Текст книги "Всего один поцелуй"
Автор книги: София Нэш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Глава 1
Год спустя…
– Куинн! Слава Богу, ты вернулся! – воскликнула вдовствующая маркиза, устремляясь к тринадцатому маркизу Элсмиру. – Я уже потеряла всякую надежду когда-нибудь увидеть тебя снова. Мы с дочерьми были уверены, что орды язычников непременно убьют тебя, и просто места себе не находили от волнения.
Куинна Фортескью меньше всего на свете заботили переживания тетушки. Умри он на самом деле, она не сильно огорчилась бы. Заполнять пробелы в ее образовании и убеждать в том, что португальцы – добропорядочные христиане, – пустая трата времени. Более того, в данный момент именно Куинну пришлось обуздывать в себе варварское желание наплевать на приличия и решительным образом пресечь лицемерные приветствия. Одержав победу над собой, он медленно поднялся из-за письменного стола, изготовленного в китайском стиле и украшавшего библиотеку Элсмир-Хауса (дом номер шестнадцать на Портмен-сквер в самом главном городе мира).
– Надеюсь, мадам, вы находитесь в добром здравии? Как поживают кузины?
– У Генриетты и Маргарет все хорошо. Однако мои нервы в ужасном состоянии. Боюсь, мне уже никогда не оправиться. – Она театрально вздохнула и жеманно протянула ему руку.
Не сомневаясь, что большинство джентльменов на его месте просто поцеловали бы воздух, он потрудился прикоснуться губами к ее пальцам. На увядших щеках бывшей красавицы вспыхнул румянец. Вполне предсказуемо. Старость ко всем одинаково безжалостна. Однако дамы, некогда обладавшие прелестной наружностью, на склоне лет ценят знаки внимания куда больше, чем дурнушки, которые смолоду привыкли держаться в тени. Своим поцелуем Куинн предложил оливковую ветвь мира женщине, вовсе не вспоминавшей о его существовании до того момента, когда умер ее сын.
Леди Элсмир со вздохом опустилась на низкую египетскую кушетку у массивного камина.
Маркизу и ее покойного супруга всегда отличало пристрастие к экзотическим и чрезвычайно дорогим предметам обстановки. Куинн приехал два часа назад, но и этого времени хватило, чтобы оценить по достоинству портьеры из итальянского шелка, китайские мотивы на гобеленах и ковры с греческим орнаментом. Ну, просто не дом, а образцово-показательный пример подлинной международной гармонии… царящей среди торговцев. И если состояние Фортескью выдержало напор безумного расточительства, то исключительно благодаря слаженным действиям триумвирата семейных ангелов-хранителей: несгибаемого поверенного, стоического банкира и обманчиво любезного лондонского управляющего.
Прерывая затянувшееся молчание, тетушка издала смешок.
– Маргарет и Генриетта опустошают модные лавки на Бонд-стрит перед началом малого сезона. Но если бы мы знали, что твой корабль прибывает сегодня, можешь быть уверен – они остались бы дома и встретили тебя. Нам нужно многое обсудить. – Маркиза достала из кармана изящно вышитый носовой платок и приложила уголок тончайшей ткани к сухим глазам. – Подумать только, когда мы в последний раз собирались все вместе, мы были так безмятежно счастливы и даже не понимали этого.
Он слегка приподнял бровь. Безмятежное счастье? Не слишком уместное определение, если вспомнить, как чувствовал себя Куинн много лет назад, когда был сурово отчитан, выпорот и отправлен в школу на задней скамье тряской дядюшкиной двуколки холодным темным утром, задолго до крика первых петухов.
– Мне жаль, мадам, что на вашу долю выпало столько страданий, сдержанно произнес он.
– О, ты всегда – ну, или почти всегда – вел себя должным образом. Впрочем, по-иному и быть не могло. Ты и сам понимаешь, от племянников требуется безукоризненное поведение.
Особенно, если племянники – сироты без гроша за душой.
– Я готова вновь поблагодарить тебя за то, что вернулся живым. Только, по-моему, тебе следовало поспешить и разобраться с мародеркой, которая имеет наглость величать себя…
– Мадам, вероятно, от вашего внимания ускользнула мелкая, но неприятная деталь. Видите ли, колонии объявили войну, как только наш дипломатический корпус завершил перегруппировку после ухода французов.
– Да-да, но ты должен убрать это чудовище из Пенроуза. Я настаиваю. Она доведет поместье до полного разорения. Огромные деньги буквально вылетают в трубу. Она выгнала нас из дома, спихнула моего милого, дорогого Энтони в холодную, сырую могилу – даже не известив меня – и тут же приказала обновить кровли домов работников и арендаторов. Всех до единого, включая обитателей самой распоследней лачуги.
Куинн промолчал. Если ее не перебивать, она быстрее закончит. Он позволит ей выговориться. Один раз.
– И у нее хватает дерзости выдавать себя за новую маркизу, – простонала тетушка. – Как будто любая дрянь со скотного двора имеет право спать в моей постели. Кошмар какой-то! Куинн, ты должен ускорить расследование. Дело продвигается слишком медленно. Брак не имеет законной силы. Я убеждена! Никто не верит в то, что мой дорогой Энтони подавился за поздним ужином. Она все придумала. Одна из горничных намекнула, что простыни… Право, я слишком деликатна и не могу говорить с тобой о подобных вещах. Ты должен сам допросить ее, а потом встретиться с нашим поверенным и обратиться в палату лордов. Но главное, ты должен отправиться в Пенроуз и вышвырнуть неблагодарную Джорджиану Уайлд и ее коварную родню из моей комнаты и вообще за пределы наших земель. Ноги моей там не будет, пока дух этого семейства не выветрится из моего дома… хм… из нашего дома.
Вдовствующая маркиза остановилась, ловя воздух ртом. Того и гляди, задохнется. Куинн молча смотрел на нее.
Леди Элсмир потребовалось несколько секунд, чтобы немного прийти в себя.
– Куинн, прими мои глубочайшие соболезнования. Мы страшно расстроились, когда узнали о кончине Синтии полтора года назад. – Выражение ее лица изменилось. – Помнится, мне рассказывали, как ослепительно она выглядела в день вашей свадьбы. К сожалению, мне не довелось этого увидеть. Возможно, твоему дяде следовало бы отнестись к тебе чуть мягче, но…
В колонках светской хроники писали, что на ней было чудесное бледно-голубое платье с оборками из валансьенских кружев. Полагаю, она почти не уступала в красоте твоей кузине Генриетте… – Вдовствующая маркиза замолчала, выжидательно глядя на Куинна.
Он постарался изобразить благодушное внимание. Пусть тетушка еще немного поболтает. Лучше заранее понять намерения противника, чем потом быть застигнутым врасплох.
Маркиза хихикнула:
– Конечно, не стоит торопить события, но знаешь, Генриетта не забыла тебя. Она так часто о тебе заговаривает. Словом, если меня не обманывают предчувствия, а они никогда меня не обманывают, я предсказываю…
– Прекрасную погоду для моей поездки в Корнуолл? – Он быстро встал и галантным жестом предложил тетушке проводить ее до дверей. – На этой неделе я покину Лондон и посмотрю, как идут дела в Пенроузе и других поместьях. Но сначала мне нужно отвезти Фэрли к родителям Синтии.
– Твоя дочь здесь? О, я должна ее увидеть! Генриетте до смерти захочется познакомиться с ней. Я всегда считала, что из Хен выйдет превосходная мать. Наверное, Фэрли уже совсем большая? Она унаследовала черты Фортескью? Или копия матери?
– Своеобразное сочетание того и другого. – Куинн почти забыл, насколько тягостными бывают подобные разговоры. Нет, он не позволит обсуждать свою девятилетнюю дочь. Необходимо немедленно положить этому конец. – Простите, мадам, мне нужно просмотреть бухгалтерские книги и переговорить с Тилденом перед…
– Да, кстати. Объясни ему, что он не смеет контролировать мои расходы и возвращать покупки. За этот год он просто извел меня. Я несколько раз собиралась его уволить. Наглец! С какой стати он предлагает мне экономить? Вот еще! – гневно фыркнула она. – Как будто я не имею права распоряжаться деньгами по собственному усмотрению, а ничтожной Джорджиане Уайлд позволено переводить наше состояние бог знает на что. Когда был жив Энтони…
Куинн обладал способностью в любой момент «выключать» слух. Долгие годы он оттачивал свое мастерство на словоохотливых собеседниках из всех уголков цивилизованного – и не очень – мира. Среди дипломатов полным-полно напыщенных болтунов. Гвендолин Фортескью; леди Элсмир, могла бы дать фору лучшим из них.
Он позволил ей изливать претензии по пути к дверям, а потом решительно оборвал на полуслове:
– Итак, мадам, я намерен выехать в Пенроуз не позднее следующей пятницы. А сейчас не смею вас долее задерживать.
Какой удар для леди Элсмир! Кто и когда отваживался перебивать ее? Вероятно, только муж, да и то один-два раза в жизни, не больше.
За распахнутой дверью в позе почтительного смирения застыл мистер Тилден. Маркиза смерила его испепеляющим взглядом, презрительно фыркнула и величаво удалилась. Характерная манера держаться для дамы отнюдь не благородного происхождения, которая использовала свою красоту и вскарабкалась по иерархической лестнице старым, как мир способом – удачно выйдя замуж.
– Ваша светлость, – поклонился ей вслед лондонский управляющий.
О, долготерпение! Имя тебе – Тилден.
– Мистер Тилден. – Куинн жестом пригласил управляющего пройти в кабинет.
– Будет ли мне дозволено поздравить вас с возвращением к родным пенатам, сэр?
– Будет, – ответил Куинн, сдерживая улыбку. Боже, этот человек ни на йоту не изменился. Каков слог, каковы обороты!
– Будет ли мне также дозволено выразить искренние соболезнования в связи с постигшей вас утратой, милорд?
Куинн коротко кивнул, не желая вновь возвращаться к болезненным воспоминаниям.
– Тилден, имейте в виду, если вы когда-нибудь попытаетесь оставить свой пост, я разыщу вас и застрелю. Садитесь. – Он указал мистеру Тилдену на кресло и сел сам. – Вы единственный, на кого я могу положиться в этом сумасшедшем доме.
Управляющий улыбнулся:
– Будет ли мне дозволено поблагодарить вас, милорд?
– Нет. Я просто счел своим долгом восстановить справедливость. Уверен, в последние годы вам незаслуженно редко приходилось слышать добрые слова в свой адрес. А теперь, если не возражаете, перейдем к делу. Но перед тем как объяснить значительное увеличение расходов в Пенроузе, скажите на милость, что, черт возьми, такое русская соболья безрукавка? И каким образом леди Элсмир удалось потратить на нее триста сорок семь фунтов без согласования со мной?
– Сэр, не сочтите за дерзость, но в следующей бухгалтерской книге вы найдете примечание на сей счет. Вещь возвратили по месту покупки, когда ее светлость отлучилась в публичную библиотеку. – Его голос постепенно сошел на нет.
– И…
– И госпожа маркиза полагает, что оставила ее в музыкальном салоне графини Хоум. Случился большой переполох. Графине были высказаны претензии с употреблением… хм… весьма нелицеприятных выражений.
– Мистер Тилден, прошу вас послать графине розы из оранжереи с моими извинениями.
– Очень хорошо, милорд. – Лицо управляющего расплылось в счастливой улыбке. – Будет ли мне дозволено вновь повторить, как отрадно видеть вас здесь, милорд?
Глава 2
27 июля – список дел
– проверить, как копнят сено, достаточно ли оно сухое;
– пригласить Ату и «Вдовий клуб» на завтрашний обед;
– проследить за работами на заболоченном поле;
– проведать пчел;
– перепроверить хозяйственные книги на случай его приезда…
– проверить свинарник – фу…
Самое неприятное из намеченных дел пришлось на конец дня. Вообще-то можно было свободно отложить противное мероприятие на потом. С другой стороны, осматривая дренажные канавы в северо-восточных угодьях и посещая пасеку, Джорджиана уже перепачкала платье глиной, воском и медом, так что, пожалуй, лучшего времени для грязной работы ей не найти. И уж никак нельзя допустить, чтобы это легло на плечи отца. С каждым днем ему становилось все труднее и труднее заниматься чем-нибудь, кроме проверки хозяйственных книг.
Джорджиана вошла в свинарник и огляделась. Удручающее зрелище. Определенно с тем человеком, которого недавно наняли, надо что-то делать. Новые кормушки просто никуда не годятся. Мерзость какая! Все вкривь и вкось, а снизу, очевидно, имеется щель. Помой просачиваются наружу, и свиньи явно недоедают.
Ну и как быть? Сегодня помощников уже не найдешь. Она сама распустила всех по домам, когда ветер усилился, барометр пошел вниз, и на горизонте появились тяжелые тучи – предвестники надвигающейся грозы.
Придется все делать самой. А когда было иначе? Возможно, она просто отказывается признавать, что ей нравится такое положение вещей.
Прихватив тяжелую корзину с инструментами, Джорджиана шагнула в густую навозную жижу загона, зацепилась за ржавый гвоздь и порвала подол.
Чтоб его!
Тихонько выругавшись, она с трудом пробралась между мирно спящими в глубокой грязи свиньями. Теперь платье не годится даже для самой последней судомойки, придется отдать его старьевщику. Она пожала плечами. В последнее время платья изнашиваются все быстрее и быстрее.
Джорджиана осторожно поставила корзину с инструментами на край корыта, взяла молоток и вытащила кривые, плохо забитые гвозди. Гнилая доска с грохотом отвалилась от кормушки, разбудив свиней. Теперь придется действовать быстро.
Не прошло и пары минут, как доска была прилажена на место, гвозди забиты должным образом, а на Джорджиану обрушилась небольшая восторженно хрюкающая лавина. Вездесущие влажные пятачки с любопытством тыкались в закрепленную кормушку, шарили по краю корыта и даже проникли под подол платья…
Джорджиана покачнулась и потеряла равновесие. Теперь платье не пригодится даже старьевщику. С этой мыслью она успешно приземлилась прямиком в грязь и, посмотрев на себя, обнаружила, что испачкалась окончательно. Повсюду только восхитительная зеленовато-коричневая субстанция, сдобренная резким запахом… свинства, от которого просто слезы на глаза наворачивались.
И разумеется, в качестве финального унизительного аккорда Гвендолин – Джорджиана не устояла перед искушением назвать именем свекрови самую жирную и устрашающую хавронью – перевернула своим гнусным рылом корзину с инструментами. Тяжелый обух топора упал Джорджиане на ногу. Прямо на больное колено.
– О-о-о, – простонала она, хватаясь за ушибленное место. – Чтоб тебе пусто было, идиотское жалкое подобие окорока. Я собственноручно приготовлю бекон из твоей туши. Сегодня же, Гвендолин!
Джорджиана закончила гневную тираду образцово-показательным сквернословием самого нечестивого свойства. Два десятка лет она прилежно училась у полевых работников и при случае с законной гордостью изливала потоки площадной брани на какой-нибудь подходящий объект. Конечно, если рядом никого не было.
Внезапно она уловила какое-то движение, подняла глаза и увидела, что прямо перед ней стоит он.
Куинн. Куинн Фортескью.
О небо! Это он. Она открыла рот, но не смогла произнести ни единого слова. Зато ее сердце расстаралось вовсю – наверняка даже он слышит, как громко оно бьется. В присутствии Куинна она всегда становилась круглой идиоткой, и, похоже, за пятнадцать лет ничего не изменилось. Впрочем, нет. Теперь ей придется совсем плохо, потому что он превратился в невозможно красивого мужчину.
Спокойный, невозмутимый, безукоризненно одетый – само совершенство и настоящий маркиз Элсмир, – он стоял, расправив невероятно широкие плечи, расставив ноги и подперев бока руками. Незыблемый и вечный, словно огромный дуб на лужайке Пенроуза. Только под дубом не происходило такого великолепного торжествующего свинства, как сейчас перед глазами Куинна.
Его глаза… точнее, взгляд – открытый и теплый. Взгляд, который она не сможет забыть до конца своих дней. От него не осталось и следа. Теперь он был абсолютно непроницаемым.
– Недурно. – Слабый проблеск веселья, наконец, пробился сквозь броню сдержанности. – Образно и доходчиво. Хотя я сильно сомневаюсь, что свиньи способны последовать твоим рекомендациям.
– Люди, по крайней мере, порядочные люди, обычно не подкрадываются незаметно, – пробормотала Джорджиана и отвела глаза, презирая свои оправдания и опасаясь сморозить какую-нибудь чудовищную глупость. – У меня есть все основания…
– Рад тебя видеть, Джорджиана, – тихо произнес Куинн.
Сидя в холодной липкой грязи, она закрыла глаза. Глубокий бархатный баритон наполнил ее тело приятным теплом, действуя как глоток обжигающего бренди в морозную погоду.
Его голос не изменился. И на том спасибо. Потому, что все остальное происходило вовсе не так, как она рассчитывала. Будет ли жизнь когда-нибудь идти по намеченному плану? Джорджиана составляла списки дел, подчеркивала, выделяла, готовилась, но реальные события никогда не следовали тем путем, который она намечала. Ни разу…
– Подожди минуту. Посмотрим, нет ли здесь чего-нибудь подходящего, – сказал он, поворачиваясь к сваленным в кучу доскам.
По давней непобедимой привычке она забормотала себе под нос:
– Все хорошо. Правда. Мне не нужна помощь. Разве что ты захочешь принести отличный длинный острый нож для этой… – она вовремя проглотила абсолютно непотребное слово, вертевшееся на кончике языка, – мерзкой вонючей свинины.
– Какой стиль. – Куинн осторожно вытащил одну из досок. – Помнится, твой отец часто повторял: «Свинья останется свиньей, хоть ты осыпь ее цветами».
– Поговорка звучит совсем не так, – возмутилась Джорджиана. – По-моему, ты только что назвал меня свиньей, или мне показалось?
– Ничего подобного. Я имел в виду вон ту бедняжку. По-моему, ты только что назвала ее именем моей дражайшей тетушки, или мне показалось?
Его лицо, наконец, оттаяло, и он расхохотался. При звуках этого раскатистого низкого сердечного смеха у нее всегда перехватывало дыхание.
Куинн сбросил темно-синий сюртук и принялся расстегивать манжеты тончайшей батистовой рубашки.
– Нет, – запротестовала Джорджиана. – Хватит загубленной по моей вине одежды.
Ей удалось сменить положение, перенести тяжесть на более здоровую ногу и встать.
Теперь необходимо перестать таращиться на него, но это почти невозможно. Прошло столько лет, и ей хотелось, чтобы время остановилось, предоставив ей возможность насладиться дорогими чертами. Она заставила себя опустить глаза и сдула пряди волос, попавшие ей в рот. Интересно, найдется ли в данный момент на всем белом свете менее привлекательная женщина? К счастью, рядом стояли два ведра с чистой водой, и она быстро ополоснула руки и лицо.
Если просто обмениваться с ним шутками и легкими колкостями, как принято между добрыми друзьями, он не догадается о том, что с ней творится. Господи, как она желала забыть его, как истово и долго молилась, мечтая навсегда избавиться от его колдовской власти над ней. Очевидно, сейчас ангелы веселятся от души.
Забыв об осторожности, Джорджиана шагнула вперед и тут же ухватилась за кормушку, чтобы не соскользнуть обратно в отвратительное зыбкое болото. Жгучая боль в колене вынудила ее охнуть и закрыть глаза.
Сильные руки подхватили ее, подняли и явно не желали отпускать. Собрав воедино остатки разума, Джорджиана поняла две вещи: во-первых, это руки Куинна, во-вторых, она будет полной дурой, если позволит себе утонуть в его бездонных глазах. Она и так их отлично помнила – два янтарных глаза, левый чуть темнее, потому что у правого более широкий светло-зеленый ободок вокруг радужки. Боже, где взять силы, чтобы пережить такое испытание? Правда, один раз он уже нес ее на руках, но тогда она была в полуобморочном состоянии от боли, а он…
– От тебя пахнет… – раздался его голос.
– Я знаю. Прости. Мне очень неловко, – перебила она, не поднимая головы и крепко зажмурившись.
– Я собирался сказать, что от тебя пахнет восхитительно. Детством и домом, – сказал он, вдыхая аромат ее волос. – Шалфеем и медом Пенроуза. Конечно, навоз с ноткой помоев несколько портит впечатление, но, возвращаясь на родину, не стоит придираться к мелочам.
Сильные руки и бархатный голос убаюкали ее страхи, она опрометчиво открыла глаза и увидела в нескольких дюймах от себя невыносимо прекрасное лицо.
Сейчас, когда простодушное мальчишество уступило дорогу зрелости мужчины тридцати одного года, безупречно правильные черты стали более строгими. Юношеская мягкость исчезла, высокие скулы и резко очерченный подбородок подчеркивали впалость щек, обрамленных темными бакенбардами. Тонкие лучики морщин разбегались от уголков глаз – кажется, эти глаза слишком много видели и слишком мало спали. Джорджиана ужасно хотела прикоснуться к его коротким каштановым волосам, но не решилась. Ореол таинственной мужественности делал его еще более недоступным, чем раньше.
О, теперь все куда хуже. Гораздо хуже. Куинн пробудил в ней новые, незнакомые чувства. И пока он держал ее, она – хоть умри – не могла вымолвить ни единого слова.
О Боже! Это Куинн. Он вернулся домой через пятнадцать долгих лет. И он несет ее на руках.
Помимо собственной воли Джорджиана обняла его за шею, прижалась щекой к широкой груди и затрепетала от проникающего сквозь грязь и одежду тепла его тела.
Она не смогла удержаться и, уткнувшись носом в его плечо, вдохнула едва уловимый запах. Особое сочетание можжевельника и розмарина… Сколько лет она искала в деревенских лавках что-нибудь похожее! Теперь от знакомого аромата ее бросило в жар, и у нее закружилась голова.
Ускоряя шаг, он крепче прижал ее к себе:
– Тебе очень больно?
– Нет-нет, все хорошо. Почти совсем прошло. Просто там было скользко, а сейчас я могу идти сама.
– Но топор упал на ту самую ногу.
– О, я совсем забыла.
Прекрасно. Как будто он в это поверит. Кто угодно, только не он. Ситуация просто подталкивала к тяжелым воспоминаниям.
– Все же, полагаю, мне следует отнести вас домой, леди Элсмир.
У нее перехватило дыхание.
– Не называй меня так, – прошептала Джорджиана.
Куинн молча поднял брови.
Порыв ветра с шумом пронесся по кронам деревьев, с неба упало несколько крупных дождевых капель, и через мгновение свинцовые тучи обрушили на землю потоки воды. Тут уж торопись не торопись, все равно вымокнешь до нитки.
Джорджиана внезапно почувствовала, что задыхается. Хватит! Хватит пустых дружеских колкостей, хватит его непроницаемой сдержанности, хватит мучительного аромата, исходящего от него. И главное – хватит объятий, которые для Куинна не значили ровным счетом ничего, а для нее – все на свете.
– Выпусти меня. Дальше я пойду сама. Я слишком тяжелая. И знаю, зачем ты здесь. Можешь не беспокоиться. – Она почти кричала, не желая, чтобы ливень заглушил ее слова. – Мне не нужны богатства Фортескью. Я вышла замуж за Энтони, потому что любила его.
Он словно не слышал ее и только крепче сомкнул руки, а мысли предпочел оставить при себе.
Ей удалось кое-как вывернуться и ступить на землю прямо перед причудливым сооружением, воздвигнутым на холме исключительно для украшения ландшафта. Куинн едва не упал, пытаясь удержать ее.
В темном небе сверкнула молния, и Джорджиана заторопилась под серый мраморный купол, покоящийся на ионических колоннах. Она изо всех сил старалась не хромать, но потерпела полный провал. Обернувшись, она смущенно посмотрела на Куинна.
Дождевая вода струилась по его убийственно спокойному лицу, задерживаясь в ложбинке на подбородке.
– Послушай, Джорджиана. Ты нездорова. Не время и не место обсуждать важные вопросы, – сказал он, убирая со лба блестящие мокрые волосы.
– Напротив, я думаю, именно сейчас самое время обсудить то, что привело тебя сюда.
– Я не способен отказать даме, – невозмутимо согласился он. Кажется, ничто не может вывести его из себя. – Почему бы тебе самой не рассказать мне, зачем я приехал, раз уж ты все знаешь.
– Леди Гвендолин Элсмир поручила тебе прогнать корыстную самозванку и всех ее родственников с благословенных земель Пенроуза, чтобы ее светлость могла снова здесь воцариться.
Надо отдать ему должное. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Нет-нет, Джорджиана, ты ошибаешься. Я должен гнать пинками тебя и твое наглое семейство до самого Уилтшира. И по возможности вымазать вас дегтем и вывалять в перьях. Но я верю, да, верю, что в награду удостоюсь чести стать супругом дражайшей кузины Генриетты. – Словно подчеркивая абсурдность этого заявления, сова, обитавшая в дупле старого дерева и растревоженная грозой, гулко заухала.
Джорджиана просто не знала, плакать ей или смеяться. Ужасно несправедливо, что ему почти удалось рассмешить ее, когда она желала продемонстрировать свое негодование. Но Генриетта! Она на семь лет старше Куинна. К тому же Господь, наделив ее редкостным мужеподобием, расщедрился и добавил злобный нрав, освободив окружающих от необходимости испытывать к ней мало-мальски теплые чувства.
– Что ж, видимо, я разучился смешить тебя. В таком случае, может быть, ты позволишь мне изложить главную причину моего приезда?
Он посмотрел на нее и склонил голову набок, в точности так, как обычно делал Энтони. У Джорджианы защемило сердце, и она только молча кивнула.
– Полагаю, ты знаешь лондонского управляющего мистера Тилдена? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Он ознакомил меня с положением дел во всех владениях Фортескью и показал отчеты из Пенроуза за прошлый год. Я обратил внимание…
– На значительное увеличение расходов. Я знаю, и могу объяснить… – Она остановилась.
Он выглядел таким спокойным, таким бесконечно терпеливым, как будто готов нести на своих плечах все тяготы мира.
Не говоря ни слова, он смотрел на нее, явно что-то обдумывая. Что? Она понятия не имела. Он всегда держал свои мысли при себе, позволяя любителям поболтать делать из себя дураков.
Не замечая ничего вокруг, Джорджиана смотрела в его глаза. Ах, какой дивный оттенок приобрели зеленые ободки, будто впитавшие частицу тумана, оставшегося после дождя. А когда кончился дождь?
– Итак, ты говорил… – сказала она, пытаясь сохранить остатки самообладания.
Он откашлялся.
– Я приехал в первую очередь затем, чтобы выяснить, почему изменился почерк, которым написаны отчеты из Пенроуза. – Он выдержал паузу. – Сначала почерк становился все менее твердым, а отчеты за последние месяцы и вовсе написаны другой рукой. Как здоровье твоего отца, Джорджиана? Заодно мне хотелось бы узнать, почему молодая маркиза Элсмир чинит кормушки в свинарнике?
Она же знала, что рано или поздно он спросит об этом. Но, как обычно, ему удалось усыпить ее бдительность, а потом застигнуть врасплох. Джорджиана набрала в грудь побольше воздуха, выпрямилась и постаралась принять величественную позу. Самую величественную из тех, что может принять дама, с ног до головы покрытая помоями, заляпанная грязью и вымокшая под дождем.
– Просто мне нравятся свиньи. Я люблю их кормить.
– Джорджиана… – Куинн тяжело вздохнул. – Послушай, я замерз и ужасно устал, а у тебя болит нога, и ты тоже продрогла, хотя, вероятно, и под пыткой в этом не признаешься. Сейчас нам надо добраться до дома. Однако в ближайшее время – в течение двадцати четырех часов, если быть точным, – я навещу твоего отца.
Она опустила глаза.
Он снова вздохнул:
– Но ты отчасти права. На следующей неделе я продолжу осмотр имений и отправлюсь на север. До моего отъезда нам нужно обсудить еще один вопрос. Твой брак с… моим кузеном. И связанные с этим формальности. Оставляю за тобой право выбора времени и места для нашей беседы.
Джорджиану неприятно задела его странная пауза и нежелание назвать Энтони по имени.
– Беседовать практически не о чем.
– Мы оба знаем, что законность вашего брака оспорена. Но мы разберемся с этим до моего отъезда. Кстати, – он отвел взгляд, – вопреки расхожему мнению, меня порадовало известие о том, что он женился на тебе. Вас всегда связывали особые отношения. Вы с детства были неразлучны.
– Тесная дружба связывала не только Энтони и меня. Нас было трое, разве ты…
Ее слова остались незамеченными.
– По крайней мере, у него появился шанс изменить свою жизнь к лучшему. – Он подошел ближе. – Только ты могла бы заставить его свернуть с выбранного им пути. Ты человек дела и здравого смысла. Глупые романтические метания не в твоей натуре.
– Приятно слышать, – сухо сказала Джорджиана, взяв себя в руки. – Мужчинам давно пора понять, что при выборе жены необходимо руководствоваться исключительно ее деловыми качествами.
Она думала рассмешить его, но он даже не улыбнулся. А какой была его жена? Она задавалась этим вопросом тысячи раз, перечитывая светскую хронику, превозносившую до небес красоту и элегантность его избранницы. Само собой разумелось, что он женился по большой любви. Известие о его свадьбе вдребезги разбило ее бедное сердце. И в каждом осколке жила память о крушении заветной мечты юности.
– У тебя всегда было свое представление о том, что и как надо делать. Но я высоко ценю организованный склад ума. Надеюсь, у нас будет время все обсудить более подробно. У тебя нет причин меня опасаться. Я твердо решил начать новую жизнь. Я никогда не думаю о прошлом. Довольно… – Он посмотрел на серое небо и прищурился. – Опять начинается дождь. Раз ты так отчаянно сопротивляешься, я не могу нести тебя на руках. Я кого-нибудь сюда пришлю. Но если ты сдвинешься с места до того, как за тобой приедет экипаж…
– Почему ты никогда не думаешь о прошлом? – прошептала она. – Я только о нем и думаю.
Куинн посмотрел на нее. Дождевая капля тихо скользнула по его коротким волосам и упала на широкое плечо. Он отвернулся и пошел прочь, не вымолвив ни единого слова.
– О! – воскликнула Джорджиана. – Не уходи. Что с тобой случилось? Ты изменился. Раньше ты никогда не уходил вот так, вдруг. Вернись. Я расскажу тебе обо всем, что тебя интересует. – Она замолчала. Он шел очень быстро и наверняка не слышал ее из-за шума доведя. – Будь ты проклят, Куинн Фортескью, – прошептала она.
А предательский ветер подхватил ее слова и донес их до Куинна. Он невольно улыбнулся. Маленькая Джорджиана Уайлд становилась сущей чертовкой, если решала продемонстрировать характер.
После обеда Куинн расположился в уютной библиотеке Пенроуза. В своей библиотеке.
Но пока он чувствовал себя здесь чужим. Казалось, призраки двух предыдущих обладателей титула парят в сумеречной тени, дразнят его и побуждают к воспоминаниям. Нет, черт возьми, пусть прошлое остается в прошлом.
Он расположился поудобнее в мягком кресле, глубоко затянулся сигарой и, глядя на тлеющий огонек ее кончика, задумался о весьма непростой проблеме, имя которой Джорджиана Уайлд, ныне Фортескью.
Он поморщился. Сегодня ей почти удалось разрушить непроницаемый фасад, который он являл миру. Обычно он взвешивал каждое слово, прежде чем позволить ему сорваться с языка, и всегда избегал всяких беспорядочных сцен. И о чем он думал? Куинн покачал головой.
Джорджиана совсем не изменилась. Он улыбнулся, вспомнив о потрясающе сочных эпитетах, которых удостоилась королева свиней Гвендолин. Годы никак не смягчили характер Джорджианы и только слегка сгладили внешнюю угловатость, Джорджиана, что называется, не обещала стать красавицей – и не стала. Темные волосы, темные глаза, темная от загара кожа – полная противоположность утонченной изысканности. Полная противоположность Синтии.
