиться на какую-то глупость.
Ему немыслимо хотелось прижаться к ее губам.
– А если я скажу, что моя дочь не имеет к этому отношения?
– Я не поверю.
Наступила тишина. Их взгляды встретились, и воздух задрожал от напряжения.
А потом вдруг в ее глазах появилось что-то такое, от чего ему захотелось сейчас же обнять ее. Защитить, хотя рассудок его требовал – остановись! Видит Бог, Джорджиане не нужна ничья защита.
– Неужели тебе так отвратительна сама мысль об этом? – прошептал он.
Выражение ее лица неуловимо изменилось.
– Это глупо. – Она повернулась, явно собираясь уйти. – Я должна осмотреть соты. Их нужно сегодня вскрыть, и…
В последний момент он крепко сжал её руку и притянул к себе. В глазах Джорджианы промелькнуло неистовое желание, прежде чем он коснулся ее губ своими и оказался в яростной буре… ничуть не слабее, чем та, в которую он попал в проливе Ла-Манш. Но тогда он путешествовал из одной точки своего бесконечного странствия в другую. Сейчас же он чувствовал себя так, как будто наконец нашел прибежище. Навсегда.
Это согрело ему душу и… ошеломило.
А уж как чувствовала себя она!…
