Текст книги "Всего один поцелуй"
Автор книги: София Нэш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Глава 13
28 августа – список дел
– проверить счета – опять;
– навестить дам в Пенроузе – опять;
– составить меню – опять;
– попросить миссис Киллен нанять еще одну служанку – опять;
– написать Грейсону – опять;
– просмотреть документы на собственность, предложенную Люком… опять.
Джорджиана держала в руке благоухающий цветок, просматривая учетные книги, которые ей принес мистер Браун. Последние две недели кто-то, вероятно Майлз, подъезжал к Литтл-Роуз утром и оставлял на пороге цветок – всегда розу, но каждый раз другого сорта, – для нее, как было указано в записке. Джорджиана полагала – в глубине души он джентльмен и считает своим долгом снабжать девушку, по ее признанию, не имеющую кавалера, букетами. Так глупо с ее стороны было признаться, что раньше она никогда не получала цветов. К сожалению, она не так хорошо разбирается в языке цветов, как Розамунда или ее мягкосердечный брат.
Обычно она уносила цветок с собой, поднимаясь по холму в большой дом, и, навещая дам, расположившихся в покоях Пенроуза, вела себя так, будто все чудесно и абсолютно нормально. И как правило, кто-нибудь из лакеев прерывал ее обход, сообщая, что мистеру Брауну необходимо ее присутствие. Она с благодарностью уходила в комнаты управляющего, которые медленно, но верно становились комнатами мистера Брауна. Даже стены уже впитали аромат его воды для волос.
Она совсем не была глупой. Она понимала, что мистер Браун пытается отвлечь ее от унижений, которые она испытывала во время вынужденного общения с Гвендолин Фортескью, – настолько, насколько это было возможно.
О, как же это все ужасно! И особенно сильно ее ранила постоянная опека со стороны Аты.
– Моя дорогая Джорджиана, – сказала однажды маленькая вдовствующая герцогиня утром. – Так как ты, Розамунда, Грейс и я являемся четырьмя самыми высокопоставленными леди в Корнуолле, я думаю, мы должны заказать совместный портрет. У Грейс есть чудесный знакомый художник в Лондоне. – И, не дожидаясь подтверждения от Грейс, Ата продолжила: – Разумеется, Сара и Элизабет тоже должны быть на портрете.
Следующие пятнадцать минут Гвендолин Фортескью пыталась присоединиться к затее.
– Возможно, ваша светлость позволит также принять участие и моим дочерям? Генриетта и Маргарет сейчас у моей сестры, но я могу написать им. Они замечательно дополнят композицию… возможно, даже я могла бы… – Она растеряла всю уверенность, увидев сухое выражение лица Аты.
Новой тактикой Гвендолин было полностью игнорировать Джорджиану. Она просто не смотрела на нее, даже когда им приходилось разговаривать. С другой стороны, вдовствующая маркиза не осмеливалась и оскорблять ее.
Через некоторое время Ата избавилась от маркизы под каким-то смехотворным предлогом, и унижение Джорджианы достигло предела.
– Моя дорогая Джорджиана, существуют лишь две причины, по которым я терплю ее. Во-первых, я приняла решение не уезжать в Эмберли до тех пор, пока ваш конфликт с этой ужасной женщиной не уляжется. И мне нужно оставаться здесь, дабы быть уверенной, что она ведет себя подобающим образом.
– Не важно, что она говорит, – добавила Грейс. – Все мы знаем, вы сочетались законным браком с ее сыном. Вы маркиза, и мы на вашей стороне.
Элизабет и Сара, касаясь ее рук, тоже принялись выражать свою поддержку. Джорджиана, однако, в тот момент совсем не чувствовала себя маркизой.
– И еще! – продолжила Ата, улыбнувшись Грейс. – Я готова поставить свой черный жемчуг на то, что меньше чем через год среди нас появится леди, которая разделит с вами титул. Вы будете почти сестрами.
Грейс нежно сжала загрубевшие пальцы Джорджианы и поцеловала ее в затылок.
– Мне так не терпится стать твоей сестрой, Джорджиана, – прошептала она.
Джорджиана почувствовала, что не в силах заставить себя открыть рот.
К счастью, появился лакей и избавил ее от необходимости отвечать.
Вздохнув, она опустила взгляд на стопку учетных книг, оставленных для нее мистером Брауном. Помимо этого, уже хорошо ей известного занятия, Джорджиане предстояло изучить документы на собственность в округе Пенроуза, которые прислал герцог Хелстон.
Вдруг она заметила среди документов новые. Бросив взгляд на описание, Джорджиана сразу же заинтересовалась. Речь шла о месте на холме, не больше пятисот ярдов от моря. Безусловная находка, особенно если соотнести размер и цену. Хм… весьма многообещающе.
Скрипнула дверь, и в комнату проскользнула Фэрли Фортескью. Ее глаза так напоминали отцовские – хотя и не цветом, но формой. Загнутые ресницы и прямые брови. Джорджиана неожиданно подумала, не преследует ли Куинна образ жены в облике его дочери?
– Ты уже закончила заниматься на фортепиано, милая?
Фэрли кивнула со страдальческим выражением лица:
– Мистер Тайлер сказал, что сегодня пострадала только одна из его барабанных перепонок.
Джорджиана с трудом удержалась от улыбки.
– Пожалуй, это о многом говорит – ведь, если я правильно помню, однажды, почти двадцать лет назад, он заявил мне, что я уничтожила весь его мозг.
Фэрли прыснула и вприпрыжку подбежала к ней.
– А еще я провела полчаса за вышиванием, которое мне поручила миссис Киллен.
– Целых тридцать минут?
– Ну, может быть, двадцать девять, – прошептала девочка.
– Надеюсь, на самом деле не меньше четверти часа?
– Знаешь, а ты намного опаснее, чем старая Бидцлуорд.
Джорджиана рассмеялась:
– Просто я хочу, чтобы ты испытала все самое лучшее в жизни, дорогая моя. А все благородные леди играют на музыкальных инструментах или поют…
– Думаю, все знают – петь я не умею. – Девочка закатила голубые глаза.
– А еще они вышивают и…
Фэрли снова перебила ее:
– Меня вполне устроит и не самая лучшая жизнь на свете, если при этом мне не нужно будет вышивать.
– И уж точно они не перебивают…
– Ата перебивает!
– …своих друзей, – с улыбкой закончила Джорджиана.
– Прости меня, Джорджиана.
– Все хорошо, дорогая. Я сама в последнее время часто нарушаю это правило.
Фэрли заинтересованно взглянула на учетные книги.
– Ой, давай скорее начнем. Ты говорила, я смогу написать записку на мельницу рядом с Пензансом. А почта уже пришла? Надеюсь, человек, которому ты написала в Шотландию, продаст нам своих овец. А еще ты обещала, что зимой мне можно будет посмотреть, как рождается ягненок. Ты не забудешь, правда? Я впишу сегодня в учетные книги числа?
– Надо говорить «можно ли мне?»
– Можно ли мне вписать числа в учетные книги? Джорджиана передала девочке затянутую в кожу книгу вместе с листком бумаги и чернилами.
– Поточи перо, дорогая. И конечно же, я не забыла о своем обещании. Я уже договорилась с мистером Брауном и скажу твоему отцу, перед тем как уехать.
Фэрли широко распахнула глаза:
– Но ты же ведь уедешь еще не скоро. Это же долго – искать дом. Ну почему все всегда должны куда-то уезжать? Почему люди не могут жить всю жизнь на одно м месте?
Джорджиана не решилась солгать ей и пообещать часто ее навещать. Она сильно сомневалась, что сможет вынести необходимость регулярно приезжать в Пенроуз. Это было бы несправедливо по отношению к Грейс и Куинну и по отношению к ее собственному хрупкому сердцу.
– Возможно, ты не так расстроишься из-за моего отъезда, если я подарю тебе все свои краски и холсты, когда буду уезжать. Однако не раньше, – добавила она, увидев, как девочка расплылась в радостной улыбке. Фэрли захлопала в ладоши, но потом остановилась.
– Да, но ведь рисовать без тебя будет совсем не так весело.
– Может быть, твой отец будет рисовать с тобой. Насколько я помню, он любил этим заниматься, когда был ребенком.
– Папа? Он любит рисовать?
Джорджиана протянула ей перочинный ножик.
– Да, однако довольно разговоров. Пора браться за работу, если мы вообще хотим когда-нибудь закончить.
Куинн наблюдал через дверной проем за тем, как две женские головы склонились над столом – одна маленькая и светлая, другая блестящая темная. Две руки в унисон водили перьями. А две правые ноги неторопливо постукивали по полу.
Он сглотнул.
Он не осмелился прервать их: Джорджиана даже не подозревает, сколько раз за последние две недели он наблюдал за ними. Джорджиане удавалось то, с чем не справлялись многочисленные гувернантки и учителя до нее.
Фэрли читала, писала и даже складывала и вычитала числа, и это поражало его и согревало ему душу.
Он всегда тщательно скрывал свой страх, что его дочь может унаследовать изменчивый характер своей матери, и никогда не будет прикладывать усилий для развития своего ума. Никогда не будет беспокоиться о чем-то, не связанном с простыми развлечениями – модой, картами и сплетнями.
И вот Фэрли сидела перед ним и писала письма. Да, это были письма фермеру, но все-таки это были письма.
Он взглянул на темноволосую голову Джорджианы, и его захлестнула волна тепла. Он вспомнил, какие мягкие у нее волосы, как они блестели при свете луны. От этого воспоминания его тело напряглось, и он подумал, а вдруг она сейчас носит его ребенка? Он часто думал об этом. Куинн безумно хотел защитить ее, заботиться о ней, и вместе с тем он помнил – она не нуждалась в защите или заботе. Он покачал головой.
Ее перо замерло, и она подняла голову.
Темные большие глаза встретились с его взглядом, и Куинн замер. Как же она знакома ему. Он знает ее дольше, чем любого другого человека в своей жизни. Хотя бы в одном человеке он видел хорошее – и только хорошее. И она любила его по-своему – хотя и не так, как любила Энтони. Куинн был вынужден признаться себе – он давно догадывался, что небезразличен ей. Ему, безусловно, повезло.
И все несчастья, которые ему пришлось перенести, показались чуть менее значительными.
Он прокашлялся.
– Как я понимаю, вы, юные леди, трудитесь здесь уже почти два часа.
Фэрли вскочила и подбежала к нему.
– Папа! О, это намного-намного интересней, чем те примеры, которые меня заставляла решать старая Бидцлуорд.
– Осмелюсь предположить, что так оно и есть. И сколько же овец вы решили прибавить к нашему стаду?
– Глупый. Мы с Джорджианой обсуждаем все с мистером Брауном, прежде чем решать сколько. А ты знал, что шерсть у саутдаунской мягче, чем у лейчестерской? Но если скрестить их…
– Так вы теперь обсуждаете скрещивания? – Он покачал головой.
– Так, чуть-чуть, – быстро ответила Джорджиана. – Совсем чуть-чуть.
– Хм. Возможно, я не зря заглянул сюда.
– А зачем ты пришел сюда, папа? Мы с Джорджианой не любим, чтобы нас отрывали от дел, – сказала Фэрли повелительным тоном. – По крайней мере, Джорджиана так всегда говорит.
– Тогда, полагаю, мне придется уйти отсюда и съесть всех червей самому, – ответил он.
Широкая улыбка озарила лицо Джорджианы. Улыбка, какой Куинн не видел уже очень давно.
– Понятно, – подмигнула Джорджиана его дочери. – Это всегда было нашим тайным кодом для рыбалки.
– О, если так, то я тоже хочу пойти поесть червей, – заявила Фэрли. – Надеюсь, мне не придется на самом деле, их есть? Я, конечно, буду, если ты будешь, но вообще-то мне совсем не хотелось бы.
Куинн рассмеялся, поднял дочь на руки и поцеловал в кончик носа.
– Червей ест только тот, кто последним поймает рыбу.
Она счастливо завизжала.
– Ну, значит, это буду не я и не Джорджиана, папа. – Она вывернулась из его рук и побежала к двери. – Догоняйте.
Куинн взглянул на Джорджиану после того, как шаги Фэрли затихли в коридоре. Он поклонился и предложил ей свою руку.
– Ты же присоединишься к нам?
Она беспомощно пожала плечами и кинула взгляд на недописанное письмо.
– Пожалуй, мне не стоит. Эти письма должны быть отправлены сегодня.
– Когда это ты решила взвалить на свои плечи бремя всего мира?
Она засмеялась:
– Забавно. Я бы могла спросить тебя о том же.
– И вероятней всего получила бы тот же ответ. Пойдем, Джорджиана, ты же не откажешься от приключений, не так ли? И к тому же, – он наклонился и заговорщически зашептал: – я видел, как сюда идет Гвендолин.
Джорджиана печально улыбнулась.
– Ты слишком хорошо знаешь, как меня уговорить.
– Нет. Мне просто очень не хочется, есть червей, а моя дочь уже получила достаточную фору.
– О, – ответила она, быстро вставая. – Даже не думай, что я поймаю меньше рыбы, чем ты.
Для рыбалки было слишком жарко. Вместо рыбы рядом с крючками плавали крохотные мальки. И в довершение всех бед появилась выдра. Издевательски тряся своими усами, она принялась нырять в холодную темную глубину водоема.
Фэрли выжидательно посмотрела на отца и прихлопнула насекомое на его красной шее.
– Папа?
– Да, любовь моя?
– У меня есть предложение.
– Хм, слушаю тебя.
– Я готова признать свое поражение и съесть крошечный кусочек червя, если ты позволишь мне побродить по мелководью. Не купаться, ты не подумай, просто пройтись рядом с камышами. Там очень мелко, правда. Папа, сегодня так жарко, – простонала она.
Куинн почувствовал на себе взгляд Джорджианы.
– А что ты готова сделать, если я предложу тебе не просто побродить по мелководью, а искупаться? – Он повернул голову, чтобы увидеть реакцию Джорджианы.
Она улыбалась ему.
– О, папа, все, что угодно! – взволнованно закричала Фэрли и принялась развязывать свои ботинки.
– Будь осторожнее, дорогая, – предупредительно произнесла Джорджиана. – Лучше с самого начала выслушать все условия. Твой отец имел обыкновение предлагать людям, а особенно мне и своему кузену Энтони, вещи, которые те хотели больше всего на свете, в обмен на что-то, чего они совсем не желали делать.
Куинн инстинктивно сжал кулаки при упоминании имени Энтони и нахмурился. Что же она имела в виду? Но на раздумья не было времени. Фэрли уже скинула с себя платьице, стянула чулки и подбежала к кромке воды.
– О… ил такой мягкий и прохладный. Папа, это настоящее блаженство.
– Подожди! – крикнул он ей, сражаясь со шнурками. – Не заходи глубже.
Он сбросил с себя всю одежду, кроме нижнего белья и рубашки, и нырнул в озеро.
В следующий момент Джорджиана вынырнула рядом и рассмеялась.
Капли воды застыли на ее ресницах, тонкая сорочка прилипла к телу. Джорджиана подняла лицо к солнцу, и широкая невинная улыбка осветила ее лицо. Она поднялась на цыпочки, показав свое гибкое тело. Белье плотно облегало ее, подчеркивало контуры высокой груди, стройной талии и плоского живота.
Боже. Она выглядела почти так же, как много лет назад. Только теперь было очевидно, что это уже не девочка. Она стала стройной соблазнительной женщиной.
Она повернулась к Куинну, и он был потрясен ее красотой.
Он почувствовал, как у него вскипела кровь, и был рад тому, что большая часть его тела скрыта под водой.
– Папа, смотри, как я плаваю. – Дочь ловко перевернулась в воде, тем временем Джорджиана снова нырнула и подплыла к ней. Куинн дошел по мелководью до них. Глаза дочери были открыты, на лице было написано неописуемое блаженство. На губах застыла улыбка счастья.
Он поклялся, что будет заботиться о том, чтобы отныне на лице дочери это выражение появлялось хотя бы раз в день.
– Отсюда намного лучше видны птицы, – громко сказала Фэрли, помотав головой, чтобы избавиться от воды, попавшей в уши. – Возьми мою руку, папа. Ты тоже, Джорджиана. Нет, поддерживать меня не нужно.
Они оба взяли девочку за руки и посмотрели вверх. Глядя на дневное яркое небо, Куинн вспомнил, как они убегали из дома почти каждый летний день. Только тогда между двумя мальчишками была Джорджиана – до тех пор, пока Энтони не начинал утаскивать ее под воду и щекотать.
Кузен всегда был влюблен в нее. Во всяком случае, настолько влюблен, насколько позволяла ему его эгоистичная натура.
И Джорджиана всегда предпочитала Энтони ему.
Она всегда смеялась чуть громче и чуть дольше, когда тот был рядом.
Воспоминания о детской дружбе были, вероятно, единственной причиной, по которой Куинн не потребовал у своего кузена сатисфакции десять лет назад, когда они последний раз виделись, и он был готов убить его.
Хотя тогда дуэль казалась единственным способом не сойти с ума.
Глава 14
Джорджиана недоверчиво посмотрела на капельки крови на сорочке и крепко зажмурилась. Она должна испытывать облегчение. Она должна быть без ума от радости. Но ничего подобного она не чувствовала. Наверное, все дело в пережитом потрясении.
У нее была задержка. С другой стороны, такое иногда случалось, когда она из-за чего-нибудь сильно волновалась. В последнее время волнений было предостаточно, однако она убедила себя в том, что беременна, и страшно радовалась этому. Если не удалось добиться от Куинна любви, то, по крайней мере, с ней навсегда останется его часть, материальное доказательство страсти, охватившей их однажды. Хотя, конечно, после смерти Энтони она обязана истребить в себе безумное желание иметь ребенка.
Что ж, его не будет.
Ей следовало бы радоваться.
Но хотелось – плакать.
Теперь придется встретиться с Куинном наедине и, преодолев стыд, известить его, что у них не будет ребенка. А значит, напомнить ему о случившемся между ними.
О чем он явно сожалел, судя по времени, которое он проводил в веселых прогулках по округе с очаровательной Грейс Шеффи и другими вдовами.
Джорджиана закрыла глаза и пожелала про себя, чтобы он не проявил свое облегчение слишком очевидно.
Ну что ж, те, кто позволял своим тщательно скрываемым секретам и давним мечтам всплыть наружу, всегда страдали от последствий этого.
Большую часть дня Джорджиана избегала его и наконец взвинтила себя до состояния ребенка, которому сейчас вырвут зуб.
Куинн отправился с вдовами, или красотками, как он продолжал их называть, на длинную прогулку по древним кладбищам друидов. Джорджиана отказалась, выдумав какое-то оправдание, и теперь вынуждена была наблюдать, как ее друзья возвращаются парами, смеясь и разъясняя свой план – оставить Куинна и Грейс наедине.
Последними вернулись две герцогини Хелстон. И младшая бросила на Джорджиану многозначительный взгляд, пока старшая болтала о замечательном плане.
Розамунда незаметно подошла к Джорджиане, когда Ата слезла с лошади и принялась кормить животное гигантским яблоком:
– Если Грейс опять придется страдать, я тебя не прощу, – прошептала Розамунда.
– Мы уже говорили об этом, – тихо ответила Джорджиана.
Розамунда потянула ее к своей лошади:
– Когда ты собираешься поставить его перед выбором?
– Уже поставила. Я сказала ему.
– Что? Подожди минутку, я должна тебя выслушать. Ата, – крикнула Розамунда, – могу поклясться, из дома доносится плач Каро и Генри. Ты не присмотришь за ними, пока мы с Джорджианой обсудим двух лошадей, которых она так настойчиво хочет купить. – Розамунда подмигнула ей.
– Конечно, Розамунда, – ответила Ата, не дожидаясь дополнительного приглашения провести время с ее любимыми правнуками. – О, я так люблю маленьких детей. Надеюсь, у Грейс и Куинна будет ребенок уже следующим летом. Так здорово, если у Каро и Генри будет друг. И подумать только, может быть, уже через пару десятков лет мы будем планировать свадьбу между нашими семьями… наконец.
Розамунда закатила глаза. Джорджиана не могла удержаться от грустного смеха.
Ата исчезла, насвистывая свадебный марш.
– Ты знаешь, что не стоит слушать Ату, милая, – обратилась к ней Розамунда. – Я ее люблю и никому не позволю ее обидеть, но в данном случае она не права. Мы обе это знаем. И если мы такие одни, то значит все остальные – слепые дураки. Теперь скажи мне, что ты ему сказала?
– То, что ты так и не набралась смелости сказать Люку в прошлом году.
– Неужели… – Розамунда широко распахнула глаза.
– Да. И он не ответил мне тем же.
– Что? – не веря своим ушам, переспросила Розамунда.
– Не всех ждет сказочный конец, Розамунда.
– Не могу поверить. Ты сказала, что любишь его, а он ничего не ответил?!
– Нет. Он назвал меня своей «дорогой, милой Джорджианой» и ничего не ответил.
– Я убью его. – Розамунда потянула ее за собой мимо стойл, когда появился конюх. – А еще лучше, позволю Люку убить его. Муж только ждет повода, чтобы это сделать. Когда мы вернулись домой после бала, он изливал неудержимый поток ругательств и немедленно принялся точить два дуэльных меча, средневековую саблю и маленький кинжал. – Она покачала головой.
Джорджиана с трудом удержалась от вздоха.
– Джорджиана?
– Да?
– Он не позволял себе никаких… вольностей по отношению к тебе?
Джорджиана не отвела взгляда.
– Все-таки я убью его сама.
– Я не буду обсуждать случившееся, Розамунда. Это был мой выбор.
– Тем маленьким кинжалом, во сне.
– Как будто ты сама не поступила так же с Люком Сент-Обином прошлым летом, когда…
– Там все было совсем по-другому! – перебила ее Розамунда, но тут же замолчала. Мягкая улыбка появилась у нее на губах. – Хотя, возможно, и нет. Но…
Снаружи раздался стук копыт, и через несколько секунд Куинн и Грейс появились в воротах конюшни.
Джорджиана притянула Розамунду ближе:
– Прошу тебя, выведи отсюда под каким-нибудь предлогом Грейс. Мне нужно поговорить с Куинном.
Розамунда подняла брови.
– Пожалуйста… – попросила Джорджиана.
– Хорошо, но только чтобы ты могла задушить его без свидетелей. Иначе я вернусь в течение недели и сделаю это сама.
Джорджиана вошла в ближайшее стойло, делая вид, что собирается осмотреть крепкого, серого в яблоках, охотничьего жеребца, приведенного утром из известных Годолфинских конюшен поблизости. Сладкий аромат люцерны ударил ей в ноздри. Джорджиане нравился этот запах. Он напоминал о весне и поездках по лугам и вдоль берега. Она посмотрела в умные глаза жеребца и ласково погладила его шею. Внимательно осмотрела рану на его ноге.
Женские голоса затихли вдали. Слышалось только тихое фырканье лошадей, мирно жующих овес.
В стойле потемнело, и она поняла, что за ее спиной стоит Куинн.
– Как ты думаешь, заживет?
– Не знаю. Сомневаюсь… Очень жаль. И трех месяцев еще не прошло с тех пор, как я его увидела, – произнесла она, – и тогда я мечтала о возможности купить его для Пенроуза. У него был замечательно легкий шаг.
– Его лягнула другая лошадь? – Куинн вошел в стойло.
– Да, на пастбищах Годолфина.
Длинные тонкие пальцы Куинна бережно ощупали рану.
– Конюх как раз думал, что с ним делать, когда я приехала туда на прошлой неделе искать для тебя охотничьего жеребца, – пояснила она.
– Мистер Браун рассказал мне. – Он встал рядом и наклонился к ней. – Джорджиана… ты всегда ставила нужды окружающих и поместья выше своих собственных. А сама скромно держалась в тени. Полагаю, никто не удосужился хоть раз поблагодарить тебя. – Он сжал ее ладони. – Позволь мне исправить эту ошибку и сказать тебе спасибо.
Ее настолько переполняли беспокойство и смущение из-за того, о чем она хотела ему сообщить, что она высвободила руки и, как обычно, не ответила на комплимент:
– Я подобрала симпатичную гнедую кобылу. Она в следующем стойле, ждет твоего осмотра.
– Да, я знаю. Я уже опробовал ее и решил купить.
– В таком случае я распоряжусь, чтобы этого жеребца забрали.
– Нет…
– Тебе не нужно оставлять его только из-за того, что я его сюда привела. Это бессмысленно. Возможно, если бы он не был так тяжело изувечен, но очевидно… – Она замолчала, когда их ладони случайно встретились на крупе коня, и Джорджиана уронила руки.
– Я уже заплатил за него, Джорджиана, – произнес Куинн глубоким, успокаивающим голосом. – Он остается здесь. Я сам буду заботиться о нем. Я уже почти забыл, какое наслаждение испытывал, ухаживая за животными здесь.
– Я должна тебе кое-что сказать, – быстро проговорила она, пока храбрость не оставила ее. – Я… Я не ношу ребенка. Я, ну, я… уверена.
Наступило молчание. Джорджиана не могла набраться смелости взглянуть ему в лицо. Вместо этого она снова погладила коня по ноге и заставила животное подняться, чтобы изучить стрелку копыта.
– По крайней мере, копыта крепкие. Возможно, если накладывать компресс на…
– Джорджиана, – перебил ее Куинн.
Она продолжала говорить:
– …воспаление дважды в день, со временем он оправится.
Тень накрыла ее, и он оторвал ее руку от жеребца.
– Джорджиана, посмотри на меня.
Она так и сделала.
– Мне жаль, – тихо произнес он.
– Что?
– Мне жаль, что ты не носишь под сердцем ребенка. По его отстраненному лицу невозможно было понять, говорит он правду или нет. Не может же такого быть, чтобы он действительно хотел ребенка от нее.
– Очевидно, ты не веришь мне, – тихо сказал он, – но, видишь ли, дело в том, что я хотел бы однажды иметь ребенка, в которым текла бы моя кровь.
– Я не понимаю. Фэрли…
– …Моя дочь, – твердо произнес он. – Всегда была и всегда будет моей дочерью. Я люблю ее всем своим существом и убью всякого, кто посмеет ее обидеть. Но она не…
Джорджиана застыла.
– Я знаю, ты никому не расскажешь, Джорджиана. Я хочу, чтобы ты знала – я сказал правду. И я все равно прошу тебя выйти за меня замуж. То, что мы сделали… То, что я сделал… Не важно, родится ли от этого ребенок или нет.
– Нет, – ответила она. – Мы уже все обсудили. И я умоляю – остановись. – Джорджиана обошла коня и, посмотрев на его спину, встретилась взглядом с Куинном. – Пожалуйста, – повторила она.
– Из-за Энтони? – промолвил он. – Это все из-за Энтони, не так ли?
Она сосредоточила все свое внимание на холке жеребца.
– Да. Я не соглашусь на брак из удобства – ведь с Энтони меня связывало гораздо большее. – Конь захрапел и забил копытом. Джорджиану обуревало желание разрыдаться или истерически засмеяться. По крайней мере, Энтони ее любил. Возможно, он не скрашивал бы ее ночи, но, по крайней мере, хотя бы один человек ее любил. И теперь он дал ей возможность избежать брака с человеком, который хотел жениться на ней только из чувства долга. – Куинн, я…
Раздался мелодичный голос Грейс Шеффи:
– Джорджиана! Куинн! Где вы? Простите, сэр, вы не видели, его светлость не выходил из конюшни? Или мисс Уайлд, точнее леди Элсмир… леди Джорджиана?
Господи! Даже Грейс не знает, как ее называть. Что она здесь делает? Это не ее мир. Она – дочь управляющего, изуродованная и вообще – неправильная.
Джорджиана быстро повернулась к Куинну:
– Я не задержу тебя более. Спасибо за коня. Ты всегда был добр, всегда жалел изувеченных существ. Спасибо. – Она присела в реверансе и ушла из стойла.
Ушла из его жизни.
«Энтони… С Энтони меня связывало гораздо большее».
Неужели он никогда не избавится от него? Даже после смерти Энтони брал все, что мог. Куинн судорожно сжал руки и попытался не обращать внимание на страшную тяжесть в голове. У него и раньше бывали приступы острой головной боли – внезапной и почти ослепляющей.
Иглы боли пронизывали мозг, пока он вел Грейс Шеффи к господскому дому.
– Вы не возражаете, если мы минутку передохнем здесь? – спросила Грейс, перед ними была старинная полуразвалившаяся каменная скамья, с которой открывался вид на нижние сады. – Сегодня так жарко.
– Конечно, не возражаю, – ответил Куинн, радуясь тени, отбрасываемой растущим рядом буком.
Грейс поглядела вдаль, неосознанно демонстрируя свою грациозную фигуру.
– Куинн… – застенчиво проговорила она, – я получила письмо от своей городской подруги – герцогини Кендал.
Он медленно и осторожно вздохнул, стараясь облегчить терзающую его боль.
– И она пригласила меня на прием в великолепное герцогское поместье в двадцати милях от Лондона.
– В Кендал-Холл?
– Да, именно туда. – Она разгладила складку на платье. – Кристина упомянула, что пошлет приглашение и вам. Прием начнется через пять недель.
– И вы хотите поехать. – Это не был вопрос.
– Да, конечно, хочу. – Она замялась и тихо закончила: – С вами.
Его голова готова была взорваться, и он, закрыв глаза, прислонился спиной к шероховатому стволу дерева. Улыбающееся лицо Энтони всплыло у него перед глазами. Куинну захотелось все забыть. Забыть прошлое. Начать жизнь заново. С кем-то достойным, с кем можно было бы провести остаток дней в дружбе и взаимопонимании.
– Грейс, – произнес он, – я почту за честь сопровождать вас. Я прикажу подготовить две кареты. Ата и другие члены вашего клуба, возможно, присоединятся к нам.
– Нет, – она залилась румянцем, – я думаю, нам хватит одной кареты.
– Как?
Она вымученно улыбнулась:
– Куинн, я знаю, мы знакомы недолго. Но с первого дня нашей встречи я чувствовала – мы очень похожи. Нас обоих удовлетворит тихая радость разумного союза. – Ее маленькие руки беспокойно теребили подол. – Конечно, это вовсе не значит, что вы должны испытывать те же чувства. Просто я много думала и поняла – жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на ожидания и пустые надежды.
– Моя милая графиня, – ответил он, – не делаете ли вы мне, случайно, предложение?
– Нет, – рассмеялась она, – я не настолько смела. Но я могу сказать, что не откажу вам, если вы сделаете предложение мне.
Она была так мила, сидя перед ним и терпеливо ожидая ответа.
– Дорогая, – мягко произнес он, встал перед ней на одно колено и взял ее изящную руку: – Вы оказываете мне большую честь, Грейс. И я буду счастливейшим из мужчин, если вы действительно согласитесь стать моей женой. Но, дабы быть абсолютно честным, я должен напомнить вам – в таком случае вы станете мачехой моей не очень послушной дочери.
Грейс улыбнулась. Румянец исчез с ее щек.
– Ну, полагаю, я должна сказать вам, что я была единственным ребенком в семье, и из моих родственников никого не осталось в живых. И вашей дочери не следует быть такой же одинокой, как я в детстве. Если вы согласитесь, я подарю ей брата или сестренку. – Она вдруг заторопилась: – И еще я хотела бы…
– Все, что пожелаете.
– Я бы предпочла не объявлять о нашей помолвке до отбытия на прием.
– Почему?
– Потому что я научилась не принимать поспешных решений. Признаться, я затеяла этот разговор, чтобы узнать, намерены ли вы жениться второй раз. Но теперь, когда мы поделились своими мыслями друг с другом, нет необходимости спешить.
Прелестная и разумная женщина…
– Грейс, дорогая, я не уверен, что достоин вас, но сделаю все возможное, чтобы вы были счастливы.
Она поправила жемчужное ожерелье, улыбнулась и прошептала:
– Я хотела сказать вам то же самое.
– Нам с вами будет очень хорошо, – сказал он и поцеловал ее пальцы, нежные и мягкие. Совсем не такие, как у Джорджианы.
Кровь застучала у него в висках, и он рассердился на себя за то, что даже в этот момент думал о Джорджиане.
Голова продолжала мучить его всю следующую неделю. Боль наконец отступила за обедом однажды вечером, когда он наблюдал за сияющей Грейс, сидящей по левую руку от него, и Атой по правую. Джорджиана всегда сидела на противоположном конце длинного стола, скрытая большим букетом цветов.
За столом присутствовал также герцог Хелстон, пристально смотревший на него и как будто собиравшийся освежевать Куинна серебряным разделочным ножом. Герцогиня казалась готова последовать примеру мужа и вымазать маркиза дегтем. Слава Богу, сегодня здесь были еще и мистер Браун, развлекавший всех, и Сара Уинтерс, всегда и со всеми вежливая.
